Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Наркосвятые





 

Меньше всего американцы хотят еще одной Кубы в

Центральной Америке и второго Вьетнама.

Рональд Рейган

 

 

Мексика

Январь

 

Через шесть часов после того, как Эрни исчез с экрана, Арт ворвался в кабинет полковника Вэги.

– Один из моих подчиненных исчез! – крикнул он. – Я хочу, чтоб вы перевернули этот город с ног на голову, вывернули наизнанку! Я требую, чтобы вы арестовали Мигеля Анхеля Барреру, и не желаю слышать никакой фигни, будто вы...

– Сеньор Келлер...

–... знать не знаете, где он, и вообще он ни при чем. Я хочу, чтоб вы арестовали их всех: Барреру, его племянников, Абрего, Мендеса. Всех этих дерьмовых наркотолкачей, сукиных сынов... и я...

– Вам же неизвестно точно, что Идальго похищен, – перебивает Вэга. – Может, у него любовь, а может, он где пьянствует. И уж конечно, вам не известно, что Баррера как‑то причастен...

Арт нависает над столом, чуть не вплотную приблизившись к лицу полковника.

– Если меня вынудят, – шипит он, – я начну войну...

И он не шутит. Он обратится к прессе, к конгрессменам, призовет дивизион морской пехоты из лагеря «Пендлтон» и развяжет настоящую войну, если потребуется, только бы вызволить Эрни Идальго.

Если – о, ради бога, пожалуйста, Иисус и Мария, Святая Богоматерь, – Эрни еще жив.

И секундой позже Арт добавляет:

– Ну, чего вы сидите?

На улицах начинаются облавы.

Выясняется, что каким‑то волшебным образом Вэга знает, где сейчас любой из gomeros. Это фантастика, думает Арт. Вэге известно, где живут в городе мелкие и среднего уровня narcotraficantes, где они сейчас болтаются или обделывают свои делишки. Federales Вэги выдергивают их всех, они прометелили город, точно гестапо, но только ни Мигеля Анхеля, ни Адана, ни Рауля не нашли. И Мендесу с Абрего тоже. Все тот же избитый прием, думает Арт, ищи, но старайся не найти. Они прекрасно знают, где они все, но притворяются, будто никак не могут их разыскать.

Вэга даже организует обыск кондоминиума Барреры, адрес которого он вдруг невесть как узнал, однако когда полиция нагрянула туда, выясняется, что Мигель Анхель Баррера исчез. Но они находят кое‑что, отчего Арт буквально на Стенку лезет.

Фотографию Эрни Идальго.

Фото с удостоверения личности, сделанное в офисе Гвадалахарской федеральной полиции.

Схватив снимок, Арт ткнул им в лицо Вэги.

– Взгляните! Это ваши парни дали ему фото? Ваши хреновые копы?

– Нет, конечно.

– Как бы не так!

Арт возвратился в офис и позвонил в Мехико Тиму Тейлору.

– Я уже слышал, – отозвался Тейлор.

– Что предпринял?

– Навестил посла, – ответил Тейлор. – Он хочет встретиться лично с президентом. Тересу и ребятишек уже вывез?

– Она не хотела ехать, но...

– Паршиво, Артур.

– Но я послал Шэга, чтобы он любыми способами посадил их в самолет, – продолжил Арт. – Теперь они, наверное, уже в Сан‑Диего.

– А Шэг сейчас где?

– Прочесывает улицы.

– Я отзываю вас, парни.

– Ни черта!

Короткая пауза, и Тейлор спрашивает:

– Чего тебе требуется, Арт?

– Честный коп. – Арт рассказывает Тейлору про фото, найденное в квартире Барреры. – Мне больше не нужно этих засранцев из федеральной полиции. Пришли мне кого‑нибудь честного и с определенным влиянием.

И днем в Гвадалахару приезжает Антонио Рамос.

 

Адан слушает, как заходится криком от боли мужчина.

И ровный голос, терпеливо задающий, снова и снова, один и тот же вопрос:

– Кто такой Чупар? Кто такой Чупар? Кто такой Чупар?

А Эрни снова и снова твердит: не знаю. Его истязатель не верит ему и уже в который раз вонзает в ногу нож для колки льда, доставая до кости.

И все сначала:

– Ты знаешь, конечно. Скажи нам, кто он, кто этот стукач Чупар?

Эрни называет имена. Все, какие приходят ему на ум. Мелких наркодилеров, крупных наркодилеров, federales, полицейских штата Халиско – всех gomeros и взяточников‑копов, на которых ему наплевать. Любое имя, лишь бы остановить пытку.

Они не покупаются ни на одно имя. Доктор – так остальные называют его палача – все продолжает резать, медленно, терпеливо, методично, его ничуть не трогают крики Эрни. Он не торопится.

– Кто такой Чупар? Кто такой Чупар? Кто такой Чупар?

– Я не зна‑а‑а‑аю...

Нож втыкается под новым углом в обнаженный участок кости и скребет по нему.

Нервы у Гуэро Мендеса не выдерживают, он выходит из комнаты.

– Мне кажется, он и правда не знает, – говорит Гуэро.

– Знает! – возражает Рауль. – Он у нас крутой мачо, сукин сын.

Будем надеяться, что все‑таки не такой уж крутой, думает Адан. Пусть только назовёт нам имя soplon, и мы отпустим его. Я лучше знаю американцев, говорил всегда Адан своему дяде, чем ты. Им позволено уничтожать людей снарядами и бомбами, сжигать и травить, но стоит только причинить вред кому‑нибудь из них, они набрасываются на обидчиков с дикой яростью, вполне уверенные в своей правоте.

Через несколько часов после сообщения, что исчез их человек, армия агентов Управления по борьбе с наркотиками врывается на ранчо Адана в Санта‑Фе.

Это была самая успешная в истории наркоправления облава.

Две тысячи фунтов кокаина на сумму тридцать семь с половиной миллионов долларов. Две тонны синсемиллы еще на пять миллионов долларов да вдобавок двадцать семь миллионов наличными, плюс счетные машины, весы и всякое другое оборудование для наркоторговли. Не говоря уже о пятнадцати мексиканских рабочих‑нелегалах, которых наняли для взвешивания и расфасовки «кокса».

Но все это не так страшно, думает Адан, пытаясь не слышать воплей и стонов, доносящихся из соседней комнаты. Наркотики и деньги придут еще, но вот ребенок...

Порок развития, назвали это врачи. Кистозная лимфоангиома. Сказали, что тут ни при чем стресс из‑за неожиданного бегства – они сбежали от облавы из дома в Сан‑Диего; ни при чем тряска во время стремительного переезда через границу в Тихуану; не виноват перелет в Гвадалахару. Врачи объяснили, что болезнь развилась еще на ранней стадии беременности, и они, по существу, не знают, что послужило причиной, но почему‑то лимфатические сосуды дочки Адана и Люсии функционируют неправильно, и из‑за этого ее личико и шея деформировались, и лекарства от этого пока не придумали. И хотя продолжительность жизни обычно нормальная, но есть риск инфекции, могут быть трудности с дыханием...

Люсия винит его.

Не его впрямую, а их стиль жизни, бизнес, pista secreta [60]. Если б они могли остаться в Штатах, где отличный предродовой уход, если б ребенок родился в клинике «Скриппс», как планировалось, если б в те первые моменты, когда они заметили, что с ним что‑то не так, они обратились к лучшим докторам мира... то, может быть, только может быть... хотя доктора в Гвадалахаре уверяли ее, что помочь не мог никто.

Люсия хотела ехать рожать в Штаты, но без него не решилась, а он поехать не мог. Был выдан ордер на его арест, и Тио запретил.

Но если бы я знал, думает теперь Адан, если б мог предположить, что с ребенком такое случится, я бы обязательно рискнул, наплевав на все.

Черт бы побрал этих американцев!

И черт бы побрал Арта Келлера.

Адан позвонил отцу Хуану в те первые, самые страшные часы. Люсия была в истерике, сама не своя, да и все они тоже. Отец Хуан сразу же примчался в госпиталь. Приехал, взял ребенка на руки, сразу же окрестил девочку – так, на всякий случай, а потом взял Люсию за руку, говорил с ней, молился, убеждал, что она станет чудесной матерью для особенного, удивительного ребенка, которому всегда будет очень нужна. Потом, когда на Люсию наконец подействовали транквилизаторы и она заснула, отец Хуан с Аданом вышли на стоянку: епископу требовалось покурить.

– Скажи мне, о чем ты думаешь, – попросил отец Хуан.

– Что Бог наказывает меня.

– Бог не наказывает невинных детей за грехи отцов.

Вопреки тому, что говорит Библия, подумал он про себя.

– Тогда объясни мне, – просит Адан. – Это Бог так любит детей?

– Ты ведь любишь дочку, несмотря на ее болезнь?

– Конечно.

– Значит, и Бог любит ее через тебя.

– Ответ не очень убедительный.

– Другого у меня нет.

И все‑таки он не убедил меня, так подумал тогда Адан, так он думает и сейчас. А похищение Идальго уничтожит нас всех, если уже не уничтожило.

Захватить Идальго было проще простого. Да господи, это для них сделала полиция. Трое копов забрали Идальго на Ла‑Пласа‑де‑Армас и привезли к Раулю и Гуэро, а те обкололи его наркотиками, завязали глаза и переправили в этот дом.

Где Доктор привел его в чувство и принялся за медицинскую «обработку».

Которая до сих пор не принесла никаких результатов.

До Адана доносится мягкий, терпеливый голос Доктора.

– Назови имена, – просит Доктор, – правительственных чиновников, которых купил Мигель Анхель Баррера.

– Мне не известны никакие имена.

– Чупар назвал вам эти имена? Ты говорил, что назвал. Назови их мне.

– Я врал. Выдумывал. Я не знаю.

– Тогда назови имя Чупара, – убеждает Доктор. – И тогда мучиться будет он, а не ты.

– Я не знаю, кто он.

Адан вдруг слышит свой испуганный голос, когда девять лет назад, во время операции «Кондор», агенты наркоуправления и federales били и пытали его, вытягивая информацию, которой у него не было. И продолжали издевательства, хотя он повторял им снова и снова: «Я не знаю».

– Господи, – бормочет он, – а если он и вправду не знает?

– Не знает? – пожимает плечами Рауль. – Дерьмовым американцам все равно следует преподать урок.

Адан слышит, как дают урок в соседней комнате. Стоны Идальго, когда нож для колки льда вгрызается в кость. И настойчивый голос Доктора: «Ты же хочешь увидеть жену и детей? Твой долг перед ними куда важнее, чем перед стукачом. Подумай: почему мы завязали тебе глаза? Планируй мы убить тебя, так и суетиться бы не стали. Но мы намерены отпустить тебя. Назад, к твоей семье. К Тересе, Эрнесто и Хьюго. Подумай о них. Как они сейчас переживают... Как напуганы твои маленькие сыновья. Как хотят, чтоб вернулся их papa. Ты ведь не хочешь, чтоб им пришлось расти без отца, а? Кто такой Чупар? Что он рассказал вам? Какие имена называл?»

В ответ Идальго прорыдал:

– Я... не знаю... кто... он.

Pues... [61]

И все начинается сызнова.

 

Антонио Рамос вырос на свалках Тихуаны.

В буквальном смысле.

Он жил в халупе у помойки и в мусоре отыскивал себе еду и одежду. Когда поблизости построили школу, Рамос ходил туда каждый день, и если кто из мальчишек дразнился, что от него воняет, Рамос избивал его. Парнишкой он был крепким: костлявым из‑за постоянного недоедания, но высоким и с проворными кулаками.

Скоро задирать его перестали.

Он отучился в средней школе все положенные годы, а когда его приняли на службу в полицию Тихуаны, то для него это было все равно что в рай попасть. Хорошая зарплата, вкусная еда, чистая одежда. Он раздался в плечах, поправился. А его начальники узнали про него кое‑что новенькое. То, что он парень боевой и беспощадный, было известно, но они и не подозревали, что он к тому же умен.

Тогда ДФС – мексиканская разведывательная служба, – и завербовала его.

Теперь, если для важного задания требовался исполнитель умный и крутой, всегда вызывали Рамоса.

Сейчас ему поручили любой ценой вызволить американского агента Идальго. В аэропорту его встречает Арт.

Нос у Рамоса искривлен, несколько пальцев тоже – результаты переломов. У него густые черные волосы, падающие на лоб вопреки всем его стараниям обуздать прическу. Во рту дорогая черная сигара.

– Каждому копу требуется отличительный знак, – объяснял он своим людям. – Я хочу, чтоб плохие парни говорили: «Берегитесь мачо с черной сигарой».

И они так говорят.

И остерегаются его, потому что у Рамоса заслуженная репутация копа жесткого, хотя и справедливого. Известно было, что бандиты, которых Рамос допрашивал по собственному методу, надрывались криком, призывая полицию. Но полиция никогда не являлась. Полицейские тоже не горели желанием связываться с Рамосом.

Поблизости от Авенида Революсьон в Тихуане имеется тупичок, прозванный Ла‑Универсидад‑де‑Рамос. Он усыпан сигарными окурками, клочьями одежды и выбитыми зубами. Вот тут‑то Рамос в бытность свою уличным копом давал уроки парням, считавшим себя крутыми.

– Это не вы, – втолковывал им он, – это я крутой.

А потом наглядно показывал, что это означает. И если им требовалось напоминание, то они могли увидеть его в зеркале еще много лет спустя.

Шестеро отморозков попытались как‑то убить Рамоса. Он прилежно поприсутствовал на похоронах всех шестерых – так, на всякий случай, вдруг кому из скорбящих придет охота попытаться отомстить. Не захотел никто. Свой «узи» Рамос прозвал «Ми Эспоза» – моя жена. Сейчас ему тридцать два года.

Не прошло и нескольких часов после его приезда, как он арестовал тех троих полисменов, которые захватили Эрни Идальго. Один из них был шефом полиции Халиско.

– Мы можем узнать, где твой приятель – обращается Рамос к Арту, – быстро или другим манером.

Он достает из кармана рубашки две сигары, протягивает одну Арту и пожимает плечами, когда тот отказывается. Не торопясь, раскуривает, перекатывает ее во рту, долго затягивается, чтобы кончик горел ровно, и вскидывает черные брови на Арта.

Теологи правы, проносится у Арта в голове, мы превращаемся в тех, кого ненавидим.

И он спрашивает:

– Можно быстро?

– Возвращайся чуток погодя, – отзывается Рамос.

– Нет, – отказывается Арт. – Я тоже приму участие.

– Ответ мужчины, – одобряет Рамос. – Но мне свидетель ни к чему.

 

Рамос ведет шефа полиции Халиско и двух federales в подвальную камеру.

– У меня нет времени с вами шутки шутить, приятели, – заявляет Рамос. – Проблема у нас такая: сейчас вы боитесь Мигеля Анхеля Барреру больше, чем меня. Нам требуется перевернуть ситуацию.

– Пожалуйста, – просит шеф, – мы же все полицейские.

– Нет, это я полицейский. – И Рамос надевает боксерские перчатки. – И человек, которого вы похитили, полицейский. А вы так, кусок дерьма.

Он поднимает руки в перчатках, чтоб они видели.

– Не хочу синяков на руках, – замечает Рамос.

– Может, мы сумеем как‑то договориться, – ноет шеф.

– Нет! – отрезает Рамос. – Не сумеем!

Он поворачивается к federale повыше ростом и помоложе:

– Поднимай руки. Защищайся.

Глаза federale широко раскрыты, в них мечется страх. Он мотает головой, его руки висят неподвижно.

– Ну, как хочешь, – пожимает плечами Рамос.

Он делает ложный выпад правой и тут же со всей силы бьет тремя короткими быстрыми ударами левой по ребрам. Под боксерскими перчатками хрустят кости и хрящи. Копа качнуло, но Рамос не дает ему упасть, поддерживает левой рукой и наносит еще три коротких удара правой. Потом швыряет его о стенку, разворачивает и бьет левой и правой по почкам. Удерживая на ногах, приговаривает:

– Ты опозорил свою страну. И что еще хуже, опозорил и мою страну. – И, схватив парня за шею и ремень, с бешеной силой бросает к противоположной стене. С глухим стуком голова federale шмякается о бетон. Шея запрокидывается. Лишь повторив процедуру несколько раз, Рамос наконец позволяет ему свалиться на пол.

Сам он присаживается на трехногий деревянный табурет и раскуривает сигару, пока двое других копов таращатся на друга, валяющегося без сознания, лицом в пол, ноги у него подергиваются.

Стены заляпаны кровью.

– А вот теперь, – говорит Рамос, – вы больше боитесь меня, так что можем приступать. Где американский полисмен?

И они вываливают ему все, что знают.

– Его отвезли к Гуэро Мендесу и Раулю Баррере, – сообщает Рамос Арту. – И некий доктор Альварес там. Так что твой друг, возможно, еще жив.

– Почему ты так думаешь?

– Раньше Альварес работал на ДФС, – объясняет Рамос. – Следователем. У Идальго, видимо, есть какая‑то нужная им информация, а?

– Нет. Никакой информации у него нет.

Сердце у Арта ухнуло вниз. Они пытают Эрни, чтобы узнать имя Чупара.

А никакого Чупара не существует.

 

– Скажи! – требует Тио.

– Я не знаю, – стонет Эрни.

Тио кивает доктору Альваресу. Доктор, надев толстые рукавицы для духовки, поднимает раскаленный докрасна железный прут и сует его в...

– Господи! – заходится криком Эрни. Глаза у него расширяются, голова со стуком падает на стол, к которому его привязали ремнями. Через секунду глаза закрываются, он теряет сознание, и биение сердца, бешеное всего миг назад, теперь опасно замедляется.

Доктор, стащив рукавицы, хватается за шприц, наполненный лидокаином, вкалывает лекарство в руку Эрни. Лекарство будет поддерживать его в сознании и не даст остановиться сердцу. Боль он будет чувствовать. Через минуту голова американца дергается, глаза приоткрываются.

– Мы не дадим тебе умереть, – говорит Тио. – А теперь говори со мной. Скажи, кто такой Чупар?

Я знаю, думает Эрни, Арт ищет меня.

Он, задыхаясь, чуть слышно произносит:

– Я не знаю, кто такой Чупар.

Доктор снова берется за железный прут.

И через мгновение снова истошный вопль Эрни:

– Господи‑и‑и‑и!

 

Арт смотрит, как занимается огонек, помаргивает, тянется к небесам.

Он стоит на коленях перед рядком церковных свечей и истово молится за Эрни. Вознося молитву Деве Марии, Святому Антонию, Христу.

По центральному проходу шагает высокий полный мужчина.

– Отец Хуан...

Священник за девять лет мало изменился.

Только чуть поредели белоснежные волосы, чуть округлился живот, но все так же сияют пронзительные серые глаза.

– Ты молишься, – говорит Парада. – А я думал, ты не веришь в Бога.

– Сейчас я сделаю что угодно.

– Чем я могу помочь?

– Вы знаете Баррера.

– Я их крестил, – отвечает Парада. – Давал им первое причастие. Конфирмовал.

Венчал Адана с Люсией, думает Парада, держал на руках их красивого ребенка‑калеку.

– Свяжитесь с ними, – просит Арт.

– Но я не знаю, где они.

– Я имел в виду по радио, – уточняет Арт, – и через телевидение. Они уважают вас, они прислушаются к вашим словам.

– Не знаю, – сомневается Парада. – Но попробовать, конечно, можно.

– Прямо сейчас?

– Конечно. Я могу также выслушать твою исповедь, – добавляет Парада.

– Нет времени.

И они едут на радиостанцию, где записывают обращение Парады «К тем, кто похитил американского полисмена». Он призывает их во имя Господа Бога, Иисуса Христа, Матери Марии и всех святых отпустить человека живым и невредимым. Требует, чтобы они обратились к своей душе и даже, к удивлению Арта, выбрасывает козырную карту – грозит им отлучением от церкви, если они причинят человеку вред.

Он обречет их данной ему властью на вечные адские муки.

Потом повторяет, что надеется на спасение их ДУШ.

Освободите человека и вернитесь к Богу.

Его свобода – это ваша свобода.

–...дали мне адрес, – продолжает Рамос.

– Что? – переспрашивает Арт, он слушает в офисе по радио обращение Парады.

– Я сказал, они назвали мне адрес, – повторяет Рамос. Он закидывает через плечо «узи», Ми Эспоза. – Двинулись.

Дом стоит в обычном пригороде. С ревом подкатывают к нему машины. Два «форда‑бронко» Рамоса, набитые спецназовцами ДФС. Из машин вываливаются солдаты. Из окон их тут же начинают поливать длинными беспорядочными очередями из автоматов. Люди Рамоса падают на землю и открывают ответный огонь, бьют одиночными выстрелами. Стрельба из окон обрывается. Под прикрытием своих Рамос и еще двое бегут к двери и вышибают ее.

Арт врывается следом за Рамосом.

Но Эрни он не находит. Он пробегает по всем комнатам небольшого дома, но видит только двух мертвых gomeros, у каждого аккуратная дырка во лбу, они валяются у окон. Привалившись к стене, сидит раненый. Рядом еще один, этот высоко поднял над головой руки.

Рамос вытаскивает пистолет и приставляет к голове раненого.

Donde? (Где?) – спрашивает Рамос.

No se. (He знаю.)

Арта передергивает, когда мозги заляпывают стену.

– Господи! – кричит Арт.

Рамос ничего не слышит. Он приставляет пистолет к виску второго дотего.

Donde?

Синалоа!

Donde?

Un rancho de Güero Mendez! (На ранчо Мендеса!)

Como lo encuentro? (Где оно находится?)

Gomero кричит:

No se! No se! No se! Por favor! Por el amor de Dios! (Ради Господа Бога!)

Арт хватает Рамоса за запястье:

– Не надо!

Секунд десять кажется, Рамос вот‑вот пристрелит Арта. Наконец он опускает пистолет и говорит:

– Нам нужно отыскать это ранчо, пока они опять не перепрятали Идальго. Дай мне пристрелить эту тварь, чтоб он никому ничего не сказал!

Gomero разражается рыданиями.

Por el amor de Dios!

Нет у тебя никакого Бога, ты, козел! – И Рамос бьет его по голове сбоку. – Те voy a mandar pa'l carajo! (Я отправлю тебя в ад!)

– Нет, – повторяет Арт.

– Если federales узнают, что нам известно про Синалоа, – спорит Рамос, – они тут же перебросят Идальго на новое место, и мы не успеем.

Если вообще сумеем его найти, думает Арт. Синалоа – большой сельскохозяйственный штат. Отыскать там одинокое ранчо – все равно что найти ферму в Айове. Но убийство этого парня ничему не поможет.

– Помести его в одиночку, – советует Арт.

Ay, Dios! Que chingon que eres! (Господи, да ты прям заноза в заднице!) – вопит Рамос.

Но Рамос все‑таки приказывает одному из своих людей увести дотего, засунуть куда подальше и вытрясти из него все, что тот знает. И добавляет:

– И ради бога, не позволяйте ему говорить ни с кем, не то я ваши яйца затолкаю ему в пасть!

Рамос смотрит на трупы.

– Да мусор отсюда выбросьте!

 

Адан Баррера слышит обращение Парады по радио.

Знакомый голос епископа почти не слышен из‑за несмолкающих стонов Идальго.

Потом его оглушает угроза отлучения от церкви.

– Да все это суеверия и чушь, – замечает Гуэро.

– Это была ошибка, – говорит Адан.

Грубый прокол. Чудовищный просчет. Эти дерьмовые американцы ответили даже круче, чем он предполагал. Закрыли границу, и тысячи грузовиков застряли на дороге; продукты, которые они везли, гниют на солнце. Цены моментально скакнули вверх. И американцы грозятся потребовать выплаты долгов, устроить кризис мексиканской валюты, что может буквально уничтожить peso. И теперь даже наши купленные и оплачиваемые друзья в Мехико отвернулись от нас. А почему бы и нет? Федеральная полиция, ДФС и армия в ответ на американские угрозы хватают каждого члена картеля, какого могут найти, набрасываясь с облавами на дома и ранчо... Говорят, что полковник ДФС забил одного подозреваемого насмерть и пристрелил еще троих, так что за одного этого американца расплатились уже четырьмя мексиканскими жизнями. Но всем наплевать, подумаешь, какие‑то там мексиканцы.

Так что похищение было чудовищной ошибкой, к тому же они все равно не узнали имени Чупара.

Похоже, американец его действительно не знает.

Иначе сказал бы. Не выдержал бы ножа, электродов и раскаленного железа. А теперь он валяется и стонет в спальне, превращенной в камеру пыток, и даже Доктор сдался. Сказал, что ничего больше сделать не может. Зато янки и их lambiosos [62]выслеживают меня, а мой старый священник сулит мне ад.

Освободите этого человека и вернитесь к Богу.

Его свобода – это ваша свобода.

Может, и так, думает Адан.

Возможно, он прав.

 

Теперь Эрни Идальго обитает в черно‑белом мире.

Есть боль и отсутствие боли.

Если жизнь означает боль, значит, жить плохо.

Если смерть означает отсутствие боли, то умереть хорошо.

Эрни старается умереть. Но они поддерживают в нем жизнь монотонно капающим физиологическим раствором. Он старается заснуть. Но спать ему не дают, вкалывая лидокаин. Они следят на мониторе за его сердцебиением, пульсом, температурой, стараясь не допустить, чтоб он умер и покончил со своей болью.

И без конца одни и те же вопросы: «Кто такой Чупар? Что он сообщил вам? Чьи имена вам назвал? Кто есть в администрации? Кто такой Чупар?»

И одни и те же ответы: «Я не знаю. Больше он не говорил мне ничего. Я уже все вам сказал. Никто. Я не знаю».

И снова нестерпимая боль, а следом – заботливое выхаживание.

Потом – боль.

За ней – вопросы.

И вдруг неожиданно в монотонной череде привычных вопросов – новое слово.

– Что такое «Цербер»? Ты слышал про операцию «Цербер»? Чупар говорил вам что‑нибудь про «Цербер»? Что?

– Я не знаю. Нет, я не слышал. Нет, не говорил. Он ничего не говорил мне. Клянусь Богом. Клянусь Богом. Клянусь Богом.

– А Келлер? Он говорил тебе про «Цербер»? Упоминал «Цербер»? Ты слышал, он с кем‑нибудь говорил про «Цербер»?

– «Цербер», «Цербер», «Цербер»...

– А, так, значит, это слово тебе знакомо.

– Нет. Клянусь Богом. Клянусь Богом. Боже, помоги мне! Боже, помоги мне! Пожалуйста, Боже, помоги мне!

Доктор выходит из комнаты, оставляя его наедине с болью. Оставляя удивляться. Где же Бог? Где Артур? Где Иисус, Мать Мария и Святой Дух? Мария, даруй мне милосердие.

Милосердие приходит, как ни странно, в лице Доктора.

Не выдержал Рауль.

– Мать твою, его стоны меня уже достали, – жалуется он Доктору. – Ты что, не можешь заткнуть его?

– Можно кое‑что вколоть.

– Ну так займись, – вмешивается Адан. Стоны и ему действуют на нервы. И если они намерены освободить его, как хочет Адан, разумнее доставить его в хорошей, насколько возможно, форме. В приличной, конечно, вряд ли получится, но все лучше, чем мертвого. И у Адана есть идея, как после освобождения копа взамен все‑таки получить то, что требуется.

Опять связаться с Артуро.

– Героин? – спрашивает Доктор.

– Доктор – ты, – бросает в ответ Рауль.

Героин, думает Адан. Доморощенная мексиканская «грязь».

– Приведи его в норму, – велит он Доктору.

Эрни чувствует, как входит в руку игла. Знакомый укол, жжение, а потом вдруг – блаженное облегчение.

Отсутствие боли.

Вернее, не отсутствие, а вроде как отстранение от нее, будто он плывет на мягком облаке высоко над болью. Наблюдаемая и наблюдатель.

Хвала, хвала тебе.

Матерь Мария Мексиканская Грязь.

 

Арт в офисе с Рамосом, они изучают карты Синалоа и сравнивают их с донесениями разведки о полях марихуаны и Гуэро Мендесе, пытаясь сузить зону поиска. По телевидению передают официальное заявление мексиканского прокурора: «В Мексике не существует крупных наркобанд».

– Он мог бы работать на нас, – замечает Арт.

Может, в Мексике и не существует, думает Арт, но в США они точно есть. Как только мы узнали об исчезновении Эрни, Денцлер конфисковал груз наркотиков на двух объектах.

Во время облавы на «берлогу» Адана в Сан‑Диего они чуть‑чуть разминулись, но успех все равно был грандиозный.

На Восточном побережье Денцлер опять достиг блестящих результатов, арестовав Джимми Пиккони, Большого Персика, не последнюю фигуру в Семье Чимино. ФБР в Нью‑Йорке переслало результаты слежки, и Арт, просматривая снимки, видит нечто, от чего у него замирает сердце.

На фото толстый Джимми Пиккони и его такой же жирный младший братец, еще несколько других мафиози. Но вместе с ними стоит его знакомый.

Сол Скэки.

Арт звонит Денцлеру.

– Ну да, есть такой, Сальваторе Скэки, – подтверждает Денцлер. – Гангстер из Семьи Чимино.

– В шайке Пиккони?

– Скорее всего, нет. Он типа министра без портфеля. Отчитывается прямо самому Калабрезе. И представляешь, Арт, этот парень был когда‑то полковником армии США.

Черт подери, думает Арт.

– И еще кое‑что, – добавляет Денцлер. – Этот Пиккони. Джимми Персик. У него ФБР уже несколько месяцев как поставило жучок. Он прям трепливая бабешка. Чего только не болтает.

– И насчет «кокса»?

– И это тоже. И про оружие. Похоже, его шайка вовсю торгует награбленным оружием.

Арт переваривает новость, но тут звонят по другой линии.

Шэг хватает трубку и резко окликает:

– Арт!

Оборвав разговор с Денцлером, Арт берет другую трубку.

– Нам нужно поговорить, – слышит он голос Адана.

– Откуда мне знать, что он у тебя? – спрашивает Арт.

– Внутри его обручального кольца надпись «Eres toda mi vida». (Ты вся моя жизнь.)

– Откуда мне знать, что он еще жив?

– Хочешь, чтоб мы заставили его повизжать для тебя?

– Нет! Называй место.

– Собор, – говорит Адан. – Отец Хуан – гарантия безопасности для нас обоих. Арт, замечу хоть одного копа, твой парень – труп.

По проводам до Арта доносятся приглушенные стоны и слова, от которых его сердце чуть не останавливается:

– Что ты знаешь про операцию «Цербер»?

 

Арт преклонил колени в исповедальне.

Их разделяет решетка, Арт не может разглядеть лица за ней. Ради этого, предполагает он, и устроили этот святотатственный фарс.

– Мы тебя несколько раз предупреждали, – произносит Адан, – но ты не желал слушать.

– Он жив?

– Жив. И теперь только от тебя зависит, чтоб он и дальше оставался живым.

– Если он умрет, я разыщу тебя и убью.

– Кто такой Чупар?

Арт заранее обдумал свой ответ. Он понимает: сказать Адану, что никакого Чупара не существует, это все равно что всадить пулю в голову Эрни. Нужно тянуть резину. И он говорит:

– Сначала верните Идальго.

– Так не пойдет.

– Тогда, – сердце Арта медленно бухает о ребра, – нам не о чем разговаривать.

И начинает подниматься с колен. Тут он слышит Адана:

– Арт, ты должен хоть что‑то дать мне взамен, чтобы я мог предъявить ребятам.

Арт снова опускается на колени. Прости меня, Отче, сейчас я согрешу.

– Я приостановлю все операции против Федерасьон, – обещает он. – Я уеду из страны и уйду в отставку.

И какого черта? В конце концов именно этого от меня все и добивались: мои боссы, правительство, собственная жена. Только бы суметь выторговать жизнь Эрни...

– Ты уедешь из Мексики? – спрашивает Адан.

– Да.

– И отстанешь от нашей Семьи?

Теперь, когда ты превратил мою дочь в калеку.

– Да.

– Откуда мне знать, что ты сдержишь слово?

– Клянусь перед Богом.

– Этого недостаточно.

Точно, недостаточно.

– Я возьму деньги, – говорит Арт. – Ты откроешь для меня счет, я сниму с него деньги. Потом ты освободишь Эрни. А когда он появится, я назову тебе имя Чупара.

– И уедешь.

– Ни секундой позже, Адан.

Арт дожидается целую вечность, пока Адан соображает. И молит про себя и Бога, и дьявола: только бы сделка состоялась!

– Сто тысяч, – наконец говорит Адан, – будут отправлены телеграфом на номерной счет в Первый джорджтаунский банк «Гранд Кейман». Я позвоню тебе и сообщу номер. Ты телеграфом снимешь со счета семьдесят. Как только мы увидим перевод, мы отпустим твоего человека. И вы оба ближайшим же рейсом уберетесь из Мексики. И, Арт, не вздумай когда‑нибудь возвратиться.

Окошечко закрывается.

 

Зловеще вздымаются волны, обрушиваются на него и разбиваютя о его тело.

Волны боли с каждым разом все мощнее.

Эрни хочет еще наркотика.

Он слышит, как открывается дверь.

Несут наркотик?

Или новую боль?

Гуэро смотрит на лежащего американского копа. Раны там, где вонзался нож, распухли, воспалились. Лицо от побоев раздувшееся, все в синяках. Его запястья, ступни, гениталии в ожогах от электродов, его задница... Зловоние омерзительное – гной, моча, дерьмо, застарелый пот.

Вымой его, приказал Адан. А кто такой этот Адан Баррера, чтобы приказывать? Когда я убивал людей, он торговал джинсами, продавал их соплякам‑модникам. А теперь приезжает сюда, заключив сделку, ничего не сказав М‑1, не получив разрешения от него. Они отдают копа. А что в обмен? Пустые обещания от другого американского копа? Интересно, что тот сделает, размышляет Гуэро, после того, как увидит своего искалеченного пытками, изуродованного друга? Кого Адан дурачит? Идальго здорово повезет, если он переживет поездку в машине. А если переживет, то вероятнее всего потом все равно лишится ног, а может, и рук. Адан что, вправду воображает, что может выторговать мир в обмен на этот истекающий кровью, смердящий, гниющий кусок мяса?

Гуэро присаживается на корточки рядом с Идальго и говорит:

– Мы отвезем тебя домой.

– Домой?

Si. Сейчас ты можешь ехать домой. Спи. Когда проснешься, то будешь уже дома.

И втыкает иглу в вену Эрни.

На укол мексиканской «грязи» требуется всего секунда. Тело Эрни дергается, ноги в коленях чуть приподнимаются и безвольно падают.

Говорят, что уколоться героином все равно что поцеловать Бога.

 

Арт смотрит на обнаженный труп Эрни.

Лежащий в позе зародыша на куске черного пластика на обочине грунтовой дороги в Бадирагуато. На блестящем пластике матово выделяется засохшая кровь. На глазах все еще черная повязка. Больше на Эрни ничего нет, и Арт видит открытые раны, там, куда вонзали нож и скребли по кости, ожоги от электродов, следы анального изнасилования, множество синяков от уколов лидокаина и героина на руках.

Что же я наделал? – спрашивает себя Арт. Почему за мою одержимость расплачиваться пришлось другому?

Эрни, прости. Я виноват, я страшно виноват перед тобой.

Но я отомщу. Помоги мне Бог.

Копы всюду – federales из полиции штата Синалоа. Полицейские штата прикатили первыми и успешно затоптали место преступления, уничтожив следы шин, ног, отпечатки пальцев – все улики, которые могли помочь в расследовании убийства. Теперь контроль перехватили federales и тоже ходят взад‑вперед, чтоб уж наверняка не осталось ни малейшей улики.

К Арту подходит comandante:

– Не переживайте, сеньор, мы глаз не сомкнем, пока не выясним, кто совершил это жуткое преступление.

– Мы и так знаем кто, – возражает Арт. – Мигель Анхель Баррера.

– Черт подери! – взрывается Шэг Уоллес. – Да ведь похитили его трое ваших уродов!

Арт оттаскивает друга. Он удерживает Шэга у машины, когда с ревом подкатывает джип, из него выскакивает Рамос с криком:

– Мы нашли его!

– Кого?

– Барреру! Надо ехать немедленно!

– Где он?

– В Сальвадоре.

– Но как...

– Маленькая подружка М‑1, видно, заскучала по дому, – говорит Рамос. – И позвонила мамочке с папочкой.

 

Сальвадор

Date: 2015-09-18; view: 280; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.008 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию