Язык и мир, язык и сознание

Неопозитивизм также и потому причисляется к философским
направлениям, что он стремится не только практиковать, но и
обосновывать защищаемые им подходы к языку, к установлению
его связи с мыслью, с человеческим действием, с миром. Подходы
эти — при их единстве — относительно различны. К тому же
неопозитивисты проходили разные стадии в философской трак-
товке связи языка и мира. На первых этапах появились подходы
и концепции, создатели которых абсолютизировали «свободу вы-
бора» естествоиспытателя, математика, а особенно логика и линг-
виста,— возможность выбрать, построить многообразные искус-
ственные языки и логико-лингвистические системы. Эту свободу
философы-неопозитивисты выдавали за самое существо связи
языка и мысли, логики и действительности. Р. Карнап сфор-
мулировал «принцип терпимости» (1934), согласно которому
всякий логик может построить «собственную логику», то есть
выбрать такую форму языка, такую систему «аксиом» и правил
построения, какую только пожелает. Ибо вся деятельность —
не более, чем языковая «игра» с произвольно выбираемыми
правилами. Можно даже отвлекаться от значения и смысла
соответствующих выражений, ограничиваясь выявлением отно-
шений между языками,— такой подход был назван «логическим
синтаксисом». Философским оправданием данного подхода, в
его одностороннем и крайнем выражении, был конвенциализм:
все знаки, принципы их соединения объявлялись продуктом
чистой «конвенции», соглашения. Предполагалось, что к миру,
к мышлению, действию человека знаковые «игры» не имеют ника-
кого отношения. Они по существу становились играми «в себе»
и «для себя».

В 30-х годах различные варианты конвенционалистской доктри-
ны имели особенно широкое хождение. Но чем дальше, тем больше
она утрачивала доверие, в том числе и со стороны самих неопо-
зитивистов. Это было связано с изменением направленности логи-
ко-лингвистического анализа: неопозитивисты стали все больше
склоняться к необходимости содержательно-смыслового истолко-
вания языковых форм (такой подход был назван «логической
семантикой»). Правда, сдвиг был относительным: и логическую
семантику неопозитивисты не выводили за пределы модифици-
рованного логического анализа языка. И все же обращение не толь-
ко к знакам и значениям, не только к чисто формальным аспектам,
но и к смыслу языковых форм требовало хотя бы в общем виде
установить связь между объектами мысли, выраженными в языке,
самим языковым выражением и его логической формой.

Так выстраивались три увязываемых друг с другом уровня
анализа: 1) предметы действительности, 2) языковые формы и

3) их смысл — логический метаязык. Для неопозитивизма в
целом характерно предположение «параллелизма» между этими
тремя уровнями. Позитивисты также едины в том, что в философ-
ском анализе надо двигаться от смыслового исследования языка
к общей картине языка, а от нее — к построению своеобразной
картины мира.

Проследим, как это делается. Язык в неопозитивизме —
«точка отсчета» и в методологическом, и в мировоззренческом
смысле. «Границы моего языка означают границы моего мира»,—
писал Л. Витгенштейн. Другое теоретическое допущение: язык
берется как расчлененный или расчленимый на элементы, а
отсюда и мир, воспринимаемый через призму языка, предстает
дискретным, распавшимся на элементы, причем такие, которые
строго соответствуют логико-лингвистическим «атомам». Таков
неопозитивистский принцип «логического атомизма», или «абсо-
лютного плюрализма». И это — своеобразная «метафизика»,
все же принимаемая неопозитивизмом.

Не надо путать выделяемые позитивистами «атомы» языка,
логики и мира с атомами физики: речь идет, с одной стороны,
о «предельных» элементах, полученных при расчленении комп-
лексных языковых и логических образований, а с другой — о
связях, отношениях, «состояниях вещей», которые в мире, в
действительности этим элементам должны соответствовать. Неопо-
зитивисты требуют отталкиваться в анализе от таких «атомов»
языка и логики, как элементарные — протокольные, базисные —
предложения или от их элементов — имен, значений и смыслов
имен. Иногда у неопозитивистов встречаются формулировки,
граничащие с философским солипсизмом «лингвистического»
оттенка: «Предложение,— читаем у Л. Витгенштейна,— конструи-
рует мир с помощью логических строительных лесов»; или у
Р. Карнапа: «...вопрос о реальности самого мира вещей...—
вопрос практического решения относительно структуры нашего
языка... Если кто-либо решает принять вещный язык, то... он при-
нял мир вещей» '.

Но в целом суть неопозитивизма — не в буквальном отрица-
нии реального существования внешнего мира. Более того, неопо-
зитивистам даже была нужна концепция, устанавливающая,
во-первых, независимое существование мира, а во-вторых, прин-
ципиальное родство мира и языка, единство их формы (изомор-
физм). Л. Витгенштейн, например, не только не подвергает
сомнению тезис о том, что мир есть, имеет место, что он дан чело-
веку, но и делает его исходным для своей философии. Но вот
как именно мир дан — это, по Витгенштейну, трудный и спорный
вопрос. Философы нередко заявляют, что нам непосредственно
даны вещи и процессы мира, сам мир. Так ли это? — вопрошают

¹ Карнап Р. Значение и необходимость. М., 1959. С. 301, 302.

неопозитивисты. И отвечают: мир всегда дается не иначе, чем
«преломленным» через язык. Неопозитивисты отстаивают идею
о неустранимости, то есть постоянной дополнительности языка по
отношению к результатам познания мира. А данность через язык,
продолжают они, имеет свои законы. Например, мы видим дом и
говорим о нем, но нам «дается» не дом как таковой, не вещь
в целостности и полноте, а какие-либо ее (выражаемые соответ-
ствующими языковыми элементами) формы или элементы — цвет,
высота, конфигурация дома, а также многие другие свойства,
отношения, которые нам важны в каждый данный момент. В ре-
зультате из-за неустранимости языка, его неотделимости от мысли
и действия каждое высказывание (и даже сколь угодно большая их
сумма), во-первых, «прерывает» целостность мира, а во-вторых,
ставит себе в соответствие не отдельные физические вещи и
явления в собственном смысле, а определенное «положение ве-
щей», их связи, отношения. И это в определенной степени верно.

Язык как важнейшее средство мысли и действия людей, родив-
шееся в процессе длительной социально-исторической практики,
обладает теми же свойствами, что и человеческая мысль: фиксируя
отдельные предметы, называя их, мысль и язык сразу же «вводят»
их в контекст более общих связей, отношений мира и человеческого
познания. Однако это не означает, вопреки утверждениям неопо-
зитивистов, что отдельные целостные вещи утрачивают свою реаль-
ность для человека. Сознание, мысль, язык нацелены одновремен-
но на познание и целостных вещей и их отношений, на освоение
мира как дискретного и как целостного. Неопозитивисты (по
крайней мере на ранних этапах) недиалектически абсолютизи-
ровали один момент — «атомизм», плюральность, дискретность
языка и мира.

Концепция неопозитивистов, таким образом, постулировала
(хотя не раскрывала, не разъясняла ее сути и происхождения)
связь языка и мира, отправляясь от языка, от его «первичности»
и для специально лингвистического, и для логического, и для
философского понимания мира. И если для специальных исследо-
ваний такой подход может быть относительно правомерным, то для
философии видение мира исключительно сквозь призму языка
представляется весьма сомнительным. Надо к тому же напомнить,
что неопозитивисты долгое время строили свой анализ на почве
искусственно сконструированных, формализованных языков. Это
была призма, которая существенно искажала мир природы, мир
жизни и реального действия человека.

Кризисные процессы в развитии неопозитивизма были в нема-
лой степени связаны с осознанием тупиков, к которым вела
абсолютизация роли языка и логики в человеческом познании.
Накопились трудности и противоречия. Наряду с осмыслением
упомянутых выше трудностей, касавшихся понимания проблем
истины, значения, смысла, функций философии, неопозитивисты

не могли не признать, что значительная доля неуспеха их филосо-
фии вытекает из первоначальной сконцентрированности на гото-
вом знании, логико-лингвистической форме, искусственных
знаковых системах, взятых в отрыве от сознания и познания,
от процессов мысли. Эволюция неопозитивизма — это исполненная
внутреннего драматизма история критики и пересмотра многими
видными его теоретиками первоначально принятых постулатов и
концепций. Так, Л. Витгенштейн, обратившись в более поздних
работах к анализу естественного лзыка, включил в «Философ-
ские исследования» (работал он над ними в 40-х годах) такие про-
блемы, как реальная лингвистическая деятельность людей, связь
языка и социальной жизни, единство лингвистических форм и
«внелингвистического контекста», то есть практики. Магистраль-
ная линия неопозитивистской философии — движение от языка
к миру — и тут сохраняется, но все больший интерес привлекает,
хотя бы в качестве побочного, путь «от мира к языку».

Неопозитивисты второго и третьего поколений стали пони-
мать, что упущены такие важные для понимания языка, логики
звенья, как деятельность людей, сознание и познание. И они
пытались ликвидировать эти пробелы. Так называемая «общая
семантика» (А. Кожибский, С. Хайякава, А. Раппопорт и другие)
ввела в неопозитивистский анализ такую компоненту, как чело-
веческое поведение. Ими была принята следующая схема последо-
вательности анализа и объяснения: факт — нервная система —
язык — нервная система — действие. Несмотря на вполне реальное
значение исследования аспектов человеческого поведения, связан-
ных с языком, тут снова завязались узлы трудностей и противоре-
чий. Ибо ведь создатели «общей семантики» как философского
направления претендовали не менее чем на разрешение социаль-
ных проблем и конфликтов.

Неопозитивисты и представители других направлений, обра-
щавшихся преимущественно к анализу языка, логики, структур
знания, текстов (структурализм, герменевтика), вместе с тем
оказывали и оказывают большое влияние на социальную филосо-
фию, социологию, этику, эстетику, философию человека. Каковы
же формы и результаты их деятельности в данных областях?

От анализа языка и знания —