Папа бросает бумеранги, а невеста сводит счеты с женихом

Когда я закончил, папа долго сидел, обхватив голову руками. Потом сказал: — Хорошо, что о вас заботились, чтобы беды не вышло. Хорошо. Стас осторожно спросил: — Так ты нам веришь, пап? — Верю, — торжественно сказал папа. — Но больше никто не поверит. Даже мама. Доказательств-то нет, машина времени улетела… — А Шидла? — Что? — Ну, сфинкс наш. Он ведь живой… ну, не совсем живой, но и не совсем мертвый. Он в музее лежит. Папа подскочил и испустил сдавленный вопль. Потом ловко метнул в Стаса его одежду, а в меня — мою. — Бежим в музей, чтобы быстрее сфинкса увидеть, чтобы первооткрывателями стать. В окно лезем, чтобы мама не услышала, чтобы обяяснять не пришлось… — папа набрал полную грудь воздуха и торжественно закончил: — чтобы не задерживаться! В таком состоянии папа для споров не приспособлен. Мы со Стасом быстро одели свои обноски и вслед за ним выпрыгнули в окно. Папа стоял на тротуаре, приплясывая от нетерпения. Одет он был лишь в штаны от трико, пузырящиеся на коленях, и тапочки на босу ногу. Но это его не смущало. — Бежим, — велел папа, и мы побежали. Нами овладел азарт: здорово все-таки будет вновь увидеть Шидлу, пусть и в засушенном состоянии. — А ключ от музея у нас, — похвастался Стас. — Вот. Можно сторожа не беспокоить, через служебный ход пройти. — Знаю, что у вас, — на бегу ответил папа. — Как бы вы иначе в музей попали. Думаете, папа у вас совсем дурак? Папа по детски подпрыгнул на бегу и торжествующе закончил: — Нетушки! Не совсем! Дальше мы бежали молча. Войдя в музей, папа сразу защелкал выключателем, но свет не горел. — Наверное, из-за старта машины времени все пробки перегорели, — предположил Стас. — Возможно, возможно, — рассеянно сказал папа. Он двинулся в темноту, а мы пошли следом, ориентируясь по его шагам. Но папа пошел не в египетский зал, а в зал девятнадцатого века. Там он снял с экспозиции керосиновую лампу, быстрым шагом направился в свой зал доисторического периода и вытащил из шкафа графин с маслянистой жидкостью. Мы знали, что на графине написано: «Нефть». — Нефть, нефть… — раздраженно сказал папа. — Где я им нефть найду? У нас не Баку и не Уренгой. Керосин тут… Но это даже хорошо. Быстро заправив лампу, папа с поразительной ловкостью высек искру кремнем и куском железного колчедана, лежавшими под табличкой: «Огонь — друг первобытного человека.» Когда стало светло, мы с облегчением вздохнули. Все-таки, в темноте как-то неуютно. Тем более, что у меня вдруг возникло гнетущее предчувствие. Что-то мы забыли. Что? — Костя, а чего мы забыли? — вдруг спросил Стас. Я даже не удивился и просто пожал плечами. Вслед за папой мы спустились в запасник. И сразу же увидели среди каменных обломков бедного сфинкса, валявшегося лапами кверху. Поставив керосиновую лампу на пол, папа присел возле Шидлы. Бережно перевернул его в нормальное положение, на лапы, отряхнул пыль и каменное крошево. — Видели бы сфинксы, как бережно люди к ним относятся! — с гордостью сказал мне Стас. Я кивнул. — Наконец-то, — прошептал папа. — Так вот ты какой, инопланетянин! — Это не ино… — пискнул было Стас. И замолчал. Действительно, Шидла ведь был не только пришельцем из будущего, но и инопланетянином! Сбылась папина мечта! Минуту мы стояли в тишине, пока папа ощупывал, обнюхивал и осматривал Шидлу. Потом он повернулся к нам и виновато спросил: — Исследовать вы его не дадите, да? — Не дадим! — хором ответили мы. Потом я пояснил: — Он ведь живой! Он в будущем оживет! А Стас укоризненно добавил: — Шидла нам жизнь спас, папа! И домой помог вернуться! Тяжело вздохнув, папа поднялся, окинул взглядом зал. От керосинки по стенам бегали причудливые тени. — Полиглоты, зачем оружие-то со стен сняли? — Укоризненно спросил папа. — Только не говорите, что это не вы — не поверю! Действительно, на стене больше не было древнеегипетских дротиков. И бронзовый меч, лежавший в застекленной витрине, исчез… — Папа, ты конечно не верь, но это не мы, — сказал Стас. — Да? — Да. Мы со Стасом посмотрели друг на друга. И вдруг, мгновенно, поняли. Фараон! На его руках были браслеты-оживители! А папа щелкал дистанционным пультом. Значит… Мы повернулись к саркофагу. Неменхотепа там не было. — Выходит, нам тогда не показалось! — непонятно чему обрадовался я. — Папа, только не пугайся, — деревянным голосом сказал Стас. — По музею бродит ожившая мумия. — Что? — папа неуверенно улыбнулся. — Шутите, колумбы? — Она всего одна, — неуверенно сказал Стас, словно даже в этом вопросе испытывал сомнения. — Бедный, напуганный, маленький фараончик. Из темноты, словно укоряя Стаса за неискренность, со свистом вылетел дротик. Брошенный меткой рукой и с недюжинной силой, он проделал в волосах Стаса аккуратный пробор, и глубоко вонзился в кирпичную стену. Стас ошалело заморгал, явно удивленный тем, что еще жив. — Кто кидается в моего сына дротиками? — строго спросил папа. Потом принял позу танцующего павлина из индонезийской народной борьбы башкахана, и добавил: — Чтобы убить. — Это фараон-н-н! — плаксиво сказал Стас и сел на пол. Маленький он все-таки, не выдержали нервы, подумал я, садясь рядом. А из темноты гордо вышел Владыка Верхнего и Нижнего Египта, четырехкратный победитель в гонках на колесницах, фараон Неменхотеп IV. Он похорошел. Браслет не только оживил его, но еще и исцелил от туберкулеза и, наверное, от десятка других мелких болезней. На щеках играл здоровый румянец, в глазах поблескивали задорные искорки. — Мерзкие слуги Сета! — заорал фараон, потрясая оставшимся дротиком. Меч был заткнут у него за пояс. — Вы обманом бросили меня в кипящее масло! Вы заточили меня после смерти в подземелье, без придворных, слуг и жен! И вот сейчас я вас убью! Вряд ли папа понял всю эту речь, произнесенную, естественно, на древнеегипетском. Но последнюю фразу понял точно. «Зап ук кизнец!» — часто кричали мы со Стасом друг другу. «Я тебя убью!» Но мы же кричали понарошку, а фараон — нет! — Послушайте, мы же интеллигентные люди, — начал по-русски папа. — Я — археолог, вы — фараон. Мы сможем договориться… — А вот и Сет, — не слушая папу, удовлетворенно сказал фараон. — Вначале убью твоих прислужников, потом — тебя. Подумав, фараон добавил: — Чтобы Осирис меня похвалил. Интонацию папа понял. Он затравленно огляделся, потом сказал нам со Стасом: — Быстро — в японский зал. Я прикрою. Нас долго упрашивать не пришлось. Мы на четвереньках бросились по лестнице. На ходу я подумал, что папа выбрал японский зал, потому что там очень трогательные картинки на стенах, и обстановка умиротворяющая. Ошибся я. Плохо знал папу. Вслед нам несся шум. Фараон все-таки боялся в открытую броситься на самого Сета, зато осыпал папу угрозами. Хорошо еще, что папа их не понимал. Подхватив фонарь, он отступал следом за нами, и, надеясь, что фараон угомониться, успокаивающе приговаривал: — Я всегда уважал фараонов. Мы можем договориться, как интеллигенты. Все будет хорошо… Фараон шел за папой, махая дротиком и распаляя себя выкриками. Я вдруг очень четко понял: не угомонится. Самостоятельно не угомонится. — Надо милицию вызвать, — прошептал я Стасу, поднимаясь на ноги. — А что скажем? В египетском зале фараон с дротиком бегает? Они не приедут, они скорую пришлют. А врачей жалко, даже психиатров. Им в двадцать пятом веке столько работы предстоит… — Давай скажем, что пьяный хулиганит, папу убить грозится, — с неожиданной дрожью в голосе сказал я. — Не поможет, — заявил Стас. — Он иностранец. У него дипломатическая неприкосновенность. Папа с фонарем и фараон с дротиком вошли в японский зал. Взглянув на фараона, я понял — тот на грани. Сейчас взорвется. — А что с ним милиция может сделать? — спросил я Стаса. — Выслать, — неуверенно предположил тот. — Куда? В Древний Египет? Стас вдруг разразился истерическим хохотом. Это спасло папу. Фараон как раз замахнулся, чтобы пронзить его дротиком, но от неожиданного звука рука у него дрогнула, и смертоносное оружие вновь пролетело над нами. — Ты опять хочешь убить моего младшего сына?! — заорал папа, и взмахнул ногой. С нее слетел тапочек и врезал фараону по глазу. Тот взвыл и отскочил в сторону. Я-то понял, что папа вовсе не замышлял такой хитрый финт, он просто хотел продемонстрировать удар Ека-гири. Но фараон этого не знал. Теперь он с опаской поглядывал на оставшийся у папы тапочек, ожидая нового нападения. Меч фараон вытащил из-за пояса и крепко сжал в руках. — Конец тебе, фараон, — ледяным голосом сказал папа. Подошел к одной из витрин и грохнул кулаком по стеклу. Стекло не разбилось. Тогда папа просто выдвинул из-под стекла деревянный лоток и небрежно сгреб с него что-то. Сюрикены! Я вспомнил, что именно здесь хранилось смертоносное оружие ниндзя, и затаил дыхание. А фараон, почуявший неладное, побежал к папе, крутя меч над головой. — Ий-я! — крикнул папа и по очереди метнул в фараона всю горсть сюрикенов. Метнул просто шикарно, всеми возможными способами: навскидку, через плечо, с замахом от живота, а под конец, уворачиваясь от меча, в падении. Все сюрикены нашли цель и вонзились в фараона. Концы сюрикенов торчали из Неменхотепа IV, как иглы из ежа. Фараон слегка покачивался, но еще стоял. В шоке, наверное. Папа медленно поднялся с пола, в глазах его были слезы. — Прости, фараон, — прошептал папа. — Так получилось… Неменхотеп поднял руку, и вынул изо лба сюрикен. Задумчиво осмотрел его, и бросил на пол. На лбу появилась капелька крови, и все. Даже дырки не осталось. Потом фараон встряхнулся, как мокрая кошка, и сюрикены осыпались на пол. Папа сразу прекратил сокрушаться. — Оживитель! — заорал я. — Он еще включен! Стас, доставай! Он уже и сам понял. Вытянул из кармана пульт, поглядел на переключатель и горестно закричал: — Включен! Неменхотеп неуязвим! — Так выключайте, чтобы уязвимым стал! — крикнул нам папа, отбегая обратно к экспозиции японского оружия. Ему предстоял еще один бой. Но, между прочим, по своей вине: кто просил его щелкать переключателем? А если бы у нас в карманах лежали портативные атомные бомбы? Никогда нельзя нажимать на кнопки, если не знаешь, какой получишь результат! Стас послушно выключил оживитель. И фараон, на мгновение остановившись, замотал головой. Почувствовал, видимо. Но все же крикнул в потолок: — Слава тебе, о, Осирис, сделавший тело мое прочно-неуязвимым против ударов Сета! Папа тем временем вооружался. Он взял в правую руку кусари-чигирики, в левую — тонфу. Грозно потрясая кусарями, произнес: — Последний раз предупреждаю тебя, фараон… Но Неменхотеп не стал его слушать. Он ринулся в атаку. И закипела жестокая битва. Вначале побеждал папа — за счет экзотичности своего оружия и удивления фараона, который почувствовал боль от ударов. Папа два раза сяездил Неменхотепу по голове тонфой — это напоминало разборку американского полицейского с гаитянским эмигрантом. Потом удачно набросил кусари-чигирики на ноги фараона и свалил его на пол. Но и Неменхотеп оказался бойцом не промах. Ударом меча он перерубил цепь на кусарях-чигириках, и папа остался с древком, на котором болтался обрывок цепи. Другая часть цепи вместе с грузиком вдребезги расколотила древнюю вазу, лишь неделю назад отреставрированную мамой. — Па-па, па-па! — скандировали мы со Стасом. Папа и фараон сражались. Неменхотеп еще раз получил тонфой по голове, а это очень больно. Американские полицейские не зря свои дубинки с них скопировали. Но, видимо, ожив, фараон получил огромный запас сил. Он махал мечом как заведенный, а от ударов лишь морщился, но не отступал. — Анубисга гордак векп фараонга!^[34] — крикнул я в надежде отвлечь его. Но Неменхотеп лишь начал скверно ругаться. Когда он окончательно прижал папу к стене, а мы со Стасом готовы были разреветься, папа вновь продемонстрировал виртуозное мастерство. Он с жутким воплем бросил себе под ноги какой-то кулечек, и по глазам резанула яркая вспышка. Когда мы вновь прозрели, папы уже не было, а Неменхотеп бродил по кругу, растирая слезящиеся глаза и ругаясь уж совершенно неприлично. Я даже не ожидал, что древнеегипетский такой богатый. Временами, делая просвет между непристойностями, фараон выкрикивал: — Где ты, мерзкий Сет! Ну дай мне намотать твои кишки на твою голову! Ну дай мне потоптать тебя ногами, осквернитель гробниц! — Каких гробниц? — возмутился Стас. Тут фараон услышал его, и кровожадно улыбнулся: — Ладно, я пока изрежу на кусочки твоих прислужников! Мы с братом со страху прижались друг к другу. Но папа отозвался — из соседнего зала, австралийского. — Я здесь, любимая, приходи, чтобы я поцеловал тебя! Это было одно из немногих известных папе египетских предложений. Мама научила. Но фараон воспринял папины слова уж совершенно ужасно. Он заорал такое, что я вначале ничего не понял, а потом обрадовался, что не понимал. Фараон высоко поднял меч и бросился в австралийский зал. Мы — следом. — Последняя битва, — дрожащим голосом произнес Стас. Я не ответил. И так было ясно, что сейчас все решится. Папа стоял в самом конце зала. В руке у него был боевой бумеранг из железного дерева. За резинкой трико — еще один. Фараон бежал на папу, как носорог на аборигена. Папа отвел руку и небрежно бросил бумеранг. Тот с жужжанием разрезал воздух и стукнул фараона по лбу. Неменхотеп недоуменно крякнул, и сел на корточки. — Браво! — закричал я. — А почему бумеранг не вернулся? — поинтересовался Стас. Папа повернулся к нам и гордо пояснил: — Бумеранги возвращаются, только если промажешь. А боевые бумеранги не возвращаются вообще. Фараон неуверенно привстал. Папа, не целясь, метнул второй бумеранг. — А почему боевые не возвращаются? — полюбопытствовал Стас. — Видишь ли, это связано с аэродинамикой… — повернувшись к Стасу, начал папа. — Этот бумеранг был неправильный. Или не боевой. Он вернулся. Тюкнутый в затылок бумерангом, папа тоже сел на корточки. Он слабо мотал головой, но остальные члены у него не двигались. Фараон доковылял до папы и высоко занес бронзовый меч. — Сейчас убью тебя, потом — твоих прислужников, — сообщил он. Я схватил стоящий в углу зала веник — ну хоть чем-то надо запустить во врага. Но тут из-за спины послышался совершенно ледяной голос: — Неменхотепшиша!^[35] Удивленный фараон обернулся. Мы тоже. За нами стояла мама… С мумми-бластером в руках! — Получай, женишок, — сказала она по-русски, нажимая на спуск. Музей озарился голубым сиянием, запахло озоном и жареным мясом. Фараон, не выпуская меча, рухнул на пол. — Ма-ма-ма-мама! — взвизгнул Стас. — Так, так, так ты… ты… — Линка, — голосом мумифицированного фараона произнес я. — Мама. Хайлине. Мама, Членораздельные звуки давались нам с трудом. В отличии от папы. Он тоже все понял — все-таки чтение фантастики даром не проходит. — Ты в музей пошла, чтобы за нами следить, чтобы фараона убить, чтобы с женихом расквитаться, чтобы нас с детьми спасти… — папа глотнул воздух и с незнакомой интонацией продолжил: — Потому что ты была его невестой, потому что в Древнем Египте родилась, потому что тебя наши дети спасли, потому что они тебя в Ташкенте оставили, потому что ты всю жизнь узбечкой притворялась, потому что знала все наперед, потому что специально пацанов древнеегипетскому учила… — Потому что я вас люблю, — просто сказала мама, пряча в карман бластер. И тут мы с братом не выдержали, и бросились ее обнимать. А Стас завопил: — Я же говорил, что мы найдем тебя! Вот и нашли! Сегодня! Сегодня, мама! Я подумал, что он не совсем прав, и это мама нас нашла. Точнее даже, родила. Но спорить не стал. А папа сидел над свежемумифицированным фараоном и слабым голосом продолжал: — …потому что я женился на невесте фараона, потому что наши дети его сварили в кипящем масле, потому что я с Неменхотепом на бумерангах дрался, потому что… Эпилог

Date: 2015-09-24; view: 229; Нарушение авторских прав