Болезнь и лекарства

Шли дни, а Мелена едва могла заставить себя взглянуть на дочку. Она брала ребенка на руки, как положено матери. Ждала, когда в ней пробудятся материнские чувства. Она не плакала, нет, но искала забвения в листьях иглодольника.

Она родила дочку, девочку, напоминала себе Мелена, когда оставалась одна. Несчастный шевелящийся кулек был не мальчиком. Не чем‑то бесполым. Это была девочка и к тому же зеленая, словно горка вымытых капустных листьев, оставленных сохнуть на столе.

В панике Мелена написала слезное письмо старой няне, умоляя ее срочно приехать. Фрекс встретил няню на почтовой станции в Сланцовке. По пути она спросила его, что случилось.

– Что случилось? – спросил Фрекс и задумался. Потом понес какую‑то околесицу о природе зла, о пустоте, оставленной необъяснимым бездействием Безымянного Бога, в которую хлынула духовная отрава, о воронке и водовороте…

– Я о ребенке спрашиваю, – перебила его няня. – Меня интересует не весь мир, а один‑единственный малыш. Почему Мелена пишет мне, а не матери? Почему ничего не сообщила деду? Он же герцог Тропп, в конце концов! Что она, совсем тут одичала, или дела у вас настолько плохи, что ей и писать стыдно?

– Дела у нас действительно плохи, – мрачно сказал Фрекс. – Ребенок… Я должен сразу вас предупредить, с ним беда.

– Какая? – Няня прижала к себе саквояжик и тревожно всмотрелась мимо красной листвы деревьев в пустынную даль, куда они направлялись.

– Родилась девочка…

– Вот уж беда, – передразнила няня, но Фрекс, как обычно, не уловил сарказма. – Хоть титул сохранится еще на поколение. Руки‑ноги на месте?

– Да.

– Ничего лишнего нет?

– Нет.

– Грудь сосет?

– Мы не даем. У ребенка невероятно острые зубы. Настоящая акула.

– Ну, это ничего. Бутылочка, смоченный в молоке платок. Не она первая, не она последняя. Так что же с ней не так?

– Оно неправильного цвета.

– То есть как неправильного?

Фрекс только сокрушенно покачал головой. Няня всегда недолюбливала мужа своей воспитанницы, но при виде искреннего горя она смягчилась.

– Ну же, Фрекс, не убивайся так, расскажи. Мы что‑нибудь придумаем. Доверься няне.

– Оно зеленое.

– Она! – не выдержала няня. – Ради бога, перестань говорить «оно».

– При чем тут бог? – захныкал Фрекс. – Не он ее послал. Что же нам теперь делать?

– Тише! – Няня терпеть не могла мужского нытья. – Наверняка все не так плохо. В Мелене течет благородная кровь, она не могла родить урода. Чем бы там девочка ни болела, я ее вылечу. Уж поверь.

– Я верил в Безымянного Бога, – всхлипнул Фрекс.

– Одно другому не помеха, – фыркнула няня. – И не бойся, я ни слова не скажу родным Мелены. Мигом все исправим, никто и не узнает. Как вы назвали девочку?

– Эльфабой.

– В честь святой Эль‑Фаабы с водопада, конечно? – Да.

– Хорошее имя, древнее. Дома‑то будете Фабалой звать?

– Дожить еще надо, – угрюмо ответил Фрекс, словно надеясь, что дочка не доживет до того, чтобы ее пришлось как‑то звать.

– А интересные здесь места, – попыталась сменить тему няня. – Мы уже по Вендовой пустоши едем?

Фрекс не ответил. Он погрузился в горестные думы и только иногда механически погонял лошадей. Вокруг было грязно, пусто и уныло, и няня начала жалеть, что надела свое лучшее дорожное платье. Завидев хорошо одетую пожилую женщину, грабители чего доброго решат, что у нее есть золото, и будут правы, потому что один чулок няни держала золотая подвязка, давным‑давно стянутая из гардероба ее светлости. Вот сраму‑то будет, если после стольких лет изящную вещичку найдут на пухлом нянином бедре! К счастью, страхи были безосновательны: до дома священника они добрались без приключений.

– Покажи‑ка мне сперва ребенка, – потребовала няня. – Будет проще разговаривать с Меленой, если сразу разобраться, что к чему.

Фрекс провел няню в комнату, где его жена, наевшись листьев иглодольника, спала глубоким сном, а малышка похныкивала из корзины на столе.

Няня подвинула стул и села, чтобы не ушибиться, если от вида ребенка упадет в обморок.

– Опусти, пожалуйста, корзину на пол, Фрекс, а то мне высоко.

Фрекс послушно выполнил просьбу и пошел возвращать лошадей и телегу старосте Бри. Сам староста ездил редко, но охотно одалживал телегу, зарабатывая тем самым авторитет.

Малышка была запелената, а рот завязан косынкой, из‑под которой, как шляпка ядовитого гриба, выглядывал нос и блестели глаза. Няня наклонилась над корзинкой, поворачиваясь то так, то эдак и рассматривая лицо малышки то с одной, то с другой стороны, будто стараясь взглядом проникнуть ей в душу. Девочке не могло быть больше пары недель от роду, но она уже пристально следила за няней умными влажными карими глазами. Уголки глаз были красными, исчерченными сетью сосудов, с кровоподтеками, словно от напряжения, с которым девочка вглядывалась в окружающий мир.

И кожа – ода! – зеленая, как тоска. Нестрашная, не уродливая, но какая‑то… нечеловеческая.

Няня провела пальцем по щеке малышки. От прикосновения девочка вздрогнула, изогнулась дугой, и пеленки, туго обмотанные вокруг нее, лопнули, точно скорлупа. Няня охнула, но тут же стиснула зубы и приказала себе пересилить страх. Разорвавшиеся простынки открыли тельце девочки такого же растительного цвета.

«Вы хоть до дочки‑то своей дотрагивались, родители?» – пробормотала няня. Она положила руку на испуганно колышущуюся грудь девочки и провела рукой вниз проверить, как там все устроено. Малышка была мокрая и грязная, но в остальном девочка как девочка. Ее кожа была такой же мягкой и бархатистой, как когда‑то в детстве у Мелены.

– Ну, страшилище, иди к няне. – Она нагнулась поднять перепачканную девочку, но та задергалась, забрыкалась, забилась головой о камышовое дно корзины. – Даты, я посмотрю, плясала у мамки в животе. Ишь силачка! Под чью только дудку, интересно? Не‑е‑ет, от меня не убежишь. Иди сюда, чертенок. Няне не важно, какого ты цвета. Она все равно тебя любит.

Про любовь она, конечно, хватила, но в отличие от Фрекса няня верила в благородную ложь.

Она положила маленькую Эльфабу на колени и стала укачивать, петь колыбельную, гладить по животику, пытаясь успокоить. Время от времени няня отворачивалась к окну, борясь с накатывающей тошнотой, а девочка все не утихала.

К вечеру, когда няня принесла поднос с хлебом и чаем, Мелена приподнялась на подушке.

– Я тут похозяйничала немного, – сказала няня. – И подружилась с твоей милой крошкой. Давай, дорогая, просыпайся и поцелуемся.

– Ах, няня, – счастливо улыбнулась Мелена. – Как хорошо, что ты приехала. Уже видела мое чудовище?

– Очаровательная малютка.

– Не обманывай, не надо. Если хочешь помочь, скажи правду.

– Если хочешь моей помощи, говорить правду придется тебе. Можно не сейчас, но мы еще вернемся к этому разговору, и ты мне все расскажешь. Тогда и решим, как быть дальше.

Они пили чай. Эльфаба наконец уснула, и на время казалось, будто они вновь в Кольвенском замке, родовом имении семьи Тропп, где Мелена, пришедшая после прогулки с очередными холеными дворянчиками, расписывала няне их красоту, а та притворялась, что и не заметила…

Зато няня заметила много тревожного в маленькой Эльфабе. Например, когда она освободила малютке рот, та чуть не откусила себе руки. Оказалось, что за тоненькими губками скрывались воистину чудовищные зубы. Девочка успела расцарапать себе плечо до крови и наверняка прогрызла бы дыру в корзине, если бы ее не остановили.

– Может, позвать кузнеца, чтобы вырвал ей зубы? – предложила няня. – К тому времени, как вырастут новые, она уже научится себя вести.

– Да ты с ума сошла! – воскликнула Мелена. – Так вся деревня сразу узнает, что наша дочка зеленого цвета. Нет уж, пока не разберемся с кожей, будем завязывать ей рот.

– И как это вас угораздило родить зеленую дочку? – поинтересовалась вслух няня и поняла, что зря, потому что от этих слов Мелена побледнела, Фрекс покраснел, а малышка перестала дышать и посинела, словно пытаясь угодить взрослым. Пришлось шлепнуть кроху по попе, чтобы она снова задышала.

Няня решила, что говорить с родителями надо по отдельности. Фрекс, оглушенный двойным ударом – позорным проигрышем Дракону времени и рождением уродливой дочки, – отошел от дел и сидел во дворе, выстругивая из дуба бусины для четок и покрывая их символами безымянное™ Бога. Оставив Эльфабу в доме из глупого опасения, что она услышит и, хуже того, поймет их разговор, няня подсела к унылому папаше и принялась чистить тыкву на ужин.

– У тебя ведь никто в роду не был зеленым, правда? – спросила она как бы невзначай, хорошо понимая, что титулованный дед Мелены и без того выяснял всю подноготную жениха своей внучки, прежде чем дать согласие на брак.

Как же пал духом Фрекс, если даже не обиделся!

– Что вы, я из известного рода. Шесть поколений моих предков по отцовской линии были священнослужителями. Нас так же хорошо знают в духовных кругах, как семью Мелены в светских салонах и при дворе Озмы. Никого зеленого в нашем роду не было. По крайней мере я никогда еще о таком не слышал.

– Ну, не было, так не было, – кивнула няня. – Я на всякий случай спросила. Я и так знаю, что ты святее папы гоблинского.

– Только, – пристыженно продолжал Фрекс, – я все равно боюсь, как бы не по моей вине она такой уродилась. В день родов я забылся и провозгласил, что приближается дьявол. Я имел в виду одного местного идола, но что, если своими словами я нечаянно разбудил какого‑нибудь демона?

– Малышка не дьявол! – возмутилась няня.

«Хотя и не ангел», – добавила она про себя.

– С другой стороны, – продолжал Фрекс уже свободнее, – проклятие могла наслать и сама Мелена. Это она превратно истолковала мои слова. Возможно, тем самым открыла в себе лазейку, через которую проник нечистый дух и окрасил кожу ребенка.

– Это в день родов‑то? – недоверчиво спросила няня. – Сильный, должно быть, дух. Неужели добродетель твоя столь велика, что против тебя осмеливаются выступить только самые могущественные демоны?

Фрекс пожал плечами. Прежде он, наверное, кивнул бы, не услышав в вопросе сарказма, но теперь, после поражения в Закамышье, его уверенность в себе поколебалась. Он так и не решился произнести вслух то, чего особенно боялся: что уродливая дочь досталась ему в наказание за неспособность уберечь паству от языческой мерзости.

– Хорошо, – рассуждала тем временем практичная няня. – Если на ребенка легло проклятие, то как нам его снять?

– Изгнать нечистого духа? – предположил Фрекс.

– А сил тебе хватит?

– Если получится, значит, хватит, – ответил Фрекс. Теперь, увидев перед собой цель, он заметно оживился. Следующие несколько дней он проведет в посту, молитвах и сборе всего необходимого для священного таинства.

Пока он бродил по лесу, а малютка спала, няня подсела к Мелене на краешек жесткой кровати.

– Фрекс волнуется, не могли ли его слова о пришествии дьявола открыть лазейку, через которую в девочку вселился какой‑нибудь бес, – сказала няня как бы между прочим, безуспешно трудясь над кружевами. Рукоделие никогда ей не давалось, но ей нравилось держать в руках Меленин вязальный крючок с рукояткой из слоновой кости. – Я хочу выяснить, не открывала ли ты какой‑нибудь другой лазейки.

Мелена, как обычно, одурманенная листьями иглодольника, недоуменно подняла брови.

– Ты спала с кем‑нибудь, кроме Фрекса? – напрямик спросила няня.

– Не сходи с ума! – отмахнулась Мелена.

– Я ведь, милая, тебя знаю. Думаешь, не помню, как мальчишки роем за тобой увивались и как ты по нескольку раз на день меняла надушенные сорочки. Аппетиту тебя был что надо, нечего строить из себя скромницу.

– Ах, старые дни! – воскликнула Мелена и зарылась головой в подушку. – Знала бы ты, няня, как противно быть лучше здешних бестолковых крестьянок.

– Ну, с зеленой дочкой ты мигом скатишься до их уровня, – ехидно сказала няня. – Можешь радоваться.

– Нянюшка, голубушка, я люблю Фрекса, но он так часто оставляет меня одну! Иногда кажется, так бы все и отдала, лишь бы мимо прошел какой‑нибудь бродячий торговец и предложил мне что‑нибудь, кроме своих жестянок. Кто‑нибудь, в ком меньше святости и больше воображения.

– Это вопрос на будущее, – перебила ее няня, – а меня интересует недавнее прошлое. После твоей свадьбы.

Мелена молчала, погрузившись в раздумья, и только слегка кивала своим мыслям.

– Первыми, конечно, на ум приходят эльфы…

– Что? – опомнилась Мелена. – Я бы в жизни не легла под эльфа!

– Я бы тоже, но зеленая кожа наводит на определенные размышления. Они здесь вообще водятся?

– Да, где‑то на холме есть стайка древесных эльфов, но они еще глупее наших соседей‑закамышцев, если такое вообще возможно. Я их и вблизи‑то не видела, клянусь. Одна только мысль отвратительна. Они ведь, знаешь, над всем смеются. Упадет, например, кто‑нибудь из них с дерева, расшибет голову, как гнилую тыкву, а остальные соберутся вокруг и хихикают. Эльфы! Даже оскорбительно предполагать такое!

– Ничего, привыкай. Не такое еще услышишь, если не выпутаемся из этой передряги.

– Повторяю, ни с какими эльфами я не спала.

– Тогда, может, с кем‑нибудь еще? С виду красивым, но несущим в себе какую‑то заразу, которая тебе и передалась?

Мелена побледнела. После рождения дочки о своем здоровье она и не думала. Неужели ей тоже что‑то угрожает?

– Только честно. Мне нужно знать правду.

– Правду? – оглушенно произнесла Мелена. – Ее я и сама не знаю.

– То есть как?

И Мелена объяснила. Да, их дом стоит особняком; да, со здешними крестьянами, рыбаками и прочей деревенщиной она обменивалась не более чем сдержанными приветствиями, но пока дождешься проповедника‑мужа, соскучишься так, что кидаешься на первого встречного, лишь бы зашел, поговорил…

– И все? – недоверчиво спросила няня.

В те тяжелые дни, продолжала бормотать Мелена, она пристрастилась к листьям иглодольника. Когда к закату солнца (или приходу мужа) она просыпалась, то мало что помнила.

– Это что же получается? – Няня была возмущена. – Согрешила с кем‑то, а теперь и не помнишь?

– Я не знаю, – простонала Мелена. – Сама бы я не стала, если была, конечно, в трезвом уме. Но помню, один бродячий торговец угостил меня каким‑то крепким снадобьем из зеленого пузырька. Я тогда видела странные сны, будто из Иного мира: про города из дыма и стекла. Там были такие цвета и звуки… Я хотела запомнить…

– А пока ты спала, тебя преспокойно могли изнасиловать эльфы. Вот обрадуется твой дед, когда узнает, как Фрекс заботился!

– Перестань!

– Нет, ну я не знаю, что с вами делать! – Няня потеряла терпение. – Кругом сплошная безответственность. Если ты даже не помнишь, нарушала супружескую клятву или нет, нечего строить из себя святошу.

– Ребенка всегда можно утопить и начать снова…

– Ага, попробуй, – проворчала няня. – Такую ни одно озеро не примет.

Позже няня перебирала скромную домашнюю аптечку из высушенных трав, корешков, листьев и настоек, не особо надеясь найти отбеливатель для девочкиной кожи. В дальнем углу аптечки она увидела тот самый зеленый пузырек, о котором говорила Мелена. Своими подслеповатыми глазами няня разобрала в тусклом свете надпись на этикетке: «Волшебный эликсир».

Несмотря на прирожденный дар к врачеванию, няня так и не придумала снадобья, которое очистило бы кожу маленькой Эльфабы. Не помогало и купание в коровьем молоке, а в тазик с озерной водой девочка опускать себя не давала: упиралась и царапалась, как кошка. Няня продолжала мыть ее в молоке, которое, если недостаточно тщательно вытереть, оставляло после себя отвратительный запах. Фрекс провел обряд изгнания бесов, который включал в себя много свеч и молитв. Няня наблюдала с безопасного расстояния. Священник сверкал глазами и от натуги обильно потел, несмотря на холодное утро. Запеленатая малышка преспокойно спала. Ничего не менялось. Наконец измученный Фрекс рухнул на молитвенный коврик и прижал к себе зеленую дочь, будто смирившись с посланным ему наказанием. Мелена помрачнела. Неиспробованным оставалось только одно средство, и накануне отъезда няня набралась смелости заговорить об этом.

– Народные средства не помогли, – начала она. – Духовное вмешательство тоже. Не настало ли время подумать о колдовстве? Нет ли здесь волшебника, способного избавить девочку от зеленой напасти?

Не успела старушка опомниться, как Фрекс бросился на нее с кулаками. От неожиданности няня упала со стула, и Мелена засуетилась вокруг с причитаниями.

– Как вы смеете? – кричал Фрекс. – В моем доме! Мало мне зеленой дочки! Колдовство – это вероотступничество! Страшный грех, если не откровенное шарлатанство! Договор с дьяволом!

– У, раскричался, – защищалась няня. – Святая простота, да разве ты не знаешь, что клин клином вышибают?

– Няня, перестань! – взвизгнула Мелена.

– Надо же, поднять руку на немощную старуху, – обиженно ворчала няня, поднимаясь. – Которая только хотела помочь.

Следующим утром няня собрала дорожную сумку. Больше ей здесь делать нечего, и даже ради Мелены она не собиралась проводить остаток дней с религиозным фанатиком и больным ребенком. Опасность для девочки миновала; теперь родители вряд ли ее убьют. Фрекс отвез няню на постоялый двор в Сланцовке, откуда ее заберет почтовый экипаж. Она все так же, боясь разбойников, опасливо прижимала сумку к своей обширной груди. В сумке лежала золотая подвязка (на худой конец, всегда можно сказать, что подвязку подсунули без ее ведома, а то поди объясняй, как подвязка очутилась у нее на ноге), а также пополнение: полюбившийся няне вязальный крючок с красивой ручкой, три молитвенные бусины Фрекса с изящно вырезанными узорами и зеленый пузырек с «Волшебным эликсиром», оставленный проезжим торговцем страстными снами.

О малышке она не знала, что и думать. Была ли Эльфаба порождением дьявола или полуэльфом? Досталась ли она в наказание за бессилие отца или за распущенность матери? Или просто уродилась больной, как дурное яблоко или теленок с пятью ногами? Няня понимала, что слишком мало знает, чтобы разрешить эту загадку. Ее мир был непредсказуем и туманен, управляем богами, демонами и колдовством. От нее, правда, не ускользнуло, что оба родителя до самого последнего не сомневались в рождении сына. Сам Фрекс был седьмым сыном седьмого сына и, кроме того, священником в седьмом поколении. Любой ребенок крепко бы подумал, прежде чем вмешиваться в такую математику.

Возможно, размышляла няня, маленькая Эльфаба сама выбрала себе пол и цвет кожи – и к черту родителей.

Date: 2015-09-22; view: 222; Нарушение авторских прав