История России в контексте теории цивилизаций

Россию ХХI века можно понять, только поставив нашу историю в связь со всей мировой историей на основе цивилизационного подхода. Так, уже три века, начиная с Петра I, в стране предпринимаются попытки реформ. Всего, по подсчетам историков, их было 14, и все они носили характер так называемой «догоняющей модернизации». В ее основе лежала мысль
о том, что наша страна развивается по общемировым законам, вслед за Европой, повторяя ее путь с некоторым опозданием, поэтому российское общество «обречено» на перманентную европеизацию.

Характерно, однако, что все предпринятые модернизации вызывались не внутренними тенденциями развития, а внешними факторами. Какие это факторы? Историк В. В. Кожинов утверждает, что Запад начал войну против российской цивилизации в самом начале второго тысячелетия, и с тех пор она продолжается, прерываясь время от времени для накопления сил. По словам А. Тойнби, угроза России со стороны Запада стала с XIII века «хронической» и со временем все больше возрастала. Все попытки модернизации страны как раз и были вызваны необходимостью преодоления
ее военно-технического отставания от Запада. Как заметил Г. В. Плеханов, если бы не эта необходимость, реформы, нацеленные на европеизацию, вообще были бы не нужны.

Таким образом, источником всех российских реформ и модернизаций было не что иное, как «вызов» западной цивилизации. Поэтому способ
их осуществления обладал ярко выраженным «мобилизационным» характером и включал в себя чрезвычайные меры для достижения форсированного развития экономического и военного потенциала страны в целях сохранения ее культурного генотипа и государственной самостоятельности. Однако многозначительным фактом нашей истории является то, что все эти реформы заканчивались контрреформами. Чем это объяснить?

В допетровскую эпоху, несмотря на социально-сословные различия, культура (система верований, ценностей, обрядов и обычаев) была единой в цивилизационном смысле. Это придавало духовную энергию народу, делало его способным на солидарный порыв. За тридцать лет реформ Петра I российское общество оказалось расколотым на европеизированный образованный слой и сохранившую традиционный жизненный уклад народную массу. При этом дворянство, ставшее социальной опорой государства, составляло меньше одного процента населения. Около двух процентов ― государственный аппарат и армия, да еще столько же ― священники. Остальные слои населения эти преобразования не затронули. Для них все изменения были только к худшему: введение рекрутских наборов в армию
на 25 лет, закрепощение большинства крестьян, принудительные работы на строительстве новой столицы, все новые и новые сборы и налоги. Уничтожением патриаршества были подорваны духовные основания традиционной народной культуры. Церковь лишилась самостоятельности, ― создание Священного Синода уподобило ее государственному ведомству. Гонения на старообрядцев вызвали самосожжения, однажды ― сразу трех тысяч человек.

В результате всех этих нововведений города были запружены нищими и ворами, на дорогах властвовал бандитизм, население империи за годы правления Петра сократилось почти на треть. Но государство богатело, росла его военная мощь, открывались новые учебные заведения, строились заводы и дворцы, устраивались праздники, ― вино лилось рекой. Дворянство набиралось европейской спеси и возносило Петра до небес, народ
же раздражал новоявленную элиту непониманием происходящего. Елизавета, Петр III и Екатерина II продолжали и углубляли эти процессы. Петербург стал поистине западным городом, изменилась и Москва: сносились древние здания на территории Кремля, планировалось возвести здесь гигантский дворец и все перестроить в классическом стиле, да что-то
помешало. Театр, балет, опера, ― все западное, говорить стали по-иностранному, воспитывать детей ― по-иностранному, даже слуг учили говорить по-французски.

Так в России возникли два мира: мир дворянский, живший чужой жизнью, по-европейски, и мир народный, продолжавший жить по-своему. Раскол произошел и в среде интеллигенции. Выразители традиций национальной культуры отстаивали самобытность России в противовес тенденциям западничества, внедряемым в общественную жизнь усилиями реформаторов. Каждая попытка реформирования общества неизбежно обостряла конфронтацию сторонников и противников реформ. Половина населения всегда была не согласна с вестернизацией страны. Временами западничество становилось едва ли не основной жизненной парадигмой, но глубинные корни русской жизни прорастали сквозь него и в конце концов одерживали победу.

Западничество как идеология оформилось в XIX веке. Она создавалась такими мыслителями, как П. Я. Чаадаев, позднее ― революционеры-демократы, а в конце XIX и начале XX века ― революционеры-марксисты. П. Я. Чаадаев не видел в историческом прошлом России ничего такого,
от чего нельзя было бы отрешиться, чтобы двинуться вслед за Европой. Он полагал, что православие является для этого препятствием и призывал
отказаться от него в пользу католицизма, способствующего прогрессу.
По его мысли в Европе до известной степени осуществлено «царство Божие», мы же существуем как бы «для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок».

В противовес западничеству развивалась идеология самобытности России или славянофильства. Поворот интеллигенции к народной культуре начинается с А. С. Пушкина. В 20-х годах на этих позициях стояли также Н. М. Карамзин, В. К. Кюхельбекер, Д. В. Веневитинов. Они считали,
что Россия должна выразить сама себя, а не становиться в кильватер европейской цивилизации. В то же время они видели историческую необходимость реформ в технико-экономической сфере и в просвещении народа, связывая эту необходимость прежде всего с «вызовом» западной цивилизации. Реформы позволяли России реализовать свое историческое призвание. Отсюда высокая оценка этими мыслителями деятельности Петра I, который, хотя и «прорубил окно» в Европу, однако, «не презирал страны родной, ― он знал ее предназначенье». При этом славянофилы были противниками разрыва с духовно-культурным наследием Древней Руси, с традициями русской народной жизни, которые позволяли воспроизводить высшие нравственные ценности.

С 30-х годов XIX века идеи особого, самобытного пути развития России развивали К. С. Аксаков, И. В. Киреевский, А. С. Хомяков, Ф. И. Тютчев. Они ставили православие выше католичества и считали, что Европа скоро исчерпает свой потенциал развития, тогда Россия и выполнит историческую миссию, заданную ей Богом. В России, полагали они, более совершенная ― общинная ― форма жизни, которой соответствует православная идеология соборности. Они боготворили народ и видели в народной культуре самостоятельное начало российской жизни, призывали учиться у народа пониманию жизни, а не учить его жить по-западному. Они стояли на том, что русская культура выросла из православия и народных традиций. Они верили в неисчерпаемые силы народа. «Глас народа ― глас Божий!», ― восклицал К. С. Аксаков.

В противоположность славянофилам революционные демократы-западники хотели поднять народ до уровня западной культуры,
но ― не сблизиться с ним, не «опуститься» к нему. В собственные силы народа они не очень-то верили и народное творчество отрицали: даже Пушкина порицали за присутствие народных мотивов в его сказках. Прогресс же видели в западной культуре и западном образе жизни. Впрочем, сталкиваясь непосредственно с европейской социальной действительностью, революционеры-демократы довольно быстро меняли свои западнические взгляды на противоположные. А. И. Герцен замечает: «уважение
к личности, гражданское обеспечение, свобода мысли ― все это не существует и не существовало во Франции или существовало на словах».
В. Г. Белинского поразило, насколько «тупой» и «пошлый» народ немцы. Оба они преодолели в себе западничество. В свою очередь, И. В. Киреевский и Ф. И. Тютчев, будучи славянофилами, знали Европу и умели ценить ее. Так что те и другие не только противостояли, но и во многом дополняли друг друга.

В 60–70-х годах Н. Я. Данилевский, Ф. М. Достоевский и Н. Ф. Федоров формируют «русскую идею», развитие которой завершает В. С. Соловьев. По их воззрениям, русская идея ― это всечеловечность, поэтому Россия должна сыграть роль «души мира». Примечательно, что сходные мысли о вселенской миссии России высказывали ― и тогда и после ― некоторые именитые иностранцы. Немецкий философ В. Шубарт был убежден, что русская идея ― это идея свободы. Ф. Ницше видел, что только Россия способна противостоять жалкой европейской буржуазности.
А. Тойнби пророчил гибель Запада и торжество русской цивилизации.

Обращение русской интеллигенции к марксизму в последние десятилетия XIX века означало победу ориентации на сближение России с Западом. К началу XX века большинство политически активных людей во всех слоях общества считали необходимым радикальное изменение существующего строя. Марксисты той эпохи видели путь к социалистическому будущему России в ускоренном развитии капитализма по европейскому образцу,
и основной задачей предстоящей революции считали преодоление отсталости страны от Запада. При этом они рассматривали Россию как средоточие противоречий и отводили ей роль «слабого звена» в системе капитализма; прорыв в этом звене способен положить начало эпохе пролетарских революций в странах развитого капитализма. Отсюда возникла идея «проскочить» капиталистическую стадию развития страны на волне мировой пролетарской революции. Ее подготовка и инициация стали для большинства партийных лидеров главной из ближайших политических задач.
Что же касается Востока, то он тоже должен был последовать примеру Европы. По оценке В. И. Ленина, «Восток окончательно встал на дорожку Запада» и примет участие в борьбе за его идеалы.

Между тем мировая революция не состоялась. И уже НЭП стал шагом назад, отступлением от социалистических задач, связанным с осознанием утопичности былых надежд. НЭП принес с собой утверждение капиталистических порядков в распределении и торговле; в общественной жизни стал задавать тон «нэпман» ― спекулянт, лавочник, продажный чиновник, а в деревне ― кулак и подкулачник. Товаров стало много, торговец процветал, но росли нищета, безработица, преступность, падение нравов, коррупция чиновников. Это было добровольное отступление с громадными издержками, ― такой была «российская плата» за разочарование в революционных возможностях европейского пролетариата. Для многих становится ясно, что коммунизм ― не для западного человека, что это специфически русское явление, которое Запад отвергнет. Так и произошло: вместо пролетарской революции на авансцену европейской общественной жизни выступил фашизм.

Изменившаяся мировая ситуация позволила сторонникам самобытного развития страны, сгруппировавшимся вокруг И. В. Сталина, оттеснить идеологов мировой революции от лидерства в партии и взять курс на построение «русского социализма». И. В. Сталин отстаивал идею лидерства СССР в мировом историческом процессе и тем самым возродил традиционную «русскую идею» на новой основе. Он рассматривал марксизм
как самую передовую социальную технологию, опираясь на которую страна может создать мощную технико-экономическую базу, разрешить таким образом спор с Западом и отстоять свою самобытность. Основу этой самобытности он видел в русской национальной культуре.

В результате острой политической борьбы к середине 20-х годов утвердился курс на строительство социализма в одной стране. Марксизм, став государственно-политическим явлением, довольно быстро трансформировался и стал тем, что обычно называют «русским» или «советским» марксизмом. Это решающим образом сказалось на политике, был выработан специфически российский способ интенсификации экономики: коллективизация, индустриализация и т. д.

Во второй половине 30-х годов произошла радикальная «реформация» государственной идеологии, ― в ее основу были положены уважение
к отечественной истории и патриотизм. Между тем незадолго до этого слово «патриот» означало врага революции, ― не случайно большевики левацкого толка увидели во всем этом реставрацию в стране дореволюционных порядков. Действительно, вся последующая история СССР стала продолжением развития российской цивилизации. И только встав на этот путь, Россия смогла противостоять экспансии Запада, нанеся поражение фашизму в Великой Отечественной войне, а в дальнейшем впервые в своей истории стала одной из двух величайших мировых «сверхдержав».

Постепенно, однако, поистине роковая закономерность нашей отечественной истории проявила себя в новой победе западничества, что мы наблюдаем в наше время, пожалуй, в наиболее уродливой форме, нежели когда бы то ни было. Одержав победу в конце 80-х – начале 90-х годов, «демократы»-западники, стали усиленно нахлестывать «лошадь истории», загоняя ее в единственные открытые ворота ― в «мировую цивилизацию», которая является, как мы видели, не чем иным, как агонизирующей техногенной цивилизацией.

Снова муссируется идея отсталости России, порожденной якобы отклонением ее от магистрального (т. е. европейско-американского) пути развития, вызванным революцией 1917 года. Обществу навязывается идеология социальной инфантильности, ущербности: 70 лет советской истории ― это «черная дыра», социальная яма, а вот капиталистическая Европа ― это царство цивилизованной жизни. Для современных «реформаторов» Россия ― не более чем европейская окраина, которая обречена
на то, чтобы стать «нормальной» европейской страной. Такие горе-«реформаторы», будучи неспособными выработать собственную программу реформирования страны, пользуются стандартными рецептами западных советников. Один из них, американский экономист Д. Сакс признался: «Мы положили больного (т. е. Россию) на операционный стол, вскрыли ему грудную клетку, но у него оказалась другая анатомия».

Результатом такой скорее даже «американизации», нежели «европеизации» явилось глубочайшее социальное расслоение общества, угнетение
и нищета большей части народа, противоречащие не только традициям русской культуры, но и тем ценностям, которые были внедрены в европейское сознание мыслителями Просвещения. Иными словами, в обществе насаждаются «дикие» порядки, которые были «нормой» для европейского общества разве что в эпоху первоначального накопления капитала. Совершенно игнорируется тот факт, что наиболее существенные преобразования социальных отношений в европейских странах произошли в XX веке
как раз под влиянием Октябрьской революции и опыта социалистического развития России.

Напротив, национально-патриотическая оппозиция стоит на том,
что Россия должна в процессе модернизации сохранить свою самобытность, культуру, традиции, ― иначе ее ждет социальное небытие, она перестанет существовать как Россия, превратившись в некую карикатуру на Америку. Это отлично понимал еще А. С. Пушкин, который убеждал современных ему западников: «Поймите же, Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою; история ее требует другой мысли, другой формулы…» В самом деле, Япония и Китай, к примеру, не страдают «комплексом западничества», поэтому, интенсивно развиваясь, они остаются самими собой, сохраняют исторически присущее им культурное своеобразие. Стремление же повторить чужую историю ― гибельно. Оно ведет
к потере веры в себя, в собственное историческое предназначение.

Не случайно в связи с этим принципиально иное отношение деятелей современной российской оппозиции как вообще к историческому опыту развития страны, так и к советскому опыту жизнеустройства ― в частности: советский образ жизни, советский человек ― эти социальные феномены выросли на древе, уходящем своими корнями в структуру исторически выработанного национально-культурного генотипа. Следовательно, такой образ жизни и такой тип человека достойны сохранения и дальнейшего культивирования, а суть реформ должна сводиться к созданию наиболее благоприятных общественных условий, обеспечивающих жизнеспособность этих традиционных феноменов социальной жизни.

Подчеркнем, что опасна не только сама по себе утрата богатейшей культуры. Речь идет о «вестернизации» деятельностной парадигмы общества, а значит и о переориентации вектора активности на преимущественное удовлетворение материальных потребностей человека, которое уже завело западную цивилизацию в тупики кризиса. Россия, таким образом, втягивается в смертельную борьбу за «выживание» на максимально возможном уровне материальной жизни и тем самым внесем свой вклад в углубление глобального кризиса во всех его проявлениях. Да и нас самих эта борьба вряд ли приведет к успеху: создаваемый ныне усилиями американских идеологов и политиков «новый мировой порядок» отводит России роль сырьевого придатка стран «золотого миллиарда». Выполнить же свою историческую миссию по синтезированию новой культурной парадигмы Россия сможет, только освободившись от односторонней ориентации
на изживающие себя идеалы западной цивилизации.

Несомненно, чтобы сохранить свою самобытность, мы должны прежде всего воспроизводить традиционные формы жизни, выраженные в универсалиях русской культуры. Вместе с тем это не означает, что система ценностей может оставаться совершенно неизменной. Как известно, культура это общественно-исторический опыт народа, явленный прежде всего в его языке, опыт, передаваемый из поколения в поколение. Но исторический опыт накапливается и перерабатывается, культуре присуща поэтому
как устойчивость, так и изменчивость. Время от времени здесь происходят
не только количественные изменения, но и своего рода «культурные
мутации».

Из теории цивилизаций следует, что политическим и экономическим переменам в обществе предшествует переворот в умах людей, пересмотр ценностей, идеологическая подготовка. Субъектом «культурной мутации» выступает интеллигенция, ― это ее историческая миссия. Однако такая мутация ― не просто слом старой системы ценностей, а замена ее новой. «Перестройка» 80-х годов сломала систему ценностей советского общества, но «демократическая» интеллигенция, столь рьяно выполнявшая эту миссию, не сумела ни ответственно распорядиться старыми ценностями, ни тем более предложить новую систему ценностей.

Как уже говорилось, культурные предпосылки цивилизационных перемен могут иметь характер «внешнего вызова», т. е. давления иной цивилизации. Наши «реформаторы», будучи не столько объектами, сколько проводниками, «агентами» этого давления, просто «поменяли знаки» перед старыми ценностями на «минус», а перед ценностями западной
культуры ― на «плюс». С особым пиететом была позаимствована потребительская ценностная парадигма западного общества, а парадигма духовности отброшена как старый хлам. Последствия такой «перемены знаков» налицо: разрушение государственности и духовной культуры народа, физическая деградация индивида и «одичание» личности.

Значит ли это, что оптимальным был бы выбор некоторого «среднего» пути? Вряд ли. Как известно, между крайними позициями лежит не истина, а проблема. Операции суммирования и выведения среднего арифметического непригодны для создания органически целостных систем. Здесь необходима новая комбинация уже известных элементов. Так, сегодня
для России необходима совершенно новая, оригинальная комбинация политических средств, которая позволила бы вывести страну на самостоятельный путь развития. Основой синтеза должен служить исторический опыт народа. Вырабатывать такую политическую стратегию надо самостоятельно, творчески, не ограничиваясь наивным подражанием западным образцам. И здесь особенно важна роль общенационального лидера, который был бы способен осуществить стратегический синтез. Подобную
роль «архитекторов реформ» сыграли в послевоенные десятилетия
Ш. де Голль во Франции, Л. Эрхард в Германии, Дэн Сяопин в Китае,
Ли Куан Ю в Таиланде. Судьба России оказалась в этом отношении
не столь благосклонной…

Date: 2015-09-22; view: 694; Нарушение авторских прав