Мексика 1 page

Горят маки.

Пылающие красные цветы, пылающее красное пламя.

Только в аду, думает Арт Келлер, цветы расцветают пламенем.

Арт сидит на гребне горы над горящей долиной. Смотреть вниз – все равно что заглядывать в кипящую кастрюлю с супом – толком сквозь дым ничего не разглядеть, но то, что видно, напоминает картину ада.

Если бы Иероним Босх написал такое полотно – «Война против Наркотиков».

Campesinos – мексиканские крестьяне‑фермеры – бегут, опережая языки пламени, прижимая к груди те немногие пожитки, какие успели схватить, прежде чем солдаты подожгли деревню. Подталкивая перед собой детей, campesinos тащат пакеты с едой, семейные фотографии, одеяла, купленные по неимоверной для них цене, какую‑то одежонку. В белых рубахах и соломенных шляпах с проступившими желтыми пятнами пота, они похожи в мареве дыма на призраков.

Если б не одежда, думает Арт, то все как тогда, во Вьетнаме.

И он даже удивляется, мельком взглянув на рукава своей рубашки и обнаружив, что это синий хлопок, а не армейское хаки. И напоминает себе: это не операция «Феникс». Это операция «Кондор», и перед ним не заросшие бамбуком горы «Корпуса I», a маковые поля в долине Синалоа.

И выращивают тут не рис, а опийный мак.

Арт слышит глухой рокот – хуп‑хуп‑хуп – винтов вертолетов и переводит взгляд на небо. Как и у других парней, воевавших во Вьетнаме, рокот этот вызывает множество воспоминаний. О чем? – спрашивает он себя и решает, что, пожалуй, иные воспоминания лучше не вытаскивать на свет со дна памяти.

Стервятниками кружат над головой «вертушки» и самолеты. Самолеты производят опыление; вертолеты защищают самолеты от одиночных автоматных выстрелов тех уцелевших gomeros – «маководов», которым все еще неймется воевать за свои поля. Арту слишком хорошо известно, что точный выстрел из «АК‑47» запросто сбивает вертолет. Если угодит в хвостовой винт, то вертолет рухнет на землю, будто капризный ребенок отбросил сломанную игрушку. А если в пилота... Пока что им везет: ни одну «вертушку» еще не сбили. То ли gomeros – стрелки никудышные, то ли просто не пристрелялись.

Формально все самолеты – мексиканские. И «Кондор» – шоу мексиканское, совместная операция Девятого армейского корпуса и полиции штата Синалоа, но куплены самолеты на деньги Управления по борьбе с наркотиками, и летчики на них – контрактники оттуда же. Почти все они – бывшие служащие ЦРУ, из старой команды Юго‑Восточной Азии. Такая вот злая ирония, думает Келлер, парни из «Аэр Америки», которые когда‑то перевозили на самолетах героин для тайских военачальников, теперь распыляют дефолианты на мексиканские маковые поля.

Наркоуправление хотело использовать «Эйджент Орандж» [3], но мексиканцы не согласились. Тогда стали распылять новую смесь «24‑Д», против которой они не возражали оттого, – внутренне посмеивается Келлер, – что gomeros уже пользовались ею для уничтожения сорняков вокруг своих полей.

Так что и запас был наготове.

Да, думает Арт, операция эта мексиканская. Мы, американцы, здесь просто в качестве консультантов.

Как во Вьетнаме.

Только в других кепи.

Война Америки против Наркотиков открыла фронт. Теперь десятитысячная мексиканская армия ворвалась в эту долину близ города Бадирагуато, помогая копам муниципальной федеральной полиции, известным как federales, и десятку консультантов из Управления по борьбе с наркотиками вроде Арта.

Основная масса солдат пешие, другие верхом, будто vaqueros [4], гонящие перед собой скот. Приказы им даны простые: отравите маковые поля и спалите все, что уцелеет. Разгоните gomeros, чтоб разлетелись, будто сухие листья в ураган... Уничтожьте раз и навсегда источник героина в синалоанских горах Западной Мексики.

В Западной Сьерре самое благоприятное в этом полушарии сочетание высоты, дождей и кислотности почвы для выращивания papaver somniferum, то есть мака опийного, а опиум в конечном счете превращают в «мексиканскую грязь» – дешевый коричневый забористый героин, который наводняет улицы американских городов.

Н‑да, операция «Кондор», думает Арт.

Настоящих кондоров в небе над Мексикой не видели уже лет шестьдесят. Еще раньше они исчезли в Америке. Но у каждой операции должно быть название, иначе мы не поверим в ее реальность. И вот эта – «Кондор».

Арт немного почитал про эту птицу. Самая крупная из хищных, хотя термин несколько неточный, потому что питаться она предпочитает падалью. Большой кондор, узнал Арт, может поднять мелкого оленя, но больше всего кондору нравится, когда настоящий хищник настигнет выбранную жертву, отобедает, а тут он – не утруждаясь, планирует на остатки туши.

Мы тоже охотимся на мертвых.

Операция «Кондор».

И снова вспышкой – воспоминание о Вьетнаме.

Смерть с Небес.

И я опять сижу, как там, скорчившись в кустах, дрожа на влажной прохладе горного утра, устраиваю засады.

Все повторяется...

Только теперь моя цель – не солдат‑вьетконговец, возвращающийся в деревню, а старый Дон Педро Авилес, наркобарон Синалоа, Эль Патрон [5]. Дон Педро уже полвека переправляет отсюда опиум, еще до того орудовал, как в горы явился Багси Сигел в обнимку с красоткой Вирджинией Хилл, чтобы прибрать к рукам для мафии с Западного побережья неиссякаемый источник героина.

Сигел заключил сделку с Доном Педро Авилесом, а тот использовал его как рычаг, чтобы стать patron самому, стать боссом, и статус этот он удерживает и по нынешний день. Но власть мало‑помалу утекает от старика: в последнее время молодые нахрапистые парни начали оспаривать его авторитет. Таков уж закон природы, раздумывает Арт, подросшие львята потихоньку одерживают верх над старым вожаком. Не одну ночь Арт пролежал без сна в своем номере в кульяканском отеле под треск пулеметных очередей на улице; перестрелки стали таким обычным делом, что город даже получил прозвище Маленький Чикаго.

Но после сегодняшнего дня, возможно, им больше станет нечего делить.

Арестуй старого Дона Педро, и ты положишь конец этому.

А заодно станешь героем, думает он, испытывая легкое чувство вины.

Арт – истый фанатик Войны против Наркотиков.

Вырос он в Сан‑Диего, в баррио [6]Логан, и собственными глазами видел, что творит героин с людьми, особенно с бедняками. Так что все‑таки операция проводится для того, чтобы очистить улицы от наркотиков, напоминает он себе, а не способствовать продвижению твоей карьеры.

Но, по правде, его карьере совсем не помешает, если именно он захватит Дона Педро Авилеса.

Управление по борьбе с наркотиками – организация новая, ей и двух лет еще нет. Когда Ричард Никсон объявил войну наркотикам, ему потребовались солдаты. Большинство новых бойцов пришло из старого Бюро по борьбе с наркотиками и опасными лекарствами; немало влилось из различных полицейских департаментов, но некоторые – из раннего призыва – были и из Компании [7].

Арт тоже был одним из «ковбоев Компании».

Так полицейские называют парней, пришедших из ЦРУ. В этом прозвище сквозит оскорбительный оттенок недоверия и обиды.

И зря, считает Арт. В основе своей задача у них одна – сбор информации. Ты находишь источники, зеультивируешь их, управляешь ими и действуешь исходя из сведений, которые они тебе поставляют. Кардинальная разница между его старой работой и новой состоит в том, что на прежней он арестовывал свои «мишени», а на новой их убивают.

Операция «Феникс» – спланированное уничтожение вьетконговской инфраструктуры. «Мокрой работой» Арт не слишком часто занимался. Его задачей во Вьетнаме был сбор разрозненной информации и анализ ее. А уж потом другие ребята, в основном спецназовцы, одолженные у Компании, шли в атаку, действуя согласно информации Арта.

Уходили они по ночам, вспоминается Арту. Иногда их не было три‑четыре дня, потом они появлялись в лагере поздней ночью, ошалевшие от декседрина. Исчезали в своих палатках, где отсыпались по нескольку суток кряду. После чего снова отправлялись на боевую операцию.

Арт всего пару раз участвовал в таких операциях, если его источники приносили информацию о том, что крупная группировка солдат сосредоточена в каком‑то районе. Тогда он сопровождал спецподразделение и устраивал ночную засаду.

Не особо ему такое нравилось. Он почти всегда отчаянно трусил, но работу свою выполнял: спускал курок, приводил своих товарищей обратно и сам выбирался из боя, слава богу, руки‑ноги целы, голова – на плечах. Столько дерьма навидался, что только и мечтал забыть обо всем этом навечно.

Но приходится мириться с фактом, думает Арт, "Что когда я пишу на бумаге имена людей, то этим подписываю им смертный приговор. И тогда возникает вопрос – как остаться порядочным в бесчестном мире.

Но та долбаная война.

Та проклятая долбаная война.

Как и большинство американцев, он смотрел по телевизору, как снимаются с сайгонских крыш последние вертолеты. И как большинство ветеранов, пошел и напился в хлам в тот вечер. А когда пришло предложение перейти в новое Управление по борьбе с наркотиками, то схватился за него.

Но сначала, конечно, обсудил это с Элси.

– Может, эта война стоит того, чтоб на ней воевать, – сказал он жене. – Может, хоть эту войну мы сумеем выиграть.

И теперь, пожалуй, думает Арт, сидя в засаде и карауля Дона Педро, мы близки к победе.

Ноги у Арта онемели от долгой неподвижности и неудобной позы, но он сидит все так же, не шелохнувшись. Служба во Вьетнаме научила его этому. Мексиканцы, затаившиеся в окрестных зарослях, также ведут себя дисциплинированно – двадцать специальных агентов из ДФС [8], вооруженные «узи», одетые в камуфляж.

Кроме Тио Барреры.

Даже тут, в высоком кустарнике, специальный помощник губернатора одет в свой фирменный черный костюм, на нем белая рубашка на пуговицах и узкий черный галстук. Вид у него спокойный и безмятежный – настоящий латиноамериканец, полный чувства собственного достоинства.

Тио напоминает киношного идола из фильмов сороковых, думает Арт. Лакированно зализаны назад черные волосы, ниточка усов, красивое тонкое лицо со скулами, будто высеченными из гранита.

Глаза черные, как безлунная ночь.

Официально Мигель Анхель Баррера – коп, полисмен штата Синалоа, охранник губернатора штата Мануэля Санчеса Сэрро. А неофициально – посредник между властями и гангстерами, спецагент губернатора. И так как «Кондор» – формально операция штата Синалоа, то именно Баррера – настоящий режиссер всего шоу.

Если уж быть честным до конца, думает Арт, то Тио Баррера командует и мной.

Три месяца тренировок в лагере наркоуправления «казались не такими уж тяжкими. Физическая подготовка – так, пустячок: Арт легко пробегал трехмильный маршрут, умел играть в баскетбол, и занятия по самообороне были ерундовиной в сравнении с Лэнгли. Инструкторы заставляли их только боксировать и заниматься рестлингом, а Арт еще подростком занял третье место в соревновании «Золотые перчатки» в Сан‑Диего.

Он был середнячком в своей весовой категории: техника хорошая, но реакция замедленная. Он узнал суровую для себя правду: научиться быстрой реакции невозможно. Правда, боксировал он так хорошо, что попал даже в высший разряд, и ему крепко доставалось. Однако он доказал, что умеет держать удары, а для паренька‑метиса из баррио – это уже победа. Мексиканские поклонники бокса больше уважают боксера, способного Держать удары, чем того, кто умеет наносить их.

Арт умел держать удар.

После того как он начал боксировать, мексиканские парни больше не задирали его. Даже отъявленные хулиганы держались от него подальше.

На тренировках Арт не особо старался избивать противников на ринге. Не было смысла одерживать победы, наживая врагов только ради того, чтобы покрасоваться.

На занятиях по правоохранительным процедурам дела шли похуже, но он одолел и это вполне нормально, а курс по наркотикам был совсем легким. На вопросы типа «Вы можете опознать марихуану?», «Вы сумеете опознать героин?» Арт подавлял порыв ответить: ему ли этого не знать!

Еще одно искушение, против которого устоял Арт, – закончить курс первым в группе. Он мог бы, прекрасно понимал, что вполне мог бы, но решил спустить на тормозах. Полицейские и так выказывали неудовольствие, считали, что типы из Компании вторглись на их территорию, а потому разумнее было особой прыти не проявлять.

Так что на занятиях спортом он не напрягался; не высовывался и на других, а в тестах специально несколько раз ткнул в неправильные ответы. Он и занимался успешно, и экзамены сдал легко, но не блистал. Труднее было сдерживать себя на практических занятиях. Слежка? Привычна, как старая шляпа. Скрытые камеры, микрофоны, жучки? Поставить их он сумел бы хоть во сне. Тайные встречи, засвеченные тайники, действующие тайники, установление дружеских связей со стукачами, допрос подозреваемого, сбор информации, анализ данных? Этот курс он мог бы преподавать сам.

Но Арт держал рот на замке, закончил обучение ему вручили удостоверение специального агента Управления по борьбе с наркотиками. Предоставили двухнедельный отпуск, а затем отправили прямиком в Мексику.

Сразу в Кульякан.

Столицу наркоторговли Западного полушария.

В город‑рынок опиума.

Чрево зверя.

Новый босс принял его дружелюбно. Тим Тейлор, кульяканский шеф‑резидент Управления, нредварительно изучил его данные и легко все прочитал между строк. Арт сел напротив него за стол, и Тим, не поднимая глаз от папки, бросил:

– Вьетнам?

– Да.

– Ускоренная программа установления мира...

– Да. Иначе операция «Феникс». Старая расхожая шутка: многие ребята на всей скорости упокоились там в мире.

– ЦРУ, – проговорил Тейлор, и это был не вопрос, а утверждение.

Вопрос или утверждение, но Арт промолчал. Досье на Тейлора он знал: тот работал еще в старом Бюро, когда эта организация переживала скудные времена; теперь, когда борьба с наркотиками стала первоочередной задачей и бюджет отпускался жирный, Тим совсем не собирался уступать свои трудно завоеванные позиции компашке новичков, вторгшихся на его территорию.

– Знаешь, что мне не по душе в вашей Компании ковбоев? – буркнул Тейлор.

– Нет.

– Вы не копы. Вы убийцы.

Да хрен тебя дери, а ты‑то! – подумал Арт. Но рта не раскрыл, держал накрепко запечатанным, пока Тейлор читал длинную лекцию про то, что он не желает от Арта никакого дерьмового ковбойства. Про то, что они здесь – «команда» и Арту лучше «влиться в команду», «играть по правилам».

Арт охотно «влился» бы и «играл», если б его в эту команду приняли. Хотя ему в общем‑то было на это наплевать. Когда растешь в баррио, а отец у тебя американец английского происхождения и мать – мексиканка, ты всегда не в команде.

Отец Арта был бизнесмен из Сан‑Диего, соблазнивший во время отпуска в Масатлане девушку‑мексиканку. (Арт часто думал: как забавно, что зачат он был в Синалоа.) Арт‑старший решил поступить по совести и женился на девушке. Это решение далось ему не слишком тяжело, потому что она была потрясающей красавицей. (Арт унаследовал ее красоту.) Отец привез ее в Штаты и быстро охладел к ней: она – как сувенир, который вы приобрели в Мексике во время отпуска, – на лунном берегу в Масатлане смотрелась куда лучше, чем в холодном трезвом свете будней Америки.

Арт‑старший бросил ее, когда Арту и года не исполнилось. Она не захотела поступиться единственным преимуществом, какое было у ее сына, – гражданством США, и потому переехала к какой‑то дальней родне в баррио Логан. Арт знал, кто его отец. Иногда мальчик, сидя в маленьком парке на Кросби‑стрит и глядя на высоченные стеклянные здания в центре, воображал, как входит в одно из них повидаться с отцом.

Но никогда не входил.

Арт‑старший посылал чеки, сначала регулярно, потом изредка. Иногда у него случались приступы отцовской нежности – а может, вины, – и он являлся к ним и вел Арта на обед или на игру ‑ «Падрес». Но отношения между ними так и не сложились, оставались натянутыми, им было неловко друг с другом. А когда Арт стал учиться в младшей,средней школе, отец и вовсе перестал его навещать.

И деньги присылать тоже.

Так что семнадцатилетнему Арту было нелегко приехать наконец в центр города, решительно войти в высокое здание и найти офис отца. Он ознакомил его со своими высокими результатами Эс‑зй‑ти [9], письмом о зачислении в Калифорнийский университет и заявил:

– Не волнуйся. Единственное, что мне нужно от тебя, – чек.

И получил его.

За время обучения Арт получил еще четыре чека.

А заодно и урок «Три С» – «Спасай Себя Сам».

Урок полезный, потому что его попросту вышвырнули в Кульякан. «Ты только застолби территорию», – заявил ему Тейлор среди набора клише типа «сдвинь дело с мертвой точки», «полегоньку там» и выдал даже что‑то вроде: «Провал подготовки – это подготовка к провалу».

Он вполне мог бы еще добавить: «Катись на хрен», потому что такова и была суть. Тейлор и копы держали Арта в полнейшей изоляции: не подпускали к информации, не знакомили с теми, с кем контактировали, не звали на встречи с мексиканскими копами, не приглашали на утренние посиделки за кофе с пышками или выпить пивка на закате, где и передавалась настоящая информация.

Его оттеснили на обочину.

Местные жители не желали говорить с ним, потому что янки в Кульякане мог быть только или наркодилером, или антинарком [10]. В наркодилеры он не годился, потому что не покупал «товар» (денег Тейлор не дал, он не желал, чтобы Арт испоганил то, чего они уже достигли), а стало быть, он был антинарком.

Кульяканская полиция не желала с ним сотрудничать, потому что он был антинарком‑янки, которому следовало сидеть дома и не соваться в чужие дела. Да к тому же большинство копов уже числились в платежной ведомости Дона Педро Авилеса. По тем же причинам не стремились иметь с Артом дел и копы штата Синалоа: если уж его Управление не желает с ним работать, так с какой стати им‑то стараться?

Но не сказать, чтоб и в команде дела шли так уж блестяще.

Управление по борьбе с наркотиками уже два года обивало пороги мексиканского правительства, пытаясь вынудить начать борьбу против gomeros. Агенты добывали улики: фотографии, пленки, свидетелей, – и federales, заверив, что немедленно начнут действовать, не предпринимали даже попыток. В Управлении только и слышали: «Это же Мексика, сеньоры. Тут такое враз не делается».

Улики устаревали, свидетелей запугивали, federales продвигались по службе, и американцам приходилось начинать все сначала с другим копом, который просил их добыть крепкие улики и привести свидетелей. А когда все это преподносилось ему на блюдечке, он, покровительственно посматривая на них, заявлял: «Сеньоры, это ведь Мексика. Не все сразу».

А героин меж тем тек с холмов в Кульякан, точно, грязь весеннего паводка. Каждую ночь молодые gomeros переправляли его с людьми Дона Педро, и город стал казаться Арту Данангом или Сайгоном, только стреляли тут чаще.

Ночь за ночью лежал Арт без сна на кровати в отеле, глотал дешевенький скотч, иногда смотрел футбол или бокс по телевизору, хандрил и жалел себя. И скучал по Элси.

Господи, как же ему не хватало Элси!

Элсию Паттерсон он встретил на Брун‑Уок, когда учился на последнем курсе, подошел к ней под хилым предлогом: «Мы с вами не в одной группе по точным наукам?»

Высокая, худенькая, светловолосая Элсия казалась еще по‑детски угловатой, нос у нее был длинный, и рот великоват, и зеленые глаза посажены чуть глубже, чем положено. Но Элсия все равно была красива.

И умна. Они действительно были в одной группе по точным наукам, и Арт как‑то слышал ее сообщение на занятии. Она пылко отстаивала свои взгляды (чуть более радикальные, чем у Эммы Голдман), и это тоже ему понравилось.

Они отправились вместе съесть пиццу, а потом заглянули к ней в Вествуд. Элси сварила эспрессо, и они долго болтали. Арт узнал, что она из Санта‑Барбары, ее родители – из старых калифорнийских семей, богаты, отец – крупная фигура в Демократической партии штата.

Арт показался ей безумно красивым, он выглядел бы смазливым, если бы не нос, сломанный на ринге. Привлекали девушку также его рассудительность и ум, позволившие пареньку из баррио попасть в университет. А одиночество, обидчивость, прорывающийся иногда темперамент делали его вовсе неотразимым.

Знакомство закончилось постелью, и в темноте, после любви, Арт спросил:

– Ну что? Теперь поставишь галочку: «переспала со спиком», с мексикашкой то есть?

Подумав немного, Элси ответила:

– А я всегда считала, «спик» означает пуэрториканца. Галочку я поставлю в графе «переспать с бинером», вот «бинер» – это мексикашка.

– В общем‑то я всего лишь наполовину мексикашка.

– Да? Тогда ты и галочки недостоин.

Элсия была исключением из теории Арта «Три С». Она незаметно проникла в его жизнь, подорвав самодостаточность, уже укоренившуюся в нем, когда он познакомился с ней. Скрытность давно стала привычкой, защитной стеной, которую он старательно возводил вокруг себя с самого детства. А к тому времени, когда он влюбился в Элси, Арт приобрел еще и профессиональные навыки в этом искусстве.

«Разведчики талантов» из Компании зацепили его на втором курсе университета и сорвали, словно удобно висящий спелый плод.

Профессор Осуна, кубинский эмигрант, его преподаватель по международным отношениям, пригласил Арта на кофе, стал давать советы, какие науки, языки лучше изучать. Позже, во время обедов у него дома, учил, какой вилкой пользоваться, какое вино с чем пить и даже с какими женщинами встречаться. (Элсия профессору Осуне очень понравилась. «Она идеальная для тебя женщина, – заметил он. – Она тебя отшлифует».)

Все это напоминало не вербовку, а обольщение.

И не сказать, чтоб Арта было так уж трудно соблазнить. Потерянный, одинокий, дитя двух культур, он находился между двумя мирами, и места для него не было ни в одном.

У них есть нюх на парней вроде тебя, думал Арт позже. Ты был находкой для них – умный, закаленный улицей, амбициозный. Белый, но дерущийся по‑черному. Все, что требовалось, – чуть отполировать тебя, придать лоск, и они это сделали. Потом посыпались мелкие поручения. «Артуро, приезжает боливийский профессор. Пожалуйста, покажи ему город». Еще несколько подобных поручений, и «Артуро, чем доктору Эчеверриа нравится заниматься в свободное время? Он пьет? Ему нравятся девочки? Нет? Может, мальчики?». А потом: «Артуро, если профессору Мендесу захочется марихуаны, ты сумеешь ему достать?», «Артуро, ты можешь сказать, с кем наш друг, известный поэт, беседует по Телефону?», «Артуро, это подслушивающее устройства Установи в его комнате. Сумеешь?»

Арт выполнял все глазом не моргнув, и выполнял хорошо. Диплом и билет в Лэнгли ему вручили практически в один день. Он попытался объяснить это Элси, но получилось не очень понятно:

– Я вообще‑то могу тебе все объяснить, но на самом деле не могу, – вот и все, что он сумел изобрести.

Элси была девушкой неглупой и поняла все правильно:

– Бокс – вот метафора, идеально подходящая для тебя.

– То есть?

– Искусство не подпускать никого близко. Ты добился в нем больших успехов: тебя никто и ничто не трогает.

Это неправда, подумал Арт. Ты трогаешь меня.

Они поженились за несколько недель до его отъезда во Вьетнам. Оттуда он писал ей длинные страстные письма, где никогда ни слова не было о том, чем он на самом деле занимался. Он очень переменился, подумала Элси, когда Арт приехал домой. Наверно, это неизбежно. Он еще больше замкнулся. Вокруг стены, охраняющей его внутренний мир, он вырыл даже не ров, а океан эмоциональной отстраненности. Правда, временами он вновь превращался в того нежного, ласкового парня, в которого когда‑то влюбилась Элси.

Элсия обрадовалась, услышав, что он подумывает о перемене работы. Арт загорелся энтузиазмом, услышав о новом наркоуправлении: он считал, что сумеет принести там большую пользу. Элси поощряла мужа взяться за эту работу, хотя это означало, что он опять исчезнет еще на три месяца. Дома он побыл совсем недолго.

В письмах из Мексики тоже ничего не было о его работе. Да я бездельничаю! – писал он ей. Ни черта не делаю, только жалею себя.

Ну так оторви задницу от стула и займись хоть чем‑нибудь, писала в ответ она. Или бросай все и возвращайся домой, ко мне. Я уверена, папа без труда найдет тебе работу в штате сенатора, скажи только слово.

Но Арт этого слова не сказал.

Однако задницу оторвал и отправился поклониться святому.

Все в Синалоа знали легенду о Санто Хесусе Малверде. Это был бандит, отважный разбойник, который все раздавал бедным, такой синалоанский Робин Гуд. Удача отвернулась от него в 1909‑м, и federales вздернули его на виселице неподалеку от улицы, где теперь стоит храм.

Храм возник стихийно. Сначала приносили цветы, потом поставили фотографию. Как‑то ночью бедняки соорудили что‑то вроде часовни из грубо отесанных досок. Полиция побоялась снести ее, потому что в народе уже гуляла легенда, будто в ней обитает душа Малверде и что если прийти сюда, помолиться, зажечь свечу и дать религиозный обет – manda, то Хесус Малверде обязательно поможет.

Даст хороший урожай, защитит от врагов, избавит от болезней.

На стенах храма были прикреплены записочки с благодарностями, где перечислялись блага, ниспосланные Малверде: выздоровел больной ребенок; появилась волшебным образом нужная сумма денег; кто‑то спасся от ареста, кто‑то от убийц; сняли обвинение; благополучно вернулся mojado [11]из Эль‑Норте; отомстили за убийство.

Арт отправился к храму, рассудив, что если с чего‑то начинать, то лучшего места не придумать. Дошел пешком от отеля, терпеливо переждал очередь паломников и наконец попал внутрь.

К святым он привык. Мать истово таскала его в церковь Девы Марии Гваделупской в баррио Логан, где он посещал уроки катехизиса, получил первое причастие, был конфирмован. Он молился святым, зажигал свечи у статуй. Ребенком он обожал рассматривать изображения святых.

Да и в колледже Арт оставался ревностным католиком. Даже во Вьетнаме поначалу прилежно посещал церковь, но постепенно его религиозность поугасла, и он перестал ходить на исповеди.

Как это произошло? «Прости меня, отец, я согрешил. Прости меня, отец, я согрешил, простои – согрешил, прости – согрешил...» Какой в этом смысл, черт побери? Каждый день я намечаю людей, которых нужно убить, а на другой день, бывает, убиваю их сам. Какой же смысл приходить сюда, просить прощения и обещать, что это больше никогда не повторится, если это моя работа и убийства совершаются по графику, регулярно, как мессы?

Сол Скэки, один из сотрудников спецотряда, ходил к мессе каждое воскресенье, если не был занят в операциях по убийству людей. Арт только диву давался: неужели Сол не осознает лицемерия происходящего? Они даже порассуждали на эту тему как‑то за выпивкой вечером. Арт и этот, такой итальянский итальянец из Нью‑Йорка.

– Меня это не колышет, – заявил Скэки. – И тебя не должно. Вьетконговцы всё одно в Бога не верят, так что ну их на хрен!

Между ними завязался ожесточенный спор. Арта потрясло, что Скэки и в самом деле считает, будто они, убивая вьетконговцев, творят Божье дело. Коммунисты, они же все атеисты, твердил Скэки, и хотят уничтожить Церковь. Так что мы защищаем Церковь, а потому это не грех, а наш долг.

Сунув руку под рубашку, он показал Арту образок святого Антония, который носил на цепочке на шее.

– Меня хранит святой, – поделился он. – И тебе тоже нужно носить такой.

Но Арт не стал.

И теперь, в Кульякане, он стоял и смотрел в обсидиановые глаза Санто Хесуса Малверде. Гипсовая кожа светилась белизной, усы были угольно‑черными, а кроваво‑красная полоска вокруг шеи напоминала паломникам, что этот святой, как и все настоящие святые, был предан мученической смерти.

Санто Хесус умер за наши грехи.

– Послушай, – обратился Арт к статуе, – что ты там делаешь, не знаю, но это срабатывает, а что бы ни делал я – нет, так что...

Арт сотворил manda. Преклонив колени, зажег свечу и оставил двадцатидолларовую купюру. Какого черта!

– Помоги мне, Санто Хесус, – прошептал он по‑испански, – и будут еще деньги. Я отдам их бедным.

А на обратном пути от храма к отелю Арт впервые встретился с Аданом Баррерой.

Мимо этого спортклуба Арт проходил десятки раз. Ему всегда хотелось заглянуть туда, но он так ни разу и не зашел. Однако в этот вечер внутри клубилась особенно большая толпа, и Арт не устоял.

Адану тогда едва исполнилось двадцать. Низкорослый, почти карлик, но стройный, изящный. Длинные черные прямые волосы зачесаны назад. Стильные джинсы, кроссовки «Найк», фиолетовая рубашка поло – дорогая одежда для этого баррио. Смышленый парень – это Арт разглядел сразу. Вид у Адана Барреры такой, словно он постоянно прикидывает, что к чему.

Росту в нем всего около пяти футов пяти дюймов, подумал Арт, ну, может, шесть дюймов. Парень, стоявший рядом с Аданом, был никак не меньше шести футов трех дюймов. А сложен! Мощная грудь, покатые плечи, стройный. Их невозможно принять за братьев, если б не лица. Одно и то же лицо у совершенно разных людей: темно‑карие глаза, светло‑кофейная кожа – похожи скорее на испанцев, чем на индейцев.

Date: 2015-09-18; view: 284; Нарушение авторских прав