Сначала охотимся мы, а потом — на нас

Пульсация аварийных огней продолжала нагнетать тревогу. — А приземлиться мы сможем? — как бы невзначай поинтересовался Стас. — Похоже, — не очень-то определенно ответил Шидла. А потом прибавил еще менее утешительное: — Попробуем. — Может, не будем тогда спешить? — предложил я. — Разберемся сначала получше. Шидла напыжился и, глянув на меня с нескрываемым презрением, изрек: — Человек, тебя спасает лишь возраст. Впредь же помни: сфинксы не нуждаются в советах двуногих. — И вдруг, сразу по окончании этой тирады, он с раздраженным «мя-а-ау!» треснул лапой по приборному щитку. Прямо, как я когда-то. Красный свет мигать перестал. — Наладил?! — обрадовался Стас. — Нет, — признался Шидла, — сломал аварийную сигнализацию. — А-а, — удовлетворенно протянул Стас. Как не странно, и меня эта новая поломка немного успокоила: без тревожного мигания было не так страшно. — Ладно, — сказал Шидла, — будем садиться. — Там все починю. Возможно. — И взялся за управление. Со свистом и подозрительным кудахтанием хроноскаф ворвался в верхние слои атмосферы. Теперь стало ясно, где верх, а где низ. Низ — там, куда мы падаем. — Костя, — спросил Стас по-русски, — ты в Бога совсем-совсем не веришь? — Отстань, без тебя тошно. — Меня и вправду тошнило. И уши закладывало. — А я это… все-таки, пробормотал Стас и принялся неумело креститься. — Бестолку, — охладил я его пыл, — ты же некрещенный. — Не подумал, — согласился он и прекратил осенять себя крестным знаменем. — Слушай, а у египтян было крещение? — Спятил! Они же не христиане. — Тогда, может, это поможет? — предположил он и затянул хвалебную песнь Осирису. — При чем здесь Осирис? — А я больше богов не знаю. Хроноскаф врезался в облака и через мгновение вынырнул под ними. При всей абсурдности стасовых религиозных метаний, я принялся подтягивать хвалебную песнь. — Не скулите, котята, — бросил Шидла почти ласково, — все в порядке. Выпускаю парашют. Выдавливая из моих легких воздух, на грудь навалился груз. Но не успел я как следует выпучить глаза, как тяжесть исчезла, и я почувствовал, что мы уже не падаем, а плавно опускаемся. И все же меня слегка контузило. Застилавшая мне глаза розовая пелена не позволяла рассмотреть что-нибудь через иллюминаторы. — Удача, — заявил Шидла, — мы падаем в реку. — Ни фига себе удача! — вскричал Стас. — Я же плавать не умею! — А говорил, что уже умеешь, — уличил я его. — Умею. Но не очень. В большой ванне умею. Как Смолянин. — Плавать не придется, — успокоил Шидла. — Хроноскаф не тонет и не пропускает воду. Зато посадка будет мягкой. — Да? — недоверчиво проворчал Стас. — И что, мы по течению прямо в океан поплывем? А потом что? — Глупый детеныш, — усмехнулся Шидла. — Инженеры Венеры предусмотрительны. — Ты, сфинкс, — вдруг угрожающе сказал Стас, так, словно «сфинкс» было ругательным словом, и приблизил сердитую пухлую физиономию к самому лицу Шидлы. — Если ты еще раз назовешь меня или его, — он указал пальцем в мою сторону, — «глупым», мы своим потомкам оставим легенду, что на Венере живут разумные слоны. Вот с такими хоботами! — он развел руки, показывая размер. — Понял?! «Фрустрация порождает агрессию», — как-то сказал папа. Это из психологии. А фрустрация, это когда все плохо. Как сейчас. Шидла выдержал мрачную паузу. Потом заявил: — Бесполезно. Не выйдет. Я уже существую. — Существуешь. — Согласился Стас с недоброй ухмылкой. — Пока. А будешь обзываться, будет слон существовать. — Он скорчил противную рожу и сначала сделал движение, словно вытягивает себе нос, затем приставил ладони к ушам и похлопал ими по щекам. — Ясно? — Ладно, — со вздохом сказал сфинкс, — я больше не буду. Это была победа Человека! Но насладиться ею в полной мере нам не позволил удар капсулы о воду. Меня выкинуло из кресла, выдрав из него с мясом концы ремней безопасности. Видимо, капсула пару раз перекувыркнулась в воде, потому что мы трое, сцепившись в клубок, дважды оказывались то на потолке, то на полу. Удивительно, но никто ничего не сломал, и мы со Стасом отделались только ушибами. Наверное от того, что рубка хроноскафа все же очень маленькая. И от того, что Шидла сгреб нас и крепко прижал лапами к брюху. — С приземлением, — проворчал Стас, гордо высвобождаясь из обяятий сфинкса и тряся башкой. — Точнее, с приводнением. Хорошо, что в конечном итоге капсула остановилась потолком вверх. Шидла как ни в чем не бывало улегся между нашими креслами перед пультом и, пустив реактивные двигатели на малый ход, подогнал капсулу почти к самой земле. Крышка откинулась. Мы высунули головы наружу. От зеленого буйно поросшего тропической растительностью берега нас отделяло еще метра четыре. Находящаяся над водой часть хроноскафа и окружавшие ее крокодилы сверху, наверное, выглядели как втулка и спицы в велосипедном колесе. Нет, в мотоциклетном; там спицы плотнее набиты. И их в мутно-зеленой прибрежной воде становилось все больше. — Это очень кстати, — заявил Шидла, спустился обратно в капсулу и вернулся с мумми-бластером в лапе. Минут пятнадцать он с остервенением превращал крокодилов в неподвижные болотно-коричневые бревна. Вскоре между капсулой и покрытым красноватым илом краем сухой земли образовался надежный мост, точнее даже настил, из одеревеневших рептилий. Но идти по нему было все-таки боязно. При каждом шаге казалось, что именно этот хищник очнется и обкусает нам жуткой пилообразной пастью лишние, по его мнению, конечности. Но все обошлось. Шидла, двигаясь к берегу, тянул за собой тонкий металлический трос. Выбравшись, он обвязал им ствол ближайшей пальмы, защелкнул карабин и повернул рукоятку на нем. На борту хроноскафа натужно взвыл движок, и капсула стала быстро подтягиваться к берегу. — Зря ты все-таки наорал на него, — сказал я Стасу. — Что ни говори, инженеры у них классные. — Ага! — делано восхитился Стас. — Лебедку придумали! — и глянул на меня презрительно. Оставляя широкую борозду в почве, капсула уже ползла по берегу. Поворотом рукоятки Шидла остановил ее. А Стас нахмурился и тут только ответил мне всерьез: — Ничего не зря. Мало ли что инженеры. Обзываться я ему все-равно не позволю. — А он, между прочим, хоть тип и неприятный, а вот спас же нас обоих. — Нужен ты ему! — скривился Стас. — Ему потомок наш нужен, который сфинкса изобретет. Да еще петлю времени замкнуть надо. А так, стал бы он с нами возиться… Возразить было нечего, но все-таки Шидла вызывал у меня не только отрицательные чувства. А он тем временем с инструментами в руках уже колдовал возле хроноскафа. Мы наконец-то огляделись и прошли несколько шагов вглубь зарослей. Пальмы, тростник, похожий на акацию кустарник, разноцветные птицы, бабочки… — Как ты думаешь, где мы все-таки, а? — спросил Стас. — И в каком времени? — В том-то и дело, что мы не знаем ни того, ни другого. Если бы знали, что мы, например, в Западной Сибири, то было бы ясно, что попали — в доисторическую эпоху. А так… — Не, — махнул рукой Стас, — если времена доисторические, то должны быть динозавры. А крокодилы — наши, исторические. — Балбес ты. Крокодилы и при динозаврах жили, это очень даже древние животные. — И черепахи еще, правильно, — согласился Стас. Я не понял, причем тут черепахи, но возражать не стал. Тем более что он тут же вполне резонно заявил: — Тогда, выходит, сюда в любой момент тиранозавр выскочить может. Пойдем, у Шидлы бластер возьмем. Мы вернулись к хроноскафу. — Починишь? — спросил Стас у сфинкса. — Да, — ответил тот бодро, — завтра будет как новенький. Тогда сможем узнать, в каком мы веке. — А мы уже почти вычислили, — похвастался Стас, но распространяться не стал, потому что на самом-то деле гордиться было нечем: наличие крокодилов еще ни о чем не говорит. Поэтому он сразу сменил тему: — Дай бластер, мы на динозавров поохотимся. Шидла прекратил копаться в рваной дыре на обшивке и внимательно на нас посмотрел. — Это правильно, — согласился он, — бластер возьмите, мало ли что. — И он протянул мумификатор. — Сам-то я, если понадобится, и так отобьюсь. Но — никакой охоты. Мы не должны упускать друг друга из виду. Тем более, солнце уже идет к закату. — Хорошо, — неохотно согласился Стас, — мы тут, поблизости. И все же охота получилась. И славная. И с информационной точки зрения полезная. Стоило нам вновь чуть-чуть углубиться в чащу, как из кустов вышел лохматый и рогатый зверь, похожий на буйвола или зубра, и деловито двинулся прямо на нас. Глаза его были налиты кровью, и настроен он был явно недружелюбно. Я закричал: «Стреляй, Стас, стреляй!» Тот пальнул. Раздался грохот, чаща осветилась молнией, и зверь, как подкошенный, рухнул в двух шагах от нас, — Млекопитающее, — разочарованно промолвил Стас. — Костя, динозавров не будет. Я не разделял его грусти: — Ну и ладно. Зато ужин будет. Мы сбегали за Шидлой. Тот немного поворчал на тему изнеженности человеческой расы и неспособности хоть немного потерпеть голод, но тушу все-таки ловко освежевал и перенес к хроноскафу. За сохранность мяса можно было не беспокоиться: после порции мумми оно просто не могло испортиться. Темнело с южной стремительностью, и мы со Стасом, вновь для безопасности захватив бластер, отправились на поиски хвороста. А примерно через час мы уже сидели у шикарного костра под густо усыпанным звездами небом. И за обе щеки уписывали зажарившиеся на острых деревянных кольях душистые куски. Искры от костра мчались вверх, дразня своей красотой, отражаясь в темных тревожащих водах. Шидла был просто неузнаваем. Венерианская спесь слетела с него, как шелуха. Подобравшись к самому огню и смачно чавкая, он мурлыкал как большой счастливый кот и грубоватым добродушным говором стал походить на какого-то американского негра-раба из «Тома Сойера» или из «Хижины дяди Тома». Не хватало только обращения «масса» — «масса Стас», «масса Костя»… Похоже, атмосфера пикника влияла на него благотворно. Да он и сам признался: — Эх, котята. На Венере-то флоры с фауной вовсе нет. Я свой мир люблю, но хочется порой чего-то такого… Посидеть у живого огня — мечта любого сфинкса. Я-то хоть на Земле бываю. Но это тоже, знаете ли… Тараколли… К каждому их логову проложена стеклопластовая дорожка… Там, в Андах, в заповеднике нет ни одного по-настоящему дикого уголка. Не умеют люди ценить своего счастья! Стас, хоть тоже и размяк у костра, но духа противоречия напрочь не лишился: — Сами виноваты, что у вас ничего нет. Кто вас просил останавливать преобразование Венеры? — Это, котенок, политика, — вздохнул Шидла, — политика, будь она проклята. Если бы мы сделали Венеру пригодной для жизни людей, они бы, или так, или эдак все равно завладели бы ею. Не войной, так миром. Просочились бы. В каждую щелку бы пролезли. Люди… — Он вновь вздохнул. — Если бы не люди, котенок, мы давным-давно превратили бы Венеру в цветущий сад. А если бы… Но что «если бы» мы так и не узнали, потому что плавную речь Шидлы прервал пронзительный вой из чащи леса. Сфинкс резво вскочил и, крикнув: «Я сейчас!», — кинулся на таинственный звук. Вернулся он минуты через три, дрожа от возбуждения: — Кошка, — почти кричал он взволнованно. — Огромная черная самка! Почти такая, как я! Она меня видела! — Пантера, — определил я. — Пантера? — переспросил он. — Что такое пантера? — Дикий зверь из породы кошачьих, — пояснил я, — А бывают еще львицы, тигрицы… — Это что, тоже… кошки? — не веря своим ушам, уточнил сфинкс. Глаза его пылали сумасшедшим огнем. — Ну, не совсем, — сказал я. — А что, в двадцать пятом веке их нет? Шидла уверенно помотал он головой. — Мы бы знали. Есть только кошки и сфинксы… Как ты сказал, они называются? — Пантеры, львицы, тигрицы, — вмешавшись в разговор, принялся перечислять Стас с садистскими интонациями, — леопардихи, гепардихи, рысихи… — У них ведь, наверное, те же хромосомы, — не дослушав, заговорил Шидла с блуждающей сомнамбулической улыбкой. — Мы бы, наверное, даже могли бы э-э-э… — он вдруг смутился, — могли бы… — Нет, — категорически заявил Стас, — все равно не интересно. Это как если бы человек с обезьяной. Хотя, вообще-то, может быть, это и… Ох и прыткий же у меня братец. Откуда что берется? — Стас! — осадил я его. — У зеленой макаки, между прочим, СПИД нашли. Шидла, не понимая, о чем идет речь, переводил взгляд с него на меня. Потом вдруг хитро прищурил глаза и заявил: — Все. Котятам пора спать. И загнал нас в хроноскаф. Да мы и не сопротивлялись. Усталость брала свое, благо кресла, наподобие самолетных, имели откидные спинки. …Когда на рассвете мы, потягиваясь, выползли из капсулы, Шидла остервенело копошился в ее внутренностях. Вид у него был несвежий. На щеке красовалась обширная царапина. Не видя нас, он разговаривал сам с собой: — Все не так просто, брат сфинкс, не так просто, — бормотал он печально, — они большие, они красивые… но — тупые… — Бывает, — сказал Стас. Шидла вздрогнул и затравленно оглянулся на нас. — Пошли на охоту, — торопливо сменил я тему. — На кой? — удивился мой бестактный брат, — у нас же мяса еще на неделю. — Ну, пойдем фруктов насобираем, — настаивал я, — там финики есть, инжир… — Ну айда, — согласился Стас. Шидла не возражал. Точнее, отвернувшись и излучая безмолвное смущение, он вел себя так, словно нас не существует вовсе. И мы, прихватив в качестве корзинки легкий пластиковый футляр из-под его инструментов, двинули в заросли. Финики, инжир и виноград, которые так и лезли нам в руки с первых шагов, мы поначалу клали не в футляр, а прямо в рот. Так мы углубились в заросли метров на сто, любуясь цветами, наблюдая за потешной игрой обезьян на лианах. — А вот и твои подружки, — ехидно сказал я Стасу. — А вот — твои, — мстительно ответил он, кивнув на парочку неприятных животных, наверное, гиен, которые опасливо высунувшись из кустов, провожали нас трусливыми голодными взглядами. И тут я вдруг вспомнил, что на этот раз мы безоружны. Забыли. Я остановился и поделился своими опасениями с братом. — Да брось ты, динозавров-то нет, — возразил он. — А буйволы, львы?! А если люди?.. — Какие люди?! Дикая природа! — И он дурашливо закричал: — Люди! Люди, ау! Люди не заставили себя долго ждать и вышли из-за стволов пальм. Мы оторопело огляделись. Мы были окружены. Люди явно были воинами. Смуглолицые, низкорослые и худощавые, в набедренных повязках, с амулетами на шеях и с аккуратными прическами из длинных, украшенных цветными перьями волос. В руках они сжимали короткие копья. «Дротики», — вспомнил я название и картинку в учебнике истории. Только не мог вспомнить, к какой главе эта картинка, к какому периоду. — Наконечники-то металлические, — сказал Стас без тени страха в голосе; похоже, он уже потерял способность пугаться и удивляться. — Значит, не дикари. — Говоря это, он протянул руку к дротику воина, стоящего буквально в двух шагах от нас. Тот, дико вскрикнув, отскочил в сторону и залопотал испуганно: — Ымазан лами — дор Апоп умумун!^[29] А лопотал-то он на чистейшем древнеегипетском! Глава 2