Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Сентября
Сегодня у нас был сбор. Ал. Георг, собрала нас после уроков и сказала, что так как вожатая больна — пусть мы пока сами обсудим свои пионерские дела. А. Г. сказала: «Наметьте кандидатов в совет отряда. И потом, мне кажется, стоило бы вам рассказать друг другу, как начался у каждого школьный год и что самое интересное было у него за это время». Сначала все как-то стеснялись А. Г. и никто не хотел говорить. Кандидатов, правда, наметили: Светлану Новикову — она круглая отличница и вообще хорошая девочка — в председатели совета отряда, Маю и Лёву — в звеньевые. Мы с Галей — у Маи в звене. А. Г. советовала, чтобы в звене были ребята, связанные дружбой. Мая на нас с Галей посмотрела, а потом сказала: «Пусть Марина Петрова расскажет о своём начале года». Она, наверно, хотела, чтобы я рассказала про ссору с Галей и про концерт. Но я не хотела об этом говорить — ведь, может быть, мы сами помиримся. А вместо этого я взяла да и рассказала вдруг про наших малышей — Сашеньку и Олю: как они отвечали урок и как я с ними занималась. Ребята ужасно смеялись, а А. Г. вдруг говорит: «А как ты думаешь, Мая, не поручить ли Марине работу с малышами?» — «Я тоже так думаю, — важно ответила Мая. — Только, Марина, ты не всё рассказала», — и она так серьёзно посмотрела на меня. «В другой раз расскажет», — сказала Ал. Георг. Мая ей ещё что-то про Люсю рассказывала, а Люси не было почему-то, и А. Г. сказала: «С Люсей я поговорю, а обсуждать её поведение нужно при ней. И вообще постарайтесь, девочки, влиять на неё не от случая к случаю, а повседневно». Да, повлияешь на неё, как же! А тут вдруг пришёл Костя, наш старший школьный вожатый. Костя узнал о кандидатах и одобрил их. Мы голосовали, и Маю выбрали звеньевой единогласно. Толстуху-то, оказывается, все уважают. Костя сказал, что получается не совсем хорошо: звено девочек и звено мальчиков. Но пусть — потом мы сами увидим, что вместе интереснее. (Смотря с кем, а с Каневским, по-моему, невозможно дружить.) Значит, теперь я у Маи в звене и у меня есть общественная работа. Но только что я с малышами буду делать? 19. АЛЕКСЕЙ СТЕПАНЫЧ ЧТО-ТО ЗАДУМАЛ Лёня Гаврилов был соучеником Марины только по скрипичному классу Алексея Степаныча. По общеобразовательным предметам он занимался в другой — районной школе. После того как он пропустил несколько скрипичных уроков, Алексей Степаныч позвонил на работу Лёниной матери. Ему ответили, что она в отпуску. Лёнин отец был в командировке, а дома у Гавриловых телефона не было. Алексей Степаныч узнал в учебной части, что Лёня в школе был раза два на теоретических занятиях. Он ожидал, что Лёня в ближайшие дни придёт и на скрипичный урок, но Лёня не показывался. Тогда Алексей Степаныч попросил в учебной части Лёнин адрес и, переписывая его, вспомнил, что Марина живёт неподалёку от Лёни. Он вспомнил ещё что-то, улыбнулся и снова переписал адрес. Две аккуратные записки с Лёниным адресом лежали теперь у него на столе, возле классного журнала. В этот день, в обычный час, Марина пришла на урок. Она всё думала по дороге: спросит у неё сегодня Алексей Степаныч концерт или не спросит? Алексей Степаныч встретил Марину приветливо, назвал её даже Маринушкой, что бывало очень редко, и концерт спросил. Марина глубоко вздохнула, приготавливаясь играть. Ей хотелось сыграть как можно лучше. Сегодня на уроке она чувствовала себя почти как на концерте. Ей удалось чисто и смело взять первую высокую ноту. Это сразу окрылило её. Она играла, забыв обо всём, даже об Алексее Степаныче. А если б она посмотрела на него в это время, она увидела бы, как удивлённо поднялись его брови, как на лице его появилось какое-то лукаво-довольное выражение — такое бывало у него, когда ученик играл неожиданно хорошо. Но Марине не удалось доиграть до конца. Алексей Степаныч постучал пальцем по столу. Марина не сразу его услышала. А услышав, нехотя опустила скрипку. Она как будто спустилась на землю после какого-то захватывающего дух полёта. — Марина, — сказал вдумчиво Алексей Степаныч, — ты что-то почувствовала в концерте. Есть уже от чего оттолкнуться. Но, девочка, нельзя же так фантазировать. Ведь ты играешь совершенно не то, что написано. — Разве? — удивилась Марина. «Разве? Разве?» — передразнил её Алексей Степаныч. — Иди-ка сюда, поставь на пюпитр ноты. Разве ты играешь теми пальцами, что нужно? Вот здесь, например, ты спутала пальцы и перешла в третью позицию, а надо было оставаться во второй. И что за ритм! Я ничего не понял. Ведь ты всё навыдумывала! Придётся разбираться с самого начала. И началась кропотливая, трудная работа. Концерт — увлекательный, красивый концерт, который только что играла Марина, позабыв всё на свете, — был разложен на мельчайшие частицы, подвергнут строгому разбору, изучен, рассмотрен так, как они на уроке ботаники рассматривали в лупу жучка. Это было трудно, но очень интересно. Учитель и ученица увлеклись оба. Алексей Степаныч поминутно брал из Марининых рук скрипку и проигрывал ей отдельные фразы, детали. Марина начинала теперь не только слышать, но и отчётливо видеть всё строгое и точное построение своего концерта. Он казался ей теперь отчётливо нарисованным тонкими штрихами, и в то же время каждый штрих был поющим. — Уф, устал даже! — сказал Алексей Степаныч, вытирая платком лоб. — Иди себе домой и дома поучи как следует. Ну-ка, дай сюда твой дневник. Марина увидела: он поставил ей четвёрку. — Да, Марина, — отдавая дневник, сказал Алексей Степаныч, — ты ведь живёшь, кажется, недалеко от Лёни Гаврилова? — Не знаю, Алексей Степаныч. — Не знаешь? Ну, а я знаю. Он живёт в следующем от вас переулке. В доме номер пять по Садовому переулку. Сходи-ка ты, пожалуйста, к нему. — Когда? — удивилась Марина. — Да хоть сейчас, сегодня. Вот тебе адрес. Сходи ты к нему и узнай, почему он не бывает в школе. Главное, знаешь, что удивительно — ведь он здоров, это я знаю, потому что теоретические предметы он раза два посещал, а ко мне на урок почему-то не явился ни разу. — Хорошо, я пойду, — сказала послушно Марина. В душе она была не очень довольна. «Идти к мальчишке домой! Вот ещё!» Лёня был какой-то неприветливый, хмурый и на девочек смотрел презрительно. Это не то что Миша, самый старший ученик их класса. «Вот он хороший, — думала Марина. — А Лёня высмеет ещё… Ну, да ведь там, наверно, его мама», — подумала Марина и успокоилась. — Да, Марина, передай ему ноты концерта — вот у меня есть ещё один экземпляр — и скажи, что он должен его разобрать к следующему уроку. Марина вздохнула и положила в папку ноты. В класс заглянула Сашенькина мама; она была в своей железнодорожной куртке — как Марина определила, в форме проводника. — Можно Саше войти? — спросила она. — Входите, входите, — сказал Алексей Степаныч, и Сашенька вошёл в класс, держась за руку матери и прижимая к себе свою крохотную скрипочку. Марина улыбнулась ему, и Сашенька сразу просиял, увидев её. — Твой ученик пришёл, — сказал, улыбаясь, Алексей Степаныч. Марина засмеялась, помахала Сашеньке рукой и побежала вниз, в раздевалку. Надо торопиться. Ведь к Лёне ещё зайти и на завтра уроки приготовить. На улице свежий сентябрьский холодок охватил Марину. Уже конец сентября — скоро кончится первый школьный месяц. Деревья стоят уже все голые. Лишь кое-где видны сухие жёлтые и красные листья. Марина свернула в Садовый переулок. Темнело. Сразу, как будто по взмаху невидимой дирижёрской палочки, зажглась вереница фонарей. Жёлтые и круглые, как большие апельсины, они заманчиво мигали в голубоватой мгле сумерек, и вокруг каждого из них расплывалось светящееся золотое кольцо. Марина разглядывала номера домов. Вот он, дом № 5. Она вошла во двор. Где же тут восемнадцатая квартира? Во дворе несколько домиков — такие сохранились ещё в некоторых московских переулках, — а спросить не у кого. Она прошла по двору и, огибая дом, столкнулась с какой-то девочкой. — Вы не знаете… — начала Марина — и замолчала. Перед ней была Галя. 20. В ДОМЕ № 5 ПО САДОВОМУ ПЕРЕУЛКУ — Ты как сюда попала? — удивлённо спросила Марина. — Алексей Степаныч послал. А ты? — И меня послал. Девочки посмотрели друг на друга. Галя закусила губу и нахмурилась. Конечно, Алексей Степаныч сделал это нарочно, он решил перехитрить их. А таких вещей Галя не любила. Марине затея Алексея Степаныча не показалась обидной. Она просто очень удивилась. А встрече с Галей она была рада: уже темнело, и в этом чужом дворе было веселее вдвоём. — Ну, я пойду, — сказала Галя. — Что ты, Галя, ведь нас Алексей Степаныч послал! Галя молчала. — Пойдём! — решительно сказала Марина, беря Галю за руку. — Пойдём разыщем Лёню. Девочки снова обогнули дом. Из дверей вышла женщина. — Скажите, пожалуйста, здесь живут Гавриловы? — спросила Марина. — Здесь, девочки, здесь. Входите. Девочки вошли в низенькую дверь. Марина с любопытством огляделась. Она жила в большом, новом доме, и ей было интересно побывать в таком старом, маленьком домике. Галя нехотя шла за ней. Направо от передней была открыта дверь в кухню. Рядом с газовой плитой на столике шумели примусы. «Наверно, плиту ещё не включили», — подумала Марина. У стола переговаривались две женщины. — Гавриловы здесь живут? — громко спросила Марина. Одна из женщин оглянулась: — Вы к Евдокии Петровне? Её нет дома. А по какому делу? — Мы из школы, — сказала Марина. — Из музыкальной. — Да вы входите, девочки, Евдокия Петровна скоро придёт. А там Шурик дома. И малыш. Пойдёмте, провожу. Женщина вытерла фартуком руки и провела девочек через маленький, тёмный коридор в низкую, маленькую комнату с маленьким окном. За столом сидел мальчик лет пяти и что-то вырезывал большими ножницами. Мальчик поднял голову и удивлённо посмотрел на девочек. Маленькая дверь вела в соседнюю — большую, но тоже низкую комнату. Марина заметила пианино. На большой кровати лежал свёрток в байковом одеяле. Соседка тихонько подошла к нему. — Спит маленький, — шепнула она. — Всего три недели ему. Евдокия Петровна к врачу пошла, а меня просила присмотреть. — А Лёня где? — спросила Марина. — В школе Лёнечка. Ну, вы посидите, а я пойду, а то у меня котлеты пригорят. Девочки молча присели на краешки стульев. Марина почувствовала, что в комнате есть ещё какое-то живое существо, и обернулась. — Галя, смотри! — сказала она. На шкафу сидел огромный, пышный сибирский кот огненно-рыжего цвета и с высоты своего величия поглядывал на девочек. — Какой красивый! — ахнула Галя. — Это Барсик, — сказал хрипловатым баском Шурик, снова принимаясь за вырезывание. — Его у нас два раза уносили, а он прибегает. Барсик, Барсик! Кис-кис! Но Барсик только презрительно сощурил свои зелёные глаза и притворно зевнул. — Важничает! — сказал Шурик. — А вы зачем к нам пришли? Марина засмеялась: — Шурик, так не говорят, это невежливо. Мы пришли к Лёне — узнать, почему он не ходит в музыкальную школу. — А он вовсе ходит, — сказал Шурик, болтая ногами. — Хотите, я вам фокус покажу? — И он неожиданно выпрыгнул из-за стола, вскочил на диван и перекувырнулся, болтая в воздухе ногами. — Видали? — Молодец, Шурик! — сказала Марина. — Ты кем будешь, когда вырастешь? Циркачом? — Я машинистом буду, — внушительно сказал Шурик. Он перекувырнулся снова и сел, тяжело дыша, на своё место. Галя и Марина засмеялись. — И нечего смеяться! Вот видите, какой паровоз вырезал! Сейчас клеить буду. — Давай мы тебе поможем, — сказала Марина. — Смотри, ты неаккуратно клеишь. — А музыкантом, как Лёня, не хочешь стать? — спросила Галя, разглядывая бумажные части паровоза, разложенные по столу. — А Лёня не будет музыкантом, ему Коля не позволяет. — Какой Коля? — спросила Марина. — Ну, Колька Гриненко, Лёнин товарищ. Он говорит ему: «Брось, Лёня, эту музыку! Это тебе не занятие». Я всё слышал! — гордо прибавил Шурик. — А Лёня вратарём будет, вот кем! Он знаете как здорово играет! Его уже в настоящую команду скоро примут — в «Трудовые резервы»! Мама, это к Лёне девчонки пришли! — закричал он без передышки. В комнату входила румяная, полная женщина, повязанная пуховым платком. — К Лёне? — удивлённо спросила она, торопливо разматывая платок. Девочки встали. — Мы и к вам тоже, — сказала Галя. — Сейчас, девочки, только малыша погляжу. Шурик, ты чего тут набросал так? Никак за вами не углядишь! — И она прошла в соседнюю комнату. — Спит, — сказала она, возвращаясь. — Ну, что, девочки, скажете? — Мы из музыкальной школы, — сказала Марина. — Нас Алексей Степаныч послал, — добавила Галя. — Вот как! — удивилась Евдокия Петровна. — Что же такое случилось? — Они говорят — Лёня в школу не ходит, — вмешался Шурик. — А он вовсе ходит, со скрипкой. — Как так не ходит? — ахнула Евдокия Петровна и даже села на табуретку. — Знала я, чувствовала — что-то неладно, — взволнованно заговорила она. — Играет вроде не то, что надо, ерунду какую-то, а уходит на урок — так возвращается уж больно скоро. И где он, негодный, шатается? Вот уж будет ему сегодня! Хорошая проборка будет! Девочки переглянулись. — Он подтянется, — сказала Галя, — он всё выучит. — Мы ему ноты принесли, мы ему поможем! — горячо подхватила Марина. — Вот за это спасибо! — ласково сказала Евдокия Петровна. — Но вот ведь несчастье какое, — продолжала она с огорчением. — Сколько раз ему говорили: «Не хочешь заниматься, так бросай!» Отец даже скрипку забирал, прятал. А он — в слёзы, плачет: «Отдайте скрипку!» Ладно — решили: последний год попробуем. А он, оказывается, что вздумал… Прогульщиком сделался. — Ему Колька не позволяет, — снова сообщил Шурик. — Ох, уж этот мне Коля! — вздохнула Евдокия Петровна. — Когда-нибудь весь дом своими опытами спалит. Верите ли, девочки, проходу ему этот Коля не даёт. Лёня ведь даже по двору со скрипкой стеснялся, бывало, пройти. Уж я ему скрипку вынесу, а он тогда скажет тихонько: «Ну, вы идите, идите, мама», а сам скрипочку под пальто — и бежать! Словно ворованное несёт. Вот горе какое! И отец-то как переживать будет… Ведь он музыку любит знаете как? Когда в отпуску — ни одного концерта не пропустит. И сейчас в каждом письме спрашивает: «Как Лёнины музыкальные успехи?» И ведь способности есть у мальчика, и позанимался уже сколько… Ещё бы два годочка протянуть — и закончил бы семилетку. В это время открылась дверь и на пороге показался Лёня со скрипкой в руках. Увидев девочек, он мрачно опустил голову и прошёл в другую комнату. Все молчали. Молчание первый нарушил Шурик. — Лёня! — закричал он. — Ты чего прогуливаешь? — Молчи ты! — процедил сквозь зубы Лёня; он стоял, отвернувшись к окну. Вдруг громко заплакал на кровати ребёнок, и Евдокия Петровна бросилась к нему. — Подожди уж ты у меня! — пригрозила она на ходу Лёне. — Вот дождёшься, отец приедет… Да что же ты стоишь как пень, — рассердилась она вконец, развёртывая ребёнка, — к тебе ведь пришли! Лёня нехотя подошёл к порогу. — Ну что? — спросил он хмуро. — Лёня, мы тебе ноты принесли, — робко сказала Марина. — Лёня, это концерт, — сказала строго Галя. — Знаешь, какой концерт! Алексей Степаныч велел тебе его разобрать. Лёня взял ноты и стал рассматривать их. — Ого! — сказал он, перелистав ноты. — Очень трудный, — подтвердила Марина. — Зато какой красивый! — Интересно! — процедил сквозь зубы Лёня, разглядывая ноты. — Как же это?.. — Как это играется? Хочешь, покажу? — с готовностью предложила Марина. — Покажи, — нехотя согласился Лёня. Марина вынула свою скрипку из футляра и с увлечением начала проигрывать Лёне трудное место. Галя исподлобья внимательно следила за ней. Шурик бросил своё вырезывание и тоже смотрел. — Видишь, — возбуждённо говорила Марина, — не так трудно… Ой, вот тут не выходит! — Дай я, — сказала Галя. Она взяла у Марины скрипку и проиграла трудное место. Нечего было и сравнивать — она сыграла его гораздо лучше Марины, хотя играла на чужой, неудобной для неё скрипке. Но Марина зависти не почувствовала. Она была так рада, что Галя играет. — Лёня-а! — послышалось в открытую форточку. Чьё-то лицо прижалось снаружи к стеклу. Евдокия Петровна, кормившая в это время ребёнка, молча сделала сыну угрожающий жест рукой, и Лёня хмуро отвернулся от окна. — Идёмте, провожу, — буркнул он девочкам. Девочки торопливо собрали свои вещи. Галя взяла папку, Марина — футляр со скрипкой. — Это у тебя какая? Трёхчетвертная? — спросил на ходу Лёня. — Трёхчетвертная, — гордо ответила Марина. — И звучит хорошо, правда? — У меня целая, — небрежно ответил Лёня. Они вышли на крыльцо. У крыльца дожидался небольшого роста, коренастый, плотный мальчик. Свет от фонарика над крыльцом падал ему прямо в лицо, и Марина его хорошо разглядела. У мальчика было обыкновенное круглое веснушчатое лицо с твёрдыми чертами, с упрямым подбородком. И он вовсе не походил на того злодея-разбойника, который уже представился ей после рассказов Шурика о таинственном Кольке, имеющем такую власть над его братом. Увидев девочек, Коля даже довольно вежливо с ними поздоровался, но тут же тихо заговорил о чём-то с Лёней, не обращая на них больше никакого внимания. «У меня уже один состав готов», — разобрала Марина. И ещё: «Ты что, снова за эту музыку взялся?» В голосе его слышалось нескрываемое презрение. И ещё Марине послышалось какое-то неприятное слово, как будто… «пиликалки». — Ну, мы пойдём, — сказала она. — Так ты смотри выучи! — строго добавила Галя. — А то весь класс подведёшь! — Если хочешь, мы поможем, — сказала Марина. — Да уж сам как-нибудь справлюсь! — буркнул Лёня. Девочки пошли к воротам. Неожиданно их догнал Лёня. — Скажите Алексею Степанычу, — проговорил он тихо, — что я на следующий урок приду. — И побежал обратно к крыльцу, где его ждал Коля. Девочки молча прошли тёмный дворик и вышли на улицу. Тут им сразу стало веселее. Они шли рядом, не держась за руки, как бывало, но уже не так отчуждённо. — Она его ругать будет? — спросила Галя. — Наверно. Но только ему, Галя, концерта не выучить! Он ведь летом ничего не делал, а там такие трудные двойные ноты… — Выучит. Он всё-таки старше нас классом, — ответила Галя. — И, знаешь, наш концерт вовсе не такой уж трудный. «Наш концерт, — подумала Марина. — Вот как! Галя сказала: наш концерт!» — Только я думаю, — сказала она, — что ему этот Коля помешает учиться. Такой небольшой, а Лёня его боится. — Это он только с виду небольшой, — мрачно заметила Галя. — Ну, до свиданья, — сказала она неожиданно и повернула направо. — Галя, постой! — крикнула Марина. — Когда же мы увидимся? Приходи ко мне. — Не знаю, мне некогда видеться, — ответила Галя не оборачиваясь. Марина даже остановилась от удивления. Вот как! Оказывается, они не до конца помирились. Ну и характер у Гали! «Кремень, а не девочка», — говорит про неё её бабушка. Да, правда кремень. 21. ДОЖДЬ ИДЁТ Марина проснулась потому, что по стеклу постукивали дождевые капли. Она сунула ноги в тапочки и подбежала к окну. Всё-всё — и крыши долгов, и деревья, и небо — было покрыто серой пеленой. — Дождь идёт, — сказала себе самой Марина и юркнула обратно в постель. Она любила дождь, осень. В такие дни особенно хорошо сидеть в классе, слушать учителей, заниматься дома — музыкой, уроками, чтением. Другие девочки любят весну, лето, жаркие дни. Марина тоже их любит, но осень и зиму, кажется, больше. Вот перед самым отъездом в город бывали такие дни… «Марина, твой дождик идёт», — говорила тогда мама. И Марина надевала плащ и бежала в сад. И крыши домов, и деревья, и небо — всё было покрыто серой пеленой. Ей нравилось сидеть на скамейке под старой-старой, раскидистой елью, с которой только изредка падают тяжёлые капли. Сидеть и смотреть на сырые дорожки, на тёмные сосны и вдыхать свежий горьковато-влажный воздух, пахнущий мокрой землёй, листьями и хвоей. А как хорошо бывает после дождя в сосновом лесу! Стволы у сосен после дождя темнеют — из золотистых делаются коричневыми, а тёмная хвоя светлеет. И так прозрачно и свежо делается тогда в лесу… Как хорошо, что дождь идёт, прозвучали в ушах у Марины какие-то строчки. Хорошо лежать и слушать, как шумит за окном дождь… — Мама, ты спишь? — тихонько окликнула Марина. Елена Ивановна подняла с подушки голову. — Марина, твой дождь идёт, — сказала она сонным голосом. — Не забудь сегодня надеть калоши. И плащ. — И она повернулась на другой бок. Ох, уж эта мама! Обязательно ко всему примешает калоши! Но мечтать уже больше не хотелось! И как раз в эту минуту отчаянно задребезжал будильник. Семь часов! Марина сразу же вскочила и начала одеваться. А капли стучат, стучат по стеклу… Хорошо! Завязывая галстук, Марина вспомнила — сегодня настоящий сбор. И придёт новая вожатая. Интересно, какая она будет. Марина сбежала по лестнице. Скорей, а то мама заметит, что она ушла без калош. Дождь уже почти перестал, и мокрые липы отряхивали свои ветки, когда по ним пролетал ветер. Правда, холодно немножко. Марина пошла быстрей и почти вбежала в раздевалку — весёлая, разгорячённая, с мокрыми волосами. В раздевалке было очень тепло, шумно и тесно. — Здравствуй, Галя! — крикнула Марина, увидев подругу. — Промокла? — Нет, ничего, у меня плащ, — сдержанно ответила Галя. Она подошла к вешалке и стала раздеваться, не глядя на Марину. «Ну ладно, — подумала Марина, — ещё помиримся!» — и побежала к своему классу. Первый урок был её любимый русский язык. А после уроков сегодня сбор. 22. ОКСАНА Новую вожатую звали Оксана. Марина и раньше видела её в школе, и ей всегда нравилась эта тоненькая смуглая девушка. Рядом со своей подругой — спокойной, положительной Верой — она казалась совсем девочкой. Её звонкий голос и смех слышны были во всех школьных коридорах. А сейчас, когда Оксана вошла в класс, Марину поразило ещё одно: оказывается, она была похожа на Татьяну Васильевну. На Татьяну Васильевну из детского сада! Она была такая же тоненькая, с такими же короткими вьющимися тёмными волосами, с такими же весёлыми глазами. Марине понравилось, как Оксана вошла к ним: понравилось, как она подняла для приветствия руку. Светлана Новикова — председатель совета отряда — сдала рапорт. — Рапорт принят, — звонко сказала Оксана и посмотрела на ребят. — Ну, как же мы будем готовиться к празднику? — без всяких предисловий спросила она. Ребята переглянулись. — У нас тут разные вопросы, — сказала Мая. — И об отстающих… — И она посмотрела на Люсю. — Мы с вами, ребята, всё потом обсудим — и об отстающих тоже, — сказала Оксана. — А сейчас подумаем, как мы будем готовиться к Октябрьскому празднику. — Ну как? Как всегда, — нерешительно сказал кто-то. — Стенгазету выпустим, — сказал Лева Бондарин. — Проведём торжественный сбор, — сказала Светлана Новикова. — Стенгазета и сбор — это хорошо, — подтвердила Оксана. — А я вот ещё что предлагаю: давайте устроим шефский концерт! — Где, где? — закричало сразу несколько голосов. Оксана засмеялась и вынула из кармана письмо. — «Дорогая Оксана и дорогие ребята!..» — прочитала она. Все поглядели друг на друга. Кто это пишет? — «Мне немного завидно, что вы вместе, а я тут одна. Хотя, конечно, не одна. Вокруг меня много народу, и взрослых и детей, но я ещё к ним не привыкла. „Не обтерпелась“, как говорит Митя Каневский…» — Вера! — сказала Мая. — Она помните как воевала с Митькой? — А теперь его слова вспоминает! — сказала, улыбаясь, Оксана. — И пожелание ему особенное в конце — это я уж одному Мите прочту. — Пожалуйста, читайте дальше, — попросила Марина, поглядывая на смущённого Митю. «Ага, молчит — даже не нашёлся что ответить!» — «Расскажу вам немного о моей новой жизни, — продолжала читать Оксана. — Моя школа находится при фабрике — тонкосуконной фабрике имени Калинина. Я как-то привыкла раньше думать, что фабрика находится непременно в городе, что вокруг неё всегда очень шумно. А вокруг нашей фабрики очень красивые места: река, лес и у самой фабрики — парк. Наша детская музыкальная школа при фабрике открылась совсем недавно, работала всего одну зиму, и учеников было немного. С моим приездом открыли новый класс — скрипичный. Теперь в нашей маленькой школе два педагога, ожидаем третьего. И знаешь, Оксана, какая у меня мысль?..» Но тут, на самом интересном месте, Оксана перестала читать. — Дальше вам неинтересно, — сказала она. — Ну, а кто теперь скажет, где нам устроить шефский концерт? Читайте дальше! Интересно! В Вериной школе! При фабрике! — заговорили пионеры. — По очереди, — сказала Оксана. — Только, ребята, я не буду вам сейчас читать всё Верино письмо. — А вы расскажите, — попросил Митя Каневский. — Не читайте, а расскажите! — Рассказать? Ну хорошо. Вера пишет, что детскую музыкальную школу открыли при фабрике потому, что там много способных ребят. Они сами, по своей охоте, устроили у себя в общеобразовательной школе спектакль, с пением, почти оперный. А руководить ими по-настоящему было некому. И в музыкальную школу пришли они охотно. Но то ли не умели их заинтересовать, то ли они думали, что это будет одно развлечение… Словом, Вере сейчас нелегко налаживать новое дело. Я предлагаю вам помочь нашей Вере. Устроим там такой концерт, чтобы местным ребятам захотелось учиться по-настоящему. И хорошо бы там сыграть не только то, что вы готовите для академического вечера, а дополнительно выучить новые вещи наших советских композиторов или русские народные песни. Хотите? Оксанино предложение ребятам понравилось. Одна только Люся была недовольна. — Да когда же это всё успеть? — говорила она. — Новые вещи! А свои? — Вот всегда она так! — возмутилась Мая. — Честное слово, Люська, я тебя из своего звена выведу! Оксана подняла руку: — Тише! Тебя как зовут? Люся? Люся, а к тебе у меня особенная просьба. Ты ведь, кажется, умеешь шить? — Умеет, и очень хорошо, — подтвердила Мая. — Она у нас первая по рукоделию. — Вот и хорошо, — сказала Оксана. — Вера пишет, что их ребята в клубе готовят к Октябрьскому празднику два спектакля: старшие — «Тимура», а маленькие — «Золушку», но им трудно справиться с костюмами. Ты могла бы им помочь. Согласна? — Согласна, — ответила Люся и оглянулась на ребят. Она действительно любила и умела шить, но в классе до сих пор к этому относились равнодушно. — Вот это хорошо! — сказала Оксана. — И тебе будет интересно туда поехать. Все поедут на праздники, а мы с тобой — раньше. Люся улыбнулась и покраснела. Она была и смущена и довольна. Митя что-то буркнул про девчоночьи занятия — иголочки и бантики, но Оксана очень серьёзно на него посмотрела, и он замолчал. — Только не думайте, — сказала Оксана, — что весь концерт будет состоять из ваших выступлений. Будут играть и Верины ученики. — Такие начинающие? — удивилась Мая. — Будут! — воскликнула Марина. — Помните, девочки, как мы готовили с Верой первомайский сбор? Все, все участвовали! — Даже Каневский, — откликнулась Мая. — Да вы ведь Веру хорошо знаете, — сказала она Оксане. — Знаем! — сказал Митя Каневский басом. Все засмеялись, и Оксана громче всех. — Да, я была на этом сборе, — сказала она. — Было очень интересно. Мне понравилась игра в маленьких почтальонов, от всех шестнадцати республик. Кто её придумал тогда? — Митя! Вера! Нет, Светлана! — закричали ребята. — Ну, понятно: вместе, — сказала Оксана. — А что бы нам сейчас придумать, чтобы интересно провести этот концерт? Подняла руку Светлана. — По-моему, надо не только концерт, — сказала она, — а ещё чем-нибудь помочь в устройстве Октябрьского вечера. Вот Люся будет помогать шить костюмы, а мы можем помочь украсить зал. — Да чем же они хуже нас? — удивилась Мая. — Наверно, лучше нас всё устроят. — А можно, мы им портрет Глинки привезём? — спросила Галя. Марина оглянулась на неё. — И Чайковского, — неожиданно для себя самой добавила она. Это были их с Галей любимые композиторы. — Вот придумали! Да у них, может, есть! — Девочки не могут без подарков, — сказал Митя, грустно покачивая головой. — «Ах, мы вам привезли!» — А ты подарков не любишь? — вспылила Мая. — Девочки, подарим ему что-нибудь, — шепнула Марина, — какую-нибудь марку редкую! — Уж вы найдёте редкую! — засмеялся Митя. Он очень гордился своим альбомом. — Ну, вот что, — сказала Оксана, — вы подумайте, ребята, о делах нашего отряда в этом году и самое первое — о поездке в Берёзовую. Ведь мы с вами поедем на большую фабрику! Я думаю, поездка будет для нас всех очень интересной. Конечно, если только вы сами захотите этого. — А можно написать Вере и всё у неё подробно узнать? — спросила Светлана. — Конечно, можно, — сказала Оксана. — Знаете, что Вера написала в конце письма? «А пионеров моих очень прошу мне писать обо всём: о хорошем и о плохом. Я очень скучаю по ним и не хочу, чтобы они меня забыли. Ты ведь не будешь сердиться на меня за это?..» Оксана сложила письмо и внимательно посмотрела на ребят. — Я не буду сердиться, — сказала она. — Кто захочет написать, пусть возьмёт у меня адрес. — Дайте, пожалуйста, мне, — вспыхнув, сказала Марина. У неё в голове мелькнула одна мысль. 23. ПИСЬМО НА ТОНКОСУКОННУЮ ФАБРИКУ «Станция Берёзовая. Тонкосуконная фабрика имени Калинина. Педагогу ДМШ Вере Львовне Мельчук. Здравствуй, дорогая Вера! Это пишет тебе твоя пионерка Марина. Ты не забыла меня? Мне очень интересно узнать, как ты живёшь и работаешь, а Оксана прочитала нам только кусочек твоего письма. Какие у вас ребята? Тебе не скучно без театров и концертов? Скучно, наверно. А у меня год начался плохо. Знаешь, Вера, мы поссорились с Галей! Ты же помнишь, мы раньше никогда не ссорились. А в этом году Алексей Степаныч дал нам играть один и тот же концерт, и Галя обиделась. Потому что, ты ведь знаешь, она играет гораздо лучше меня. И вообще не любит играть с кем-нибудь одну вещь. Честно говоря, я тоже не люблю это. Ну, правда, разве мало на свете скрипичных концертов? Наверно, тысяча или ещё больше. Зачем же нам играть одно и то же? И Галя больше не дружит со мной. Как быть? Понимаешь, Вера, она ведь очень хорошая девочка, и я думаю, не попросить ли Алексея Степаныча, чтоб он забрал у меня концерт? Ведь дружба важнее, правда? С мамой я говорила. Она думает, что я хочу отказаться из боязни, понимаешь, что я хуже сыграю. Это тоже правда, но всё-таки дело не только в этом. Вера, посоветуй, пожалуйста, как мне быть! Я пишу тебе, потому что Оксану я ещё стесняюсь. Хотя она, наверно, хорошая. Готовишься ли ты к Всесоюзному конкурсу? Ты ведь собиралась. Пожалуйста, готовься! И пусть тебе тамошние ребята не мешают. Ну, до свиданья. Очень жду ответа. М. Петрова У мамы опять срочная работа. Они хотят выпустить столько пар башмачков, что даже не сосчитать! И откуда столько малышей взялось? Прямо миллионы. А башмачки очень хорошенькие — и красные, и зелёные, и синие. Для больших такие не делают. Ну, правильно, конечно: маленькие должны быть нарядными. Мама мне тоже обещала новые туфли. Но это пустяки. А главное, мне очень скучно без тебя и Гали. Потому что хотя она здесь, но мы не дружим больше… Вера, жду твоего письма! Привет тебе от Жени. Марина» Написав это письмо и отправив его в адрес тонкосуконной Березовской фабрики, Марина повеселела и стала с нетерпением ждать ответа. 24. ОТВЕТ ИЗ БЕРЕЗОВОЙ «Я очень обрадовалась твоему письму, Мариша. И немного огорчилась. Отвечу тебе по порядку. Мне здесь очень интересно жить и работать. Когда вы приедете к нам на праздники, ты многое увидишь сама. Театров таких, как в Москве, у нас, конечно, нет, но один театр есть — и очень интересный. В нём играет наша фабричная молодёжь. Среди них много талантливых людей. Меня тоже пригласили туда. Я совсем не артистка, но могу помочь кое в чём. Кроме того, к нам приезжают театры из Москвы. И радио есть. Разве ты забыла о нём? Мои ученики — хорошие, способные ребята. Они уже немного с тобой познакомились. Ты не сердись, я прочитала некоторым из них твоё письмо. Они считают, что ты неправа: отказываться от концерта нельзя. А ложное самолюбие надо отбросить — по-моему, оно есть не только у Гали, но и у тебя, у вас обеих. Ребята решили, что вы обе неправы, а прав ваш учитель. Один мой ученик — есть у нас такой Вася Воробьёв — сказал, что это вообще пустяки и нечего этим заниматься. Но я с ним не согласилась, и другие ребята меня поддержали. Нет, вопрос этот стоит обсуждения, и хорошо, что ты мне о нём написала. У меня в классе некоторые ребята тоже неправильно понимают дружбу, и, когда они прочли твоё письмо, им это стало как-то яснее. Конечно, другу надо уступать, но не всегда и не во всём. Так решили мои ученики и я вместе с ними. А что говорит Оксана? Я бы хотела, чтобы вы с Галей сыграли мне ваш концерт. Мои ученики пока ещё ничего интересного не играют. Но среди них есть такие способные! Особенно одна девочка, Тамара, и ещё Вася Воробьёв. Ты спрашиваешь, готовлюсь ли я к Всесоюзному конкурсу. Да, я готовлюсь, занимаюсь по нескольку часов в день. Моя квартирная хозяйка — мать Васи Воробьёва — не велит своим ребятишкам шуметь, когда я играю. И сам директор фабрики спрашивал меня недавно, удаётся ли мне готовиться к конкурсу. А о моих учениках и говорить нечего — они очень хотят, чтобы их учительница отличилась. Да конкурс ещё очень не скоро — времени у меня на подготовку много. Буду ездить в Москву, на консультацию к Елизавете Фёдоровне. Ну, до свиданья, Мариша. Видишь, какое я тебе длинное письмо написала. И ты пиши мне, не забывай свою старую вожатую. Передай привет всему нашему отряду и Оксане, а также твоей маме, Софье Дмитриевне и Жене. Вера» Это письмо Марина получила, придя домой со сбора звена, на котором они начали подготовку к Октябрьскому вечеру. Всю дорогу она думала о Берёзовой, а придя домой, получила оттуда письмо! Да, Вера права, концертом надо заниматься. Ничего, что она играет хуже Гали, — если очень постараться, ведь можно и догнать. И всё равно что-то своё будет у каждой из них. А как хорошо было бы сыграть именно этот концерт на вечере в Берёзовой! И сейчас же после обеда Марина взялась за скрипку. «Уроки приготовлю вечером», — решила она. 25. МУЗЫКАЛЬНЫЙ КОТ Марина кончила заниматься, положила на место скрипку — и в ту же минуту приоткрылась дверь и вошёл Васька. Ваську в семье у Марины называли музыкальным котом. Почётное это прозвище кот получил от Марины за свою явную нелюбовь к музыке. Когда он приехал этим летом к Марине на дачу — ещё совсем маленьким, глупым котёнком, с разъезжающимися в стороны лапками, — он очень испугался незнакомых для него звуков Марининой скрипки и кинулся под кровать. Марина со смехом его оттуда вытащила и заставила слушать. Васька мотал головой и жалобно мяукал. С тех пор он всегда, заслышав звуки настраиваемой скрипки, соскакивал с дивана и недовольно уходил. Только один раз, забыв о своей неприязни к музыке, он разрешил себе поиграть Марининым смычком, опущенным на пол, — по-видимому, не догадался, что это и есть одно из орудий, производящих ненавистные для него звуки. Марина не раз его стыдила, рассказывая о том, какой хороший кот живёт в музыкальной школе, как этот кот ходит на все концерты и как он слушает игру ребят, сидя на стуле в первом ряду. Но Васька слушал рассказы об этом примерном коте так же невнимательно и с оттенком недоверия, как, бывало, слушала сама Марина, когда была поменьше, мамины рассказы о какой-то очень хорошей девочке, которая всё успевает сделать и у которой всё всегда чистое и аккуратное. Сейчас музыкальный кот вошёл в комнату, мягко ступая своими бархатными лапками, поднял усатую морду с чёрным пятнышком на носу и мяукнул. Это могло означать, примерно, следующее: «Ты уже кончила? Не пора ли меня покормить?» Или ещё короче: «Молока! Мяса!» Марина схватила музыкального кота на руки и покружилась с ним по комнате, хотя кот был явно не расположен к танцам. — Васька, я буду играть на фабрике! На тон-ко-су-кон-ной… Понимаешь? Васька недовольно тряхнул головой и, изловчившись, прыгнул на пол. «Мяу!» — настойчиво повторил он и засунул лапу под книжную полку. — А, игрушку потерял! — догадалась Марина. — Так бы сразу и говорил. А то я думала — ты есть хочешь. Она засунула руку под полку и вытащила оттуда чёрный мячик. Васька сейчас же покатил его по полу — прямо под ноги вошедшей маме. — Так, дочка моя забавляется, — сказала мама. — Мамочка, это не я, это Васька забавляется! — закричала Марина, вскакивая с места и целуя мать. — Что ты принесла, ма? — Я вам обоим подарки принесла — тебе, Васька, колбаски, а тебе, Марина, вот что… — И мне колбаски — почему одному Ваське? — возмутилась Марина и замолчала, развернув мамин подарок. Это была толстая тетрадь нот в коричневом переплёте. На переплёте было вытиснено золотом: «Развлечение русского скрипача». — Мама, где ты нашла такие? — Это мне для тебя подарили. Марина даже покраснела от радости и стала жадно перелистывать ноты. — Мама, ты даже не знаешь, как это хорошо! — сказала она. — Ведь тут русские песни — это мне сейчас так нужно! — Именно сейчас? — удивилась Елена Ивановна. Узнав о готовящемся вечере в Берёзовой и о том, что Марина хочет играть там свой концерт и выучить русскую песню, Елена Ивановна отсоветовала ей решать это без Алексея Степаныча. — Знаешь, Мариша, концерт у тебя не готов, — сказала она. — До Октябрьского праздника еще, правда, порядочно времени… Ну, посмотрим, как ты его сыграешь на школьном концерте. Ведь одно дело — школьный, ученический концерт, а другое дело — торжественный, в Октябрьские дни. — Да, я понимаю, — вздохнула Марина. — Но что же мне там сыграть? — Попроси Алексея Степаныча разучить с тобой что-нибудь из этих русских песен. — Нет, я сама должна! — сказала Марина. — Ну, сама. Ещё лучше. — А он потом меня прослушает. Какие тут песни есть хорошие! — Значит, ты довольна моим подарком? — Ой, ещё как! И Васька доволен… Васька, ты где? А музыкальный кот в это время уплетал колбасу, и, кажется, уже не свою порцию. — Ах ты, негодник! — закричала Марина. — Ну вот, за это сейчас ещё два часа играть буду! И она снова взялась за скрипку и с увлечением принялась разбирать песни из принесённого мамой сборника. Действительно, при первых же звуках скрипки Васька недовольно поёжился и удалился, унося в зубах недоеденный ломтик колбасы. 26. СЮРПРИЗ АЛЕКСЕЯ СТЕПАНЫЧА Марина и Галя, каждая по-своему, рассказали Алексею Степанычу о посещении Гавриловых. Галя рассказывала больше о том, как Лёня встретил известие о концерте и как он рассматривал ноты, а Марина — обо всём сразу: о Лёне, Шурике, их маме, а также о некоем Коле Гриненко, который мешает Лёне заниматься. В рассказе Марины Коля выглядел каким-то таинственным и очень важным человеком. Однако Алексей Степаныч выслушал её очень серьёзно и для чего-то записал в своём блокноте имя и фамилию Лёниного приятеля. Девочки боялись, что Лёня не сдержит своего обещания. Но через два дня он пришёл на урок к Алексею Степанычу и, к удивлению всех присутствующих учеников, сыграл очень неплохо разобранный концерт. Алексей Степаныч встретил Лёню так спокойно, как будто видел его вчера, и, ни о чём не спрашивая, начал с ним заниматься. Только после урока он сказал Лёне, что пропущенный месяц надо наверстать и поэтому срок, дающийся обычно на разучивание этого концерта, ему приходится сократить вдвое. — Ничего, справишься, — сказал он на прощание. — А не то девочки помогут! — И он улыбнулся Марине и Гале. Сегодня они были в классе в одно время. Лёня передёрнул плечами и ничего не ответил. Было ясно, что ни о какой помощи девочек не может быть речи и что соревнование с девочками, устроенное хитрым Алексеем Степанычем, задело и его за живое. Но какой сюрприз ждал девочек, когда Лёня вышел из класса! — Ну так вот, дорогие мои, — сказал Алексей Степаныч, очень серьёзно глядя на девочек, — концерт придётся отложить. Возможно, что вы сыграете его в конце года, на экзамене. Я видел, что вы можете с ним сделать, — вы очень старались обе, и за это обеих хвалю. Концерт этот заставил вас сразу втянуться в занятия, напрячь все свои силы… Он помолчал. — А теперь, девочки, давайте его сюда — он пока для вас трудноват. А вот возьмите ноты: эти три пьесы ты сыграешь на ближайшем концерте, Марина, а эти вариации — ты, Галя. И нечего хмуриться — пьесы очень хорошие, получше всякого концерта, и выучить их надо очень быстро, за три недели. Среди доставшихся ей нот Марина с удивлением увидела одну очень лёгкую пьеску — её ещё в прошлом году играла одна маленькая ученица их класса. — Алексей Степаныч, — жалобно протянула она, — а зачем вы мне эту пьесу дали? — Видишь, Марина, — сказал Алексей Степаныч, — я хочу, чтоб вы научились играть не только трудные, но и лёгкие вещи… Что, непонятно? Ты думаешь: «Что же тут учиться лёгкому, когда я уже трудное играю?» Так вот, лёгкие вещи нужно вам учиться играть артистически, при исполнении лёгких вещей вы должны быть уже не учениками, а настоящими музыкантами. Понятно? В этой маленькой арии ты должна дать и красивый, полный звук и тонкость оттенков. Тут уже должна быть музыка, а не ученическое исполнение трудных пассажей. Но не горюй о трудном. Другие две пьесы достаточно трудны — тебе придётся над ними немало потрудиться… Ну, а ты, Галя, что молчишь? Галя молча разглядывала свои вариации. Ей давно хотелось их сыграть, но всё же было немного обидно — ей казалось, что концерт у неё почти готов. — А Лёня будет играть наш концерт? — спросила она, опустив глаза. — Будет. И на первом же школьном вечере, — ответил Алексей Степаныч. — Ну да, ведь он уже в шестом классе, — примирительно сказала Марина. — Только, Алексей Степаныч, знаете, нам ведь ещё надо к шефскому концерту готовиться! Как вы думаете, успеем? — Видите, как хорошо, что я переменил программу! — сказал, улыбаясь, Алексей Степаныч. — Ведь концерт этот для праздничного вечера не годится. И уж там вы обе не могли бы играть одно и то же. А пьесы ваши, наоборот, очень подходят. — Можно, я к ним прибавлю ещё одну русскую песню? — спросила Марина. — Конечно. Очень хорошо будет. Когда разберёшь — принеси. 27. МАРИНА ГОТОВИТСЯ К КОНЦЕРТУ Новые пьесы, полученные от Алексея Степаныча, Марина принялась учить сначала с некоторым недоверием, но очень скоро увлеклась ими. Правда, её всё время тянуло к оставленному концерту, и она проигрывала из него на память то один отрывок, то другой и удивлялась: ведь очень неплохо получается! Почему же Алексей Степаныч отобрал его? Но так как концерт не играла и Галя, большой обиды не было. Конечно, времени на подготовку новых вещей было, по мнению Марины, недостаточно. А приготовить их надо было очень хорошо, так как вскоре после школьного концерта должен был состояться праздничный вечер в фабричном клубе. Для этого вечера надо ещё выучить русскую песню из подаренного мамой сборника. — Мама, да не хватит же у меня времени, чтобы выучить всё это! — пожаловалась она матери. — Времени у тебя на подготовку этих пьес теперь больше, чем всегда, — ответила мама, в чём-то, как показалось Марине, подражая Алексею Степанычу. — Как так больше? — удивилась Марина. — Ну конечно, больше. Ведь дай их тебе Алексей Степаныч месяц назад — ты бы стала их учить понемножку, вразвалочку, а сейчас ты своё время уплотнишь. — Мама, ты всё шутишь, — сказала Марина, — а я тебе серьёзно говорю: не успею выучить! — Непременно успеешь, — ласково сказала Елена Ивановна. — Память у тебя хорошая, выучишь ты свои пьесы очень быстро. Значит, всё это время надо будет потратить на тщательную разработку пьес. Правда? — Правда, мамочка, — сказала Марина. — И откуда ты это всё знаешь? Тебе Алексей Степаныч сказал? — Может быть, — улыбнулась мама. Действительно, наизусть Марина учила свои этюды и пьесы очень легко. Она, собственно, никогда и не учила их. Стоило ей проиграть три-четыре раза по нотам пьесу, как она уже знала её на память. Но тогда начиналось вживание в пьесу, в её музыку, — то, о чём в последнее время так часто говорил своим подросшим ученикам Алексей Степаныч. 28. ЗВЕЗДА ПУТЕШЕСТВИЙ Маринин отряд решил путешествовать. Кто первый это придумал, неизвестно. В этот раз собрались в пионерской комнате без Оксаны. Надо было поговорить, подумать. Но никто сначала не предлагал ничего интересного. Был уже вечер, в школе было тихо. За окнами в синей вечерней мгле вспыхивали огни фонарей, приглушённо шумела московская улица. — А знаете что, — сказала Светлана, глядя в окно, — пусть каждый скажет, что ему хотелось бы больше всего. Очень хотелось бы! Сначала засмеялись, стали шутить. А потом вдруг оказалось, что всем хочется одного и того же — путешествовать. Ехать куда-то далеко-далеко, выходить на далёких станциях, видеть новых людей, новые города. — Да когда это ещё будет! — вздохнула Марина. Кто первый сказал — неизвестно, кажется, Лёва, а может быть, Каневский, но вдруг все решили это далёкое путешествие начать сейчас. — Мы ведь действительно можем ездить, — говорила Светлана. — Понимаете, ребята, ездить в разные интересные места: в Берёзовую, в лагерь, а кто ещё дальше — на каникулах… — В Мураново ездили, — сказала Галя. — Ну да, мы ездим, а у нас это так проходит, — подхватила Марина. — А мы давайте путешествовать! — От дома до школы, — засмеялся Митя. Мая, как всегда, на него шикнула, но игра уже захватила всех. И тот же Каневский начал придумывать условия этой игры, а Лёва продолжал. Значит, теперь они не просто ездят. Все, все поездки — это начало их большого путешествия. Они будут привозить из своих поездок фотографии, разные находки, записи. И тот, кто это сделает хорошо (или в самом путешествии себя хорошо проявит), получит звёздочку. А у кого звёздочка — тот сможет поехать ещё в одну поездку и пригласить с собой кого-нибудь. Кого хочешь! И даже может сам придумать маршрут следующей поездки. Можно ехать на поезде, на метро, троллейбусе, трамвае. Можно идти пешком. И даже можно идти по карте. И за год они соберут много звёздочек — ведь путешествие будет продолжаться и летом, в лагере. Потом, когда они вырастут, эти звёздочки напомнят им о том, где они побывали в детстве и что видели и узнали. А для памяти можно рисовать в середине звёздочки что-нибудь напоминающее каждую поездку. — Вот, например, — фантазировала Марина, — если у нас будет хорошая поездка в Берёзовую, мы сможем нарисовать в середине звёздочки клубок пёстрой шерсти… — Ну нет, — сказала Галя, — скрипку! Мы ведь туда играть едем. — А что мы там увидим, на фабрике? — заспорила Марина. — Людей и машины, — сказал Лёва. — Просто напишем: «Берёзовая», — задумчиво сказала Светлана. И ребята перестали спорить. Да, раньше всего — поездка в Берёзовую. Но теперь они не просто туда поедут. Теперь они посмотрят там всё самое интересное; это будет первое путешествие их отряда. — А дальше? — Дальше — увидим, — сказала Светлана. Вот как получилось, что в обычном школьном году, когда школьникам вовсе не полагается куда-то ехать, а нужно сидеть за партами и учиться, началось путешествие небольшого пионерского отряда одной школы. — Без отрыва от учёбы, — сострил Каневский, когда ребята, шумно переговариваясь и смеясь, выходили из школы. И, как всегда, Мая грозно на него посмотрела, а он, сдвинув на затылок меховую шапку-ушанку, лихо прошёл мимо неё. И все разошлись по вечерним улицам домой. Марина энергично взялась за свои новые пьесы, но прошло несколько дней, и она к ним охладела и стала играть с неохотой. Началось с того, что Люся узнала о новой Марининой программе. — У, для третьеклашек! — презрительно фыркнула она. Марина привыкла к Люсиным выходкам, но эта её задела. И правда, зачем это Алексей Степаныч дал ей такие лёгкие пьесы! Наверно, он в ней разочаровался — решил, что она неспособная… А к этому сразу же прибавились ещё два обстоятельства. Во-первых, от Веры пришло письмо, в котором она писала об их общем празднике и радовалась, что услышит на нём Маринин концерт. Марина очень огорчилась, прочитав письмо. «Столько наговорила об этом концерте, — думала она, — а теперь не играю его!» Она ничего не ответила Вере, и ей сразу стало очень скучно. А вторая беда пришла совсем неожиданно — и с той стороны, с которой Марина её меньше всего ожидала. Вторая беда случилась с арифметикой. Усиленно занявшись своими новыми пьесами, Марина как-то раз совсем не приготовила школьных уроков. Она рассчитывала, что в этот день её не спросят, потому что спрашивали два дня назад и потому что есть ещё много неспрошенных ребят. Словом, тут были сложные школьные расчёты, в которых преподаватель арифметики Николай Николаевич, по-видимому, не разбирался, так как вызвал он именно Марину, и самой первой. Марина получила двойку. В классе так и ахнули. Митя Каневский что-то насмешливо шепнул Лёве — Марине послышалось, что он сказал «горе-отличница». А после урока на неё напала Мая. — Марина, ты что это — подводить наше звено? — строго спросила она. Марина сама была очень огорчена первой в её жизни двойкой и вдруг, неожиданно для себя самой, огрызнулась: — А тебе что? — У Люси учишься? — презрительно сказала Мая и отвернулась. А так как они по-прежнему сидели с Маей на одной парте, то Марине стало ещё скучнее. Сидеть на одной парте с девочкой, которая от тебя презрительно отворачивается… Неприятно! А тут ещё Оксана на перемене спросила Марину, как идут её дела у малышей. Одно к одному! Марина и не заглядывала ещё к ним. Надо было бы заняться в этот вечер арифметикой, но Марина решила составить план работы с малышами. С Маей советоваться она не хотела, весь вечер просидела дома над планом работы — и ничего не придумала. Когда Марина собралась спать, Елена Ивановна спросила: — Марина, почему ты сегодня совсем не занималась? Ведь у тебя двойка по арифметике. И не играла совсем. — Ску-учно… — протянула в ответ Марина. — Что я тут буду играть? Чепуха это. Для маленьких. Словом, на Марину нашло упрямство — то упрямство, с которым так боролась Елена Ивановна и от которого, как ей казалось, в последнее время Марина уже избавилась. 30. УПРЯМСТВО Назавтра Елена Ивановна постаралась прийти с работы пораньше. Марина сидела за столом и вяло готовила уроки. Кончив уроки, она уткнулась в какую-то давно наскучившую ей детскую книгу. — Мариша, надо поиграть, — напомнила Елена Ивановна. Марина сейчас же надула губы и нахмурилась. Всем своим видом она старалась показать, что её заставляют делать то, что ей совершенно неинтересно. — Не хочешь заниматься? — сразу догадалась Елена Ивановна. — Ну что же, пропусти ещё один день. Но пропускать Марине тоже не хотелось. Ей хотелось, чтобы её уговаривали, настаивали, а она бы делала обиженное лицо. И вообще она сама не знала, чего ей хотелось. Кажется — всё делать наоборот. Видя, что мама не замечает её, Марина как бы нехотя взялась за скрипку и, начав с двух-трёх нарочно фальшивых нот, оглянулась. Нет, ничего, никакого впечатления. Тогда она взяла ещё несколько нот, но так как фальшивые ноты ей самой были глубоко неприятны, она начала играть чисто, постепенно увлеклась и втянулась в игру. Однако Елена Ивановна не успокоилась. Она чувствовала, что с Мариной что-то происходит, и решила поговорить с дочкой по душам. 31. ВЕЧЕРНИЕ РАЗГОВОРЫ… Задушевные разговоры у Марины с мамой бывали по вечерам, когда Марина ложилась спать. — Мама, посиди со мной минуточку, — просила она. Елена Ивановна присаживалась на краешек кровати, и они разговаривали. Елена Ивановна любила эти вечерние разговоры так же, как и Марина. В это время и Елена Ивановна и Марина могли всё рассказать друг другу — и Марина понимала Елену Ивановну гораздо лучше, чем днём, в суматохе разных дел, когда ей казалось иногда, что мама требует от неё чего-то невыполнимого. В этот день Марина после уроков задержалась в школе. Был школьный концерт старших классов, и на этом концерте играла семиклассница Катя Зейчук — лучшая скрипачка школы. Катя играла с мастерством взрослого, профессионального музыканта и в то же время так непосредственно и свежо, как играют только в юности. Марина восторгалась и хлопала больше других. Но вечером, придя домой, Марина была очень молчалива и грустна. Её собственные неудачи последних дней и сегодняшний блестящий концерт так не похожи были друг на друга! Елена Ивановна спросила Марину, где она задержалась, и, узнав, что на концерте, спросила, кто играл. Больше ни о чём она Марину не спрашивала. Разговор начался тогда, когда Марина легла и мать подошла к ней, чтобы поцеловать её на ночь. — Скоро и твой концерт, Мариша, — сказала она. — Мама, я никогда больше не буду выступать! — вдруг неожиданно горячо прошептала Марина. — И никогда — вообще никогда не буду больше играть! — сказала она и отвернулась к стене. — Марина, ты неправа, — сказала Елена Ивановна. Она сразу поняла, о чём думала Марина. — Хочешь, поговорим? — Хорошо, — прошептала Марина. — Понимаешь, девочка, ты ещё много услышишь в жизни хорошего, — сказала Елена Ивановна, присаживаясь на краешек кровати, — и всё, что ты будешь слушать, будет обогащать тебя. Творческого человека всё хорошее обогащает, а нетворческого — отпугивает. Может быть, я непонятно говорю? — Нет, мама, понятно, понятно, — сказала Марина и уткнулась в мамины руки. — Ну, скажи мне ещё что-нибудь. — Ещё сказать? Ещё могу сказать, что я вижу, как ты выросла с прошлого года. Стала гораздо лучше понимать музыку и книги, которые читаешь. И ещё скажу, что ты моя хорошая девочка и я в тебя верю. — Ещё! — потребовала Марина, обнимая мать. — Ещё? Ещё скажу, что без труда ни ты, ни я не достигнем ничего хорошего. Знаешь, Марина, в одном письме Чайковский писал: «Лень очень сильна в людях. Нет ничего хуже для артиста, как поддаваться ей… Нужно, необходимо побеждать себя!» Лень — очень страшная вещь, Марина, и надо уметь преодолевать себя. Думаешь, мне иногда не хочется полениться? — Это тебе-то? — засмеялась Марина. — Ой, не верю! Мама, а как твоя работа? Приняли новую модель? — Не совсем. Надо её переделать. Она мне трудно даётся. — Вот и у меня трудно! — вздохнула Марина. — Только, мама, мне не удастся добиться. Я никогда не смогу играть так, как играет Катя. — А знаешь, Марина, — сказала Елена Ивановна, — когда я была в прошлом месяце у вас на уроке — ещё тогда все родители присутствовали, — ты играла, а Шура мне говорит: «Как хорошо играет ваша Марина!» А Сашенькина мама даже прослезилась: «Заслушаешься, говорит. И когда же это мой будет так играть?» Понимаешь, Марина, всё относительно. И надо идти вперёд, всегда вперёд. Ты думаешь, Ойстрах не старается совершенствовать свою игру? — Да, — сказала Марина, — а если он во мне разуверился? — Кто разуверился? — Да Алексей Степаныч. — Почему ты так думаешь? — А почему он мне дал такие лёгкие вещи? — Марина, ты веришь своему учителю? — спросила Елена Ивановна. — Верю. — Так почему же ты не веришь тому, что он говорил тебе о лёгких вещах? Ведь ты мне сама рассказывала. — Мамочка, какая ты у меня хорошая! — неожиданно сказала Марина. Елена Ивановна засмеялась: — Значит, легче стало на душе? — Легче. — Ну, спи, дочка. Елена Ивановна поцеловала Марину, погасила лампу и ушла к себе работать. 32. …И УТРЕННИЕ ДЕЛА Елена Ивановна хорошо знала свою дочь и хорошо знала, что вечерние разговоры далеко не всегда соответствуют утренним делам. Правда, на следующее после разговора с Еленой Ивановной утро Марина встала весёлая и деловитая — в десять минут прибрала комнаты, вскипятила чай, накрыла на стол. Домашняя работа так и спорилась сегодня в её руках; и в школу она ушла, напевая какую-то весёлую песенку. Что произошло в этот день в школе, Елена Ивановна не знала, но вернулась Марина из школы такая же хмурая, как и накануне. У Елены Ивановны в эти дни была очень большая и срочная работа — их фабрика выполняла к Октябрю своё сверхплановое обязательство, — и при всём желании мать не могла так подробно вникать во все дела дочери, как она это делала обычно. А Марина, которая за последний год приучилась уже было работать самостоятельно, теперь совсем почти перестала заниматься. О гаммах и упражнениях она забыла совсем, этюды и пьесы проигрывала по разу. Наизусть она, правда, запомнила свои новые пьесы очень быстро. А дальше что? Марину одолевала скука. В своих пьесах она не видела ничего такого, над чем бы стоило потрудиться. И вообще в эти дни у неё всё валилось из рук. А Алексей Степаныч? Алексей Степаныч как будто ничего не замечал. Он делал ей на уроке два-три замечания и казался Марине рассеянным. Как будто и ему вдруг стало неинтересно с нею заниматься. Единственное, что ещё интересовало Марину, это подготовка к шефскому концерту. Но не подготовка своего выступления, а переписка с Верой. В этой переписке Марина не участвовала, но письма из Берёзовой прочитывала с жадным интересом. Марине Вера больше не писала — наверно, потому, что Марина не ответила на её последнее письмо. Когда Оксана спросила своих пионеров, готовы ли они к Октябрьскому концерту, Марина что-то пробурчала в ответ. Русскую песню она разобрала, но Алексей Степаныч был, видимо, так недоволен ею в последнее время, что Марина не рискнула показать её. А без Алексея Степаныча играть было неинтересно. Никак нельзя было понять, хорошо ты играешь или плохо. Кто удивлял Марину в последнее время, так это Люся. Люся уже два раза ездила с Оксаной к Вере на фабрику. Вероятно, она помогала там делать костюмы, а может быть, и ещё в чём-нибудь участвовала, потому что часто шепталась с Оксаной и что-то скрывала от ребят. Люся была всё время весёлая и меньше ворчала. 33. ИЗ ДНЕВНИКА МАРИНЫ Date: 2015-12-12; view: 419; Нарушение авторских прав |