Глава 5. Злоупотребление свободой массовой информации: понятие и виды

Разумеется, правовые основы свободы массовой инфор­мации были бы неполны, если бы не содержали гарантий от злоупотребления ею. Эти гарантии усматриваются прежде всего в положениях ч. 2 ст. 29 Конституции Российской Федерации: «Не допускается пропаганда или агитация, воз­буждающие социальную, расовую, национальную или ре­лигиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства». Кроме того, Конституция (ч. 5 ст. 13) ставит вне закона действия, направленные на на­сильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв бе­зопасности государства, создание незаконных вооружен­ных формирований.

Иными словами, на конституционном уровне господ­ствует принцип: слову должно противостоять слово, а силе — сила. Однако на практике все зависит в конечном счете от толкования и интерпретации, от правосознания и независимости правоприменителя. Как писал еще в XIX в. знаменитый английский правовед А. Дайси «свобода слова есть не более как право говорить и писать только то, что присяжные, какие-нибудь двенадцать лавочников, сочтут удобным. Такая «свобода» может, конечно, меняться, смот­ря по времени, переходя от безграничной свободы к очень строгому ограничению» ¹.

Уголовно-правовой генезис злоупотребления сво­бодой массовой информации. Ст. 4 Закона о СМИ («Не­допустимость злоупотребления свободой массовой инфор­мации») знает три вида злоупотреблений свободой массовой информации:

а) использование СМИ для совершения уголовно наказу­емых деяний;

б) пропаганда наркотических средств, психотропных ве­ществ и их прекурсоров;

в) использование в СМИ скрытых вставок, воздействую­щих на подсознание людей.

Следует отметить, что формулировка ст. 4 Закона о СМИ нередко интерпретируется на практике в том смысле, что ответственность редакций возникает лишь как следствие уголовной ответственности физических лиц, использовав­ших данное СМИ для совершения уголовно наказуемых деяний. Иными словами, пока нет вступившего в законную силу обвинительного приговора, не может быть вынесено предупреждение редакции.

Примерно в таком духе рассуждала и Судебная палата по информационным спорам при Президенте Российской Федерации (СПИС) ² в Рекомендации № 3 от 15 июня 1994 г. «О порядке применения ст. 4 Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации». Отвечая на запрос Комитета Российской Федерации по печати, СПИС сначала справедливо указывает на необходимость «различать уголовно-правовую ответственность физичес­кого лица за совершение преступления с использованием средств массовой информации и особую форму ответствен­ности, к которой привлекают редакцию средств массовой информации». Однако далее палата неожиданно делает вы­вод, что «для вынесения предупреждения о нарушении ст. 4... [регистрирующий орган]... должен признать, что средство массовой информации использовалось в целях совершения уголовно наказуемых деяний». И буквально следом — новый логический поворот: «В связи с тем, что признание физического лица виновным возможно только в порядке уголовного судопроизводства, вынесение предуп­реждения средству массовой информации по основаниям, предусмотренным в ст. 4, не должно смешиваться с призна­нием лица виновным в совершении преступления» ³.

Спрашивается, каким образом регистрирующий орган должен устанавливать факт использования СМИ в целях совершения уголовно наказуемого деяния раньше, чем суд признает наличие самого события преступления? На каком правовом основании он может самостоятельно делать вы­вод о том, что СМИ было орудием преступления? Вправе ли он подменять органы дознания, предварительного следствия, суда? Да и стоило ли законодателю огород городить, поручая регистрирующим органам выносить предупреждения, если можно было ограничиться использованием традиционной формы прокурорских представлений и судебных частных определений об устранении причин и условий, способство­вавших совершению преступления?

Впрочем, дело даже не в расхождениях между Законом о СМИ и УК РФ. Главное заключается в том, что речь идет о различных видах правонарушений, а следовательно, о раз­ных видах юридической ответственности. К уголовной от­ветственности может быть привлечено лишь физическое лицо. Редакция привлекается к той ответственности, кото­рая предусмотрена Законом о СМИ. Принципиально разли­чен и характер санкций. Нас не должно вводить в заблуж­дение текстуальное совпадение отдельных формулировок ч. 1 ст. 4с названиями некоторых статей УК. В противном случае не было бы никакого смысла после формулы об использовании СМИ «в целях совершения уголовно наказу­емых деяний» отдельно указывать на разглашение тайн, призыв к захвату власти, разжигание нетерпимости и роз­ни, пропаганду войны и т.д. Ведь указанная формула уже покрывает все случаи использования СМИ для совершения любых преступлений. Например, если газета призывает убивать неверных жен, то налицо разжигание социальной нетерпимости, а — при наличии определенных условий — подстрекательство к умышленному убийству.

Поскольку речь идет об ответственности не физического лица, а такого специфического субъекта права как органи­зация, осуществляющая выпуск СМИ, постольку при ре­шении вопроса о наличии или отсутствии злоупотребления свободой массовой информации нужно исходить в первую очередь из общего контекста издания. Именно такие «маги­стральные линии» как призыв к захвату власти, разжига­ние нетерпимости и розни, пропаганда войны и т.д. имеет в виду Закон о СМИ, когда перечисляет формы злоупотребле­ния свободой массовой информации.

Следовательно, наличие состава такого правонаруше­ния как злоупотребление свободой массовой информации определяет не орган дознания, следователь, прокурор или суд, а регистрирующий орган, чье решение о вынесении предупреждения может быть обжаловано в судебном по­рядке. Наличие же вступившего в законную силу обвини­тельного приговора суда лишь упрощает — в некоторых случаях — задачу регистрирующего органа и сводит к минимуму — в силу преюдиции — вероятность успеха при судебном обжаловании его решения о вынесении предуп­реждения.

Обратим внимание и на то, что ч. 1 ст. 4 Закона о СМИ определяет многие составы злоупотребления свободой мас­совой информации как имеющие не формальный, а матери­альный характер. Это выражается в том, что формула «ис­пользование СМИ в целях совершения уголовно наказуемых деяний» может трактоваться таким образом: для призна­ния правонарушения законченным требуется, чтобы пре­ступление совершилось. Другой крайностью было бы ис­толкование этой формулы как признающей наличие правонарушения в самом факте использования СМИ с абст­рактными «преступными намерениями», в целях соверше­ния некоего преступления, которого никто не совершал и не подготавливал.

Выход видится в том, чтобы, решая вопрос о наличии или отсутствии злоупотребления свободой массовой инфор­мации, исходить не только из содержания распространенных сообщений и материалов, но и из общей направленнос­ти данного СМИ, из особенностей его целевой аудитории, из характеристики ситуации и т.д. Правоприменитель дол­жен ясно отдавать себе отчет в том, насколько реально было наступление негативных для защищаемых интересов по­следствий. В этой связи уместно сослаться на классическое решение судьи Хелмса (Justice Holmes) по делу «Schenck против Соединенных Штатов», состоявшееся в 1919 году: «В каждом случае вопрос заключается в том, являются ли употребленные слова такого характера и употреблены ли они в таких обстоятельствах, что создают ясную и наличе­ствующую угрозу, приведут ли они к реальным бедствиям, которые Конгресс имеет право предотвратить. Это вопрос близости и степени угрозы» ⁴. Доктрина «clear and present danger» и по сей день является наиболее употребимой при толковании Первой поправки.

Помимо уголовного преследования физических лиц, ви­новных в совершении преступлений, предусмотренных Уго­ловным кодексом, существует механизм ответственности самих средств массовой информации, если их использова­ние приобретает характер злоупотребления свободой массо­вой информации в смысле ст. 4 Закона о СМИ.

Новая, действующая с 1995 года, редакция ст. 4 Закона о СМИ призвана по мысли законодателя несколько расши­рить перечень видов злоупотребления свободой массовой информации, влекущих за собой применение санкций. Как уже отмечалось выше, в ч. 1 включено положение о недопу­стимости использования СМИ «для распространения пере­дач, пропагандирующих порнографию». Однако цель не достигается, поскольку незаконное изготовление, рекла­мирование и распространение порнографических материа­лов и предметов уже не один десяток лет преследуется в уголовном порядке (в настоящее время по ст. 242 УК РФ), а следовательно даже без специального упоминания подпада­ет под действие ч. 1 ст. 4 Закона о СМИ.

Это в полной мере относилось до недавнего времени и к тезису о недопустимости распространения «передач, пропагандирующих культ насилия и жестокости», поскольку это подпадало под действие ст. 2281 УК РСФСР. Однако в ныне действующем УК РФ такой статьи уже нет. В результате регистрирующий орган должен сам определять «на гла­зок», есть ли в передачах того или иного вещателя пропа­ганда культа насилия и жестокости.

Новеллы в ч. 2 ст. 4 также вызывают немало вопросов. Если в первоначальном виде эта норма содержала запрет использования в теле-, видео- и кинохроникальных про­граммах скрытых вставок, воздействующих исключитель­но на подсознание людей, то теперь сюда попали докумен­тальные и художественные фильмы, информационные компьютерные файлы и программы обработки информаци­онных текстов. Прежде всего отметим, что с точки зрения Закона о СМИ разницы между кинохроникой и докумен­тальным фильмом не существует, что же касается художе­ственных фильмов, то они вообще находятся вне сферы его действия.

Ничего не добавляет и упоминание о компьютерных фай­лах и программах. Во-первых, такие понятия как «информа­ционные компьютерные файлы» и «программы обработки информационных текстов, относящихся к специальным средствам массовой информации», бесспорно, нуждающи­еся в юридическом определении, вообще отсутствуют в оте­чественном законодательстве. В Федеральных законах, от­носящихся к информационному праву («О правовой охране программ для ЭВМ и баз данных», «Об информации, инфор­матизации и защите информации», «Об участии в между­народном информационном обмене» и др.), используются совершенно иные понятия для обозначения того, что на уровне обыденного сознания можно назвать компьютер­ными файлами и программами обработки текстов. Так, Федеральный закон «Об информации, информатизации и защите информации» использует такой термин как «до­кументированная информация», а Закон Российской Фе­дерации «Об авторском праве и смежных правах» — «про­грамма для ЭВМ». Таким образом, правоприменитель ставится в терминологический тупик. Следовательно, для правоприменения эта норма непригодна как сформулиро­ванная в терминах, не имеющих юридически определен­ного содержания.

Во-вторых, упоминание о текстах, «относящихся к спе­циальным средствам массовой информации» фактически вводит понятие специального СМИ. Однако Закон знает только специализированные СМИ: рекламные, эротичес­кие и т.д. Вряд ли речь идет о них. Но о чем же тогда?

Наконец, в-третьих, ст. 24 Закона о СМИ полностью поглощает содержание анализируемой поправки к ч. 2 ст. 4. Здесь закрепляется, что установленные Законом правила применяются как в отношении текстов, создаваемых с по­мощью компьютеров или хранящихся в их памяти, так и к информации, распространяемой через телекоммуникаци­онные сети.

Перечисленные недостатки законодательной формулы отчасти были исправлены благодаря ст. 13.15 Кодекса Российской Федерации об административных правонару­шениях «Злоупотребление свободой массовой информа­ции», которая ограничила это понятие исключительно изготовлением и (или) распространением «теле-, видео-, кинопрограмм, документальных и художественных филь­мов, а также относящихся к специальным средствам массовой информации информационных компьютерных файлов и программ обработки информационных текстов, содержащих скрытые вставки, воздействующие на под­сознание людей и (или) оказывающие вредное влияние на их здоровье».

Подводя итог сказанному, отметим, что злоупотребле­ние свободой массовой информации, разумеется, не может сводиться к использованию СМИ для совершения уголов­но-наказуемых деяний. Оно может также выражаться в пропаганде наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, в использовании скрытых вставок, воз­действующих на подсознание людей (имеются в виду так называемые технологии «двадцать пятый кадр» и «двой­ная запись»).

Все иные правонарушения, субъектом которых являет­ся редакция или учредитель СМИ, не могут считаться злоупотреблением свободой массовой информации. Так, нарушение законодательства о рекламе — в части, касаю­щейся времени, места и средств размещения рекламы (п. 3 ст. 30 Федерального закона «О рекламе») влечет ответствен­ность по законодательству не о СМИ, а о рекламе. Ст. 14.3. Кодекса Российской Федерации об административных пра­вонарушениях (КоАП РФ) устанавливает, что рекламода­тель, рекламопроизводитель и рекламораспространитель (обычно организации, осуществляющие выпуск СМИ, вы­ступают именно в этом качестве) несут ответственность за ненадлежащую рекламу или отказ от контррекламы. На­казание выражается административным штрафом на граж­дан в размере от двадцати до двадцати пяти МРОТ (мини­мальных размеров оплаты труда); на должностных лиц — от сорока до пятидесяти МРОТ; на юридических лиц — от четырехсот до пятисот МРОТ. Протоколы о подобных пра­вонарушениях составляют должностные лица органов го­сударственной инспекции по торговле, качеству товаров и защите прав потребителей, а рассматривают дела — анти­монопольные органы.

Примечательно, что Кодекс понимает под злоупотреб­лением свободой массовой информации исключительно использование скрытых вставок (ст. 13.15. КоАП РФ). Пропаганда наркотиков в СМИ представляет собой совер­шенно самостоятельный состав административного пра­вонарушения. Ст. 6.13. КоАП РФ устанавливает ответ­ственность за пропаганду либо незаконную рекламу наркотических средств, психотропных веществ или их прекурсоров. Предусмотренное Кодексом наказание — административный штраф на граждан в размере от двадцати до двадцати пяти МРОТ на должностных лиц — от сорока до пятидесяти МРОТ, на юридических лиц — от четырехсот до пятисот МРОТ с конфискацией рекламной продукции и оборудования, использованного для ее изготовления, или без таковой. Протокол об административном правонарушении составляют должнос­тные лица органов внутренних дел или МПТР, а дело рассматривается судьей.

Не может считаться злоупотреблением свободой массо­вой информации и распространение не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоин­ство или деловую репутацию гражданина, либо деловую репутацию юридического лица, если это не было сделано злонамеренно. Если ложность распространяемой инфор­мации была заранее известна виновному лицу и таким образом в его действиях имел место умысел, то налицо будет уголовно-наказуемое деяние — клевета, а при нали­чии неприличной формы — оскорбление. Но если умысел отсутствует, то налицо не нарушение законодательства, а нарушение субъективного права, причем, относящегося исключительно к сфере частного, а не публичного права. Вот почему судебное решение, обязывающее телерадио­компанию опубликовать опровержение, нельзя рассмат­ривать как доказательство юридического факта наруше­ния законодательства, а следовательно, как основание для применения мер ответственности, предусмотренных Феде­ральным законом «О лицензировании отдельных видов деятельности» ⁵.

Кумулятивный принцип в институте ответствен­ности за злоупотребление свободой массовой ин­формации. Институт ответственности СМИ за злоупот­ребление свободой массовой информации строится по кумулятивному принципу: если в течение 12 месяцев редакция неоднократно (два или более раз) нарушала требования ст. 4 Закона о СМИ и получала в связи с этим письменные предупреждения от регистрирующего орга­на, то последний вправе обратиться в суд с иском о прекращении деятельности СМИ. Причем тот же Закон предусмотрел, что все периодические печатные издания должны направлять в зарегистрировавшие их государ­ственные органы обязательные бесплатные экземпляры каждого своего выпуска (ч. 1 ст. 29). Это сделано для того, чтобы регистрирующие органы могли осуществлять мониторинг соблюдения законодательства о СМИ в дея­тельности редакций и своевременно реагировать, в част­ности, на случаи злоупотребления свободой массовой информации.

Чтобы обеспечить баланс интересов, Закон о СМИ (ст. 61) предусмотрел возможность обжалования редакцией выне­сенных регистрирующим органом предупреждений.

Что же касается практики применения правил ст. 4, то она весьма неоднородна и сравнительно невелика, хотя многочисленные случаи злоупотребления свободой массо­вой информации видны невооруженным глазом. В подав­ляющем большинстве случаев поводом для реагирования со стороны регистрирующих органов становятся публика­ции, свидетельствующие об использовании СМИ для раз­жигания национальной, религиозной и социальной розни. Причем, нередко регистрирующие органы не могут дать правильную юридическую оценку рассматриваемых мате­риалов. Как злоупотребление свободой массовой информа­ции они порой квалифицируют «формирование образа вра­га в лице Президента Российской Федерации», «призывы к саботажу экономической политики», «призывы к нега­тивной реакции», «разжигание межрегиональных отно­шений», «явно некорректные и в оскорбительном тоне суждения» в адрес судов и т.п. Наиболее характерный недостаток мотивировочной части предупреждений — ког­да анализу подвергаются не текст в целом, его смысл, направленность и возможное влияние на индивидуальное и общественное сознание, а отдельные слова и фразы, взятые в отрыве от контекста.

Практика работы по контролю за печатными и элект­ронными СМИ свидетельствует о том, что, как правило, нарушения допускают одни и те же субъекты. Так, редак­ции журнала «Русич», газет «Эрзянъ Мастор» и «Саф Ислам» неоднократно предупреждались о недопустимос­ти публикации материалов, нарушающих требования ст. 4 Закона о СМИ. Точно так же Мытищинская межрайонная типография дважды предупреждалась в 2000 году за тира­жирование экстремистских таблоидов «Русская правда» и «Русский хозяин», содержавших призывы к распростра­нению идей фашизма. В конце концов имевшаяся у типог­рафии лицензия была приостановлена.

Однако в общем массиве выявленных нарушений те, что связаны со злоупотреблением свободой массовой ин­формации, составляют чуть более десяти процентов. Сре­ди нарушений, допускаемых телерадиовещателями, пре­валируют такие как перерыв в вещательной деятельности на срок более трех месяцев, вещание без лицензии и скры­тая уступка лицензии. Есть и достаточно экзотические правонарушения. Так, Телекомпания «Авторские теле­визионные новости», осуществляющая вещание в Екатеринбурге, в мае 2000 года была замечена в использовании скрытых рекламных вставок, воздействующих на подсоз­нание телезрителей.

Механизм возложения ответственности за зло­употребление свободой массовой информации. Возьмем в качестве примера такой вид злоупотребления как использование СМИ для призыва к захвату власти, насильственному изменению конституционного строя.

Известно, что редакция газеты «День» в 1992—1993 гг. трижды (2 ноября 1992 г., 1 и 9 марта 1993 г.) получала официальные предупреждения регистрирующего органа именно в связи с подобными публикациями. 19 марта 1993 г. Мининформпечати РФ обратилось в Дзержинский районный народный суд Москвы с иском о прекращении деятельности «Дня». Зная, что рассмотрение гражданс­ких дел порой затягивается на годы, Министерство сразу же заявляло ходатайство о принятии мер по обеспечению иска в форме приостановления деятельности газеты до вынесения решения по делу. Право судьи принять такое решение с целью обеспечения иска закреплено в ч. 4 ст. 16 Закона о СМИ. Причем если редакция проигнорирует постановление о приостановлении, то это уже само по себе является по закону основанием для прекращения судом деятельности СМИ. (Кстати, на практике случаи приоста­новления деятельности СМИ по решению суда крайне редки, но намного чаще — не уполномоченными на то органами.)

Отклонение судом ходатайств Мининформпечати о при­остановлении деятельности газеты привело к тому, что «День» продолжал систематически нарушать Закон о СМИ в течение всего процесса. Участвовавший в деле прокурор также фактически поддерживал позицию «Дня». Макси­мум, чего удалось добиться Министерству, — это мирового соглашения: Мининформпечать отказалось от своего требо­вания прекратить деятельность газеты, а редакция «Дня» признала, что нарушала Закон о СМИ, и обязалась в даль­нейшем от этого воздерживаться. Мировое соглашение было утверждено определением судебной коллегии по гражданс­ким делам Московского городского суда от 7 сентября 1993г., однако опротестовано Генеральным прокурором России А.И. Казанником и отменено судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда Российской Феде­рации 26 ноября 1993 г. Новое слушание дела было назна­чено в Московском городском суде на 8 февраля 1994г., однако стороны на заседание не явились.

Одно из возможных объяснений неявки представителей Министерства таково: Мининформпечать России к тому времени было уже ликвидировано Указом Президента Рос­сийской Федерации от 22 декабря 1993г. №2255 «О совер­шенствовании государственного управления в сфере мас­совой информации», а в качестве его правопреемника был образован Комитет Российской Федерации по печати во гла­ве с Б.С. Мироновым, быстро позиционировавшим себя в качестве экстремиста шовинистического толка. В конце кон­цов суд решил оставить дело по иску о прекращении дея­тельности газеты «День» без рассмотрения.

Почему Министерству не удалось добиться большего? В немалой степени тому способствовала позиция прокура­туры, почти неизменно бравшей экстремистскую прессу на судебных процессах под свою защиту. Сказалось и отсут­ствие у судей опыта ведения подобных, граничащих с поли­тическими, процессов, которые особенно чутки к уровню профессионализма и беспристрастности судей. Иными сло­вами, для того чтобы в интересах сохранения гражданского мира использовать предусмотренные юридические проце­дуры, Мининформпечати не хватило умения, а правоохра­нительным органам — еще и желания.

Вина Министерства и в том, что оно не сумело иниции­ровать формирование судебной практики по делам о пре­кращении деятельности экстремистских изданий. Причем начинать следовало с самых оголтелых, оттачивая конк­ретные юридические толкования на ярких и предельно ясных примерах злоупотребления свободой массовой ин­формации и закрепляя их в судебных прецедентах. И хотя прецедентное право чуждо нашей юридической системе, однако судебная практика может быть действенным сред­ством формирования правоприменительной политики.

К сожалению, этого не сделано и по сей день. Вот почему и сегодня продолжают издаваться фашистские и другие эк­стремистские газеты, откровенно призывающие к захвату власти, насильственному изменению конституционного строя, разжигающие национальную, классовую, социальную, религиозную нетерпимость и рознь. Вот почему в самые напряженные моменты августа 1991 г. и октября 1993 г., когда страна находилась на грани гражданской войны, влас­ти бросались из крайности в крайность, то применяя к экст­ремистской прессе меры административного принуждения, то отменяя их и возвращаясь к либеральному курсу.

Так, в период максимального обострения политическо­го кризиса в октябре 1993 года, в условиях объявленного в Москве чрезвычайного положения Мининформпечать РФ в приказе №183 от 4 октября постановило «приостано­вить выпуск и распространение изданий, учредителями которых являются общественные объединения, принимав­шие участие в массовых беспорядках и иных противоправ­ных действиях в г. Москве, а также изданий, поддерживаю­щих противоправную деятельность этих объединений («Правда», «Советская Россия», «День», «Газета духовной оппозиции», «Рабочая трибуна», «Гласность», «Народная газета», «Русский порядок», «Русский вестник» и др.)».

Однако спустя десять дней, 14 октября, появился при­каз № 199, в котором речь шла уже не о приостановлении выпуска на период действия чрезвычайного положения, а о прекращении деятельности ряда газет. Правда, перечень их оказался несколько иным. Из старого списка остались «День», «Газета духовной оппозиции» (запасное название «Дня») и «Русский порядок». К ним прибавились «Русское дело», «Русское воскресенье», «Русские ведомости», «Рус­ский пульс», «За Русь!», «Наш марш», «Националист», «Русское слово», «Московский трактир», «Русский Союз», «К топору», поскольку «их содержание прямо направлено на призывы к насильственному изменению конституцион­ного строя и целостности государства, разжигание нацио­нальной, социальной нетерпимости и розни, пропаганду войны, что стало одним из факторов, спровоцировавших массовые беспорядки, имевшие место в Москве в сентябре-октябре 1993 г.».

К сожалению, должного эффекта все подобные меры не имели ни в тогдашних условиях чрезвычайного положе­ния, ни позднее — например, газета «День» продолжает и поныне выходить под названием «Завтра». Правда, Госкомпечати России пытался в судебном порядке добиться прекращения деятельности газеты «Завтра» в связи с не­однократными нарушениями ст. 4 Закона о СМИ. При этом вывод о неоднократности подтверждался двумя на­правленными газете предупреждениями в связи с публи­кацией статей «Партизанская весна», «Церебральный па­ралич Кремлевского мозга» и «Импичмент, суд, высшая мера!» (май—июнь 1998 г.). Однако ответчику удалось в судебном порядке добиться признания недействительным одного из предупреждений. Госкомпечати пришлось ото­звать свое исковое заявление.

Стимулировать активизацию борьбы с ультрарадикаль­ными СМИ был призван президентский Указ «О мерах по обеспечению согласованных действий органов государствен­ной власти в борьбе с проявлениями фашизма и иных форм политического экстремизма в Российской Федерации» от 23 марта 1995 года № 310. Однако, как отмечается в анали­тическом докладе Фонда И ИДЕМ «О формах и методах противодействия политическому экстремизму в России», подготовленном в 1998 году, реальная польза от указа была невелика. Выполнение поручений носило большей частью внутриорганизационный и во многом формальный характер, так и не была сформулирована четкая стратегия и тактика антиэкстремистской деятельности и не выра­ботана комплексная система действий государственных органов, скоординированных с институтами гражданско­го общества.

На этом фоне настоящими победами исполнитель­ной власти над экстремизмом выглядят датированные 1998 годом решения Тимирязевского и Останкинского межмуниципальных судов Москвы о прекращении дея­тельности газеты «Штурмовик» и признании недействи­тельным свидетельства о регистрации газеты «Русский порядок». В 1999 году по иску Северо-Кавказского регионального управления Госкомпечати Российской Федерации начата судебная процедура прекращения деятельности газет «Колоколъ» (г. Волгоград) и «Кубань лесная» (г. Краснодар).

Для реальной борьбы с политическим экстремизмом в СМИ есть и другие юридические средства помимо судеб­ной процедуры прекращения их деятельности. В частности, важным и практически не используемым инструментом является ст. 15 Закона о СМИ. Поскольку ни одно из экстремистских изданий не регистрировались в таком качестве, постольку, в принципе, есть возможность борь­бы с ними через механизм судебного признания свиде­тельства о регистрации недействительным как полученно­го обманным путем. Кроме того, экстремистские СМИ, как правило, не затрудняют себя должным оформлением правового статуса редакций. Но регистрирующие органы не обращают внимания на то, что по закону (ст. 20) им в обязательном порядке должны направляться редакцион­ные уставы всех без исключения СМИ. Наконец, закры­тые СМИ не могут быть перерегистрированы под новым названием (ст. 11), а если это им все-таки удалось, то есть основания для признания свидетельства о регистрации недействительным.

Экстремистские издания, как правило, «отрицают бур­жуазные законы» и потому зачастую игнорируют правила о выходных данных. Не последнюю роль играют и соображе­ния конспирации или «игры в подполье». В любом случае выпуск и распространение продукции СМИ без выходных данных, с неполными или ложными данными регулирова­лись ст. 1712 Ко АН РСФСР, которая предусматривала в том числе и конфискацию тиража. Точно так же они отрицают в большинстве случаев и правила, предусмотренные Феде­ральным законом «Об обязательном экземпляре докумен­тов». Поэтому работники Мининформпечати РФ в 1993 г. были вынуждены на собственные средства покупать газеты у музея Ленина, чтобы иметь возможность проанализиро­вать их содержание на предмет соответствия Закону о СМИ. Тем не менее ст. 1713 КоАП РСФСР предусматривала ответ­ственность за нарушение порядка представления обязатель­ных экземпляров.

Кроме того, регистрирующие органы могли бы, опира­ясь на требования ст. 35 Закона о СМИ, вынудить экстре­мистские СМИ постоянно, из номера в номер публиковать их разъяснения, комментарии, заявления и т.п., с осужде­нием противоправной деятельности соответствующей ре­дакции. Однако и такая практика на сегодня отсутствует, создавая благоприятные правовые условия для того, чтобы экстремистские СМИ безнаказанно продолжали свою раз­рушительную деятельность.

В то же время вопрос о совершенствовании правовых механизмов возложения ответственности за злоупотребле­ние свободой массовой информации представляется доста­точно актуальным. Прежде всего, отметим, что в действую­щем Законе о СМИ сама формулировка «прекращение деятельности средства массовой информации» представля­ется неудачной. Если вспомнить, что под средствами массо­вой информации Закон понимает «формы периодического распространения массовой информации», то становится ясна абсурдность использованной формулировки. Конечно, «фор­ма» не может «осуществлять деятельность». Бессмысленно говорить и о «прекращении деятельности формы». Выход из этой лингвистической бессмыслицы видится, во-первых, че­рез изменение понятия средства массовой информации, о чем будет сказано ниже, а во-вторых, через использование фор­мулы «прекращение (или запрещение) выпуска средства массовой информации».

Однако главное заключается даже не в этой лингвисти­ческой проблеме, а в том, что сам по себе институт прекра­щения деятельности (выпуска) средства массовой инфор­мации является не более чем способом табуирования названий СМИ. Пример с газетой «День» доказывает это весьма убедительно: в случае возникновения опасности учредитель непосредственно или опосредованно представ­ляет на регистрацию новое печатное издание под незначи­тельно измененным («Газета духовной оппозиции») или совершенно иным названием («Завтра»), и редакция на­чинает его выпуск. Следовательно, в отношении печатных СМИ такой метод борьбы с экстремизмом оказывается малоэффективным.

Другое дело — электронные СМИ. Существующая здесь система лицензирования, предусмотренная ст.ст. 30-32 За­кона о СМИ, непосредственно увязывает получение лицен­зии с фактом регистрации СМИ. Следовательно, прекраще­ние деятельности (выпуска) средства массовой информации автоматически влечет недействительность как свидетель­ства о регистрации СМИ (ч. 5 ст. 16), так и лицензии на вещание (ч. 2 ст. 31).

Кроме того, мы видим, что закрепленный в ст. 16 Закона о СМИ механизм возложения ответственности за злоупотребление свободой массовой информации оказы­вается крайне скудным по числу возможных санкций: предупреждение и прекращение. По аналогии можно представить Уголовный кодекс, в котором только два вида наказаний: общественное порицание и смертная казнь. Представляется, что в новой редакции Закона о СМИ следовало бы сохранить такую меру как прекраще­ние выпуска (запрещение выпуска) средства массовой информации только для исключительных случаев, ког­да, например, речь идет о выпуске экстремистской газе­ты, издаваемой группой физических лиц. В подавляю­щем большинстве случаев злоупотребление свободой массовой информации должно влечь наложение штрафа в порядке административного судопроизводства на орга­низацию, осуществляющую выпуск СМИ, и (или) на глав­ного редактора.

Именно такой механизм был применен законодателем к нарушениям законодательства о выборах. Так, ст. 408 КоАП РСФСР предусматривала, что нарушение правил проведе­ния предвыборной агитации влечет наложение штрафа на граждан в размере от десяти до двадцати пяти минималь­ных размеров оплаты труда, а на должностных лиц — от двадцати до пятидесяти минимальных размеров оплаты труда. Кроме того, ст. 4 Федерального закона «Об админис­тративной ответственности юридических лиц за нару­шение законодательства Российской Федерации о выборах и референдумах» от 06.12.1999 № 210-ФЗ предусматрива­ла за то же самое правонарушение наложение штрафа на организацию, осуществляющую выпуск СМИ, в размере от двухсот до пятисот минимальных размеров оплаты тру­да. В начале 2001 года появилось предложение еще более ужесточить ответственность за нарушение в СМИ правил предвыборной агитации «в связи с возникновением газет-однодневок и газет-двойников, а также волной грязных технологий, захлестнувшей избирательные кампании». Речь шла о внесении в Закон о СМИ поправки, которая позволяла бы прекращать деятельность средства массовой информации за нарушение правил предвыборной агитации ⁶. Разумеется, принятие такого предложения означало бы пренебрежение известным со времен античности и ясно прописанным в Конституции Российской Федарации прин­ципом «не дважды за то же».

В новом Кодексе Российской Федерации об администра­тивных правонарушениях от 30.12.2001 г. № 195-ФЗ пре­дусмотрена возможность одновременного возложения от­ветственности и на должностное лицо, и на юридическое лицо. Ч. 3 ст. 2.1. устанавливает, что назначение админист­ративного наказания юридическому лицу не освобождает от административной ответственности за данное правонаруше­ние виновное физическое лицо, равно как и привлечение к административной или уголовной ответственности физи­ческого лица не освобождает от административной ответ­ственности за данное правонарушение юридическое лицо.

Принципиально важным является здесь указание на виновность как юридического, так и физического лица. Отсутствие вины того или иного лица в совершении административного правонарушения исключает его ответ­ственность. Причем следует учитывать существование раз­личных форм вины: умысла и неосторожности. Админист­ративное правонарушение признается совершенным умышленно, если физическое лицо, его совершившее, во-первых, сознавало противоправный характер своего дей­ствия (бездействия), во-вторых, предвидело его вредные последствия и, в-третьих, желало наступления таких по­следствий или сознательно их допускало либо относилось к ним безразлично. Если лицо, совершившее правонаруше­ние, предвидело возможность наступления вредных по­следствий своего действия (бездействия), но без достаточ­ных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение таких последствий либо не предвидело возможности наступления таких последствий, хотя долж­но было и могло их предвидеть, то такое правонарушение признается совершенным по неосторожности.

Несколько иначе решается вопрос о виновности юриди­ческого лица. Оно признается виновным в совершении административного правонарушения, если будет установ­лено, что у него имелась возможность для соблюдения правил и норм, за нарушение которых предусмотрена административная ответственность, но данным лицом не были приняты все зависящие от него меры по их соблюде­нию. Данное правило в полной мере применимо и к организациям, осуществляющим выпуск средств массо­вой информации.

[1] Дайси A.B. Основы государственного права Англии. СПб, 1891. С. 186.

[2] Судебная палата по информационным спорам при Президенте Рос­сийской Федерации была образована Указом Президента Российской Фе­дерации от 31 декабря 1993 г. № 2335 «О Судебной палате по информаци­онным спорам при Президенте Российской Федерации» и ликвидирована Указом Президента Российской Федерации от 1 сентября 2000 г. № 1606 «Об изменении и о признании утратившими силу некоторых актов Прези­дента Российской Федерации в связи с формированием Администрации Президента Российской Федерации».

[3] Судебная палата по информационным спорам. Нормативные акты. Комментарии. Обзор практики. М., 1995. С. 105—106.

[4] Цит. по: М. Glenn Abernathy, Civil Liberties Under the Constitution. NY} Toronto, 1970. P. 355—357.

[5] Лицензирование телерадиовещания было изъято из Федерального закона «О лицензировании отдельных видов деятельности» в редакции одноименного Федерального закона от 8 августа 2001 г. № 128-ФЗ.

[6] Гусева Д. ЦИК намерен приструнить прессу // Время МН. 2001. 16 февраля.

Date: 2015-10-22; view: 1407; Нарушение авторских прав