Глава 2. Растет семья на Джексон-стрит

Сначала Джо заявил, что хочет иметь только одного ребенка, чего я никак не могла понять. Он был одним из пяти детей, а его отец — одним из двадцати. „Ну, а я хочу трех",— сказала я. Когда я росла, мне не хватало брата, и мне казалось, что если у нас будет хотя бы трое детей, то есть шанс, что один из них будет сыном. Нашим третьим ребенком был Ториано, или Тито, который родился пятнадцатого октября в больнице Мерси Хоспитал в Гари. К тому времени нам с Джо уже так понравилось быть родителями, что мы хотели иметь еще большую семью. Я легко переносила беременность и никогда не чувствовала себя лучше, чем в это время. Иногда, если я не следила за календарем, то могла быть беременна месяц или больше, ничего не чувствуя.

Джермен, наш четвертый ребенок, родился одиннадцатого декабря 1954 года. Следующей была Латойа. Она родилась двадцать девятого мая 1956 года, ровно шесть лет спустя после того, как Ребби вступила в этот мир. При весе семь футов двенадцать унций она была самым крупным моим ребенком. Меньше, чем через год, я снова была в больнице, и на этот раз у меня была двойня. Марлон и Брандон родились двенадцатого марта 1957 года, на два месяца раньше срока. Я тащила в дом тяжелое ведро с мазутом, когда почувствовала, что начались роды. Джо не было дома. Один из его двоюродных братьев срочно доставил меня в больницу. Через сорок пять минут после поступления в больницу родился Марлон. Он весил четыре фунта пять унций. Доктор уже выходил из палаты, когда сестра сказала: «Подождите минуточку, там еще один ребенок!» Доктор приложил стетоскоп к моему животу и немного послушал. „Провалиться мне на месте, там действительно что-то есть!" — воскликнул он. Этот же доктор обследовал меня во время беременности, но он не заметил, что я носила двойню! „Н-да, она слишком устала, чтобы рожать",— сказал он и начал вытаскивать Брандона щипцами. Мне дали чего-то успокаивающего, но я, помню, думала: „Он что-нибудь сделает с моим ребенком. Он покалечит его".

Когда Брандон родился, он кричал очень слабо. Через восемь часов он умер. Мать Джо, Кристал Джексон, сообщила об этом моим детям, они очень переживали. Когда же Кристал сказала им, что я плакала, они совсем расстроились. „Ну, ладно, один ребенок у нас все же есть,— сказала Ребби, всхлипывая,— так что мама не должна плакать". Поскольку мне пришлось пробыть в больнице пять дней, я не смогла присутствовать на похоронах моего мальчика. Кристал наняла; профессионального фотографа, чтобы сделать снимки Брандона, но он потерял пленку. Мне так и не довелось увидеть моего сына. Через две недели, пережив потерю ребенка и преждевременные роды, я наконец вернулась из больницы домой с Марлоном.

Но мои испытания с Марлоном и Брандоном не остановили меня перед новой беременностью. На следующий год, двадцать девятого августа, я родила еще одного мальчика. Я хорошо помню тот день. Я почувствовала себя плохо, когда ехала в машине с соседкой Милдред Уйат, чтобы посмотреть на строительство новой школы. Развернув машину, Милдред привезла меня домой. Я позвонила своей матери. Вместе с моим отчимом Джоном Бриджесом она отвезла меня в больницу. Вскоре по прибытии туда у меня начались схватки. Ночью у меня родился сын. „Я хочу дать ему имя Рональд",— сказала моя мать. Мне ужасно не понравилось это ее предложение. „А как насчет Роя?" — сказала она. „О господи, мама, нет". Она еще немного подумала. „Придумала — Майкл".— „Пойдет",— сказала я.

К тому времени я уже привыкла, что дети у меня рождаются с головками странной формы, поэтому голова Майкла меня не встревожила. И, помнится, я заметила у него еще две особенности: когда я впервые взяла его на руки, то увидела большие карие глаза и длинные руки, напоминающие мне руки моего свекра. „Готов поспорить, что я родился случайно",— дразнил меня Майкл. Это было не так, но после того, как он родился, я решила сделать перерыв: восемь родов за восемь лет — изрядный темп! Мне хотелось устроиться работать продавщицей в Сеаре' на неполный рабочий день. Рэнди, наш следующий ребенок, появился спустя три года, тридцать первого октября 1961 года, и прошло еще почти пять лет, прежде чем я родила Джанет. Это произошло шестнадцатого мая 1966 года. Одной из причин, почему мы с Джо решились на появление Рэнди и Джанет, было то, что малыши доставляли огромную радость нашим старшим детям, любившим возиться с ними.

„У нас и так много детей, почему вы хотите еще?" — спрашивала я своих старших сыновей и дочерей. „Мы просто любим детей", — отвечали они. Когда родилась Джанет, Майкл, бегая от двери к двери по Джексон-стрит, кричал: „У меня маленькая сестра! У меня маленькая сестра!" Он, его братья и сестры с нетерпением ждали обеденного перерыва в школе, чтобы прийти домой и поиграть с ней. Ребби особенно любила Джанет. Она так часто с ней гуляла, что ее одноклассники стали говорить, что Джанет, вероятно, ее собственный ребенок.

Мне приятно было наблюдать, как мои дети становятся взрослыми. Моим главным помощником по дому была Ребби — „мамина копия", как сказал ее брат Джеки. В шесть лет она уже умела менять пеленки, кормила детей, в двенадцать лет гладила, стирала, убирала дом, готовила. „Я оказалась в этой роли, потому что была старшей",— говорила Ребби. Джеки рос озорником.

РЕББИ. Ему нравилось мучить младших братьев. Когда мамы не было дома, он толкал их, щелкал по головкам, потом он убегал в спальню и запирался там быстрее, чем мне удавалось догнать его. Приготавливать печенье было сущей мукой, если он находился поблизости. Стоило мне на минутку отвернуться, как он начинал есть взбитое тесто.

ДЖЕКИ. Это факт: мне нравилось взбитое тесто для печенья больше, чем само печенье.

Забавно, что вне дома Джеки был самым стеснительным. Я помню, как однажды он пробирался на вечеринку по аллее за домом. Ему не хотелось, чтобы жившие по соседству друзья увидели его в костюме, который я заставила его надеть.

Джермен был болтуном и маминым сынком. В возрасте пяти лет он буквально ходил за мной по пятам. И это понятно. Когда мальчику было четыре, он заболел нефритом, серьезным заболеванием почек. Ему пришлось пробыть в больнице три недели. Когда мы с Джо доставили его в больницу, он кричал не своим голосом не останавливаясь. Но как только мы вышли из палаты, крики внезапно прекратились. Подойдя к лифту, мы изумились, увидев его там! Он выбрался из своей кроватки и как-то умудрился обогнать нас. Мое сердце разрывалось при расставании с ним.

ДЖЕКИ. Если мы делали что-нибудь, о чем не должен был знать папа, мы давали Джермену печенье и брали с него обещание, что он не скажет. Он говорил: „Обещаю, обещаю". - Но как только папа входил в дверь, он кричал: „Папа..." — и все выкладывал. Иногда он даже присочинял!

РЕББИ. Если Джермену случалось быть виноватым, он старался переложить свою вину на других. Тогда-то и становилось ясно, кто настоящий виновник. Другая его черта — хотя он был заикой, он никогда не заикался, пытаясь выгородить себя.

Тито, если ему в руки, попадала игрушка, обязательно разбирал ее и затем пытался снова собрать. В десять лет он починил утюг, тостер и радио. Он сэкономил нам кучу денег на ремонте. С Джерменом они были лучшими друзьями. Разыскивая на окрестных свалках металлолом, они затем мастерили свои собственные велосипеды или тележки.

ДЖЕРМЕН. Наши велосипеды выглядели, как нынешние горные, но у них не было крыльев. Мы гордились тем, что они служили дольше, чем шикарные велики, продававшиеся в магазинах.

Тито нравилась наша стиральная машина. Иногда он просил меня разрешить ему поработать на ней. Ему особенно нравилось пропускать одежду через выжималку. Латойа была тихим ребенком, любимицей моей матери. Летом она много времени проводила в ее доме. Умытая и причесанная, Латойа сидела на диване, как маленькая леди. Если кто-нибудь чихал за обедом, она прикрывала свою тарелку. Я тоже так делала, когда была молодой.

Джанет, напротив, была сорванцом. В два года ее звали „Белкой", потому что она любила куда-нибудь забраться.

ДЖАНЕТ. Пока мои сестры приводили в порядок свои волосы и ногти, я вместе с моими братьями забиралась на деревья, играла в бейсбол или плавала.

Мне с трудом удавалось заставить Джанет ходить в детский сад в платьях. Она любила джинсы. И до сих пор она одевается, как мальчишка. Она может появиться в доме в армейских ботинках, вытертых джинсах с заплатками, в слишком большой футболке, с волосами, заправленными под кепку. „Джанет,— говорила я ей,— носи серьги, крась губы, иначе люди будут принимать тебя за парня".

Рэнди рос занудой. Ребби прозвала его „маленьким профессором" за то, что он любил спорить. Если кто-нибудь из его друзей говорил, что мяч красный, Рэнди только для того, чтобы затеять спор, утверждал, что мяч зеленый. Самым решительным и сильным соперником среди моих детей был Марлон. Он, как и Майкл, играл в обычные детские игры: в шашки, карты, фишки. В играх почти всегда выигрывал Майкл. Но Марлон не уступал: он продолжал играть с Майклом до тех пор, пока не выигрывал. Но самым поразительным ребенком оставался Майкл.