Мы еще увидим небо в джинсах

Правильно. Пора действовать. Со свежими силами и с энтузиазмом я принимаюсь за работу. Звоню в справочную службу и получаю номер Эштон‑холла, графство Монаган.

– Соединить вас с этим номером? – спрашивает раздражающий механический голос.

– Да, пожалуйста, – бодро отвечаю я.

Какого черта.

Даже если Тим обосновался на Фолклендских островах и пасет там овец, кто‑то из его семьи все равно должен жить в этих развалинах, и они помогут мне найти его. По крайней мере, я на это расчитываю.

Пока идет вызов и в трубке звучат длинные гудки, я вспоминаю, как боялась звонить своему первому бойфренду, изменщику Грегу Тэйлору, много недель назад. Мне забавно вспоминать, как я тогда нервничала, ведь сейчас я уже так поднаторела в этих делах, что, можно поклясться, мы с моими бывшими будто лучшие друзья на всю жизнь.

Неловкость удивительно быстро проходит, по‑моему, когда отчаяние следует за тобой по пятам.

В следующий раз я приглашу их всех скопом на рождественский ужин.

– Алло, Эштон‑холл, чем можем быть полезны?

Голос пожилой женщины… однако звучит знакомо.

– Здравствуйте. Э‑э… это не… вы случайно не Шейла, домоправительница? – спрашиваю я.

Нет, не может быть. Шейла, наверно, давно уже ушла в отставку… разве нет?

– Да, это я. Простите, а кто говорит?

– Здравствуйте, Шейла, я узнала вас по голосу. Уверена, что вы меня не помните, меня зовуг Эмилия Локвуд, мы встречались с вами – о, да – давным‑давно.

Я уже готова сказать: «Поверить не могу, что вы все еще работаете», но вовремя сдерживаюсь.

– Эмилия Локвуд? Конечно, я вас помню. Знаете, каждый раз, когда я вижу ваше имя в титрах «Кельтских тигров», то говорю: «Однажды я прибирала за ней блевотину».

– Хм‑м… да, извините, пожалуйста. Я‑то надеялась, что вы уже забыли об этом… э‑э… происшествии.

– Вы хотите снять комнату? Вы поэтому позвонили?

Снять комнату? Я соображаю… неужели Сим‑Сим‑Андервуды, прошу прощения – Синген‑Андервуды, зарабатывают на жизнь содержанием пансиона? Неужели им удается кого‑то к себе заманить?

– Э‑э… нет, я просто хотела узнать, не могу ли я поговорить с Тимом? Если он, конечно, до сих пор живет здесь.

– До сих пор живет здесь? – смеется она. – Конечно, он же здесь главный менеджер! Не вешайте трубку, я сейчас его вызову.

Главный менеджер, ага. Ну, может быть, за прошедшие годы они все‑таки сделали капитальный ремонт в этом притоне, и теперь это пятизвездный отель и все голливудские звезды хотят отмечать здесь свои свадьбы…

Странно, однако, что у них нет ни коммутатора, ни нормального оператора на телефоне, ни музыки для ожидания…

Тут я слышу, как Шейла орет во весь голос:

– Тим!!! Иди сюда, болван! Тебе звонят! Это Эмилия Локвуд!

Все понятно. Там явно не пятизвездный отель.

Потом Шейла опять берет трубку.

– Скажите мне одно, – говорит она, – пока я здесь. Что будет с Глендой и Себастьяном в «Кельтских тиграх»? Я чуть не умерла, когда они разошлись. Это невероятно. Особенно после такой роскошной свадьбы. Скажу вам, какая молодец эта новенькая, мать Гленды! Как бишь ее зовут? Ах да, Сэди Смит. Вот это актриса! Скажите ей, что это ее великая роль. И как они, господи ты боже мой, учат столько слов? Видно, дар божий.

Тут я слышу голос Тима. Это несомненно он.

– Дай мне трубку, глупая ты женщина. Алло! Эмилия Локвуд? Это правда ты?

Тот же аристократический выговор, те же барские ленивые интонации, Тим собственной персоной.

– Привет, Тим, как поживаешь?

– Страшно рад тебя слышать, старушка. Потрясающее совпадение.

– То есть?

– Я вчера вечером смотрел одну документальную бодягу по телевизору про моих кузенов за озером, Вулси. Глазам не верил. Старик Вильям Вулси, изрыгающий проклятия перед камерой, с рассказом, что у него нет ни шиллинга на поддержание их старинной фамильной развалюхи.

– Да, я, по‑моему, тоже видела эту передачу, – говорю я, хотя как это меня угораздило – сама не знаю. Она называлась «Мрачный мир ветхих Вулси», из серии документальных фильмов об аристократических семьях и их борьбе за сохранение фамильных особняков. Интересно, что Уильям Вулси и Тим – кузены… хотя, должна признаться, они похожи. Та же величественная царственная поступь, челюсть Габсбургов, излишне… то есть чересчур породистый вид…

Извините, это звучит ужасно, но по‑другому не описать.

– Рад, что ты тоже смотрела, старушка, – продолжает Тим. – Знаешь, ты позвонила как раз вовремя.

– Что значит «вовремя»?

– Ну, после передачи я вдруг вспомнил, что ты важная персона на телевидении, тут я и сказал старушке Фло…

– Извини… ты имеешь в виду Флоренс? Ту самую Флоренс, которую я видела тогда давным‑давно?

– Да, разумеется. Ты должна помнить Флоренс.

«Он женился на ней, – говорит мой внутренний голос. – Так должно было быть. Она бы ни за что не подпустила к нему никакую другую женщину, а если б это не удалось, то постаралась бы превратить ее жизнь в сущий ад».

– Да, я помню Флоренс.

Разве я могу забыть?

– Так вот, тут я ей и сказал: «Замечательная идея для передачи! Это именно то, что хочет посмотреть на досуге обычный налогоплательщик! Почему бы нам не пригласить сюда съемочную группу с телевидения и не снять фильм об Эштон‑холле? Нам определенно не помешал бы гонорар, старушка. Крыша у нас, например, вот‑вот рухнет». Потом я сказал: «А знаешь, кто может намекнуть нам, как это делается? Старый друг, Эмилия Локвуд, вот кто».

– Да, это определенно… э‑э… интересная идея, Тим, но ты же знаешь, что я сейчас работаю в сериале, это явно не мой профиль.

– Но ты наверняка знаешь, кому можно подкинуть эту идею. Высокие рейтинги обеспечены. Я готов даже позволить снимать свою семью – как тебе этакая приманка?

«Семью, – думаю я. – Логично. У них с Флоренс, должно быть, куча детей…»

Ох, зараза, мне надо все выяснить. Иначе зачем мне этот идиотский телефонный разговор?

– И давно ты жен…

– Вот тебе еще одна заманчивая возможность, – обрывает он меня. – Ты же знаешь все эти жуткие шоу типа «Большой Брат»? Можно поставить здесь что‑нибудь вроде «Большой Брат является к тебе призраком» – ну, ты понимаешь.

– Тим, я обязательно передам твои предложения, но, говорю же тебе, этим занимается другой отдел. Давай сменим тему: сколько детей у вас с Фло…

– О, а я думал, что у вас там все вместе, – говорит Тим, и я – клянусь! – слышу, как он звонко хлопает себя ладонью по лбу. – Но ты же можешь сделать особый выпуск «Кельтских тигров» на Хэллоуин и снимать его здесь, в Эштоне! Тут куча места для персонала, и я, понимаешь, всегда мечтал о такой лапочке, как Кара О'Киф. Я хорошо себе представляю, как можно за ней поухаживать, если она вдруг приедет… слушай, а она не замужем? Как ты думаешь, она на меня клюнет?

– Тим!!! Разве ты не женат? Что скажет Флоренс?

– Да ты что, нет. Смеешься, что ли? Ты вправду подумала, что мы со старушкой Фло поженились? Нет, вовсе нет. Я все еще холостяк. У меня была куча подружек, но ты же знаешь, как это бывает, никак не найдешь ту, что нужно. Они все приезжали сюда, знакомились с семьей, знакомились с Фло, а потом неизменно куда‑то девались. Немногие из моих подружек могли пройти Флоренс‑тест. Не понимаю почему.

Однако к концу дня случился драматический поворот к лучшему. Я только что вышла с утомительного сценарного совещания и заскочила в столовую за чашечкой капучино. Я уже расплачивалась, то и дело поглядывая через плечо, не появится ли Филип Берк (пока не видать… тьфу‑тьфу‑тьфу!!!), и тут Сьюзи, наша милая секретарша, звонит мне на мобильный:

– Ну как, Эмилия, ты уже расправилась со сценарным отделом?

– Да, только что закончила. Все нормально?

– О‑о‑о да‑а‑а, – говорит она, так растягивая «да‑а‑а», что в моей голове включается тревожный сигнал. – Так ты возвращаешься к нам в офис?

– Да, я только выпью кофейку. Кажется, я сегодня засижусь здесь до полуночи, так что надо взбодриться. Тебе что‑нибудь принести из столовой?

– Нет, спасибо, – она почти поет в телефонную трубку. – Так ты сегодня планировала поработать допоздна?

– Да, мне нужно просмотреть смонтированный эпизод, который мы сняли на прошлой неделе. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, ничего. Просто… ну, твои планы легко можно изменить, вот и все.

Я поднимаюсь по лестнице и осторожно открываю дверь в офис, ожидая обнаружить внутри Филипа Берка и не совсем представляя себе, как мне тогда быть. Но это вовсе не Филип.

Это единственный человек, который может а) вернуть улыбку на мое лицо и б) заставить меня возблагодарить небеса за то, что я сегодня утром вымыла голову и накрасилась.

Джек Китинг.

Мой личный запасной вариант.

– Ну, привет, красотка, – говорит он, такой же милый, как всегда, крутясь в кресле Сьюзи. Выглядит он на миллион долларов, в джинсах и обтягивающей футболке, демонстрирующей мускулатуру, которую он накачал, пока мы не виделись.

– Джек! – я бегом кидаюсь к нему, я так рада его видеть.

– Ну‑ну‑ну, дай‑ка на тебя посмотреть, – восклицает он, вскакивая и кружа меня по комнате. – Боже, ты великолепна. Наверно, ты влюблена – так замечательно выглядишь. Кто он? Я его с землей сровняю. Ты думала, я буду стоять и смотреть, как другой мужчина может сделать тебя счастливой?

Он, конечно, шутит, но теперь половина офиса следит за спектаклем о счастливом воссоединении, гадая, наверно: «Кто этот роскошный мужчина, которого Эмилия до сих пор от нас прятала?»

На столе лежит букет красных роз, и Джек преподносит его мне театральным жестом, преклонив колено.

Еще один повод для офисных слухов. Я в шутку притворяюсь, что хочу стукнуть его цветами по голове, и все смеются.

– Ну, подруга, оставим их всех здесь посплетничать и пойдем поужинаем в городе, – говорит он, хватая меня за руку.

– Увидимся позже, – подмигивает он Сьюзи перед уходом. Она ухмыляется ему в ответ, мило хлопает глазками и одобрительно показывает мне два больших пальца, когда Джек отворачивается.

Именно такую реакцию Джек вызывает у всех женщин, с тех пор как ему исполнилось шесть.

Работа позабыта, «Кельтские тигры» отправлены куда подальше до утра, и я в полном восторге выплываю из офиса с розами и Джеком Китингом под руку.

Все‑таки бывают на свете удачные дни.

Он повел меня в ультрамодный ресторан в историческом центре. «У Пепло» – такое навороченное место, где разве что анализ крови не требуют, чтобы принять заказ на столик. Невзирая на мои слабые протесты, что мы не заказывали место заранее, Джек все‑таки настоял на своем. Он отправился прямым ходом к дежурному администратору, включил на полную мощность свое фирменное обаяние – и через десять минут мы уже сидели за лучшим столиком в зале.

Сам испанский король мог бы остаться стоять в баре, жалуясь папе Бенедикту, как долго приходится ждать столик, но только не Джек.

«Прекрасно», – думаю я, когда мы садимся и проглядываем меню.

Главное – не терять голову и не напиваться, а еще важнее – не упоминать мое позорное письмо.

Нет смысла постоянно оправдываться, когда я могу один раз извиниться и пойти дальше. Мелкими шажками. Сперва надо выяснить, холост ли он до сих пор.

Я выбираю блюда, опускаю меню и улыбаюсь ему в надежде, что сделала непроницаемое лицо.

Но Джек меня слишком хорошо знает.

– С тобой все в порядке? – спрашивает он.

– Разумеется. Почему ты спрашиваешь?

– Ты что‑то болезненно скривилась. Тебе не надо выйти, а?

– Э‑э, нет. Определенно нет.

Блин. Вот тебе и непроницаемое лицо.

– Ну, что ты скажешь, может, мы сразу перейдем к делу? – улыбается он. – Иначе получится так, будто у нас посреди комнаты стоит большой розовый слон, а мы пытаемся не обращать на него внимания. Почему бы нам сразу не определиться с имеющимся затруднением, а потом я снова вернусь к приятному времяпрепровождению со старым другом Эмилией. Ты как думаешь?

Я улыбаюсь ему с облегчением.

Хотя про себя думаю: «Почему он сказал „старым другом"? Плохой знак…»

Дальше следует то, чего я так боялась.

– Ну что ж, время брать быка за рога, – начинает Джек. – Я прочел твое послание с большим интересом. После того, как подобрал с пола челюсть, конечно.

Я, расстроенная, закрываю лицо руками, но все‑таки ситуация хотя бы прояснилась.

– Не стоит ли мне выпить бренди, чтоб подготовиться к дальнейшему? – спрашиваю я наполовину в шутку, наполовину всерьез.

– Дело вот в чем, – говорит он, понижая голос так, что мне приходится наклониться к нему, чтобы все расслышать. – Я много думал о тебе. Я хочу сказать, о нашей дружбе. Ты меня знаешь, Эмилия, женщины приходят и уходят, а ты остаешься. Ты постоянная величина в моей жизни, и мне это нравится.

«Ладно, – думаю я, – дальше больше…»

– И, конечно, я помню наш договор. Вот мы оба здесь, нам уже под сорок, и оба мы одиноки. Так что…

– Так что?

Я делаю очень глубокий вдох и почти аналогичный по объему глоток вина. Я не преувеличиваю драматизм ситуации, но следующая его фраза может изменить всю мою дальнейшую жизнь.

А у Джека, кажется, железные нервы. К нам как раз подходит официантка (кстати, прехорошенькая) с винной картой, и он машинально начинает с ней заигрывать. Она поддается и отвечает на флирт, и мне становится ее жалко, потому что, думаю я, ты‑то знаешь, чего он хочет, а сам он не знает.

Это его способ общаться с женщинами.

Он не может удержаться, это, наверно, заложено у него в генах.

Меня посещает мгновенное озарение…

Время: будущее, не столь отдаленное, надеюсь…

Место: родильный дом Сент‑Холлес, Дублин.

Повод: я в родильной палате, готовлюсь родить первенца.

– Ну, миссис Китинг, – орет на меня акушерка, – постарайтесь. Одна хорошая потуга, и все будет позади.

– А‑а‑а‑а‑а!!! Я не могу! – кричу я во все горло. – Обезболивающее, еще обезболивающего!!!

– Можете вдохнуть успокаивающего еще раз, – говорит врач из‑под зеленого покрывала, охраняющего мою стыдливость. – Но, боюсь, это ваш жребий. Вам уже хватит. Я не хочу, чтобы младенец появился на свет под кайфом.

– Проклятье!!! Есть тут в комнате кто‑нибудь обладающий маткой, кто поймет меня и поможет? – злобно кричу я на него (главным образом потому, что он жутко похож на директора школы, в которой я училась, – а я его терпеть не могла).

– Сделайте мне спинномозговую анестезию! И – рычу я. – Мне все равно, пусть я рожу хоть Джимми Хендрикса! Мне нужен максимум болеутоляющего.

– Ребенок вышел, – говорит директор… то есть, я хотела сказать, врач. – Скорее зовите мужа.

Но Джек не суетится рядом со мной, вытирая мне пот со лба и успокаивая меня такими, например, словами: «Ну, ну, ну, милая, ты для меня все равно прекрасна», как полагается мужу…

Он стоит в углу и болтает с хорошенькой медсестричкой.

В моем воображении у нее карикатурно пышные формы и яркий макияж, она смеется над шуточками Джека и трясет грудями у него перед носом.

– Да, меня всегда очаровывала ваша форма, – говорит он, не обращая никакого внимания на мои стоны позади. – Очень, очень сексуально. Так откуда, говорите, вы родом? Из Типперери? Чудесный акцент, мне очень нравится. Когда кончается ваша смена?

– Я с юга Типперери, – она глупо хихикает. – Ну что, вы уже определились с заказом или дать вам с подружкой еще время?

Что?

Ах, да. Вернемся к реальности. А как жаль…

– Да, и, кстати, сегодня особенно хороша запеченная цесарка со шпинатовым пюре и в эстрагоновом сливочном соусе. Это потрясающее блюдо.

Официантка слегка облизывает губы и жеманно опускает глазки, словно хочет сказать Джеку: «Это вы – потрясающее блюдо».

– Большое спасибо, – говорит Джек и смотрит на нее прищурившись. – Ах да, к вашему сведению, – подмигивает он ей, – она мне не подружка.

Ну вот. Не так уж часто меня посещают озарения, но теперь…

Я не могу это сделать. Не могу. Я не могу выйти замуж за Джека Китинга, даже если бы он был по уши в меня влюблен, а это не так. Я не была бы с ним счастлива. Я знаю, что не смогла бы. Я нежно обожаю его и знаю, что и он меня обожает, но никто из нас не влюблен в другого, и есть вероятность, что мы просто разрушим нашу замечательную дружбу длиною в жизнь.

Наконец мы оба говорим в одно и то же время:

– Нам лучше остаться друзьями.

Потом мы хохочем во все горло и враз снова становимся старинными друзьями, Джеком и Эмилией, до заключения договора. Развлекаемся. Наслаждаемся обществом друг друга.

Несколько часов спустя, когда мы, пьяные, валимся в такси у ресторана, Джек внезапно затихает.

– Что такое? – спрашиваю я, заметив, как переменилось его настроение. – Ты волнуешься, что собрал за сегодня у девушек не так много телефонных номеров, да, Казанова?

– Нет, – отвечает он, прикидываясь серьезным. – У меня есть идея.

– Какая?

– Вот нам обоим под сорок, а мы все еще одиноки. Что скажешь, если мы заключим новый, пересмотренный договор? Если нам исполнится сорок пять и мы останемся одинокими, то поженимся, ты и я. Хороший план?

Я даже не берусь ему отвечать. Я просто притворяюсь, что хочу стукнуть его по голове подаренным букетом, и мы оба заливаемся истерическим пьяным хохотом.

Date: 2016-02-19; view: 269; Нарушение авторских прав