Лилия зимой

Еще одна служанка, кланяясь, чуть не ткнулась носом в пол, и Илэйн вздохнула. По дворцовым коридорам она шла – или, по крайней мере, пыталась идти – легкой походкой. Ведь она – Дочь‑Наследница и должна быть царственна и невозмутима. Хотелось бы припустить со всех ног, но тогда она наверняка запутается в своих темно‑синих юбках. Она и так чувствовала на себе взгляд приземистого мужчины, что выпученными глазами смотрел вслед ей и ее спутницам. Какая мелочь, можно и не замечать, все равно что песчинка в туфле. Ранд, проклятый ал’Тор, что он себе думает! Вот ведь чесоточный дуб на мою шею! – думала она. Пусть только попробует на этот раз от нее улизнуть!..

– Запомните одно, – твердо сказала Илэйн. – Он ничего не должен знать ни о шпионах, ни о корне вилочника! Вообще обо всем таком – молчок!

Меньше всего ей надо, чтобы он вздумал ее «спасать». Вечно мужчины такие глупости выкидывают; Найнив называет это «думать волосами на груди». О Свет, да он, скорей всего, попытается ввести обратно в город айильцев и салдэйцев! Хорошо, если только в город, а не во дворец! Как ни горько признать, но остановить она его тогда никак не сможет, разве что войну начнет, и даже этого, пожалуй, будет мало.

– О том, чего ему знать не надо, я ему и не рассказываю, – сказала Мин, хмуро глядя на худую, большеглазую женщину, которая после реверанса едва не растянулась на красно‑коричневом мозаичном полу.

Илэйн, бросая искоса взгляды на Мин, припомнила время, когда сама носила штаны, и подумала, почему бы вновь не попробовать. В штанах куда свободнее, чем в юбках, и движений они не стесняют. Только никаких сапожек с каблуками, рассудительно решила она. Из‑за каблуков Мин стала почти такого же роста, что и шагавшая с другого боку Илейн Авиенда, но даже Бергитте ходит на каблуках не слишком‑то уверенно, а при таком наряде, как у Мин, – узких, в обтяжку штанах и курточке, едва прикрывавшей бедра, – выглядели эти сапожки прямо‑таки возмутительно.

– Ты ему врешь? – В тоне Авиенды сгустилась подозрительность. Неодобрение выразилось даже в том, как она поправила лежавшую на плечах темную шаль. Айилка бросила на Мин сердитый взгляд.

– Конечно, нет, – отрезала Мин, ответив не менее сердитым взглядом. – Ну, разве что когда очень нужно.

Авиенда хохотнула, потом, как будто изумившись своему смеху, вновь нацепила на лицо каменное выражение.

И что прикажете с ними делать? Они же должны понравиться друг другу. Должны – и все тут. Но всякий раз при встрече Мин и Авиенда смотрели друг на друга, как чудные кошки, запертые в тесной комнате. О‑о, они обо всем договорились – выбора, вообще‑то говоря, и не было, ведь никто не в силах сказать, когда они снова окажутся вместе рядом с Рандом, – но Илэйн надеялась, что им не взбредет в голову показывать, насколько ловко они обращаются с ножами. Причем уже показывали – как бы невзначай, без всякой угрозы, но весьма демонстративно. С другой стороны, на Авиенду произвело впечатление количество ножей, которые носила при себе Мин.

Тут Илэйн поклонился долговязый юный слуга. К несчастью, он так пожирал глазами процессию Дочери‑Наследницы, что совсем позабыл о своей ноше – подносе, уставленном высокими стеклянными колпаками для светильников, и в коридоре раздался громкий звон стекла, разбившегося о каменные плиты.

Илэйн снова вздохнула. Она надеялась, что все скоро привыкнут к новому порядку вещей. Разумеется, пялились не на саму Дочь‑Наследницу, ни на Авиенду, даже не на Мин, хотя последняя и притягивала взоры. Нет, таращили глаза и спотыкались из‑за Касейлле и Дени, шедших чуть позади. Теперь у Илэйн было восемь телохранителей, и, когда она проснулась, эта пара уже стояла на посту возле ее дверей.

Весьма вероятно, кое‑кто недоумевал, почему женщины‑гвардейцы вообще идут позади нее, и уж почти наверняка всех изумляло то, что ее телохранители – женщины. К этому пока еще не привыкли. Но Бергитте сказала, вид у них будет парадный, как у почетного караула, и сдержала обещание. Должно быть, покинув прошлой ночью покои Илэйн, она засадила за работу всех белошвеек и модисток во дворце. Каждая телохранительница получила ярко‑красную широкополую шляпу с длинным белым плюмажем; темно‑красный мундир с белым воротом теперь был из шелка, спереди на нем красовался стоящий на задних лапах Белый Лев, грудь пересекал широкий красный шарф, отороченный белоснежными кружевами. Кроме того, покрой мундира немного изменили, подогнав его по фигуре и удлинив полы почти до колена. На алые штаны нашили лампасы – белые полоски по наружному шву. Шея и запястья были в густой пене бледных кружев, а черные сапоги – начищены до зеркального блеска. Вид у обеих был эффектный, и даже Дени, обычно смотревшая вокруг спокойным взором, выглядела щегольски, если не хвастливо. Илэйн подозревала, что еще большую гордость они испытают, когда будут готовы украшенные золотом перевязи и ножны, а также покрытые лаком шлемы и кирасы. Бергитте распорядилась изготовить кирасы, подогнанные под женскую фигуру, и Илэйн подозревала, что у дворцовых оружейников от подобного заказа глаза полезли на лоб!

В данный момент Бергитте была весьма занята – беседовала с женщинами, отбирая среди них тех, кто войдет в число двадцати телохранителей. Илэйн чувствовала ее сосредоточенность и отсутствие физических усилий – так бывало, когда Бергитте читала или играла в камни, а у нее редко выдавалось время для себя, она вся отдавалась исполнению своих обязанностей. Илэйн надеялась, что Бергитте ограничится всего двадцатью женщинами. Надеялась, что та слишком занята и не заметит – пока не окажется слишком поздно, – что Илэйн замаскировала узы. Подумать только, она так тревожилась, чтобы Бергитте не чувствовала то, чего Илэйн не хочет, чтобы она чувствовала, а решение‑то крылось в простом вопросе. Всего‑то и надо было спросить у Вандене! Ответ ее стал для Илэйн печальным напоминанием, сколь мало она на самом деле знает о том, что значит быть Айз Седай, особенно касаемо той части, которую другие сестры считают общеизвестной. По‑видимому, всякая сестра, у которой есть Страж, знает, что к чему, даже те, кто не выходит замуж.

Порой как‑то странно все происходит. Если бы не телохранители, если бы не раздумья, как ей ускользнуть от них и от Бергитте, Илэйн и в голову не пришло бы поинтересоваться, и она так и осталась бы в неведении – в данном случае, например, насчет возможности замаскировать узы. Ну, она не то чтобы намеревалась в ближайшем будущем ускользнуть от своих охранников, но лучше быть готовой заранее. Бергитте уж точно больше не позволит им с Авиендой разгуливать в одиночку по городу, ни днем, ни тем более ночью.

Когда Илэйн подошла к двери Найнив, из головы у нее вылетели всякие мысли о Бергитте. За исключением одной – надо было замаскировать узы только в самый последний момент. По другую сторону этой двери находится Ранд. Ранд, который иногда настолько занимал ее мысли, что Илэйн терялась в догадках, не превратилась ли она в одну из тех безмозглых дурех из сказаний, что теряли голову из‑за мужчины. Она всегда считала, что эти истории, должно быть, сочиняли мужчины. Только вот из‑за Ранда она иногда чувствовала себя совсем глупой. Ладно хоть он этого не понимал, благодарение Свету.

– Ждите здесь и никого не впускайте, – велела Илэйн гвардейцам. Сейчас ей не нужно ни вторжения, ни постороннего внимания. Если повезет, никто не сообразит, что означает занятная форма ее охраны, – настолько свежее нововведение эти ее телохранители. – Я вернусь через несколько минут.

Гвардейцы энергично отсалютовали, приложив руку к груди, и встали по обе стороны двери. Касейлле застыла с каменным лицом, положив ладонь на рукоять меча, Дени же взяла свою длинную дубинку в обе руки и слегка улыбалась. Илэйн была уверена, что Дени решила, будто Мин привела Дочь‑Наследницу на встречу с тайным любовником. И подозревала, что подобная мысль могла возникнуть и у Касейлле. Они приняли все меры предосторожности; имени никто не произнес, но слишком уж много прозвучало всяких «он то», «он се». Хорошо хоть, ни одна не стала искать предлога уйти, чтобы доложить Бергитте. Если у Илэйн есть охрана, то это ее телохранители, а не Бергитте. За исключением того, что Бергитте и без них все узнает, если Илэйн замаскировала узы слишком рано.

И, как поняла Илэйн, сама она пребывает в крайнем смятении чувств. Мужчина, который снился ей каждую ночь, – по ту сторону двери, а она стоит тут столбом. Она ждала так долго, желала так сильно, а теперь боится. Но она не допустит, чтобы все пошло наперекосяк. Сделав над собой усилие, Илэйн собралась с духом.

– Готовы? – Голос прозвучал не столь решительно, как она надеялась, но ладно, хоть не дрожал. В животе словно бабочки порхали – размером с лису. Такого с ней уже давно не бывало.

– Конечно, – сказала Авиенда, правда, перед ответом сглотнула комок в горле.

– Я готова, – слабо отозвалась Мин.

И они вошли без стука, поспешив закрыть за собою дверь.

Найнив с округлившимися глазами вскочила на ноги, едва девушки сделали несколько шагов, но Илэйн не видела ни ее, ни Лана, хотя комнату наполнял сладковатый аромат табака – Страж курил трубку. Ранд и вправду был здесь; хотя в это и верилось с трудом. Кошмарной маски, которую описала Мин, не было, разве что эта убогая одежда на нем и перчатки из грубой шерсти, и он был... красив.

Увидев ее, Ранд тоже вскочил со стула, но, не успев выпрямиться, пошатнулся и обеими руками вцепился в край столешницы, содрогаясь в приступе сухой рвоты. Илэйн обняла Источник и шагнула к нему, потом замерла и заставила себя отпустить Силу. Ее способности к Исцелению были незначительны, тем более что Найнив не отстала от нее, – окруженная сиянием саидар, она протянула руки к Ранду.

Он отпрянул, отмахиваясь.

– Найнив, твое Исцеление тут не поможет, – хрипло сказал Ранд. – Так или иначе, но, похоже, спор ты выиграла.

Лицо Ранда застыло скрывающей все чувства маской, но глаза его, казалось, так и втягивали в себя Илэйн. И Авиенду. Илэйн удивилась, что радуется этому. Она надеялась, что так будет, надеялась, что сумеет перебороть себя ради первой сестры, а выяснилось, что и превозмогать ничего не надо. Выпрямился Ранд с видимым трудом и с трудом же отвел взгляд от Илэйн и Авиенды, хотя старался скрыть свои усилия.

– Мин, пора уходить, – сказал он.

У Илэйн отвалилась челюсть.

– Думаешь, можешь просто взять и уйти? Даже не поговорив со мной? С нами? – только и сумела она вымолвить.

– Мужчины! – чуть ли не одновременно выдохнули Мин с Авиендой, а потом изумленно переглянулись. И поспешно сложили руки на груди. На миг, несмотря на свое различие во всем, они предстали образчиком истинно женского недовольства, причем оказались едва ли не зеркальным отражением друг друга.

– Те, кто хотел убить меня в Кайриэне, превратили бы этот дворец в груду камней, узнай они, что я тут, – тихо произнес Ранд. – И вполне могут это сделать, появись у них хоть тень подозрения. Думаю, Мин рассказала вам, что это были Аша’маны. Не доверяйте никому из них. За исключением, быть может, троих. Дамера Флинна, Джахара Наришмы и Эбена Хопвилла. Им можно доверять. А что до остальных... – Он прижал сжатые кулаки к бокам, по‑видимому, не осознавая, что делает. – Иногда меч, бывает, тебя не слушается, но мне по‑прежнему нужен меч. Просто держитесь подальше от любого мужчины в черном мундире. Послушайте, на разговоры нет времени. Мне лучше уйти как можно скорее.

Она ошиблась. Он совсем не такой, каким представал в ее снах. Тогда в нем была какая‑то ребячливость, а теперь ее не стало, словно огнем выжгли. Ей будет о чем горевать. Она не думала, что он так себя поведет, что он сможет так себя повести.

– В одном он прав, – тихо промолвил Лан, не вынимая трубки изо рта. Еще один мужчина, который как будто никогда не был мальчишкой. Под пересекавшей лоб плетеной кожаной лентой глаза Лана сверкали голубыми льдинками. – Любому, оказавшемуся рядом с ним, угрожает огромная опасность. Любому.

Найнив почему‑то фыркнула. Потом положила руку на округлый бок кожаной сумы, что лежала на столе, и улыбнулась. Впрочем, через миг улыбка ее увяла.

– Неужели мы с моей первой сестрой боимся опасности? – спросила Авиенда, подбоченясь с самым решительным видом. Шаль, соскользнув с плеч, упала на пол, но айилка, пристально глядя на Лана, не заметила потери. – У этого мужчины тох к нам, Аан’аллейн, а у нас – к нему. Нам нужно с ним разобраться.

Мин развела руками.

– Не знаю, при чем тут какие‑то охи‑тохи, но лично я, Ранд, никуда не пойду, пока ты с ними не поговоришь! – Она притворилась, что не замечает гневного взора Авиенды.

Вздохнув, Ранд оперся на угол стола и пробежался пятерней в перчатке по темным, с рыжинкой волосам, что доходили до плеч. Казалось, он о чем‑то спорит сам с собою.

– Мне жаль, что сул’дам и дамани оказались у вас, – наконец промолвил Ранд. Но вид у него был такой, словно он сожалел всего лишь о холодной погоде. – От Таима требовалось доставить их к сестрам, которые, как я думал, были с вами. Но, наверное, всякий мог ошибиться. Видимо, он решил, что все Мудрые, которых собрала Найнив, и есть Айз Седай. – Улыбка его была сдержанной. И не отразилась в глазах.

– Ранд, – предостерегла Мин приглушенным тоном.

У него хватило наглости вопросительно посмотреть на нее, словно бы он чего‑то не понял. А потом он продолжил, как ни в чем не бывало.

– Так или иначе, но народу у вас вроде хватает, с горсточкой этих женщин справитесь. А потом передадите их... другим сестрам, тем, что с Эгвейн. Всегда дела идут не так, как предполагаешь, верно? Кто бы мог подумать, что несколько сестер, сбежавших от Элайды, восстанут против Белой Башни? С Эгвейн в роли Амерлин! И с Отрядом Красной Руки в качестве ее армии. Думаю, Мэт побудет там какое‑то время. – Почему‑то он вдруг заморгал и потрогал лоб, затем продолжил тем же раздражающе обыденным тоном: – Ладно. Все события принимают какой‑то странный оборот. Так что не удивлюсь, если мои друзья в Башне наберутся мужества и выступят в открытую.

Выгнув бровь, Илэйн глянула на Найнив. Мудрые? Отряд – армия Эгвейн, и с ним Мэт? Попытка Найнив невинно округлить глаза выдала ее с головой. Илэйн решила, что неважно, кто и в чем виноват. Если Ранда удастся уговорить отправиться к Эгвейн, он очень скоро узнает правду. Во всяком случае, у нее есть к нему дела поважнее. И так понятно, что он лепечет невесть о чем, стараясь казаться непринужденным, надеется отвлечь их, сбить с толку, не дать им самим заговорить.

– Не выйдет, Ранд, – Илэйн вцепилась в юбки, чтобы не погрозить ему пальцем. Или кулаком – она не знала точно. Другим сестрам? Настоящим Айз Седай, он собирался сказать. Да как он посмел?! И эти его друзья в Башне! Неужели он до сих пор верит тому странному письму Алвиарин? Голос Илэйн был холоден, ровен и тверд – больше никакой пустой болтовни. – Все это нисколько не важно – сейчас. Нам нужно поговорить – мне, Авиенде, Мин и тебе. И мы поговорим. Мы обязательно поговорим, Ранд ал’Тор, и до тех пор ты дворца не покинешь!

Он посмотрел на нее долгим взглядом, не меняя выражения лица. Потом шумно вздохнул, и лицо его обратилось в гранит.

– Я люблю тебя, Илэйн, – и, не медля ни секунды, продолжил – слова бежали потоком, словно пробившая запруду вода. И лицо – каменная стена: – Я люблю тебя, Авиенда. Я люблю тебя, Мин. Всех одинаково, никого ни на капельку меньше или больше. Я хочу не одну из вас, я хочу всех трех. Ну вот, получите. Я – развратник. Теперь можете уйти, не оглянувшись. Все равно это безумие. Я не могу позволить себе кого‑то любить!

– Ранд ал’Тор, – заверещала Найнив, – возмутительней речей я от тебя никогда не слыхала! Как тебе вообще в голову такая мысль пришла – сказать трем женщинам, что ты их любишь! Да ты не развратник, ты – хуже! Немедленно извинись!

Лан, вынув трубку изо рта, пристально смотрел на Ранда.

– Я люблю тебя, Ранд, – просто сказала Илэйн, – и пусть ты и не спрашивал, я хочу выйти за тебя замуж. – Она слегка покраснела, но, поскольку намеревалась зайти гораздо дальше, решила, что не стоит обращать внимание на такие мелочи.

Найнив пошевелила губами, но не издала ни звука.

– Мое сердце – в твоих руках, Ранд ал’Тор, – сказала Авиенда, обращаясь с его именем, точно с редкой драгоценностью. – Если ты сплетешь для моей первой сестры и меня свадебный венок, я его приму.

И у нее на лице тоже проступил слабый румянец, который она попыталась скрыть, подобрав с пола шаль и пристраивая ее на плечи. По айильским обычаям она никогда не должна была говорить ничего подобного.

Наконец Найнив сумела что‑то из себя выдавить. Слабый писк.

– И коли к этому времени ты не понял, что и я тебя люблю, – сказала Мин, – тогда ты слеп, глух и мертв! – Вот она‑то не покраснела; в ее темных глазах сверкали лукавые огоньки, и казалось, она сейчас засмеется. – А что до свадьбы... что ж, мы втроем что‑нибудь да придумаем. Вот так!

Найнив обеими руками вцепилась в косу и, тяжело дыша, то и дело дергала ее. Лан принялся внимательно разглядывать, что же такое у него в чашечке трубки.

Ранд смотрел на всех трех – Илэйн, Авиенду, Мин – так, словно никогда в жизни не видел женщин и гадал, что они такое.

– Вы все спятили, – в конце концов вымолвил он. – Я бы женился на любой из вас – на всех, да поможет мне Свет! Но это невозможно, и вы это знаете.

Найнив рухнула в кресло, качая головой. Она что‑то пробурчала себе под нос, и Илэйн расслышала только, что Круг Женщин языки проглотит.

– Нам надо еще кое‑что обсудить, – сказала Илэйн. О Свет, Мин с Авиендой посмотрят на нее как на легкомысленную девчонку! Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы улыбка была не настолько... нетерпеливой. – Полагаю, лучше у меня в покоях. Ни к чему стеснять Найнив и Лана.

На самом деле она опасалась, что Найнив, если услышит, попытается их остановить. Если речь зайдет о чем‑то, касающемся Айз Седай, эта женщина, не задумываясь, воспользуется своей властью.

– Да, – медленно произнес Ранд. А потом, как ни странно, добавил: – Я сказал, Найнив, что ты выиграла. Я не уйду, не повидавшись с тобой.

– О‑о! – Найнив вздрогнула. – Да. Разумеется. Он вырос у меня на глазах, – залепетала она с болезненной улыбкой, повернувшись к Илэйн. – Я видела его первые шаги. Он не уйдет, пока я с ним как следует не поговорю.

Илэйн с подозрением покосилась на нее. О Свет, она говорит, прямо как престарелая нянька. Хотя Лини никогда не болтает попусту. Илэйн надеялась, что Лини жива и с ней все хорошо, но очень боялась, что правда далеко не столь радужна. Почему Найнив вдруг стала себя так вести? У нее что‑то на уме, и если она в своих планах не собирается опереться на авторитет своего положения, значит, это нечто такое, что даже она сама считает неправильным.

Вдруг Ранд... пошел волнами, словно воздух вокруг него поплыл жарким маревом, и все прочее вылетело из головы Илэйн. Через миг он стал... кем‑то другим, ниже ростом и толще, каким‑то тупым и грубым. И столь отталкивающего обличья, что она не сразу вспомнила даже о мужской половине Силы, к которой он обратился. Сальные черные волосы свисали на болезненно бледное лицо, где среди прочих поросших волосками бородавок выделялась одна, особенно крупная. Она оседлала мясистый нос картошкой, торчавший над толстыми вялыми губами. Ранд крепко зажмурил глаза и сглотнул, стиснув руками подлокотники кресла, словно стеснялся своего вида и не хотел встречаться ни с кем взглядом.

– Ты все равно красив, Ранд, – нежно сказала Илэйн.

– Ха! – заметила Мин. – Да от такой рожи козел в обморок хлопнется!

Так оно и было, но только зря она это сказала.

Авиенда рассмеялась.

– У тебя есть чувство юмора, Мин Фаршав. От такой рожи в обморок попадает целое стадо козлов!

О Свет, это точно! Илэйн едва успела проглотить смешок.

– Я тот, кто я есть, – сказал Ранд, рывком вставая с кресла. – Вы просто этого не видите.

Стоило Дени бросить один взгляд на Ранда в его новом обличье, как улыбка сползла с лица коренастой женщины. Касейлле обалдело раскрыла рот. Вот вам тайный любовник, подумала Илэйн, посмеиваясь про себя. Она была уверена, что на долю Ранда, с угрюмой миной вперевалку тащившегося между ними, достанется не меньше взглядов, чем на долю женщин‑гвардейцев. Никому и в голову не придет заподозрить, кто он такой. Слуги в коридорах, пожалуй, сочтут его злоумышленником, схваченным на месте преступления. Вид у него был именно такой. Касейлле и Дени не спускали с него глаз, словно их тоже посетила подобная мысль.

Женщины‑гвардейцы принялись возражать, когда поняли, что Илэйн хочет, чтобы они остались за порогом, а этот парень вошел в ее покои вместе с нею и двумя ее подругами. Вдруг маскировка Ранда перестала казаться Илэйн смешной. Касейлле поджала губы, на широком лице Дени читалось недовольное упрямство. Илэйн уже вознамерилась сунуть им под нос кольцо Великого Змея, но охранницы, насупясь, все‑таки заняли свой пост в коридоре у входа в ее апартаменты. Илэйн мягко притворила за собой створку, избавляясь от их укоризненных взглядов, хотя ей хотелось грохнуть дверью со всей силы. О Свет, ну почему для своей маскировки он не выбрал что‑то чуть менее противное.

Что до Ранда, то он прошел прямо к инкрустированному столу, оперся о него. Воздух вокруг снова задрожал, и Ранд опять стал самим собой. Драконовы головы на его руках, ало‑золотистые, отливали металлическим блеском.

– Мне нужно выпить, – хрипло проговорил он, приметив на длинном пристенном столе высокогорлый серебряный кувшин.

По‑прежнему не глядя ни на Илэйн, ни на Мин, ни на Авиенду, он неуверенной походкой подошел к столу и наполнил вином серебряный кубок, который и ополовинил одним большим глотком. Это сладкое, приправленное пряностями вино осталось от завтрака. Сейчас оно, наверное, совсем ледяное. Илэйн не собиралась так скоро возвращаться к себе, и огонь в очаге едва теплился под слоем пепла. Но Ранд не сделал ничего, насколько она могла судить, чтобы согреть вино с помощью Силы. Парок она бы точно заметила. И почему он сам подошел к кувшину вместо того, чтобы, направив Силу, поднести его к себе? Прежде ему это нравилось – плавающие на потоках воздуха кубки с вином, лампы и все такое прочее.

– Что с тобой, Ранд? – спросила Илэйн. – Ты не болен? – В животе у нее что‑то сжалось при мысли о том, какая у него может быть болезнь. – Найнив смогла бы...

– Я здоров, здоровей не бывает, – тускло произнес он, по‑прежнему стоя к ним спиной. Осушив кубок, он начал вновь наливать вино. – И что это такое, о чем ты не хотела говорить при Найнив?

Илэйн вздернула брови, переглядываясь с Авиендой и Мин. Если уж он распознал ее уловку, то Найнив догадалась наверняка. Тогда почему она их отпустила? И как Ранд догадался? Авиенда слегка покачала головой в удивлении. Мин тоже покачала, но с ухмылкой, говорившей, что такое бывает. Илэйн ощутила легкий укол – нет, не ревности; между ними о ревности и речи нет, – укол досады из‑за того, что Мин провела с ним столько времени, а она – нет. Что ж, раз ему хочется сюрпризов...

– Мы хотим связать тебя узами, как нашего Стража, – сказала Илэйн, усаживаясь на стул и разглаживая юбки. Мин устроилась на краешке стола, болтая ногами, а Авиенда уселась на ковер, скрестив ноги и аккуратно расправив свои тяжелые шерстяные юбки. – Все трое. По обычаю сначала положено спрашивать.

Ранд развернулся, вино выплеснулось из кубка, еще больше пролилось из кувшина, прежде чем он успел спохватиться. Приглушенно выругавшись, он торопливо сошел с расплывавшегося на ковре влажного пятна и поставил кувшин обратно на поднос. Куртка его из грубой шерсти тоже украсилась спереди большим мокрым пятном и брызгами темного вина, которые он попытался смахнуть свободной рукой. Замечательно.

– Вы и впрямь рехнулись, – прорычал Ранд. – Вы же знаете, что меня ждет. Вам известно, что это означает для любого, с кем я буду связан узами. Даже если я не впаду в безумие, ей придется пережить мою смерть! И как это – все трое? Мин‑то направлять не может. Во всяком случае, Аланна Мосвани тебя опередила, и уж она‑то не утруждала себя просьбами. Они с Верин отобрали для обучения нескольких двуреченских девушек и сопровождали их в Белую Башню. Я уже несколько месяцев связан с нею узами.

– И ты молчал? И мне не сказал, ты, пастух шерстеголовый? – вознегодовала Мин. – Да если в я знала!.. – Она ловко извлекла из рукава узкий нож, затем зло посмотрела на клинок и с мрачным видом спрятала нож обратно. Подобное лекарство оказалось бы жестоким как для Аланны, так и для Ранда.

– Это против обычая, – сказала Авиенда с вопросом в голосе. Она поерзала на ковре и потрогала пальцем нож на поясе.

– Очень может быть, – удрученно заметила Илэйн. Поступи какая‑то сестра так с любым мужчиной, это было бы отвратительно. Ну а то, что Аланна проделала это с Рандом!.. Илэйн помнила эту смуглую и вспыльчивую Зеленую сестру, отличавшуюся смешливостью и живостью характера. – У Аланны столько тох к нему, что она за целую жизнь не расплатится! И к нам тоже. Ну, попадет она мне в руки – ей захочется, чтобы я ее поскорее убила!

– После того, как она нам в руки попадет, – уточнила Авиенда, подчеркнуто кивая.

– Ну вот, – Ранд уставился в кубок. – Сами видите, смысла в этом нет. Я... Лучше я к Найнив вернусь. Идешь, Мин?

Несмотря на все то, что они ему сказали, в голосе Ранда слышалось сомнение, словно он не до конца им поверил, словно Мин могла теперь бросить его. Он не боялся, даже готов был смириться.

– Нет, смысл есть, – настойчиво сказала Илэйн. Она наклонилась к нему, стремясь силой своей воли вынудить его принять то, что она говорит. – Одни узы – не защита против других. Сестры не связывают узами одного и того же мужчину из‑за обычая, Ранд, потому что они не хотят делить его, а не потому, что этого нельзя сделать. И это вовсе не противоречит закону Башни. – Разумеется, некоторые обычаи столь же сильны, как и закон, по крайней мере, с точки зрения сестер. Найнив же, похоже, с каждым днем становится все большей поборницей обычаев и величия Айз Седай. Когда она узнает, так взорвется, что башкой крышу прошибет! – Ну а мы хотим тебя делить! И ты будешь наш, если дашь согласие.

Как легко оказалось это сказать! А когда‑то она была уверена, что язык не повернется такие слова вымолвить. Пока не поняла, что любит Авиенду так же сильно, как и его, только по‑другому. И Мин любит – еще одна сестра, хотя они и не прошли ритуал. Подвернись только случай, она спустит с Аланны шкуру, высечет розгами от макушки до пят, за то, что та посмела прикоснуться к нему, но Мин и Авиенда – совсем другое дело. Они – часть самой Илэйн. В каком‑то роде они были ею, а она была ими.

Илэйн заговорила мягче:

– Я прошу, Ранд. Мы просим. Пожалуйста, позволь нам связать тебя узами.

– Мин, – пробормотал Ранд почти умоляюще. Он смотрел на Мин глазами, полными отчаяния. – Ты знала, да? Ты знала, если я увижу их хоть краем глаза... – он покачал головой, не в силах или не желая продолжать.

– Об узах я ничего не знала, пока они мне не сказали полчаса назад, – промолвила Мин, встречая его отчаянный взор таким нежным взглядом, которого Илэйн никогда у нее не видала. – Но я знала, надеялась – что‑то произойдет, когда ты снова их увидишь. Это должно было случиться, Ранд. Обязательно.

Ранд глядел в кубок, мгновения тянулись как часы, и наконец он поставил кубок на поднос.

– Хорошо, – негромко промолвил он. – Не могу сказать, что не хочу этого – потому что хочу. Да испепелит меня Свет за это! Но подумайте о цене. Подумайте о цене, которую заплатите вы.

Илэйн незачем было думать о цене. Она знала ее с самого начала, не раз обсуждала это с Авиендой, чтобы убедиться, что и та все понимает. Она объяснила и Мин. Старая пословица гласит – бери что хочешь, но будь готов платить. Никому из них троих не надо думать о цене; они знают ее и готовы платить. И времени терять не стоит. Даже сейчас она не должна позволить ему решить, что цена чересчур высока. Как будто это ему решать!

Открыв себя саидар, Илэйн соединилась с Авиендой, обменявшись с нею улыбками. Углубившееся осознание друг друга, более интимное слияние чувств и физических ощущений всегда было удовольствием для нее и ее первой сестры. И во многом походило на то, что они вскоре разделят и с Рандом. Илэйн работала с плетением тщательно, выверяя его и изучая под каждым углом. Огромной подмогой стало то, что она узнала об айильских плетениях во время церемонии породнения с Авиендой. Тогда‑то впервые ей и пришла в голову эта идея.

Осторожно Илэйн вплела Дух, поток из сотни нитей, каждая нить расположена определенным образом, и возложила плетение на сидевшую на полу Авиенду, а потом то же самое проделала с Мин, расположившуюся на краешке стола. В каком‑то роде эти плетения не были двумя отдельными плетениями. Они светились в точном подобии, и казалось, глядя на одно, она видит и другое. Это были не те плетения, которые использовались при ритуале породнения, но в них были применены те же принципы. Главное – они включали других девушек в себя: то, что случалось с одной из тех, кто был объединен этим плетением, случалось и со всеми. Едва только плетения оказались на местах, Илэйн сразу передала Авиенде главенство в созданном ими круге из двух. Уже готовые плетения остались, и Авиенда немедленно создала идентичные плетения вокруг Илэйн, а потом вновь вокруг Мин, смешивая созданные ею с другими, пока они не стали неотличимы от плетений Илэйн, а потом вернула ей контроль. Сейчас, после многих тренировок они проделывали все с большой легкостью. Четыре плетения, или, скорее, сейчас три, казались одним и тем же плетением.

Все было готово. Авиенда являла собой непоколебимую уверенность, такую же, какую Илэйн чувствовала в Бергитте. Мин сидела, вцепившись пальцами в край столешницы, скрестив ноги в лодыжках; она не видела потоков, но ободряюще ухмыльнулась, правда, подпортила впечатление, когда облизнула губы. Илэйн глубоко вздохнула. Ее глазам предстало следующее: они трое были окружены и соединены ажурным узором Духа, рядом с которым покажется скучным и самое тонкое кружево. А теперь – только бы это плетение сработало так, как оно, по ее мнению, должно сработать.

От каждой из троих Илэйн протянула к Ранду плетения узкими нитями, сворачивая три линии в одну, складывая их в узы Стража. Получившееся плетение она возложила на Ранда так нежно, как кладут одеяло на младенца. Паутина Духа охватила его, проникла вглубь. Он даже не моргнул, но дело было сделано. Она отпустила саидар. Готово.

Он уставился на них без всякого выражения и медленно приложил пальцы к вискам.

– О Свет, Ранд, какая боль, – измученным голосом пробормотала Мин. – Никогда не думала. Даже не представляла себе. Как ты ее терпишь? Столько болит, а ты словно и не замечаешь... Будто живешь с этой болью так долго, что она стала частью тебя. Те цапли у тебя на ладонях. До сих пор чувствуется ожог. И эти твари на руках болят! И твой бок. О Свет, твой бок! Почему ты не кричишь, Ранд? Почему не плачешь?

– Он – Кар’а’карн, – со смехом сказала Авиенда, – сильный, как сама Трехкратная Земля! – На ее лице читалась гордость – о да, гордость, – но даже когда она смеялась, по ее загорелым щекам катились слезы. – Золотые жилы. О‑о, золотые жилы. Ты и вправду меня любишь, Ранд.

Илэйн просто смотрела на Ранда, чувствуя его в своей голове. Боль ран, о которых он позабыл. Напряжение и недоверие; удивление. Однако его чувства оказались слишком жесткими, неподатливыми, точно наплыв отвердевшей смолы, почти окаменевший. Однако, пронзая их, пульсировали золотистые жилы, эти нити вспыхивали, когда он смотрел на Мин и на Авиенду. И на нее. Он любил ее. Он любил всех трех. И поэтому ей хотелось смеяться от радости. Кто‑то может сомневаться, но она всегда будет знать о его любви к ней.

– Да ниспошлет Свет, чтобы вы знали, что сделали, – глухо промолвил Ранд. – Да ниспошлет Свет, чтобы вы... – Нарост стал чуточку тверже. Ранд понимал, что им будет больно и уже собирался с силами. – Я... Теперь мне нужно уходить. По крайней мере, теперь я буду знать, что с вами все в порядке. Не придется все время о вас волноваться. – Вдруг он ухмыльнулся; если бы улыбка коснулась глаз, он выглядел бы совсем мальчишкой. – Найнив изведется, думая, что я улизнул, не повидавшись с ней. Ну, пусть чуток поволнуется, заслужила.

– Есть еще кое‑что, Ранд, – промолвила Илэйн и замолчала, сглатывая комок в горле. О Свет, она‑то считала, что это будет самым легким.

– Думаю, пока есть возможность, нам с Авиендой нужно поговорить, – торопливо сказала Мин, спрыгивая со стола. – Где‑нибудь наедине. Вы не против?

Авиенда грациозным движением встала с ковра, разглаживая юбки.

– Да. Нам с Мин Фаршав нужно получше узнать друг друга.

Она, поправляя шаль, с сомнением оглядела Мин, но за дверь вышли они под ручку.

Ранд настороженно следил за ними, будто знал, что их уход подстроен заранее. Загнанный волк. Но в голове у нее мерцали золотые жилы.

– Кое‑что ты им дал, а мне – нет, – начала Илэйн и поперхнулась, лицо обдало палящим жаром. Кровь и пепел! Интересно знать, как другие женщины заводят об этом разговор? Она осторожно изучила клубки ощущений у себя в голове, одним из которым был он, а вторым – Бергитте. Во втором все оставалось без изменений. Илэйн представила, как заворачивает его в платок, плотно завязывает уголки, и Бергитте исчезла. Остался один Ранд. И сверкающие золотые жилы. Внутри у Илэйн трепыхали крылышками бабочки размером с волкодава. Судорожно сглотнув, девушка глубоко вздохнула.

– Придется тебе помочь мне с пуговицами, – срывающимся голосом сказала Илэйн. – Самой мне это платье не снять.

* * *

Гвардейцы зашевелились, когда Мин вышла в коридор вместе с айилкой, и напряглись, видя, что больше никто не выходит, а Мин закрывает дверь.

– Ну, не настолько же у нее плохой вкус, – пробормотала себе под нос коренастая, с сонными глазами женщина, крепче сжимая длинную дубинку. Мин решила, что слова эти не предназначались для чужих ушей.

– Чересчур отважна, чересчур наивна, – пробурчала вторая, худая мужеподобная охранница. – Об этом‑то Капитан‑Генерал нас и предупреждала. – Она положила руку в перчатке на дверную ручку в виде львиной головы.

– Вот войди, и она с тебя шкуру спустит, – небрежно сказала Мин. – Вы ее когда‑нибудь в гневе видели? Да у нее и медведь зарыдает!

Авиенда высвободила руку из руки Мин и отстранилась от нее. Телохранительницы удостоились от айилки хмурого взгляда.

– Вы думаете, моя сестра не справится с одним‑единственным мужчиной? Она – Айз Седай, и у нее сердце льва. А вы дали клятву следовать за ней! Идти за нею, куда идет она, а вовсе не совать нос во все углы.

Гвардейцы обменялись долгими взглядами. Та, что помощнее, пожала плечами. Тощая скривилась, но руку с дверной ручки убрала.

– Я дала клятву сберечь жизнь этой девчонке, – сказала она жестко, – и исполню эту клятву. А теперь, детки, ступайте играть в куклы и не мешайте мне заниматься своей работой.

Мин подумала, не достать ли нож и не продемонстрировать ли один из фокусов, которому ее научил Том Меррилин – когда клинок мелькает между пальцев молнией. Просто чтобы показать, кто тут «детки». Худая охранница была немолода, но без седины в волосах, и с виду казалась довольно сильной. И быстрой. А вторая, как бы ни хотелось Мин считать иначе, своей крупной фигурой обязана была вовсе не жиру. Вокруг этих двух женщин Мин не видела ни образов, ни аур, но решительности ни той, ни другой явно не занимать, и они без всяких колебаний поступят так, как считают нужным. Что ж, по крайней мере, они оставили Илэйн и Ранда в покое. Может, нож и не нужен.

Уголком глаза Мин приметила, что айилка неохотно опустила руку, которая лежала на рукояти поясного ножа. Если та не перестанет повторять за ней, как в зеркале, каждое движение, придется, наверное, признать, что в этом колдовстве с Силой кроется нечто большее, чем ей говорили. Хотя, вообще‑то, началось все еще до этих манипуляций. Может, они просто думают схоже. М‑да, как‑то неуютно от такой мысли. Свет, все эти разговоры, что он женится сразу на трех, были так, трепом, но на ком же из трех он на самом деле собирается жениться?

– Илэйн храбра, – сказала Мин гвардейцам, – никого храбрее я не встречала в жизни. И она совсем не глупа. Если вы думаете иначе, то очень скоро поймете, что крупно просчитались. – Они смотрели на нее с высоты своих лишних пятнадцати–двадцати лет, непоколебимые, невозмутимые и полные решимости. Еще миг, и они опять велят ей убираться отсюда. – Ладно, Авиенда, не будем же мы стоять тут, раз собирались поговорить?

– Нет, – напряженно промолвила айилка, зло косясь на гвардейцев. – Не будем.

На их уход охранницы не обратили внимания. У них свои заботы, и заключаются они вовсе не в том, чтобы присматривать за подругами Илэйн. Мин надеялась, что со своей работой они справятся. Она же не совсем дура, подумала Мин. Просто иногда позволяет смелости взять верх над благоразумием. Она надеялась, что телохранительницы не дадут Илэйн залезть в колючки, из которых та не сможет выбраться.

Шагая по коридору, Мин искоса поглядывала на айилку. Авиенда держалась так далеко от нее, как только позволяла ширина коридора. Не глядя в сторону Мин, она достала из поясного кошеля резной костяной браслет и с легкой довольной улыбкой надела его на левое запястье. С самого начала у Авиенды будто муха в носу была, и Мин не понимала почему. Вроде бы женщины Айил привыкли делить мужчину. О себе она ничего подобного сказать не могла. Она просто так сильно любила его, что готова была разделить с другой женщиной, раз уж так случилось, к тому же во всем мире не сыскать лучшего человека, чем Илэйн. С Илэйн кажется, будто все так и должно быть. А вот эта айилка – совсем ей чужая. Илэйн сказала, очень важно, чтобы они узнали друг друга, но как узнаешь, коли та с ней не разговаривает, будто воды в рот набрала.

Однако Мин недолго волновалась об Илэйн или об Авиенде. Слишком чудесно было то, что появилось у нее в голове. Ранд. Маленький комочек, который рассказывал ей о нем все. Мин была уверена, что затея кончится ничем, по крайней мере для нее. И на что будет похожа теперь любовь с ним, когда она знает все! О Свет! Конечно, и он будет знать все о ней. А вот в своем отношении к такому повороту дел она была не слишком‑то уверена!

Вдруг до Мин дошло, что этот клубочек чувств и ощущений уже не таков, как прежде. Теперь в нем появилось... красное ревущее пламя, словно пожар, несущийся по сухостойному лесу. Что бы это могло?.. О Свет! Она споткнулась и чуть не упала. Да знай она, что у него внутри такое горнило, такое яростное желание, она бы испугалась и не позволила ему даже пальцем ее тронуть! А с другой стороны... наверное, приятно знать, что Илэйн разожгла такой пламень. Мин дождаться не могла, чтобы проверить, окажет ли она такое же действие, как... Она вновь споткнулась, и на этот раз ей пришлось опереться на украшенный затейливой резьбой буфет. О Свет! Илэйн! Мин почувствовала, что лицо у нее пылает, как печка. Это все равно, что подсматривать через щелочку в занавеске у кровати!

Она поспешно попыталась воспользоваться приемом, о котором ей рассказала Илэйн; представить себе, как завязываешь этот клубок чувств в платок. Ничего не произошло. Мин лихорадочно попробовала еще раз, но бушующий огонь никуда не делся. Она должна перестать смотреть на него, перестать его чувствовать. Все что угодно, лишь бы отвлечься! Все что угодно! Может, попытаться завязать разговор?

– Ей надо было выпить настоя из сердцелиста, – пролепетала Мин. О том, что представало ей в видениях, она рассказывала только тем, к кому образы имели отношение, и только тогда, когда люди хотели об этом знать, но сейчас ей надо было говорить хоть что‑то. – У нее будет ребенок. Двое, мальчик и девочка. Оба здоровенькие и крепкие.

– Она хочет детей от него, – пробормотала айилка. Взор ее зеленых глаз был устремлен вперед; челюсти сжаты, на лбу выступил пот. – Я бы и сама не стала пить настой, если в я... – Встряхнувшись, она обернулась к Мин и вперила в нее хмурый взгляд: – О тебе мне рассказывали моя сестра и Хранительницы Мудрости. Ты на самом деле видишь, что будет с людьми?

– Иногда я вижу образы, и если понимаю, что они значат, то это случается, – сказала Мин. Их голоса отдавались под сводами коридора – пришлось говорить громко, чтобы слышать друг друга. На девушек оборачивались удивленные слуги в красно‑белых ливреях. Мин двинулась к середине коридора. Она встретится с ней на полпути, дальше – ни шагу. Чуть помедлив, Авиенда приблизилась к ней тоже.

Мин задумалась, рассказывать ли Авиенде, что она увидела, когда встретилась сегодня с ней и с Илэйн. У Авиенды тоже будут дети от Ранда. Сразу четверо! Правда, кое‑что показалось ей странным. Младенцы здоровые, но какие‑то необычные. К тому же люди часто не желают знать свое будущее, даже если и говорят обратное. Как бы Мин хотелось, чтобы кто‑то ей сказал...

Авиенда, шагая в молчании, смахнула со лба бисеринки пота и тяжело сглотнула. Мин тоже пришлось проглотить комок в горле. Все, что чувствовал Ранд, отражалось в этом клубке. Все!

– А тебе тот трюк с платком не помогает? – хрипло спросила Мин.

Авиенда заморгала, и лицо ее потемнело от румянца. Через миг она сказала:

– Вот так лучше. Спасибо. Я... Я забыла – с ним в голове. – Она нахмурилась. – А у тебя не получилось?

Мин удрученно помотала головой. Нет, это просто непристойно!

– Мне поможет, если я буду разговаривать. – Ей нужно сдружиться с этой женщиной, если есть хоть какая‑то надежда, что вся эта чудная затея не лопнет, как мыльный пузырь. – Прости меня за то, что я сказала. Ну, про «охи‑тохи». Я кое‑что знаю о ваших обычаях. Из‑за этого мужчины я бываю иногда несносной. На язык несдержанной. Но не думай, что я позволю тебе себя бить или резать. Может, у меня и есть тох, но нам надо найти какой‑то другой способ. Например, я могла бы всегда чистить твою лошадь.

– Ты горда, как и моя сестра, – хмуро промолвила Авиенда. Интересно, что она хотела этим сказать? – И у тебя хорошее чувство юмора. – Казалось, она разговаривает сама с собой. – Ты не сваляла дурака с Рандом и Илэйн, как поступило бы большинство женщин из мокрых земель. И ты напомнила мне... – Со вздохом она накинула шаль на плечи. – Я знаю, где найдется немного оосквай. Если ты напьешься так, что и думать не сможешь, тогда... – Она вдруг застыла столбом, глядя вперед по коридору. – Нет! – прорычала она. – Только не сейчас!

К ним приближалось явление, при виде которого Мин от изумления раскрыла рот. И все мысли о Ранде вылетели из головы. Мин уже знала, что Капитан‑Генерал гвардии Илэйн – женщина и что в придачу она – Страж Илэйн, но и только. Роскошная, толстая, затейливо заплетенная коса шедшей им навстречу женщины была перекинута через плечо короткой красной куртки с белым воротом, а ее широкие синие штаны были заправлены в сапоги с каблуками, такими же высокими, как у Мин. Вокруг нее танцевали ауры, вспыхивали и гасли образы; их было так много, сколько Мин никогда раньше не видывала, тысячи, наверное, одни водопадом сменяли другие. Страж Илэйн и Капитан‑Генерал Гвардии Королевы слегка... пошатывалась, словно бы уже влила в себя немалую порцию того самого оосквай. Завидевшие ее слуги тут же решили, что у них найдется дело в другом конце дворца, и в считанные мгновения в опустевшем коридоре осталось только три человека. Мин и Авиенду она заметила, кажется, только тогда, когда едва не столкнулась с ними.

– А‑а, проклятье, это ты ей помогла, да? – прорычала она, упираясь в Авиенду остекленевшим взором голубых глаз. – Сперва она, вот треклятая, исчезает из моей головы, а потом!.. – Она содрогнулась, с заметным трудом собралась с силами, но дышала все равно тяжело. Казалось, ноги не желали ее держать. Облизывая губы, она сглотнула и гневно продолжила: – Чтоб ей сгореть, я не могу сосредоточиться, чтобы отделаться от этого! Вот что я тебе скажу. Если она делает именно то, что, по‑моему, делает, то я ее чувствительное сердечко пинками буду гонять по проклятому дворцу, а потом!.. Проклятье, потом я ее выпорю, да так, что она месяц сидеть не сможет! Да и тебя заодно! Только где бы отыскать того корня вилочника!

– Моя первая сестра – взрослая женщина, Бергитте Трагелион, – воинственно заявила Авиенда. Несмотря на тон, она съежилась и не слишком стремилась встретиться с Бергитте взглядом. – Пора перестать относиться к нам как к детям!

– Проклятье, когда она станет вести себя как взрослая, вот тогда я и буду с ней обращаться как со взрослой, но у нее нет никакого права поступать так! Не у меня в треклятой голове! Не у меня!.. – Вдруг замутненные глаза Бергитте полезли на лоб. Челюсть у нее отвалилась, и золотоволосая женщина рухнула бы, если бы Мин с Авиендой не подхватили ее под руки.

Крепко зажмурившись, она всхлипнула разок и проскулила:

– Два месяца! – Рывком высвободившись из рук девушек, Бергитте выпрямилась и пронзила Авиенду взглядом. Ее голубые глаза были чисты, как вода, и тверды, как лед. – Отгороди ее от меня, иначе и тебе достанется.

Угрюмый возмущенный взгляд Авиенды ускользал от ее глаз.

– Ты – Бергитте Серебряный Лук! – прошептала Мин. Она поняла, кто перед ними, еще до того, как Авиенда произнесла имя. Неудивительно, что айилка ведет себя так, словно прозвучавшие угрозы могут быть претворены в жизнь прямо здесь, на месте. Бергитте Серебряный Лук! – Я видела тебя у Фалме!

Бергитте вздрогнула, как от испуга, потом торопливо огляделась вокруг. Не увидев посторонних, она испытала заметное облегчение и немного расслабилась. Затем оглядела Мин с головы до ног.

– Кого бы ты там ни видела, Серебряный Лук мертва, – отрезала Бергитте. – Отныне я – Бергитте Трагелион, вот и все. – На миг ее губы скривились. – Растреклятая леди Бергитте Трагелион, если вам угодно. Поцелуйте овцу на День Матери, если я знаю, что мне с этим делать. А кто ты такая, интересно, будешь? Ты и дома всегда ноги напоказ выставляешь, будто проклятая танцовщица с перьями?

– Я – Мин Фаршав, – коротко ответила та. И это – Бергитте Серебряный Лук, героиня сотни сказаний? Да ей бы рот с мылом вымыть, ишь как проклятиями сыплет! И о чем это она – Серебряный Лук мертва? Вот же она же, перед нею! И что это за бесчисленные ауры и образы, мелькающие так быстро, что не успеваешь их разобрать? Они несомненно указывают на кучу приключений, столько, сколько ни у кого не вместится в одну жизнь. Странно, некоторые образы были связаны с уродливым мужчиной старше Бергитте, а в других этот уродливый мужчина был много моложе, однако откуда‑то Мин знала, что это один и тот человек. Легенды легендами, но этот налет превосходства очень уж раздражает.

– Илэйн, Авиенда и я только что связали узами Стража, – не подумав, заявила Мин. – И если Илэйн решила слегка отметить это событие, что ж, тебе лучше дважды подумать, прежде чем врываться к ней, иначе это тебе сидеть больно будет.

После этих слов к Мин вновь вернулось осознание Ранда. Эта пылающее горнило по‑прежнему было там, ничуть не ослабив своего жара, но, благодарение Свету, он больше не... Кровь прилила к щекам. Он часто лежал в ее объятиях на смятом ложе, а она ловила его дыхание, но то, что происходило сейчас, и в самом деле слишком походило на подглядывание!

– Его? – тихонько произнесла Бергитте. – Ну и отчебучили! Она могла бы влюбиться в карманника или конокрада, но ее угораздило выбрать его. Глупее не придумаешь. Я видела его в помянутом тобою месте – этот мужчина слишком красив и слишком хорош для любой женщины. Ее нужно остановить.

– У тебя нет никакого права! – мрачно сказала Авиенда, и вид у Бергитте сделался терпеливым. Напряженным, но все же терпеливым.

– Она могла бы вести себя благопристойно, как дева Талмури, ну разве что не придется голову на плаху класть. Пожалуй, скоро она наберется смелости и захочет, чтобы он снова проявил себя в деле, и когда она опять займется тем, что только делала, то забудется и вновь окажется у меня в голове. Проклятье, я не хочу через это проходить еще раз! – Она выпрямилась, явно готовая отправиться дальше и непременно встретиться с Илэйн.

– Считай это хорошей шуткой, – умоляюще сказала Авиенда. Умоляюще! – Она сыграла с тобой хорошую шутку, вот и все.

Бергитте изогнула уголок губ, выражая таким образом свое отношение к предложению Авиенды.

– Есть один прием, о котором мне рассказала Илэйн, – торопливо сказала Мин, поймав Бергитте за рукав. – Ну, для меня он бесполезен, но, может...

К несчастью, как только она объяснила....

– Она по‑прежнему там, – через мгновение угрюмо вымолвила Бергитте. – Уйди с дороги, Мин Фаршав, – сказала она, вырвав рукав, – иначе...

– Оосквай! – в отчаянии вскричала Авиенда, действительно заламывая руки. – Я знаю, где есть оосквай! Если ты напьешься!.. Ну пожалуйста, Бергитте! Я... я дам слово подчиняться тебе, как ученица наставнице, но, пожалуйста, не мешай ей! Не позорь ее так!

– Оосквай? – задумчиво протянула Бергитте, потирая подбородок. – Это нечто вроде бренди? Хм‑м. Я‑то думала, девочка застенчива! Она ведь обычно такая правильная, вы же знаете. Шутка, говорите? – Внезапно она расплылась в ухмылке, широко раскинула руки. – Ну, Авиенда, веди меня к своему оосквай. Не знаю, как вы двое, но я намерена напиться, да так, чтобы... ну... сбросить одежду и плясать на столе. И ни глотком меньше.

Мин вообще ничего не поняла из слов Бергитте. Как не поняла, и почему Авиенда уставилась на Бергитте и внезапно начала смеяться. Но Мин была уверена, что знает, почему Илэйн сейчас краснеет, если, конечно, она краснеет. Этот клубок ощущений у нее в голове вновь разгорелся бушующим пожаром.

– Ну, мы найдем наконец этот оосквай или нет? – сказала Мин. – Я хочу напиться в стельку, и побыстрее!

* * *

Когда на следующее утро Илэйн проснулась, в спальне стоял ледяной холод, на Кэймлин сыпался легкий снежок, а Ранда не было. Он оставался только у нее в голове. Так и будет. Она улыбнулась, медленно‑медленно. Отныне так и будет. Томно потянувшись под одеялами, Илэйн припомнила свои бесстыдства прошлой ночью – и большую часть дня тоже! Она едва верила, что то была она, – и подумала, что должна бы гореть как солнце! Но ей не хотелось быть с Рандом сдержанной, и, пожалуй, больше она уже никогда не зальется краской смущения – при мысли о нем.

Что было чудеснее всего – он оставил ей подарок. Когда Илэйн проснулась, на подушке рядом лежала распустившаяся золотистая лилия, на сочных лепестках ее еще подрагивали капельки росы. Где он раздобыл такое чудо посреди зимы, она не могла даже представить. Но создала вокруг лилии плетение Сохранения и положила цветок на прикроватный столик, где она будет, просыпаясь, видеть его каждое утро. Плетению она научилась у Могидин, но оно навсегда сохранит цветок свежим, капельки влаги никогда не испарятся – постоянное напоминание о мужчине, который подарил ей свое сердце.

Столь прекрасному ее утру положило конец известие о том, что ночью исчезла Аливия. Дело серьезное; немудрено, что Родня переполошилась. И только когда явилась Зайда и сказала, что Найнив не пришла заниматься с Ата’ан Миэйр, Илэйн узнала, что из дворца пропали также и Найнив с Ланом, как и когда – никому не ведомо. А потом, много позже, она узнала, что в собрании ангриалов и тер’ангриалов, привезенных из Эбу Дар, отсутствуют три наиболее могущественных ангриала и еще несколько предметов. Некоторые из них, как была уверена Илэйн, предназначались для женщины, которая в любой момент ожидает нападения с помощью Единой Силы. И поэтому еще большую тревогу вселяла записка, торопливо нацарапанная рукой Найнив и спрятанная среди оставшихся предметов Силы.

Date: 2015-09-22; view: 271; Нарушение авторских прав