Глубина

Пробуждение от самого обычного сна разные люди переносят по-разному. Одни свеженькие и бодренькие вскакивают на ноги и быстрой рысью несутся по своим делам. У других утренняя голова похожа на ручную гранату с выдернутой чекой и вернуть их к жизни не могут даже две чашки крепчайшего кофе. Яростно ругаясь они кое-как нацепляют на себя одежду и едва увертываясь от постоянно встречающихся на их пути предметов быта бредут в покрытые серым туманом пространства. К моему великому сожалению я отношусь именно ко вторым, то есть к несчастным совам.

Тяжело было приходить в себя и вставать на ноги, проснувшись на железнодорожном полотне, когда буквально в двух метрах от моего тела неподвижно застыла стальная громада тепловоза, грозно буравящая даль глазом своего прожектора.
- Ты чего? - спросила черная фигура, нарисовавшаяся в лунных лучах прожектора.

По всей видимости, это был машинист или его помощник. Было очевидно, что он весьма удивлен невероятным событием - трезвый и совсем не похожий на самоубийцу человек валяется поперек рельсов и при этом мирно посапывает носом во сне. Из-за колоссального удивления он, похоже, позабыл все известные ему ругательства.
- Я того... Нечаянно... Извините, - неуклюже пробормотал я в ответ, с трудом поднялся на ноги и двинулся прочь от блестящих в свете прожектора стальных нитей.

Тем временем фигура машиниста сместилась по направлению к тепловозной кабине. Раздался пронзительный гудок, заревели дизеля, и мгновенно пришла в движение многотонная масса металла, которая несколько минут назад легко могла пройтись сквозь мое хлипкое тело. Сила, в неизмеримое множество раз превосходящая мои тщедушные силенки вызвала резвую беготню мурашек по спине и другим частям тела.

Когда последний вагон на прощание мигнул сигнальными огоньками, я помахал ему вслед и размашисто перекрестился. Только сейчас до полусонного сознания дошло, что совсем недавно оно было буквально на волосок от того, что называется гибель. Но так как зернышко страха не смогло дать сколько-нибудь солидного ростка, мою душу заполнило сильнейшее за всю прожитую жизнь удивление. Рельсы, груды снега, безлюдное поле под насыпью, только что со свистом ушедший состав - все казалось невероятным и превосходящим силу моего воображения настолько, что я моментально поверил в реальность видимой картины.

Из теплой мозговой берлоги на февральский мороз вылезло и рациональное мышление, которое мигом заставило произвести оценку обстановки. Оценка эта, говоря по правде, оказалась настолько печальной, что в нее не хотелось даже верить. Посмотрите сами: глухая морозная ночь, пронизывающие ее струны рельсов, дикое белое поле и увесистая как кувалда тишина.

Однако промерзшее до костей тело, конечно во имя собственного сохранения, настойчиво потребовало признать реальность всего окружающего и, исходя из этого, принимать последующие решения. В первую очередь требовалось определить направление дальнейшего перемещения и я его моментально определил - вдоль по шпалам в том направлении, где угадывалось электрическое зарево. “Наверное там город”, размышлял я, “А если от города недалеко, то где-то по пути можно наткнуться на остановку электричек”. Доказательством наличия в этих краях электричек служили висящие над головой контактные провода.

Только придя в движение и разогнав кровь по большим и маленьким сосудам, я понял, до какой же степени замерз в этой снежной пустыне. Руки и ноги кололи тысячи острых стальных булавок, их скручивали десятки крепчайших веревок, обвитых чьими-то злыми руками вокруг несчастных мышц. От пронзительной боли я не шел, а бежал в припрыжку, иногда казалось, что еще чуть-чуть и я допрыгну до самой Луны. “Обогреться бы, да негде”, выбивая зубами чечетку, мечтал я.

Потихоньку боль утихла, руки и ноги снова обрели чувство своей принадлежности к целому, которое зовется моим организмом. Только уши и нос еще какое-то время продолжали бунтовать, но под действием энергичных растираний угомонились и они, “порадовав” меня на прощание унылой болью и градом соплей. Собрав себя воедино, я еще немного пробежал для большего разогрева, после чего перешел на скорый шаг. Тело и сознание сплелись наконец воедино, восстановив журчащий поток мыслей, мгновенно приведший в движение мельницу аналитики. Так как никаких действий кроме ходьбы в ближайшее время от меня не требовалось, настала пора аккуратно и рассудительно оценить все происшедшее.

Из цистерны, именуемой памятью, полилась струйка недавнего прошлого. Вот я иду по центру города, мне смертельно хочется спать. В этот момент я абсолютно трезвый, пить в тот день мне было некогда, не с кем, да и не хотелось. Впрочем, и по моему сегодняшнему состоянию можно было явственно судить, что алкоголь тут абсолютно ни при чем, не было ему места в этом странном жизненном эпизоде. Было просто тягостное как три пуда ваты желание сна, моментального отключения от смертельно надоевшей реальности. Мои ноги месили черный снег уже в окрестностях родного дома, и все нутро трепетало от сладостной надежды на скорое погружение в теплую постель, вот только оставшиеся сто шагов как-нибудь бы преодолеть...

Но сознание перестало подчиняться моей воле, оно стремительно рвалось за пределы мясной оболочки, пронзало ее в тысячах новых и новых мест и неудержимо рвалось на свободу. Тело окончательно потеряло управление и двигалось само по себе, но его глаза все еще были открыты и продолжали поставлять в глубины образы видимого мира.
Сперва здания потеряли свои привычные очертания, вытянулись в выстроившиеся шеренгой человекоподобные силуэты. Впрочем, это не удивительно, ведь дом - продолжение всех живущих в нем, их дополнительная каменная оболочка. Одно из зданий, имеющее форму башенки, моментально обратилось в острый световой луч, мгновенно прыгнувший на самое небо. Также стали меняться и проходившие мимо меня люди. Сперва различия одежды потеряли все предусмотренные стандартами особенности, потом их лица расплылись в одинаковые белесые пятна. Остались лишь одни силуэты, по очертаниям которых можно было только отличить мужское начало от женского. Иногда они были объемными, но тут же раскатывались на плоскость, за которой уже ничего не было. Иной раз виделись тяжелыми и монолитными, но тотчас становились полыми и неинтересными, наподобие шоколадных зайцев. Одна из фигурок вообще успела вытянуться в трубку наподобие папиросы “Беломор”.

На этом моменте дальнейшее развитие картинки несколько замедлилось. Впрочем для полной потери пространственной ориентировки такой деформации оказалось вполне достаточно - попробуй-ка найди свой дом в нагромождении больших и малых фигур, очень сходных между собой! Однако страха не было, отчего-то казалось, что все так и надо, так и должно быть. Лишь на долю секунды сновидение слегка ослабло, но этого мига хватило только лишь на то, чтобы заподозрить, что что-то здесь не так. Но мимолетное подозрение исчезло так же быстро, как и появилось, не оставив после себя ни малейшего следа.

Постепенно контуры, отделяющие силуэты друг от друга и от того пространства, где их не было, стерлись так же легко, как если бы они были изображены шариковой ручкой на облитом спиртом бумажном листке. Теперь вместо разрозненных фигур вокруг раскинулось другое пространство, заполненное квадратиками, кружочками, похожими на стрелы знаками и символами, которые в точности соответствовали крутящимся огненным свастикам. Понять этот мир было уже невозможно, его оставалось только принять и раствориться в нем, что вскоре и произошло...

Но что же произошло дальше? Объяснить это словами человеческого языка не так-то просто... У всех бывают сны без сновидений? Вот представьте себе такое погружение в очень глубокий сон, в котором вроде бы ничего нет, но, тем не менее, остро ощущается наличие чего-то огромного, вбирающего в себя твое сознание вместе со всем заключенном в нем отпечатком мира. Именно такое произошло и со мной, и единственным оставшимся от этого момента воспоминанием было чувство совершенно безмерной любви, которая может присутствовать только там и нигде больше, по сравнению с которой любая внешняя любовь - все равно что солнечный зайчик на окне первого этажа дома, выходящего во двор-колодец.
Мысли летали по куполу головы, изо всех сил пытаясь дать название тому состоянию. Тотальность... Абсолютность... Глобальность... Запредельность... Нет, ничего не подходит!
В этот момент я подумал о том, что подобное случалось и много раз до этого. За прожитые годы я увидел великое множество сновидений, содержание которых впоследствии заняло в моих воспоминаниях столь же прочное место, как и прочие жизненные факты. Однако никогда еще память не собирала своего урожая так глубоко, в потаенные недра, в которых вроде бы уже ничего и не должно быть, по крайней мере я так считал раньше. Как бы запомнить поподробнее, что там есть на самом деле!
Сведенный в единую конструкцию сон выглядел очень изящно и невероятно сложно. Низшие его этажи чем-то напоминали произведения сюрреалистов, но высшие терялись в неведомых далях, явно выходя за пределы того, что считается мной.
Несколько минут я созерцал распростертую передо мной картину собственного сна и вносил в нее небольшие штрихи. Например, я уточнил цвета, в которые были окрашены размытые силуэты - черный, белый и красный, вспомнил о том, что некоторые из них стояли на земле обеими ногами, а другие в это время высовывались на поверхность только по пояс. Было ясно, что увиденное превосходит весь мир, стоящий перед моими глазами сейчас, ибо вместе с явным она содержит в себе и то, что принято считать потаенным.
Невероятный сон, невероятное пробуждение в совершенно нереальном месте. Мысли перескакивали с воспоминаний сновидения к огромной тепловозной морде, застрявшей прямо над моей головой. Почему по скользким рельсам состав не протащило еще сотню-другую метров, а то и километр? Ведь я слышал от знающего человека, от бывшего помощника машиниста, что тормозной путь груженого товарного поезда всегда превышает два километра. А там как раз был поворот, из-за которого кулек тела, безжизненно валяющегося на рельсах, разглядеть никак не возможно. Точно был, я его успел заметить и даже зачем-то запомнил. Наконец, почему вопреки своим инструкциям машинист все-таки начал тормозить? Решил не брать лишнего греха на свою душу? Но о каком грехе мог он подумать, если видел из своей кабины всего-навсего мешковидный предмет, безжизненно валяющийся на рельсах, который запросто мог быть дохлой собакой или мешком гнилой картошки?! Боялся, что в мешок вложена бомба? Помилуйте, в зимние предрассветные часы любому человеку будет не до бомбы, тем более что предметы такого рода обычно стараются сделать малозаметными, по крайней мере не очень видимыми с полукилометрового расстояния. Одним словом, вопросов было гораздо больше чем ответов. Я поочередно представлял себя то на месте машиниста, то на месте помощника, старательно вспоминал все, что знаю о железной дороге, но так и не мог ничего понять.

Утомившись от бесплодных поисков причины моментальной остановки поезда, сознание переключилось на другую тему - что бы было, если бы поезд меня все-таки переехал? Ведь среднестатистический человечек, в том числе и я, представляет себе смерть в виде моментального исчезновения окружающего мира, что чем-то похоже на отключение света. Но скажите, что было отключать для меня, если никакого мира я в тот миг не видел и не чувствовал, даже холодно не было, даже замерзающие в сосульку руки-ноги не болели? Что еще могло произойти в моем сне? Куда еще можно было попасть в его глубинах? Ответа не находилось, и я прекрасно понимал, что эта глубочайшая скрытость тяжеленной гирей ляжет на всю дальнейшую жизнь...
Тем временем показалась платформа “35 километр” из числа тех, которые большинство пригородных поездов пролетает на большой скорости, с веселым гудением и издевательскими рожами пассажиров в адрес случайно оказавшегося на ней путника. В этот же момент вдалеке послышался характерный свисток, похожий на крик истеричной дамочки (не случайно “электричка” - женского рода, в отличие от поезда).
Мне повезло, двуглавая электрическая гусеница все-таки соблаговолила притормозить в этом Богом забытом месте. В заиндевевшем ее вагоне я промерз окончательно, иногда даже показалось, что меня заключили в глухой ледяной саркофаг. Но и в этом месте было свое веселье - созерцание лиц немногочисленных попутчиков, которые, по-видимому, спешили в город на разнообразные работы. Скучая, они созерцали обшарпанный потолок и выпускали из своих ртов клубы пара, спать в таком холоде не представляется возможным, а читать газетку в такую рань просто неохота.
А ведь, очень может быть, кто-то из них видел вчера мое бредущее тело. Интересно, пешком я шел или все-таки ехал? Скорее ехал, хотя не факт. Или меня туда по воздуху перенесло? После случившегося не удивлюсь даже этому. Но все-таки, если я ехал в точно такой же электричке, но только в другую сторону - что они должны были видеть? Тело, совершающие вполне осознанные и целенаправленные движения с плотно закрытыми глазами? В таком случае некоторые, наверное, очень удивились, но их удивление не запало в душу и в следующую же секунду забылось, вытесненное лавой более насущных и неотложных дел. Да и чего особенно-то дивиться - мало ли сейчас наркоманов разъезжает, правда этот даже для нарка какой-то странный, но это, очевидно, потому что он принял странный наркотик. Вот и все дела. Так ему, недоноску, и надо, чтоб другим неповадно было!
На вокзале я нырнул в теплую пасть метро и кое-как отогрелся. Окончательно отогревался уже дома, развалившись на теплом и мягком диване. Потом, конечно, пришлось поболеть. Но в целом для материальной составляющей того, что называется “я” все обошлось благополучно. Через месяц все события той далекой ночи обратились в простой жизненный эпизод, в приключение, которое могло иметь место на самом деле, а могло быть и придумано. Впрочем, чтобы убедиться в правдивости этой невероятной истории, друзья намекнули о желательности празднования моего “второго рождения”, как выразился кто-то из них.

Когда праздник был в самом разгаре, мой друг Костя предложил выпить за “чудесное спасение” автора этих строк.

- Какое спасение? - неожиданно для самого себя удивился я, - Вы считаете, что я спасся?
В глазах собравшихся выросли огромные вопросительные знаки, мигом породившие тягучую отвратительную паузу. Что говорить дальше я не знал, но где-то в глубинах сознания подспудно вертелся и прорастал страшной истиной огромный, прямо как вся эта вселенная, ответ:

- А я думаю, что не принят!

Произнесенная моим ртом фраза смогла напугать своего автора до осинового дрожания.

Date: 2015-09-24; view: 291; Нарушение авторских прав