Глава 24. Асиенда, выстроенная на этой плоской, как лист бумаги, равнине, была видна за много миль

Асиенда, выстроенная на этой плоской, как лист бумаги, равнине, была видна за много миль. Дом высился среди могучих дубов с толстыми ветвями, затенявшими красную черепичную крышу. Белоснежные стены про сто сверкали под солнцем так, что глазам было больно. Ранчо «Де Тезон» казалось волшебным оазисом среди голой пустыни.

Путешественники благополучно перебрались через перевал Сан‑Августин, в горах Орган. Впереди лежали Джарилльяс, зубчатый гребень из гранита и известняка поднимавшийся на триста футов над долиной и расположенный на полпути между горами Орган и Сакраменто. Хребет тянулся почти на десять миль и разделялся на несколько от рогов узкими перевалами или ущельями. Асиенда семейств Ривера находилась в самой стратегически важной точке: до лине, окруженной горами, как в чаше.

Пока их экипаж подпрыгивал и трясся на выбоинах ухабистой дороги, ведущей по склонам к ранчо «Де Тезон», Анжи краем уха прислушивалась к болтовне Бетт и Риты, внезапно ставших едва ли не лучшими приятельницами. Склонившие друг к другу темными головками, они вечно шептались о чем то и, очевидно, делились шутками и секретами,.

Бетт с давних пор была наперсницей Анжи, и теперь считала ее растущую дружбу с Ритой предательством. Как могла она поверять невзгоды и беды той, которая теперь способна проболтаться, пусть и невольно, человеку, ставшем главной причиной ее тревог, тем более что Рита при каждом случае не упускала возможности уязвить сестру!

Поэтому Анжи все больше и больше отдалялась от горничной и теперь старалась держать все свои неприятности при себе. Пожалуй, так даже лучше. После недавней выходки сестры стало ясно, что та способна на любую подлость.

– О, ты славно повеселишься, – пообещала Рита, небрежно махнув рукой в сторону асиенды. – На свой день рождения хозяин обычно приглашает всю округу. Офицеров, ранчеро, политиков – словом, каждого, кто имеет хоп. какой‑то вес в здешнем обществе. Фиеста продолжается два дня или больше. Музыка, танцы, вкусная еда! Думаю, ты тоже можешь к нам присоединиться.

Бетт колебалась, искоса поглядывая на Миньон.

– Не думаю, что мне позволят. Ведь я всего‑навсего горничная.

– Насчет этого не волнуйся. Ты француженка, и никто ничего не поймет. Разве не так, донья Миньон?

Последнее время она обращалась к Миньон только так – I по мнению Анжи, не столько из уважения, сколько для того, чтобы позлить мать. Миньон, слегка повернув голову, презрительно созерцала девушку.

– Я не привыкла считать слуг ровней, хотя, насколько полагаю, здесь все по‑другому. Вероятно, потому, что большинство американцев если не простолюдины, то наверняка бывшие крестьяне.

Укол попал в цель, и Рита залилась краской.

– Если имеете в виду мою мать, то она не служила у отца.

– Нет? Припоминаю, что она ворочала котлы на кухне. Впрочем, это могла быть какая‑то другая мексиканка, – бросила Миньон, расправляя серое шелковое платье и равнодушно отворачиваясь, очевидно давая понять, что эта тема закрыта.

– А мне нравится помогать Конче на кухне, – поспешно вмешалась Анжи. – Она показала мне, как жарить бобы, делать тортильи и стряпать что‑нибудь вкусное почти из ничего. Ужасно интересно!

– Наверное, если кому‑то по вкусу грубая пища, – равнодушно обронила Миньон, и Анжи захотелось хорошенько встряхнуть матушку. Хотя ее мнение о Рите было не таким уж высоким, все же в чем‑то она сестру понимала. Неужели сама Анжи на месте Риты не испытывала бы того же? Не задумывалась о будущем? Не питала бы недобрых чувств к людям, вторгшимся в ее дом? Если быть честной, конечно, питала бы. И пусть она не доверяла сестре, но все‑таки сочувствовала.

Лейтенант Уокер подъехал к коляске и хотя ни к кому в особенности не обратился, все же не сводил глаз с Анжи.

– Скоро мы доберемся до асиенды и до вечера не увидимся. Но я настаиваю, дамы, чтобы каждая оставила мне танец, и я стану предметом зависти всех мужчин.

– Мы польщены, лейтенант, – хрипловато смеясь, ответила Рита, – но думаю, что у женщин тоже потекут слюнки при виде такого кавалера.

Уокер усмехнулся и, коснувшись пальцами полей шляпы, с прощальным взглядом на Анжи отъехал к своим людям.

Улыбка Риты мгновенно померкла.

– Он даже не дает себе труда скрыть, кого предпочитает, верно? – со смешком заметила Бетт, и Рита, помрачнев, огрызнулась:

– Он просто старается быть вежливым. Не всякий влюбляется в Анжи с той минуты, как узреет!

Бетт, растерявшись, тут же умолкла. Напряжение росло, становясь почти невыносимым, но, к счастью, экипаж свернул на широкую, ведущую к поместью дорогу.

Прибывающих гостей немедленно провожали в комнаты, и Анжи обнаружила, что придется делить одну спальню не только с Ритой, но и с другими девушками. Повсюду были расставлены огромные кровати с газовыми пологами от москитов, и слуги то и дело вносили охапки белья и платьев.

К счастью, кроме Риты, с которой приходилось еще и спать в одной постели, в комнате было еще несколько чело век, так что особой неловкости от присутствия сестры Анжи не испытывала.

– Я слышала, что ты наконец приехала, – заметила веснушчатая девушка с каштановыми волосами, чувственно! улыбкой и странным именем Наташа. – Мама все гадала соберешься ли ты в Америку, а если да, сразу же уедешь или останешься. Ты как… поживешь здесь?

– Пока да.

Девушки расселись на пушистом ковре, подобрав под себя ноги. Легкий ветерок дул через открытые двери, ведущие на веранду, где‑то тихо играла музыка. Время послеполуденной сиесты – обычай, принятый как здесь, так и в Мексике.

– А твоя мать? Я, разумеется, не помню ее, слишком маленькой была в то время, но моя мама ничего не забыл; Твоя матушка уехала вскоре после той мерзости, что сотворили апачи. Мы думали, она никогда не вернется.

– Апачи? – Анжи бросила быстрый взгляд на Риту, но лицо сестры ничего не выражало. – О, ты имеешь в вид набеги.

Наташа кивнула.

– Тогда были ужасные времена, да и сейчас не лучше. Я подслушала, как мой отец говорил, что новая шайка беглых индейцев держит в страхе многие фермы и те ранчо, что поменьше. Они даже напали на «Донью‑Ану» несколько недель назад. Правда, взяли в основном лошадей и припасы из лавки.

– Но почему же военные сидят сложа руки? – удивилась Анжи, вздрагивая при мысли о том, какой опасности подвергалась на днях. – Неужели не могут остановить их?

– Если бы могли, – рассмеялась другая девушка, Линда, – здесь было бы больше людей, чем в Нью‑Йорке. Именно угроза нападения индейцев удерживает людей от приезда сюда, и я думаю, политикам это на руку. Позволяет украсть еще больше земли.

– Ты говоришь совсем как мой отец, – мрачно заметила Наташа. – Он вечно твердит то же самое. Кстати, разве губернатор не обещал приехать?

– Нет, только сенатор. Похоже, дон Луис решил удариться в политику. Во всяком случае, связи у него огромные. Думаю, что на праздник соберется немало молодых, богатых, честолюбивых мужчин. Во всяком случае, я сильно на это надеюсь. Поэтому так сюда рвалась, – пояснила Линда с лукавой усмешкой.

– Чтобы послушать споры политиков? – поддразнила Наташа, и все рассмеялись.

Рита, потянувшись, словно кошка, таинственно улыбнулась:

– Возможно, Диего, племянник дона Луиса, тоже захочет поздравить дядю с днем рождения. Кто‑нибудь его знает?

Какая‑то из девушек печально вздохнула, чем снова рассмешила остальных.

– Знаю? Еще бы, – простонала Линда. – Жаль, что не могу узнать поближе. Он так красив…

– И настоящий мужчина, – вставила Наташа. – Я танцевала с ним в прошлом году, но он почти сразу же уехал. И как всегда, перед этим поссорился с дядей.

– Отец говорит, это потому, что Диего считает, будто дядя украл его наследство.

– Что же, вещь не редкая в наши дни, – заметила Рита, небрежно пожимая плечами, и, видя, что остальные смущенно уставились на нее, шутливо посетовала: – Боюсь, Диего вообще не приедет в этом году, так что нам остается лишь вздыхать и тосковать по нему.

– Ничего подобного, он всегда приезжает, – запротестовала Линда. – По крайней мере хоть другие будут ревновать, когда он пригласит нас на танец, а мы притворимся, что нам все равно, и начнем капризничать и мучить их, пусть стараются нам угодить.

Девушки хором согласились, что это было бы неплохо, и принялись одна за другой рассказывать самые невероятные истории о племяннике дона Луиса, а потом и о других холостяках. В комнате царила праздничная атмосфера, только Анжи было не до веселья. Да разве ей могли быть интересны неопытные девчонки, у которых в голове только одно – кокетничать и флиртовать с молодыми людьми, а ей это все уже приелось. Она по сравнению с ними – опытная взрослая женщина и чувствует себя чужой в их обществе. Девушки неплохие, но глупенькие и слишком наивные.

Позже Бетт, придя помочь Анжи и Рите одеться, рассказала, что в асиенде полно гостей, и с каждым часом прибывает все больше.

– А какие красивые мужчины! И наряды на женщинах необычные, похожи на испанские. Мантильи, кружева, а многие девушки приехали с компаньонками, которые здесь зовутся дуэньями и следят за каждым шагом своих подопечных. Донья Рита, вот ваш наряд. Кремовый шелк для…

– Ни за что! – решительно воскликнула Анжи, не обращая внимания на растерянную Бетт. – Я это не надену. Отдай кому угодно, а мне принеси темно‑синий туалет. Я сама положила его в сундук, так что неси скорее.

Бетт опустила голову.

– Мадам велела мне его вынуть. Только не сердитесь на меня. Я говорила, что вам это не понравится, но она настояла.

– Ты должна была сказать мне перед отъездом! И что Же теперь делать?

Удрученная Бетт только вздохнула, но Анжи не унималась:

– Теперь придется найти мне подходящее платье, Бетт. Я больше в жизни не стану носить это дурацкую тряпку! Выгляжу дорогой куклой, в оборках и лентах! Настоящая бонбоньерка!

– Но где я возьму другое платье?

– Не знаю, но в изобретательности тебе не откажешь. Уверена, что ты найдешь что‑то подходящее.

Дождавшись, пока Бетт поспешила прочь, Рита вопросительно подняла брови:

– Неужели наряд так уж плох?

– Хуже не бывает. Ты его видела?

– Ну да… Довольно пышный. Мне было бы в нем не по себе.

– Да и мне тоже. Не понимаю, почему мама настаивает, чтобы я его носила, когда сама предпочитает модные, элегантные, облегающие платья. Я хочу выглядеть сегодня неотразимой, а она все мечтает, чтобы я подольше оставалась ребенком.

– Надеешься кого‑нибудь увидеть? – словно невзначай осведомилась Рита. Она сняла платье, оставшись в сорочке и панталонах. Босые ступни тонули в ворсе ковра, темные локоны прихотливо обрамляли лицо. – Или обзавестись новыми поклонниками?

– Ни то ни другое. Просто хочу предстать перед соседями в самом выгодном свете. Хочу, чтобы они стали моими друзьями, и не собираюсь чувствовать себя скованно в их присутствии. Кстати, Рита… ты, случайно, не приготовила мне никаких сюрпризов?

– Сюрпризов? В толк не возьму, о чем ты.

– Ну разумеется! – Анжи подошла ближе, чтобы остальным девушкам не было слышно. – Может, тебе не слишком нравится мое присутствие здесь, но я все‑таки останусь. И поскольку ты меня все равно не выгонишь, почему бы нам не перестать враждовать? Подумай об этом, когда соберешься сыграть свою очередную шуточку!

Слова прозвучали объявлением войны и одновременно предложением мира. Немного подумав, Рита кивнула:

– Так и быть… если ты тоже не станешь делать мне пакостей.

– А ты считаешь, что я способна на такое?

– Думаю, что и ты, и твоя мать смотрят на меня как на помеху своим планам. Ты с самого начала дала понять, что не желаешь видеть меня в доме, где я родилась.

Анжи проглотила резкий ответ, уже вертевшийся на кончике языка. Ей не терпелось напомнить Рите, что именно она вела себя вызывающе с самой первой встречи, предъявив права на Джейка Брейдена. Но она промолчала и вместо этого тихо заметила:

– Я тоже родилась в этом доме. И хотя унаследовала ранчо, никто тебя не лишит родного крова. Неужели мы не сумеем ужиться?

– Это зависит от тебя.

Рита пошла к кровати, пробираясь между разбросанными по полу нижними юбками и туфлями, и на ходу бросила:

– Дашь мне знать позже, если еще захочешь со мной разговаривать.

Анжи молча смотрела ей вслед, терзаясь дурным предчувствием. Она отчего‑то почти не сомневалась, что сестра что‑то задумала.

Гитары в сопровождении медных рожков и маленьких барабанов наигрывали грустную мелодию. Двор, сад и веранды были украшены цветными китайскими фонариками, из окон и дверей струился свет. Гости собирались компаниями под огромными старыми деревьями, бродили по дорожкам, а небольшие оркестры местных музыкантов «марьячес» услаждали их слух мелодичной музыкой. Сильное сопрано итальянской оперной певицы временами перекрывало смех и разговоры.

Здесь смешались старые испанские семьи и новые поселенцы. Слышалась испанская и английская речь, перебиваемая фразами на всех мыслимых диалектах. Длинные столь ломились от еды, а на нескольких площадках были настланы деревянные полы для танцев.

Анжи, стоявшая в тени балкона, одернула юбку, готовясь к тому моменту, когда мать увидит ее наряд. В волосы девушки был воткнут высокий испанский гребень, с которого свисала мантилья, прикрывая прозрачной дым кой распущенные волосы. На ней было не то платье которое просила надеть Миньон, а облегающий наряд с черными, доходившими до щиколоток юбками и корсажем с глубоким круглым вырезом, не слишком откровенный, но не оставляющий сомнения, что его обладательница – взрослая женщина. Вряд ли Миньон одобрит подобный туалет. И хотя она слишком хорошо воспитана, чтобы устраивать публичные сцены, Анжи была уверена, что позже ей предстоит услышать немало неприятного. Но разве она виновата? Почему мама вечно пытается нарядить ее как младенца! Она женщина, хотя мать по‑прежнему не желает признать это!

Бетт обменяла платье Анжи на менее дорогое, зато оно ей шло, и кроме этого, тут было немало других девушек, одетых почти так же.

Набрав в грудь воздуха, Анжи покинула свое убежище и пересекла комнату. По мере ее приближения глаза Миньон раскрывались все шире. Все же мать превосходно владела собой и, ничем не выдав своей досады, холодно кивнула дочери.

– Вот и ты наконец. Анжелика, познакомься с владельцем этой чудесной асиенды доном Луисом де Риверой, чей день рождения мы празднуем сегодня.

Анжи сделала реверанс, и высокий джентльмен с серебряными волосами улыбнулся в ответ. Весьма представительный мужчина с темными глазами под мохнатыми, низко нависшими белыми бровями и аккуратно подстриженными усиками. Кожа светлее, чем у метисов, типичная скорее для креолов.

– Добрый вечер, мадемуазель, – приветствовал он на безупречном французском, торжественно кланяясь. – Вы оказали мне большую честь, посетив мой дом. Осмелюсь сказать, что вы так же прелестны, как матушка, хотя она слишком молода, чтобы иметь такую взрослую дочь!

– Вы слишком добры, месье, – пробормотала Анжи. Улыбка дона Луиса стала еще шире.

– Как мило с вашей стороны надеть костюм моего народа! Польщен вашей любезностью.

Анжи, не глядя на Миньон, сухо усмехнулась.

– Рада, что вы оценили мои ничтожные усилия, дон Луис.

– Разумеется! Такой великодушный жест не может пройти незамеченным. Надеюсь, что вам у меня понравится и вы повеселитесь вволю. Если вдруг вам что‑то понадобится, не стесняйтесь. Одно ваше слово – и у вас будет все. Мой дом – ваш дом.

– Ваше великодушие к незнакомым людям меня смущает, дон Луис.

– Ах, мы с вашей матерью давние приятели, хотя не думал увидеть ее снова. Рад, что ошибался.

Он помолчал, приглаживая усики и мрачно хмуря брови.

– Дон Луис, если не возражаете, я хотела бы поговорить с дочерью, – сдержанно заметила Миньон и, когда хозяин отошел, возмущенно прошипела: – Я велела тебе надеть другое платье!

– Да, мама, знаю, но я захотела появиться именно в этом!

– Понятно, – скривила губы Миньон. – Поговорим об этом позже. А пока прошу тебя быть как можно вежливее с доном Луисом и его гостями.

– Я всегда вежлива.

Миньон раздраженно уставилась на дочь. Неужели Анжелика не понимает, сколько неприятностей может доставить дон Луис, если она чем‑то ему не угодит? Пусть сейчас он надавал Анжелике обещаний, все может перемениться в любой момент. Дело у нее к дону Луису весьма деликатное но если все пойдет как надо, наверняка решится ко всеобщему удовлетворению. Анжелика получит деньги вместо этого обременительного наследства, они вернутся во Францию, а дон Луис завладеет землями, о которых давно мечтал. Да, ведь могло бы устроиться, не будь Анжелика так упряма!

Все шло не так, как она надеялась! С той самой минуты как они узнали о смерти Джона Линдси! Миньон надеялся лишь на короткий визит, но вместо этого жизнь ее превратилась в кошмар. Как Анжелика не видит, что здесь ей грози постоянная опасность! Почему история с блужданием по пустыне ничему ее не научила? Ах, своевольная девочка! Воображает, что мать больше ей не нужна! Дети вырастают. уходят… и ты ничего не можешь сделать. Да и мужу она была ни к чему. Он любил только эту ужасную землю, и это чувство погубило их брак. Наверное, они просто увлеклись друг другом, иначе почему ей оказалось так легко его покинуть?

Миньон глубоко вздохнула. Что толку думать о прошлом, когда есть вещи поважнее? Дон Луис пообещал ей отнять права на ранчо у ее глупой дочери, а Миньон, в свою очередь, продаст ему земли за целое состояние. Сначала Анжелика наверняка не поймет ее мотивов, но вскоре увидит, как права Миньон, и будет вечно благодарна матери.

– Верно, – сказала она вслух, – ты не грубишь посторонним. Но сегодня постарайся превзойти себя – хотя бы потому, что дон Луис – старый друг твоего отца.

– Правда? – воскликнула Анжела, глядя на дона Луиса, стоявшего у беседки, увитой цветочными гирляндами. Глаза девушки заинтересованно блеснули, как и предполагала Миньон. Еще бы! Стоит дочери узнать, что кто‑то знал ее отца, как она готова засыпать беднягу вопросами! К сожалению, Миньон сказала неправду. Джон не выносил дона Луиса, называя его исчадием ада и стервятником, который растерзает Нью‑Мексико, если дать ему волю.

– Ривера – одно из старейших семейств в Нью‑Мексико, Анжелика, и поселились здесь два века назад, когда местность еще принадлежала Испании. Насколько мне известно, твой отец приобрел земли у него, хотя подробности улетучились из памяти. Если попросишь, он, конечно, будет рад рассказать тебе о Джоне все, что пожелаешь услышать.

Глаза Анжи загорелись.

– Спасибо, мама!

Она уже хотела направиться к дону Луису, но, случайно повернув голову, смертельно побелела. Миньон сразу поняла, кого увидела дочь. Жаль, что он явился не вовремя, когда у нее созрел такой удачный план.

Проследив за взглядом дочери, она сразу узнала стоявшего рядом с доном Луисом человека. Ох, лучше бы держался он подальше! Его присутствие только все усложнит!

Дон Луис с улыбкой выступил вперед:

– Донья Миньон, надеюсь, вы помните моего племянника Диего? Он приехал помочь мне с приготовлениями к празднику.

– Диего? – выпалила Анжи. – Этот человек – ваш племянник?

Джейк Брейден, облаченный в короткую испанскую куртку‑тореро и расширявшиеся книзу брюки, выглядел настоящим красавцем. Отвесив небрежный поклон, он с издевательской улыбкой пояснил дону Луису:

– Мы с мисс Линдси уже встречались, дядюшка.

Между молодыми людьми словно молнии проскакивали, и Миньон с чем‑то вроде отчаяния подумала, что ей следовало бы узнать маленького мальчика, которого видела однажды, много лет назад, в надменном молодом человеке, сопровождавшем их в Нью‑Мексико.

Как она могла быть настолько слепа? А теперь все еще больше запуталось, ведь вражда между доном Луисом и его племянником была давней и непримиримой. Она в жизни не подумала бы, что Диего Ривера и Джейк Брейден – одно и то же лицо. Господи! Какая неприятность!

Date: 2015-12-13; view: 289; Нарушение авторских прав