Формирование идентичности Геббельса. 2 page

19 августа 1924 г. он делится с дневником своими впечатлениями от встречи с одним из главных немецких военных деятелей Первой мировой войны генерал-оберстом Эрихом фон Людендорфом: «Я впервые вижу Людендорфа. Это для меня потрясение. Людендорф – национал-социалист (он сам так представился), фон Грэфе подлинный народник. Правее правого […]. Как человек симпатичнее всех Штрассер, как вождь – Людендорф, как явление культуры – Грэфе. Людендорф устранил во мне многие скептические возражения. Он дал мне последнюю крепкую веру… Мы находимся рядом с природной элитой Германии. Элитой честных и верных!»[194]

В записи от 21 августа 1924 г. Геббельс перечислят названия своих статей, среди которых: «Либерализм и государственный социализм», «Народный дух в борьбе с интернациональным», «Основные вопросы народно-социального мышления»[195]. Он боится превратиться в мещанина[196], то есть стать простым служащим, типичным представителем филистерства, среднего класса, живущего своими мелкими заботами об улучшении благосостояния.

И вновь материальные проблемы, на сей раз наталкивающие на размышления об антисемитизме: «Я в поисках денег, сколько треволнений причинили мне в жизни проклятые деньги. Поэтому я так энергично выступаю за ликвидацию процентного рабства. Антисемитизм многих людей – только негативный семитизм. Они бьются с еврейством, как коммунисты с капиталом, чтобы самим стать респектабельными капиталистами»[197].

Следующую запись можно трактовать как тягу к почвеннической архаике: «Крупная промышленность = грех. Мы избавим от нее людей»[198].

Запись от 22 мая 1925 г. противоречит мнению героя романа «Михаэль»: «Мы делаем из национал-социализма партию классовой борьбы. Именно так. Капитализм должен быть назван своим именем»[199].

О дневниковых записях данного периода можно сделать следующие выводы: во-первых, они свидетельствуют об ощущении автором кризиса и катастрофы, трудности обретения идентичности, в смысле положительно разделяемого образа мира, чем объясняются его идейные метания, во-вторых, они говорят о потребности подчиниться некой высшей силе, в-третьих, они обладают наибольшей степенью свободы оценок, так как Геббельс ещё не находился под влиянием Гитлера и в нём не сформировался феномен двоемыслия.

После выхода нескольких номеров «Национал-социалистических писем» большинство читателей решили, что Йозеф Геббельс тайный коммунист. Его земляки из Рейдта думали так о нём еще много лет[200]. Действительно, как мы убедились, его лексика весьма похожа на коммунистическую. В газете Геббельс больше акцентировал социализм, нежели национализм, ратовал за альянс будущей национал-социалистической Германии с СССР и с симпатией отзывался об Индии и Китае и их антиколониальной борьбе. Это также можно трактовать как разрыв с тенденциями внешней политики кайзеровской Германии.

«Мы не достигнем успеха, если будем учитывать интересы только имущих и образованных слоев населения. Но мы добьемся всего, если обратимся к обездоленным массам», - писал молодой Геббельс. В заметках для «Фолькишер беобахтер» он пел хвалу Ленину как национальному освободителю своей страны: «Советская система твердо стоит на ногах не потому, что она большевистская, марксистская или интернациональная, а потому, что она национальная, русская. Ни один царь не смог бы пробудить национальное чувство русских, как это сделал Ленин»[201].

Интересно, что сам Геббельс в одной из своих более поздних статей, написанных когда он был гауляйтером Берлина и пользовался немалым доверием Гитлера, не отрекся от своих мыслей периода работы у «левых» национал-социалистов, и характеризовал «Национал-социалистические письма» как попытку разъяснения социалистических тенденций движения[202].

В феврале 1925 г. между Геббельсом и гауляйтером НСДАП гау Северный Рейн Алексом Рипке разгорелся конфликт, достигший апогея летом 1925 г.[203] Его катализатором послужили репрессии французских оккупационных властей против отделений НСДАП, а точнее неспособность руководства гау на них реагировать. Рипке ненавидел левые взгляды Геббельса, в то время как он питал отвращение к буржуазным повадкам гауляйтера[204]. На Геббельса из уст гауляйтера посыпались обвинения в разжигании классовой борьбы[205]. И они были небеспочвенны: «Рипке был 5 часов у меня. Народная общность есть продукт любви и ненависти. Мы не нуждаемся сегодня в политиках, только в фанатиках и берсерках. Гитлер на пути к классовой борьбе. Рипке называет меня Маратом. Мы будем бороться. Социализм означает освобождение рабочего класса, не отмену Версальского договора»[206].

Геббельс размышляет о соотношении национализма и социализма в идеологии и политической практике НСДАП: «Националистическое и социалистическое! Что сперва, и что потом? Для нас на западе вопрос не подлежит сомнению. Сначала социалистическое освобождение, затем приходит национальное освобождение как шторм. Профессор Вален другого мнения. Сначала национализация рабочего. Но вопрос! Как? Пожалуйста, расскажите нашим людям. Гитлер стоит между тем и другим мнением. Но он в представлениях переходит к нам. Всё же он молод и осознаёт жертвы. Это вопрос поколений. Старое или новое! Эволюция или революция! Социально или социалистически! Для нас выбор не труден»[207].

С особой яростью Геббельс критиковал популярную в кругах элиты Запада идею «крестового похода против большевизма»: «Германия никогда не пойдет в наемники к капиталу, чтобы развязать «священную войну против Москвы»[208].

Геббельс искал мессию и увидел его в Гитлере. Он делится с дневником своими впечатлениями о его книге «Моя борьба»: «Замечательная книга Гитлера. Так много политического инстинкта. Я вполне воодушевлен»[209].

Постепенно противоречия между левым, социалистическим крылом НСДАП, опирающимся на северо-западные земли Германии, возглавляемом братьями Грегором и Отто Штрассер, на которых работал Геббельс, и правым крылом НСДАП, опиравшимся преимущественно на Баварию и возглавляемым Гитлером, стали углубляться. Геббельс все больше осознавал разницу в понимании национал-социализма им и Гитлером.

25 января 1926 г. Грегор Штрассер собрал в Ганновере совещание гауляйтеров Северной и Западной Германии. Геббельс выступил на нем с поддержкой «социалистической» точки зрения на возникшие проблемы. Гитлера представлял Готфрид Федер – по образованию инженер, экономист-самоучка, один из авторов программы НСДАП, получившей название «25 пунктов» и по политическим убеждениям также тяготевший к левым взглядам. В развернувшейся дискуссии по поводу экспроприации собственности императорской семьи Геббельс выступил против идей Гитлера. «Целый час я говорил о России, Германии, западном капитализме и большевизме. Потом прозвучали бурные аплодисменты и слова одобрения. Мы победили! Штрассер пожал мне руку, а Федер выглядел растерянным и жалким»[210], - записал в дневнике Геббельс.

14 февраля 1926 г. Гитлер сделал ответный ход, собрав конференцию партийных вождей в Бамберге, на которой Геббельс, Штрассер и делегат от Пруссии Хааке оказались в меньшинстве и подверглись изоляции. Гитлер твердо провозгласил свои антисоциалистические взгляды. Геббельс был подавлен. Вот какие впечатления остались у него от речи Гитлера: «Гитлер говорил в течение двух часов. Я почувствовал себя оглушенным. Что он за человек? Реакционер? Удивительно бестактный тип, не слишком уверенный в себе! Русский вопрос он обошел, Италию и Англию назвал «естественными союзниками». Какой-то ужас! Говорит, что наша задача – раздавить большевизм, что большевизм – очередная афера евреев! Мы, мол, должны «заполучить Россию»! Да ведь это 180 миллионов людей!»[211]

В Бамберге Геббельс остро почувствовал несоответствие своих политических взглядов и взглядов Гитлера и его окружения. Записи в дневнике свидетельствуют о кризисе идентичности, переживаемом Геббельсом: «Бессмыслица, ты победила! Я не могу произнести ни слова. Меня словно по голове стукнули. На машине – на вокзал. Так болит сердце!.. Я хочу плакать!.. Ужасная ночь! Величайшее разочарование. Я не могу больше беспредельно верить в Гитлера»[212].

Геббельс продолжал считать себя социалистом, порицал антирусские воззрения Гитлера, но при этом, будучи реалистом, понимал невозможность долгого пребывания в оппозиции, да еще и в качестве ее лидера. Быть вместе с Гитлером означало иметь влияние, широкие права и почет, а выступать против него – значило привести партию к расколу, а себя подвергнуть всеобщему осуждению и изгнанию[213].

Штрассер и Геббельс решили продолжать борьбу за социализм и не завидовать мюнхенцам из-за их пирровой победы[214].

Гитлер, оценивший способности Геббельса, решил переманить его на свою сторону. В апреле 1926 г. он пригласил его в Мюнхен для совместного выступления на митинге. Когда Геббельс прибыл, на вокзале его ожидал личный автомобиль Гитлера, доставивший гостя в отель. Это резко контрастировало со скудостью финансов и бедной обстановкой северогерманского партийного отделения в Эльберфельде[215]. Отто Штрассер писал в своих мемуарах, что Гитлер подкупил Геббельса этой роскошной обстановкой.[216]

Геббельс отметил в дневнике: «Какой знатный прием. В 8 вечера на автомобиле в «Бюргерброй». Гитлер уже здесь. Мое сердце стучит, готовое разорваться. В зале неистовое приветствие. Человек на человеке. Штрайхер открывает, и затем я говорю 2 ½ часа. Я выдаю все. Неистовствуют и шумят. В конце меня обнимает Гитлер. Слезы стоят в глазах. Гитлер поджидает меня в отеле. Затем мы вместе едим. Пфеффер и Кауфман упрекают меня. Моя речь нехороша. Где твое жало, смерть? Почему меня затем изругали? И потом целая неразбериха обвинений… Каждое опрометчивое слово будет раздуто. О боже, эти свиньи!.. В завершение следует единение. Гитлер велик. Он всем нам сердечно подает руку. Оставим это!.. После обеда продолжение… Приходит Гитлер. Принципиальные вопросы: восточная политика. Социальные вопросы: он говорит 3 часа. Блестяще. Может свести с ума. Италия и Англия наши союзники. Россия готова нас сожрать. Все это есть в его брошюре и во втором томе его «Кампф»… Мы спрашиваем. Он отвечает блестяще. Я люблю его. Социальный вопрос. Совсем новое представление. Он все продумал. Я совершенно им успокоен. Он – человек, он воспринимает все во всем. Такая голова может быть моим вождем»[217]. Запись позволяет говорить о том, что Геббельс являлся носителем того самого авторитарного характера, о котором писал Фромм[218], а также о преодолении кризиса его идентичности путём подчинения сильной личности Гитлера.

И Геббельс перешел в стан к Гитлеру. Причин этому было несколько: внутренняя психологическая потребность Геббельса в ярком лидере, воздействие на него обаяния и харизмы Гитлера, силу которой подчёркивал Тойнби, излагая в мемуарах свои впечатления от встречи с ним,[219] перед которой не смог устоять даже Хайдеггер, а также прагматические соображения, требующие быть на стороне сильного.

Но это вовсе не означает, что Геббельс отказался от своих убеждений, от своей идентичности и «унифицировал» ее в соответствии с политическими реалиями. Его левые убеждения под давлением обстоятельств, харизмы Гитлера, внутренней психологической необходимости подчинения, временно отошли на второй план, но они ещё не раз дадут о себе знать.

Крупнейшим политическим сочинением Геббельса начального периода его деятельности в НСДАП стала брошюра «Краткая азбука национал-социалиста», над которой он работал два месяца в Эльберфельде, закончив её в январе 1926 г.[220] То есть в период её написания он находился ещё в лагере левых национал-социалистов. По стилю, языку и формату можно предположить, что «Краткая азбука национал-социалиста» имела предназначение инструкции членам партии для пропагандистско-разъяснительной работы среди населения. Между тем основные идеи этого сочинения были очень схожи с идеями мюнхенского крыла НСДАП, в особенности трактовка автором социализма и социально- экономическая программа. Если предположить, что авторство данной брошюры было бы неизвестно, то исследователи вполне могли бы приписать его главному экономическому теоретику мюнхенского крыла НСДАП Готфриду Федеру. При чтении «Краткой азбуки национал-социалиста» она производит впечатление развёрнутой и прокомментированной программы НСДАП «25 пунктов».

Геббельс заимствовал у Федера дихотомию «Schaffende-Raffende» (созидательное и стяжательное). Брошюра начинается с заявления о её предназначении «Для угнетённых, против угнетателей»[221], - гласила надпись в её начале. Геббельс заявляет о приоритете общего блага над личным. На вопрос какую цель установил для себя национал-социализм как идеологии, автор отвечает: «Народная общность всех порядочных созидательных немцев»[222]. В эту народную общность имел право войти каждый порядочный творческий немец, если он немецкого происхождения, придерживается немецких обычаев и немецкого языка[223].

Далее Геббельс объясняет смысл названия НСДАП. «Может ли рабочая партия быть ещё и национальной?»[224], - вопрошает автор, и тут же отвечает: «Не только может, но и должна»[225]. Автор раскрывает его понимание термина «национализм-социализм». Мыслить «национально» по Геббельсу это желать свободы и силы своему народу и государству. Мыслить социалистически значит бороться за естественные права угнетённой части соотечественников, такие как право на хлеб и свободу[226]. Несмотря на всю свою левую социалистическую риторику и лозунг в начале брошюры Геббельс решительно отвергает идею классовой борьбы, так как она раскалывает нацию на две части[227]. Автор говорит о необходимости устранения основ и причин классовой борьбы[228].

На вопрос как развивать немецкую культуру и обычаи Геббельс отвечает: «Через исключение из немецкого народного организма всего чужеродного и иностранного немецкий народ вернётся к самобытным истокам германской расы, культуры и духа»[229].

Антисемитизм НСДАП автор объясняет тем, что евреи являются вредным инородным организмом в немецком народе и своими лживыми «культурными институтами» отравляют немецкую народную мораль, тем, что еврей – отец теории классовой борьбы, которая раскалывает немецкий народ на две части, чтобы мочь жестоко править, так как евреи – создатели и носители международного биржевого капитализма – главного врага немецкой свободы[230].

Затем Геббельс переходит к критике существующего парламентско-демократическо-капиталистического строя, так как он, по его мнению, являлся лишь вывеской для самого вопиющего стяжательского капиталистического эгоизма[231]. Он критикует парламентаризм, за то, что выборы проводятся с ложью, клеветой и деньгами, и этот орган не может представлять волю созидательного народа[232]. Взамен Геббельс предлагает национал-социалистическую диктатуру. Эта диктатура должна быть установлена сильным немецким фюрером, пользующимся неограниченным доверием, являющимся ответственным борцом за свободу немецкого народа[233]. Парламент должен был избираться на основе сословного, а не партийного представительства[234], что с одной стороны можно трактовать как тягу к архаическому государственному устройству, а с другой как стремление преодолеть нарушение принципом партийности традиции народной общности.

От темы будущего политического устройства Геббельс переходит к социальным вопросам. Он заявляет, что социальный вопрос для НСДАП это не только вопрос о повышении жизненного уровня угнетённого класса нашего народа, он более широк, это вопрос консолидации способностей соотечественников для подъёма и развития нравственных, культурных и экономических ценностей всей нации и каждого в отдельности[235]. Геббельс понимает под народной общностью (Volksgemeinschaft) установленное согласие соотечественников друг с другом с социалистическим мышлением и делами[236]. Говоря о социализме, автор не мог ещё раз не коснуться темы марксизма: «Почему марксизм не способен решить основной вопрос нашего времени – социальную проблему? Марксизм идёт вширь, а не вглубь. Он основан на материалистическом мировоззрении. Он якобы собирается отнять индустриальные предприятия у их владельцев и обобществить их. Большевизм в России показал, что эта попытка заканчивается страшным порабощением рабочих»[237].

В параграфе брошюры «Капитализм и марксизм» Геббельс сравнивает их друг с другом и классифицирует первый на два вида. Будущий министр пропаганды объявляет капитализм главным врагом немецкой свободы. Под капиталистическим строем и государством он понимает тот строй и то государство, главными носителями власти в которых являются капиталистические группировки, направляющие судьбу государства и экономики к собственной выгоде, а не на благо и свободу государства и соотечественников[238].

«Какие два вида капитализма различает национал-социалист?»[239], - вопрошает Геббельс. И отвечает: «Национал-социалист делает различие между державным и биржевым капитализмом, то есть между национальным созидательным и международным стяжательным капиталом. […] Державный капитал – непосредственно созидательный, продуктивный капитал. Он, главным образом заключается в мелком производстве, он национален и почвенен, он работает и предоставляет заработок, он представляет по большей части не приходящую ценность и не в наличных деньгах, его нельзя уничтожать, он необходим для жизни народа. […] Биржевой капитал не является созидательным, особенно паразитический стяжательский капитал. Он больше не почвенен, особенно безграничный международный, он работает не продуктивно. […] Он существует в наличных деньгах, его главный носитель еврейская финансовая олигархия, которая стремится заставить созидательные народы работать на себя, прикарманивая доходы от их труда»[240].

Далее Геббельс не употребляя термин «заговор» (das Komplott, die Verschwörung), пишет в конспирологическом стиле о родстве и взаимодействии финансовой олигархии и руководителей марксизма, так как они происходят из одной еврейской расы и соответствуют её расовому инстинкту, не имеющему другой цели, кроме как угнетать созидательные народы и подчинять их капиталистическим целям[241]. Здесь наблюдается противоречие между личными установками Геббельса и его официальной пропагандой: сам он, судя по дневниковым записям, первоначально не был склонен к конспирологическому мышлению.

«Значит ли это, что национал-социалисты защитники индустрии промышленных капиталистов?»[242], - задаёт вопрос Геббельс, и разъясняет экономическую часть программы НСДАП: «Совсем нет! Они хотят принудить этих промышленных капиталистов дать право собственности рабочим на предприятия, где они работают. Но они очень хорошо знают, что это невозможно, если не устранить сначала процентную плётку кабалы еврейской биржи»[243].

От вопросов экономики будущий министр пропаганды переходит к вопросам культуры. Он начинает с проблемы взаимоотношений национал-социализма и христианского мировоззрения: «НСДАП стоит на позиции христианского мировоззрения без привязки себя к определённой конфессии»[244]. Геббельс называет еврейство главным врагом немецкой культуры, которое систематически отравляет немецкий дух, наполняя лживым образом мысли прессу, театр, науку и литературу[245]. Он предлагает исключить евреев из немецких культурных институтов и не позволять им быть носителями немецкого образования и немецкого духа[246].

Почти три страницы брошюры Геббельс посвятил изложению позиции НСДАП по отношению к каждой политической партии Веймарской республики и ко всей партийной системе в целом. Он называет партии бизнес-сообществом, для которого политика – продолжение бизнеса государственными средствами[247]. О Немецкой Национальной Народной партии он пишет, что она национальна только на словах, упрекает её в непоследовательности, в том, что она является буксиром политики исполнения Версальского договора, в том, что она приняла участие в принятии плана Дауэса, вследствие чего были задушены ростки социальной политики[248].

Немецкую Народную партию автор обвиняет в том, что она представляет интересы крупных промышленных трестов и под предлогом заботы о благе кустарного мелкого производства пытается подчинить его им[249]. Характеризуя католическую партию Центра Геббельс вновь прибегает к конспирологической риторике: «Центр это та партия, которая утверждает, что представляет интересы католических соотечественников, но в действительности же, она идёт рука об руку с враждебным христианству марксизмом и является локомотивом международных еврейских интересов»[250].

Социал-демократическую партию Германии Геббельс назвал партией фальсифицированного социализма. «Она пытается создать социалистическое государство по интернационально-марксистскому пути, используя при этом средства принуждения капиталистической демократии. Социал-демократия состоит на службе биржи и её руководители евреи или друзья евреев»[251], - пишет будущий министр пропаганды.

Последней партией, к которой Геббельс выразил отношение национал-социалистов, была КПГ: «Коммунистическая партия Германии есть революционная партия классовой борьбы рабочих, которая насилием и террором добивается установления диктатуры пролетариата. Её экономическая цель – социализация всех средств производства, что особенно в нашем индустриальном государстве невозможно, её методы русско-еврейские, её духовные руководители преимущественно евреи, которые по достоверным источникам связаны с золотым интернационалом»[252].

От характеристики политических партий Геббельс переходит к изложению понимания национал-социалистами различных типов социально-политического устройства. Этот параграф брошюры называется «Демократия и социализм». Истинный социализм, по Геббельсу, это такая форма политического, культурного и экономического устройства, которая в отличие от внутренне лживого свободного либерализма стремится к добровольному объединению соотечественников вокруг государства, их способностей и волевых личностей, соответственно правам и обязанностям[253].

Геббельс объясняет неприятие национал-социалистами системы мажоритарной демократии, тем, что она, по его мнению, ведёт к господству глупости, гнили и безответственности и грубому господству денег и трусливой лжи. «Мы национал-социалисты знаем, что выздоровление Германии возможно только через разрушение принципа большинства»[254], - писал Геббельс. Взамен системы власти большинства Геббельс предлагает лозунг: «Свободную дорогу умелым!»[255]. Логическим продолжением стал параграф о фюрере. Им Геббельс хочет видеть самого смелого, способного и благородного из народной общности. При этом неважно, какой он конфессии, имени и сословия[256].

Завершает брошюру объяснение Геббельсом смысла знамени НСДАП и ряд лозунгов. Необычна трактовка будущим министром пропаганды смысла свастики. «Мы несём свастику на нашем знамени как символ труда в духе и в действии, веры в будущее, как лозунг борьбы за права созидательного народа»[257], - писал он. Белый цвет Геббельс трактует как символ национальных мыслей и дел, а также как постоянное напоминание: «Помни, ты немец!»[258]. «Красное поле есть символ нашей истинной социалистической воли освобождения от духовного и материального порабощения, волю к социальным поступкам, непоколебимое осознание того, что освобождение Германии возможно только через освобождение творческих немецких людей»[259], - пишет Геббельс.

Большая часть идей брошюры свидетельствует о разрыве с традициями. Апелляция к архаике с предложениями формировать органы законодательной власти по сословному представительству и негативное отношение к крупной промышленности являлись дисконтинуитетными по отношению к традициям кайзеровской Германии. Помимо архаизма второй идеей, обусловившей разрыв, являлась конспирология, используя, которую Геббельс критикует старейшие немецкие партии, олицетворяющие католическую и социалистическую традиции: Центр и СДПГ. Континуитетной является апологетика идеи народной общности, однако, в её видении Геббельсом проглядывается новая расовая основа, но пока не столь ярко выраженная.

В 1926 г. находясь в Цвиккау с агитационной поездкой, Геббельс выступает со своей знаменитой речью «Ленин или Гитлер», которую он, согласно отчётам прусской полиции впервые произнёс в Ганновере 17 сентября 1925 г., а затем воспроизводил во многих других городах[260], стремясь привлечь на сторону НСДАП «красный» электорат.

Речь была достаточно длинной и носила концептуально-мировоззренческий характер. Она начиналась с констатации глубочайшей катастрофы и системного кризиса, в котором находилась Германия. Геббельс заявляет о разрушении традиции народной общности вызванном распадом нации на десятки партийных и профсоюзных организаций, как раз в то время, когда необходимо единение в борьбе с врагами. Он критикует либерализм, капитализм и демократию, говоря, что «система» прогнила настолько, что не подлежит реформированию и коррекции и её необходимо разрушить, чтобы строить новое государство. Затем Геббельс обвиняет все политические силы Германии от социал-демократов до консервативных националистов в стремлении сохранить нежизнеспособную систему любой ценой. В стране, по мнению Геббельса, существовало два мировоззрения, две идеи, способные предложить что-то взамен старой системы. Эти идеи персонифицировались в личностях Ленина и Гитлера. Он объявляет их победителями старой концепции государства и пионерами новой.

Далее Геббельс ставит вопрос о том, какая идеология должна победить в Германии. Он заключает, что и Гитлер и Ленин, будучи покорителями системы, вместе с тем являются и её порождением. Каждая историческая личность по Геббельсу - продукт своего времени, своего народа и своей истории и для того, чтобы понять причины становления Ленина и Гитлера как политиков и пути, по которым они ведут необходимо проанализировать «тёмные силы» их времени.

После логической посылки, Геббельс делает экскурс в историю Германии, начав с объяснения причин, приведших страну к катастрофе: «Являлась ли война, являлось ли 9 ноября 1918 года, или даже имеющая дурную репутацию система времен кайзера Вильгельма, ответственной за наш последующий крах? Нет! И тысячу раз нет! Причины лежат значительно глубже, в десятилетиях, почти столетие назад. Я попытаюсь очень кратко обрисовать их. Наряду с растущей индустриализацией Германии приблизительно в середине прошлого столетия в стране мыслителей и поэтов рос германский материализм»[261].

В результате процесса индустриализации появлялись громадные предприятия и большие города, в которых сосредоточился миллионный пролетариат, который вынужден был следовать фатальной дорогой отчуждения от нации и государства. Правящий класс не понимал, как интегрировать эти миллионы в нацию. И чем больше становились эти массы, тем дальше они отделялись от тесного единства государства и сдвигались влево. Геббельс обвиняет кайзеровскую Германии в неспособности преодолеть социальное расслоение и подверженности её правящего класса торгашескому духу, что обусловило немецкую катастрофу 9 ноября 1918 г. Изложив причины катастрофы, Геббельс переходит к рассмотрению пути, предлагаемому для её преодоления Лениным. Он говорит, что и большевизм и национал-социализм против капитализма вместе всегда и навеки правы. Пиетет Геббельса к Ленину вызывает удивление, особенно учитывая его антисоветскую и антимарксистскую пропаганду, которая в дальнейшем будет усиливаться.

Будущий министр пропаганды характеризовал вождя русской революции следующим образом: «Ленин-Ульянов, сын обедневшего мелкого русского дворянина, воспитывался в нищете и социальных бедствиях русской интеллигенции, которая уже глубоко находилась под влиянием пролетариата. Он на себе испытал, что такое голод. Не по книгам, а по своей тяжелой собственной и жестокой жизни изучал он социальные невзгоды, свои и своих товарищей. Он рано стал революционером, а вскоре также и марксистским революционером. Он учился в русских университетах, борясь со страшной нуждой; он глубоко понял социальную, экономическую и политическую ситуацию в своей стране и ее народ, и ужаснулся будущему, которому угрожала неограниченная власть царя. Будучи студентом, Ленин познакомился с голодом, как со своим ежедневным гостем. Он принадлежал к молодой русской интеллигенции, уже тогда полностью пролетаризированной, которая была в оппозиции царскому государству. Он жил в стране, в которой социальная нужда вознеслась до небес»[262]. Можно предположить, что в этом идеалистически лживом изображении Геббельс указывал на тождественность между ним и Лениным.

Затем Геббельс восторгается русским крестьянским духом, незаражённым западной цивилизацией и полным веры, фанатизма, благочестия и мистицизма. Выразив позитивное отношение к аграрной реформе Ленина, которая по выражению Геббельса, способствовала частичному решению социальной проблемы, он подходит к центральному вопросу о приемлемости или неприемлемости для Германии русского опыта национализации индустриальных средств производства.

Геббельс заключает, что путь полной национализации промышленности, которую следуя рецептам Маркса, провёл большевизм, является ошибочным. Про марксизм оратор сказал следующее: «Карл Маркс лишь наполовину правильно отобразил причины капиталистической динамики. Индустриализация европейских стран приводит к тому, что пролетаризируется большая прослойка общества, а средства производства все больше и больше сосредотачиваются в руках немногих. Согласно Марксу, средства производства медленно теряются рабочим людом. Формируются два класса – класс обманутых рабочих и класс обманывающих работодателей. Эти два класса должны развязать кровавую войну друг с другом. А, следовательно, лозунг марксизма есть «Классовая война против капитала!» И тут мы подходим к нашей национал-социалистической критике марксизма. Сам Маркс, будучи евреем, знал только одну форму капитала. И все же имеется громадная разница между капиталами»[263]. После этих фраз Геббельс воспроизвёл ту дихотомию «созидательного» и «стяжательского» капиталов, которую он изложил в «Краткой азбуке национал-социалиста», сделав из неё выводы о губительности пути Ленина и спасительности пути Гитлера.