Стеклодув из Квадлинии

Прошел год, наступила дождливая весна и ненадолго прогнала засуху. Свежей зеленой водой хлынула она на Вендову пустошь: пенилась у заборов, бурлила вдоль дорог, капала с крыш гирляндами вьюнов и плюща. Мелена ходила по двору легко одетой, подставляла бледную кожу солнечным лучам и впитывала в себя тепло, которого ей так не хватало зимой. Пристегнутая к стулу полуторагодовалая Эльфаба стучала ложкой по карасику на тарелке.

– Да ешь же ты, господи, не дави несчастную рыбу, – вздохнула Мелена.

С тех пор как малышке освободили рот, мать и дочь стали уделять друг другу больше внимания. К своему удивлению, Мелена стала замечать, что Эльфаба тоже бывает очаровательной, совсем как обычные дети.

Оставив богатое родовое имение, Мелена теперь каждый день видела одно и то же: гладь Бедового озера, по ту сторону которого темнели домики Закамышья, а дальше лежали сонные холмы. Мир ее сморщился до жалкой лачуги и воды. Она сходила с ума от скуки. Казалось, если бы поблизости появились даже дурашливые эльфы, Мелена стремглав побежала бы к ним ради разговора, компании, секса.

– Твой отец эгоист, – говорила она маленькой Эльфабе. – Шляется невесть где всю зиму, а мне оставил тебя за компанию. Ешь рыбу, слышишь? Скинешь со стола – больше не получишь.

Эльфаба подцепила ложкой карасика и сбросила его на землю.

– К тому же лицемер, – продолжала Мелена. – Он был слишком хорош в постели для священника, вот тогда‑то я его и раскусила. Святые люди должны быть выше плотских страстей, а он очень уж люб ил наши ночные развлечения. Давно это было… Только ты не говори, что мы его вычислили, а то он очень расстроится. Мы ведь не хотим огорчать папу, правда?

И Мелена зашлась в истерическом смехе.

Эльфаба серьезно посмотрела на мать, затем показала на рыбу.

– Завтрак, – подтвердила Мелена. – Завтрак на земле. Завтрак для жуков. – Она опустила пониже воротник своего летнего платья и оголила розовые плечи. – Что, если мы прогуляемся к озеру? Может, ты там утонешь?

Но Эльфаба никогда не утонет, потому что ни за что и близко не подойдет к озеру.

– Сядем на лодку и перевернемся! – взвизгнула Мелена.

Девочка по‑птичьи наклонила голову, будто выискивая скрытый смысл в пьяных словах матери.

Солнце вышло из‑за облака. Эльфаба нахмурилась. Мелена еще ниже опустила платье, и ее упругая грудь выскользнула из‑под грязного воротника.

«До чего я дожила! – горько думала Мелена. – Показываю грудь дочке, которую и кормить‑то этой грудью не могу из страха, как бы не откусила. И это я, цветок Нестовой пустоши; я, некогда первая красавица в округе. А теперь мне и поговорить не с кем, только с собственной врединой‑дочкой. И то сказать дочка. Не дочка, а какое‑то насекомое! Эти ее тощие ноги, ломаные брови, длинные паучьи пальцы… Она познает мир, ломает и грызет все, что ни попадется под руку, как и любой малыш, но как‑то безрадостно. Будто у нее тайное задание: вкусить и испробовать все горести жизни. Коих в Закамышье предостаточно. Господи, откуда она такая страшная?

– Или сходим в лес, соберем ягоды, – предложила Мелена, стыдясь своих мыслей. – А потом испечем ягодный пирог. Как тебе?

Эльфаба еще не начала разговаривать, но в ответ на вопрос матери кивнула и заерзала, пытаясь слезть со стула. Мелена начала было играть с ней в ладушки, но малышка не обращала на забаву никакого внимания. Она кряхтела, показывала на землю и сучила длинными тонкими ножками, выражая свою готовность идти в лес. Потом вдруг указала на калитку.

Там, опираясь о столбик, застенчиво стоял исхудалый мужчина с опаленной солнцем кожей цвета розы в сумерках. За плечами у него висела пара кожаных мешков, в руке он держал посох. Его мужественное лицо с впалыми щеками было удивительно красиво. Мелена вскрикнула от неожиданности, но, совладав с собой, заговорила грудным мелодичным голосом. Давно она не разговаривала ни с кем, кроме упрямого ребенка.

– Господи, как вы нас напугали! – воскликнула она. – Хотите есть?

Она растеряла свои светские манеры. Гостей, например, не встречают с голой грудью. Но Мелена не спешила запахиваться.

– Прошу извинить чужеземец у ворот, прекрасная госпожа, – сказал мужчина на ломаном языке.

– Конечно, извиняю, – нетерпеливо ответила Мелена. – Входите же, не стесняйтесь, дайте на вас посмотреть.

Эльфаба так мало видела чужих людей в своей жизни, что спряталась за ложку и украдкой поглядывала одним глазом.

Незнакомец приблизился, покачиваясь от усталости. У него были широкие ладони и ступни, узкая талия и плечи, крепкая шея – как будто его вытачивали на станке, да не доточили по концам. Руки, снимавшие мешки с плеч, действовали словно зверьки, живущие своей особой жизнью.

– Чужеземец не знает, где он. Две ночи идти по холмам. Искать таверну в Суходревье. Отдыхать.

– Вы заблудились и совсем не туда вышли. – Мелена решила не обращать внимания на странный говор незнакомца. – Но не беда. Давайте я вас накормлю, а вы мне расскажете свою историю.

Мужчина снял шляпу, и слипшиеся пряди темно‑рыжих волос рассыпались по его шее. Он скинул рубашку и пошел умываться, а Мелена отметила про себя, как приятно снова увидеть стройного, мускулистого мужчину. Ее‑то благоверный за последние полтора года изрядно растолстел.

Чужеземца звали Черепашье Сердце. Он был стеклодувом из деревеньки Оввельс, в далекой и малоизвестной стране Квадлинии. Интересно, у всех ее жителей такая восхитительно смуглая кожа?

Мелена нехотя спрятала грудь под платье. Эльфаба пискнула, просясь на землю, и квадлин запросто, по‑свойски отстегнул ее от стула и подбросил вверх, потом еще. Малышка взвизгнула от удивления и удовольствия. Пользуясь тем, что гость отвлекся на ребенка, Мелена подобрала с земли несъеденную рыбешку, ополоснула ее и кинула на тарелку вместе с яйцами и вареными корешками. Лишь бы только Эльфаба внезапно не научилась говорить и не опозорила ее перед гостем. С девчонки станется.

Впрочем, Эльфаба была слишком очарована гостем, чтобы жаловаться. Она не захныкала, даже когда Черепашье Сердце сел за стол и начал есть, а заползла между его стройными гладкими ногами (он снял сапоги) и с довольным видом что‑то замурлыкала. Мелена поймала себя на том, что ревнует гостя к полуторагодовалой девочке. Она бы и сама не отказалась пристроиться у него между ног.

– Я никогда еще не видела квадлинов, – слишком оживленно и громко сказала Мелена. Долгие месяцы одиночества давали о себе знать. – В моей семье их в дом не приглашали. Не знаю даже, были ли они где‑нибудь поблизости. Нам рассказывали только, что квадлины – страшные хитрецы и постоянно врут.

– Зачем же спрашивать квадлина, если он всегда врет? – улыбнулся Черепашье Сердце.

От его улыбки Мелена растаяла, как масло на поджаренном хлебе.

– Я поверю всему, что вы скажете.

Он поведал ей про жизнь в Оввельсе: про гниющие в болотах дома, про селян, питающихся мхами и улитками, про общины и поклонение умершим предкам.

– То есть вы полагаете, что умершие остаются с вами? – полюбопытствовала Мелена. – Не сочтите за бестактность, но я, сама того не желая, с недавних пор стала интересоваться вопросами веры.

– А госпожа верит, что ее предки рядом?

Мелена едва поняла вопрос, так зачарована была его ясными глазами и словом «госпожа» в свой адрес. Она даже расправила плечи.

– Мои ближайшие предки так далеко, что дальше некуда, – сказала она. – Они еще живы, мои родители, но у меня не осталось с ними ничего общего. Для меня они все равно что умерли.

– Когда умрут, они смогут часто приходить к госпоже.

– Еще чего! Кыш! – рассмеялась Мелена. – Чтобы ко мне являлись призраки? Вот уж действительно будет худший из двух миров. Если, конечно, он есть, Иной мир.

– Он есть, – сказал Черепашье Сердце с такой убежденностью, что у Мелены мороз прошел по коже. Она подняла Эльфабу из‑под стола и прижата к себе. Девочка не сопротивлялась, но и не припадала к матери в ответ, просто обмякла от новизны прикосновений.

– Вы прорицатель? – спросила Мелена.

– Черепашье Сердце – стеклодув, – просто ответил квадлин.

Мелена вспомнила о своих снах, порожденных опьяняющим зельем, – снах столь ярких и необычных, что сама она никогда их не выдумала бы.

– Замужем за священником, а сама не знаю, верю ли я в Иной мир, – пробормотала она и спохватилась. Она не хотела упоминать о своем замужестве, хотя дочь все равно ее выдавала.

Но Черепашье Сердце не стал развивать эту тему. Он отодвинул тарелку (на которой так и остался лежать нетронутый карасик) и достал из своих заплечных сумок плавильный горшок, выдувальную трубку и мешочки с песком, поташом, известью и другими порошками.

– Разрешите Черепашье Сердце отблагодарит госпожу за ее доброту.

Мелена кивнула. Он развел огонь, разложил инструменты, смешал порошки, прочистил трубку специально сложенной тряпочкой. Эльфаба притихла; на ее остроносом личике отразилось любопытство.

Мелена никогда не видела, как выдувают стекло, прессуют бумагу, ткут полотно, пилят деревья – да много чего. Действия чужестранца казались ей такими же волшебными, какими виделись простому люду Часы Дракона времени, сломившие ее мужа.

Со странным гудящим звуком Черепашье Сердце выдул из трубки горячий зеленоватый пузырь. Тот грозно шипел и дымился, но мастер знал, что с ним делать, – он был повелителем стекла. Эльфаба зачарованно потянулась к прозрачному пузырю; Мелена едва успела удержать дочку. За какой‑то миг дрожащий кусочек раскаленного воздуха приобрел форму, затвердел и начал остывать. Получился слегка неправильный круг, будто вытянутое блюдо. Все время, пока стеклодув работал, Мелена думала о своей жизни, тоже превратившейся из пламенного шара в пустую скорлупу, хрупкую, как это стекло. Прежде чем ее захлестнула жалость к себе, Черепашье Сердце взял ее за руку и приблизил к стеклянному кругу.

– Госпожа говорит свои предки, – сказал он.

Но Мелену не интересовали скучные мертвецы из Иного мира, тем более теперь, когда ее руки лежали в огромных ладонях Черепашьего Сердца. Она сдерживала дыхание, старалась не пахнуть на него вином. Сколько чашек она выпила за завтраком – одну или все‑таки две? Казалось, еще чуть‑чуть – и она упадет в обморок.

– Смотрите стеклянный круг, – учил Мелену мастер, однако она видела только его шею и малиново‑медовый подбородок.

Тогда Черепашье Сердце сам заглянул вкруг. Эльфаба встала рядом, оперлась ладошкой о его колено и тоже стала смотреть.

– Муж близко, – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал квадлин. – Муж едет на осел и везет к вам старая женщина. Вы ждать родственников?

– Мы ждать няню, – ответила Мелена, подстраиваясь под ломаную речь красивого стеклодува. Вы и правда видеть все это в стекле?

Он кивнул. Кивнула и Эльфаба – но чему?

– Сколько у нас времени до его приезда?

– До вечера.

Они не перемолвились больше ни словом до самого заката. Подбросили в огонь дров, пристегнули девочку к стулу и подвесили перед ней, как игрушку, остывающий круг. Эльфаба смотрела на него словно зачарованная и настолько увлеклась, что даже не грызла пальцы. Дверь в дом оставили открытой, чтобы время от времени проверять, как там малышка, которая в этот яркий солнечный день все равно не различила бы, что там делают взрослые в темной комнате. Впрочем, она и не пыталась. Черепашье Сердце был бесподобен. Мелена сплелась с ним воедино, прижалась к нему губами, грела его, любила. Он заполнил ее одиночество.

Вечером, умытые и одетые, они сидели на кухонном дворике рядом с котелками, где готовился ужин. Вдали послышался ослиный рев. Мелена покраснела. Черепашье Сердце как ни в чем не бывало занимался своей трубкой. Эльфаба повернулась на звук. Ее губки, всегда темные по сравнению с яблочного цвета кожей, плотно сжались. Словно в раздумье, девочка пожевала нижнюю губу, но не прикусила – она уже научилась не кусать себя, – потом положила руку на стеклянный круг, поблескивающий в лучах заката. Ловя слабеющий солнечный свет и голубизну темнеющего неба, он казался волшебным зеркалом, внутри которого колышется холодная серебристая вода.

Date: 2015-09-22; view: 246; Нарушение авторских прав