Историософия О. Шпенглера

Основное внимание в «Закате Европы» уделено рассмотрению проблем философии истории. Не входя в дискуссии по поводу содержания и определения этой науки, отметим то, что уже не вызывает споров, является общепринятым. В отличие от конкретной науки — истории человеческого общества — философия истории исследует реальный исторический процесс в его всеобщих основаниях, предельных характеристиках. Поэтому (опять-таки в отличие от истории, которая описывает хронологическую последовательность событий) философия истории «просматривает» общественный процесс сквозь призму категорий «прогресс», «регресс», «культура», «деятельность», «формация», «цивилизация».

Структура философии истории такова. Во-первых, она включает в себя совокупность гносеологических и методологических установок и принципов, с позиций которых изучается и интерпретируется исторический процесс. В философии О. Шпенглера этой проблематике уделяется большое внимание. Во-вторых, философия истории в результате изучения объективного исторического процесса дает его более или менее адекватный образ, картину. Этот раздел философии истории и называется историософией. В дальнейшем мы сосредоточим внимание именно на историософской проблематике, лишь иногда обращаясь к вопросам исторической гносеологии и методологии. Как нам представляется, именно здесь О. Шпенглер наиболее оригинален как философ, и его вклад в философско-историческую онтологию (учение о бытии, существовании исторического) наиболее значителен.

Мы уже отмечали, что суть историософии О. Шпенглера достаточно проста: не существует общественного прогресса, поступательного развития общества, а само существование общества реализуется через отдельные, изолированные культуры, каждая из которых переживает стадии рождения, роста, зрелости, угасания и смерти. Казалось бы, даже чисто внешний, эмпирический взгляд на историю способен опровергнуть позиции немецкого философа, а тем более это способен сделать теоретический анализ реального исторического процесса. Однако не все так просто, как может показаться.

Начнем с идеи исторического прогресса, которую О. Шпенглер отрицает, что называется, с порога. Почему же? Идея прогресса в обществе традиционно присутствует в европейской философии (французские философы XVIII в., Г. Гегель, К. Маркс и др.) и основана на европейской
же концепции рационализма. По мнению так называемых прогрессистов,
в основе общественного существования лежит разум, разумное начало. Человеческое познание обнаруживает в общественной реальности наиболее совершенные, оптимальные формы организации социальной действительности, избирает лучшие виды деятельности, ставит перед собой цели, способствующие продвижению общества вперед. У Г. Гегеля такой целью является достижение свободы, у К. Маркса — коммунистического общества. Анализ реальной истории показывает, что человечество действительно движется от менее совершенного состояния к более совершенному: древность, средневековье, новое время, капитализм. Идеи разумности все более укореняются в обществе, его институтах, его сознании и обусловливают движение социума по пути прогресса и все более рациональных форм жизни. Эту идею можно подкрепить массой примеров и фактов: развитие науки и техники, промышленности, освоение окружающей среды, образование и т. д. Можно привести и иные факты: существует ли прогресс в искусстве, и если да, то в чем он? Неужели современное искусство выше
и совершеннее русской классики XIX века? Стал ли человек гуманнее, добрее, справедливее по отношению к ближнему своему за последнее столетие, например? Так что на всякий пример можно привести контрпример. Но главное, О. Шпенглер на основе теоретической аргументации доказывает отсутствие (и даже невозможность) прогресса в обществе. Однако об этом позже.

Другая традиционная идея предшествующей философии — европоцентризм, в рамках которого вся мировая история — модель Европы: античность, Средние века, современное общество. Такую концепцию О. Шпенглер называет птолемеевской картиной мира: в центре стоит Земля (Европа), вокруг которой вращаются все планеты (Индия, Китай, Ближний Восток). О. Шпенглер называет эту концепцию субъективистской: «Дух Запада, — пишет он, — был попросту отождествлен со смыслом мира. Великие мыслители возвели духовную нищету в метафизическую добродетель».
По сути дела, евроцентристская философия деформирует историю: в частности, давно минувшие столетия сжимаются до миниатюры (очень краткая характеристика древнего общества), малозначительные европейские события возводятся в ранг великих (бездарному царствованию Людовика XIII посвящено огромное количество исторической и художественной литературы, а в настоящее время, добавим, нескончаемые телесериалы о трех мушкетерах, Анне Австрийской, Ришелье и т. д.), события, происходившие в Азии, представлены как малозначащие, второстепенные, периферийные. Против этого, говорит О. Шпенглер, легко возразить. Допустим, китайский историк напишет такую историю, где не будет упоминания ни о Цезаре,
ни о Наполеоне. Зато будет подробно описано строительство Великой китайской стены, а история Европы будет представлена отдельными фрагментами (завоевание Индии англичанами окажется важнее европейской промышленной революции). И это тоже будет субъективизм на манер европоцентризма.

Именно поэтому, считает автор «Заката Европы», необходимо создать действительно объективную философию истории. Но каким образом?

Прежде всего, пишет О. Шпенглер, необходимо отказаться от концепции всемирного исторического процесса как непрерывного прогрессивного развития общества и единственной точки отсчета истории (от рождества Христова). Далее, в истории существует ряд культур, не связанных между собой причинно-следственными связями; каждая из культур имеет свою судьбу, идею, волю, собственный расцвет и упадок. Таких культур было восемь: древнекитайская, древнеиндийская, вавилонская, египетская, античная, арабская, майя, западноевропейская. В перспективе возможно появление русско-сибирской культуры. Эти культуры, подобно отдельным организмам, существуют, исчерпывая свои возможности, и бесследно исчезают, никогда уже не возрождаясь. История — череда культур.

Но если истории как целостного единого процесса не существует,
то что же есть история? Ответ совершенно определенный: история есть сосуществование изолированных, обособленных, неконтактирующих, замкнутых в своем одиночестве культур.

Казалось бы, против этого легко возразить. Ведь совершенно очевидно, что чем более развивается общество, тем более интенсивными, мощными становятся экономические, политические, культурные взаимодействия между странами и государствами. Наличие общих технологий, экономического рынка, единой валюты (евро) приводит даже к тому, что страны
с уникальной спецификой, находившиеся ранее на обочине прогресса, оказываются втянутыми в общую систему (Япония, Южная Корея). Но и наоборот, элементы восточной культуры (древняя философия Индии, Китая) ассимилируются культурой Запада, входят в ее состав: например, предтеча европейского постмодернизма в философии и культуре М. Хайдеггер нередко заимствует понятия и идеи восточной мысли. Поэтому отдельная, монолитная культура в современных условиях — это, скорее, не реальность, а абстракция.

Как неординарный философ и мыслитель, О. Шпенглер все это видел
и понимал, но выдвигал такие контраргументы. Аргумент первый. «Культуры, — пишет автор «Заката Европы», — суть организмы. История культуры — их биография. Данная нам как некоторое историческое явление
в образе памяти, история китайской или античной культуры морфологически (по форме) представляет собою полную аналогию с историей отдельного человека, животного, дерева или цветка». Отсюда следует, что всякая культура, как уже отмечалось, имеет своим основанием некоторый прафеномен, прасимвол (например, прафеномен античной культуры — тело, телесность; европейской — пространство и динамичность). Культура есть развертывание, раскрытие этого прасимвола (как семечко развертывается
в дерево). Поэтому источник становления любой культуры заключается
в этом прафеномене. Все внешние связи конкретной культуры с другими есть именно внешние, корректирующие, но не определяющие ее сущность, это второстепенные воздействия, своего рода эпифеномен. Культура есть ставший, развитый прафеномен, созревший «изнутри»; любая культура самодостаточна в своем становлении.

Аргумент второй. С точки зрения шпенглеровской философии жизни, культура — это конкретная форма жизни. А жизнь — это про-живание, пере-живание явлений, событий; переживая их, мы проживаем жизнь. Основанная на прафеномене, конкретная культура проживает историческое время по-своему, индивидуально, не так, как другие. Повторим уже проводившуюся аналогию: жизнь и переживания здорового и заболевшего человека совершенно различны, это разные жизни. Сформировавшись, проживая разную жизнь, различные культуры не способны к пониманию друг друга, не способны к взаимопроникновению.

Поясним сказанное примерами. Допустим, некто переживает случившееся горе. Я могу ему сочувствовать, разделять это горе, но я не живу этим горем, оно не составляет существо моей жизни, не определяет
ее. Аналогичным образом обстоит дело и в культуре. Например, христианин никогда не поймет мусульманина, точнее, поймет, но не сердцем, а разумом. Христианин может понять смысл заповедей Корана: нет бога, кроме Аллаха, необходимо делиться последним с ближним, нельзя пить вино и т. д. Но для мусульманина в этом суть его существования, христианин
же смотрит на то же самое со стороны, понимает, исходя из своей, другой жизни, со-чувствует мусульманину. И не более того. Воспринять мусульманскую культуру как свою можно лишь в одном случае: стать самому мусульманином, жить его ценностями, идеалами, культурой.

Вот почему, повторяем, культуры, проявляясь в форме жизни, есть индивидуальное, своеобразное, единичное существование во времени, где все внешние контакты, связи, отношения будут эпифеноменами, но не феноменами конкретной культуры. Вот почему культуры изолированы, одиноки, локальны, замкнуты. Они таковы, что называется, по определению.

История, таким образом, есть совместное существование отдельных локальных культур. «Мы видим, — поясняет О. Шпенглер, — художественные формы (т. е. культуры), но не знаем, что они означали в чужих душах. Об этом можно только предполагать, и мы предполагаем, вкладывая свою собственную душу», т. е. по-своему интерпретируя чужую культуру подобно пьесе, которой режиссер может дать самое разное толкование.

Аргумент третий. Всякая культура выражается через свой язык (в широком смысле слова), и это еще одно основание замкнутости и непонимания культур. Основываясь на идеях немецкого языковеда В. Гумбольдта, О. Шпенглер говорит, что существует «язык выражения» и «язык сообщения». Каждая конкретная культура существует через посредство «языка выражения», реализуется в нем, живет в нем, обретает в нем свое бытие. Общение же между культурами осуществляется на «языке сообщения», когда содержание, сущность одной культуры трансформируется, адаптируется, приспосабливается к системе смыслов и значений другой культуры. Таким образом, первая культура дается в этом случае не в ее собственном, уникальном содержании, а подменяется смыслами и значениями другой. Истинный же смысл передаваемой культуры остается за порогом понимания, остается, так сказать, за скобками. Может быть, действительно прав был Р. Киплинг, когда писал, что Запад есть Запад, Восток есть Восток,
и вместе им не сойтись? Может быть, поэтому специалисты рекомендуют читать художественные произведения на языке оригинала. Хотя, впрочем, и это не решает проблемы, поставленной О. Шпенглером.

Из восьми выделенных культур О. Шпенглер подробно рассматривает три: античную (аполлоническую), египетскую (магическую), европейскую (фаустовскую). Так, прасимволом античной культуры является статуарное (т. е. лежащее в основе всего) тело, проявляющееся с особой наглядностью в античной скульптуре. Жизнь древнего грека — это культ телесного, вещного, радующегося жизни. Древние боги у греков живут мирскими радостями и горестями, ссорятся и мирятся друг с другом, предаются чревоугодию и пирам. Человек античности живет в ограниченном пространстве Евклида (здесь и теперь), у него отсутствует интерес к истории и преобладает интерес к сиюминутному. Олимпиады, спортивные соревнования, дионисийские праздники — все это апогей телесности.

Другое дело европейская (фаустовская) культура. Здесь прасимвол, прафеномен — бестелесное и беспредельное пространство. Для европейского самосознания характерны динамика событий, устремленность в будущее, движение, активная деятельность. Об этом говорят готические постройки храмов (устремленность вверх, в пространство), мореплавание (путешествие в пространстве), походы крестоносцев в чужие земли, изобретение пороха (дальнодействующее оружие), книгопечатание (дальнодействующее слово, сообщение) и т. д.

Такая характеристика О. Шпенглером сущности и существования культур необходима ему для того, чтобы перейти к завершающей части своей историософии. Кроме того, здесь преследуются две цели — негативная и позитивная. Негативная цель заключается в том, чтобы подвергнуть критике традиционную прогрессистскую модель истории, основывающуюся на принципе детерминизма, наличии в обществе исторических законов
и закономерностей, причинно-следственных связей, обусловливающих развитие человеческого общества в целом и отдельных культур. При анализе истории, утверждает немецкий философ, нужно раз и навсегда избавиться от таких понятий, как «закон», «причина», «ступени развития», — категорий предшествующих философско-исторических концепций. Причинность — это способ существования природы, но не общества. В самом понятии причинности «есть нечто рассудочное, законосообразное, — разъясняет свою мысль О. Шпенглер, — выраженное словами. Можно пояснить сущность причинности физической системой или системой теории познания, числами, анализом понятий… Настоящая история имеет судьбу, но никаких законов. Идею судьбы может сообщить только художник
(т. е. история) портретом, трагедией, музыкой». Судьба, следовательно, — это не причина, не закон, судьба — это проживаемая, переживаемая жизнь культуры, ее становление и проявление в формах жизни. Нет закона судьбы, есть сама судьба как реальность культуры и ее будущего. Судьба
не есть закон уже хотя бы потому, что она — тайна культуры.

Но если в истории нет причинной обусловленности, закона, детерминаций, источников развития, то как же она складывается, становится, развертывается? И здесь О. Шпенглер раскрывает свою положительную цель, давая на поставленный вопрос ответ неожиданный, эффектный и даже сенсационный.

Работа, на которую мы постоянно ссылаемся, имеет весьма характерный подзаголовок: «Очерки морфологии мировой истории». Тем самым
О. Шпенглер, во-первых, утверждает, что «Закат Европы» — это работа, посвященная не столько европейской культуре и ее судьбе, сколько анализу мировой истории. Во-вторых, здесь обозначается основной смысл историософской позиции немецкого философа — морфология.

Морфология — учение о формах, о процессе формообразования. И это учение в системе философской концепции О. Шпенглера является ключевым. Прасимвол, прафеномен нельзя интерпретировать в качестве причины культуры, цивилизации, науки, государственного устройства. Прасимвол и культура, например, — это одно и то же, но существующее в разных формах: культура есть развернутый, находящийся в становлении, обретший развитую форму прасимвол, культура есть прасимвол в форме культуры, в форме его уже реализованных возможностей.

Поэтому и само понятие исторического времени у О. Шпенглера необычно: время не есть для него последовательность событий, но совпадение или несовпадение исторических форм, гомологическое (т. е. одинаковое по происхождению, структуре и функциям) сходство явлений. Поясним это на таком примере. Мы говорим: компьютеры одного поколения (хотя они могут быть изготовлены в разные годы) — это одинаково устроенные, функционирующие на основе одного и того же технического принципа, выполняющие определенный набор функций машины. Их строение
и функционирование — свидетельство их одновременности. Другое поколение компьютеров — поколение другого времени, которое будет отличаться по всем названным признакам. Определенное совпадение и несовпадение форм этих поколений и есть показатель времени, его движения.

Вот почему у О. Шпенглера гомологически сходными, а значит, по-своему одновременными являются египетская бюрократия, буддизм, стоицизм, социализм. Все это — выражение идеологии всепронизывающей государственности. Более того, у О. Шпенглера современниками являются, например, Александр Македонский и Наполеон, поздний Рим и современная Европа («империалистический Рим»). Они одновременны, повторяем, потому, что гомологически сходны.

Из такого понимания времени делается вывод: всякая культура переживает и проживает одни и те же этапы формотворчества — возникновение культуры, ее расцвет, увядание и смерть. Все существующие культуры могут заявить о себе, явить себя миру, лишь последовательно проживая эти этапы, образующие цикл (по-гречески цикл — это круг). Вот почему историческая концепция О. Шпенглера называется циклической концепцией изолированных культур.

Каждая культура, осуществляя свой жизненный цикл, живет примерно 1000—1200 лет. У О. Шпенглера названные выше этапы, стадии цикла имеют и иное название: этнографическая, культурная, цивилизационная стадии существования общества. Этнографическая стадия — это неограниченная полнота сил, чувств, желаний народа, жажда жизни господствует над рефлексией, чувственность над разумом; человек слит с природой. Стадия культуры — расцвет потенций и возможностей народа, духовность, внутренняя целостность и гармоничность общества. Наконец, стадия цивилизации — одряхление культуры, исчерпывание ее возможностей, сход с исторической арены, закат культуры. И именно этот период, считает
О. Шпенглер, переживает современная Европа. Становится совершенно ясным, почему его основная работа имеет название «Закат Европы».

Цивилизация характеризуется О. Шпенглером только негативно, цивилизация есть умирание культуры. Цивилизация и культура — антагонисты: культура сопровождается расцветом искусства, философии, нравственности. В цивилизации господствуют грубый материализм, наука, ориентированная на развитие техники, политика. В эпоху цивилизации умирает искусство в его классической форме (на смену приходит массовое искусство, декаданс, модернизм), умирает философия. Политика превращается в искусство ведения захватнических войн. В культуре возникает странное явление, которое отечественный философ В. Кутырев называет «технурой».

Завершая разговор о циклической парадигме истории, хотелось бы отметить следующее. Не много было в истории философии мыслителей, которые своей жизнью, своей судьбой подтвердили принципы своего учения. Таким был Сократ, который пошел на смерть, но не нарушил своих этических и философских принципов. В ином плане реализовал эту идею
О. Шпенглер: он «покончил» с собой как философ, доказав, что в эпоху заката и смерти культуры, в эпоху экспансивного империализма философия существовать не может. Вот почему Шпенглер фактически философ одной книги — «Заката Европы». Все, что он пишет позднее, — уже не философия, а сочинения политические, геополитические, оправдывающие захват чужих территорий, воспевающие прусский военный дух и т. д.

Разумеется, не со всеми положениями историософии О. Шпенглера можно согласиться, тем более что она содержит внутренне противоречащие друг другу идеи. Например, он допускает прогресс внутри одной культуры (этапы ее развития), но отрицает прогресс применительно к обществу в целом. Шпенглер доказывает непреложность смены ступеней, этапов развития культуры, но отказывается называть это законом. Есть
и другие «нестыковки» в его концепции.

И все-таки, как следует относиться к рассмотренной модели исторического процесса? Наличие в ней интересных и перспективных идей
доказывает уже то, что многие западные философы истории (А. Тойнби,
П. А. Сорокин) основывают свою философию на шпенглеровских идеях. Именно О. Шпенглер, как нам представляется, инициировал создание одиозных современных концепций «конца истории» (Ф. Фукуяма), «столкновения цивилизаций» (С. Хантингтон) и др.

Поэтому действительное место и значение историософии О. Шпенглера — быть одной из конкурирующих теорий в современной философии истории, одной из попыток объяснения логики и перспектив современного общества.

Литература

1. Губман Б. Л. Смысл истории. М., 1991.

2. Мареев С. Н. Философия XX века. М., 2001.

3. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М., 2005.

4. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2005.

5. Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993.

Date: 2015-09-22; view: 2589; Нарушение авторских прав