Часть II. Русская агентурная разведка во время русско-японской войны

Глава 1. Организационные мероприятия и источники сведений

Сведения о японской армии, дававшиеся Главным штабом частям, уезжавшим на театр военных действий • Организация разведки на театре военных действий • Нежизненность этой организации • Отсутствие сведений о противнике • Рухнувшие надежды на кавалерию • Безрезультатная работа войсковой разведки

Когда началась война, Главный штаб был вынужден снабжать отправляющихся на театр военных действий офицеров и целые войсковые части данными о неприятеле.
О том, каковы были эти данные, рассказывает Е. И. Мартынов: «Желая перед отправлением в Маньчжурию получить некоторые сведения о противнике, я обратился в военно-ученый комитет Главного штаба, где мне дали соответствующую часть «Сборника новейших сведений о вооруженных силах иностранных государств».
Эта небольшая желтая книжка заканчивалась общими выводами относительно действий крупных отрядов, причем из приведенных в ней четырнадцати пунктов впоследствии подтвердился лишь один (относительно преследования); все же остальные оказались ложными» ¹.
Далее Мартынов говорит, что «до войны в русской армии господствовало пренебрежительное отношение к японцам. Даже будущий наш полководец генерал Линевич, который во время похода на Пекин, казалось бы, имел возможность познакомиться с японскими войсками, называл их не иначе, как «япошками», и в продолжение указанной экспедиции при каждом удобном случае третировал их начальника, выдающегося генерал Фукушиму. Правда, после Пекинского похода стали изредка проскальзывать в печати и благоприятные отзывы о японцах, принадлежавшие более дальновидным людям, но высшее начальство усмотрело в этом опасность для духа русской армии, и вскоре заскрипели послушные перья, выставлявшие японские войска в неблагоприятном и даже комическом виде».
В другой брошюре тот же автор пишет, что «слушателей Академии Генштаба спрашивали о том, сколько золотников соли на человека ввозится в различных повозках германского обоза, каким условиям должна удовлетворять ремонтная лошадь во Франции, но организация японской армии оставалась для нас тайной до такой степени, что перед моим отправлением на войну главный специалист по этому предмету категорически -47-заявил мне, что Япония не может выставить в Маньчжурии более 150000 человек» ².
Тот же Мартынов рассказывает, как в Обществе ревнителей военных знаний некий вице-консул, долго проживший в Японии, сделал сообщение, в котором доказывал, что «японцы, как истые представители желтой расы, храбры лишь при успешном ходе дела; наоборот, малейшая неудача возбуждает в них неудержимую, безграничную панику».
Одной из слабых сторон японской армии Куропаткин находил «отсутствие религиозного чувства: в военных школах никакого религиозного образования и воспитания не дают; храмов при школах не имеется; будущие офицеры Всевышнему не молятся ни в горе, ни в радостях. То же явление наблюдается и в армии. В этом и заключается большая слабость японской армии. Без религии и без веры в промысел божий выдержать тяжелые испытания войны, вынести тяжелые потери и лишения могут лишь отдельные лица» ³.
После назначения генерала Куропаткина главнокомандующим русскими войсками против Японии, он представил Николаю Романову доклад, в котором высказывал свою уверенность в быстрой и легкой победе и придавал весьма ничтожное значение японской армии. При составлении плана предстоящей кампании исходили из полной уверенности в том, что никакого серьезного сопротивления русская армия не встретит. Заканчивался доклад, по словам А. С. Лукомского, указанием, что «после разгрома японской армии на материке должен быть произведен десант в Японии, должно быть подавлено народное восстание и война должна закончиться занятием Токио» ⁴.
Одним словом, все сведения из всех русских источников о японской армии говорили о том, что японцы ничего серьезного из себя не представляют и война с ними при помощи икон и молебнов будет равной прогулке на параде.
Вера же в иконы и молебны была так сильна, что назначенный командующим маньчжурской армией генерал Куропаткин вместо ознакомления с вооруженными силами противника и изучения театра военных действий читал лекции великому князю Михаилу Александровичу о «росте и аллюрах японской лошадки» и занимался сбором икон и молебнами ⁵. Видя это, недаром говорил известный остряк генерал Драгомиров, -48- что «столько набрал Куропаткин образов, что не знает, каким образом победить» ⁶.
Спустя месяц после прибытия на театр войны, а именно 15 апреля 1904 г., Куропаткин объявил войскам армии свои первые указания, озаглавленные «Указания начальникам маньчжурской армии до ротного и сотенного командира включительно и всем начальникам штабов».
В этих «Указаниях» он давал блестящую характеристику японской армии, заявляя, что сильные стороны этой армии преобладают и что «в японцах мы, во всяком случае, будем иметь очень серьезного противника, с которым надо считаться по европейскому масштабу... Но мы имеем над японцами огромное преимущество в нашей религиозности, в вере в промысел божий».
Кроме того, оказывается, что, по сведениям Куропаткина, «японцы любят есть по утрам и, не поевши спокойно утром, чувствуют себя весь день слабыми», а поэтому Куропаткин приказывал: «Этим пользоваться и мешать правильному питанию японцев по утрам» ⁷.
Вот так в потемках, вслепую блуждал командующий русской армией, впадая из одной крайности в другую, из одного необоснованного преувеличения в другое...

***

С переходом на военное положение организация разведки как таковой представилась в следующем виде.
Согласно «Положению о полевом управлении войск в военное время», которое действовало во время русско-японской войны, в управлении генерал-квартирмейстера штаба Главнокомандующего было сосредоточено «делопроизводство по всем распоряжениям, касающимся стратегических операций, по сбору и содержанию сведений о расположении и действии армии, о неприятеле и о местности, и вообще по службе Генерального штаба».
В статье же 57 того же «Положения» говорилось:
«Сосредотачивая в своем управлении сведения, получаемые от полевых управлений о неприятеле и о местности, он со своей стороны принимает меры к собиранию таковых и распоряжается их обработкою и приведением в удобный для пользования вид. Сообщение сих сведений полевым управлениям армий лежит на непосредственной его обязанности...». -49-

Об управлении генерал-квартирмейстера штаба армии в том же «Положении» говорилось следующее:
«Статья 199. Управление состоит из четырех отделений: оперативного, отчетного, разведывательного и топографического».
«Статья 202. К предметам занятий разведывательного отделения относятся: а) собирание сведений о силах, расположении, передвижениях и намерениях неприятеля; б) собирание статистических сведений о театре войны и содержание их в постоянной исправности; в) отыскание надежных лазутчиков (лазутчик — агент-ходок. — К. 3.) к проводников из местных жителей, содержание тех и других и распределение их по назначению, согласно получаемым указаниям; г) опрос пленных и лазутчиков, проверка полученных данных о неприятеле, обработка всех этих сведений, составление общего вывода и сообщение войскам того, что будет признано необходимым для облегчения частных соображений и д) заведование военными корреспондентами, находящимися при армиях».
О начальниках штабов корпуса и дивизии в том же «Положении» сказано следующее:
«С разрешения командира корпуса (дивизии) он осматривает лично и сколько возможно чаще расположение неприятеля; при этом он принимает на себя начальствование над войсками, для того назначенными.
Он представляет командиру корпуса (дивизии) справку о мерах к сбору сведений о противнике и испрашивает его разрешения на производство расходов по содержанию шпионов, лазутчиков и пр.».
Из приведенных выписок из «Положения о полевом управлении войск в военное время» видно, что разведывательный аппарат, в виде отделения управления генерал-квартирмейстера, полагался лишь при штабе армии.
Характерно также, что, согласно «Положению», штаб главнокомандующего фронтом не должен был объединять и руководить разведывательной деятельностью штабов армий, а лишь получать от них материалы, обрабатывать их и сообщать штабам армий. Аппарата же для этого тоже не было предусмотрено.
Генерального штаба полковник Чернозубов утверждал, что «служба эта будет возложена на одного из офицеров генерального штаба» ⁸.
При составлении «Положения» 1890 года, по словам Чернозубова, основной идеей было освободить главнокомандующего от мелочных забот и дать ему полную возможность вникнуть в главное. Вследствие -50- такого характера деятельности штаба главнокомандующего мелкие детали разведывательной службы стушевываются и подаются уже в готовом виде разведывательными отделениями подведомственных армий. «Ввиду этого, — по словам Чернозубова, — и не ощущается необходимости в особом отделении. Вполне достаточно, если делопроизводство по этой части будет возложено на одного из двух офицеров Генерального штаба».
Как известно, до октября 1904 года все русские войска, находившиеся на театре военных действий, составляли лишь одну маньчжурскую армию. В октябре было произведено разделение их на три армии. До того момента каждый корпус и отдельный отряд (а таковых было несколько) был в полном смысле слова предоставлен сам себе в области добычи сведений о противнике. Штаб армии издавал свои разведывательные сводки, но до штабов корпусов они редко доходили. Для кого печатались эти сводки, неизвестно. Каждый штаб корпуса на свой страх и риск начал организовывать свою агентурную сеть; каждый делал это по-своему. Результаты, конечно, были самыми плачевными. Обмена имевшимися сведениями о противнике между корпусами не было. В первое время пытались ограничиться исключительно войсковой разведкой. Но первые же попытки показали, что это — вещь трудная, чтобы не сказать — для русских невозможная, потому что японцы очень хорошо охраняли свои позиции. Пройти через них можно было только с боем, на что в то время русская армия не была способна. Кинулись на фланги, но и здесь японцы были начеку. Верных карт не было. Местность — неровная, пересеченная и незнакомая войскам. Налицо были: незнание языка противника и местного населения, двусмысленное отношение этого населения к русским, крайне скудные и подчас неверные сведения об организации, численности и свойствах армии противника и т. д. Приходилось действовать при помощи китайцев-проводников, но пока их разыскивали, японцы уже знали, где именно предполагается набег, и принимали контрмеры.
А. Свечин ⁹ рассказывает, что разведка велась не кавалерией, а по преимуществу охотничьими командами (команды пеших и конных разведчиков при полках и даже батальонах), которые работали добросовестно. Но «в общем, разведка велась крайне неумело. Особенно неопытны и неумелы были не младшие начальники-исполнители, а высшие, руководившие разведкой. Крайне робкое в серьезных действиях, наше управление в организации разведки отличалось и большой смелостью, и непрактичностью. Разведочные команды получали странные задачи. -51-

Обследованием фронта противника не довольствовались; стремились войсковыми частями обследовать тыл противника, расположение его главных сил, открыть планы и намерения врага. Как сквозь сито гнали через неприятельские аванпосты наши охотничьи команды. Из полков выбирались лучшие нижние чины, лучшие офицеры; им давались самые туманные инструкции; собранные команды угонялись за 100 верст на гибель, тем более верную, чем отважнее были офицеры. Сотни пропавших без вести оплачивали совершенно нестоящие сведения, принесенные одним удачником. В июне месяце 1904 года это преступное уничтожение лучших сил Восточного отряда достигло самого большого напряжения... Примерно около 8 июня была выслана масса команд охотников — от всего Восточного отряда свыше 10 команд; никто не возвратился. В безрезультатных охотничьих предприятиях было загублено не менее 15% офицеров отряда и 10% солдат... В этих разведочных делах мы теряли не только лучших людей Восточного отряда, мы теряли веру в себя, мы постепенно приучили всех к неудачам, постепенно разучивались одерживать победы...».
На организацию агентурной разведки на театре военных действий в начале войны вообще смотрели сквозь пальцы. Главный штаб полагал, что многочисленная русская кавалерия великолепно справится с задачами разведки. Е. И. Мартынов подтверждает это мнение Главного штаба, говоря, что «перед войной все полагали, что благодаря огромному перевесу в числе и качестве кавалерии мы будем знать каждое движение противника, последний же будет бродить впотьмах».
На деле же произошло обратное: русская кавалерия не могла проникать вглубь расположения противника и потому не доставляла никаких ценных сведений. Между тем японцы, пользуясь своей малочисленной кавалерией лишь для ближней разведки, все важнейшие сведения о группировке и направлении русских сил получали от агентурной разведки.
Капитан французской службы Рауль де Рюдеваль, со слов генерала Штакельберга, еще более определенно передает эти рухнувшие надежды на кавалерию:
«...У нас было много кавалерии и мало шпионов и мы были все время плохо осведомлены. Наш противник имел мало кавалерии и много секретных агентов и знал все своевременно...» ¹⁰.
Вот несколько примеров. По словам комиссии по описанию русско-японской войны ¹¹, 11 и 12 марта 1904 г. генерал Мищенко получил, главным -52- образом от американского миссионера, первые более или менее достоверные сведения о противнике. Выяснилось, что в первых числах марта между Анчжю и Пеньяном было собрано 17000 японских войск, что генерал Мищенко считал вполне правдоподобным... Это сведение, ставшее известным через сеульскую газету и американского миссионера, было первым за все время похода, вносившим некоторое понятие о составе сил противника. Высадка у Гензана японского десанта подтверждалась, но сила его оставалась неизвестной...
16 марта генерал Мищенко отошел к Сенчену и, ввиду достоверных сведений о занятии Кусена японским отрядом до 400 человек конницы и пехоты с 5 орудиями, где на самом деле никого не было, решил отступить к реке Ял.
«Как видно было, этот конный отряд Мищенко, пользуясь исключительно сведениями, добывавшимися от лазутчиков, и опросом местных жителей, не мог дать сколько-нибудь ценных по достоверности сведений ни о силах, ни о группировке японских войск в Корее...».
Надеялись в отношении добывания сведений и на пленных. Но и эти надежды не оправдались, ибо пленных брал тот, кто наступал.
В середине 1904 года, когда русские войска терпели поражение за поражением, приток пленных совершенно прекратился. Тогда Куропат-кин приказал платить за каждого пленного японского солдата по 100 рублей, а за офицера — 300 рублей, независимо от обычной награды за военное отличие ¹².
Но такая своеобразная мера количества пленных увеличить не могла, а, наоборот, вызвала недовольство в рядах русской армии, считавшей эту меру «глубоко противной с точки зрения общепринятой морали при открытой войне между двумя равноправными воюющими сторонами» ¹³.
Через разведывательное отделение штаба 1-й армии за время с 26 октября 1904 г. по 1 сентября 1905 г. прошло всего лишь 366 пленных японцев, а через штабы шести корпусов той же армии за то же время — 15 офицеров и 808 солдат. При этом необходимо отметить, что большинство офицеров попали в плен тяжело ранеными и вскоре умерли от ран. Значит, оставались пленные солдаты. Они, по мнению руководителей русской разведки, «в громадном большинстве обладали значительным умственным развитием, вполне сознательно и с большим интересом относились к вопросам своей службы, обстановки и действиям своих войск в широком смысле. Обладая большою способностью к пониманию чертежа -53- вообще (в частности чтению карт) и к изложению своих показаний с помощью схематического чертежа, солдаты враждебной нам армии всегда были в состоянии дать показания несомненной ценности».
Необходимо отметить, что японцы, по-видимому, возвели в принцип возможно широкое и полное ориентирование войск до рядовых солдат включительно, а эта система в связи с интеллигентностью народа давала то, что каждый рядовой солдат был более или менее хорошо осведомлен относительно состава, группировки и действий не только своего полка, но и дивизии, и «очень часто, даже армии». В частности, японские кавалеристы были всегда лучше осведомлены и, в общем, интеллигентнее пехотинцев.
Но вся беда заключалась в том, что этих интеллигентных пленных было до смешного мало и что «далеко не все пленные охотно давали показания, ясно отдавая себе отчет в важности соблюдения военной тайны. Прирожденная вежливость, доходящая до угодливости, свойственная японскому народу, заставляла большинство отвечать на вопросы, но почти на каждый вопрос ответом была ссылка на незнание или явно неправдоподобное показание».
В первое время на это не обратили особого внимания и принимали обычные русские меры «развязывания языков» — удары по лицу, насмешки, издевательства и т. д. Но видя, что это не помогает, начали искать другие средства. Под конец войны додумались, наконец, до изолирования более интересных пленных от остальных (с целью изъять их из-под влияния унтер-офицеров и старших вообще) и стали пользоваться агентурным опросом, то есть среди пленных сажали переодетого под японца китайца, подслушивавшего разговоры пленных.
До чего взятие японца в плен было редким явлением в жизни русской армии, показывает также рассказанный Е. И. Мартыновым факт, когда начальник дивизии генерал Добржинский незадолго до конца войны так обрадовался пойманному войсками его дивизии пленному японцу, что «воссев на коня, водил его в штаб 3-й дивизии, в штаб корпуса и по соседним бивакам».
В общем и целом, войсковая разведка, вследствие вышеуказанных причин, а также полного отсутствия какой-либо организации и систематичности этого дела, ничего существенного не давала.
Была надежда еще на один источник сведений — на захват разного письменного материала, то есть разных официальных документов, частных писем, газет и т. п. Однако во время русско-японской войны русские и здесь не имели успеха. В официальном отчете штаба 1-й армии по этому поводу говорится следующее:
«...Случаи захвата официальных документов были очень редки, и захваченные документы имели только исторический интерес...». -54-

В 1-й армии за все время войны было лишь два случая захвата официальных документов. Первый — это документы канцелярии 2-го резервного японского полка, захваченные в январе 1905 года, и второй — диспозиция, захваченная на офицере 42-го резервного пехотного полка.
Эти документы дали интересный материал для ознакомления с бытом и деятельностью противника (журнал военных действий 9-го резервного полка), но сведений о современной группировке противника в нем почти не оказалось.
Тот же отчет признает, что «официальная переписка является наиболее ценным документальным материалом, но благодаря обстоятельствам кампании, он захвачен и использован быть не мог».
«...Хотя единичный факт находки в данной деревне конверта с адресом данной войсковой части не давал возможности установить, что эта именно часть и расположена в деревне, — говорит автор отчета штаба 1-й армии, — но ряд таких адресов, совпадающих с другими признаками, уже достаточно обеспечивал правильность предположения, что войсковая часть, указанная на нескольких конвертах, действительно расположена в полном составе в данном пункте. Значительно содействовало этому способу определения то обстоятельство, что противник усиленно избегал дробления своих нормальных единиц и части его армий, дивизий и бригад в громадном большинстве случаев располагались совокупно».
Важные данные давали также почтовые штемпеля частей (преимущественно армий) на конвертах. По ним можно было с полной уверенностью заключать о принадлежности данной дивизии или бригады к той или другой армии, а также и устанавливать переход части из состава одной армии в другую.
Однако русской разведкой были обнаружены случаи, когда японцы с целью введения русских в заблуждение разбрасывали подложные конверты и письма.
Получение русскими японских газет организовано не было. Лишь изредка в руки русской разведки попадали отдельные разрозненные номера.
Вот почти и все те источники сведений и приемы русской разведки, коими пользовались войсковые части до штабов армий включительно.
Комиссия по описанию русско-японской войны ¹⁴ также подтверждает, что в мирное время агентурной разведки в Японии и Корее организовано не было. Попытка создать агентурную сеть была сделана в 1902 году штабом Приамурского военного округа, но встретила отрицательное отношение Главного штаба к этому вопросу. Организовать агентурную разведку сразу по объявлении войны, конечно, можно было, но результатов -55- от нее, по крайней мере в ближайшее время, ожидать было нечего. Все остальные способы разведки, применявшиеся русскими, не могли дать сведений о сосредоточении в плане действий японцев. Наспех созданная некоторыми корпусами агентурная разведка давала сбивчивые и противоречивые сведения. Количество японских войск исчисляли по количеству занятых японцами в селениях под постой войск помещений, не зная даже приблизительно, сколько человек помещалось в каждом дворе.
15 апреля 1904 г. Куропаткин телеграфировал военному министру, что он «все еще в неизвестности, где 2-я японская армия». Он указывал, что, по некоторым сведениям, «можно предполагать, что часть 2-й армии высадилась в Корее. Крайне желательно выяснить это достоверно. Не представляется ли возможность, жертвуя большими суммами денег, выполнить это через наших военных агентов более положительным образом, чем ныне». Нечего, конечно, говорить, что и военный министр не смог помочь Куропаткину в этом вопросе...
Тогда Куропаткин поручил начальнику транспортного отдела своего штаба генералу Ухач-Огоровичу создать агентурную разведку. Генерал Л. Н. Соболев признает, что «разведывательная служба в штабе Куропаткина была деятельна, но не была поставлена на должную высоту, и наши сведения о численном составе армии противника были недостаточно точны...» ¹⁵.
Тем временем успешное наступление японских войск продолжалось, куропатинская армия терпела поражение за поражением, и штаб Куро-паткина от недооценки японской армии ударился в сторону ее переоценки или, как говорит А. Свечин, «штаб Куропатина обнаружил тяготение к преувеличенной оценке японских сил. Раздутое нами представление о японском перевесе в силах тягостным бременем ложилось на управление войсками» ¹⁶.

Глава 2. Агентурная разведка штабов армий

Организация и работа агентурной разведки штаба 3-й армии • Вербовка, подготовка, отправка и оплата агентов • Количество отправленных и возвратившихся агентов • Ценность доставленных сведений • Расходы • Агентурная деятельность штаба 1-й армии

В октябре 1904 года, когда все русские войска были разделены на три армии, штабы этих армий приступили к организации агентурной разведки. -56-
Как она была организована, как работала и какие давала результаты, мы постараемся иллюстрировать выдержками из довольно сумбурных отчетов двух армий — 3-й и 1-й.
Авторы отчета 3-й армии утверждают, что ни инструкций по организации разведки, ни руководителей и агентов, ни сведений о том, как поставлено дело сбора сведений о противнике, и указаний, в каком направлении должен был работать вновь сформированный штаб армии, штабом главнокомандующего дано не было.
А между тем эти указания были особенно необходимы ввиду того, что 3-я армия занимала центральное положение. От передовых ее укреплений противник находился в расстоянии от нескольких десятков сажен до двух верст. Высылка агентов-ходоков прямо на фронте представлялась невозможной и не могла принести желанных результатов.
В состав вновь формируемого штаба не поступило ни одного лица, уже поработавшего в разведывательных органах на театре военных действий и сколько-нибудь знакомого с характером китайцев и выработавшего приемы обращения с ними.
Наиболее близкое соприкосновение с населением имел военный комиссар Мукденской провинции. По своему служебному положению он мог иметь среди китайцев известное значение и влияние. К его помощи вынужден был обратиться штаб армии и от него получил первых шесть китайцев, которые не имели никакой подготовки и могли быть использованы лишь как агенты-ходоки. Ожидать от таких агентов особо ценных сведений было трудно.
В силу этого вскоре же, по рекомендации My аденского отделения русско-китайского банка, было заключено условие с одним мелким чиновником-китайцем, который служил в этом банке. Этот чиновник обязался подыскивать, нанимать и несколько подготовлять агентов, задачи которым ставил штаб армии.
Агенты этого чиновника селились под видом торговцев в указанных им наиболее важных пунктах ближайшего тыла расположения противника для наблюдения на месте за этими пунктами. От себя они должны были высылать помощников, которые, проходя по дорогам различные, заранее намеченные пункты, должны были собирать сведения о числе и роде расположенных там войск, орудий, обозов, о местах расположения складов, магазинов и пр.
Эти агенты-резиденты, собирая сведения, пересылали их через агентов связи своему патрону-чиновнику, который должен был доставлять эти сведения не менее одного раза в неделю в штаб армии.
В первое время доставлявшиеся сведения можно было считать мало надежными. Они были отрывочны. Тем не менее при сопоставлении -57- получаемых этим путем сведений с другими источниками они все-таки помогали воспроизвести общую картину как расположения противника, так и тех перемещений, которые совершались в указанном районе.
Кроме разведки этого «подрядчика шпионажа», в тылу противника была создана еще одна крупная агентурная организация во главе с русским офицером. Он разместил своих агентов по четырем постоялым дворам, дав им задачу производить опрос проезжающих (незаметный, конечно).
Для создания возможности перекрестной разведки двое из хозяев этих постоялых дворов также были завербованы без ведома поселенных у них русских агентов.
Этим же офицером периодически высылались агенты-ходоки для сбора сведений о передвижениях войск противника, о подходе к нему укомплектований, а после падения Порт-Артура — о движении армии Ноги.
В самом Мукдене для «опросной» разведки в городе были наняты китайцы, в обязанности которых входило посещение курилен опиума, постоялых дворов и гостиниц. Таким путем предполагалось, с одной стороны, вести опрос приезжих с юга, а с другой — следить за шпионами противника.
Вопрос о вознаграждении за разведку был поставлен следующим образом.
Китайцу-чиновнику был выдан заимообразно аванс в 5000 рублей и 500 рублей безвозвратно для устройства мелких торговых предприятий в тех пунктах, в которых были поселены постоянные агенты-резиденты. Затем он должен был получать ежемесячно от штаба армии 1800 рублей и уже сам расплачивался с агентами по своему усмотрению.
Упомянутый выше офицер для своей агентурной организации получал ежемесячно от штаба армии 1000 рублей, и при наличии у него 15 агентов-ходоков плата каждому составляла от 40 до 100 рублей в месяц.
В отношении отдельных агентов, посылавшихся для доставления или проверки тех или иных сведений, вознаграждение соразмерялось со степенью опасности предприятия и с ценностью добытых сведений. Обычно уплачивалось от 15 до 50 рублей.
В общем, на агентурную разведку во время нахождения 3-й армии на реке Шахе было израсходовано около 12000 рублей.
Отсутствие централизации в организации разведки, конечно, являлось отрицательной стороной этого дела. Во время нахождения армии на позициях у реки Шахэ в штабе 3-й армии были получены негласные сведения о том, что практичные китайцы создали в Мукдене собственное центральное бюро сведений о японцах, из которого получали сведения и агенты штаба 3-й армии. Этим устранялась возможность взаимной проверки агентов, и одно и то же сведение продавалось в различные русские -58- разведывательные организации. Надо полагать, что в таком бюро некоторые сведения фабриковались при участии японцев.
Определить общее число работавших для 3-й армии агентов всех видов и наименований, а также количество ценных донесений за этот период не представляется возможным, так как соответствующие дела штаба армии при отступлении от Мукдена были утеряны.
Вследствие неожиданности и спешности этого отступления вся организация агентурной разведки разрушилась, так как агенты принадлежали к местному населению. Только с остановкою армии на Сыпингайских позициях и с прибытием штаба армии в деревне Чанцзвацзы, то есть около 16 марта 1905 г., началось вновь налаживание агентурной разведки.
Расположение штаба армии в уединенной деревне, удаленной от крупных центров, делало выбор и отыскание агентов крайне трудным.
К этому нужно еще прибавить, что и желающих заняться этим делом после Мукденской катастрофы было очень мало. Престиж японцев поднялся, а русских пал. Все население ждало, что с минуты на минуту русские отойдут далее к северу, а поэтому предполагалось, что за каждую услугу, оказанную русским, японцы, по принятому ими правилу, жестоко отомстят.
Переводчики штаба армии из студентов Восточного института имели недостаточный навык в разговорном языке, не знали многих терминов и являлись малоопытными в отношениях с китайцами.
На случай дальнейшего отхода 3-й армии к северу в наиболее важных населенных пунктах необходимо было подготовить агентурную сеть заранее, дабы не повторилось положение, какое было после Мукдена, когда во вновь занятом противником районе не осталось ни одного агента русской разведки.
И здесь вербовка агентов для высылки их в район расположения противника была поручена уже упомянутому выше чиновнику-китайцу. Вербовку он производил среди местных сельских грамотных жителей, а частью отыскивал агентов в ближайших к расположению штаба армии городах. Подавляющее большинство завербованных агентов работало из-за денег и лишь несколько человек, которыми руководило чувство мести за насилия, причиненные японцами их родным, были добровольцами.
По явке в штаб каждый агент через переводчика знакомился со старшим адъютантом, с приемами тайной разведки и с различными военными приметами, касавшимися способа узнать ту или другую часть. Все это производилось наскоро и в общих чертах.
Как только агент хоть немного усваивал нужные сведения, ему ставилась известная задача и он высылался в район расположения противника. -59-

Каждому высылаемому давалось удостоверение за подписью старшего адъютанта, с приложением гербовой печати. Удостоверение выдавалось на строго определенный срок. В удостоверении указывалось, что агент имеет право пройти в сторону противника и обратно только по одному разу, а сам он предупреждался, что может идти только по указанному ему маршруту, так как на других пунктах удостоверение было недействительным.
Этой оговоркой надеялись избежать передачи удостоверений японской контрразведке, которая могла бы их использовать в своих целях.
Фамилия агента записывалась в особую книгу; в той же книге отмечались поставленная ему задача, время высылки, а также приблизительный срок его возвращения.
На путевые расходы каждому агенту выдавалось по 50 копеек в сутки.
Строго определенного жалованья агентам не назначалось, так как опыт показал, что при таком способе оплаты ни один агент более или менее добросовестно не служил. Хотя бы условной добросовестности можно было достигнуть только системой выдачи наградных, увеличивая постепенно размер их, в зависимости от ценности доставленных сведений.
Агенты-ходоки высылались обыкновенно группами по известным маршрутам с промежутком в 2 — 3 дня. Делалось это, с одной стороны, для того, чтобы «вести разведку непрерывно», а с другой — чтобы иметь «возможность проверять работу одних агентов работой других».
Каждый агент обязывался принести из какого-либо пункта своего маршрута (обыкновенно — конечного и наиболее интересного) какое-либо вещественное доказательство своего пребывания в этом пункте. Такой мерой русская разведка надеялась хоть отчасти гарантировать себя в том, что агент был именно там, куда его посылали.
Из числа завербованных агентов некоторые стали после месячной работы более осмысленно относиться к выполнению поставленных им задач. Они приносили все, что могло дать хоть какую-нибудь возможность напасть на след группировки сил противника. Часто приносились письма, конверты, газеты, бирки с ружей, одежда со штемпелем военной части и пр.
Штаб 3-й армии в то время верил в возможность нападения японцев со стороны Монголии и очень сильно этого опасался. Поэтому для наблюдения за Монголией была создана специальная агентурная организация во главе с офицером пограничной стражи, знавшим китайский язык. По словам авторов «отчета», этот офицер давал довольно сносные сведения о передвижениях японских разъездов поблизости от монгольской границы.
Подготовка контрразведки в районе 3-й армии выразилась в следующем.
В пяти пунктах в тылу армии были посажены агенты-резиденты. На большой маньчжурской дороге был открыт маленький постоялый двор; на этой -60- же дороге имелись два агента, которые периодически обходили все постоялые дворы этого важного участка и следили за проходящими китайцами.
Таким образом, с одной стороны, подготовлялись агенты-резиденты разведки на случай отхода армии к северу, а с другой — устанавливался надзор за населением и появлением подозрительных личностей, служивших шпионами противника.
Одному из помощников старшего адъютанта была поручена организация второй линии наблюдения за тылом армии и в Монголии.
Отсутствие верных карт не позволяло контролировать движения агентов-ходоков, на которых, помимо их прямой задачи — сбор сведений о японцах, — возлагалось также составление маршрутов пройденных путей. Совершенно неподготовленные для этой цели, они не могли дать правильного отчета о пройденных ими путях, поэтому совершенно не представлялось возможным составить более или менее правильную схему дорог, по которым проходили агенты. Все, что делали агенты, приходилось принимать на веру. Несколько лучше обстояло дело с назначением агентов-резидентов, ибо пункты, выбранные для их постоянного местопребывания, имелись на русских картах и районы, которые обслуживались ими, были известны.
По смете на 1905 год на ведение агентурной разведки и контрразведки в течение первого полугодия было отпущено для 3-й армии 100000 рублей и на наем переводчиков — 80000 рублей. Из этих сумм за все время существования армии было израсходовано на наем переводчиков 12000 рублей и на агентурную разведку и контрразведку — 18000 рублей, причем из них 12000 рублей были израсходованы за время остановки армии на позициях по реке Шахэ.
Число агентов-ходоков и их вознаграждение за второй период видны из следующей таблицы.

-61-

Количество агентов контрразведки и их оплата видны из следующей таблицы.

Из первой таблицы видно, что число высланных агентов-ходоков далеко не соответствует числу вернувшихся. Причиной служило то, что некоторые из них попадали в руки японской контрразведки, многие же предпочитали ограничиться получением аванса и, не подвергая себя риску, оставаться в тылу противника.
Что же касается ценных донесений, то их было немного. Объясняется это отчасти тем, что японцы после ряда неудач русских подняли свой престиж, отчасти скрытностью и умением охранять свои секреты, а также и неподготовленностью русских агентов.
К этому следует добавить, что, по мере постепенного расширения своего территориального влияния, японцы немедленно брали в свои руки — и притом весьма энергично — гражданское управление в районе своего тыла. Они без всякого стеснения сменяли китайскую администрацию и водворяли на места смененных своих сторонников. Все это помогало им бороться с русской агентурной разведкой.
Имея в своих руках администрацию и принимая на службу китайских солдат занятого им района, они могли без особых затруднений вести самый точный учет и надзор за населением, вплоть до того, что ими была устроена перепись всех деревень, занятых их войсками. Хозяин каждой фанзы имел особое удостоверение, в котором было указано число обитателей фанзы.
Наблюдение японцев за русскими шпионами дошло до того, что каждый китаец, не имевший удостоверения от местного старшины, не имел права появиться в поле. Малейшее подозрение влекло за собой арест. Если же китаец не мог доказать легальность своего появления в известном районе, его без всякого суда казнили (вплоть до зарывания в землю живым). -62-

Понятно, что при таких условиях число агентов-ходоков, желавших служить русским, с каждым днем уменьшалось. Некоторые из них, сходив один-два раза, отказывались от дальнейшей службы; другие же, довольствуясь получкой путевых денег, исчезали.
Некоторые агенты, в большинстве случаев терроризированные японцами, не ходили вовсе в тыл противника, а предпочитали собирать сведения от прибывших с юга китайцев или от получивших оттуда письма.
Один из приемов, гарантировавших, по мнению руководителей агентуры штаба 3-й армии, деятельность разведки, а впоследствии рекомендованный и штабом главнокомандующего, заключался в требовании счета из какой-либо лавки промежуточного или конечного пункта маршрута агента-ходока. Однако после нескольких случаев приноса действительных счетов агенты начали печатать поддельные счета. Обнаружена эта фабрикация была в Чженьяньтуне.
Подобный факт указывает, что по крайней мере 50%, если не больше, агентов были вредны для дела. Остальная же половина служила более или менее добросовестно. К ним в большинстве случаев принадлежали те, за которых ручались богатые китайцы-землевладельцы, рисковавшие своим имуществом и подбиравшие действительно надежных людей.
Для получения сведений о противнике требовалось 14 — 20 суток.

***

Постановка разведки в 1-й и 2-й армиях в общих чертах была такой же, как и в 3-й армии. Так, например, штаб 1-й армии получил лишь трех агентов, из коих один находился в Японии, один — в Китае и один — в Корее. Агенты эти давали сведения лишь о том, что делалось в тылу противника, а так как эти сведения шли окружным путем, через Китай, то всегда запаздывали и никакой ценности не представляли.
Штаб 1-й армии в своем отчете указывал, что недостатка в агентах он не испытывал. Их можно было не только найти, но они сами предлагали свои услуги по разведке. Среди влиятельных китайцев (крупных коммерсантов, высокопоставленных чиновников и пр.) было много лиц, относившихся к японцам враждебно. Тут были представители семей, члены которых погибли в японо-китайскую войну 1894 — 1895 гг. и которые предлагали русским свои услуги из чувства кровной мести; были представители крупных китайских торговых фирм, интересы которых настолько тесно были связаны с русскими интересами на Дальнем Востоке, что они готовы были содействовать, конечно за хорошую -63- плату, русским военным успехам. Так, например, весьма крупный китайский коммерсант Тифонтай предлагал организовать агентурную разведку, но требовал за это несколько миллионов рублей, не давая при этом никаких гарантий в успехе этого дела. Такие лица, по словам отчета штаба 1-й армии, были хорошо известны русской местной военной администрации. Обширные связи их с населением всех провинций и всего Китая делали их участие в агентурной разведке особенно желательным и полезным. Но штабу 1-й армии в первое время отпускали на ведение агентурной разведки ограниченную сумму денег, и он не мог даже пытаться поставить работу при помощи этих лиц, ибо для этого требовалось затратить огромную сумму.
Разведывательное отделение штаба 1-й армии, в отличие от штаба 3-й армии, не сочло нужным непосредственно заниматься агентурной разведкой, во-первых, имея для этого что-то вроде посредников или, вернее, подрядчиков, а во-вторых, взвалив всю тяжесть этого дела на штабы корпусов. Известно, что такими посредниками или подрядчиками, или, как их официально называли, заведующими тайной разведкой, при штабе 1-й армии состояли три офицера-востоковеда. Они работали по непосредственным указаниям разведывательного отделения штаба армии и посылали ему свои донесения. Однако ничего существенного агентурная деятельность этих офицеров не дала.
После отступления русских от линии реки Шахэ к Сыпингаю агентурная разведка штаба 1-й армии совершенно развалилась, и ее начали создавать заново. Развал этот штабные разведчики объясняли тем, что неожиданность отступления якобы помешала оставить в тылу противника агентов-резидентов, в то время как разведывательные органы 1-й армии и раньше таковых имели лишь в двух или трех пунктах. Кроме того, это внезапное отступление якобы так отразилось на симпатиях местного населения, что оно от готовности служить русским перешло к готовности служить против русских — японцам.
Но и вновь организованная агентура 1-й армии с совершенно новым составом агентов (старые агенты во время отступления исчезли) давала крайне неудовлетворительные результаты. Донесения, отрывочные и противоречивые, не давали почти никакого материала для каких-либо выводов и могли служить лишь слабым подтверждением данных, добывавшихся войсковой разведкой и установленных документами. Так, например, агентура 1-й армии довольно долго утверждала, что за армией Куроки стоит армия Нодзу. Этому в штабе армии поверили и приняли было соответствующие меры. Потом все это оказалось ложью. -64-

Хотя разведывательные органы русской разведки и давали своим агентам задания доставлять японские газеты, выполнить это последним удавалось крайне редко. Следовательно, почерпнуть какие-либо ценные сведения из японской прессы разведка не могла. Правда, здесь играло роль также и то обстоятельство, что японские газеты были крайне сдержанны, и русская разведка, даже достав их, едва ли смогла бы почерпнуть из них что-либо ценное.
Разведывательное отделение штаба 1-й армии и входящие в ее состав корпуса за время с 26 октября 1904 г. по 1 сентября 1905 г. израсходовали на агентурную разведку 49769 рублей.

Глава 3. Агентурная разведка штабов корпусов

Стихийная организация агентурной разведки • Сверху никаких указаний, никаких инструкций • Изобретательность некоторых корпусов • Руководители агентурной разведки корпусов • Приемы работы • Количество агентов • Расходы • Изобретательность агентов-китайцев • Результаты

В начале войны, когда выяснилось, что штабы армий и Главнокомандующего не в состоянии обеспечить войска необходимыми сведениями о противнике, корпусам было предложено организовать свою собственную агентурную разведку. При этом никаких указаний, инструкций, разграничений районов корпусам дано не было. Каждый должен был действовать по своему усмотрению.
Мы попытаемся здесь дать краткое описание приемов и результатов агентурной работы более деятельных в этом отношении корпусов.
В 5-м корпусе (3-я армия) заведование агентурной разведкой было возложено на подполковника Генштаба, прикомандированного для этой цели к штабу корпуса. Этот подполковник предпочел не заниматься сам организацией и непосредственным руководством агентурной сети, а подыскал, хотя и с большим трудом, для этой цели специального переводчика. Дело в том, что имевшиеся при штабе корпуса переводчики предпочитали быть посредниками между войсками и местным населением при разного рода хозяйственных заготовках, что было для них гораздо более прибыльным. С переводчиком подполковник заключил условие, по которому тот обязывался поставлять агентов-ходоков и руководить их деятельностью под свою личную ответственность, выражавшуюся в том, что если агент принесет заведомо ложные сведения или будет задержан в притоне русских агентов, то в первый раз переводчик лишается половины своего месячного жалованья, а во второй раз — всего, -65- и передается русским властям для суда по обвинению в мошенничестве. Для обеспечения добросовестного выполнения взятых переводчиком на себя обязательств удерживалось его жалованье за один месяц.
Для проверки добросовестности службы агентов-ходоков подполковник принимал со своей стороны, помимо уже известных, еще следующие меры.
1. На выдаваемых агентам от имени штаба корпуса удостоверениях должны были иметься расписки офицеров с указанием времени, когда агент прошел линию сторожевого охранения и вернулся обратно.
2. Сведения, не подтвержденные приносом вещественных доказательств, оплачивались ничтожными суммами (10 — 15 рублей).
3. Агенты высылались с таким расчетом, чтобы они никогда не встречались в штабе корпуса и не знали бы друг друга в лицо.
Каждому агенту-ходоку ставилась особая задача. От посылавшихся в глубокий тыл требовались сведения о деятельности железной дороги, о расположении складов, о настроении населения и о передвижении крупных войсковых частей.
Посылавшимся в ближайшие районы давался определенный маршрут, следуя которому агент должен был записать каждую деревню по пути своего движения, запомнить все, что он видел, и принести вещи японских солдат (куртки, гетры, нагрудные знаки, фуражки — одним словом, все, на что кладутся клейма). На практике это требование почти никогда не выполнялось вследствие изолированности японских войск от китайского населения. Более добросовестные агенты и не принимали на себя такого поручения.
Необходимо отметить, что в доставке японских вещей было обнаружено следующее ловкое мошенничество. Агентом 5-го корпуса была принесена гетра с клеймом 27-го пехотного полка, поднятая, по его словам, в Кань-пинсяне. Спустя три дня после этого агент штаба 3-й армии принес поднятую им якобы в Цзиньцзяньтуне гетру с клеймом того же 27-го пехотного полка. Оказалось, что обе эти гетры принадлежали одному и тому же солдату 6-й роты 27-го пехотного полка и были приобретены обоими агентами в упомянутом выше центральном бюро русских агентов.
Таким образом, к доставке японских вещей нужно было относиться с такой же осторожностью, как и к доставке счетов от торговых фирм. Изобретательные китайцы быстро применились к русским требованиям и стали торговать вещами японцев, как торговали счетами торговых фирм. Вещи эти покупались у японцев или случайно находились и затем доставлялись в центральное бюро русских агентов. Одно такое бюро было обнаружено в Дава.
5-й корпус имел всего 28 агентов-ходоков, из коих пять человек пропали без вести. Израсходовал штаб этого корпуса за время с 1 июля по -66- 1 октября 1905 г. всего 1095 рублей, из них лишь 885 рублей пошли на оплату агентов, а остальные — на содержание переводчиков.
В 6-м корпусе (3-я армия) агентурой с ноября 1904 года ведал личный адъютант командира корпуса. Он привлек в качестве агентов-ходоков известных ему китайцев, а также имел доверенного, который вербовал и посылал агентов в тыл противника. Всего агентов-ходоков у него было 27 человек, из коих некоторые состояли на месячном жаловании, остальным же оплачивались доставленные сведения. В общем, каждый агент в месяц обходился в среднем около 70 — 80 рублей. Всего корпус получил на агентурные расходы 10000 рублей, а израсходовал лишь 2082 рубля.
Штаб 17-го корпуса (3-я армия) приступил к созданию агентурной сети в начале сентября 1904 года. Это дело было поручено капитану Генерального штаба, создавшему при штабе корпуса целое разведывательное отделение в составе: начальника (сам капитан), одного вольноопределяющегося, двух студентов института восточных языков и нескольких китайцев в качестве переводчиков.
Кроме того, в кавалерийских частях, приданных корпусу, находились специальные офицеры, уполномоченные разведывательным отделением, которые также вербовали и высылали агентов в тыл противника.
Возложенная на китайцев-переводчиков вербовка агентов производилась, главным образом, среди жителей окрестных селений (но не городов), обязательно из числа владельцев земли или фанз, имевших родственников и умевших читать и писать по-китайски.
Переправка агентов в тыл противника производилась следующим образом. Агенту выдавалось официальное удостоверение для свободного пропуска через линию фронта русских войск. После этого он сдавался конным охранникам, конвоировавшим его 15 — 20 верст в указанном ему направлении, причем по пути следования агенту запрещалось с кем бы то ни было разговаривать.
Несмотря на простые задачи, ставившиеся агентам, исполнялись они крайне поверхностно и недостаточно. Объяснялось это тем, что агенты были напуганы японцами, а также отсутствием контроля над агентами, неподготовленностью их и вообще трудностью сбора сведений. Практика корпуса показала, что только одна треть агентов возвращалась со сведениями. Из остальной же части только незначительный процент попадал в руки японцев (3 из 30), а остальные, получивши задаток, скрывались.
Всего штаб корпуса за всю кампанию имел 78 агентов и израсходовал 7600 рублей, из коих на оплату агентов пошло всего лишь 3062 рубля.
Заведующим агентурной разведкой штаба 1-го корпуса (1-я армия) состоял строевой ротмистр. -67-

Для вербовки агентов при штабе корпуса находились два китайца, родители которых имели в Мукдене крупные торговые предприятия. За все время ведения агентурной разведки штаб корпуса имел всего 13 агентов-ходоков. Они не были постоянными. Лучшие из них удерживались более продолжительное время; те же, которые оказывались малоспособными, отпускались после первого же исполнения поручения. Высылались агенты в тыл противника в большинстве случаев с флангов расположения корпуса. Продолжительность пребывания агентов в тылу противника колебалась от 6 до 45 дней, в зависимости от данной задачи.
Агенты получали 60 — 120 рублей в месяц; кроме того, при каждой посылке в тыл противника выдавалось до 30 рублей на разные расходы, а за хорошо выполненное поручение — наградные в размере до 25 рублей. Расходы агентов оплачивались в том случае, если они превышали выданный при отправке аванс.
Неиспытанным агентам вместо месячного жалованья выдавалась сдельная плата в размере 30 — 50 рублей за выполненное поручение; помимо этого оплачивались также дорожные расходы и еда, но не свыше 15 рублей и выдавались наградные в размере 10 — 25 рублей.
Агенты-резиденты за каждое присланное ими письмо получали по 10 — 15 рублей. Связь с ними поддерживалась, как правило, через их родственников, которым они пересылали письма в Мукден, а оттуда уже в штаб корпуса. Агентов-резидентов было крайне мало, да и пользоваться ими начали лишь в последний период войны.
Никаких документов, кроме конвертов от японских писем, агентами доставлено не было.
В Таулуском отряде (1-я армия) ведение агентурной разведки было возложено на офицера Генерального штаба, который к этому делу привлек лектора и студента института восточных языков, одного казачьего вахмистра, знавшего китайский язык, и китайца-переводчика.
В первое время вербовкой агентов занимался переводчик или лектор, а затем сами агенты вербовали других.
Оплата агентов производилась следующим образом: поденно по 50 — 100 копеек и сверх того за каждое донесение, в зависимости от его ценности. В среднем каждый агент получал до 30 рублей.
Агентов одновременно имелось от 5 до 10 человек. Донесений было получено всего 75, документов — ни одного.
Провалов было довольно много, но известна участь только двух агентов: один из них был японцами закопан живым в землю, другой — повешен. -68-

Штаб 2-го Сибирского корпуса (1-я армия) с октября 1904 года по апрель 1905 года не имел ни определенного района разведки, ни специального руководителя агентурной разведкой. Между делом разведкой занимался начальник штаба корпуса. Агенты набирались случайно. Постоянным агентом был только один человек. Агентами было доставлено всего пять донесений и ни одного документа. За каждое донесение платили агентам до 100 рублей.
После 20 апреля 1905 г. заведующим разведкой был назначен офицер Генерального штаба. Этот офицер определил сам себе район разведки и разделил его на ближний и дальний. За первым было установлено беспрерывное наблюдение и, по словам этого офицера, ему ежедневно было известно количество японских войск в более крупных пунктах этого района.
Во второй район высылались особо надежные агенты, якобы доставлявшие весьма ценные сведения. Иметь постоянное наблюдение за этим районом не представлялось возможным из-за недостатка агентов.
Этот офицер делил своих агентов на три категории:
1. Агенты-резиденты.
2. Агенты-ходоки.
3. Агенты связи.
Агентов-резидентов он имел шесть человек, расположенных в шести разных пунктах. При каждом из них находилось по три агента связи и столько же при заведующем разведкой корпуса. Назначение их было следующее. Как только от резидента приходил агент связи, к нему же немедленно высылался другой агент связи из штаба корпуса. Благодаря такому порядку якобы удавалось достичь того, что донесения не задерживались, поступали регулярно и резидент также регулярно получал руководящие указания. Резидент имел несколько осведомителей, которые шныряли по всему району и собирали нужные сведения.
В общем, по словам этого офицера, такая система давала хорошие результаты, и от резидентов получали даже документы.
Агентов-ходоков, высылавшихся из штаба корпуса, этот офицер делил на два разряда: на получавших постоянное жалованье, суточные и наградные и на нанимавшихся для исполнения какой-либо определенной задачи со сдельной оплатой.
Практика показала, что агент-китаец, получавший определенное, хотя и небольшое, месячное жалованье, чувствовал известную зависимость от нанимателя и относился к своему делу с большей добросовестностью. Поэтому более или менее подходящих и способных агентов старались переводить на постоянное месячное жалованье. -69-

Кроме того, высылались агенты для следования вместе с крупными неприятельскими войсковыми частями. Наиболее подходящими для этого оказались мастеровые. Так, например, при одной из дивизий армии Куроки имелись в качестве агентов данного корпуса кузнец и плотник.
Наиболее трудную задачу для агентуры этого корпуса представляла вербовка агентов. Нужно было вербовать таких лиц, которые имели бы родственников в тылу противника. Им легче удавалось проникать туда и проживать более продолжительное время, ибо родственники ручались за их благонадежность. Необходимо отметить, что к агентам-резидентам ходили только их родственники или выдававшие себя за таковых.
Агентов держали много, так как китайцы обычно довольствовались небольшим заработком, но, накопив некоторую сумму денег, в большинстве случаев временно отказывались работать.
В самом начале агентуре удалось завербовать ученого китайского врача и его родственника. Благодаря тому, что оба они пользовались большим почетом среди местного населения, с их помощью удалось завербовать достаточное количество агентов в тылу противника. Завербовать агента без посредничества влиятельного китайца было вообще задачей трудно выполнимой.
Хорошие результаты получались, если опрос агентов производил кто-либо из офицеров, знавших китайский язык, так как агенты никакого доверия к переводчикам-китайцам не питали. Кроме того, последние требовали от агентов вознаграждения, вернее — взяток.
Хотя, в общем, агенты давали правдивые сведения и сознавались, если им не удавалось проникнуть до указанного пункта, но все же на их честность положиться было нельзя и приходилось посылать специальных агентов для проверки их донесений.
Посылать агента так, чтобы другие этого не знали, не представляло особых затруднений потому, что сами агенты тщательно скрывали друг от друга свою работу по шпионажу.
При опросе, когда сведения агентов сильно расходились, устраивались очные ставки. Обычно в таких случаях один из агентов сознавался, что он почему-либо не дошел до указанного пункта и дал неверные сведения. В таких случаях виновный подвергался наказанию, но не за неисполнение задачи, а за неправдивость.
Под конец войны некоторые агенты сильно усовершенствовались. Так, например, при наступлении японцев они во время боя прибегали и точно сообщали о силах наступающих и о направлении их движения.
Постоянное жалованье агентов, не считая наградных, доходило до 60 рублей в месяц; простые агенты получали от 15 до 30 рублей в месяц. -70-

За документы платилось особо, например за конверт — 5 рублей, за конверт с письмом — 10 рублей и т. д. За все время такого рода документов было доставлено около 200 и около 100 донесений.
В штабе 3-го Сибирского корпуса (1-я армия) агентурной разведкой ведал офицер генерального штаба с несколькими помощниками из студентов института восточных языков.
Агенты вербовались, что называется, прямо с улицы. Проверяли их благонадежность и способности тем, что в первое время им давали простые задания. В зависимости от их исполнения выносилось решение о пригодности или непригодности каждого данного лица для разведки. Процент непригодных был весьма велик. В общем, количество агентов колебалось от 10 до 25 человек одновременно.
Найти подходящих людей было крайне трудно. Охотников отправиться в тыл противника было мало. Приемом же брать заложниками отца или брата агента и казнить их в случае невозвращения последнего или доставки неверных сведений, как это якобы практиковали японцы, агентура корпуса не пользовалась. Количество совершенно бесценных донесений было громадно.
Оплачивались агенты в зависимости от ценности донесения, его достоверности и своевременности. Если к донесению были приложены вещественные доказательства (письма, ярлыки и пр.), то платилось по 25 — 30 рублей, за маловажные сведения — 3 — 5 рублей.
В штабе 4-го Сибирского корпуса (1-я армия) агентурой ведал офицер-востоковед под непосредственным руководством начальника штаба корпуса.
В этом корпусе из-за отсутствия разграничения района разведки агенты высылались с таким расчетом, чтобы определить расположение противника впереди фронта корпуса и двух с ним соседних корпусов (вправо и влево). Агентов было 1—5, ибо после каждого поражения русских они разбегались, а новые весьма неохотно шли на службу. В большинстве случаев проход через линии фронта для агентов был невозможен; можно было пробираться лишь на флангах.
Оплата агентов производилась в зависимости от ценности принесенных сведений и документов. Надежные агенты получали жалованье помесячно — от 25 до 50 рублей, сдельно — от 5 до 25 рублей за донесение.
В штабе 7-го Сибирского корпуса (был сформирован из отряда Ренненкампфа и вошел в состав 1-й армии) агентурой ведал армейский офицер. Он редко находился при штабе корпуса, был почти всегда вблизи передовых позиций, сам ходил на разведку, объясняя это желанием быть в курсе дела и иметь возможность лично проверять сведения агентов. По крайней мере, так он писал в своем отчете. -71-

Агентов он вербовал якобы лично во время поездок по окружным деревням, главным образом из местных жителей-китайцев, которым ему удалось оказать те или иные услуги, а следовательно, на благодарность которых можно было рассчитывать. Вербовал также и переводчик-китаец, вербовали испытанные агенты, главным образом своих родных и знакомых, за которых давали поручительства.
В первый период войны, то есть ноябрь 1904 года — февраль 1905 года, корпус имел, кроме случайных, 40 агентов. В марте —мае 1905 года их было 36 человек, в июле — сентябре — 38 человек; всего через корпус прошло 139 агентов. Этими агентами было доставлено 152 донесения и 75 документов.
Плата агентам колебалась в месяц до 45 рублей; в среднем каждый агент получал около 20 рублей. Кормовые деньги, выдававшиеся в первое время в размере 2 рублей, затем по разным причинам дошли до 20 рублей в сутки.
При посылке агентов им внушалось не ходить с русской стороны в компании с кем бы то ни было, не надевать хорошей одежды, не выдавать своей грамотности, говорить, что идет с юга, живет неподалеку, иметь всегда наготове правдоподобный предлог, объяснявший его присутствие в данном районе, в противном же случае — прикинуться кретином.
Если у агента не было в тылу противника родных или близких знакомых, ему предлагалось таковых приобрести и совершить с ними обряд «Кэ-тоу», то есть побратимства, который свято чтился между китайцами. Агент должен был просить этих новых знакомых сообщить ему в следующий его приход все интересовавшие русскую разведку сведения о противнике.
Агенту внушалась необходимость не только не избегать японцев, но, наоборот, стараться встречаться с ними возможно чаще и, если возможно, наняться к ним на работу, если не слугой к офицеру, то хотя бы на земляные работы, перевозку тяжестей, в интендантский обоз и т. д.; обязательно посещать курильни опиума, игорные дома и тому подобные притоны и с содержателями их установить хорошие отношения; часто ходить под видом торговца-разносчика мелким товаром; стараться заводить знакомство с китайцами — японскими переводчиками, с прислугой японцев и т. д. Агентам также предлагалось не брать с собой русского удостоверения — пропуска, а прятать его куда-либо под камнем между позициями русских и японцев.
По возвращении из тыла противника агенты на день-два размещались все вместе в особой фанзе. Отлучаться далеко им было запрещено, и никто из посторонних китайцев к ним не допускался. Все эти мероприятия объяснялись заботой об их безопасности. Опрос агента никогда не -72- производился в присутствии постороннего китайца или другого агента. Разговор между агентами о делах, касавшихся их шпионской деятельности, категорически запрещался; за соблюдением этого следил живший вместе с агентами китаец-переводчик.
Агентов-резидентов в этом корпусе не было. Были попытки пользоваться ими, но они не дали хороших результатов.

***

На этом мы и ограничимся в описании агентурной деятельности отдельных корпусов. Приведенными примерами исчерпываются почти все «новые», «оригинальные» и «своеобразные» приемы агентурной разведки, практиковавшиеся штабами армий и корпусов.
Необходимо лишь еще раз подчеркнуть ту зависимость от переводчиков, в какой находились не только войсковые части, но и высшие штабы русской армии во время русско-японской войны. Своих надежных переводчиков не было. Приходилось прибегать к услугам китайцев, иногда очень плохо говоривших по-русски. Большинство из этих переводчиков были людьми мало интеллигентными и мало надежными. Они могли служить лишь проводниками или быть посредниками между населением и войсками по покупке продовольствия. В последней роли переводчик-китаец, пользуясь, так сказать, привилегированным положением, обращался в китайского чиновника, обострявшего отношения русских с населением принудительными покупками и процентными сборами. Еще во время стоянки на реке Шахэ и затем после отхода из-под Мукдена штаб Главнокомандующего сообщал войскам, что из ряда следственных дел о шпионаже обнаружилось, что среди переводчиков были подкупленные японцами.
Как посредник в деле разведки и опроса пленных, а также при изложении заданий агентам-китайцам китаец-переводчик оказался малопригодным: он не имел никакого понятия об организации сил противника, совершенно не был знаком с военными терминами.
Русских, знавших китайский язык, было мало: несколько офицеров, прослуживших много лет на Дальнем Востоке, и солдаты, преимущественно приамурских казачьих войск. В числе последних большие услуги оказывали казаки-буряты своим знанием монгольского языка. Но все эти лица знали только простонародный разговорный язык, письменности же и литературного языка они не знали.
Еще в 1899 году во Владивостоке был открыт восточный институт, куда командировались и офицеры, но военному ведомству он принес мало пользы. Лица, окончившие этот институт, знали язык теоретически и без практики в качестве переводчиков были крайне слабы. -73-

Глава 4. Агентурная разведка военного комиссара, его помощников, начальника транспортов штаба Главнокомандующего, подрядчика Громова и штаба начальника тыла

Задачи военного комиссара и его помощников в мирное.время • Их бездействие • Незнание административного деления Мукденской провинции •Отсутствие верных топографических карт • Агентурная деятельность военного комиссара • Вербовка и подготовка агентов • Школа для подготовки агентов • Оторванность агентурной деятельности военного комиссара от действующих войск • Результаты • Агентурная деятельность начальника транспортов и подрядчика Громова • Ликвидация этой деятельности в июле 1905 года и создание разведывательного отделения при штабе Главнокомандующего • Назначение начальником разведывательного отделения бывшего начальника транспортов генерала Ухач-Огоровича

Помимо штабов армий и корпусов агентурной разведкой

Date: 2015-10-19; view: 463; Нарушение авторских прав