Глава I. УЧАСТИЕ КАРАЧАЕВЦЕВ В ВОЙНАХ РОССИИ 6 page

Мара: Хаджи-Мырза Юсупович Кочкаров (22), Адиль-Герий Алчаков (23), Исмаил Крымшамхалов (23);

Ташкепюр: Аслан-Бек Али-Мырзаевич Кулов (26), Алий Ногаевич Мамаев (25);

Сынты: Магомет Гебенов (22)[164].

Подготовка. Вскоре обе кубанские сотни были отправлены в Армавир для прохождения военной подготовки, которая шла 6 недель. По пути их с почетом встречали и провожали жители казачьих станиц. Учитель Усть-Лабинского станичного училища Иван Маковозов так описывал встречу станичниками горцев: «Все ждут горцев. Они в черкесках темно-синего сукна с синими погонами и черными папахами с синими верхами на лихих конях, справленных на средства аульных обществ…»[165]. В 11 часов казаки с музыкой двинулись в ст. Воронежскую (6 верст). Там и произошла торжественная встреча. Затем горцы дошли до крепости, откуда пешком прошли на площадь, где их с почетом встретили казачьи и горские старейшины, мусульманское и христианское духовенство, им был преподнесен хлеб-соль. После торжеств состоялся ужин командования сотни с атаманом станицы в гостинице. Ночь горцы провели в станице, а утром, после прощального чаепития с казаками, в 8 часов двинулись в станицу Некрасовскую[166]. Так же встречали горцев и во всех селениях по пути их следования в полковой лагерь под Армавиром.

Прибыв в лагерь, всадники в течение шести недель отрабатывали четкость и слаженность действий конным и пешим строем, в атаке и при обороне. Проводилось обучение стрельбе из различных видов оружия. По завершению обучения все всадники получили на вооружение трехлинейные винтовки Мосина и четырехлинейные револьверы системы Смита-Вессона 3-го образца (последние были выданы по просьбе горцев). Всем всадникам и офицерам пришили погоны синего цвета с литерами "Т.К." (Терско-Кубанский). Одеты они были также в синие черкески и черные папахи с синим верхом. Кроме того, оба полка получили значки, заменяющие знамя[167].

В середине мая в Армавир прибыли 4 терские сотни и 2-й Дагестанский полк. Инспектировавший полк генерал Михайлов 27 апреля 1904 г. доложил о двух кубанских сотнях: «Всадники производят впечатление молодцов, все опытные наездники, вооружены хорошими шашками, большинство их выдано Кубанским войском. Сёдла новые, одежда тёплая»[168].

Части бригады осмотрел и командующий войсками Кавказского военного округа генерал-адъютант князь Г.С. Голицын, который нашел их состояние отличным, и разрешил отправление на фронт. 20 мая под звуки войскового оркестра Екатеринодарская и Баталпашинская сотни первыми из состава бригады отбыли на фронт эшелонами №739 и 740[169]. 22 мая начальник Кубанской области и наказной атаман Кубанского казачьего войска генерал-лейтенант Я.Д. Малама подписал приказ № 7798, в котором говорилось:

"Его Величеству Государю Императору благоугодно было призвать на службу вместе с другими войсками, также и охотников из горских племен, желающих поступить в ряды действующей армии и идти на защиту Отечества от общего врага.

Этой высокой чести, вместе с другими кавказскими горцами, удостоились также и горцы Кубанской области, из числа которых сформировано две конные сотни. Сотни эти 16-го сего мая были осмотрены в селении Армавир Его Сиятельством, командующим войсками Кавказского военного округа и представились в блестящем виде. Не только лошади, снаряжение и амуниция оказались настолько хорошими, что не оставляли желать ничего лучшего, но и сами горцы-добровольцы явили собой вполне обученную во всех отношениях часть, из чего следует заключить, что они действительно охотно и искренне желают принести посильную помощь в войне.

Блестящее состояние сформированных из горцев сотен указывает на то, что горское население Кубанской области и старшины тех аулов, из которых взяты добровольцы, не жалея затрат, вполне добросовестно, умело и с полным верноподданническим долгом отнеслись к оказанной им Государем Императором высокой чести.

Это добросовестное и заботливое отношение горских обществ к отправляющимся из их среды на войну добровольцам, налагает на меня приятную обязанность выразить от лица службы всему горскому населению Кубанской области и всем аульным старшинам сердечную благодарность за умелое и старательное выполнение верноподданнического долга.

Выражаю также свою искреннюю благодарность и гг. атаманам Екатеринодарского, Баталпашинского и Майкопского отделов и участковым начальникам над горцами, под ближайшим руководством и наблюдением которых формировались горские сотни.

Приказ этот предлагаю прочесть на полных сходах всех горских обществ Кубанской области".

Этот приказ был опубликован в газете "Кубанские областные ведомости" 25 мая 1904 г. Там же была напечатана передовая статья "К отправлению на войну добровольцев из кавказских горцев". В ней говорилось:

"20 мая из селения Армавир выступили на театр военных действий два сформированных из кавказских горцев полка, составляющих конную бригаду. Полки эти перед выступлением их на войну были осмотрены командующим войсками Кавказского военного округа генерал-адъютантом князем Голицыным. Из всех 12 сотен лучшими во всех отношениях оказались горцы Кубанской области…

21 мая горская бригада была уже в Екатеринодаре, откуда один из сотенных командиров – есаул Камянский (командир Баталпашинской сотни – Ш.Б.) прислал на имя г-на начальника области и наказного атамана следующую телеграмму: "Оставляя край родной, сотня шлет прощальный привет всему войску и Вашему Превосходительству – своему наказному атаману".

Начальник вновь сформированной из горцев Кавказа конной бригады издал следующий приказ:

"Всадники Дагестана и племен Северного Кавказа!

Государь Император в неисчислимой благости своей и любви ко всем своим верным подданным, зная прирожденную вашу воинственность, ценя доблесть отцов ваших, проявленную в войнах Кавказа и войнах с Турцией, явил вам милость и оказал вам великую честь призвать вас на Его Государеву службу и образовать из вас Кавказскую конную бригаду.

Государь повелел нам идти к далекой восточной окраине, чтобы стать грудью на защиту родины на полях Маньчжурии в горах чужеземной Кореи. Приветствую вас с Царской милостью и поздравляю с принятием торжественной присяги. Помните, что по тому, как послужите вы, представители славных племен Кавказа, на вашем новом поприще, будут судить о племенах ваших.

Не забывайте, что если имя ваше известно на Кавказе и во всей России, то оно еще неизвестно новому, далекому врагу, с которым вам предстоит померяться силой! Пусть же имя ваше прогремит и там и украсится новою доблестью и покроется новой славою!

Вы должны удивить мир беззаветной храбростью в битвах, пытливой предприимчивостью в розыске и разведке, непоколебимой стойкостью и бдительностью в охранной службе и обороне, неутомимостью в трудных походах и терпением в перенесении холода, голода и невзгод военной жизни.

Помня адаты отцов, забывавших на войне даже кровную месть, вы должны забыть племенную рознь и всякие личные счеты. Вы должны сплотиться в дружные сотни, влиться в крепкие полки и мощную бригаду. Каждый из вас должен стоять за других и все за одного, без различия племен и наречий. Пусть враг узнает, что тронуть одного из вас, значит поднять против себя всю бригаду на выручку товарища. Пусть же он не увидит ни одного из вас пленным и ни один раненый не достанется ему в добычу!

Желаю мирного преуспеяния вашим родным и селениям и аулам, под защи­тою вашей мощи; желаю благополучия дорогим вам семьям – и во имя старых адатов ваших племен и заветов ваших отцов, во имя новой для вас воинской присяги, призываю вас исполнить долг перед царем и Родиной и да сопутствует нашей бригаде слава и да почиет на ней благословение Великого Бога!"[170].

На фронте. К моменту прибытия на фронт кавказских сотен положение России было крайне тяжелым. Страна была совершенно не готова к войне. Численное и техническое преимущество Японии, удаленность театра военных действий, неразбериха в командовании – все это привело к поражению России на всех участках фронта. Понимая, что успех в войне зависит от ситуации на море, уже в первый день войны японский флот, технически во многом превосходивший российский, добился выведения из строя нескольких российских кораблей в Порт-Артуре и корейском порту Чемульпо. После высадки японских войск в Корее, они нанесли ряд поражений русской армии (у Тюренчена, на Ляодунском полуострове, у Инкоу, при Вафангоу), вследствие чего был блокирован Порт-Артур, а русские части отступили к Ляояну. Японцы стали стягивать свои армии для нанесения решающего удара к Ляояну[171].

Кубанские сотни прибыли в Ляоян 1-2 июля, а к 7 июля там собралась вся бригада. Поначалу горские сотни несколько дней несли службу по охране направления Ляоян-Саймадзу, затем бригада вошла в состав конного отряда 10-го армейского корпуса генерала К.К. Случевского. Вскоре, по приказу командующего армией генерала А.Н. Куропаткина, русские войска выдвинулись в южном направлении, заняли оборонительные позиции близ Анпилина и стали готовиться к контрнаступлению по Липий-Тинканскому направлению[172].

17 июля 35-й Брянский полк 10-го корпуса вместе со взводом горной батареи Восточно-Сибирского полка и ротой 6-го саперного батальона занял Пьелинский перевал. Японские войска отступили, не вступая в бой. Для дальнейшего наступления необходимо была артиллерийская поддержка. Так как переправить орудия через крутой перевал было невозможно, было решено строить дорогу по ущелью. В задачу же кавказским сотням было поставлено прикрытие строителей от возможной контратаки японцев[173].

17 июля двум сотням Терско-Кубанского полка было поручено прикрывать разработку дороги справа, обеспечивая правый фланг корпуса, поддерживая связь с левой стороны с отрядом графа Келлера. 4-я (Баталпашинская) сотня должна была поступить в распоряжение командира Тамбовского полка 1-й бригады 4-й пехотной дивизии. В ее задачу входила охрана левого фланга полка и поддерживание связи с соответствующим боковым отрядом. Отряд по охране дорожных работ возглавил генерал-майор Мартсон[174].

На рассвете 18 июля японские войска внезапно атаковали левый фланг отряда, где располагались три пехотных полка и горная батарея. Одновременно с этим японская пехота при поддержке артиллерии начала обходить правый фланг, которым командовал подполковник Экка. К 6.30. утра японцы захватили восточную часть Пьелинского перевала. Русским войскам пришлось отступать[175].

Получив известие о японской атаке, генерал К.К. Случевский приказал выслать на помощь генералу Мартсону четыре сотни Терско-Кубанского полка. Командование рассчитывало, что эти сотни очень подвижны, маневренны, они состоят из кавказцев, которые могут легко преодолеть горные дороги и преградить путь японцам. В 10.30. утра всадники из Карачая вместе со своими боевыми товарищами двинулись по направлению к перевалу. Поднявшись на перевал и заняв окопы, горцы приступили к отражению яростных атак противника. Бой продолжался весь день. Кавказские сотни полностью оправдали доверие начальства. Они стояли на своих позициях насмерть, проявляли чудеса храбрости и героизма. На всем фронте расположения горцев не было ни одного прорыва неприятеля[176].

В этом бою заслужил Знак отличия IV степени (№2740) всадник Асланбек Кулов из карачаевского селения Ташкепюр. В его представлении коротко отмечалось:

«Будучи ранен, продолжал оставаться в строю до конца боя
18 июля 1904 г.»[177].

Однако не на всех участках фронта было такое положение. Японские войска все же сумели прорвать оборону 10-го армейского корпуса в нескольких местах. В ночь на 19 июля горцы получили приказ об отступлении[178].

Вот как сообщала о тех первых тяжелых боях Баталпашинской сотни газета "Кубанские областные ведомости": "По полученным сведениям, Терско-Кубанский конный полк, в составе которого выступили на Дальний Восток две сотни кубанских горцев, прибыл 7 июля в Ляоян и поступил в состав отряда генерала Случевского.

2-я (в полку 4-я – Ш.Б.) сотня этого полка из горцев Баталпашинского отдела под начальством Камянского Павла Никифоровича, высланная на рекогносцировку из селения Сихсясе на Саймацзы, после перестрелки с японцами, возвратилась без потерь, но добыв ценные сведения.

12 июля, во время рекогносцировки целым полком под есаулом Камянским убита лошадь, а 18 июля он сам ранен в ногу, на вылет, и, судя по его телеграмме, легко; были ли другие потери, не имеется сведений"[179].

Для полка бои 18-19 июля у Пьелинского перевала, близ селения Лагоулин, стали своего рода боевым крещением. Десятки всадников были убиты и ранены. Геройски погибли всадники- карачаевцы - Шамай Байчоров, Харун Уртенов, Тау-Гери Семенов, Локман Узденов. Харун Гогуев получил в этом бою тяжелые ранения, от которых скончался 20 июля в Анпилинском лазарете.

В последующие дни полк вел тяжелые оборонительные бои, постепенно отступая к Ляояну. Особенно ожесточенный бой всадникам полка пришлось вести у деревни Санцзыцзу 21-22 июля[180].

К концу июля 10-й армейский корпус отошел под натиском японских войск на новые позиции. Вскоре ему было приказано совместно с главными силами восточной группировки остановить неприятеля, наступающего на Ляоян и прикрыть левый фланг русской армии. Терско-Кубанский полк вошел в состав отряда генерал-майора Гершельмана, который должен был удерживать фронт от перевала Папанли до Анпилина, в том и числе и дороги, ведущие к Ляояну[181].

В начале августа всадники полка вели усиленную боевую разведку наступающего противника. Представление об одной из таких разведок, в которой отличились карачаевец приказный Хаджи-Мурат Абайханов и его товарищ ногаец Сефер-Бий Курмиев, дает описание их подвига в наградном представлении:

"Во время рекогносцировки 1-го августа были дозорами разъезда, посланного к западу от деревни Сыдяза. Заметив наступление неприятельской пехоты, своевременно донесли, что дало возможность спешенной сотне остановить наступление неприятеля со стороны деревни Эрдагоу для обхода охотничьих команд, атакующих деревню Сыдяза. Вернувшись на место, наблюдали, пока не обнаружили наступление с юго-запада к деревне Сыдяза батальона пехоты с двумя орудиями. Курмиев и Абайханов поскакали донести, но под одним из них была убита лошадь. Тогда на одной лошади они своевременно донесли о наступлении, что дало возможность охотничьим командам своевременно отойти без значительных потерь".

Согласно пунктам 1-му и 2-му статьи 342 Георгиевского статута, разведчики были награждены Знаками отличия Военного ордена Св. Георгия IV степени (в дальнейшем тексте "Знак отличия"): Абайханов (№ 200391) и Курмиев (№ 200390)[182].

11 августа японские войска (125 тысяч человек, 508 орудий) перешли в наступление на русскую Маньчжурскую армию генерала А. Куропаткина (152 тысяч человек, 606 орудий) под городом Ляоян[183].

13 августа 2-я и 4-я армии японцев пытались охватить правый фланг русских войск, однако все их атаки были безуспешны. На 10-й армейский корпус двинулись две дивизии 1-й японской армии (2-я и 12-я), сопровождаемые мощной артиллерийской поддержкой. Две из шести наступавших колонн атаковали позиции Кавказской конной бригады. Свой вклад в успех сражения внесли и всадники Баталпашинской сотни, защищавшие Анпилинский перевал, на который наступали японцы. Вместе с частями 10-го армейского корпуса и всадниками 5-й сотни, воины-карачаевцы в течение дня отбивали атаки пехоты противника, поддерживаемой артиллерией. В начале дня японцам удалось потеснить горцев и пехотинцев, но уже после 10 час. утра войска корпуса, оправившись от первых неудач, перешли в контратаку и остановили наступление противника. Части 2-й японской дивизии заняли лишь высоты к югу, юго-востоку и востоку от дер. Цегоу, а 12-я дивизия остановилась на хребте в окрестностях перевалов Папанлин - Анпинлин[184]. Однако командование так и не решилось развить успех. В конце дня, под натиском превосходящих сил противника, получив приказ командования, горцы отступили. Многие всадники были ранены, в том числе сотник А. Кужуев, заменивший на посту командира сотни есаула П. Камянского, раненого под Лагоулином[185].

Тем же вечером, 4-я и 5-я сотни, под командованием полковника Я. Гилленшмидта, были посланы для рекогносцировки правого берега реки Тайцзыхэ. Переправившись по понтонному мосту у деревни Вайцзы, всадники прошли через несколько деревень (Тамэво, Сыквантун, Фаншен, Квантун), нигде не обнаружив неприятеля. Свой рейд отряд Гилленшмидта продолжал до 22 августа, принося важные сведения о передвижении неприятеля[186].

В «Описании действий Терско-Кубанского конного полка с 12 по 24 августа» сообщается о дальнейшем участии горцев в боях. 14 августа полк был выведен в резерв 10-го армейского корпуса, а 16 августа передан в состав 17-го армейского корпуса. На следующий день японская армия развернула генеральное наступление на Ляоян. Несмотря на большие потери, японцы форсировали р. Тайцзыхе и двинулись на левый фланг российских войск в районе Янтайских угольных копей. Для ликвидации прорыва на этот участок 18 августа были переброшены дополнительные воинские части, в том числе Кавказская конная бригада. На рассвете 19 августа Терско-Кубанский полк получил приказ пройти вдоль хребта через Янтайские копи и, зайдя во фланг и тыл сопки, занятой японцами, постараться сбить их оттуда. В «Описании» говорится: «Утром 20 августа, при наступлении японцев на позицию у Чачанзай, полк был выдвинут вперед для освещения местности и разведки, а также для прикрытия флангов пехоты. На левый фланг были посланы 1-я и 2-я сотни и пулеметы. Попав под сильный огонь неприятеля, пулеметы успешно состязались с ним, образцово действуя во все время боя. Своим удачно направленным огнем пулеметы задержали наступление двух колонн, рассеявшихся под градом пуль. На правом фланге и впереди пехоты работали 3-я и 6-я сотни. Находясь все время под убийственным ружейным огнем, они освещали местность и разведывали места расположения противника. Отойдя затем за пехоту, обе сотни служили прикрытием батареи 26-й артиллерийской бригады. 4-я и 5-я сотни оставались в резерве... При общем отступлении пехоты полк прикрывал ее движение, а затем отошел назад и присоединился к отряду генерала А.В. Самсонова, став на его правом фланге у дер. Пуелиндза. Около этой деревни в гаоляне полк провел всю ночь. Полк принимал участие в бою в составе 34 офицеров, 52 урядников, 8 трубачей и 698 всадников. Потери: ранено 2 всадника и 8 лошадей...»[187].

Все эти дни японские войска продолжали свои безуспешные попытки прорвать оборону российских войск. В условиях недостатка продовольствия и припасов генерал Куроки назначил отход своей армии на 6 часов утра 21 августа. Но Куропаткин, опасаясь за свои фланги и боясь потерять связь с тылом, назначил отход всей своей армии к Мукдену на 4 часа утра, "опередив", таким образом, Куроки. Несмотря на возможность решительными действиями поставить японцев на грань катастрофы, генерал А. Куропаткин, однако, счел себя побежденным и начал отступление на север. В связи с огромными потерями японцы также не воспользовались ситуацией и не стали пытаться разбить отступавшие русские войска и 22 августа лишь заняли город, 24 августа русская Маньчжурская армия заняла оборону на реке Шахэ. Так завершилось Ляоянское сражение, в ходе которого японские войска потеряли 23 тысяч человек, русские – 19 тысяч человек[188].

Терско-Кубанский конный полк находился в арьергарде отступающей Манчжурской армии. В частности, дивизион полковника Я.Ф. Гилленшмидта, в который входили 4-я (Баталпашинская), 5-я и 6-я сотни, прикрывал движение колонны, руководимой командиром 35-й пехотной дивизии генерал-лейтенантом К.А. Добржинским. 22-23 августа дивизион находился в дер. Хундятунь, высылая во все стороны разъезды, бывшие все время в соприкосновении с неприятелем.

К вечеру 23 августа дивизион перешел в дер. Шалихэ, где и заночевал. На следующий день горцы обнаружили неприятельские разъезды на линии дер. Кудязы, Куачензы и далее к востоку. Вместе с частями отряда генерала Добрынина всадники 4-й, 5-й и 6-й сотни атаковали противника и нанесли ему ощутимый урон. Предполагая, что японцы начали наступление, полковник Я.Ф. Гилленшмидт приказал устроить засаду между дер. Шалихэ и полотном железной дороги Ляоян-Мукден. Однако неприятель движение не продолжал и к ночи дивизион отошел в дер. Сахепу, уничтожив по дороге железнодорожный мост у дер. Усинэ.

В последующие дни горцы вели разведку, а также готовились к наступлению японцев, которое ожидалось 25 августа. Но обессиленный противник так и не решился перейти в наступление и стороны перешли к позиционным боевым действиям.

«За мужество и храбрость, оказанные им в боях с японцами» 13-25 августа 1904 г. под Ляояном Знаком отличия IV степени (№103238) был награжден приказный 4-й Баталпашинской сотни карачаевец Эль-Мырза Эркенов. В 1911 г. Капитул Орденов выдал ему дубликат этого знака в связи с утерей оригинала[189].

27 августа Терско-Кубанский полк вошел в состав отряда генерал-лейтенанта Дембовского. Задачей полка была охрана правого фланга отряда по берегам р. Хунхе от дер. Эльтхай до Маданау. Всадники полка вновь несли напряженную службу на постах и в боевых разъездах. К этому времени тяжелые беспрерывные бои и большие потери привели к тому, что численный состав полка резко уменьшился. Так, в Баталпашинской сотне "налицо", то есть готовых к бою "всадников и шашек", было лишь 68, что составляло около половины первоначального состава[190]. Однако, несмотря на свою малочисленность, горцы по-прежнему оставались одним из лучших подразделений, выполняя возложенные на них задания с присущей им храбростью.

В сентябре горцы продолжали свое боевое дежурство, вступая в стычки и перестрелки с неприятелем. Командир сотни есаул П. Камянский, вернувшийся в полк 28 августа после выздоровления, писал: "…по приказанию командующего полком, 3-го сентября сотня выступила на поддержку 1-й сотни, против которой, по донесению, наступала японская кавалерия. Затем осталась часть 1-й сотни, а другая часть с 4-й сотней пошли искать японский эскадрон, но нашли только 7 человек и японца, судя по документам, офицера…". Увидев всадников-горцев, японцы бросились бежать и вскоре укрылись в фанзе у селения Енеканцзы (на правом берегу реки Хунхэ). После короткой и жаркой перестрелки, взвод всадников выбил японцев из фанзы. Трое из них были ранены и бежали, воспользовавшись наступившей темнотой. Двое (в том числе офицер) были убиты, двое – задержаны. Отважные горцы захватили 5 лошадей (две были убиты), мула, китайского коня, две винтовки, три сабли, револьверы, карабины, а также сбрую на 7 лошадей. Потери сотни состояли в трех раненых и убитой лошади. Затем сотня заняла свои позиции и продолжила вести боевое дежурство. Впоследствии взятые лошади и оружие были проданы в Мукдене, а вырученные деньги (1500 рублей), были розданы участникам стычки, как военная добыча[191].

13 октября о данном боевом эпизоде рассказала газета "Кубанские областные ведомости", основой для статьи которой послужило письмо есаула П. Камянского, полученное редакцией. Сообщалось также и о повседневной жизни воинов. "Несмотря на постоянное нахождение сотни впереди (! – Ш.Б.), в довольствии людей и лошадей затруднений не встречается; за недостатком иногда хлеба и сухарей, из чумизы (род нашего проса, но несколько нежнее) варят кашу с говяжьим салом, а для лошадей употребляют гаолян, чумизу и бобы, имеющихся в изобилии на брошенных полях"[192].

В одной из сентябрьских разведок Знак отличия IV степени (№ 181787) заслужил карачаевец Адиль-Гери Алчаков:

"19 сентября 1904 года, во время рекогносцировки 4-й сотней окрестностей Джантаня, будучи дозорным в разъезде, и заметив двух дозорных японцев, бросился на них. Один из японцев, стреляя по Алчакову, поскакал к селению Циютро, где оказался потом японский разъезд; с другим Алчаков вступил в рукопашный бой. Получив удар саблей по кинжалу и ножнам шашки, он ударом шашки сбил японца с лошади; японец вскочил в фанзу, откуда по Алчакову открыл огонь. Алчаков, захватив лошадь японца, поскакал и дал знать о разъезде, который вслед за тем и был уничтожен нашим разъездом"[193].

20 сентября 4-я сотня, как видно из рапорта есаула Камянского, "…действовала в составе полка; находясь несколько времени под ружейным огнем противника, потеряла одного всадника Эркенова (из карачаевского селения Учкулан – Ш.Б.), раненого в правое плечо". 14 человек под командованием сотника Басиева под сильным огнем вели разведку и, вернувшись, "под огнем неприятеля подбирали раненых"[194].

На Шахэ. В условиях, когда около половины японских сил было отвлечено на осаду Порт-Артура, и создавшегося ввиду этого численного превосходства, российское командование решило перейти в наступление. 22 сентября российские войска (214 тысяч человек, 758 орудий, 32 пулемета) перешли в наступление против армии генерала Куроки (170 тысяч человек) на реке Шахе. Поначалу русским войскам сопутствовала удача, однако 27 сентября японские войска генералов Оку и Нодзу перешли в контрнаступление. 28 сентября Восточный отряд Штакельберга, обходящий фланг японцев, наткнулся на ряд перевалов, необозначенных на русских картах и сильно укрепленных частями армии генерала Куроки. Все атаки русских войск были безуспешны, и 30 сентября они отошли за реку Шахэ. 29 сентября части японской армии, наступая в центре и на своем левом фланге, в ходе упорных встречных боев вклинились в расположение русских войск, и к 31 сентября отбросили их за Шахэ. 3 октября произошло еще одно встречное сражение. Понесенные большие потери (40 тысяч человек) и угроза прорыва побудила Куропаткина, не решившегося ввести в бой резервы, перейти к обороне. Японцы, понесшие потери в 20 тысяч человек, также отказались от дальнейших атак, и перешли к позиционной обороне. Впервые в истории войн образовался сплошной фронт протяженностью свыше 60 километров. Началось так называемое "Шахэйское сидение"[195].

Сотни Терско-Кубанского полка участвовали в сражении в составе отряда генерала П. Ренненкампфа, и вначале вели упорные бои за передовые позиции армии Куроки на левом фланге. 26 сентября они участвовали во взятии города Бэньсиху. В составе 5-го Сибирского армейского корпуса полк принял участие в боях 1-3 октября 1904 г. в районе дер.Циньгатунь. 3 октября японцы были сбиты с укрепленных высот восточнее Сахепу, потеряв 14 орудий, пулемет, значительное количество военнослужащих убитыми, ранеными и пленными. Во время оборонительных боев горцы поддерживали 1-й Сибирский корпус. Однако где бы они ни сражались, они всегда отличались беззаветной храбростью и воинской доблестью. Вскоре после окончания боев на р. Шахе полк был отведен в глубокий тыл[196].

Мятеж. 13 октября в Терско-Кубанском полку произошло чрезвычайное происшествие. Большая часть 1-й (Кабардинской) и 5-й (Чеченской) отказалась выполнять приказ командира полка о выступлении на боевые позиции, и, покинув фронт, двинулась к Мукдену. Однако уже через три дня они были окружены и сложили оружие. Руководителями восставших были урядники кабардинец Залимгерий Керефов и чеченец Паша Тасмахилов. Причинами этого выступления явились, скорее всего, психологическая и физическая усталость горцев, тяготы и лишения войны, беспрерывные приказы об отступлении, даже когда горцы выигрывали бои, а также слухи о том, что по истечении полугода службы, они должны быть распущены домой. Определенное влияние на всадников оказывала и революционная пропаганда, которую проводили их лидеры З. Керефов и П. Тасмахилов. В начале октября всадники обоих сотен отправили письмо начальству с требованием отпустить их домой, так как срок их службы, якобы, истек. Однако, начальство, основываясь на пункте 20-м "Положения о …бригаде", согласно которому, все всадники давали обязательство нести службу "во все время продолжения войны", вполне законно отказало в удовлетворении требования горцев. Этот отказ послужил непосредственным поводом для начала восстания[197].

Надо отметить, что положение всадников других сотен было отнюдь не лучше, чем у восставших. Так, если судить по претензиям, предъявленным всадниками Баталпашинской сотни по прибытии домой, многие их них по несколько месяцев не получали жалованье и компенсации за сломанное оружие и личные вещи, утерянные в бою[198]. Все кавказцы устали от тяжелых боев и беспрерывного отступления. Скорее всего, слухи о мнимом окончании службы также ходили по всем сотням полка. Однако всадники 2-й, 3-й, 4-й и 6-й сотен, а также часть всадников восставших сотен, не поддались на провокации и сохранили верность воинскому долгу и присяге, данной ими на Коране.

Восставшие всадники совершили военное преступление, которое во все времена считалось и считается одним из тягчайших. К суду было привлечено 73 всадника. Во время судебного разбирательства обвинение приняло во внимание ряд смягчающих факторов, и, в особенности, храбрость и доблесть, проявленные восставшими сотнями во всех боях с японцами. Поэтому приговор был мягче, чем было принято в российской армии при подобного вида проступках. Руководители восставших – З. Керефов и П. Тасмахилов – были приговорены к расстрелу (Тасмахилов был помилован и отправлен на 13 лет на каторгу), а еще 11 всадников - к каторжным работам (сроком 12-13 лет); 48 человек - к содержанию в военных исправительно-арестантских отделениях (сроком 3-4 года). 12 человек были оправданы. Командование и суд не стали обвинять в происшедшем весь состав сотен и не стали их расформировывать. Получив пополнение с Кавказа, обе сотни (Кабардинская и Чеченская) продолжили боевое дежурство на своих позициях[199].