Форсированный рывок

Хлебозаготовительный кризис 1927/28 гг. существенно повлиял на политику государства в колхозном строительстве. Решение всех проблем виделось в массовой коллективизации, которая стала реальностью после статьи Сталина «Год великого перелома», опубликованной 7 ноября 1929 г. в газете «Правда».

Уже к 1 марта 1930 г. в Тюменском, Тобольском и Ишимском округах было включено в колхозы более 70% всех крестьянских хозяйств. Таких результатов можно было добиться лишь с помощью репрессий. Повсеместно активизировалась деятельность ОГПУ, прокуратуры, особоуполномоченных «по выявлению преступной деятельности кулацко-зажиточной части деревни».

В Юргинском районе жителей деревни Дмитриевка, не желающих вступать в колхоз, выселили в течение одной ночи. Газета «Красное знамя» сообщала, что уполномоченные «в 15—30 минут глубокой ночью вышибали бедняков и середняков из их избушек и гнали за 15 километров в чужую деревню». Крестьянам в Ново-Заимском районе предлагалось подписать на выбор два списка: один для вступающих в колхоз, другой — для отказывающихся — в край ссылки.

Подобное творилось и в других районах Тюменского края. Именно о них писал в письме на имя Сталина крестьянин Талицкого района Тюменского округа Н. М. Затопляев: «Эх, т. Сталин, если бы вы смогли приехать в наше село, у вас волосы встали бы дыбом от такой политики, какую ведут наши партийцы». О том, что происходило в деревне, знали все. Тысячи жалоб и писем отправили крестьяне, пытаясь защитить себя. Иногда на собраниях принимались решения: «Мы все одинаковые, все голые. В колхоз не пойдем» (дер. Букино Тюменского района). Это давало повод для новых репрессий против крестьян. «Врагов колхозного движения» искали во всех организациях. Чистка, проведенная в Тюменском окрземуправлении, выявила там через 13 лет после установления советской власти дворян, купцов золотопромышленников, белогвардейцев.

Несмотря на массовый террор, насильственно созданные колхозы оказались непрочными и уже весной 1930 г. начинают распадаться. К маю 1930 г. в колхозах Тюменского округа осталось чуть больше 20% крестьянских хозяйств.

Одной из самых трагических страниц коллективизации стало «раскулачивание», т. е. насильственное лишение крестьянина принадлежащего ему имущества и гражданских прав. Секретные инструкции определяли, кто должен быть «раскулачен», в каких размерах следует конфисковать имущество, кого из «раскулаченных» выселять, а кого оставить на месте. По решению Уралобкома ВКП(б) 5 февраля 1930 г. было определено выселить в Тюменском округе 1500 хозяйств, в Ишимском — 1700. В марте это задание было увеличено еще на 750 семей, а в июне 1930 г. Уралоблисполком потребовал от органов ОГПУ «изъять» еще 290 семей для строительства и торфоразработок. «Раскулачивание» проводилось даже в северном Тобольском округе, до которого план не доводился.

Всего в 1930—1932 гг. в Тюменском, Ишимском и Тобольском округах «раскулачили» около 5 тыс. крестьянских хозяйств. Более 30 тыс. человек, включая женщин и детей, было выслано на промышленные стройки Урала или в необжитые северные места.

Репрессии вызывали ответное сопротивление крестьян, которое от безысходности вырождалось в политический бандитизм и уголовный террор. С разгромом наиболее крупной и опасной банды, возглавляемой братьями Пуртовыми и оперировавшей в низовьях реки Тавды до сентября 1933 г., связано злодейское убийство пионера Павлика Морозова. Его отец Трофим Морозов, избранный в 1930 г. председателем совета в селе Герасимовка Тюменского округа, стал за деньги, самогон и продукты продавать справки о «бедняцком положении» не только высланным в те места крестьянам, но и скрывающимся бандитам. За это нечестного предсельсовета привлекли к уголовной ответственности. 31 декабря 1931 г. Павлика в числе других свидетелей допросили в суде об обстоятельствах «торговли» документами. Ни о каком «доносе» на отца, о чем недавно утверждали некоторые не совсем объективные публицисты, речи не шло. Тем не менее, 76-летний дед Сергей и 19 летний дядя Данила из слепой мести убили 3 сентября 1932 г. Павлика и его младшего брата Федю. Позднее официальная пропаганда использовала этот факт для оправдания жестокой политики в отношении всего крестьянства.

В этих же целях случай получения ожогов комсомольцем Петром Дьяковым из коммуны «Новый путь» (Ишимский округ), связанный с неосторожным обращением молодого и неопытного тракториста с керосином, был выдан за террористическое нападение местных кулаков.

Во время коллективизации в Зауралье выслали из других республик и областей 31 тыс. крестьянских хозяйств, что составляло около 150 тысяч человек. На государственном уровне была создана система «спецпоселков» — лагерей для репрессированных крестьян. Шли и шли через Тюмень эшелоны с «кулацкой» ссылкой. Перемещение ссыльных строго регламентировалось, а распоряжались их судьбой спецкомендатуры. На север Тюменского края были высланы сибирские, уральские, поволжские, украинские крестьяне. Их трудом было построено в глухих, необжитых местах около 150 поселков. Более 50 тыс. крестьян оказались направленными на лесозаготовки, в строительство, сельское хозяйство и рыбную промышленность. Они построили Ханты-Мансийск, обустроили Березово, Салехард.

О том, в каких условиях жили и как работали «спецпереселенцы», свидетельствует докладная записка коменданта Ханты-Мансийского окружного отдела ОГПУ. В ней говорилось: «...За отсутствием надлежащего питания, медицинского контроля и обслуживания большая часть спецпереселенцев, потерявшая трудоспособность, не могла обеспечить выполнение плана лесозаготовок, вследствие чего леспромхоз дал распоряжение о привлечении на лесозаготовки всех без исключения спецпереселенцев без различия пола и возраста, установив нормы выработки даже для детей 12-летнего возраста и стариков по 2—2,5 кубометра в день, тогда как средняя норма выработки для взрослого рабочего устанавливалась 3 кубометра в день. По этой причине спецпереселенцы, дабы выполнить норму выработки, оставались для работы в лесу целыми сутками, где зачастую замерзали, обмораживались, подвергались массовым заболеваниям».

Сотни документов, воспоминания поселенцев позволяют зримо представить высокую духовность и трудолюбие нашего народа. Ограбленные, униженные и высланные в дремучие леса и непролазные болота русские, украинские и белорусские мужики, вздохнув, взялись за топоры и лопаты. Но не кровь пролили, а срубили в тайге новые поселки и распахали бесплодную северную землю. А в лихую военную годину спецпереселенцы, не помня зла, влились в ряды защитников Отечества. Пятеро из семей «раскулаченных» стали Героями Советского Союза, а тысячи тех, кому Сибирь поневоле стала родной, награждены за доблесть орденами и медалями.

Проведенная в стране коллективизация разрушила крепкие индивидуальные крестьянские хозяйства Зауралья, свела на нет местное фермерство и не принесла улучшения жизни народа. Чтобы сделать такой вывод, достаточно прочитать несколько писем, которые получали в 1932 г. из дома красноармейцы дислоцированной в Тюмени 65-ой стрелковой дивизии: «Живем плохо, хлеб забрали. Теперь сидим, голодаем»; «Новостей у нас особых нет. Хлеб шибко плохой, да и того нет. В коммуне народ очень голодует, дня по четыре нет ни крошки, только едят наголо конину да траву горькую»; «Работаем в колхозе по-старому, а платы вот уже девять месяцев не дают, да и взять денег правлению негде. Плохо и с кооперацией, нет ни одежды, ни обуви. Корму на коров и лошадей тоже нет, и они ходят еле живые»; «Советская власть душит крестьян. Довели до того, что мы сидим без хлеба, скоро с голоду помрем. Спроси, братец, своих командиров, как они на это смотрят, и задай вопрос своему начальству: хорошо ли мол делает советская власть».

Голодали в деревне и в городе. В октябре 1932 г. Тюменский оперсектор ОГПУ докладывал в горком ВКП(б): «Обеды, привозимые на предприятия Тюмени, бывают без хлеба, однообразны и непитательны. Суп варится из рыбы с примесью травы и мутной воды, а рыба же отсутствует. Имелись случаи, когда в рыбе попадались черви....На почве продовольственных затруднений имеется ряд фактов, когда рабочие отказываются от выхода на работу целыми сменами или уходят с производства ранее означенного времени....На судоверфи рабочие и работницы плачут. Они по несколько дней не ели, и дома у них сидят голодные дети. Со стороны рабочих отмечаются угрожающие выкрики по адресу советской власти и местных организаций».

Весной 1933 г. государство было вынуждено предоставить еще недавно богатым зауральским округам ссуду, чтобы колхозы смогли засеять поля и продержаться до нового урожая. Широкое распространение получило направление рабочих и служащих на работу в сельскую местность. Одновременно шло усиление налогового обложения и прямого давления на единоличников. Выхода у крестьянина не оставалось. Уже к концу 1934 г. было обобществлено 84,2% всех посевных площадей. Колхозно-совхозная система стала основой аграрного сектора Тюменского края.

Большую часть произведенной продукции колхозы и совхозы сдавали государству по ценам, которые не окупали затрат на ее производство. Введенная в начале 30-х гг. оплата труда колхозников по трудодням была мизерной и не могла обеспечить даже минимальный прожиточный уровень. Отсутствие заинтересованности в работе, слабая техническая оснащенность и преобладание ручного труда, невысокий уровень агротехники приводили к низким показателям сельскохозяйственного производства: урожайность зерновых была 8—10 ц с га, а от одной коровы получали молока ^/ть больше, чем от хорошей козы. Спасением для большинства крестьян было приусадебное хозяйство. Даже накануне Великой Отечественной войны здесь производилось больше мяса и молока, чем в колхозах. На приусадебном участке колхозник выращивал весь потребляемый картофель, без которого существование крестьянской семьи в то время казалось немыслимым.

Не лучшим было положение и в городе. Форсированная индустриализация, к которой приступили в конце 1920-х гг., сопровождалась гигантским напряжением человеческих сил, колоссальными нерациональными расходами и дальнейшим снижением жизненного уровня рабочих. Правда, на территории тюменских округов не намечалось строительство крупных индустриальных гигантов, основной упор был сделан на развитие лесной, деревообрабатывающей и рыбной промышленности. С этим была связана очередная административно-территориальная перестройка на территории края. В 1934 г. была упразднена Уральская область. Тогда же значительная часть Зауралья вошла в состав Обско-Иртышской области с центром в Тюмени. Однако новое образование просуществовало лишь до начала 1935 г., когда было признано целесообразным включить край в состав Омской области.

В это время главным промышленным центром Зауралья оставалась Тюмень, где в 1930 г. насчитывалось около 6,5 тыс. рабочих (в Ишиме — 600, в Тобольске — 470). Промышленную продукцию выпускали заводы «Механик», «Угольник», комбинат «Пламя», лесозаводы, пищевые предприятия. В 30-е гг. в Тюмени были построены фанерный завод, деревообделочный комбинат, фабрика им. Челюскинцев, новая электростанция, различные мастерские.

К концу 30-х гг. несколько изменился промышленный облик Тобольска. В старинном сибирском городе накануне войны насчитывалось 39 предприятий, в том числе и союзного значения. Это судоверфь Обьтреста и биофабрика, которая выпускала вакцину и биопрепараты. В городе имелись предприятия пищевой промышленности, а также швейные, деревообделочные, слесарные мастерские и несколько артелей промысловой кооперации, на которых работало более 2,5 тыс. человек, что составляло всего 7% населения. В этот период Тобольск являлся центром, связывающим Крайний Север со всей страной. Через город шли на север материалы, оборудование, продовольствие. Здесь разместились тресты рыбной промышленности и Главсевморпути.

В Ишиме не было крупных промышленных предприятий, в городе работал кирпичный завод, да около двух десятков кустарно-промысловых артелей. В небольшом Ялуторовске были построены завод сухого молока и лесозавод, а население города выросло с 4890 до 13366 человек. В городе появилась своя электростанция, мельзавод, хлебокомбинат. В 1937 г. принял первых посетителей кинотеатр «Красный Октябрь» и городской дом культуры.

Большая часть капиталовложений, направляемых в экономику края, оседала в лесозаготовительной, деревообрабатывающей и рыбной отраслях промышленности. Лес, ценные сорта рыбы являлись важным источником получения валюты, на которую закупались импортные станки и оборудование. В 1937 г. было заготовлено и вывезено 1056 тыс. кубометров деловой древесины. Тюменский лес был хорошо известен за пределами страны.

Для решения сложных хозяйственных задач государство эксплуатировало массовый энтузиазм рабочего класса. Возникавшие в этих условиях различные формы соревнования быстро «обрастали» формализмом, а единичные рекорды не могли перерасти в высокопроизводительный труд всех рабочих. Ударная самоотверженная работа части рабочих лишь отчасти компенсировала нестабильность производства, низкую эффективность техники, срывы плановых заданий. Экономическое развитие края сдерживалось слабым развитием транспортных линий. До начала 30-х гг. здесь не было своих летных подразделений. Лишь в апреле 1934 г. в Тюмени создается авиагруппа Полярной авиации Главсевморпути и были проложены воздушные линии в Тобольск, Самарово, Верезово, Салехард. Трудные трассы осваивали первые летчики Тюменской авиагруппы К. Быков, В. Моргунов, Т. Еременко и другие.

И все же по уровню промышленного развития Зауралье отставало от других районов страны. Природные ресурсы края были изучены слабо. В 1934 г. начались геологоразведочные работы по поиску стройматериалов, золота, нефти. В этом же году появились первые сведения об обнаружении месторождений угля на р. Сосьве, нефти — в Самаровском и Березовском районах, на реке Юган. Однако средств для более широких исследований у государства не было.

Основным источником пополнения отряда рабочих в крае были бывшие крестьяне, к концу 30-х гг. возрос среди рабочих удельный вес женщин и молодежи. В лесной и лесообрабатывающей, рыбной промышленности, строительстве трудились тысячи спецпереселенцев. Квалификация рабочих была низкой, многие были неграмотны или малограмотны. В конце 30-х гг. правительство принимает ряд постановлений по ужесточению режима работы предприятий, вводится уголовная ответственность за опоздания на работу и прогулы.

В целом на протяжении 30-х гг. выпуск промышленной продукции в крае возрос в 2 раза. В то же время многие предприятия не выполняли плановые задания, сохранялись диспропорции в развитии отраслей хозяйства. Цена многих достижений была слишком велика. Низкая производительность труда, тяжелый физический труд, скудное питание и плохие жилищные условия — вот подлинная картина жизни большинства жителей края.

Еще тяжелее было положение ссыльнопоселенцев. Одним из наиболее известных среди них являлся Н. Н. Суханов, в петроградской квартире которого (в его отсутствие) 10 октября 1917 г. 10 членов ЦК РСДРП(б) приняли решение о вооруженном восстании. После октябрьского переворота он работал экономистом и редактором различных газет и журналов. В своих «Записках о революции» Суханов утверждал, что в России для социалистической революции не было объективных предпосылок, что она не достигла такой высоты развития производительных сил и такого уровня культуры, при которых возможен социализм, что большевики совершили социалистическую революцию вопреки законам исторического развития.

В 1931 г. Верховный суд СССР приговорил видного экономиста-аграрника и публициста Суханова по сфабрикованному делу «Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков)» к 10 годам тюрьмы, которые Президиум ЦИК заменил ссылкой в Тобольск. В этом городе вплоть до 1937 г. Суханов работал учителем русского и немецкого языков в татарской школе.

В полной мере тюменцы, независимо от социальной и национальной принадлежности, возраста, образования, партийности, вероисповедания, испытали массовый террор 1937—1938 годов.

3 июля 1937 г. политбюро ЦК ВКП(б) «предложило» секретарям обкомов в пятидневный срок представить в ЦК списки лиц, подлежащих расстрелу и высылке. 7 июля начальник управления НКВД по Омской области Э. П. Салынь направил наркому НКВД Н. И. Ежову телеграмму: «Учтены и рассмотрены материалы на 2429 человек. Первая категория (расстрел) — 479.., вторая категория (высылка—лагеря) — 1959». Однако Ежовым были утверждены другие цифры репрессируемых: «1000 чел. — по первой категории и 2500 — по второй». Руководство областного управления НКВД обвинили «в контрреволюционной деятельности путем сокрытия белогвардейских повстанческих кадров» и после недолгого следствия расстреляли. А в Омск приехал новый начальник УНКВД Г. Горбач. 1 августа он доложил Ежову: «Первоначальными цифрами, представленными Вам бывшим начальником Управления НКВД Салынь, намечалось к изъятию по первой категории 479 человек. Проведенной ударной работой арестовано по первой категории всего 3008 человек... Операция в отдельных районах продолжается. Пока не затронуты Ямало-Ненецкий и Остяко-Вогульский округа, где операция будет проведена только по беглому русскому кулацкому элементу, осевшему в населенных пунктах вдоль реки Оби. По коренному кулацкому активу, проживающему в непроходимой в летнее время тундре, считают целесообразным провести операцию зимой, когда болота замерзнут и будет возможность проезда».

Репрессии стремительно нарастали. 15 августа в Москву ушла очередная телеграмма: «Наркому Внудел — тов. Ежову. По состоянию на 13 августа по Омской области арестовано 5444 человека... Прошу дать указания по моему письму № 365 относительно увеличения лимита первой категории до 8 тысяч человек. Горбач». На этом документе есть резолюция: «т. Ежову. За увеличение лимита до 9 тысяч. И. Сталин».

В Тюмени, Тобольске, Ишиме, Ханты-Мансийске и Салехарде расстреляли всех политических ссыльных, бывших царских и белых офицеров, священников, многих участников крестьянского восстания 1921 г. и местных небольшевистских политических партий: эсеров, меньшевиков, национальных организаций. Среди жертв террора — члены татарского национального комитета «Милли-Шура», действовавшего в нашем крае с 1917 по 1920 гг., народные депутаты (гласные) местных органов власти до 1919 года.

В это же время по вымышленным обвинениям в «военно-фашистском заговоре» были арестованы и казнены командир дислоцированной в Тюмени 65-й стрелковой дивизии Г. Ф. Гаврюшенко, его заместитель Белозеров-Гладышев, начальник политотдела дивизии Миловидов и другие командиры и бойцы этого соединения, преобразованного в 1944 г. в 102-ю гвардейскую Новгородско-Померанскую ордена Суворова 2-й степени и Красной Звезды стрелковую дивизию. Характерно, что бюро Тюменского горкома, пленум и городская партконференция единогласно одобрила расправу над Гаврюшенко и его сослуживцами.

Так в обстановке страха и рабского подобострастия перед Сталиным, его приспешниками и палачами творились произвол и репрессии против народа.

10 декабря 1937 г. сменивший Горбача на посту начальника Омского управления НКВД К. Валухин доложил Ежову: «Операция по Вашему приказу 00447 закончена. Всего осуждено по первой категории 11050 и по второй категории 5004. Приведение приговора 50 человек, рассмотренных сверхутвержденного лимита по первой категории задержано. Прошу утвердить».

За выполнение этих чудовищных «приказов и планов» высокие покровители награждали палачей: Валухин получил орден Ленина, стал депутатом Верховного Совета СССР первого созыва от Тюменского избирательного округа и первым секретарем Свердловского обкома ВКП(б).

В начале 1938 г. Сталин решил приглушить выходивший из-под его контроля террор, для чего обвинил в «перегибах вредителей, пробравшихся в ряды партии и комсомола». 10 мая Политбюро ЦК ВКП(б) «удовлетворило просьбу Омского обкома об увеличении дополнительного лимита по первой категории на 1000 человек». Но на этот раз жертвами террора стали те, кто публично приветствовал «ежовщину» и участвовал в позорных судилищах над своими товарищами: партийные, советские и комсомольские руководители края.