Методом приобретения знаний. Как мы учимся ему у самой природы

Представим замок, возвышающийся над обширной изобильной равниной, где природе было угодно расточать разнообразие и где искусство сумело воспользоваться местностью, чтобы еще больше ее разнообразить и украсить. Мы прибываем в этот замок в ночное время. На другой день окна откры­ваются в тот момент, когда солнце начинает золотить горизонт, и тотчас же закрываются.

Хотя эта равнина появлялась перед нами лишь на мгновение, несомненно, мы видели все, что в ней заклю­чено. В следующее мгновение мы не делали бы ничего, а только получали бы те же самые впечатления, которые произвели на нас предметы в первое мгновение. Так же было бы и в третье мгновение. Следовательно, если бы не были закрыты окна, мы продолжали бы видеть только то, что видели сначала.

Но этого первого мгновения недостаточно для того, чтобы мы знали эту равнину, т. е. чтобы мы распознали предметы, которые там находятся; поэтому-то, когда окна были закрыты, никто из нас не смог бы дать отчет в том, что он видел. Вот как можно видеть много вещей и ничего не узнать.

Наконец, окна снова открываются, чтобы больше не закрываться, пока солнце будет над горизонтом, и мы долгое время снова рассматриваем все то, что видели сначала. Но если, подобно людям, на­ходящимся в экстазе, мы продолжаем, как и в первое мгновение, видеть сразу это множество различных пред­метов, мы не будем знать их больше, когда вдруг на­ступит ночь, как мы не знали бы их, когда окна, которые только что открывались, вдруг закрываются.

Чтобы иметь знание об этой равнине, недостаточно, стало быть, видеть ее сразу всю; нужно рассматривать каж­дую ее часть одну за другой и, вместо того чтобы охватить их все одним взглядом, нужно задерживать свой взор на предметах, последовательно переходя от одного к другому. Вот чему учит природа всех нас. Если она наделила нас способностью видеть множество вещей одновременно, она наделила нас также способностью рассматривать по отдель­ности, т. е. направлять наши глаза на одну какую-либо вещь; и именно этой способности, являющейся следствием нашей организации, мы обязаны всеми знаниями, которые мы получаем благодаря зрению.

Эта способность присуща всем нам. Однако, если впоследствии мы захотим говорить об этой равнине, можно будет заметить, что не все мы одинаково хорошо ее знаем. Некоторые создадут более или менее истинную картину, в которой многие вещи будут такими, каковы они на самом деле; другие же, смешивая все, создадут картины, в кото­рых невозможно будет ничего узнать. Но все мы видели одни и те же предметы; лишь взоры одних направлялись как попало, а взоры других — в определенном порядке. Каков же этот порядок? Природа сама указывает его; это порядок, в ко­тором она представляет нам пред­меты. Среди них есть такие, которые особенно привлекают взоры; они бо­лее разительны; они доминируют, и все другие кажутся расположенными вокруг них для них. Это и есть те предметы, которые мы наблюдаем сначала; и когда мы заметили их по­ложение по отношению друг к другу, другие предметы расположились в промежутках, каждый на своем месте.

Таким образом, мы начинаем с основных предметов, последовательно рассматриваем и сравниваем их, чтобы судить о связях, если они имеются. Когда благодаря этому способу мы узнаем взаимное расположение, мы рассматриваем один за другим все те предметы, которые заполняют промежутки, сравниваем каждый из них с бли­жайшим основным предметом и определяем его поло­жение.

Тогда мы распознаем все предметы, форму и положение которых мы уловили, и охватываем их одним взглядом. Значит, порядок, в каком они располагаются в нашем уме, является не последовательным, а одновременным. Это тот самый порядок, в котором они существуют, и мы видим их все сразу отчетливым образом.

Это именно те знания, которыми мы обязаны исключительно искусству, с каким мы направляли наши взоры. Мы приобретали их лишь одно за дру­гим; но, приобретенные однажды, все они одновременно сохраняются в уме, так же как предметы, которые они нам изображают, все сохраняются в глазу, который их видит. Следовательно, с умом дело обстоит так же, как и с гла­зами; он видит одновременно множество вещей, и не нужно этому удивляться, потому что все ощущения зрения при­надлежат душе.

Это зрение ума простирается настолько же, насколько простирается зрение тела; если мы хорошо организованы, то и тому и другому нужно лишь упражнение, и нельзя было бы каким-либо образом ограничить пространство, которое они охватывают. На самом деле упражнявшийся ум видит в предмете, над которым он размышляет, множе­ство связей, не замечаемых нами, как проделавшие много упражнений глаза большого художника в одно мгновение различают в пейзаже множество вещей, на которые мы смотрим вместе с ним, но которые тем не менее от нас ускользают.

Мы можем, отправляясь из замка в замок, изучать новые равнины и представлять их себе как первую рав­нину. Тогда мы или отдадим предпочтение какой-то одной, или найдем, что каждая из них имеет свою прелесть. Но мы судим о них только потому, что сравниваем их; а сравни­ваем мы их лишь потому, что вспоминаем их все од­новременно. Значит, ум может видеть больше, чем может видеть глаз.

Если теперь мы размышляем о том, каким путем мы приобретаем знания посредством зрения, мы замечаем, что весьма сложный предмет, такой, как обширная равнина, до некоторой степени расчленяется, потому что мы познаем ее лишь тогда, когда ее части располагаются в уме в определенном порядке.

Мы видели, в каком порядке делалось это расчленение. Сначала расположились в уме главные предметы; затем туда поступили другие и расположились там сообразно отношениям, в которых они находятся с первыми. Мы де­лаем это расчленение лишь потому, что нам недостаточно мгновения для того, чтобы изучить все эти предметы. Но мы расчленяем только для того, чтобы вновь соединить; и когда знания получены, вещи, вместо того чтобы следовать друг за другом, располагаются в душе в том же самом одновре­менном порядке, в каком они расположены вне ума. Имен­но в этом одновременном порядке заключается знание, которое мы о них имеем, ибо, если бы мы не могли предста­вить их себе в совокупности, мы никогда не смогли бы су­дить о том, в каких отношениях друг к другу они нахо­дятся, и знали бы их плохо.

Следовательно, анализировать — это не что иное, как наблюдать в последо­вательном порядке качества пред­мета, для того чтобы дать им в уме одновременный порядок, в котором они существуют. Именно это природа и заставляет нас применять ко всему. Анализ, который считают известным только философам, известен, таким образом, всем, и я ничему не научил читателя; я только обратил его вни­мание на то, что он делает постоянно.

Хотя с одного взгляда я распознаю множество предметов на равнине, ко­торую я изучил, однако зрение ни­когда не бывает более точным, чем тогда, когда оно само себя ограничи­вает и когда мы рассматриваем лишь небольшое число предметов одновременно; мы различаем всегда меньше предметов, чем видим.

Так же обстоит дело и со зрением ума. Я одновременно имею в наличии множество знаний, которые стали для меня

привычными, я вижу их все, но я не различаю их одина­ково. Чтобы видеть отчетливо все то, что одновременно встречается в моем уме, нужно, чтобы я это расчленял, как я расчленил то, что встретилось моим глазам; нужно, чтобы я анализировал свою мысль.

Этот анализ производится точно так же, как анализ внешних предметов. Мы так же расчленяем: мы представ­ляем себе части своей мысли в последовательном порядке, чтобы восстановить их в одновременном порядке; мы производим это соединение и расчленение, сообразуясь с отношениями, существующими между вещами, как глав­ными, так и подчиненными; и так, как мы не анализиро­вали бы равнину, если бы зрение не охватывало се всю це­ликом, мы не анализировали бы свою мысль, если бы ум не охватывал ее также всю целиком. И в том и в другом слу­чае нужно видеть одновременно, иначе мы не могли бы быть уверены в том, что увидели одну за другой все части ⁵.