Обречен на стороннее наблюдение

Участие, которое мне суждено было принять после отставки с поста начальника штаба группы армий фон Рундштедта в наступлении на Западном фронте, было настолько незначительным, что в этих воспоминаниях можно было бы на нем вовсе не останавливаться. Если я, тем не менее, делаю это, то в первую очередь затем, чтобы отдать долг благодарности подчиненным мне храбрым войскам и их выдающимся подвигам. А кроме того потому, что действия XXXVIII корпуса после успешного прорыва французских позиций на Сомме могут послужить примером организации преследования, проводившегося от Соммы через Сену до Луары, во время которого наши войска не давали противнику прийти в себя до тех пор, пока он не был окончательно разгромлен.

В те месяцы, когда другие продолжали работать над воплощением в жизнь замыслов, которые я отстаивал, передо мной была первоначально поставлена скромная задача ожидать, пока в Штеттине[106]не будет сформирован штаб моего XXXVIII корпуса и входящего в его состав батальона связи. Время от времени я получал задания инспектировать на местах ход формирования новых дивизий в Померании и Позене[107].

10 мая 1940 г. в Лигнице, куда я приехал на пару дней в отпуск, я по радио услышал о начале немецкого наступления. Естественно, все мои мысли и горячие пожелания были в последующие дни с нашими войсками, наносившими удар через Арденны. Удастся ли нам быстро продвинуться через Люксембург и прорваться через бельгийские укрепления по обе стороны от Бастони до того, как сюда подойдут крупные силы французов? Будет ли возможно продолжить безостановочное наступление танков и форсировать Маас у Седана, тем самым обеспечив окружение северного фланга противника? Но одновременно, как это нетрудно понять, голову мою переполняли не совсем приятные мысли об инстанции, в такой момент сославшей меня далеко в тыл, в то время как на Западе осуществлялся план, за который я так долго и настойчиво боролся.

10 мая вечером прибыл приказ, согласно которому штаб XXXVIII корпуса переводился «вперед» в Брауншвейг. 13 мая я оттуда направился в Дюссельдорф, где мы поступили в распоряжение штаба группы армий «Б». В последующие дни у меня не было других занятий, кроме как в качестве праздношатающегося осматривать взятые штурмом мощные бельгийские позиции на Маасе у Маастрихта и на канале Альберта, а также захваченный в результате внезапного нападения, оборудованный по последнему слову техники форт Эбен‑Эмаель[108](дальнобойные бельгийские батареи в это время еще продолжали вести огонь). Кроме того, я узнавал в штабе группы армий и в штабе 6‑й армии о ходе операций. То, что я там услышал, свидетельствовало об отсутствии ясного представления о замыслах противника. ОКХ, по‑видимому, также еще не имело таких сведений и отделывалось молчанием относительно своих дальнейших оперативных планов. Оно ограничилось исключительно продлением на северо‑запад разграничительной линии между группами армий.

16 мая корпус был переподчинен штабу группе армий «А». На следующий день я представился в Бастони – теперь уже в роли командира корпуса – моему бывшему командующему генерал‑полковнику фон Рундштедту. Он, так же как и мой преемник, генерал фон Зоденштерн, и весь состав моего старого штаба, сердечно приветствовал меня, и только здесь я услышал, как успешно прошло наступление через Арденны и Маас. Наш корпус должен был войти в состав 12‑й армии, которая имела задачей продолжать наступление на Запад, к нижней Сомме, в то время как новая 2‑я армия должна была быть введена в прорыв фронтом на юго‑запад между 12‑й и 16‑й армиями.

Прибыв в штаб 12‑й армии, я тотчас стал свидетелем вмешательства Гитлера в руководство операциями сухопутных войск. Поступил приказ, отданный ОКХ по распоряжению Гитлера, согласно которому танковая группа Клейста должна была продвигаться только до Уазы. 12‑й армии было приказано повернуть на юго‑запад и перейти к обороне. 2‑я армии была поставлена теперь задача действовать между 4‑й и 12‑й армиями, наступая дальше на Запад. Приказ мотивировался тем, что фюрер ни при каких обстоятельствах не желал допустить, чтобы хотя бы временная неудача немцев дала повод для подъема духа французского народа, который к тому времени уже был сильно подавлен. Он опасался такой неудачи, если 12‑я армия, как было ранее предусмотрено, продолжала бы наносить удар дальше на Запад, к нижней Сомме, и при этом должна была бы отражать контрнаступление французских войск с южного направления западнее Мааса, направленное ей во фланг.

Здесь уже государственный деятель или даже партийный политик стал вмешиваться в дела полководца. С одной стороны, было ясно, что приостановка наступления танковой группы фон Клейста на Уазе таила в себе опасность упустить решающую победу над войсками противника в Северной Бельгии, которым эта группа как раз должна была выйти в тыл. С другой стороны, приказ предусматривал, что 12‑я армия должна перейти к обороне фронтом на юго‑запад, а это означало отказ от инициативы в районе между Маасом и Уазой. В действительности же крупного контрнаступления от французов в то время нельзя было ожидать. Противнику, по крайней мере, по мнению командования группы армий «А», нужно было еще около недели, чтобы подтянуть необходимые для контрнаступления силы. И это в том случае, если он вообще еще думал о таких планах. А ведь именно прикрытие южного фланга путем наступления с нашей стороны и нанесение удара в направлении на нижнюю Сомму являлись одним из центральных пунктов предложений о проведении операции, с которыми группа армий зимой неоднократно обращалась в ОКХ.

Теперь оказалось, что хотя Гитлер и не обладал смелостью временно взять на себя риск на правом фланге наступающих немецких войск, он уже осмеливался давать от своего имени указания о проведении локальных операций сухопутных войск.

Если он в то время еще мог обосновывать свое вмешательство в руководство операциями вероятностью, хотя и временной, неудачи, то это объясняется, возможно, тем, что ОКХ, вопреки прежним предложениям группы армий, не ввело своевременно в прорыв 2‑ю армию, как только передовые части наступающих немецких войск форсировали Маас, будь то между 4‑й и 12‑й армиями для продолжения наступления на нижнюю Сомму или между 12‑й и 16‑й армиями для наступления на юго‑запад между Маасом и Уазой. Недостаточная ширина фронта для введения в первый эшелон новых дивизий не могла быть причиной для этого. Ведь в первую очередь было необходимо иметь для руководства войсками на этих обоих лишь по необходимости противоположных направлений единый общий армейский штаб. Тогда введение в бой новых дивизий было бы своевременным и согласовывалось бы с расширением зоны операций. Этот пример еще раз дает возможность утверждать, что оперативный план никогда не осуществляется в полном объеме, даже когда для отклонения от него не существовало веских причин. Такое мнение может себе позволить автор этого плана, претворение в жизнь которого было передано в руки других людей.

Если это вмешательство Гитлера (в противоположность приостановке наступления танковой группы фон Клейста под Дюнкерком) и не привело к серьезным оперативным последствиям, то все же поставленная им перед 12‑й армией задача на оборону позволила противнику создать новую укрепленную линию по реке Эн. Во второй фазе наступления ее пришлось взламывать в ходе тяжелых боев. Возможность окончательно дестабилизировать фронт противника на этом решающем участке путем дальнейшего развития удара была утеряна без каких‑либо видимых причин. А ведь именно в этом, наряду с окружением войск на северном фланге противника, состояла одна из основных идей нашего предложения о проведении операции, предусматривавшего при любых обстоятельствах переход ко второй фазе наступления.

Между тем штаб моего корпуса был переведен в Люксембург, в живописный небольшой городок Клерф. Теперь мы уже не были сторонними наблюдателями, а получили приказ принять руководство над переброской нескольких дивизий из числа следовавших за 2‑й армией. Не очень почетная задача в тот момент, когда обозначалось поражение северного фланга противника.

В эти дни я получил сообщение, что мой шурин, Эгберт фон Лёш, командир бомбардировочной эскадрильи[109], пропал без вести под Брюсселем. Эгберт, младший брат моей жены, долго жил вместе с нами в Дрездене и Магдебурге, где он посещал школу. Моя жена его особенно любила, и мы относились к нему, как к сыну. Его молодая жена в то время жила у нас в Лигнице. Она, мать и моя жена долгие недели мучились, не получая от него известий и беспокоились: долгое время ничего не было известно о том, что случилось с самолетом, который вел Эгберт, а также о судьбе его экипажа. Можно было только с уверенностью сказать, что он был сбит во время атаки эскадрильи, которой командовал Эгберт. Только после кампании во Франции я смог навести более точные справки. После долгих поисков обломки самолета были найдены в окрестностях Брюсселя. Расспросы местных жителей показали, что самолет был подбит, видимо, огнем зенитной артиллерии при переходе в пикирующий полет. Двум членам экипажа удалось выпрыгнуть с парашютом. Один из них был убит бельгийскими солдатами еще в воздухе, другой после приземления. Мой шурин и четвертый член экипажа или погибли от зенитного огня, или разбились вместе с самолетом. Эгберт фон Лёш, одаренный юноша, был особенно любим нами. Высокий, стройный блондин, с красивыми выразительными глазами, он имел очень привлекательную внешность. Его душа была открыта всему прекрасному и доброму – все это соединялось в этом человеке, который очаровывал всех, знавших его. Обладая высоким развитием, он был отличным офицером, любившим свое дело. На случай своей смерти он оставил следующее письмо в эскадрилье: «Я прошу меня не оплакивать. Я – идеалист и умираю так же счастливо, как и жил. Более прекрасной для меня жизни на земле нет. Жаль только, что я больше не смогу служить Отечеству – и потерян для моей жены. Об этом я буду думать в последние минуты моей жизни».

25 мая корпус получил задачу сменить XIV моторизованный корпус, который генерал фон Клейст вместе с 9‑й танковой и 2‑й мотопехотной дивизиями оставил для прикрытия своего тыла в нижнем течении Соммы, на участке Абвиль – Амьен. 27 мая смена была произведена.

К этому времени в нижнем течении Соммы не было устойчивых фронтов. XIV моторизованный корпус вместе со 2‑й мотопехотной дивизией (которую должна была сменить подходившая 57‑я пехотная) удерживал плацдарм в районе города Абвиль на левом, южном берегу Соммы. 9‑я танковая дивизия имела ту же задачу у Амьене. А между этими городами на всем протяжении Соммы располагались лишь патрули. Однако и противник не был в состоянии выделить достаточно сил для создания нового фронта за нижним течением Соммы. Перед нашим плацдармом у Амьена стояла, по‑видимому, одна французская колониальная дивизия и английские части, у Абвиля – одна английская дивизия.

Приказ гласил – удерживать плацдармы. 9‑я танковая и 2‑я мотопехотная (которая должна была быть сменена у Абвиля) дивизии пока оставались в качестве мобильного резерва севернее Соммы. Но затем они – что было совершенно правильно – были сосредоточены, чтобы принять участия в решающих боях у побережья Ла‑Манша.

Генерал фон Витерсгейм, командир XIV моторизованного корпуса, сказал мне, передавая приказ, что он не ожидает каких‑либо крупных операций со стороны противника. Через час после его отъезда пришло донесение о яростных атаках противника на обоих плацдармах. И там, и там появились также крупные танковые части противника. К вечеру обе атаки были отбиты. У Амьена было подбито несколько тяжелых французских танков, у Абвиля – 30 английских легких и средних танков. Здесь только один солдат – Бринкфорт – из расчета противотанкового орудия подбил 9 вражеских танков. Он был первым рядовым, награжденным (по моему представлению) Рыцарским крестом.

По моему мнению, войска противника, атакуя на этом участке фронта, имели целью либо своими действиями облегчить положение северного фланга, находившегося под угрозой окружения, либо это были попытки создать новый фронт в нижнем течении Соммы. В отношении нас возникал тот же вопрос, что я уже раньше ставил в связи с приказом Гитлера о действии 12‑й армии. Надо ли было – как значилось в приказе – и на нижней Сомме вести оборонительные бои или следовало пытаться сохранить инициативу за собой?

Оборонительная тактика, которая, судя по всему, была предписана XIV моторизованному корпусу, дала бы противнику – в этом не было сомнения – возможность создать на нижней Сомме новый сильный фронт обороны. Кроме того, в этом случае возникла бы проблема с удержанием плацдармов в районе Абвиля и Амьена, т. к. противник подтянул бы сюда дополнительные силы. Обе мотопехотные дивизии, оставленные в качестве резерва севернее Соммы, очень мало подходили для действий на этом плацдарме. Для усиления обороны плацдарма они были абсолютно не нужны. А для проведения контратаки их можно было бы использовать только в том случае, если бы противник ликвидировал бы наши плацдармы, разбил находящиеся там дивизии, а затем перешел бы Сомму.

Я не раз доказывал командующему 4‑й армией, штабу которой мы были подчинены, что мы теперь должны силами двух мотопехотных дивизиями (или после их смены – двух пехотных дивизий) внезапно форсировать Сомму на участке между обоими плацдармами с тем, чтобы охватить с флангов части противника, наступающие на плацдармы, и разгромить их. Мне казалось, что лучше вести корпусом маневренный бой южнее, т. е. перед рубежом Соммы, до тех пор, пока не будет закончено сражение в Северной Бельгии и можно будет продвинуть наш северный фланг через нижнюю Сомму. Наша цель должна была состоять в том, чтобы удержать этот участок и не дать противнику создать сплошной фронт на Сомме. В этом случае нельзя было отрицать, что при таком ведении операций корпус – поскольку он останется один южнее Соммы – может оказаться в трудном положении. Но надо было идти на этот риск, чтобы избежать в интересах дальнейшего ведения операции тяжелых боев против укрепившегося на Сомме противника.

К сожалению, командующий 4‑й армией не принял эти наши неоднократно выдвигавшиеся предложения. Он не выделил нам для этой операции дивизий из второго эшелона, которые предназначались для форсирования реки (объяснялась ли его позиция собственным решением или решением ОКХ, – мне неизвестно), и мы были вынуждены вести оборонительный бой на обоих плацдармах. Противник, следовательно, имел возможность создать сплошной фронт вдоль Соммы между плацдармами. По обычным понятиям, известна оборона за рекой или удержание ее с помощью прочных плацдармов. Но ни в каком учебнике нет сведений о том, что бой может вестись подвижно и перед рубежом реки.

В последующие дни противник продолжал атаковать наши позиции на обоих плацдармах. У Амьена в ряде случаев возникала серьезная ситуация. Однако, посетив войска, я убедился, что здесь все было в порядке. Особенно успешно отражал атаки 116‑й пехотный полк (под командованием моего полкового товарища по 3‑му гвардейскому полку, впоследствии генерала – [Фридриха] Херрлейна).

29 мая возник серьезный кризис на плацдарме у Абвиля. 2‑ю мотопехотную дивизию сменила здесь не имевшая еще боевого опыта 57‑я пехотная, которая еще не отдохнула от напряженных маршей. Атака, предпринятая вскоре противником, поддержанная английскими танками, привела на отдельных участках к прорывам и принесла нам большие потери, в т. ч., как позже выяснилось, также и пленными. Я сам выехал в Абвиль, где мне пришлось остановить и вернуть на фронт батальон, который оставил свои позиции на основании ложно понятого приказа и уже проходил через город. В конце концов, на фронте дивизии удалось восстановить положение.

Так как генерал фон Клюге в создавшейся тяжелой обстановке оставил на наше усмотрение даже решение об оставлении плацдармов, он отклонил наше повторное предложение форсировать Сомму по обе стороны Абвиля силами вновь прибывших 6‑й и 27‑й дивизий, с тем чтобы взять в клещи наступавшие там части.

Было ясно, что ОКХ намерено избегать любых наступательных операций до тех пор, пока не будет закончена битва в Северной Бельгии и не появится возможность провести «планомерное» развертывание сил против создаваемого сейчас неприятельского фронта.

Было также ясно, что противник не преминет воспользоваться этой передышкой, чтобы подтянуть резервы и создать новый фронт от конечного пункта линии Мажино в районе Кариньяна до устья Соммы. Между Уазой и Маасом Гитлер сам упустил инициативу и тем самым облегчил противнику создание фронта по реке Эн. Наше командование отказалось теперь также от попытки сохранить за собой инициативу на фронте южнее Соммы.

Date: 2015-09-22; view: 287; Нарушение авторских прав