Кикимора

Слава Оконцев отвернулся от уныло сопящей жены. В эту ночь ему не спалось. Славик взял сигарету и направился на кухню, в свое излюбленное место курения. Закурив от конфорки газовой плиты Оконцев принялся мрачно анатомировать свое прошлое.

Женился он очень рано, аж в пятнадцать лет. Тот период жизни он помнит смутно, ведь все происшедшие в этом возрасте события потом вспоминаются так, что кажется будто они были во сне или произошли с кем-то другим. Грань между ангелоподобным ребенком и взрослым дядькой или теткой лишь ненамного прозрачнее для сознания, чем стена между жизнью и смертью. Если взять в руки воображаемую кирку и взломать навалившиеся сверху пласты событий, подойдя к тому глубинному пласту, то самоисследователя постигнет неизбежное разочарование. Он найдет лишь сумму фактов, которые часто пишет в своих автобиографиях, но сопутствующие им чувства окажутся где-то по другую сторону, как будто их и не было. Это точно также, как раскапывая мертвые города археолог никогда не находит их живых обитателей и созерцание покинутых руин постепенно повергает его в глубокую тоску.

Первая любовь - совсем не то, что любовь десятая, по своим всесжигающем чувствам она приближается к постижению самого принципа Любви, а ее объект становится принципом Женщины, который сопровождает человека до самой смерти. После нее можно два раза влюбиться и жениться, можно прожить с сотней женщин, но все испытываемые чувства будут лишь далекими отголосками этой Первой Любви, чем-то вроде солнечных зайчиков большей или меньшей яркости. И, разумеется, она должна быть несчастной, ее нельзя законсервировать, посадить за белье, кастрюли и чистку овощей ибо тогда ее прозрачное дыхание замутится, вместе с конкретной любовью быт сожрет и ее Идею, жить без которой человек не может.

Терзаясь такими мыслями Слава ощутил внутри себя кромешную пустоту. Вспомнить чувства того времени он теперь не мог, да и едва уловимые их отголоски растаяли в житейской суете. Зачем он тогда сошелся с женщиной, которая была старше его на четыре года? Действительно любил или его только интересовало устройство женских половых органов? Ответить на этот вопрос он уже не мог. К моменту свадьбы живот Ольги достигал невероятных размеров и Вячеслав смотрел на него с испугом и удивлением, как будто не верил в его реальность. Потом завертелась мясорубка жизни, Слава вертелся между десятком работ, едва находя время для сна. Семью он видел редко и только мельком - чмокнет жену в щеку - и спать. Так прокрутился целый десяток лет, а потом жизнь выкарабкалась на своеобразное плато, работать стало можно меньше, а иметь - больше. Это и подвергло его на такие настойчивые воспоминания о прошлом и на мучительную переоценку всего прожитого и пережитого.

Тем временем в кухню явилась скучная жена с растрепанными волосами:

- Вот накурил-то, совсем дышать нечем! - проворчала она и исчезла обратно.

Да, тяжело испытывать какие-либо чувства к этой растрепанной бабе в давно не стиранном домашнем халате. Несмотря на отсутствие склок и прочих форм выяснения отношений между ними постепенно вырастала стена отчуждения, причем строилась она со стороны Славы. Сначала она походила на полиэтиленовую - друг друга можно видеть и даже трогать, но все-таки уже что-то не то, потом она стала полотняной, затем - деревянной и наконец - холоднющей каменной. Дети этого вроде бы не замечали, хотя где-то в глубинах их таинственных ангельских душ что-то наверное и происходило, по крайней мере в дочке стала наблюдаться совершенно несвойственная ее возрасту замкнутость. Иногда Славе даже не хотелось смотреть ей в глаза - вдруг через нее его состояние достигнет неких потусторонних миров и там что-то изменит, что потом сможет отразиться и на самом Вячеславе, когда он на Том Свете окажется (в неотвратимости этого события он, в отличии от очень многих, ни капли не сомневался).

На следующий день он снова встретил красавицу Виолетту, свою соработницу. От нее веяло свежестью и ароматом духов, ее гладкие формы казались выточенными из дерева, а созерцание плавной походки и похожих на танец движений повергали в состояние, близкое к сновидению. Одним словом - идеал совершеннейшей женщины, даже имя у нее было какое-то потустороннее, совершенно непривычное для житейского уха. Не то что Ольга, которую родители просто не знали как назвать и потому общее для всех младенцев “ляля” переделали в ее официальное имя Оля. Исходящие от Виолетты волны воскрешали в Славике что-то давно забытое, а может - никогда не испытанное, а колокольчик голоса вызывал чувство полного растворения, исчезновение самого себя.

“Хотя бы лет пять назад с ней встретился”, - рассуждал Вячеслав, - “А теперь годы упущены, двое детей подрастает. Кому я нужен с таким “хвостом”? Стоит только рассказать ей о своей жизни - и в любом случае я проиграл. Если я скажу, что готов ради нее бросить семью - то она просто пошлет меня подальше, кому нужны такие?! Да и могу ли я в самом деле бросить семью. Жена ладно, она уже надоела хуже горькой редьки, но детей бросать не хочется, как они будут без меня, да и я без них. Что я потом им скажу? Что папа бросил их для собственного удовольствия, ведь не грудные уже, все поймут. Можно просить у нее только близости, только одной ночи, но она явно весьма непростая, на такое не пойдет... Что же делать?”

Несмотря на свой солидный возраст Вячеслав имел более чем наивные представления о женщинах - кроме Ольги у него никогда никого не было. Читать же любовные романы или книги по женской психологии он любил не больше, чем автор этих строк. Поэтому все представление о противоположном поле он строил исходя из собственных представлений и экстраполяций поведения собственной жены на всех без исключения особ женского пола.

Тем не менее Виолетта активно обращала на него свое поистинне драгоценное внимание. Она то и дело ему подмигивала, строила глазки, как бы случайно заходила в его кабинет, оставляя после себя пряный запах духов и косметики, своего рода эфирное тело. В итоге она добилась того, что ее воздушный образ все время светился перед глазами Вячеслава, мешая ему что-либо делать. Образ оставался с ним и дома, и Слава всячески избегал встречаться взглядом со своей женой. Признаваться Ольге в чем-либо он не хотел ибо органически не переваривал семейных склок, слишком уж много их было между родителями в его детстве.

Выполнив подобно поршню паровой машины свой супружеский долг, Слава отворачивался к стенке и к нему приходила прекрасная обнаженная Виолетта. И весь остаток ночи он остервенело совокуплялся с ней, изменяя при этом своей жене, лежащей рядом. Все ощущения при этом были настолько реальны, что Оконцев мог даже усомниться, кто же более настоящий - его жена или воображаемая Виолетта. При этом Ольга продолжала сопеть под Славиным боком, даже не предполагая о происходящей здесь и сейчас измене его “благоверного”. С наступлением утра флюидная Виолетта растворялась в воздухе, а Оконцев одевался и брел на работу, чтобы созерцать Виолетту плотскую, мясную.

“Предложить брак втроем, что ли? Объяснить обеим все его превосходство над семьей старого типа” - иногда думал Вячеслав, но потом сам себе отвечал, - “Ну Олька поревет немного и согласится, но как быть с Виолеттой? Ей подобный способ бытия на хрен не нужен, не для того она живет такой!”

Так и промаялся бедняга целый год. Наконец это надоело самой Виолетте и она намекнула неопытному Славе, что хорошо бы ее куда-нибудь пригласить.

Вячеслав, разумеется, собрался пригласить Виолетту в более-менее дорогое кафе (на ресторан не было денег, но истину “кто девушку обедает - тот ее и...” он прочно усвоил из советов более опытных товарищей). С утра Оконцев пребывал в приподнятом настроении и долго рассматривал себя в зеркало.

- Куда ты так собрался? - услышал он над собой привычный как свой собственный голос.

- На работу, - привычно ответил Оконцев.

- А чего так надушился? - столь же буднично спросила жена.

- Важную делегацию надо будет встретить, - с той же обыденностью ответил Славка. В этот момент все его нутро кипело и пылало, исторгая из себя пучки искр, однако оболочка от этого ничуть не изменялась, от нее даже пар не шел.

- Как я тебя люблю! - сказал он супруге давно заезженную и уже ничего не значащую фразу, после чего чмокнул ее в щеку.

Однако сам Оконцев был уже далеко от дома и надоевшей супружницы, его сознание вовсю рисовало картину предстоящей встречи. Полумрак, свечи, столик с выпивкой и закуской. Волнение и трепет постепенно сходят, как вода во время отлива. Начинается пора откровенности и наивной открытости. Вот уже Виолетта заливисто хохочет, а Славка намеками предлагает ей поехать в пустую квартиру его друга (об этом Вячеслав позаботился заблаговременно). Она хохочет, шутит на этот счет, и понарошку отказывается, однако в конце концов дает свое твердое согласие. Полчаса томительного ожидания - и вот он и Виолетта превращаются в целостное существо, сливаясь всем чем можно, и Славка теряет самого себя. Эти минуты потом растянутся на всю оставшуюся жизнь, придавая ей багряно-красную окраску, а может выйдут и за пределы самой жизни, таинственным образом повлияв на посмертную судьбу двух влюбленных...

Началось все именно так, как и хотел Славка. Виолетта на удивление быстро опьянела и стала смешной и крайне несерьезной. Она нескромно хихикала, терлась под столом своей ногой об ногу Славика. Вячеславу было кристально ясно, что наступил момент решительного действия. Однако тут же сказался дефицит опыта, и Оконцев стал краснеть и медлить, как будто в нем застрял несгибаемый деревянный шест. Слова неспелой грушей вязли во рту и язык не мог вытолкнуть их на поверхность.

- Виолетточка, - растерянно пробормотал он, и запнулся. При этом недобро помянул Ольгу: “Если бы не ты, то я бы гулял как все парни, в дневном институте учился. Из полусотни девчонок наверняка бы нашел единственно свою, ведь возле каждого человека неизбежно вертится его “половинка”. А теперь жизнь поломана, а мне ее даже не исправить - опыта не хватает. Даже в гости девушку пригласить не могу”.

Тем временем из уст Виолетты раздавались сладкие вздохи и причитания:

- Таких мужчин я люблю! Ты такой солидный, такой щедрый!

Эти заявы Вячеслав почему-то принял за знаки взаимности, и после этого ощутил, как на его сердце полились ароматные слезы бальзама.

Тем временем на весь зал разносилась задушевная песня, посвященная одной из героинь Виктора Гюго. Может это на самом деле была ария из оперы, не столь важно, но в сознании Славика аршинными буквами напечатались слова: “Я душу дьяволу продам за ночь с тобой”, которые шли в ней лейтмотивом.

- Виолетточка, поехали ко мне в гости! - сумел наконец выдавить он из себя не без влияния услышанного.

Виолетта сразу же нехорошо насторожилась и посмотрела на него совершенно трезвым взглядом. Притворялась она, что ли?

- Ты знаешь, я немного не той ориентации, - все еще развязано сказала она, - Я люблю садо-мазо. Кожаные трусики там, лифчики с шипами, плетки, наручники, колодки. Еще пописать на тебя хочу. Ты как к этому относишься? Что, не нравится?!

Как и следовало ожидать, вопрос поставил Вячеслава в тупик. Шутка это или правда? Поди разбери... Впрочем, именно на такое замешательство и рассчитывала Виолетта, и на застигнутого врасплох Славу тут же обрушился лобовой удар:

- Говорят, ты женатый? - задумчиво и совершенно по трезвому спросила она.

“Целая бутылка коньяка насмарку. Видно она такая особенная женщина, что алкоголь просто проходит мимо нее совершенно не задевая”, - мысленно восхитился своей возлюбленной Вячеслав, но в то же время он немало и напугался.

- Ну да, женатый, двое детей, - сказал он с такой стыдливостью, как будто подтверждал факт недавно перенесенной гонореи.

- Так ты хочешь ей изменить! Похвально! - Виолетта притворно захихикала и захлопала в ладоши, - А я тогда для тебя кто буду? Любовница? Подстилка? Придет жена - ты меня в шкаф спрячешь? Или может в духовку? В холодильник или на балкон прятать меня не советую, до старости жалеть потом будешь.

Она снова хохотала, но хохот теперь выглядел крайне искусственным, в нем даже проскальзывали злобные нотки.

- Да нет, у меня в запасе есть квартира, о которой жена не знает, - подобно нашкодившему школьнику оправдывался Слава, однако хохот не умолкал.

- Но я же к тебе имею серьезные чувства, - произнес Славик что-то картинно-архаическое, наверное услышанное им в одном из старых кинофильмов эпохи Любови Орловой.

- Ха-ха-ха! Не могу! Значит, ты будешь вставлять в меня серьезно, а не в шутку! - мгновенно отреагировала Виолетта, употребив распространенное современное выражение, которое никоим образом не повлияло на отношение к ней Вячеслава.

- Да нет, я хочу... - совершенно сметенным тоном оправдывался Вячеслав.

- Знаю я чего вы все хотите, - твердо сказала Виолетта, отчеканивая каждое слово, - Ты в меня влюбился, ведь так?

- Да! - с дрожью в голосе крикнул Слава.

- И мечтаешь как минимум о доступе к моему телу, а как максимум - к душе?! - спросила Виолетта тоном “доброго” следователя, который явился к допрашиваемому тотчас после того как захлопнулась дверь за следователем “злым”.

Оконцев лишь кивнул головой.

- Так ты все это получишь и сразу. Но только перед этим ты должен будешь очиститься от своего прошлого, то есть семьи. Не волнуйся, я тебя хорошо понимаю - очень хотелось в возрасте полового созревания узнать, как устроена девочка. Стал узнавать - в итоге двое детей, и сам не рад своим глубоким познаниям, а деваться некуда. Но теперь они подросли, пора и свою жизнь строить, - сказано это было тоном все того же сыщика, но уже вытирающего в конце допроса пот со лба и говорящего на прощание что-то вроде: “Видите, как все просто. А то вы сами измучались, меня измучили, а к чему это?” Совсем сбитый с толку Оконцев даже не удивился столь глубокому знанию его личной жизни, получить которое Виолетта не могла бы ни от кого кроме самого Славика.

- Ну а пока... - добавила Виолетта, - Пока мы будем жить как муж с женой. После золотой свадьбы. То есть в разных кроватях.

Домой Вячеслав шел окрыленный, но слегка сконфуженный. Выросший гордиев узел он решил разрубить немедленно, но для совершения этого шага ему требовалась некоторая доля решимости - все-таки с Ольгой двенадцать лет прожили, почти душа в душу. Решимость он нашел у соседа, которому частенько давал в долг на опохмелку.

- Правильно, нашел бабу - так иди к ней, - советовал сосед, - Я их пять штук сменил, и ни об одной не жалею. Теперь новую себе ищу, и найду, опыта у меня по этой части - хоть жопой ешь.

В приподнятом настроении он вошел в свою квартиру, но увидев Ольгу немного скис.

- Славик, где ты был? - спросила она.

- Я! Я все - развожусь с тобой! Другую нашел! Двух таких как ты стоит! - собравшись с силами он выпалил эти слова как когда-то пионеры выкрикивали свои речевки.

Дальнейшее поведение Ольги глубоко поразило не знавшего женской психологии Вячеслава. Вместо того, чтобы скандалить, орать, бить посуду и зеркала, она просто ушла на кухню и оттуда стали доноситься тихие всхлипывания, как по покойнику. “Отпевать она меня что ли вздумала?” - недовольно пробурчал неверный муж, но к супруге не пошел.

Ни слова не говоря Слава лег на кровать и купаясь в облаках выдыхаемого спирта нежно заснул. Утром всхлипывания продолжались, но Слава принципиально не обратил на них внимания - перед ним стояло светлое будущее, воротами которого были раздвинутые ноги Виолетты, окрашенные его богатым образным мышлением в цвет золота и драгоценных камней.

Дальше началось канцелярское оформление факта развода, которое было не скучнее и не веселее такого же бумагомарания по поводу наследства, похорон, прописки и тому подобного. Через две недели перед лицом Виолетты знаменем победы взвился Славин паспорт с печатью “разведен”. Правда не решен еще квартирный вопрос, но он скоро решится, а пока и у самой Виолетты есть свободная жилплощадь.

Виолетта как-то автоматически, точно как получивший нужную программу робот или Голем после засовывания в него глиняной дощечки, схватила Славу и повела его к себе. В этом механицизме таилось что-то очень нехорошее, что, конечно же, очень не понравилось Вячеславу. Однако отступать было уже некуда, мосты и корабли пылали жарким пламенем.

Наконец они зашли в квартиру Виолетты и проследовали в ее жилую комнату.

- Раздевайся, - приказала она совершенно докторским тоном.

Слава послушно разделся, а потом принялся раздевать и ее. Легко и воздушно соскальзывали легкие одежды и кружевное белье, наконец обнажились и вожделенные органы. Немного только смущало, что и на коже Виолетты повсюду виднелись совсем непонятные крючки и пуговицы. Однако подверженный “раздевательному” порыву Вячеслав принялся расстегивать и их, чему Виолетта никак не препятствовала. Кожа упала так же как и платья - тихо и бесшумно, не причинив никому лишней боли. Но что должно было быть под кожей?!

Там оказался сшитый в форме куклы серый холщовый мешок, который с характерным глухим звуком тут же шлепнулся на пол, после чего Слава немного пришел в себя.

Он схватил эту халтурную куклу и принялся бегать по чужой квартире, производя невероятный грохот.

- Виолетта, где ты? Неужели это ты вся?! - неистово вопрошал он. Однако спрашивать было не у кого - в квартире был только он один.

Трясясь от страха и от холода Вячеслав открыл холодильник и извлек оттуда полную бутылку водки, которую тут же выдул залпом. Успокоившись он все понял, ведь один из его друзей был этнографом и специалистом по мифам русского народа. Когда-то такие же куклы, также называемые кикиморами, вовсю шили деревенские ведьмы и подбрасывали в дома своих недоброжелателей, после чего в этих домах начинала твориться всякая чертовщина, дети болели, скотина дохла, поля не давали урожая. Только кто мог подкинуть ему такую же куклу, ведь сейчас на дворе начало двадцать первого века?!

Еще ему показалось, что такая же кукла будет стоять на Том Свете, на его пути в запредельные дали и никуда не пускать. Да, он явно связался с чем-то очень нехорошим.

Отбросив от себя матерчатую дулю Вячеслав оделся и побрел в неизвестность, внутренне борясь с подступающей к самому горлу черной пустотой.