Вся правда о нас 17 page

— Может быть, — удивлённо согласилась леди Лари. — Совсем об этом не думала, а ведь похоже на правду. Но какая разница, да? Лишь бы и дальше действовало.

— Вот именно поэтому мне нравится думать, что всё дело в Сердце Мира, — улыбнулся я. — Это хорошая, надёжная причина. В отличие от времени года, атмосферного давления, наличия каких-нибудь веществ в нашей крови и прочих факторов, Сердце Мира никуда не денется. Оно тут навсегда. И мы с вами, надеюсь, тоже очень надолго.

— И я надеюсь, — откликнулась она. — Пусть так и будет!

Посторонилась, пропуская меня во двор, и сама пошла следом.

В урдерском трактире было как всегда — умеренно людно, умеренно шумно и так душевно, что я невольно почувствовал себя вернувшимся со службы отцом семейства. Или напротив, сыном, прибежавшим из школы. «Или чудесным племянником, дарованным морем», — ехидно подумал я, пытаясь поумерить своё лирическое настроение.

Ни хрена не получилось, конечно. Поди его поумерь, когда со всех сторон тебе улыбаются дружественные лица, синяя птица Скрюух гостеприимно хватает клювом за полу лоохи и тянет к столу, а повар Кадди выносит из кухни блюдо со, страшно сказать, обыкновенными жареными котлетами, которых я не ел целую вечность, а может быть и вовсе никогда, если принять гипотезу, будто прежняя моя человеческая жизнь — просто иллюзорное воспоминание о случившемся с кем-то другим; ай, неважно, главное, что и я, и котлеты всё-таки существуем в природе, причём не где-нибудь во Вселенной, а именно здесь, в столице Соединённого Королевства, где я — сэр Макс, а они — одно из традиционных блюд урдерской кухни. Ну или куанкурохской. Или чангайской. Один чёрт.

— У нас дома это блюдо называется «тумты из злой козы», — сказал мне симпатичный носатый юноша, которого я сперва не заметил, а заметив, никак не мог сообразить, где мы раньше встречались. Неужели здесь, в «Свете Саллари», а я забыл?

— Из злой, — объяснил он, — потому что у нас на мясо убивают только самых злых коз. Смирных не едят, их жалко. Но здесь у вас иначе, коз вообще почти нет, зато все едят индюков, совершенно не интересуясь, какой у них при жизни был характер. По крайней мере, никто из торговцев не смог нам этого сообщить… Поэтому в меню придётся написать: «тумты из не-козы, с которой мы не были знакомы». Чтобы всё честно.

Наконец до меня дошло.

— Иш! Это ты, что ли, наконец проснулся мальчишкой? Представляешь, я тебя сперва не узнал.

— А никто почему-то не узнаёт, — улыбнулся Иш. — Хотя лицо вроде бы примерно то же самое. И рост, и одежда. И вообще всё.

— Ну, голос всё-таки другой, — заметила молчавшая до сих пор Базилио. — И двигаешься ты иначе. А для узнавания это на самом деле гораздо важней, чем черты лица.

— Ррррррррыааау! — подтвердил я.

Сказать что-то более внятное с котлетой в пасти довольно затруднительно. Даже когда это не котлета, а тумта из не-козы. Эффект ровно тот же.

Я был так заворожён этой удивительной встречей, что далеко не сразу заметил, как из кухни вышел мой друг Малдо Йоз. Я-то решил, он всё-таки отправился работать, как и грозил. А Малдо просто перебрался поближе к продовольствию. Вот ведь, казалось бы, художник, а соображает, что в жизни по-настоящему важно.

Увидев меня, Малдо просиял.

— Я уже думал, что тебя не дождусь, — сказал он. — А мне, хоть убей, надо бежать, вот прямо сейчас. Можешь немного меня проводить? Поговорить надо — позарез.

Кто же устоит перед таким предложением? Определённо не я. Поэтому выскочил на улицу натурально с котлетой в зубах. Ну хоть всё блюдо за собой не потащил, а ведь руки чесались, и вряд ли кто-нибудь решился бы меня остановить.

— Прости, что вот так из-за стола тебя вытащил, — сказал Малдо. — Но мне правда давным-давно пора, просто Кадди попросил помочь ему разобрать ящик с посудой, и я пропал. Там, понимаешь, блюда с картинками, а на картинках изображены деревенские дома. Урдерские! С такими деталями, каких ни в одном учебнике по архитектуре не найдёшь. Просто сокровищница! Я сразу договорился, что как-нибудь засяду у них на всю ночь и перерисую, но оторваться всё равно не мог…

— Очень интересно, — вежливо сказал я, кое-как дожевав котлету. — Но если ты хотел поговорить со мной только о сервизе с урдерскими домиками, имей в виду, ты несколько переоценил мою страсть к архитектуре.

— Да нет, конечно, — вздохнул Малдо. — Это я пытаюсь объяснить — не столько тебе, сколько самому себе — почему так засиделся. При том что у нас срочный заказ, и ребята уже ждут меня, чтобы начать работу, а мне ещё добираться…

— Куда именно?

— На Удивительную улицу, конечно. Основная работа у нас пока там.

Удивительная улица располагается в самом центре Ехо, то есть примерно на полдороге между Старым и Новым городом. Ещё недавно она, как и весь тот район, представляла собой полузаброшенный пустырь, а теперь, благодаря зданиям работы Новых Древних архитекторов, целиком оправдывает своё название. Туда даже экскурсии водят — студентов и просто любителей истории и искусства, как в музей.

Важно, впрочем, не это, а то, что ехать отсюда до Удивительной улицы даже мне пришлось бы минут десять, если не больше. А нормальному вознице и получаса вряд ли хватит. Значит надо выручать.

— Давай руку, — сказал я. — И закрывай глаза.

— Отведёшь меня на работу Тёмным путём? — просиял Малдо. — Спасибо! Я сам хотел об этом попросить. Но сперва давай я тебе всё быстренько расскажу, там-то уже не до разговоров будет.

— Рассказывай.

Ох, зря я произнёс это вслух. Слово «рассказывай», по моим многократным наблюдениям, является могущественным древним заклинанием, временно лишающим собеседника дара речи. Вот и Малдо тут же умолк, собираясь с мыслями. Торопить в таких случаях бесполезно, пришлось терпеливо ждать.

— Скорее всего, это ничего особенного не значит, — наконец сказал он. — Но я, хоть убей, не понимаю, почему так…

Отличное начало.

— Такая странная штука случилась с Иш, — вздохнул Малдо.

И снова замолчал.

Но я, конечно, и так понял, в чём дело. Вернее, решил, будто понял. «Такая странная штука случилась» — ну ещё бы! Он же за Иш ухаживал. С первой встречи глаз с неё не сводил, сидел в урдерском трактире безвылазно, забив на работу, кроме самой срочной. И по потолку бегать со второй попытки научился. И книжки ей дарил, и на прогулки приглашал, и возил всё семейство смотреть, как они с ребятами строят новый дом всего за четверть часа. Действительно выдающееся зрелище, я уже сколько раз видел, а всё никак не привыкну.

В общем, ухаживал человек за девушкой, и вдруг ррраз! — вместо девушки по дому скачет какой-то мальчишка. Я бы на месте Малдо чокнулся от такого сюрприза. Он-то ещё отлично держится: деревенскими домиками интересуется, на работу опаздывает, говорит: «Ничего особенного». Это называется «крепкая психика»;интересно, где такую берут?

— Слушай, а разве ты не знал, что Иш время от времени превращается в мальчишку? — спросил я. — Удивительно, потому что мне например сразу же всё рассказали. Я так понял, это не семейная тайна, а скорее повод для гордости — вот какой необычный ребёнок у нас растёт! Вернее, уже вырос. Но какая разница.

Малдо, к моему удивлению, только отмахнулся.

— Да знал, конечно. При чём тут?.. А, ясно. Ты подумал, это и есть проблема? Нет, всё в порядке. Во-первых, Иш меня заранее предупредила, что такое время от времени случается, а во-вторых, так даже лучше.

— Даже лучше?!

Я, в общем, всегда знал, что Малдо — человек широких взглядов. Но до сих пор совершенно не представлял подлинные масштабы этой бескрайней шири.

— Для меня — так точно. Надо же мне когда-то работать. А серьёзные отношения отнимают кучу времени. Всегда этого опасался и избегал, пока мог. Но иногда так влипаешь, что выбирать не приходится. Поэтому превращения Иш для меня настоящее спасение. Мальчишки меня совершенно не интересуют. И его, кстати, тоже. В смысле, Иш, когда он — это он. Поэтому мы договорились: пока она девчонка, постараемся проводить побольше времени вместе. А когда мальчишка, я бегу заниматься скопившейся работой, и никаких обид. То что надо! Во-первых, у меня обязательства. А во-вторых, без работы я быстро свихнусь, ты меня знаешь.

— Ну вы даёте! — обрадовался я. — Отлично договорились. Но что тогда не так?

— Видишь ли, вчера я отвёз Иш во Дворец Ста Чудес…

При этих словах у Малдо сделалось такое трагическое лицо, что я поневоле стал ждать продолжения: «И он ей совершенно не понравился».

И, кстати, понятия не имел, как его в таком случае утешать. Потому что Дворец Ста Чудес — любимое детище Малдо Йоза. Смысл всей его жизни и её главная цель, уже практически достигнутая. И, объективно говоря, действительно шедевр архитектуры, способный одним своим видом потрясти даже привыкших к чудесам угуландцев. Постройка состоит из сотни красивейших корпусов самых немыслимых очертаний, соединённых в один великолепный ансамбль, и выглядит, как мираж — немыслимый, невозможный, а всё-таки овеществлённый человеческой волей. Ну и магией сто какой-то там ступени, куда ж без неё.

В общем, неважно, не о самом дворце сейчас речь. А о том, что если бы я вдруг захотел причинить Малдо немыслимые душевные страдания, я бы просто снисходительно обругал этот шедевр, и цель была бы достигнута. А ведь я — не его любимая девушка. И даже не какой-нибудь авторитет в области архитектуры. Просто Дворец Ста Чудес — его самое уязвимое место, по крайней мере, сейчас, пока Малдо не завершил работу и не увлёкся чем-нибудь другим.

— Эй, — улыбнулся Малдо, — ты что, решил, будто Иш обругала дворец и разбила мне сердце? Не дождёшься! Во-первых, если бы это было так, я бы сейчас не с тобой разговаривал, а валялся пьяным в каком-нибудь тёмном подвале и рыдал от злости. А во-вторых, я её туда не хвастаться повёз, а работать. Мы сразу, как только познакомились, договорились, что Иш вспомнит для меня какой-нибудь приятный эпизод своего детства. Такую удачу нельзя упускать. Я вообще не особо надеялся, что смогу найти человека, бывавшего в Урдере и способного вспомнить хоть что-нибудь интересное. И тут вдруг появляется «Свет Саллари». Сразу четверо коренных урдерцев, кого хочешь, того и проси о помощи. Я начал с Иш. По многим причинам, не только по личным. Она же ещё совсем юная, почти подросток, значит воспоминания детства пока свежи. А у меня комнат с детскими воспоминаниями вообще нет, эта была бы первой.

— «Была бы»? Хочешь сказать, ничего не получилось?

— Вот именно. Ничего. И это очень странно. Я уже столько раз это делал, не мог же вот так — раз! — и утратить мастерство.

— Давай по порядку, — попросил я. — Пока ни хрена не понятно.

— Ну, ты же помнишь, как я работаю с внутренними помещениями?

Такое поди забудь. Штука в том, что в каждом из внутренних помещений Дворца Ста Чудес посетителя ждёт восхитительное наваждение, позволяющее ненадолго оказаться в чужой стране и посмотреть на неё глазами местного жителя или путешественника — смотря кого Малдо уговорил вспомнить соответствующий эпизод своей жизни.

Чтобы превратить воспоминание в наваждение, Малдо приходится потрудиться; насколько я помню, он использует какие-то секретные приёмы Мастеров Совершенных Снов, заклинания, визуализирующие фантазии, какую-то загадочную «формулу вечности» из арсенала древних строителей и волшебный порошок Кель-круальшат, который приводит бодрствующего человека в состояние приятной полудрёмы; не уверен, что хоть когда-нибудь пойму, как это всё работает, но оно работает, факт. И впечатления, которые я получил от посещения уже готовых комнат Дворца Ста Чудес, были, пожалуй, посильней впечатлений, оставшихся у меня от настоящих путешествий. Такова сила искусства.

Но речь сейчас не о моих впечатлениях, а о технологии создания наваждений Дворца Ста Чудес: воспоминание, заклинания, волшебный порошок. И воспоминание, конечно, самое главное. Без него колдуй, не колдуй, ничего не выйдет. Поэтому Малдо всё время находится в поиске уроженцев каких-нибудь удивительных мест и свидетелей разных необычайных зрелищ. Из меня по дружбе уже три воспоминания выколотил, а сколько народу мне пришлось уговаривать поучаствовать в его работе — вспомнить страшно. И это только начало, почти три четверти помещений Дворца Ста Чудес ещё пустуют, и одним Тёмным Магистрам ведомо, каким наваждениям предстоит там поселиться.

В общем, совершенно неудивительно, что Малдо при первой же возможности припахал Иш. Чувства чувствами, а дело прежде всего. Удивительно другое: как у них могло не получиться? Технология у Малдо, хвала Магистрам, отработанная; впрочем, насколько я знаю, у него и в самом начале сбоев не было. Всё-таки гений.

— Её воспоминания не проявились от заклинаний, — сказал Малдо. — Не «плохо проявились», а вообще ничего не произошло. Как будто я сдуру решил прочитать заклинания в пустой комнате, где никого, кроме меня нет. Мне, ты знаешь, попадались разные люди, в том числе, совершенно неспособные сосредоточиться на воспоминании. Тот же сэр Манга Мелифаро — а ведь как я на него рассчитывал! Думал, он мне сейчас половину дворца оформить поможет. А он постоянно перескакивает с одного эпизода на другой и оперирует не столько образами, сколько словами, как будто вспоминает не сами путешествия, а свои статьи для энциклопедии, которые там писал. И в итоге получается такая каша, что лучше её никому не показывать, никакого удовольствия, и впечатления как от сумбурного сна…

— Надо же, как не повезло! — огорчился я.

— Да, — вздохнул Малдо. — И не только с ним. Прежде мне в голову не приходило, что люди настолько по-разному устроены. И что далеко не все воспоминания можно сделать общим достоянием, я не знал. Но, понимаешь, как бы рассеян и равнодушен к собственным впечатлениям ни был человек, какой-то результат всё равно проявляется. Проблема может возникнуть только с качеством наваждения, а не с его наличием. И тут вдруг — вот так. Вообще ничего! Как будто сама Иш мне мерещится, я её даже потрогал, чтобы убедиться. Наощупь всё было в порядке: живая, тёплая, есть… Я совершенно растерялся. Но Иш, конечно, ничего не сказал, зачем её зря огорчать. Поблагодарил за помощь и отвёз домой. А сам тут же помчался в порт за другим свидетелем. Вцепился в первого попавшегося ташерского матроса, целую корону ему за труды посулил — просто хотел убедиться, что не разучился работать.

— Ну и как?

— Да вроде, не разучился. На самом деле, даже как-то неожиданно хорошо получилось — жаркий летний день на побережье, белый песок, сладкое вино, разбавленное морской водой… Ничего особенного, но отличная атмосфера, так что наверное, оставлю эту комнату как есть, не буду ничего добавлять.

— Ясно, — кивнул я.

— Тебе ясно? — обрадовался Малдо.

— Только, что проблема не в твоём мастерстве. Как и у Меламори.

— А что случилось с Меламори?

— Тоже ничего непоправимого. Не смогла взять след, думала, всё пропало, внезапно утратила дар, но проверка показала, что он на месте. Только ты её пока не дёргай. Она в связи с этим происшествием проспорила мне сто корон и теперь зла на весь Мир.

— Спасибо, что предупредил. Я сейчас к кому угодно с жалобами приставать готов. И Меламори была вторая в списке, сразу после тебя. С ней можно просто отлично напиться в трудную минуту — так чтобы потом не было стыдно вспоминать. По-моему, именно по этому пункту старая аристократия выгодно отличается от всех остальных нас. Их же с детства учат красиво пьянеть и оказывать соответствующее положительное влияние на других участников процесса… Но нет так нет.

Он выглядел таким потерянным, что я усилием воли включил в себе умеренно безмозглого оптимиста и бодро сказал:

— Да незачем тебе напиваться. Нет никаких трудных минут. Уверен, с Иш всё в полном порядке. Просто она — вот такая. Ну или он — такой. Ребёнок, дарованный Великим Крайним морем, так это в Урдере называется. Ты же сам видел, как Иш попробовала иллюзорную еду, наколдованную для Базилио, и ощутила её вкус. Наверное, на самом деле она тоже овеществлённая иллюзия, только поплотней. И ест нормально, и в Сердце Мира ей безвылазно сидеть необязательно. Гораздо более удобный для жизни вариант. А что воспоминания недостаточно плотные, так у всех свои недостатки. Подумаешь, беда.

— Как Базилио? — переспросил Малдо. И с облегчением улыбнулся: — Ой, слушай, но тогда вообще никаких проблем! И сразу понятно, почему она вечно превращается. Спасибо, ты здорово объяснил!

— Давай руку, отведу тебя на Удивительную улицу, — предложил я.

Малдо нетерпеливо кивнул. Все сомнения и тревоги уже благополучно вылетели из его головы.

Мне бы так.

Рассказ Малдо стал последней каплей — в том смысле, что именно тогда я впервые ощутил, что у меня вот-вот взорвётся голова. Не то чтобы мне прежде не доводилось ничего не понимать. Если разобраться, это вообще моё нормальное состояние. Другое дело, что далеко не всегда удаётся не понимать так много всего сразу. И при этом не иметь возможности безотлагательно припасть к надёжному источнику знаний, который сразу же всё объяснит.

Ну или хоть что-нибудь.

С источниками знаний у меня на сей раз как-то не задалось. Джуффин и сам ни хрена не понимал. И, что гораздо хуже, даже не считал нужным делать вид, будто понимает. А совершенно незаменимый в подобных обстоятельствах сэр Шурф, надо думать, продолжал гладить брюки трусцой, ну или чем таким кошмарным он там у себя нынче занимается.

Но я, конечно, всё равно отправил ему зов. Я очень настойчивый.

И, чтобы не оставить ему шанса послать меня подальше, сразу заявил: «Ещё немного, и у меня взорвётся голова!»

«Сожалею, но расписание текущих дел вряд ли позволит мне присутствовать при этом печальном событии», — ответил мой друг.

«Зато ты можешь его предотвратить».

«Каким образом?»

«Для начала просто меня выслушать. А потом сказать что-нибудь умное. Ну или не сказать. Как пойдёт. Мне очень надо».

«Прости, Макс. Но я действительно занят».

Он исчез из моего сознания прежде, чем я успел взвыть, что так нечестно. Потому что правда же нечестно. И кстати совершенно на него не похоже. До сих пор хотя бы несколько минут в день для меня находились в любых обстоятельствах. При том, что в большинстве случаев я вовсе не взывал о помощи, а просто хотел выпить с ним камры. И волшебное заклинание «мне очень надо» в ход не пускал.

— Что за ерунда творится, — сердито сказал я вслух.

И отправился в «Свет Саллари». По крайней мере, там меня ждали котлеты. В смысле, урдерские тумты из не-козы. И, кстати, необходимость расплатиться за них с хозяйкой, пока она и вся остальная компания не исчезли вслед за главой семейства, не оставив следов. Я уже чего угодно был готов от них ожидать.

Впрочем, исчезнувший глава семейства за время моего отсутствия успел благополучно вернуться домой. Как мимо нас с Малдо, вышагивающих туда-сюда по Сияющей улице, проскочил — отдельная загадка; но ладно. Магистры с ним.

Теперь Дигоран Ари Турбон сидел, как ни в чём не бывало, за большим столом, наворачивал возлюбленные мои тумты, гладил прильнувшую к нему птицу, улыбался всем подряд, безмятежно зеленея щеками — был, надо понимать, счастлив. Живут же люди.

Я сел рядом с Ди. Не из-за стоявшего поблизости блюда, как можно подумать. А ради возможности задать ему мучивший меня с утра вопрос. И пусть выкручивается. А я посмотрю. И послушаю. Правды не узнаю, так хоть развлекусь.

На самом деле, я не то чтобы хороший следователь. Подозреваю, хуже вообще не придумаешь. Я совсем не хитрый. Тем более, не коварный. И чересчур прямолинейный. И слишком рассеянный, чтобы постоянно держать в голове все детали, до которых следует докопаться. И, в довершение всех бед, невольно сопереживаю всякому, с кем говорю. Играю на его стороне, забыв, что у меня имеются свои интересы. Вопиющий непрофессионализм.

Но всё это, конечно, совершенно не означает, будто я не могу задушевно поболтать со своим соседом Дигораном Ари Турбоном. И спросить его: какого чёрта, Ди?

Ну правда же, какого чёрта.

Но так я вопрос ставить не стал. Вместо этого приветливо улыбнулся, цапнул с блюда остывшую уже котлету, сказал:

— Здорово, что вы дома. А то сэр Кофа сказал, будто вы исчезли прямо у него на глазах, я даже беспокоиться начал — а вдруг и правда? Рад, что обошлось.

— А разве я?.. — начал было Ди. Но тут же смущённо потупился и согласился: — Да, наверное он прав. Со мной такое бывает.

— Что бывает?

— Исчезаю я иногда, — вздохнул Ди. — Особенно если задумаюсь. То есть, это со стороны так выглядит — как будто исчезаю. А сам я при этом ничего особенного не чувствую: иду, думаю о чём-то своём. А потом обычно удивляюсь, как это так далеко забрёл, и сам не заметил. И дороги не помню — в смысле, как шёл.

— Это как? — изумился я.

— Не знаю, — простодушно ответил Ди. — Я же не нарочно это делаю. Само так получается.

Прелестно. Что тут скажешь.

— У нас в Урдере такое порой случается, — вставила леди Лари. — Даже в правилах хорошего тона есть указания на этот счёт: если ваш спутник внезапно исчез во время прогулки, обижаться на него не следует; спросить при следующей встрече, куда он подевался, вполне допустимо, но настаивать на ответе не стоит.

Ничего себе правила хорошего тона. «Если ваш спутник внезапно исчез…» Воистину, этот Урдер — страна чудес. А мы живём тут как дураки и ни хрена не знаем.

— Я тоже иногда исчезаю, — вставил Иш. — Не так часто, как Ди, но порой бывает. Хорошо, что вы об этом заговорили! А то я даже не знаю, как лучше: заранее предупреждать новых знакомых, что такое иногда случается, или достаточно будет извиниться потом?

— Лучше заранее, — посоветовал я. — Подобная неожиданность может серьёзно нарушить планы, а это мало кому нравится.

— Мне бы точно не понравилось, — подала голос Базилио. — Я бы потом ещё долго беспокоилась, что как-нибудь не так себя повела, если уж человеку пришлось исчезнуть, лишь бы со мной рядом не идти.

Бедный ребёнок. Всё-таки родиться чудовищем — тяжёлое испытание. И аукаться будет ещё очень долго. Честно говоря, я бы предпочёл услышать, что она время от времени хочет откусить кому-нибудь голову — в конце концов, эта проблема знакома любому из нас и решается хорошим питанием и элементарной самодисциплиной. А вот постоянное опасение кому-нибудь не понравиться — только разговорами. Целыми столетиями задушевных разговоров, и это ещё самый оптимистический прогноз.

— Ты не можешь повести себя «не так», — сказал ей Иш. — Кто угодно, только не ты!

Такой молодец. И все остальные тут же согласно закивали, а леди Лари добавила:

— Ты же чудо расчудесное, светлая головушка! Не знаю, как здесь, а нас в Урдере таких умничек, как ты единогласно выбирают в Большой Урдерский Совет.

Базилио просияла. Всё-таки даже от уменьшительно-ласкательных суффиксов бывает польза. Ещё немного, и я с ними смирюсь.

От смирения перед уменьшительно-ласкательными суффиксами меня спас Джуффин. Видимо сердцем почуял беду и решил вмешаться. Прислал зов и сказал:

«Не знаю, чем ты сейчас занимаешься, но бросай всё и дуй ко мне. Через полчаса мы обедаем с новым послом Чангайской Империи».

Час от часу не легче.

— Вообще-то я не голоден, — сказал я, входя в его кабинет.

— А я тебя что, жрать зову?

— «Обедать»— это и есть «жрать», — заметил я. — Ты не знал?

— Иногда да. Но раз на раз не приходится. Например, обедать с чангайским послом — это, в первую очередь, означает с ним разговаривать. Вернее, с ней. Леди Мариенна Курчан — так зовут эту достойную даму. Она тебе понравится, обещаю.

— И о чём мы будем разговаривать после того, как она мне понравится? — флегматично осведомился я.

— Эй, что с тобой, Макс? — встревожился Джуффин. — Мы расстались всего пару часов назад, и в тот момент у тебя на плечах ещё была голова. Не идеальная, конечно, но вполне неплохая. В ней даже происходили какие-то мыслительные процессы.

— Правда, что ли?

— Точно тебе говорю. Куда ты её подевал?

— Последнее, что я помню о своей голове — она собиралась взорваться от обилия непонятной ей информации. Но потом, видимо, нашла способ просто отключиться. И, таким образом, уцелеть.

— Знать ничего не знаю, включай её обратно. И взрывать не смей. Голова тебе пригодится — вот прямо сейчас, за обедом с чангайским послом.

— Но откуда в моей жизни вдруг взялся чангайский посол? Какой смысл в нашей встрече? Если ты хочешь воспитать из меня дипломата…

— Я что, пахну безумием?

— Не знаю. Не забывай, я не различаю этот запах. Нет, правда, зачем я понадобился чангайскому послу?

— Не ты ей, а она тебе.

— На кой ляд?

— Слушай, — внезапно спохватился Джуффин, — а ты карту Мира вообще хоть раз в жизни видел?

— Обижаешь. Она у меня даже в спальне висит. Очень красивая.

— Рад, что Мир сумел угодить тебе своими очертаниями. А ты эту красоту хоть раз внимательно разглядывал? Надписи читал? Помнишь, с какими государствами граничит Чангайская Империя?

И тут до меня наконец дошло.

— Дырку надо мной в небе и три хвоста в зубы! У них же там Урдер совсем рядом! Поэтому?

— Хвала Магистрам, дошло, — ухмыльнулся Джуффин. — Но нам повезло гораздо больше, чем ты можешь представить. Четвёртый любимый муж госпожи посла — урдерец. Говорят, редкостный красавчик; впрочем, я не видел, она его с собой не привезла. Зато, будь уверен, благодаря ему леди Мариенна знает об Урдере больше, чем все наши справочники вместе взятые.

— Четвёртый любимый муж? — переспросил я. — Это как понимать? Кроме него есть ещё как минимум три любимых мужа? И парочка нелюбимых, чтобы жизнь сахаром не казалась?

— Ну да, примерно так, — согласился Джуффин. — А, стоп! Ты же ничего не знаешь о чангайских брачных обычаях. Неудивительно, в Мангиной энциклопедии они не описаны, причём по очень смешной причине: покойный Нуфлин Мони Мах внезапно встревожился, что чангайские порядки придутся по нраву гражданам Соединённого Королевства, и народ потребует установления у нас соответствующих законов. Не знаю, почему эта идея так напугала старика, но он воспользовался своим правом осуществлять цензуру и сократил главу о брачных законах Чангайской империи до полной утраты содержания.

— И что же там за брачные законы? — заинтересовался я.

— Довольно забавные. Но с учётом особенностей чангайской истории и культуры, чрезвычайно разумные. Штука в том, что всякий совершеннолетний гражданин Чангайи имеет право заключать брак с любым числом других совершеннолетних граждан, вне зависимости от их текущего семейного положения…

— Мне уже нравится.

— Кто бы сомневался.

— Так, погоди. Я хочу разобраться. Если, допустим, у меня уже есть восемнадцать жён, и я хочу завести девятнадцатую, а у неё при этом имеется муж, никого это обстоятельство не смутит? И мы спокойно поженимся?

— Совершенно верно. С той лишь поправкой, что вряд ли у твоей избранницы будет всего один муж. Настолько одинокую женщину в Чангайе ещё поди отыщи. Но вашему браку её семейное положение совершенно не помешает.

— Какой восхитительный бардак!

— А вот тут ошибаешься. Не бардак, а полный порядок, обеспеченный строжайшим соблюдением брачных контрактов, составление которых порой занимает больше времени, чем собственно супружеская жизнь. Эти документы оговаривают все детали союза: с какой целью и на какое время он заключается, совместно или раздельно будут проживать супруги, насколько часто они должны встречаться, какие обязанности берут на себя по отношению друг к другу и прочим заинтересованным лицам — то есть, остальным мужьям и жёнам, включая будущих. Нарушение брачного контракта может привести к расторжению не только текущего, но вообще всех уже заключённых союзов и даже к пожизненному запрету вступать в новые официальные отношения, а такие неприятности никому не нужны, поэтому к контрактам относятся крайне серьёзно. И это, как я понимаю, изрядно упрощает всем жизнь.

— Ну уж нет, тогда я не согласен. Я бы сразу запутался — что, с кем, куда, кому и чего.

— На такой случай существует прекрасный выход: ты можешь заключить брак с грамотным юристом и прописать в контракте, что будешь любишь её больше жизни, скажем, шесть дней в году, а она — консультировать тебя по всем брачным вопросам.

— Отличная сделка. В смысле, ужас кромешный.

— Ну так сразу и ужас. На практике, большинство людей обычно ограничивается пятью-шестью союзами, среди которых встречаются любовные, экономические, учебные, профессиональные — не обязательно с юристами, какой специалист тебе в семье нужен, на том и женишься. Или, скажем, на одной из любимых жён специалиста, оформив при этом большой общесемейный брачный контракт, по условиям которого ты породнишься не только с новой супругой, но и со всеми членами её семьи. Собственно, в этом основной смысл: благодаря столь сложной системе брачных союзов, практически все чангайцы являются членами одной большой семьи. Очень удачное решение! Всего пару тысяч лет назад страну раздирали постоянные конфликты между семейными кланами. Обычай кровной мести в сочетании с правом каждого на убийство во имя гордости наносил численности населения больший ущерб, чем любая война. Теперь о таком и помыслить невозможно. Какая может быть кровная месть, когда все вокруг — родня? И вон тот неприятный тип, косо посмотревший на твою любимую сестру — седьмой муж пятой жены старшего сына третьего мужа вашей собственной тётки. Поэтому вместо того, чтобы хвататься за нож, ты вежливо говоришь ему: «Чего пялишься, скотина?» А он деликатно отвечает: «Тебя забыл спросить, урод», — даже топор из-за пояса при этом не вынув.