Воздушное пространство над Ираном, провинция Хузестан

— Добрый день уважаемые дамы и господа, мать вашу!

В вертолете было шумно — но голос взводного все слышали.

— Мне, конечно, не сдалось быть стюардессой у таких хитрозадых ублюдков, как вы, но приказ есть приказ. Рамирес, закрой пасть!

Взводный шел в хвост вертолета, с кем-то обмениваясь рукопожатием по-морпеховски (это когда сталкиваются кулаки), кому-то просто кивая.

— Сегодня у нас на обед жаркое из перса, только не кота, как некоторые из вас могли подумать. На закуску — наше коронное блюдо калибра пять-пять-шесть, вашу мать! Довожу, б…, до вашего сведения, какого хрена нас подняли по тревоге и в какую задницу мы летим! Вчера евреи как следует надрали задницы этим ублюдкам с полотенцем на головах, а сегодня до нас дошли чертовски неприятные сведения! Разведка считает, что эти скототрахи намереваются использовать заглушенный ядерный реактор в Бушире для того, чтобы достать оттуда всю дрянь, которая там есть, и распылить это по всему Востоку. Чтобы здесь был… как там, у русских, было, мать их?

— Чернобыль, сэр — подсказал снайпер, капрал Дон Бучетт, сидевший в обнимку со своей «М107» и еще умудрявшийся что-то читать при этом.

— Что ты сказал, Бучетт?

— Чернобыль, сэр. Стоит там задержаться на некоторое время — и вы сможете читать без света в темноте. Или у вас вырастет еще один х…

— Было бы неплохо… — сказал кто-то.

— Эй, это что там за педики завелись? — зыркнул взводный сержант.

Молчание стало ответом.

— Так вот, эти чалмоносцы хотят устроить здесь такое же дерьмо, как и русские, только если русские обосрали свою квартиру — то эти ублюдки не прочь обосрать здесь все вокруг, в том числе и то, что им не принадлежит. Поэтому мы, американская морская пехота, должны помешать им сделать всю эту хрень, и помешать быстро. Держаться до тех пор, пока сюда не подойдут ребята на лучших в мире танках «Абрамс» и не напинают всем задницы. Штаб поставил нам боевую задачу — высадиться в горах Хузестан, в месте, которое отмечено как точка сто одиннадцать пять, и продержаться там до тех пор, пока не поспеет помощь. Причем продержаться — это значит занимать в том числе и круговую оборону. Евреи сильно потрепали иранские ВВС, я не могу сказать, что их не будет вовсе — но по крайней мере их будет мало, и проживут они недолго. Нас поддержат всем, что есть в распоряжении авиации Корпуса морской пехоты США и ВВС, будут и большие уроды. И их будет много, черт побери, чертовски много! Вот такая у нас будет прогулка, мать вашу!

Рядовой первого класса Джек Пинкстон, длинный, тощий техасец, служил в корпусе морской пехоты США только второй год и никогда не думал, что ему придется выполнять именно такое боевое задание. Его прадед тоже служил в морской пехоте и погиб на Окинаве, еще один его дед погиб во Вьетнаме, получив посмертно «Серебряную звезду» и «Пурпурное сердце». Отец едва сводил концы с концами, занимаясь перевозками — он был тракером, у него был собственный грузовик, и жил он год от года все хуже. Топливо дорожало, нормальных клиентов становилось все меньше и меньше, а тех, которые еще были — отбирали крупные транспортные компании, у которых было по несколько сотен грузовиков: они покупали грузовики сразу парками, или «флотами», как это называли, точно так же оптом покупали топливо, и конкурировать с ними по издержкам было почти невозможно. Тем не менее Райан Пинкстон был человеком упертым, он хотел, чтобы его сын сел за баранку отцовского грузовика и продолжил его дело — но Джек Райан Пинкстон воспротивился. Он был неглупым парнем и видел, что столько, сколько его отец зашибает за месяц, крутые ребята с карабинами «М4» зашибают в большой песочнице за пару удачных дней. Конечно, бывает всякое, бывает и так, что их хоронят в закрытых гробах — но ведь и среди коллег отца больше половины умерли намного раньше, чем можно было предполагать. Лишняя банка пива, крутой поворот, некстати навалившийся сон после четырнадцати часов за рулем — готово. Лучше он отслужит контракт в морской пехоте, станет по-настоящему крутым парнем — а потом перейдет в какую-нибудь частную охранную компанию. Станет бородатым профессионалом в черных очках, который выкупает дом из ипотеки меньше чем за год и у которого дома висят фотографии из разных интересных мест. Морских пехотинцев не хватало — и поэтому его сразу после Кэмп Леджун перебросили в состав экспедиционных сил в Саудовскую Аравию — обеспечивать безопасность режима короля Ас-Сауда и хоть какую-то стабильность рвущихся в небеса нефтяных цен. Саудовская Аравия ничем не запомнилась — песок и скука, спиртного не было, было жарко. Они занимали базы, в изобилии настроенные в пустыне, — но увольнительных не было. Вообще. Нельзя было пойти в какой-нибудь город, посмотреть на людей, снять девочку и напиться — лучше было бы, если бы морские пехотинцы не появлялись в городах, чтобы не осложнять и без того взрывоопасную обстановку. Боевых операций было только две — оба раза они гонялись за ублюдками из «Аль-Каиды», один раз по пустыне, другой раз их десантировали в городе, там Джек первый раз попал под обстрел, в том числе из гранатометов. В тот раз были раненые, но никто не погиб — а после операции местные пацаны стали бросать в них камни, когда они ждали вертолет на эвакуационной площадке. Джек не понимал одного — почему режим в Саудовской Аравии сам говорит о том, что государственной религией в стране является ваххабизм, и в то же время он охотится за ваххабитами, причем приглашает для этой охоты их, морских пехотинцев США. Получалось как-то ненормально и неправильно. Он задал этот вопрос взводному сержанту — но тот в ответ только выругался.

А вот их подняли посреди ночи, посадили в вертолеты, и теперь они летят навстречу восходящему солнцу — захватывать Иран.

Джек летел не один, он летел вместе со своим другом. Этот друг назывался «FN Mk46 mod 1», легкий пулемет калибра пять-пять-шесть производства американского филиала FN и предназначенный для огневой поддержки мелких подразделений на поле боя. Пулемет был нештатным, его закупали, чуть ли не подпольно, на замену изношенных «М249». Еще у морских пехотинцев был пулемет «М27», винтовка «НК» с тяжелым стволом и барабанным магазином — но он показал себя скверно, поставить огневую завесу он был не способен. Раз закупили — он все же был, в том числе и у них во взводе, но его выдавали вместо обычных винтовок для обеспечения огневой поддержки на малой дистанции. К нему шла оптика, и с оптикой он был хорош до четырехсот метров, если бить короткими очередями.

Так, они загрузились изрядно. Их рота погрузилась в пузатые «Морские Коньки», за ними затащили ящики с боеприпасами, гранатомет «Мк-47» и крупнокалиберный пулемет Браунинг «М-2» — для обеспечения и удержания зоны. Еще только в их вертолете были два гранатомета серии Javelin и обычные — против танков, у Ирана было много, чертовски много танков. Были и два нештатных гранатомета «Мк-777» — морские пехотинцы покупали их на собственные деньги, потому что, имея их, можно было пускать в дело трофейные гранаты «РПГ», которых везде полно. Боеприпасов они взяли больше, чем обычно, по меньшей мере на два дня боя. Единственное, что они не взяли и что, наверное, пригодилось бы — это миномет, хотя бы легкий. Может быть, миномет им сбросят потом, снабжать их будут скорее всего с помощью управляемых парашютных систем.

Интересно, сколько времени все это займет…

Нельзя сказать, что ему не было страшно — было, было страшно, как, наверное, и всем. Морские пехотинцы всегда шли первыми, но последнее время работа морских пехотинцев заключалась в основном в изнурительном патрулировании с риском попасть под взрыв СВУ в любой момент да в боях с неуловимым, жестоким противником, прячущимся в зеленке или среди мирняка в городах, нищих, грязных, чужих. Очень давно морским пехотинцам не попадался такой враг, которого не придется искать, который сам придет к тебе. Здесь, судя по всему, будет именно такой враг, и у него будут танки.

Танки, черт побери. Он никогда не сталкивался с ситуацией, когда танки не на его стороне.

Он уже не смотрел в иллюминатор — надоело. Минут десять назад они прошли мимо какого-то города, там в нескольких местах все горело, как от бомбежки, и, кажется, шел какой-то бой, но кто с кем сражался — непонятно. Поэтому сопровождавшие их «Кобры», серые хищные пташки, казавшиеся игрушечными на фоне грузных десантных вертолетов, не стали отвлекаться и искать там себе цели.

Теперь же под брюхом вертолета была довольно безжизненная местность, поля и сады перемежались большими пространствами безжизненной земли, деревни казались большими и нищими, по сравнению с саудовскими это было особенно заметно. В Саудовской Аравии, стране на песке, у каждой более-менее богатой семьи есть собственный бассейн.

— Пять минут! Приготовиться!

Готовиться, собственно говоря, было и нечего. Оружие в порядке, он всегда заботился о своем оружии, как и полагается морскому пехотинцу. Самое главное сейчас — не забыть батарейки к целеуказателю, они маленькие, забыть их проще простого… нет, кажется, не забыл. Ленты, пистолет, гранаты, дымовые шашки, рация. Рация — самое главное, без рации сейчас никуда… а вот и запасной аккумулятор к ней.

Готов.

* * *

Над самой целью «гадюки» вырвались вперед, окатили место высадки снарядами «Зуни», потом заработали пушки. Им ответили из нескольких пулеметов и одной зенитной установки, их начали подавлять ракетами «Хеллфайр» с дальнего расстояния. Иранцы не проявили выдержку, не подпустили поближе, раскрыли свою систему огня — и теперь платили за это.

— Одна минута!

Все встают, строятся побортно. Молодые, сосредоточенные лица, решительность, призванная скрыть самый настоящий страх.

— Идем на врага, джентльмены! Гунг хо!

* * *

— Подходим к цели. Наблюдаю движение, на час от меня, примерно два клика.

— Дробовик, наблюдаю вооруженных людей по фронту. Легкое оружие.

— Отель новембер, вас понял, мы займемся ими.

Вертолет зависает, открывается люк, в люк стравливают трос — таким образом, через люк в полу, должна высадиться группа обеспечения высадки, она должна зачистить и обозначить посадочную площадку. В группу входит и Джек — видимо, все-таки он напрасно поторопился стать пулеметчиком, пулеметчиков вечно суют в самое пекло.

— Двигаемся, двигаемся!

Земля летит навстречу, пулемет бьет по боку, и почему-то такое ощущение, что он сейчас упадет. Удар, привычно амортизируемый ногами, — и влево, сразу же влево, в свой сектор, уступить место для следующего бедолаги.

Черт, а ведь он высадился сюда вторым. Подумать только — второй морской пехотинец США, ступивший на землю Ирана. Будет о чем написать.

— Что у тебя? Что у тебя?

Над головой стучит пулемет, гильзы сыплются рядом по гильзоотводу. За грохотом пулемета и вертолетных турбин ничего не слышно…

Джек перекатился за валун, точнее, даже не валун, а большой камень, который давал хоть какое-то убежище. Выставил пулемет.

— Слева чисто! Противника нет! — выкрикнул он, надрывая горло.

Если морской пехотинец не надрывает горло — значит, происходит что-то тайное, незаконное и очень хреновое.

Шлепок, почти неслышимый — пуля бьет по камням.

— Снайпер! Снайпер!

— Где он? Кто-нибудь видит цель? Кто видит цель?!

Снова заходят в атаку «Кобры» — и на склоне вздымаются новые облака разрывов.

— Кто видит цель, мать вашу?!

— Мы его не видим! Двигаемся, времени нет! Пинкстон, прикрой!

Скалы не голые, они поросли жестким, колючим, почти безлистным кустарником, кое-где видны нормальные деревья и что-то, напоминающее хижины, возможно, покинутые. Местность дикая и на вид враждебная. Возможно, именно так должна была выглядеть высадка землян на другую планету с десантных шаттлов. Но это не другая планета. Это — полная задница.

Снова шлепается пуля — вот теперь рядовой понял, что стреляют конкретно по нему, потому что фонтанчик от пулевого попадания вздымается совсем рядом. Он целится непонятно куда, выпускает одну короткую очередь, потом другую, потом соображает, что с поддержкой будет хреново и боеприпасы стоит поберечь. И прекращает огонь.

— Какого черта? Пинкстон, ты его видишь? Вопрос — ты его видишь?

— Браво-четыре, здесь Дробовик-три, я видел дымок примерно в полуклике от вас. Ложитесь и ждите концерт!

— Принято, всем залечь!

Одна из «Кобр» заходит на склон в атаку, почти непрерывно работает трехствольная носовая, и то место, где было что-то похожее на хижину, исчезает в облаке пыли.

— Вот… так. Браво-четыре, мы ждем оценки попадания.

— Дробовик-три, добраться туда не могу, но на вид все выглядит круто. Ты добрый парень.

— Браво-четыре, будешь должен.

— Отель новембер единица, зона высадки обозначена!

* * *

— Мать их!

Начался минометный обстрел. Пока иранцы ошибались, и сильно, да и миномет был явно небольшого калибра, шестьдесят миллиметров, — но шевелить задницами следовало быстро. Они высадились примерно в клике от вершины — и если ее займет кто-то другой, то тут-то и начнутся настоящие проблемы.

— Кавано! Ты из третьего взвода?

— Так точно, сэр!

— Бери своих и вперед! Занять высоту и доложить! Бегом, бегом!

— Так точно! Все мои — ко мне!

В третьем взводе шел и рядовой первого класса Пинкстон, вместе с ним шел и снайпер, капрал Бучетт. Шли вытянутым ромбом — пулеметчик на острие, дальше, в колонну по двое морпеха, причем ряды отстоят друг от друга ровно на тридцать футов, чтобы не толкаться локтями, в хвосте — замыкающий пулеметчик и снайпер. Один из вариантов передвижения по враждебной территории, отработанный в Афганистане, пулеметчик и снайпер в хвосте колонны меньше всего рискуют, они должны вытащить всех, если дело пойдет совсем хреново. Бучетт на сей раз спрятал свою книжку, шел осторожно. Во взводе он считался немного шизанутым.

— Капрал.

Бучетт хмыкнул, что говорило о том, что он готов слушать.

— А что вы читаете?

— Эта книга называется «Крепость Мусульманина». Ислам Нури.

— «Крепость Мусульманина»?!

— Да, рядовой. Советую и тебе читать что-то подобное…

— Сэр… разве у нас нет S2?[37]

— Рядовой, крепость головы нашего S2 ничуть не уступает крепости вон того валуна. Ее не прошибить даже моей большой пулей. Я не представляю, как он занимается разведкой, если он не знает ни одного местного языка, а всех местных называет не иначе как скототрахами. Рано или поздно с такой разведкой мы попадем в большую беду.

Пинкстон никогда не задумывался об этом. Их S2 был родом из Техаса, он разбирался в небольшом самолетике со складными крыльями, который он всегда таскал с собой в отдельном рюкзаке и с которого можно было посмотреть, что творится впереди. Если они знают, что впереди, все нормально, разве не так?

Тишина разорвалась треском пулеметной очереди, через секунду к ней присоединяется автомат, потом еще один. Головные стрелки уже вышли на гребень холма, гребень — их.

— Давай поднажмем, первый класс.[38]Становится жарко…

* * *

Это были пацаны. Пацаны с зелеными повязками на головах, на которых было что-то написано буквами, похожими на белых червяков. Они совсем немного не успели к вершине — и полегли все как один под огнем двести сорокового. Тут, на склоне, не спастись.

Рядовой Тим Альверде нагнулся над одним из пацанов, долго смотрел на него, потом выпрямился. В глазах его было недоумение.

— Сэр, это же дети. Это… это дети, сэр.[39]

— Эти дети грохнули бы тебя за милую душу, если бы капитан отдал приказ чуть позже. Ты видишь, у них стволы!

— Да, сэр, но это… дети.

— Вашу мать. Собрать оружие, боеприпасы, средства выживания. Кто знает, сколько нам тут еще торчать. И начинаем окапываться. Быстро, быстро!

Морские пехотинцы как-то скованно переходили от одного пацана к другому, вырывали из окровавленных рук трофейные автоматы, срезали подсумки, стараясь не смотреть друг на друга. Их обстреливали откуда-то издалека — но пули пока что не долетали.

* * *

— Браво-два, я Кинжал один-семь, вошел в ваш квадрат, жду целеуказания, прием…

Сержант Стюарт посмотрел на капрала, который держал прибор AN-PEQ-1 наведенным на дорогу.

— Держишь?

— Так точно, сэр…

Черт бы их побрал…

По узкой горной дороге, одной из немногих, что соединяли эту часть страны с остальной ее территорией, шли машины. Их было много, и они были гражданскими, там точно не было ни басиджей, никаких таких гвардейцев, ни военной техники — просто беженцы, спасающиеся от войны. Но выбирать не приходилось — танки могли появиться в любой момент.

— Кинжал-один-семь, даю целеуказание лазером, прошу подтвердить получение.

— Минутку… Браво-два, отметку вижу. Тридцать секунд до удара, прячьте свои задницы.

— Ложись!

Где-то в выси, в нескольких десятках тысяч футов от земной поверхности, бомбардировщик «Б-52» открыл бомболюки — и несколько тяжелых бомб весом по две тысячи фунтов каждая устремились к земле, наводясь по лазерному лучу.

— Браво-два, груз сброшен. Двадцать секунд до удара!

Морские пехотинцы — и тот, кто наводил, и кто не обеспечивал охранение, — про себя отсчитывали секунды.

На двадцатой словно невидимый кулак ударил по горам, и они вспухли ровно в том месте, которое американцы подсветили лазером и которое показалось наиболее неустойчивым. На месте удара поднималось большое серое облако, навстречу им со скоростью разогнавшегося под горку тепловоза шла пыльная ударная волна. Удар! Воздушный кулак, стена спрессованного воздуха ударила наводчиков, стало трудно дышать, заболели уши. Но волна прошла дальше — и они остались на своем месте, засыпанные пылью и песком, чуть оглушенные, но живые.

— Черт, вот это дало… тьфу! Тьфу…

Песок и пыль скрипели на зубах, в глазах саднило.

— Браво-два, я Кинжал-один-семь, прошу оценки попадания, отклоняюсь к востоку…

Пыль медленно оседала, было видно, что ущелье, через которое проходила дорога, перестало существовать, теперь там были груды валунов, все осело, и ныне земля приспосабливалась к новому для себя существованию.

— Кинжал-один-семь, я Браво-два, отлично сработано. Просто отлично, дороги больше нет.

— Браво-два, рад слышать. Обращайтесь, если начнет припекать задницу.

* * *

— Черт бы все побрал…

Они вкапывались в землю, которая содержала в себе и камни, и даже железо и сама была тверда как камень. Они вкапывались в нее, вырубали из нее куски и делали брустверы, пока дежурные огневые средства держали на расстоянии одиночных стрелков и еще кого-то, по-видимому — местное народное ополчение. Все понимали, что скоро сюда подойдут регулярные части, причем что с той, что с другой стороны, — и будет весело.

Отсюда, с высоты птичьего полета, было очень далеко видно прибрежную долину. То тут, то там поднимались столбы черного дыма, были видны действия атакующих штурмовиков и бомбардировщиков. Американские, а возможно, и не только американские самолеты делали сейчас все, чтобы максимально ослабить отрезанную от остальной страны войсковую группировку численностью не меньше чем в две полноценные дивизии. То, что останется после бомбежек и ударов с кораблей, пойдет на них.

— Крэк, время пыхнуть косячком! — весело крикнул кто-то.

— Ща, пыхнем. Эй, Гарри, покажи фокус!

Гарри, разбитной малый из Калифорнии, который всегда был готов отмочить какой-нибудь фокус, выскочил на выложенный из камней бруствер, снял штаны и повернулся спиной к долине, за которой были новые горные цепи. В морской пехоте это называлось «подмигнуть карим глазом».

— Эй, скоротрахи! Как вам вот такое?

— Черт, ну и придурок…

— Я его хочу…

* * *

— Значит, так… Мы — здесь.

Первый лейтенант Мерсо ткнул пальцем в точку на планшетной карте, отмеченную карандашом…

— Вот здесь — Альфа. Здесь — Чарли. С ними можно взаимодействовать.

Сержант Галвестон многозначительно хмыкнул:

— Это на расстоянии два с лишним клика, сэр?

— Мы можем поддерживать друг друга огнем, гранатомет достанет. Наша главная и основная задача — не допустить восстановления сообщения между этой провинцией и остальными частями страны. Для этого мы навели управляемую бомбу на горную дорогу и разрушили ее, теперь мы должны не дать разобрать завалы. Нашим и так сложно при высадке, не хватало еще, чтобы к этим чалмоносцам пришла помощь. Это — естественный рубеж обороны, и мы должны его удерживать, понятно?

— Да, сэр…

— Теперь второе. Не далее как завтра нам обещают подкрепление. Поэтому мы должны удерживать вот эту местность как площадку, чтобы дать возможность вертолетам высадить их. Это — наша вторая задача.

— Да, сэр… — повторил сержант.

Когда приходишь на курс подготовки офицеров — тебя учат, что твой взводный сержант — твоя надежда, опора и лучший помощник в любых делах, касающихся службы. Ты — хороший парень, он плохой, ты — Танго, он — Кэш.[40]Но иногда взводный сержант способен вывести из себя, как никто другой в мире.

— Что вы думаете обо всем этом, сержант? — решил идти напрямую офицер.

Галвестон, прежде чем ответить, достал коробочку с табаком, сунул щепоть за десну. Просто омерзительная привычка.

— Скажу, сэр, что если бы в морской пехоте существовала медаль «За тупость», ее следовало бы дать тому парню, который все это придумал. Нас здесь — всего лишь несколько взводов, сосредоточенных в каких-то точках на чертовски большой и сложной местности. А они могут бросить в бой всю свою армию, чтобы пробить коридор. Да… определенно, тот, кто все это придумывает, заслуживает медали за тупость.

— Не нам обсуждать приказы.

— Так точно, сэр. Нам их выполнять. Лично я считаю, что чем больше мы сейчас прольем пота — тем меньше потом прольется крови. Надо копать, копать и еще раз копать, надо использовать взрывчатку, которой нас снабдили столь щедро, чтобы выкопать оборонительные позиции в этой чертовски негостеприимной земле.

— Они пойдут в атаку ночью, — не спросил, а скорее высказал мысли вслух лейтенант.

— Да, сэр, они пойдут в атаку ночью. Я бы не стал растягивать наши позиции, мы все равно не сможем оборонять б о льшую по размерам площадь. Сейчас бомбардировщики работают по ним, как я слышал, ночью у нас уже будет и артиллерийская поддержка.

Оба — и сержант, и офицер — прислушались к далекому грохоту. Наступление шло по нескольким направлениям. Удары наносились и с территории Афганистана, с заранее подготовленных позиций — правда, из Афганистана наступления навстречу не было. Наступление было здесь, потому что в этом районе сосредоточены основные запасы иранской нефти, если не считать Каспий. И тут же был расположен Бушир — объект, который отдавать в руки иранцев было нельзя.

— Да, будет.

— Тогда нам не поспать ночью, но это и к лучшему. И я бы прямо сейчас отправил как минимум взвод вон туда, сэр. Нужно заминировать там все, выложить заграждение. Иначе ночью нам придется туго.

— Сэр! — Один из солдат, ни сержант, ни лейтенант потом не могли вспомнить, кто это был, — подбежал к ячейке, в которой они были.

— Сэр, кажется, вам стоит взглянуть. Капрал Лефтвич играет с огнем.

Сержант встал в полный рост, присвистнул:

— Что за придурок…

* * *

— Лефтвич, придурок, уноси свою задницу оттуда, пока тебя не подстрелили!

— Да пошли они! Эти придурки и в слона не попадут.

— Лефтвич! Мать твою, это приказ!

Капрал подтянул штаны — и вдруг что-то цвикнуло, и он, как стоял, начал валиться на бок, криво улыбаясь.

— Ложись!

— Снайпер! Заградительный огонь! Заградительный огонь!

Сержант упал там же, где и стоял, пополз к выкопанным укреплениям на первой линии. С грохотом заработал пулемет, перерабатывая ленту.

— Дым! Дайте дым! Санитара сюда!

* * *

Пинкстон был не на своем месте — не от большого ума и опыта он тоже решил посмотреть, как придуривается Лефтвич — и произошедшее в один момент научило его большему, чем могла научить учебка. Не подставляйся, не свети своей задницей, не считай дураками тех, кто следит за тобой в прицел — они совсем не дураки. Относись к врагу даже с б о льшим уважением, чем к своим офицерам, используй любую возможность — тогда, может быть, ты останешься в живых.

Когда Летфвич упал — он собирался бежать к нему, но кто-то подсечкой сбил его с ног и рывком втащил в выкопанную в скальном грунте стрелковую нишу на двух человек.

— Лежи и не дергайся. Разберутся без тебя…

Бучетт лежал за снайперской винтовкой, целясь куда-то далеко, по гребню расположенного больше чем в клике от них горного пика.

Пинкстон вспомнил, что Лефтвич как раз и был прикрытием у Бучетта. Не вторым номером — а прикрытием, потому что на второй номер он никак не тянул.

— Разберутся без тебя. Видишь прибор наблюдения?

Прибор наблюдения стоял на низенькой треноге и напоминал большой бинокль. Или прибор для наблюдения за деньги — там бывает такая прорезь, опускаешь туда монетку и смотришь.

— Да, сэр.

— Работать на нем умеешь?

— Нет, сэр.

— Ерунда, я подскажу. Давай.

Прайвит переполз к прибору, попытался поудобнее устроиться.

— Видишь? Он там. И не один.

— Сэр, разве у муджиков есть винтовки, способные стрелять на такое расстояние?

— Пуля русской снайперской винтовки может лететь милю.

Словно подтверждая эти слова, пуля с громким шлепком впилась в выложенный перед их позицией бруствер. Прайвит вздрогнул.

— Ерунда. Он бьет наугад. Видишь дерево? Оно там одно.

Дерево там было. Небольшое, изогнутое, сопротивляющееся жестокости местных ветров и скудости местной почвы. Одно — на весь склон, но оно там было.

— Да, сэр, — прайвит пошевелил прибор, наводя на цель.

— От него влево. Шесть делений.

Пинкстон попытался навести — там ничего не было, кроме каких-то развалин, напоминающих хижины, но без крыши.

— Хижины, сэр?

— Да нет же! Он не такой дурак. Ниже!

— Сэр, я…

В осыпи мелькнула искра, мимолетная — но он ее увидел.

— Видел?

— Да, сэр.

— Это новый. Полчаса назад его там не было. К нам подбираются, и явно не только с этой стороны. Смотри внимательно. Увидишь попадание пули, скажешь, какую брать поправку. По делениям. Понял, Пантера?[41]

— Да, сэр.

Винтовка бухнула неожиданно и резко, он не раз слышал, как стреляет «Барретт», но впервые оказался в нескольких дюймах от стреляющей винтовки. Резко запахло пороховыми газами, ветер был в их сторону.

— Внимание…

На горном склоне поднялось маленькое серое облачко.

— Четыре влево и вниз, сэр.

— Сколько вниз, Пантера?

— Э…

— Черт с ним, следи!

Винтовка бухнула еще раз, в этот момент там, вдалеке на склоне, что-то зашевелилось — и вдруг это что-то ударило и перевернуло, было похоже на то, как будто подбросило мешок.

— Есть! Попадание! Есть!

— Не ори так…

Пинкстон жадно смотрел в прицел, пытаясь увидеть снайпера противника, увидеть его оружие — но было слишком далеко.

Бучетт достал из кармана блокнот, огрызок карандаша, начал что-то писать.

— Эй, Пантера, у меня есть к тебе деловое предложение. Как?

— Сэр.

— Мне нужен помощник. Понимаешь, Лефтвич хоть и придурком был, но все же каким-никаким помощником. И я бы не хотел оставаться без помощника именно сейчас, понимаешь?

Капрал заговорщицки подмигнул, продолжая писать.

— Сегодня ночью будет большое веселье. По правилам точный выстрел не считается, если у тебя нет свидетелей, подтверждающих его, то, что попал именно ты, а не какой-нибудь Джонни Дубинноголовый, который садит длинными очередями в белый свет как в копеечку. Мне нужен свидетель, понимаешь. Взамен — я подам рапорт после того, как мы выберемся из этой задницы, и ты будешь моим помощником, а если повезет — то и вторым номером. В этой роли обещаю тебе много пива, бифштексов, увольнительные, и офицеры не будут эксплуатировать твою задницу. Единственная проблема — можно умереть, но по крайней мере, ты умрешь быстро. Итак, мне нужен свидетель для сегодняшнего стрелкового соревнования. Что скажешь?

Он псих… Точно псих.

— Сэр… полагаю, мой пулемет будет нелишним совсем в другом месте, и я не смогу отвлекаться на что бы то ни было другое.

Капрал Бучетт пожал плечами.

— Как знаешь. Тогда уноси свою задницу с моей стрелковой ячейки. Ты меня демаскируешь.

По дороге к своей стрелковой ячейке Пинкстон встретил Алана, парня, с которым Лефтвич был из одного города. От него-то он и узнал, что рядовой Лефтвич погиб.

* * *

— Черт… Черт бы все побрал…

Прайвит Джек Пинкстон пробежал несколько шагов, держа пулемет с заправленной лентой перед собой, и плюхнулся рядом с Громыхалой Маком — отрядным специалистом по подрывным и саперным работам, сержантом Биллом МакРафферти. Места за валуном для двоих было мало — но хоть какое-то укрытие успокаивало.

Рядом с Громыхалой лежал его мешок — Громыхала спрятал его за валун, а на оставшееся место втиснулся сам. Весьма разумно — учитывая, что одна попавшая в мешок пуля способна превратить место, где лежит мешок, в воронку глубиной в пару метров.

— Какой придурок придумал минировать все здесь…

Самолеты прошли низко над горной грядой, оглушив ревом двигателей, и унеслись дальше. Интенсивность воздушных налетов не снижалась, а только возрастала.

— Наш взводный сержант… — пробурчал Пинкстон, устанавливая пулемет. — Интересно, вот за теми горами — много хаджей?

— Там их до черта, парень, и они ждут ночи, чтобы врезать нам как следует. Я установлю здесь заряд и двинусь дальше, а ты прикрывай мою задницу. Но без нужды не стреляй, понял? Я от стрельбы нервничаю.

— Так точно.

Извиваясь, как змея, сержант пополз вниз, таща мешок и прикрывая его своим телом…

Местность для обороны была не из самых лучших. Они заняли отрезок горной цепи, господствующий над местностью, но дальше шли склоны, ущелья — и новые горные пики. Местность труднопроходимая, для техники и вовсе непроходимая — но прайвит предпочел бы находиться на ровной местности, где можно обрушить на врага всю мощь отрядного оружия прямой наводкой, где врага можно заметить за пару миль. Их бы, конечно, обошли… но их сейчас и так обойдут, главное — чтобы не прошла техника.

Сухо, отрывисто хлопает пистолетный выстрел.

— Сэр?!

— Змея… все нормально, рядовой. Я ее убил. Давай ко мне, я тебя прикрываю.

Держа пулемет перед собой, прайвит так быстро, как может, ползет от укрытия к укрытию. Громыхала спрятался в том, что напоминает дом со снесенной крышей, стены здесь по грудь и можно спрятаться от снайпера.

Земляной пол без малейшего следа ног, какие-то камни. Что-то, напоминающее очаг в центре этого помещения, но без следов золы. Или это алтарь?

— Что это, сержант?

— Не знаю, парень. И, честно говоря, не хочу знать…

* * *

Темнота обрушилась на них внезапно — живая, злобная, освещенная лишь звездами и пожарищем где-то у них в тылу. Горело здорово, на треть горизонта — багровое, пульсирующее зарево.

— Нефть…

— Что, рядовой?

Рядовой Пинкстон сидел рядом с Громыхалой, который израсходовал почти все свои запасы взрывчатых веществ и сейчас превратился в простого стрелка. Их позиция была господствующей — Громыхале надо было видеть все позиции, всю обстановку перед линией обороны как можно лучше, а Пинкстону, как пулеметчику, нужен был как можно лучший сектор обстрела для своего пулемета. Морпехи выстроили свои позиции неровной цепью, опираясь на господствующую высоту и на отрытые укрытия для стрелков. Их обстреливали, но обстреливали достаточно вяло, отвечали стрелкам только дежурные огневые средства — так приказал лейтенант, чтобы не раскрыть противнику систему огня. Иранцы стреляли навесом, с большого расстояния, попасть так в кого-нибудь можно, только если сильно повезет.

— Нефть, сэр. Так горит нефть. Я из Техаса, видел пару раз, как она горит.

— Ты техасец? А я, парень, из Федерального округа Колумбия. У вас в Техасе есть нефть, есть скот, есть пшеница. А у нас нет ничего, кроме дерьма.

Рядовой хохотнул, потом взял себя в руки, опасаясь, что сержанту это будет неприятно. Сержант это заметил.

— Брось, парень. Хоть ты и младше меня по званию, мы с тобой оба — американцы. И оба одинаково думаем обо всем этом дерьме. Здесь никого нет, кто мог бы назвать нас экстремистами и настучать на нас. Хочешь, скажу, зачем мы здесь?

— Было бы интересно, сэр.

Сержант доверительно наклонился вперед.

— Один парень, можно сказать, что мой бадди, участвовал в операции «Мирные намерения». В первом эшелоне. Помнишь, что это такое?

— Операция по стабилизации обстановки в Саудовской Аравии?[42]

— Точно, парень. В самую точку. Так вот — они тогда прикрывали группу цэрэушников, они вломились в здание АРАМКО, когда там никого не было, и пока они охраняли — цэрэушники рылись внутри. Потом они вышли, мрачные как туча, и приказали таскать бумаги. Бумаг этих набрался целый грузовик, они все это стащили в кузов, потом мой бадди и еще один парень ехали в этом кузове и сильно нервничали. Один ублюдок с коктейлем Молотова — и вся эта бумага вспыхнула бы разом и поджарила их. Потом цэрэушники нажрались, и бадди слышал, как один из них протрепался другому, мол, что они думали, то и получилось, никаких запасов нефти у Саудовской Аравии нет, и гребаный король втравил Америку в дерьмо. А второй ответил, что так оно и есть, что теперь все равно придется охранять, но уже охранять не бочку нефти, а пустое место.

— Так мы охраняем пустое место?!

— Здесь — нет. А там — похоже, что так, парень. Я над этим крепко поразмыслил, и вот что у меня получилось. Сауды врали всем, что у них есть нефть, — но у них ее нет. Когда началась операция по стабилизации — это выяснилось, но уйти уже было нельзя. Если выяснится, что сауды лгали — цена оставшейся нефти подскочит до небес, а выгодно это будет тем, у кого нефть еще есть. И как ты думаешь, кто это?

— Русские, — мрачно сказал Пинкстон.

— Да, русские. И не только. Все те, у кого в последнее время были проблемы с добычей нефти. Русские свою нефть не разведывали, а то, что разведывали — извлекали так неаккуратно, что на некоторых месторождениях наши американские компании смогли бы еще что-то добыть. Ирак, откуда мы ушли несолоно хлебавши. Венесуэла, где этот ублюдок совсем охренел. И Иран. Все наши враги — в плюсе, кроме нас, понял?

— А откуда вы так хорошо знаете про нефть, сэр?

— Не считай меня дебилом, пусть я всего лишь сержант. Мне стало интересно, я зашел в Интернет и почитал. Теперь понял, почему мы вломились сюда.

— За нефтью.

— Точно. Мы не нашли то, что искали, в Саудовской Аравии. Кубышка пуста, а эти шейхи скоро останутся с носом со своими стеклянными городами в пустыне. Теперь нам нужна нефть, и мы ее найдем здесь.

— А евреи?

— Ну… это уже слишком. Про евреев я ничего не знаю. Знаю только то, что мы здесь не просто так. И мы с этой гряды не слезем, как бы того ни хотелось ублюдкам в чалмах. Ты давно осматривал наш сектор?

Пинкстон почувствовал, что ему стыдно — так можно проболтать свою голову и всех товарищей.

— Сейчас, сэр.

У рядового первого класса Пинкстона имелся обязательный сейчас для морских пехотинцев монокуляр ночного в и дения, дешевый, но все же дающий возможность видеть в темноте. Он опустил его на глаз (постоянно держать его включенным было нельзя, не выдержит или батарейка, или глаз), всмотрелся и…

Темнота шевелилась. Вдалеке на склоне темнота шевелилась.

Рядовой первого класса зажал приклад пулемета.

— Контакт с фронта!!!! Контакт!!!

Пулемет хлестанул струей трассеров по склону раз. Другой…

— Алла!!!!

Слитный утробный рев сотен глоток, парализующий волю, пугающий — в темноте. И разрывы мин на склоне…

Идут!

Морские пехотинцы, скрючившиеся в своих окопах переждать обстрел, поднимались, занимали позиции на брустверах с оружием в руках.

Темнота движется на них. И они уже прошли половину пути.

Шипя, с чьей-то позиции взлетела ракета, потом еще одна, высвечивая ползущих по земле людей — людей с оружием.

— Аллах акбар!!!

По позициям морских пехотинцев снизу вверх ударил настоящий град свинца, земля внизу, в долине затрепетала вспышками. Они укрепили свои позиции, и в них почти невозможно было попасть прямым выстрелом — но воздух наполнился летящим свинцом, прайвит впервые понял, что этот значит на самом деле.

— Огонь!

Точный и сосредоточенный огонь морских пехотинцев сразу проредил надвигавшихся на них басиджей, прайвит в неверном свете видел, как вдалеке замирают, перестают двигаться тела — но остальные продолжали ползти, они ползли целеустремленно и неотвратимо, в то время как их товарищей распинали пули. Склон то тут, то там вскипал султанами разрывов — басиджи подтянули минометы…

* * *

— Ястреб, я Браво-два! Я Браво-два, так вашу мать! Нахожусь в точке с координатами Эхо Чарли Лима Эхо Виски Сьерра Чарли Виски Сьерра, занимаю господствующую высоту! Подвергаюсь атаке превосходящих сил противника, повторяю — подвергаюсь атаке превосходящих сил противника при поддержке минометов и горной артиллерии, прием!

— Браво-два, продолжайте!

— Ястреб, запрашиваю поддержку, мы не можем уничтожить огневые точки противника своими силами, они вне зоны прямой видимости! Мне нужна артиллерийская поддержка или авиаудар немедленно, прием.

— Браво-два, запрос принят, ожидайте. У нас тут черт-те что творится, чалмы, как стемнело, словно с цепи сорвались!

— Ястреб, у меня нет времени ждать, мне нужна поддержка немедленно, прием! Их все больше и больше!

— Браво-два, вопрос, ваш новембер-дельта-папа[43]прорван, прием.

— Ястреб, отрицательно, повторяю, отрицательно, периметр пока держится, но у меня тут полный Багдад. Я не могу эффективно работать моей большой мамочкой,[44]а гранатомет скоро откажет от перегрева. Повторяю — поддержка…

Ярко-белая вспышка сверкнула прямо в центре позиций морских пехотинцев — белый фосфор, мина восемьдесят два миллиметра. В отличие от других это попадание было как нельзя более точное…

— Браво-два! Браво-два, это Ястреб, ответьте! Браво-два, это Ястреб, немедленно выйдите на связь…

* * *

— Экономь патроны!

Прайвит обернулся — не на крик, на резкий толчок в плечо.

— Что?!

— Экономь патроны! Шей короткими! Кажется, мы крепко влипли!

— Их там сотни!

Громыхала как раз вставил в свой «Мк777LW», который он таскал с собой в числе прочего барахла, противопехотную китайскую реактивную гранату.

— Прикрой! — отдал он совершенно противоположную предыдущей команду.

Прайвит приник к пулемету, пулемет дрожал в руках, выпуская пулю за пулей. Над ухом бухнуло, запахло горелым, маленькая звездочка понеслась вниз, чтобы лопнуть на склоне гибельной вспышкой.

— А-ха! Держись капрал, держись!

В этот момент пулемет прожевал остаток ленты и заглох, капрал сполз назад, чтобы сменить ленту.

— Посветить?

— Не надо… сэр.

Сержант зарядил новую гранату, с рубчатой насечкой и длинную, как бейсбольная бита.

— Много осталось?

— Еще четыре, сэр… кажется.

Господи… если ты существуешь, благослови дрилла Тиммонса, который заставлял их в лагере таскать на себе рюкзак с камнями и целыми днями не давал жрать. Рюкзак с камнями или рюкзак с лентами — там невелика разница, но здесь это разница между жизнью и смертью. В буквальном смысле слова.

— Готов?

— Да, сэр.

— На счет. Три — два — один…

Они снова заняли позиции, и капрал снова выпустил ракету «РПГ», а он прикрыл его пулеметным огнем. Они уже оглохли от боя и не слышали, что молчит и автоматический гранатомет, и крупнокалиберный пулемет, основные огневые средства их отряда. Ракеты улетела куда-то вниз, прайвит продолжал стрелять, не смотря на сержанта. И лишь когда потребовалось заменить ленту — он сполз назад и заметил, что сержант лежит на спине и не шевелится.

И не дышит.

* * *

— Браво-два, я Ред Райвер, приближаюсь с запада, прошу целеуказания, прием. Браво-два, кто-нибудь меня слышит, прием?!

— Ред Райвер, это Браво-два-три, вы чертовски вовремя! Я работаю по своей машине, большая разбита, прямое попадание в КП. У меня тут куча подонков насела на меня, их тут сотни, тысячи, прямо передо мной! Мы долго не продержимся, давайте быстрее!

— Браво-два-три, рад вас слышать, чертовски! Запрос — обозначьте передний край, повторяю — обозначьте передний край! Мы будем атаковать с ходу, прием.

— Ред Райвер, вас понял! Выполняю!

Капрал Мартин Рамирес, сейчас командующий тем, что осталось от третьего взвода, бросив гарнитуру, заорал во весь голос, как могут орать только контуженные.

— Обозначьте передний край и прячьтесь, мать вашу!!!

* * *

— Обозначьте передний край и прячьтесь, мать вашу!!!

Слова доносились как будто через мокрую вату, напиханную в уши, он оглох от грохота пулемета, сам пулемет уже был на последнем издыхании — у него не было времени, чтобы заменить ствол, и сейчас он светился в темноте зловещим малиновым светом. Прайвит старался не думать, сколько еще осталось лент.

Самолеты — штурмовики «F/А 18» с какого-то авианосца, подошедшего к берегу, проскользнули над позициями морских пехотинцев — и через секунду ночь вспыхнула. Это был огненный ковер в самом натуральном понимании — сплошная, длинная и широкая полоса разрывов с искрами, разлетающимися в разные стороны. Запрещенные международным правом кассетные боеприпасы в полный рост, каждый суббоеприпас мощностью с три пехотные гранаты, на десяток метров выкашивает все подчистую. Учитывая плотность наступающих, промахнуться было невозможно.

* * *

— Браво-два, я Ред Райвер, концерт на ближайшие полчаса окончен. Всего вам доброго.

Всего вам доброго…

* * *

Рядовой первого класса Пинкстон даже не понял, что произошло. Он добивал предпоследнюю ленту, когда сбоку что-то фыркнуло. Он успел повернуться и увидеть что-то светящееся, и это что-то летело не на него, а над ними, над позициями. А потом — все взорвалось…[45]

* * *

В двадцать первом веке, в веке торжества модерна, здесь, в горах Загрос, творилось безумие. Гражданские и военные, мужчины, женщины и даже дети — они шли вверх, в гору, по направлению к позициям морской пехоты — и даже оружие было не у всех. Они шли по крутому горному склону, многие из них не пытались прятаться от пуль, потому что укрытий было намного меньше, чем людей. Они шли и умирали, те, кто шел с ними — подбирали оружие павших и продолжали идти. То же самое было в Сталинграде, на Окинаве, на Корейском полуострове. Такое же было здесь в восемьдесят первом — но даже тогда не было так страшно…

* * *

— Браво-два, я Отель Сьерра-один, ты слышишь меня? Запрос — Браво-два или кто-нибудь из группы Браво меня слышит?

Командир вертолета «МН-47», перевозивший десантников из сто первой дивизии, которые высадились в районе боевых действий только утром, вопросительно посмотрел на второго пилота.

— Сэр, кажется, ничего нет. Они не удержали позицию.

— Продолжай вызывать. Я не хочу рисковать.

— А «Кобры», сэр? Можно вызвать «Кобры».

— Только за это утро сбили пять машин. Я не хочу рисковать еще несколькими. Тем более — их нам и не дадут, иранские танки атакуют наши позиции с юга.

— Понял, сэр. Браво-два, я Отель Сьерра-один, прошу ответить. Браво-два, это…

— Отель Сьерра-один, я понял тебя, парень, — голос был едва слышен из-за помех, отвечавший говорил очень тихо.

— Сэр, что-то есть. Браво-два, прошу назвать себя.

— Нет времени, парень. Если ты хочешь приблизиться к позиции Браво, не советую этого делать, повторяю — не советую этого делать. Она захвачена. Эти ублюдки оседлали вершину, они развернули большую мамочку, которая у нас была, и готовы как следует встретить тебя. У них есть большая мамочка, как минимум одна тяжелая снайперская винтовка, которая готовится проделать большую дыру в твоей заднице, и есть несколько ракетчиков, которые тоже не прочь поразвлечься. И все они — в чем-то сильно похожем на нашу форму. Ты все понял, летун?

Второй пилот повернулся к командиру, который тоже все это слышал.

— Дай-ка я. Станция Браво-два, я командир Отель Сьерра-один и группы Отель Сьерра. Запрос — прошу идентифицировать себя.

— Я тот, кто остался в живых после бучи, устроенной нам муджиками. И после того, как нам ни хрена не выделили поддержки, мать твою. Это все, что я собираюсь сообщить о себе. Так ты хочешь поиграться с ублюдками или нет, прием?

Командир прикинул — если бы неизвестный абонент сообщал, что склон свободен и можно лететь как над Нью-Йорком, — он бы заподозрил неладное. Но неизвестный сообщал об опасности — зачем ему это, если у него недобрые намерения?

— О’кей, парень, который называет себя Браво-два, поиграем. Что у тебя есть?

— У меня? Сэр, у меня есть Сьерра Альфа Сьерра Ромео и несколько патронов к ней. Еще у меня есть автомат с парой магазинов и пистолет с глушителем. А что есть у тебя?

— Несколько взводов десантников, которые рвутся в бой. И по паре «Миниганов» на каждом вертолете. Но мне это не поможет, верно?

— Верно, сэр. Против большой мамы не поможет ничего, что есть у тебя. Но поможет то, что есть у меня. Слушай мой план, летун…

* * *

Рокот вертолетных двигателей уже был слышен — и одни басиджи зажгли какую-то дрянь, чтобы задымить позицию и затруднить собственную идентификацию как противника, а другие в этот момент готовились к бою, пользуясь своим вооружением и вооружением трофейным. И вертолет появился, но он почему-то появился только один — большой, черный, прямоугольный вертолет, он шел на предельно малой вмести, едва не царапая брюхом склон, он как бы поднимался по склону и пока был вне зоны огня главного огневого средства боевиков — пулемета Браунинга. Басиджи оказались в той же ситуации, в которой оказались сами морпехи несколькими часами раньше, они не могли стрелять из «Браунинга» вниз, не позволяла пулеметная станина. Тем не менее другие басиджи попытались сбить вертолет сосредоточенным огнем из винтовок и пулеметов. И поплатились за это.

Бум!

В грохоте поднявшейся стрельбы никто не понял, что открыл огонь располагающийся где-то на склоне снайпер. Пуля ударила в механизм пулемета, выбив сноп искр, как от электросварки, и напрочь повредила его.

Под огнем вертолет неожиданно легко, с тяжелой грацией бегемота, начал подъем, разворачиваясь бортом.

Бум!

Целящегося в вертолет из крупнокалиберной винтовки снайпера отбросило в одну сторону, винтовку — в другую.

Тр-р-р-р…

На вертолете ожил бортовой «Миниган», поливая свинцом внезапно потерявшую защиту позицию — и, вторя ему, с левого борта заговорили пулеметы десантников. Выбив бортовые иллюминаторы, десантники стреляли из пулеметов, давя огневые позиции иранцев и спасая свои жизни.

Бум!

Один из ракетчиков, прицелившийся в вертолет, плюхнулся на задницу, заряженный гранатомет уставился оливковой морковкой кумулятивного заряда в небо, палец в агонии нажал на спуск — и смертельно раненного пулей пятидесятого калибра стрелка сожгла струя реактивного выхлопа…

Аллах акбар!

Все новые и новые боевики появлялись из-за гребня холма и падали под градом пуль. Второй вертолет в это время медленно двигался над склоном, сбрасывая десант, американцы прыгали на каменистый склон, занимали оборону, продвигались вперед под прикрытием огня. Склон покрывался все новыми и новыми телами — и иранские басиджи, фанатичные, но плохо подготовленные, проигрывали эту схватку.

* * *

Горный склон рядом с какими-то развалинами зашевелился — и несколько американских десантников направили свои автоматы на поднимающегося человека.

— Замри! Замри!

— У него оружие!

— Свои! Свои! Браво-два!

— Хоули шит…[46]

Лицо снайпера было вымазано смесью грязи и, наверное, крови, только непонятно, то ли своей, то ли чужой. Камуфляж изорван — но не было заметно, что он ранен.

— Сэр, кто вы?

— Браво-два. Я тот, кто прикрывал ваши задницы при высадке. Где ваш командир?

Бой уже перевалил за гребень — американским десантникам удалось зацепиться за разгромленные вчера позиции морских пехотинцев, и, занимая господствующую высоту, они успешно истребляли менее подготовленные части иранцев, в основном даже не кадровые части, а ополчение. Под огонь попали и гражданские строители, которые уже успели на треть расчистить заваленную авиаударом дорогу. Под огнем была и техника, которая ждала проезда.

На сей раз иранцам уже не светило взять высоту. Наконец-то удалось доставить «эм-три семерки», новейшие легкие буксируемые гаубицы, которые иракцы прозвали «драконами пустыни» и против которых не могло устоять ничто, потому что они били шестидюймовым снарядом на сорок километров. Американская военная машина задыхалась, перебрасывая в западный Иран людей, технику, боеприпасы, но с каждым часом силы американцев прибывали, а силы иранцев истощались. Все-таки Америка была объективно сильнее Ирана, фанатизм в современных условиях не заменит большое количество современной техники и профессионализм военных, ею управляющих. По некоторым данным, в Тегеране молодежь вышла на улицы, ожидая прихода американских освободителей, — и демонстрация была со звериной жестокостью разогнана фанатичными басиджами. Кум — оплот религиозной реакции — уже бомбили.

Майор воздушно-десантных войск Теренс Уилкинсон, к которому десантники препроводили снайпера и который до этого видел, что сотворили с морскими пехотинцами на этом гребне и сколько иранцев полегло при взятии высоты (трупы в некоторых местах лежали в два-три слоя), изумленно уставился на снайпера:

— Это вы прикрывали нашу высадку?

— Собственной персоной.

— Как же вам удалось уцелеть?

— Все просто. Немного везения и чуть-чуть любви, мать ее.

Майор десантников подумал, что морпеховский снайпер спятил.

* * *

Тело рядового первого класса Пинкстона так и лежало на своей позиции — порванная осколками спина, запекшаяся кровь. Перед его позицией на склоне лежали иранские басиджи — бородатые, в черной форме — те, кого он убил из своего пулемета. Подобных картин, наверное, не было со времен Окинавы — но американские морские пехотинцы, вопреки злословию, продемонстрировали, что достойны своих дедов и прадедов. Никто не отступил со своей позиции, никто не дрогнул, никто не побежал. Кроме… кроме одного человека, который вовремя понял, что дело проиграно, высоту не удержать, вовремя отошел и замаскировался, чтобы нанести смертельный удар тогда, когда этого никто не ждет. Это трусость? Хм… Спросите у пилотов вертолетов, которые должны были высадить десантников и которые неминуемо попадали под огонь пулемета калибра 50, — что это. Они-то вам ответят…

Капрал Бучетт, видя, как десантники из спешно собранной похоронной команды запихивают тело рядового в черный мешок, только вздохнул:

— Пантера, Пантера… Может быть, и жив бы остался.

Один из десантников тронул капрала за рукав:

— Сэр, это последний вертолет. Больше не будет до вечера.

Майор приказал, чтобы этого сумасшедшего морпеха немедленно отправили с высоты. Он его элементарно боялся и не хотел иметь под своим командованием. Основание — единственный выживший… точнее, не единственный, нашли еще одного тяжелораненого морпеха, которого чудом не добили озверевшие басиджи, прошедшие по трупам и взявшие высоту. Такого по-любому надо отправлять в тыл на психологическую реабилитацию, хотя майор видел, что этому-то как раз никакой психолог не нужен.

— Да… Вертолет.

Капрал подвинул десантника, взявшегося за край черного мешка. Потащил его к вертолету…

Date: 2015-05-19; view: 603; Нарушение авторских прав