Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Система философской методологии и экономическое познание





Философия, как писал Г. Гегель, это «современная эпоха, постигнутая в мышлении». Наука в своей данности связана с прогрессом, ее содержание определяется современным состоянием, историчность в науке не может определять ее статус как науки. В философии историчность выражается по-иному. Историчность принадлежит самой философии, поэтому в ней нельзя ожидать никакого прогресса, считает немецкий философ Р. Бубнер. Он рассуждает так: «Сущность философии заключается в том, что она рефлексия имеющегося знания, направленная на понятия, методы, установки с целью разъяснения, обоснования и критики. Такая рефлексия оказывается необходимой для преодоления ограниченности разума, который не в состоянии понять историчность любого знания и тем самым границ его рациональности. Преодоление границ рациональности наличного знания через постановку еще нерешенных проблем, возникающих в нем, — важная задача философии, которая не может быть разрешена раз
и навсегда».

Мы можем согласиться с таким определением, но с рядом уточнений. Необходимо учесть, что так понятая философская рефлексия обладает выходом на понятия, методы и установки, то есть непосредственно связана
с практическими целями и результатами. Отсутствие прогресса в философии ввиду принадлежащей ей историчности позволяет раскрыть единство смысла, находящегося вне временной выраженности. Даже Г. Гегель в своем определении не сводит эпоху к настоящему, иначе в его системе не нашлось бы места для диалектики, которую невозможно определить как статику. Философия оказывается способом преодоления настоящего через систему знания и познания, находящую свое отражение в практических задачах, решаемых философией (понятия, категории, методы, установки). Значения, реализуемые в установках философии, оказываются качественно иными, чем в научном знании, применение этих установок указывает
не просто на данность явления, но и на его возможный статус.

Методология дает возможность обратиться именно к этой стороне философского знания. Философия — это теоретическое, логически систематизированное мировоззрение. Философия как наука представляет собой особое знание о действительности, которое рационально обосновывается
и систематизируется. «Снятие» противоречия между философией как наукой и как таковой возможно при четком определении философской методологии, в своем функционировании совмещенной с системой философского знания. Явление, рассмотренное в рамках научной картины мира, связано не только статусом настоящего, но и прошлого, а также возможного будущего. В системе философской методологии эти основания обязательно должны быть учтены, иначе не может быть раскрыто ни содержание явления, ни его возможное состояние. Здесь возникает поле для применения такого классического метода, как восхождение от абстрактного
к конкретному. Философия выражает основание возможного перехода
к постижению измененного положения явления действительности, создавая его теоретическую модель. Экономика и экономические процессы легко включаются в такую теоретическую модель, что позволяет уточнить
их основания, в том числе в отношении критериев развития.

Философская система доказательств, по Г. Гегелю, есть система действительного выведения без постулатов, которая одновременно обосновывает свои исходные положения и исследует их по форме самого
содержания, — это значит, что объективное исследование по форме необходимости есть критерий научности. Философская методология оказывается четко фиксирующей критерии и формы доказательства анализируемого явления. Устойчивость методологических посылок философии оказывается преимуществом, так как позволяет выразить единство формы изучаемого явления в области его теоретической данности.

В современной философии и методологии замечается переход от исследования, зафиксированного в устойчивых положениях теорий и систем научного знания, к исследованию возникновения научного знания. Переход от одной модели теоретического знания к другой можно описать при помощи различных типов редукции, где возможным становится основание для фиксации различных типов соизмеримости и преемственности теорий и моделей. Наиболее адекватно такие типы редукции могут быть описаны только в методологических установках, построенных в рамках междисциплинарного подхода. С применением междисциплинарного подхода связаны проблемы понимания и объяснения. Система значения должна быть реконструирована в виде: целостного знания — информации, значения, смысла; систем коммуникации и оценки; взаимодействия теорий и моделей; конкретной выраженности моделей. Если мы будем говорить о связанной с этими концепциями и моделями системами рациональности,
то необходимо указать на исторически относительный характер рациональности, за исключением единственного основания, которое определяет научный статус теорий и моделей.

В экономике такая методология позволяет выделить как собственно теоретическую модель, так и соответствующий этой модели тип рациональности, носящий исторически относительный характер. Проблемная ситуация в науке может быть рационализирована в междисциплинарных исследованиях, создание единого смысла при таком подходе — это проблема методологического обеспечения. Методология здесь связана и с выдвижением обоснованных гипотез. Если мы занимаемся рассмотрением проблем в контексте глобального моделирования, возникает необходимость выражения мировоззренческих оснований, связанных с применяемой методологией; нужно оценить: культурные, ценностные, деятельностные факторы, что подразумевает использование философской методологии. Такая установка представляется эффективно работающей в целостных системах глобального характера. Определить культурную и историческую детерминацию знания можно только в методологически определенной системе знания, которая выражает происходящий процесс в его протекании — это позволяет говорить о системе культурной и исторической корреляции данности, а не о статусе ее настоящего.

Если проводить анализ столь распространенного научного термина, как «теория», то он является однокорневым со словом «театр». М. Хайдеггер, заметивший это, заключает, что в этом и состоит коренная ошибка европейской культуры, которая воспринимает мышление как зрение, как воззрение на вечные идеи. Ошибку можно исправить, только заменив зрение иным способом восприятия. Смысл замечания М. Хайдеггера ясен, также ясны и его методологические установки. Сохранение преемственности традиций или новизна данности в системе знания по поводу изучаемого объекта выражает в методологическом плане еще одну градацию значений. Выполнение такого рода методологических установок позволяет преодолеть некоторую неполноту знания, оформленного через критерии научного знания: верификационный, фальсификационный, парадигмальный.

Г. Гегель считает, что идея вырабатывается за пределами данной науки, она лежит в основе исходных положений этой науки, доказательство которых средствами данной науки невозможно. Аргументируя это положение и говоря о философии и науке, Г. Гегель указывает, что предпосылки (основа) науки (теории) не абсолютны, только в философии предпосылки абсолютно достоверны; ограниченность основы научного построения преодолевается в ходе дальнейшего развития самой теории, что действительно и для философии. Если мы применим терминологию И. Лакатоса, то можно сказать, что любая наука должна спускаться в «обосновательный слой». Г. Гегель, используя эти особенные основания философии, определяет основание процесса познания посредством его методологического выражения в отношении нового предмета, данного в исследовательской модели. «При новой основе, образуемой результатом как ставшим отныне предметом, метод остается тем же, что и в предыдущем предмете. Различие касается лишь отношения основы как таковой, правда, она и теперь основа, однако ее непосредственность есть лишь форма, так как она была
в то же время результатом, поэтому ее определенность как содержание есть теперь уже не нечто просто принятое, а нечто выведенное
и доказанное».

Мы можем говорить о преемственности философской методологии, изменения касаются лишь включенной в методологию основы, которая
и определяется вариативно относительно полученного при применении метода результата. Классическая философская методология позволяет «снять» противоречия науки и философии посредством введения единого основания исследования, поэтому в нашем исследовании мы будем верны этому логически безупречно обоснованному замечанию Гегеля, которое может быть рассмотрено как принцип философской методологии.

В. П. Кузьмин в книге «Принцип системности в теории и методологии К. Маркса» пишет: «Метасистемное знание предполагает переход от моноцентрического взгляда на действительность к воспроизведению объекта в знании целиком, т.е. во всем многообразии его реальных форм и взаимодействий с другими объектами. Иными словами, эта форма оперирует
со сложным объектом — полисинтетическим комплексом, совокупной многосистемной действительностью со всеми ее разнопорядковыми и многомерными отношениями». В качестве методологических посылок познания такого объекта В. П. Кузьмин предлагает следующие: «Первая методологическая предпосылка этой формы — переход от моноцентризма
к полицентризму, к изучению разносистемных единств и совокупностей. Вторая — концентрация внимания на разнотипных связях, отношениях
и взаимодействиях явлений. Третья — переход от преимущественно статического видения явлений к их процессуальному, конкретно-историческому рассмотрению. Четвертая особенность — преобладание синтеза, достижение высших степеней теоретической конкретности». Со всеми этими положениями мы можем согласиться. Правильное определение и выделение объекта исследования позволяет оформить программу его исследования, дело касается конкретных методологических установок с целью получения общего целостного знания, ведь объект выражается и как конкретная общность, и как конкретное ее знание.

Б. Г. Юдин в книге «Методологический анализ как направление изучения науки» выделяет онтологический, гносеологический и методологический подходы как последовательные стадии развития методологического сознания науки. Мы соглашаемся с этим, но из указанной методологической установки можно вывести и иной смысл. Система исследования может подразумевать единство онтологических, гносеологических и методологических установок, которые позволяют выразить знание об объекте исследования в междисциплинарной форме метасистемного знания. Онтология в нашем исследовании определяется через хаос, взятый как основание процесса, категория «длительность» выражает характер непосредственно происходящего процесса. Экономисты до появления теории хаоса и самоорганизации считали, что цены и экономическая конъюнктура варьируются как предсказуемым, так и случайным образом. При применении методологии, связанной с хаосом, в построенном графике гауссовского распределения точки, не ложившиеся в кривую нормального распределения, обнаруживали странную симметрию, которая не зависела от масштаба. Вариативность выборки оставалась прежней, не зависящей от временной определенности. Это касается всех кривых экономической конъюнктуры
за длительный период. В хаосе скрывался порядок. Хаос по своей природе оказался структурным, а не системным. Характер самих процессов,
а не их протекание, требует выражения их сущностных оснований, для чего необходимо введение иных методологических установок.

Когда мы ведем речь об экономике, возникает целый ряд сложностей, касающихся разграничения поля экономической действительности. Классическая политическая экономия западных стран являет тому пример, иногда она выступает в весьма странном для традиционного восприятия качестве, это, в частности, определено используемой терминологией. Поэтому отделить поле собственно экономики от смысловой определенности, возникающей вне поля экономических структур, практически невозможно.
В большинстве западноевропейских языков понятия стоимости и ценности выражаются одним термином: в английском — value, в немецком — wert, во французском — valeur. Возникает множество сложностей истолкования, так как единство терминологии и соответствующих терминологии явлений экономической действительности позволяет говорить о смысловой связи между понятиями: 1) ценность как значимость; 2) стоимость как онтологическая определенность экономического качества.

При таком подходе в экономике западных стран одновременно оказываются выражены как реальные экономические отношения, так и отношения аксиологической направленности, по своей сути не всегда связанные
с происходящим экономическим процессом. Это прямое указание на присутствующее в экономике знаковое и ценностное содержание, вне которого невозможно выразить сущность экономических процессов. В экономических процессах в латентном состоянии мы можем наблюдать двойственную определенность: 1) определенность значимости; 2) определенность конкретного экономического действия в системе экономической реальности. Создается единство между конкретной экономикой и хозяйством, которое является общностью более высокого порядка, реконструкция конкретных экономических связей производится в системе определенного типа хозяйства.

Такая методология весьма продуктивна, однако исследование экономики здесь подразумевает использование политэкономической методологии, но не все явления экономической действительности могут быть определены политэкономически, так как происходит смешивание понятий относимых: 1) к хозяйству; 2) с другой стороны к экономике, которые образуют единство данности, а это далеко не очевидно. В нашем исследовании мы не можем объять необъятное, поэтому областью действительности
и действия, к которой будут относиться наши выводы, будет
единственная — экономика. Мы получаем область смысла, смысл этот связан с экономическими дисциплинами, но реконструируется в системе философского знания и методологии. Для начала определим отличия между понятиями «хозяйство», «тип хозяйства» и «экономика», чтобы выявить понятийные основания исследования.

В истории мысли были весьма успешные примеры построения философии хозяйства, достаточно назвать К. Маркса, М. Вебера, С. Н. Булгакова. Эти исследователи стремились объяснить все возможные явления экономической действительности в системах четко отработанной методологии, но действительность всегда сложнее представлений о ней, поэтому выводы этих исследователей, выраженные в обобщенной форме, оказались весьма противоречащими друг другу. Это не плохо, но и не хорошо. Еще одна проблема объем исследования, если мы следуем за данностью и стремимся ее отразить. Области смысла и значений весьма ограничены
по сравнению с данностью, а если мы при этом будем делать акцент на определение трендов экономики и экономического развития, а не заниматься множеством связанных с полем экономики дисциплин и проблем, то получим самобытную область знания, которая ничего собой подменять не будет. Ведь даже изучение таких прикладных экономических дисциплин,
как бухгалтерский учет и аудит, способно поглотить все силы исследователей. При этом область самой экономической данности раскрывается только через присущие этим научным дисциплинам способы и методы, это не экономика в целом, а лишь то, что и как видят в экономике бухгалтерский учет и аудит.

С. Н. Булгаков в книге «Философия хозяйства» в качестве субъекта хозяйства рассматривает человечество как таковое, не коллектив или собирательное целое, но живое единство духовных сил и потенций, к которому причастны все люди, умопостигаемый человек, который обнаруживается эмпирически в отдельных личностях. Переходя к определению хозяйства, С. Н. Булгаков указывает, что хозяйство — это творческая деятельность разумных существ, необходимо осуществляющих в ней свои индивидуальные начала, индивидуальности же присуща свобода. В хозяйстве творится культура, вся она имеет экономическую подоснову. Булгаков дает предельно широкое определение хозяйства. Назвать при таком подходе хозяйство экономикой просто невозможно. Хозяйство, по С. Н. Булгакову, связано с творчеством, свободой и культурой. И то, и другое, и третье не экономика. Конечно, связь этих явлений с экономической действительностью налицо, но не экономика определяет их сущность. Вместе с тем С. Н. Булгаков прав в том, что действительность экономики связана с реализацией творчества, свободы и культуры. Об этом свидетельствуют разные способы экономической организации в различные исторические периоды
и в различных государствах. Мы можем сделать вывод, что экономика
и хозяйство не одно и то же. Хозяйство — общность более высокого порядка, включающая в себя экономику.

С. Н. Булгаков совершенно прав, когда говорит об умопостигаемом человеке, который является субъектом хозяйства. В экономике субъект конкретизирован, привязан к конкретному типу производства и четко определен исходя из типа деятельности. Собственник, наемный работник, менеджер, государство, отношения между государством и предприятием четко определены в экономике — они образуют ее данность. Общность, которая при этом возникает, регулируется экономическими, политическими и правовыми институтами, избирательными по своему воздействию, говорить об общности и определенности возможно только при четкой выделенности субъектов экономической деятельности и ее объекта. Можно говорить только об общем и об общности, а не о всеобщем, ни один из критериев,
по которым определяется всеобщее, здесь не работает.

Хозяйство — единство экономических, политических, идеологических и духовных институтов. Если мы выделяем конкретный тип хозяйства,
то происходит выделение и обобщение конкретных институтов данности. Типы хозяйства можно определить исторически; географически; по конкретному типу производства, связанному с организацией хозяйства (западная, мусульманская, китайская и другие модели) и т. д. Организация хозяйства невозможна вне идеологических, политических и духовных институтов, которые отнесены к тому или иному типу общества. Поэтому тип хозяйства не можем рассматриваться как универсальное понятие, в нем фиксируется слишком много индивидуальных особенностей. Совершенно очевидно, что американское общество организовано по-другому, чем китайское или российское, поэтому тип хозяйства будет определен не только экономически, но и посредством всей системы имеющихся общественных связей.

Противоречие может быть «снято» единственным способом — признанием того, что должно быть построено общее для всего мира «общество потребления». Построение общества потребления должно происходить
в общемировых масштабах, что приведет к отмиранию индивидуальных особенностей различных стран и к построению планетарной экономической системы. Осуществить это возможно только при построении новой системы мирового порядка, либо через искусственное обособление группы государств, которые избрали для себя в качестве идеала «общество потребления», от всех других государств мира.

Сейчас побеждает второй путь, идеи глобализма приводят к доминированию западных стран и обнищанию стран третьего мира. В 1960 году доходы самых богатых стран были в 37 раз больше, чем самых бедных, сегодня — в 74 раза. За 1985 – 1989 годы среднедушевое производство продовольствия упало в 94 странах. В развивающихся странах от 30 до 80% населения живут менее чем на доллар в день (в паритетных ценах). В Зимбабве около 90% бюджетных поступлений направляется на выплату процентов по внешнему долгу, на жалованье правительственным чиновникам и содержание аппарата правительства. Проблема заключается и в том,
что страны третьего мира стремятся заимствовать как внешние формы,
то, что составляет сущность западных стран, глубинная трансформация при этом не происходит.

Даже государство, преследующее свои интересы, не может стать источником успешной капиталистической трансформации. Нужно «экспортировать» не только принципы, но и носителей принципов (особый тип индивидуальности (уважение к себе и к другому), социальные институты, мораль), а это требует не только времени, но и существенно иных мировоззренческих установок. Отследить и осуществить трансформацию такого плана можно в теоретической форме, главное не слепое заимствование,
а стремление к новому качеству экономики и социальных институтов — правовому государству, демократии и т. д., а не к их фантомам, существующих только в названиях.

Анализировать хозяйство можно различными способами, но результат будет определен выделяемой общностью, через которую рассматривается хозяйство. При рассмотрении хозяйства посредством политики получается одно, идеологии — другое, экономики — третье, культуры — четвертое
и т. д. При таком анализе не может быть получено универсального результата и не может быть выделена универсальная общность. Структура
(в структуралистском значении этого понятия) есть всегда движение, изменение, игра, в то время как хозяйство берется в определенности не становления, а ставшего. Структурный подход при анализе хозяйства может оказаться продуктивным, но слишком уж разного порядка общности связаны в системе хозяйственной данности.

Если же мы займемся анализом экономики, то окажемся в области, которая определена через ситуацию «здесь и сейчас». Экономика слишком реалистична, чтобы в качестве основания своего функционирования рассматривать политические и идеологические институты. Формализация такого рода воздействий на экономическую действительность может быть рассмотрена как сопряженность воздействий, соответствующих или не соответствующих ситуации «здесь и сейчас» в отношении функционирования экономики в настоящем или в прогнозируемом будущем. Акцентировать внимание на политических и идеологических институтах можно только в ситуации экономической неопределенности, которая соотносится
с основаниями самой социальной действительности. Экономика в системе экономической науки — это анализ особых фактов.

Фактом экономики является реальная обособленность и определенность данности вещи в системе ресурсов. Реальность в экономике носит абсолютный характер, именно через нее закладывается сама экономическая данность. Реальность в экономике есть неразрывное единство субъективного и объективного, но единство, привязанное к конкретной экономической модели, в которой ресурсная составляющая носит вариативный характер. Примеры этому: доиндустриальное общество, индустриальное общество, постиндустриальное общество. Возникает единство экономической системы, но субъект, объект и ресурсы связаны совершенно иной системой экономической реальности.

Будущее любой экономической системы при такой определенности фактов легко может быть определено благодаря анализу ресурсной составляющей, которая выступает в качестве основы объективных и субъективных факторов, данных в системе значений и значимостей, то есть определенности смысла. Смысл здесь является единством актуального и потенциального в отношении трендов развития, определенность смысла в таком контексте не субъективная, а факторно-фактологическая. Поэтому анализ будет весьма конкретным, но определенность основания в отношении будущего связано со смысловой определенностью трендов экономического развития, поэтому конкретность экономики определена теоретической моделью развития, факты экономики даны в отношении трендов развития,
а не замкнуты на основание своей данности.

Основание экономической действительности подвижно и изменчиво, что подразумевает применение субъектного факторного анализа. Возникает классическая философская дихотомия подвижного покоя. Характерным типом организации хозяйственной жизни для западных стран сейчас является глобализм. Если в качестве особенного рассматривать глобализм
и общество потребления, как же тогда относиться к антиглобализму, который образует единство противоположностей с глобализмом? Глобализм связан с такими явлениями, как информационная и научно-техническая революция. Считать их особенным или единичным можно только для общественных и экономических структур, которые не были затронуты индустриализацией и научно-технической революцией. На практике страны, оказавшиеся на периферии этих процессов, экономически безнадежно
отстали.

Необходимо также учитывать значение термина «глобализация», который Д. Стиглиц определяет, как «все более тесную интеграцию стран и народов, порожденную гигантским снижением издержек транспорта и связи и устранением искусственных препятствий на пути движения товаров, услуг, капитала, знаний и (в меньшей степени) людей через национальные границы». Глобализация как процесс ослабляет изоляцию, в этом и заключается ее положительный смысл. Поэтому тип хозяйства любой конкретной страны, находящейся в глобальном мире, оказывается под воздействием общемировых тенденций, которые не могут быть рассмотрены как особенное, они особенное для каждого типа хозяйства, но являются общим при организации эффективного хозяйства в целом и как целого.

Л. Туроу считает, что на протяжении последних двухсот-трехсот лет произошли три промышленные революции: 1) XVIII – XIX веков положила конец господству аграрного сектора, экономический рост достигается средствами машинного производства; 2) XIX – XX веков — это освоение электричества, процесс технологических изменений и нововведений становится системным и управляемым; 3) третья происходит в настоящее время и связана с развитием микроэлектроники и компьютерной техники. Л. Туроу видит в этих революциях два аспекта. Первый из них касается итогов первой и второй революции — это машинная система и прогнозируемый технологический прогресс, все указанное связано с социальной организацией производства. Второй аспект касается отличий между второй
и третьей революцией — это пространственно-количественные параметры: третья революция — это переход национальных экономических систем
к глобальным; вторая революция — это переход и смена локальных хозяйственных систем национальными. В любом случае, если мы выделяем факт экономики, система его истолкования будет зависеть от того, в системе какой данности существует именно этот факт экономики. Вне процесса становления экономики установить его значение невозможно, о чем и говорит концепция Л. Туроу.

В процессе экономического развития изменяется не только экономика, но и ее основания, которые проходят путь от социальной организации производства к его пространственно-количественной данности. В качестве первичного положения мы отметили, что факт экономики весьма конкретен. Это так и не так. Экономические науки всегда считали, что они исследуют область реального. Смысл действительности здесь оказывается полностью сопряженным с фактами. Факт, выделяемый в экономической действительности, детерминирован как системой представлений о действительности, так и системой его данности, но представления здесь не всегда гипотезы. Гипотетическая данность в данном случае всегда приведена
в соответствие с эмпирической данностью экономических процессов, которые выступают как поле действительности. Факт науки всегда нуждается в интерпретации, которая возникает в соответствующей научной теории. Факт экономики резко отличается от факта науки. Экономика как наука
не возникает в системе представлений и в теории, на ней всегда лежит инерция и прошлого, и ее конкретной данности. Ведь экономическую действительность каждое последующее поколение получает как данность.

Самой консервативной частью любой культуры являются ее основания, связанные с функционированием ее устойчивых парадигм. Изменения легче всего заметить в языковом строе культуры и в типах рациональности присущих той или иной культуре. А. М. Панченко в книге «Русская культура в канун петровских реформ» пишет: «Культура, с точки зрения средневековья, — это сумма вечных идей, некий феномен, имеющий вневременной вселенский смысл. Культура не стареет, у нее нет срока давности… Если прежде история определяла судьбу человека, то в канун петровских времен человек предъявил свои права на историю, попытался овладеть ею».

В европейской культуре человек к тому времени уже не воспринимается как эхо. Изменилось и отношение к настоящему. Если прежде настоящее воспринималось как эхо прошедшего, сейчас оно зародыш будущего. Значение начинает приобретать понятие обновление. Постиндустриальные тенденции полностью отрицают историческую преемственность, человек уже не ощущает себя связанным с историей, он уже вне ее. Почему это происходит? Одна из основных причин — быстрое устаревание знаний; чтобы соответствовать будущему, человек должен постоянно учиться. Времени на прошлое не остается. Возникает взаимодействие не с прошлым, а с будущим. Обновление и есть определенность будущего.

У С. Матхаузеровой в книге «Древнерусские теории искусства слова» читаем: «В Древней Руси разделяли временные формы на те, которые выражают бытие, и те, которые выражают предбытие Если выразить эти мысли современной терминологией, то… формы перфекта и будущего времени выражают действие, ограниченное во времени, в то время как формы аориста и настоящего времени выражают действие без отношения
к границе во времени, и поэтому они одни способны выражать действия, имеющие по теоретическим представлениям христианской религии атрибут вечности». Такая языковая данность является возможной в действительности, связанной с обратным ходом движения времени из будущего
в прошедшее, или же с перевернутостью восприятия, в рамках которого устанавливается определенность действительности.

Примерно так воспринимают время грешники у Данте, для них раскрыто быстро сокращающееся будущее, прошлое и настоящее, находящиеся вне их личного опыта, ими не воспринимаются. Чтобы развивалась экономика, нужно думать в системе временных процессов, связанных с жизнью в настоящем, а не в прошлой вечности. Акцент делается на бытие,
а не на предбытие, прошлое оказывается исключенным из временной последовательности, вечное не имеет никакого значения. Изменяется не понимание действительности, а мировоззренческая установка, поэтому адекватная методология должна включать в себя в качестве основания и мировоззренческие установки, безотносительного в отношении мировоззрения явления не существует ни в какой системе социальности.

Часто делают акцент на том, что экономические системы ориентированы на удовлетворение прежде всего физических потребностей людей,
а следовательно, их «чтение» должно происходить в понятиях, связанных
с осознанием необходимости. Но тогда невозможно будет фиксировать новации, происходящие не только в характере удовлетворяемых потребностей, но и в характере системы и способа производства, так как экономика по преимуществу есть способ организации, возникающий в отношении потребности, а не потребность, взятая в отношении способа ее удовлетворения через производство. Новация как смысловая данность нового порядка дает нам структурную определенность, которая выражается не только
в необходимости, но и в понимании и истолковании происходящих процессов. Необходимость оказывается осмысленной.

Экономические системы можно рассматривать в двух основных проявлениях. 1. Экономические системы, как соотнесенные с действительностью по способу функционирования. Обобщенная модель этой экономической системы возникает при взаимодействии структур действительности со структурами, которые определены экономической наукой как действительные. Это модель, обладающая устойчивостью формы. 2. Экономические системы связанные с экономической наукой по способу выражения реально происходящего процесса, но в системе понимания, связанной
с системами понятий и категорий той или иной экономической научной дисциплины. Возникает формализованная экономическая система, реальность которой определена только на уровне методологических установок
и зависит от их правильности или неправильности. Здесь мы имеем ситуацию подмены реального смыслового поля экономики конструируемым заместителем реального центра структуры, который связан не со структурностью структуры, а с формализацией смысла понятийной базы экономической науки; мы отображаем не «становление», а «ставшее», определенное, возможно, устаревшей парадигмой конкретной экономической
дисциплины.

Рассмотрим круг проблем экономики, который считается наиболее актуальным в современной экономической науке. Д. Канеман сформулировал теорию перспектив, в рамках которой отрицается императив традиционной экономической науки о том, что главный мотив людей ― материальная заинтересованность. В обоснование этого рассматривается способ принятия решения человеком, зависящий: от сознательного и бессознательного, от эмоционального фона, воспоминаний, ассоциаций. Мысль человека в любом случае не связана с материальным результатом напрямую, а опосредована в отношении личного начала, что подводит к нас к необходимости учета психологического фактора, это и делает Д. Канеман в своей теории перспектив. Она имеет своей целью оценку движения финансовых потоков и определение финансовой политики исходя из того, как ее ведут различные социальные группы и личности, в результате возникает возможность экономической оценки потенциальных результатов такой деятельности.

Д. Канеман не отрицает классических представлений о том, что любая организационная форма капитализма связана с получением прибыли, но он доказывает, что эффективность любой экономической организации возрастает, если мы будем учитывать и ставить в качестве цели «человеческий фактор» (понятый психологически), а не прибыль. Результатом так определенной цели становится максимальная прибыль, так как мы устраняем промежуточные звенья между целью, результатом и средствами экономической деятельности, ведь цель при такой постановке проблемы непосредственно связана с результатом.

В. Смит, опираясь на социально-психологические эксперименты, переходит к определению эмпирической экономики. Экономика оказывается
не безотносительной, определенной в отношении самой себя, а связанной
с человеческим фактором как с основанием собственного функционирования. В трудах этих исследователей базой экономического исследования становится не построение экономической теоретической модели и выделение составляющих ее факторов, а опора на первичные составляющие человеческой индивидуальности и психики. Изменяется само представление
об области экономического исследования. На Западе ценность построений Д. Канемана и В. Смита признана не только как относящаяся к области экономической теории, но и как практика экономической деятельности. Эти концепции в области управления можно связать с «адхократией» — системой управления, рассчитанной на конкретные и даже уникальные случаи. Конкретная задача оказывается определенной как «случай», поэтому для ее решения создается временная рабочая группа, «человеческий фактор» учитывается даже технологически.

Российский экономист Г. Б. Клейнер показывает, что предприятие генерирует и поддерживает не только потоки товаров и денег, но и потоки взаимных обязательств и ответственности. Последние обладают самостоятельной значимостью, они выступают в качестве своеобразной соединительной ткани экономических процессов. Если происходит разрушение потоков обязательств и ответственности, то это приводит или к нарушению устойчивости экономической системы, или к ее полному разрушению. Критерий максимизации прибыли оказывается не адекватным для оценки экономической системы. Критерии эффективности и надежности можно выделить только по линии «собственник — менеджер — работник» возникает необходимость точного определения места «человеческого фактора»
в экономике. Через призму указанных теорий весьма понятным становится место в экономике таких «неэкономических» понятий, как «купеческое слово», «calling», «beruf». Д. Тобин рассматривал ряд благ, распределение которых при помощи рыночных механизмов неэффективно, предлагал использование принципа рационирования. Необходимость применения нерыночных механизмов в экономике позволяет полнее понять характер современной экономики и место в ней человека.

Развитие экономики за последние годы привело к тому, что товары массового спроса не могут конкурировать друг с другом только по цене
и по качеству. Массовые товары уже не связаны с уникальными производственными технологиями. У потребителей, особенно на Западе, изменяется подход и отношение к продукту, из рациональных они становятся эмоциональными. Поэтому на рынке конкурируют уже не товары, а «истории»
с ними связанные или сопровождающие тот или иной товар. Продажная цена товаров оказывается все более соотнесенной со знаковым нетоварным сопровождением товара. Экономика и рынок улавливают совершенно новые требования потребителей, которые стремятся рассматривать товар
как уникальный или эксклюзивный. Цена производства (технологического) продукта и сопровождающая его логистика в недалеком будущем будут составлять не более трети от продажной цены, оставшаяся доля будет принадлежать «истории» продукта и его дизайнерской организации.

Такие изменения в экономике связаны с реализацией «человеческого фактора» в экономике и с организацией экономики на уровне не производства, а продвижения товара, как обладающего ценностью, значимостью, уникальностью, но не потребительскими качествами и характеристиками. Необходимость учета эмоций и эмоционального фактора заставляет экономику и экономическую организацию рассматривать человека не как потребителя, а как органическое единство всех компонентов, входящих в организацию личности, которая затем и отражается в структурах экономики. В экономике возникают и реализуются связи не только личных предпочтений, но и личностной организации, которая непосредственно соотнесена
с производимой товарной массой.

Важный аспект современной экономики обусловлен входящим в ее состав информационным фактором. Для экономики актуальной становится теория «асимметричной» информации. Качество товара увязывается с точной информационной выраженностью этого качества, иначе даже товары высокого качества рассматриваются как средние по качеству, а следовательно — и по цене, что может привести к падению рынка ввиду неправильной оценки товарного массива. Все участники рынка обмениваются между собой «сигналами», используя такие методы: 1) создание «брэндов»
и рекламы; 2) выплачивая более высокие дивиденды с целью обозначения более высокой производительности. На рынке труда активно используется такой «сигнал», как образование, но и это не дает адекватной информации о кандидате, так как ничего не сообщает о продуктивности будущего работника.

Недостаточность или ошибочность информации или несоответствие «сигналов» может привести к разрушению рынков. Даже формирование, не говоря уже о функционировании, финансовых рынков невозможно без доступа к достоверной информации и наличия стабильной законодательной системы. Стабильность законодательной системы оказывается одним из главных факторов достижения финансовой стабильности. Определенность «сигнала» обеспечивается только при четком факторном определении экономики и экономических процессов, что в свою очередь тесно связано с реализуемыми в экономической системе типом связей, выделением приоритетов развития и четкой определенностью производительности. Иначе нарушается информационное соответствие происходящим экономическим процессам.

Литература

1. Булгаков С. Философия хозяйства. М., 1992.

2. Кейнс Д. Общая теория занятости, процента и денег. М., 2007.

3. Нордстрем К., Риддерстрале Й. Бизнес в стиле фанк. СПб., 2003.

4. Фейерабенд П. Против метода. М., 2007.

5. Фостер Р., Каплан С. Созидательное разрушение. М., 2005.

6. Шумпетер А. Капитализм, социализм и демократия. М., 2007.

Date: 2015-09-22; view: 733; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию