Часть III. Русская агентурная разведка с 1906 по 1914 год 5 page

Этот же военный агент в Австро-Венгрии в 1912—1913 гг. (полковник Занкевич) играл активную роль в деле вербовки агентов и в частичном поддержании связи с завербованными агентами, которыми руководило Особое делопроизводство генерал-квартирмейстера Генерального штаба, старавшееся, как мы выше указывали, вести непосредственно разведку в соседних странах.
Из письма делопроизводителя Особого делопроизводства полковника Энкеля от 6—19 сентября 1912 г. на имя Занкевича мы узнаем, что лейтенант австрийской службы чех Э. Навратиль имел на национальной почве «дело чести» и вынужден был покинуть военную службу. После этого он поехал в Белград и предложил сербам свои услуги в качестве осведомителя. Он рассчитывал быть полезным сербам, ибо знал австрийские мобилизационные распоряжения на случай войны против Италии и Сербии. Сербское военное министерство его предложения отклонило, направив его к русскому военному агенту полковнику Артамонову. Навратиль не имел совершенно денег. Сербы выдали ему на дорогу один франк... и посоветовали обедать в бесплатной столовой общества Красного Креста. Он пошел и на это унижение. При разговоре с Артамоновым Навратиль наивно по этому поводу заявил, что «в Австрии всегда дают на обратный проезд тем, которые являются с предложением подобных услуг, но почему-либо бывают не приняты». Артамонов выдал ему 50 франков и отправил в Вену.
Делопроизводителя Особого делопроизводства Генштаба Энкеля заинтересовал этот австрийский лейтенант. Узнав от Артамонова о нем все вышесказанное, Энкель дал указания Занкевичу. Он писал, что «давно озабочен приисканием за границей таких осведомителей, которые могли бы в военное время, с отъездом военных агентов, служить «нашими глазами и ушами на местах», а в мирное время следить за жизнью войск и проведением в жизнь на местах различных военных мероприятий и этим пополнять «нашу и вашу ориентировку», особенно в настоящее время».
Далее Энкель предлагал Занкевичу «осторожно прощупать» Навратиля, навести о нем кое-какие справки, выяснить его компетенцию и пожелания. Энкель полагал, что такой «бедняк охотно согласится поселиться там, где ему укажут, и работать в качестве осведомителя за 150 — 200 крон в месяц». Энкель был согласен даже никаких документов от него не требовать, лишь бы «от его глаза и уха в известном районе не ускользало бы ничего, что для нас имеет значение в предмобилизационный период и в военное время, и, конечно, и в мирное время».
В заключение Энкель просил Занкевича сообщить, в каком из узловых стратегических пунктов — на албанском или сербском фронтах — -140- лучше всего поместить Навратиля. Последнему должны были быть поставлены следующие условия: 1) принимается он пока на испытание без определенного срока, а вопрос о постоянной службе решается, в зависимости от результатов работы, через несколько месяцев; 2) писать он должен возможно чаще (конечно, по обыкновенной почте), не подписываясь и соблюдая крайнюю осторожность при посылке своей корреспонденции; 3) особо секретные сведения должны писаться между строк лимонной кислотой.
Несмотря, однако, на эти инструкции, Энкель пожелал сам встретиться с Навратилем и вызвал его в Петербург. Свидание состоялось в начале октября. Навратиль произвел на Энкеля очень выгодное впечатление, и Энкель запретил ему при каких бы то ни было условиях впредь обращаться к Занкевичу, а поддерживать все сношения исключительно с Энкелем по обыкновенной почте — письмами, написанными лимонной кислотой.
Но уже 29 ноября 1912 г. Энкель писал Занкевичу, что «гость от Артамонова давно уже сидит у вас после свидания со мной здесь, но пользы пока не принес никакой, денег же клянчит усердно...».
На этом, как можно судить по переписке, и кончилось дело с Навратилем.
Аналогичная картина получилась и с другим, почти таким же образом завербованным, агентом под литерой «Я». Этого «Я», однако, эксплуатировали по двум линиям — Энкель и Занкевич. «Я», конечно, таким двойным подчинением был поставлен в крайне глупое положение. Энкель, например, приказывал ему сидеть на месте и собирать по заданиям сведения. Занкевич же приказывал ему отправиться в «осведомительную поездку». Агент терялся, не знал, «какому Богу» в конце концов служить. В результате раздумья он решил сообщить Энкелю по почте посредством лимонной кислоты, что Занкевич приказывает ему совершать поездки, и спрашивал, как ему быть. Энкель увидел, что создалось пиковое положение, и решил выйти из него следующим образом. Он в весьма вежливой форме написал Занкевичу, что препятствий против поездок «Я» не имеет и что «он чрезвычайно рад», что выбор Занкевича пал на «Я», ибо до сих пор причин жаловаться на него у Энкеля нет, что у «Я» масса доброго желания, что он добросовестен, скромен, хотя и несколько легкомыслен, упоминая, например, в своих письмах к Энкелю военного агента, и т. д.
Давая разрешения «Я» совершать для Занкевича «осведомительные поездки», Энкель в то же время просил передать «Я», что он «с нетерпением ждет от него обещанных данных о железных дорогах и особенно продолжения плана крепости Перемышль, для чего «отдано распоряжение -141- Берлину купить и выслать ему фотографический аппарат и высланы авансом 6000 рублей».
Спустя некоторое время Энкель уже начинает волноваться. Хваленый «Я» прислал лишь часть плана крепости Перемышль и уже требует новых авансов. Энкель пессимистически замечает: «...Подбодрите его, так как, по-видимому, он склонен к лени и... попрошайничеству...».
В начале 1913 года Энкель уже приходит в ярость. Дело опять касается «Я», который «ведет себя как мальчишка», пишет Энкель Занкеви-чу. Во-первых, он «будирует (сердится, дуется. — Прим. ред.) за невысылку дополнительного вознаграждения за план Перемышля и со своей стороны задерживает высылку планов М-а (Миколаева. — К. 3.) и железнодорожных документов. Между тем я твердо решил не сдавать в этом вопросе, ибо считаю, что мы вознаградили его по-царски (в общем 6000 рублей за Перемышль), а во-вторых, убежден, что он в конце концов все-таки запросит пардона, так как сбыта своему товару не найдет, а в деньгах будет нуждаться. Позволю себе лишь просить вас при случае, если вы с ним увидитесь, заявить ему категорически, что наше решение непоколебимо и что вымогательство — дело не офицерское».
С целью заставить Энкеля пойти на уступки, «Я» сообщил ему, что он через посредство одного офицера австрийского Генерального штаба может доставить план стратегического развертывания австрийской армии на случай войны с Россией на следующих условиях: за весь план 50000 крон, из них 25000 крон по высылке Энкелю документа. Энкель восклицает: «Неужели «Я» настолько наивен, что серьезно считает такие условия приемлемыми? Если увидитесь с ним, то не откажите его обругать и разъяснить ему всю глупость его предложения. Мы, конечно, не отказываемся приобрести предлагаемый документ и даже ничего не имеем против общей суммы, если он окажется годным и полным. Но, конечно, деньги за него мы заплатим лишь тогда, когда произведем соответствующую экспертизу, а для этого документ необходимо вывезти из Австрии на нейтральную почву.
В виде аванса — обеспечения интересов продавца — мы согласны непосредственно перед экспертизой дать ему до 1000 рублей, но и только. Далее, мы ставим следующие условия в обеспечение наших интересов:
документ передается нам по частям, в зависимости от того, как он составлен, то есть по дням или по корпусам. По каждой части производится отдельная экспертиза и отдельный расчет, исходя из общей;
суммы в 50000 крон за все. Если он не будет считаться с этими пожеланиями, то мы не задумаемся выпустить его в трубу, так как свет, слава богу, еще не сошелся на нем клином...». -142-

«Я» не уступал и настаивал на выполнении своих первоначальных условий. Казалось бы, что Энкель приведет свои угрозы относительно «выпуска в трубу» в исполнение. Вместо этого он в феврале 1913 года писал Занкевичу, что полагал бы желательным продолжать переговоры с «Я» с тем, чтобы «получить от него некоторую часть документов, по которой действительно можно было бы судить о достоинстве последних. Эта операция, однако, должна быть совершенно самостоятельной, безотносительно к вопросу о приобретении нами всего документа, то есть другими словами, цена, которую вы уплатите за полученное, должна соответствовать реальной стоимости документов, как таковых, а не как части всего документа в совокупности». Далее Энкель просит Занкевича указать «Я», что ему уже выдана сравнительно крупная сумма за совершенно негодные документы, а потому дальнейшим сношениям с агентом уместно было бы придать характер «требования реабилитировать себя и оправдать оказанное ему доверие, не неся с нашей стороны сколько-нибудь крупных дополнительных расходов».
По поводу же недоставки «Я» обещанных железнодорожных документов и плана Миколаева, Энкель просил Занкевича передать ему, что «неприсылка этих документов может угрожать ему совершенным прекращением каких бы то ни было дел с ним, т. к. эти поставки были условлены заранее и даже приняты во внимание при определении вознаграждения за Перемышль. Последний им действительно доставлен нам полностью, но внушает некоторые сомнения».
Как видно из письма Энкеля от 2 марта 1913 г. к Занкевичу, «Я» действительно доставил часть плана «развертывания австрийской армии», предварительный осмотр которого дал такие результаты: «печати на документах внушают серьезные сомнения, ибо носят... явные следы пера. Линии при накладывании каучуковой печати, могут сливаться, но раздваиваться — едва ли»...
Как мы видели, эта почти двухлетняя игра «в агенты военного времени» дала Энкелю за сравнительно крупную сумму денег «совершенно негодные документы». Понятно, кроме того, что для военного времени ни один из указанных агентов не сохранился...
Необходимо, однако, отметить, что помимо указанных агентов Генеральный штаб имел в Австро-Венгрии незадолго до войны 1914 —1918 гг. четырех весьма солидных агентов. Двое из них спокойно до сих пор проживают в Австрии и во время войны занимали там крупные военные посты. Мы их раскрывать не станем, тем более что они с началом войны от русской разведки отошли.
Полковники же австрийского Генерального штаба Редль и Яндржек были раскрыты австрийской контрразведкой задолго до начала войны. -143-

Полковника Редля на почве его извращенных наклонностей завербовал русский военный агент Марченко и связал его с русским Генеральным штабом. Редль давал сведения 3 — 4 раза в год, но зато вполне исчерпывающие и по всем интересующим русский Генштаб вопросам. Деньги ему нередко пересылались из одной нейтральной страны в Вену на почтовый ящик. Эти деньги, о которых получила сведения австрийская контрразведка, и погубили Редля, занимавшего в то время уже должность начальника штаба корпуса в Праге. В 1913 году его служба в русской разведке была раскрыта и ему было предложено застрелиться, что он и сделал ³. Работал он в русской разведке около 7 лет.
Полковника Яндржека, работавшего в мобилизационном отделе австрийского Генерального штаба, завербовал военный агент Занкевич. Встречи они устраивали в нейтральных странах. Яндржек проработал около трех лет и оказал русской разведке очень ценные услуги. Получавшиеся Яндржеком крупные суммы денег вскружили ему голову. Он начал швыряться деньгами, вследствие чего попал на подозрение контрразведки. Занкевич, желая спасти положение, вызвал Яндржека в нейтральную страну и пригрозил, что если тот не бросит швыряться деньгами, то он ему денег в руки не даст, а будет вносить на имя известной фирмы в заграничный банк. Однако было уже поздно. В это время в Будапеште провалился агент русского Генерального штаба Бравура, что заставило австрийскую контрразведку насторожиться и произвести обыски у заподозренных лиц. Во время обыска у Яндржека под половицей нашли записную книжку, в которой были отмечены все суммы, полученные им за разведывательную службу. Его приговорили к пожизненному тюремному заключению.
О деятельности военного агента в Италии можно судить по имеющемуся в нашем распоряжении отчету за 1910 год, из которого видно, что этот военный агент агентурной разведкой не занимался.
Так, в отчете не указано ни одного документа, ни одного сведения, которое можно было бы отнести к категории секретных.
Вообще в Италии военные агенты довольно часто менялись и, следовательно, не могли войти в курс дела. Причины смены были довольно разнообразны, а иногда и анекдотичны, как, например, смена князя Волконского.
В 1913 году полковник князь Волконский был сменен за следующее «преступление». Во время празднования трехсотлетия дома Романовых Волконский находился в отпуску в Москве. Здесь «старинные» дворяне решили преподнести Николаю Романову верноподданнический -144- адрес, который начинался словами «Самодержавному». Волконский выступил на собрании этих «верноподданных» дворян и заявил, что Николай Романов — не «Самодержавный», ибо манифестом 17 октября он законодательные свои права уступил Государственной думе, и что Россия — конституционная монархия. Ему «доказывали», что это не так, но он все же остался при своем мнении и отказался подписать адрес. На другой день появилась соответствующая статья в «Земщине», но автору статьи фамилия «преступника» была неизвестна, он лишь установил, что этот «красный» был полковником Генерального штаба. Генштаб начал поиски «преступника» и напал на его след, когда Волконский был уже в Риме. Ему предложили дать объяснения. Он подтвердил все изложенное в «Земщине» и добавил, что остается при своем мнении, то есть что Николай Романов не самодержец. Тогда ему предложили подать в отставку. Волконский отказался. В дело вмешался Николай Романов и приказал прогнать Волконского с военной службы без «мундира и пенсии».
И лишь накануне войны 1914 —1918 гг. в Рим прибыл новый военный агент — полковник Генштаба Энкель.
На этом можно закончить обзор агентурной деятельности официальных военных агентов до начала войны 1911 —1918 гг. Агенты были, конечно, и в других, более мелких государствах, но их разведывательная деятельность там была до того незначительной, что останавливаться на ней не стоит.

Глава 5. Агентурная разведка штабов Дальневосточных военных округов

Обследование агентурной разведки представителем Генерального штаба • Работа Иркутского военного округа • Агентурная работа Заамурского округа пограничной стражи • Министерство финансов против агентурной разведки пограничной стражи
• Офицерские разъезды • Полевые поездки офицеров на территорию Китая
• Заигрывание штаба Приамурского военного округа с корейцами • Платные и бесплатные агенты • Расходование денег не по прямому назначению
• Непосредственная агентура начальника штаба округа и исчезновение 13000 рублей
• Агентурная разведка штаба Омского военного округа • Пассивность русских консулов

В начале 1910 года Генеральный штаб командировал на Дальний Восток делопроизводителя 5-го делопроизводства полковника Энкеля для обследования на месте постановки дела агентурной разведки. После возвращения из поездки Энкель представил подробный доклад, из которого мы приводим наиболее интересные данные. -145-

Докладывая о разведывательной работе штаба Иркутского военного округа, Энкель писал, что инициатива и решение вопросов разведывательного характера всецело принадлежат окружному генерал-квартирмейстеру. Собственной агентурной сети за границей штаб не имел вовсе, если не считать двух казаков-торговцев, проживавших у южной оконечности озера Косогол (то есть в районе, где не имелось никаких объектов разведки), и причисленного к Генштабу подъесаула Тонких, командовавшего для ценза сотней в Урге. Энкель считал характерным показателем отношения окружного генерал-квартирмейстера к вопросу организации разведки в том, что последний интересовался исключительно Монголией, в ущерб Маньчжурии, и в то же время не дал подъесаулу Тонких никаких инструкций, не отпустил ему ни одной копейки денег на разведку и совершенно не руководил его деятельностью.
Окружной генерал-квартирмейстер утверждал, что он принимал меры к подысканию агентов среди влиятельных монгольских князей и чиновников и таковые, якобы, были даже намечены, но заключение с ним условий до момента приезда Энкеля тормозилось недостатком денег, ибо эти лица требовали громадные суммы за свои услуги. Дабы выйти из этого положения, окружной генерал-квартирмейстер решил разведки не вести, а накапливать деньги и заключить договор с намеченными монгольскими князьями, когда наберется соответствующая сумма.
Таким образом, источниками сведений о соседях для штаба округа являлись:
1. Русские правительственные агенты за границей, как-то: посланник в Китае, военные агенты в Японии и Китае, консулы в Урге, Цицикаре, Гирине и Улясутае, Заамурский округ пограничной стражи и пограничный комиссар в Кяхте. Со штабом Приамурского округа связи не существовало.
2. Заграничная печать. Изучение последней, за исключением японской, для чтения которой имелся переводчик, было поставлено, по словам Энкеля, «весьма неудовлетворительно», ибо переводчиков китайского и монгольского языков при штабе не имелось, а чтение повременных изданий на европейских языках, вследствие заваленности отчетного отделения вопросами прямого его ведения, поневоле носило случайный, прерывчатый характер.
Изучением заграничных театров возможных военных действий штаб округа не задавался вовсе. Командировок офицеров на рекогносцировки пограничного района не производилось, так как, по мнению окружного генерал-квартирмейстера, штаб округа, якобы, не имел на то права. «В действительности же, — писал Энкель, — просто потому, что необходимость -146- изучения маньчжурского театра была совершенно упущена штабом из виду. В подтверждение такого мнения может быть приведен случай совершенно бесполезного в военном отношении командирования в северо-западную Монголию в 1907 году капитана Генштаба Михеева в составе научной экспедиции, с огромными расходами из средств, отпущенных на разведку. Командировка эта, с одной стороны, указывает на совершенно превратное понимание цели заграничных командировок, а с другой — противоречит вышеупомянутой мотивировке окружного генерал-квартирмейстера».
Штаб округа, получая в год на агентурную разведку лишь 3000 рублей, ухитрился к 1 января 1910 г. сэкономить 6150 рублей.
Агентурную работу Заамурского округа пограничной стражи Энкель признал весьма и весьма слабой. Причины этого явления он видел, во-первых, в резко выраженном несочувствии широкой разведывательной деятельности округа со стороны министерства финансов (пограничная стража находилась в подчинении этого министерства. — КЗ.); во-вторых, в крайней недостаточности средств, отпускавшихся округу на разведку, и, в-третьих, в трудности выполнения некоторых разведывательных задач при тогдашнем положении дел в Маньчжурии и при отношении китайских властей к русским.
В ответ на ходатайство штаба округа об отпуске ему соответствующих его задачам средств на агентурную разведку министерство финансов в просьбе отказало, указав на желательность ограничить разведку округа пределами надобности по охране железной дороги от налетов хунхузов; трату же отпускавшихся округу средств на военную разведку в широком смысле этого понятия министерство финансов считало излишней. Хотя начальник округа это последнее указание оставил без внимания, тем не менее выяснившийся взгляд министерства финансов неблагоприятно повлиял на агентурную работу штаба, так как, получив отрицательный ответ министерства финансов, штаб округа приступил к увольнению агентов по военной разведке, имевшихся у него со времени русско-японской войны.
От управления Китайско-Восточной железной дороги штаб Заамурского округа пограничной стражи получал на ведение агентурной разведки ежегодно по 7000 рублей. Из этой суммы большая часть уходила на слежку за хунхузами и на наем переводчиков.
Ко времени приезда Энкеля штаб округа собирал сведения следующим образом.
К разведке были привлечены офицеры округа, снабженные соответствующими инструкциями и материалами для изучения страны. Кроме -147- того, все начальники разъездов, даже из солдат, непрерывно объезжавшие в целях охраны прилегавшую к дороге 25-верстную полосу, обязаны были представлять как своему непосредственному начальству, так и в отчетное отделение штаба округа отчеты о виденном и слышанном.
В Мукдене и Куанченцзы были учреждены небольшие разведывательные бюро, во главе которых были поставлены лица из числа чинов округа, зарекомендовавших себя способными к разведке, любящими это дело и знающими китайский и японский языки. Этим лицам отпускались небольшие денежные суммы на ведение разведки.
В случае необходимости конвоировать кого-либо из сотрудников русского консульства, служащих Китайско-Восточной железной дороги или русско-китайского банка вглубь страны, во главе конвоя ставился соответствующий офицер, которому придавалось несколько специально подготовленных солдат-разведчиков.
Для разведки в районах, прилегающих к рекам Сунгари и Нонни, во время навигации привлекались крейсера округа.
Изучались наиболее серьезные и осведомленные газеты, издававшиеся на Дальнем Востоке на корейском, японском, английском, немецком и французском языках.
Для подготовки разведчиков (войсковой разведки) из рядовых солдат был введен соответствующий отдел в курс существовавших в округе школ китайского, японского и монгольского языков.
Для обеспечения возможно полной осведомленности обо всем, совершавшемся вне пределов непосредственного наблюдения чинов округа, штаб установил обмен сведений с русскими военными агентами в Китае и Японии, с консулами в Гирине, Цицикаре и Инкоу, со штабами Приамурского и Иркутского военных округов и с коммерческим отделом Китайско-Восточной железной дороги.
В частности, для сбора военно-статистических и военно-географических сведений о Маньчжурии принимались следующие меры.
Всем офицерам округа были разосланы инструкции и анкетные листы по сбору статистических данных о всех населенных пунктах, лежавших в полосе отчуждения железной дороги.
Была установлена связь с гражданскими учреждениями в Маньчжурии, в которых сосредотачивались статистические материалы.
Несмотря на неизменные протесты китайцев, каждую весну организовывалась массовая посылка офицерских разъездов (до 30) на 150—200 верст вглубь страны для рекогносцировки различных путей и сбора статистических сведений.
Почти ежегодно организовывались полевые поездки офицеров округа в районе железной дороги. -148-
Штаб Приамурского военного округа, по словам Энкеля, агентурной сетью за границей вовсе не располагал. Разведка в пограничной с Китаем полосе была им возложена на станичных атаманов, но никаких результатов не давала. Энкель объяснял безрезультатность агентурной работы этих атаманов тем, что дело это для них являлось совершенно новым, что штаб округа никаких инструкций им не дал. Кроме того, ведение разведки было вменено им в служебную обязанность, а потому «являлось по идее бесплатным», хотя и предполагалось возмещать произведенные атаманами расходы и выдавать денежные премии за выдающиеся по ценности сведения.
Для сбора сведений по Корее в распоряжении штаба округа имелись два агента из корейских эмигрантов, по словам Энкеля, «настолько скомпрометированных», что для активной разведки за границей они являлись совершенно непригодными. Один из них — бывший переводчик русского консульства в Сеуле — официально числился переводчиком штаба округа. Другой — бывший офицер корейских войск — находился постоянно во Владивостоке и работал по агентуре сдельно. Оба эти агента находились, якобы, в близких отношениях с руководителями партизанского движения в Корее, пользовались популярностью и большим влиянием как у себя на родине, так и среди корейского населения Южно-уссурийского края. Исходя из этого штаб округа предполагал, что они являются весьма полезными как посредники между русскими и партизанами, как сборщики сведений не только опросным путем, но и через своих корреспондентов за границей, а также как вербовщики.
Помимо этих платных агентов штаб округа имел агентов бесплатных: известного в то время корейского патриота Ли Помьяна — организатора партизанского движения на севере Кореи, снабжавшего это движение деньгами и оружием, а также одного из наиболее выдающихся предводителей партизан в том же районе.
Статистической разведкой заграничных театров военных действий штаб округа не занимался. Командировки офицеров, преимущественно восточников, в Корею и Маньчжурию никакой связи с указанной задачей не имели и с точки зрения разведки являлись совершенно бесцельной и непроизводительной тратой средств.
Изучение дальневосточной печати было поставлено крайне слабо вследствие отсутствия переводчиков и загруженности разведывательного отделения штаба округа посторонней работой.
Штаб округа обменивался материалами со штабом Заамурского округа, с консулами в Цицикаре и Гирине и с военными агентами в Китае и Японии. -149-

В смысле снабжения средствами этот штаб округа находился в блестящем положении. За время с 27 марта 1896 г. по 31 декабря 1909 г. он получил на ведение разведки 51000 рублей. Однако из этой суммы было израсходовано всего лишь 25640 рублей по прямому назначению; 15689 рублей были израсходованы на надобности, ничего общего с разведкой не имевшие, и 9735 рублей оставались в кассе.
Отношение к деньгам, отпущенным на разведку, характеризуется следующим фактом. Начальник штаба округа генерал Дебеш изъял из кассы в свое полное и безотчетное распоряжение около 13000 рублей. Как хранились эти деньги, на какие надобности и сколько из них расходовалось, ни генерал-квартирмейстер, ни старший адъютант не знали. В ноябре 1909 года генерал Дебеш с должности был снят и донес Главному управлению Генерального штаба, что «из сумм, отпущенных штабу округа на ведение разведки, к 1 января 1910 г. остается не более 500 рублей», фактически же, не считая сумм, взятых генералом Дебешем, остаток составлял 9720 рублей. Сдавая окружному генерал-квартирмейстеру этот остаток, генерал Дебеш передал ему и свою приходно-расходную тетрадь по суммам на разведку, в которой обращали на себя внимание нижеследующие обстоятельства.
Из наименований статей расходов явствовало, что в целях разведки генерал Дебеш разновременно пользовался услугами восьми агентов, из коих большинство состояло на весьма крупном ежемесячном содержании, получая по 160—170 рублей. Те же статьи расходов давали основание предполагать, что временами некоторые из этих агентов вели довольно интенсивную и, якобы, плодотворную работу по агентурной разведке. Так, например, один из них (№ 4) на протяжении меньше месяца трижды получил по 160—165 рублей. Между тем о существовании этих агентов ни генерал-квартирмейстер, ни разведывательное отделение совершенно ничего не знали, и ни одного сведения этих агентов к ним не поступило. Выводы напрашиваются сами собой: генерал Дебеш прикарманивал деньги, отпущенные на ведение агентурной разведки...
Штаб Омского военного округа, по словам Энкеля, благодаря исключительному интересу и энергии, проявленным во всех вопросах разведки начальником штаба округа, лично руководившим этим делом, был «превосходно осведомлен о всем происходящем в пределах порученного его наблюдению района» даже несмотря на отсутствие негласной заграничной агентуры. Эта осведомленность объяснялась тем, что штаб округа привлек к сбору сведений пограничных чинов всех ведомств, русских правительственных агентов в западной Монголии и Синьцзяне, наиболее видных представителей купечества, имевших в указанных областях -150- крупные торговые интересы, а также всех лиц, направлявшихся за границу. По заявлению начальника штаба округа генерала Тихменева, лишь русские консулы настолько слабо реагировали на его обращения к ним за сведениями, что, по его мнению, некоторое «нажатие на них свыше было бы крайне желательным».

Глава 6. Агентура Генерального штаба на Дальнем Востоке

Консул в Цицикаре и его агентурная сеть • Кяхтинский пограничный комиссар • Недоверие к нему министерства иностранных дел • Агентура Ладыгина и Попова • Консул в Гирине и его агентурная сеть • Агентура Бирюкова в Корее • Выводы представителя Генерального штаба

Кроме перечисленных органов разведки на Дальнем Востоке Генеральный штаб имел там еще и свою собственную разведку, непосредственно ему подчиненную. К этой сети относились следующие лица:
I. Консул в Цицикаре, кандидат Генерального штаба подполковник Генштаба Манакин.
Консул этот на сбор и обработку сведений и на канцелярские расходы получал:
От министерства иностранных дел:
на агентурную разведку..........................................125 рублей
на наем переводчика................................................75 „
на канцелярские расходы........................................125 „
От Главного управления Генштаба:
на агентурную разведку..........................................250 „
Таким образом, он в месяц получал всего 575 рублей.
На эту сумму он содержал девять агентов, тратя в месяц около 500 рублей. На прочие расходы, например на командировки агентов, оплату случайных сведений, покупку мелких документов, карт и пр., оставалось только 75 рублей.
Кроме того, консул в Цицикаре использовал в агентурных целях станичных атаманов по рекам Аргуни и Амуру, «охотно сообщавших свои сведения», а также всех русских граждан, проезжавших через Цицикар.
Все сведения, добытые этой агентурой, консул сообщал штабам Иркутского и Приамурского военных округов и Заамурского округа пограничной стражи, консулу в Гирине, военному агенту в Китае и его помощнику в Мукдене, военным губернаторам Амурской и Забайкальской областей, Амурской флотилии, военному комиссару в Благовещенске, -151- посланнику в Китае и Управлению Китайско-Восточной железной дороги.
Помимо освещения деятельности китайских войск, японцев и военно-политических вопросов консул изучал свой район и в военно-статистическом отношении, как непосредственно через своих агентов на местах, так и по документальным данным, конечно, вполне легальным.
II. В 1909 году Кяхтинским пограничным комиссаром был назначен полковник Хитрово. Министерству иностранных дел почему-то это назначение не понравилось; оно отобрало заведование своей агентурой от пограничного комиссара и передало его драгоману генерального консульства в Харбине Г. К. Попову, отпустив ему на агентурную разведку в год 6000 рублей.
Этим назначением не преминул воспользоваться Ладыгин, незадолго перед тем изъявивший свою готовность сотрудничать с Главным управлением Генерального штаба по разведке на Дальнем Востоке и получивший для этой цели на первый год 6000 рублей. Пользуясь дружественными отношениями с Поповым, Ладыгин обратился к нему с предложением слиться частным образом воедино на началах единства кассы и труда; предложение это было Поповым принято как явно для него выгодное.
Благодаря энергии вышеуказанных лиц, хорошему знанию Ладыгиным Китая и китайцев, а главным образом, благодаря исключительно удачному подбору личного состава агентуры вольнонаемным драгоманом, агентура в первый же год широко раскинула свою сеть и по полноте добываемых документальных данных о деятельности китайского правительства в Монголии была признана Энкелем «весьма удовлетворительной». Однако к моменту приезда Энкеля положение резко изменилось к худшему. По его словам, «ныне, в силу некоторых побочных обстоятельств, а отчасти на внутренней организационной почве, согласие руководителей агентуры несколько пошатнулось и угрожает перейти в полный раскол, каковое обстоятельство, однако, ни в какой мере не отразится на интересах военного ведомства, к которому в этом случае нераздельно перейдет не только обязанный и преданный нам всецело Смольников (драгоман), но и наиболее ценные агенты. Тем не менее подобный исход нужно признать неблагоприятным фактом как для общего дела, так и для развития агентуры в будущем, почему мною были приложены все усилия к улажению возникших несогласий».
Агентура Попова и Ладыгина, специализировавшись на монгольском вопросе, прежде всего задалась целью включить в свою сеть все китайские правительственные учреждения, причастные к этому вопросу, дабы путем документальной разведки в них осветить монгольскую политику -152- Китая и современное положение Монголии. Ко времени отъезда из Харбина Энкеля эта организационная задача считалась почти выполненной. Агентура к этому времени состояла из следующих агентов:
1. Три агента-вербовщика, при помощи которых была укомплектована почти вся сеть. Руководители надеялись через них также организовать и сеть в Монголии. Энкель был в восторге от этих лиц, характеризуя их следующим образом: «не служащие у нас в качестве переводчиков, сянынинов и т. д., следовательно, не скомпрометированные в глазах китайцев и японцев, ловкие, смелые и преданные нам идейно; двое из этих агентов вполне пригодны к выполнению ответственных поручений и в военное время».
Получали эти агенты-вербовщики каждый по 100 рублей в месяц.
2. Чиновник в министерстве внутренних дел в Пекине. Он присылал в копиях наиболее интересные документы по монгольским и маньчжурским делам, коими обменивалось центральное китайское правительство и местные власти. Чиновник получал за свою работу по 30 рублей в месяц.
3. Чиновник в Монгольском бюро в Мукдене, в котором сосредотачивалась вся переписка по вопросам, касавшимся Восточной Монголии. Этот чиновник получал за свои услуги по 100 рублей в месяц.
4. Начальник топографического отдела при управлении вице-короля в Маньчжурии, доставлявшего картографический и статистический материал по Маньчжурии и Монголии (при его посредстве были добыты секретные 12-верстные карты Восточной Монголии, составленные китайцами по новейшим съемкам, а также карта уездов Чжеримского сейма в масштабе 2 версты в дюйме и описания названных уездов). Этот агент имел трех помощников, служивших в Монгольском бюро, двое из которых были топографами, а третий — драгоманом для сношений с монгольскими князьями. Сам агент получал по 100 рублей, а его помощники каждый по 30 рублей в месяц. Кроме того, имелось еще пять агентов в разных пунктах и в китайских учреждениях.
Все эти агенты, за исключением шести, были монголы по национальности, но «по внешности нисколько не отличавшиеся от китайцев, языком которых они владеют в совершенстве», повествует Энкель. Остальные были китайцами.
На содержание всей этой сети и переводчиков Попов и Ладыгин тратили в месяц около 850 рублей. Остальные деньги расходовались на командировки агентов, на покупку случайных сведений и пр.
Ладыгин сообщал весь добытый материал только Главному управлению Генштаба и лишь в исключительных случаях штабу Заамурского округа пограничной связи. -153-