Боррего‑Спрингс Штат Калифорния Январь 1985

Самолет, любой самолет, летит по сигналам VOR – это нечто вроде радиоварианта маяка, вместо лучей света он испускает звуковые волны, которые звучат писком в рации самолета или отражаются пульсирующим огоньком на панели управления. Во всех аэропортах имеется VOR.

Самолет, под завязку нагруженный наркотиками, не станет приземляться в аэропорту США, даже в самом маленьком. Приземлится он на частной посадочной полосе, проложенной где‑нибудь в заброшенном районе пустыни. Но без сигналов VOR все равно не обойтись, потому что пилоту требуется определить посадочную полосу, построив треугольник между тремя сигналами VOR, – в данном случае сигналы пойдут из Боррего‑Спрингс, Окотилло‑Уэллса и Блайта. Люди на земле с АРК, автоматическим радиокомпасом, настроенным на три известные точки передачи VOR, передают пилоту месторасположение посадочной полосы, делая уточняющие ссылки на расстояние и компасный румб, которые называются «векторами» в авианавигации.

Затем эти люди припарковываются в конце посадочной полосы, а когда видят самолет, то сами превращаются в диспетчеров, мигая фарами. Пилот направляет самолет на фары и садится с ценным грузом.

По причинам безопасности пилоту не сообщают о месте приземления, пока тот не поднимется в воздух, ведь когда он уже в воздухе, что может случиться?

Хм, да многое. Потому что АРК настраивается на определенную частоту, а ее Арт подслушал в разговорах Тио и поймал ее, так что место приземления он узнает одновременно с пилотом. Мало того – группа Арта не может дожидаться, пока самолёт сядет, а потом устраивать рейд, арестовывая всех подряд, потому что подобраться достаточно близко у них не выйдет – их непременно заметят.

Как только вы выезжаете из маленького городка Боррего‑Спрингс штата Калифорния, то сразу оказываетесь в пустыне Анса‑Боррего, а это миллион акров пустоты. И если включить фонарик, его свет будет восприниматься как луч прожектора. Джип в абсолютной тишине пустыни будет грохотать, словно колонна бронемашин.

А потому Арт решает действовать по‑другому: вместо того, чтобы спешить к месту приземления, он задумал посадить самолет в нужном ему месте.

План безумный. Настолько безумный и необычный, что вряд ли кому‑нибудь еще может прийти в голову.

Прежде всего Арту требуется посадочная полоса.

Выяснятся, что у Шэга есть знакомый, у которого ранчо в местечке, где требуется отшагать сотню акров, чтобы покормить единственную корову. И этот старый дружок Шэга владеет несколькими тысячами акров, и да, есть у него посадочная полоса, ведь «старина Уэйн», как объясняет Шэг Арту, «летает в Окотилло, чтобы купить продукты». И он не шутит. А мнение Уэйна насчет наркодилеров совпадает с его мнением о федеральном правительстве, и потому он с радостью дает им разрешение устроить маленькую засаду на своей земле, и с еще большей радостью будет держать рот на замке.

Затем Арту нужен помощник, потому что вышеупомянутый Вашингтон, округ Колумбия, совсем не придет в восторг, если шеф‑резидент наркоуправления в Гвадалахаре выкинет такой трюк за несколько сот миль от закрепленной за ним территории. Он должен провести необходимые аресты и конфискацию, передать информацию в прессу, а потом проследить обратный путь самолета, и все это без вмешательства Управления по борьбе с наркотиками и Госдепартамента. А потому рядом с ним сидит Расс Денцлер.

И еще Арту требуется создать помехи на частоте АРК пилота, переключить его на новую частоту, а затем уболтать так, чтоб тот присоединился к компашке на ранчо Уэйна.

Однако самое главное, что Арту необходимо, – это, как, наверное, выразился бы старик Уэйн, преболыпущая дерьмовая удача!

Адан сидит на переднем сиденье «лендровера» посреди пустыни, а в воздухе летит его груз «кокса» на несколько миллионов долларов.

Но радио в пустыне не желает работать, хоть тресни.

– Что с ним такое? – в который раз рычит Адан.

– Не знаю, – снова и снова повторяет молодой техник, нажимая кнопки, крутя диски и переключатели, стараясь поймать сигнал. – Магнитная буря, что‑то в самолете... Я стараюсь.

Голос у паренька испуганный. Как не напугаться – Рауль выхватил пистолет и приставил к его голове.

– Старайся лучше.

– Убери ты пушку! – кричит Адан. – Она не поможет.

Пожав плечами, Рауль сует пистолет обратно за ремень.

Но теперь рука радиоаса мелко дрожит на переключателях. Все планировалось совсем не так: от него требовалось всего лишь выполнить легкую работенку за порцию‑другую бесплатного «кокса», и только, а теперь ему грозятся вышибить мозги, если он не сумеет установить связь с самолетом.

А ему никак не удается.

Все, что он ловит, – какой‑то омерзительный гитарный писк, вроде как у «Лед Зеппелин». И рука у него аж колотится.

– Расслабься, – велит Адан. – Настройся на самолет, и все.

– Я стараюсь, – повторяет паренек, и вид у него будто он вот‑вот расплачется.

Адан бросает на Рауля взгляд: «Вот видишь, что ты натворил?»

Рауль хмурится.

В окошко машины стучит подошедший Джимми Персик.

– Какого хрена тут творится?

– Мы стараемся поймать радиосигналы с самолета, – отвечает Адан.

– А что, это очень трудно? – интересуется Персик.

– Будет еще труднее, если ты станешь доставать нас, – огрызается Рауль. – Ступай себе, сиди в своем грузовике, все в норме.

Какая уж тут норма, соображает Персик, шагая обратно к грузовику. Во‑первых, совсем не нормально то, что я торчу тут, в какой‑то восточной заднице, разыгрывая Лоуренса Аравийского. Во‑вторых, то, что торчу я в грузовике, под завязку набитом криминальным товаром. В‑третьих, то, что у меня большая часть не подлежащих возврату вложений в грузовик, а деньги эти я позаимствовал. В‑четвертых, то, у кого позаимствовал, а это Джонни Бой Коццо, братан Джонни – Джин и Сол Скэки, и ни про одного из них вроде не ходит слава как о человеке, склонном прощать долги. Отсюда вытекает и пятое, а именно: если до Большого Поли дойдет, что мы занимаемся наркотиками, то он непременно прикажет прикончить нас, и «нас» это начнется с меня, что подводит меня к шестому: весь этот «кокс» болтается где‑то в небе, а эти мексикашки никак не могут разыскать его.

– Теперь они не могут отыскать этот хренов самолет, – сообщает он Персику Маленькому, забираясь обратно в грузовик.

– Как это? – изумляется Персик Маленький.

– Какое именно слово ты, черт, не понял?

– Злишься, да?

– В самую точку, хрен тебя дери! Я злюсь.

Проехать весь этот путь в Калифорнию с грузовиком, набитым оружием, и не какими‑то там пистолетами, а тяжелой боевой техникой – штурмовыми винтовками «М‑16», автоматами «АК‑15», боеприпасами; имеется даже парочка базук. Теперь этим дерьмовым мексикашкам не хватает только ракетных установок, насколько мне известно. Но такова была сделка: мексикашкам потребовалось, чтоб с ними на этот раз расплатились оружием, и я одолжил денег у Коццо и Сола, добавил еще немного, чтобы внести свою долю целиком, и отбивал себе задницу, мотаясь по всему Восточному побережью, раздобывая весь этот хренов арсенал. Потом вез его через всю страну, обделываясь со страху каждый раз, как видел копа из полиции штата, потому как у меня в кузове оружия на целую армию.

Злится Персик и оттого, что дела в Семье Чимино идут не блестяще.

Прежде всего, Большой Поли штаны теряет от страха из‑за расследований Комиссии, не говоря уж об угрозах прокурора Восточного округа Нью‑Йорка Джулиани навесить по целому веку тюремных сроков на головы Донов каждой из других четырех Семей. Так что Поли не разрешает им никаких махинаций, чтобы заработать себе на жизнь. Никаких ограблений, убийств, а уж тем более наркоты. А когда они передали по цепочке, что они тут с голоду подыхают, им спустили ответ: нужно было денежки‑то надежно вкладывать.

Организовать следовало какой‑нибудь законный бизнес как запасной аэродром.

А это уж самая настоящая хренотень, думает Персик. Как только не приходилось корячиться, чтобы сколотить бабки, и ради чего? Башмаками торговать?

На хрен все!

Этот долбаный Поли прям баба настоящая.

Персик даже стал называть его Крестной Матерью.

Только на днях по телефону они с Персиком Маленьким рассуждали про это.

– Эй, – говорит Персик, – знаешь девку‑горничную, которую Крестная Мать трахает? Представляешь? У него надувной член есть, он им пользуется.

– А как он действует? – заинтересовался Персик Маленький.

– Даже думать об этом не хочу. Но, наверное, это как спущенная шина. Ты надуваешь ее, чтоб стала твердой.

– А у него что, типа насос в члене?

– Наверное, – отвечает Персии. – Не в том дело: так вообще не поступают. Трахаться с горничной прямо в доме, где живет его жена. Стыдобища какая‑то. Слава богу, Карло не дожил до этого безобразия.

– Будь Карло жив, – говорит Персик Маленький, – у Поли не хватило бы наглости, а уж тем более не было б надувного члена, чтобы трахать шлюху в доме прямо на глазах сестры Карло. Поли тогда сразу бы в могилу нырнул.

– Твои бы слова да Богу в уши. Охота чего чудного, ну и прекрасно: ступай да купи себе. Желаешь сбегать налево – валяй. Но не в доме же! Твой дом – это дом твоей жены. Это надо уважать. Так вот у нас заведено.

– Да, верно.

– Все стало так паршиво и хреново! – горюет Персик Большой. – Но когда мистер Нийл наконец умрет... Говорю тебе, лучше, чтоб помощником босса стал Джонни Бой.

– Джонни Поли ни за что не поставит помощником. Здорово его боится. Он поставит Беллавиа, вот увидишь.

– Томми Беллавиа, – фыркает Большой Персик. – Он же шофер Поли!

– Таксист. Не стану я бегать докладываться какому‑то хреновому шоферюге. Говорю тебе, лучше, чтоб стал Джон.

– Ну в общем, этот груз нам упустить нельзя. Нужно получить его, выкинуть на улицы и набашлять с него.

– Да слышу.

Кэллан думает приблизительно так же, сидя в кузове грузовика холодной ночью в пустыне. Очень жалея, что на нем только потрепанная кожаная куртка.

– Кто ж знал, – ворчит О'Боп, – что в этой гнусной пустыне такая холодина?

– Но что происходит‑то? – недоумевает Кэллан.

Ему совсем не нравится вся эта фигня. Не нравится, что пришлось уехать из Нью‑Йорка, не нравится торчать посреди пустыни, не нравится даже то, чем они тут занимаются. Он видит, что творится на улицах, что делает крэк с жителями квартала, со всем городом. На душе у него пакостно: неправильно зарабатывать на жизнь таким способом. Сделки с профсоюзными лидерами, или со строителями, или с ростовщиками – это одно, а крэк... Ему совсем не по нутру помогать Персику доставлять крэк на улицы.

– Что будем делать‑то? – спросил О'Боп, когда всплыла эта сделка. – Откажемся работать?

– Лучше бы отказаться.

– Тем более что если сделка рухнет, так и наши задницы полетят.

– Знаю.

Но они все же сидят тут, в кузове грузовика, на горе оружия, которого хватило бы для переворота в небольшой «банановой республике», в ожидании, пока приземлится самолет, чтобы произвести наконец обмен и отправиться домой.

Если только мексиканцы чего не выкинут, но на этот случай у Кэллана десять пуль в обойме пистолета и столько же в запасной.

– У тебя и так тут настоящий арсенал. Зачем тебе еще пистолет? – спрашивает О'Боп.

– Хватит пистолета.

Да, черт, это уж точно, думает О'Боп, вспоминая Эдди Фрила.

– Ступай узнай, что там, – велит Кэллан.

О'Боп стучит по кабине:

– Что там у вас?

– Никак не могут разыскать этот хренов самолет.

– Смеешься ты, что ли?

– Ага, это я так шучу! – орет в ответ Персик. – Самолет уже приземлился, мы произвели обмен и теперь сидим все «У Рокко», жрем макароны под креветочным соусом.

– Как это вы умудрились потерять целый самолет? – недоумевает Кэллан.

Вокруг – ничего.

И это проблема. Пилот в восьми тысячах футов над пустыней, и внизу ничего. Сплошная темнота. Он может найти Боррего‑Спрингс, может найти Окотилло‑Уэллс или Блайт, но если ему не пошлют сигналов и не сообщат координаты приземления, посадочную полосу у него столько же шансов найти, как увидеть, что «Чикаго Кабз» выигрывают Мировую серию.

Никаких то есть.

Проблема еще и в том, что топлива у него в обрез, и очень скоро ему придется решать: а не развернуться ли и лететь обратно в Сальвадор. Пилот снова пробует настроить рацию и снова слышит только какой‑то металлический скрежет. Он сдвигает на половину деления, и тут доносится:

– Приземление, иди на приземление.

– Куда вы, мать вашу, запропастились? – орет пилот. – Вы на неверной частоте.

Ну да, поговори еще, думает Арт.

Святой Антоний оказывает помощь тем, кто попал в безнадежную ситуацию, и Арт мысленно делает заметку: отблагодарить его свечой и двадцаткой долларов, пока Шэг говорит в микрофон.

– Ты лаяться хочешь или приземляться?

– Я давно хочу приземлиться.

Люди, обступившие передатчик в эту стылую ночь, переглянулись и ухмыльнулись. Им стало гораздо теплее, потому что осталось всего несколько минут до приземления самолета «СЕТКО», набитого «коксом».

Если только что‑нибудь не пойдет вкривь и вкось.

Что тоже вполне вероятно.

Шэгу все равно.

– Все равно моя карьера полетела к растакой матери.

Он передает пилоту координаты полосы.

– Через десять минут, – отвечает пилот.

– Принял. Отключаюсь.

– Десять минут, – роняет Арт.

– Десять длинных минут, – вздыхает Денцлер.

Много чего может случиться за десять минут. За десять минут пилот может начать колебаться, передумать и развернуть самолет. За десять минут настоящая посадочная полоса может суметь прорваться сквозь помехи, устроенные Денцлером, и направить самолет на правильную полосу. За десять минут, думает Арт, может произойти землетрясение, и от него расколется посадочная полоса, и трещина поглотит нас всех. Десять минут...

Он испускает долгий вздох.

– Пропади все пропадом! – роняет Денцлер.

Шэг улыбается ему.

Адан Баррера не улыбается.

Желудок у него крутит, челюсти крепко стиснуты. Никак нельзя допустить, чтоб эта сделка сорвалась. Тио предупреждал его. Эта должна пройти успешно.

По многим причинам, думает Адан.

Теперь он женатый человек. Они с Люсией обвенчались в Гвадалахаре, и обряд совершал сам отец Хуан. Это был чудесный день, а ночь еще чудеснее. После нескольких лет пустых попыток он наконец овладел Люсией. В постели она оказалась неожиданно страстной. Полная желания, она пылко отвечала на все его движения, осыпала его ласковыми именами.

Да, жизнь в браке великолепна, но с женитьбой приходит и ответственность, особенно теперь, когда Люсия беременна. Это, думает Адан, сидя в пустыне, все меняет. Теперь уже делаешь ставку на крупные барыши. Теперь, когда ты вот‑вот станешь papa, и у тебя семья, которую надо содержать, и ее будущее в твоих руках. Нельзя сказать, чтобы он расстраивался из‑за этого – напротив, он в восторге. Такие новые, волнующие ощущения – ответственность взрослого мужчины, – и он счастлив, что у него будет ребенок. Но тем более, значит, сделка эта никак не должна сорваться.

– Попробуй другую частоту, – велит он технику.

– Я перепробовал уже...

Техник замечает, как Рауль дотрагивается до рукоятки пистолета за поясом.

– Я попробую, – торопливо добавляет он, хотя теперь убежден: дело тут не в частоте. Все это из‑за аппаратуры, сама рация виновата. Неизвестно, что там могло произойти, пока они тряслись сюда по ухабам. Люди всегда одинаковы, сокрушается он. У них на миллионы «кокса», зависшего где‑то в небе, а они не желают потратить лишнюю сотню‑другую баксов на качественную рацию, чтобы получить его. А в результате мне приходится возиться с таким барахлом.

Но свои критические замечания техник конечно же оставляет при себе.

Продолжает крутить регуляторы настройки, и все.

Адан смотрит в ночное небо.

Кажется, звезды висят совсем низко, и они такие яркие, что ему чудится, будто протяни руку – и сорвешь какую‑то с неба. Как же ему хочется проделать то же самое с самолетом!

И Арту тоже.

Но в небо пусто. Только звезды и осколочек луны.

Он смотрит на часы.

К нему тотчас поворачиваются головы, точно он выдернул пистолет.

Десять минут прошло.

Ты уже поимел свои десять минут, думает он. Свои бесконечные, выматывающие нервы, рвущие нутро, подгоняющие сердце десять минут, так прекрати играть с нами. Кончай пытку.

Он опять смотрит в небо.

Все они смотрят. Стоят на холоде, воззрясь на небо, словно какое‑то доисторическое племя, взывающее к своему божеству.

– Все кончено, – произносит через минуту Арт. – Видимо, он догадался...

– Вот дерьмо‑о‑о, – тянет Шэг.

– Жалко, – говорит Денцлер.

– Жалко, босс.

– Да все нормально, – отзывается Арт. – Мы все‑таки попробовали.

Какое там нормально. Может, им больше и не выпадет шанса заполучить вещественное доказательство существования Мексиканского Батута.

И офис в Гвадалахаре закроют, а нас всех разгонят, вот этим все и закончится.

– Подождем еще пять минут, а потом...

– Заткнись, – шипит Шэг.

Все уставляются на него: такая грубость не в характере ковбоя.

– Послушайте! – говорит Шэг.

Теперь уже все различают рокот.

Это рокот мотора.

Мотора самолета.

Шэг рванулся к пикапу, запустил мотор и мигает фарами.

Ходовые огни самолета мигают в ответ. Через две минуты Арт видит, как в черноте ночи, плавно снижаясь, возникает самолет.

Пилот, разглядев бегущего к нему человека, с облегчением вздыхает.

Но тут этот человек тычет ему в лицо пистолет.

– Сюрприз, козел! – кричит Расс Денцлер. – Ты имеешь право хранить молчание...

Молчание?

У пилота просто язык отнялся. Зато у Шэга – нет. Он в машине разыгрывает из себя ковбоя Бундини Брауна перед Артом.

– Ты величайший из великих, босс, самый великий! У тебя руки орангутанга! Ты – Кинг‑Конг! Ты дотянулся до неба и сорвал самолет!

Арт хохочет. Потом видит Денцлера. Коп из Сан‑Диего идет к машине, крутит головой, и даже в темноте видно, как он побледнел.

Он ошеломлен.

– Арт, – начинает Денцлер. – Парень... пилот этот... он говорит...

– Что?

– Что он работает на нас.

Арт открывает дверцу сзади, где сидит пилот.

Фил Хэнсен должен бы сильно нервничать, но он не нервничает. Он откидывается на спинку, будто бы все, что ему грозит, – штраф за нарушение правил дорожного движения, да и то, может, еще платить не придется. Арту ужасно охота как следует вмазать ему, чтобы стереть усмешку с его лица.

– Давненько не видались, Келлер, – вместо приветствия бросает небрежно Фил, как будто они встретились на дружеской вечеринке.

– Что за чушь, будто ты работаешь на нас?

Хэнсен устремляет на него безмятежный взгляд.

– «Цербер».

– Что?

– Да брось. «Цербер». Илопонго. Ангар № 4.

– О чем, мать твою, ты болтаешь?

Улыбка на лице Хэнсена блекнет. Теперь он смотрит тревожно.

– Ты что, думаешь, это у тебя пароль? – спрашивает Арт. – Ты летишь с парой сотен килограммов «кокса» в США и думаешь, у тебя есть пароль? С чего ты это взял, засранец?

– Мне сказали, что ты...

– Сказали, что я – что?

– Да ничего.

Отвернувшись, Хэнсен уставился в окно.

– Если у тебя имеется «Карточка на освобождение из тюрьмы», то сейчас самое время выложить ее. Назови мне имя, Фил. Кому мне звонить?

– Сам знаешь кому.

– Нет, я без понятия. Скажи.

– Я уже все сказал.

Он по‑прежнему не отрывает глаз от окна.

– Тебя крепко подставили, Фил, – заявляет Арт. – Не знаю, кто и что тебе сказал, но если ты считаешь, будто мы играем в одной команде, то здорово ошибаешься. Мы застукали тебя, и тебе грозит срок лет на тридцать, а то и пожизненное. Ну как минимум пятнадцать ты отсидишь. Еще не поздно сделать правильный выбор. Колись, и если наше сотрудничество будет плодотворным, я похлопочу, чтоб с тобой заключили сделку.

Хэнсен отворачивается от окна, в глазах у него стоят слезы.

– У меня жена и детишки в Гондурасе, – говорит он.

Рамон Мэтти, думает Арт. Парень панически боится, что Мэтти отомстит его семье. Сукин ты сын, вляпался по уши, но надо же было соображать, прежде чем подряжаться возить кокаин!

– Желаешь увидеть их до того, как у них появятся собственные дети? Тогда рассказывай.

Такой взгляд Арт видел и прежде: виновный человек взвешивает варианты, понимая, к своему ужасу, что хорошего нет, а есть только не самый плохой. Арт ждет, пока Хэнсен сообразит это.

Хэнсен мотает головой.

Арт хлопает дверцей машины и уходит ненадолго в пустыню. Он может хоть сейчас обыскать самолет. Но что это даст? Только докажет, что «СЕТКО» перевозит наркотики, а это он и так уже знает. Обыск не приблизит его к разгадке – какой груз повезут обратно и для кого.

Нет, придется еще раз рискнуть.

Арт возвращается к Денцлеру.

– Давай сыграем по‑другому. Давай пропустим самолет.

– Что?!

– Тогда мы сможем выяснить, кому везут кокаин, узнаем, куда идут деньги и что повезут на самолете обратно.

Денцлер с идеей соглашается. А какого черта ему остается? Это ведь просьба Арта Келлера.

Кивнув, Арт возвращается в машину.

– Это была проверка, – говорит он Хэнсену. – Ты прошел ее. Лети дальше.

Он наблюдает, как снова взлетает самолет.

Потом передает по радио Эрни, чтобы он дожидался обратного рейса, сфотографировал самолет и пропустил дальше.

Но Эрни не отвечает.

Эрни Идальго исчез с радара.