Норма права

Из лекции: Правовые явления классифицируются следующим обра­зом: (1) поведение, подчиненное праву; (2) проявления права в созна­нии; (3) авторитетные тексты, в кото­рых фор­мулируется право и, прежде всего, официальные юридические тексты – правовой “продукт” пуб­лично-властной деятельности.

Других видов право­вых явле­ний не существует. В частности, нормы права – это не са­мостоя­тельный вид правовых явле­ний, а пра­вила должного, которые проявляются посредством правовых явлений, объективиру­ется в правовых явле­ниях. Пра­вовые явления – это способы бытия пра­вовых норм.

Итак, все многообразие правовых явлений сво­дится к трем видам. Во-первых, это пра­воотно­шения, т.е. отношения, подчиненные правовым нормам; сюда входит поведение субъектов, связанных субъективными правами и юриди­че­скими обязан­но­стями, а также действия и решения, направленные на установ­ление правоотношений. Во-вторых, это пра­восознание, т.е. пред­ставления о праве, сущест­вующие в сознании субъектов права. В-третьих, это источники или носители информации о праве – авторитетные юридические тексты, письменные и устные, к которым относятся и авторитетные высказывания о праве, и официальные юридические документы (законы, судебные решения и т.д.), и оформленные договоры частных лиц.

Может возникнуть впечатление, что существуют и дру­гие правовые явления: например, субъект права, правовые обычаи, право­вые про­це­дуры (пра­вовой порядок приобретения прав и обязан­но­стей, раз­ре­шения споров о праве), правовая доктрина и т.д. Но это не самостоятель­ные виды, а лишь частные проявления, элементы или сочетания названных видов пра­во­вых явле­ний. Так, субъект права – это субъ­ект, обла­да­ю­щий ка­че­ством пра­восубъектно­сти (способный участвовать в правоотношениях) и участ­вующий в пра­воотноше­ниях. Субъ­ект права не суще­ствует вне пра­воот­но­шения. Субъект права и субъект правоотно­шения суть одно и то же. Право­вые процедуры суть осо­бые, процессуальные пра­воот­ноше­ния. Правовая док­трина пред­став­ляет собой одно из проявле­ний правосознания (теоре­тиче­ское правосоз­нание). Пра­вовой обычай (право­вые нормы в форме обычая) как яв­ление оз­на­чает обычные пра­во­отноше­ния – отношения, подчинен­ные нор­мам, сло­жившимся в обы­денном пра­восозна­нии.

Государство – это тоже правовое явление (институциональ­ная форма правовой свободы людей). В этом смысле государ­ство можно рассматривать и как систему публичноправовых отношений (властеотношений), и как феномен правосознания (представления о формах и содержании властеотношений, о пределах властвования и подчинения), и как систему публичноправовых законов.

Содержание правовых явлений. Содержание правовых явлений, или содержание права, можно представить как (1) субъективные права и юридиче­ские обя­зан­ности, (2) правовые ста­тусы и (3) правовые нормы. При­чем, как будет показано ниже, в развитых пра­во­вых системах нормы права, заключают в себе почти всю ин­формацию о со­держании правовых явлений.

Субъек­тивные права и коррес­пон­ди­рующие им юридические обя­занно­сти суть про­стейшие эле­менты содер­жания всех пра­вовых явле­ний. Со­во­купность ис­ходных, первичных субъ­ективных прав и юри­ди­че­ских обязан­но­стей, определяю­щих правовое поло­жение субъ­ек­тов в обще­стве и государ­стве, называется пра­вовым стату­сом. Правовой статус – это тоже содержа­тель­ная ха­рак­тери­стика правовых явле­ний. Пра­во­вые нор­мы абстрактно описывают субъективные права и юридические обязанности, следовательно, и правовые статусы.

Следует еще раз отметить, что норма права сама по себе – это еще не (правовое) явление. Ибо любая социальная норма – это не явле­ние, а правило должного, модель, эта­лон со­циаль­ных явлений (социального сущего). Так, норма права, сфор­мулиро­ванная в за­коне, тем са­мым объективи­руется – обретает способ своего бытия, внеш­него выраже­ния. Но право­вым явлением в дан­ном слу­чае бу­дет не само правило долж­ного, а особая разновид­ность социального су­щего – закон, со­держащий формули­ровку правовой нормы, нормативно-правовой текст за­кона.

Нормы права объективируются в правовых явлениях. Они составляют содержание правовых законов и правовых обычаев. Они содер­жатся в пра­восознании. Они описывают (и пред­писы­вают) со­держа­ние пра­воотношений, воплощаются, реализу­ются в их содер­жа­нии, и в этом смысле они содер­жатся в правоот­ноше­ниях.

Причем субъективные права и юридические обязанно­сти, со­став­ляющие содержание типичных (нормальных) правовых явлений, все­гда можно обобщить в виде пра­вовых норм – будь то пер­вич­ных или вто­рич­ных. Можно сказать, что существующие правовые нормы в обоб­щенной форме за­клю­чают в себе почти все многообразие су­щест­вую­щих и возможных прав и обязанностей. Поэтому и со­держа­ние пра­во­вых явлений может быть описано и опи­сыва­ется нормами права.

Социальное бытие правовой нормы (онтология права). Норма права, как и всякая социальная норма, есть правило должного (модель, эталон поведения), а правило должного не об­ладает самостоятель­ным (идеальным) бытием. Спосо­бы бы­тия социальной нормы – это объективирование (прояв­ле­ние) нормы в общест­венном созна­нии, общественных отношениях и авторитетных текстах, в частности, в цер­ковных ка­нони­ческих текстах или официальных текстах, из­данных орга­нами государст­венной власти.

Социальные нормы возникают постольку, поскольку оп­ре­де­ленное содержание общественных отношений (сущее) при­зна­ется должным быть, оценивается в общественном соз­нании как нечто нормальное. Нормы вырабатываются и фик­сиру­ются об­ществен­ным или хотя бы групповым сознанием. Получаются мыс­ли­тель­ные конст­рук­ции нор­мального поведения, модели нор­маль­ных от­ноше­ний. В про­цессе обмена ин­форма­цией они приобре­тают сло­весно-знаковую форму вы­раже­ния. По­луча­ется текст нормы – устный или письменный. Текст со­циаль­ной нормы формулируется авторитет­ными, в частно­сти официаль­ными, властными выразителями об­щественного (или хотя бы группового) созна­ния, напри­мер законо­дате­лями. Авторитетно (офици­ально) сфор­мули­рованная норма не просто фикси­рует некое су­щее как нормальное, но и требует, чтобы поведе­ние людей со­ответство­вало сфор­мулированному пра­вилу.

Любые социальные нормы, в том числе и правовые, нельзя рассматривать в отрыве от отношений, регулируемых этими нормами. Ко­гда норма складывается, то определенное содержание отно­шений, фиксируемое сознанием как должное быть, выступает как предпосылка этой нормы. Нор­ма – это пра­ви­ло долж­но­го, ко­то­рое от­ра­жа­ет оп­ре­де­лен­ное су­щее; в сво­ей ос­но­ве правила долж­ного ис­хо­дят из су­ще­го – полезного, цен­ного, при­вычного, традицион­ного или усто­явшегося. Са­мо по­ня­тие социальной нор­мы пред­по­ла­га­ет нор­маль­ное со­циальное су­щее. Нор­мы не порождают, а фик­си­ру­ют оп­ре­де­лен­ное су­щее с мо­дальностью долженство­ва­ния. Ес­ли же за­ко­но­да­тель предписы­ва­ет новое пра­ви­ло долж­но­го, ко­то­рое еще не дей­ст­ву­ет в об­ще­ст­вен­ной жиз­ни, то это еще не соци­альная нор­ма, а про­сто во­ля за­ко­но­да­те­ля. Ко­гда по­же­ла­ние за­ко­но­да­те­ля во­пло­тит­ся в об­ще­ст­вен­ных от­но­ше­ни­ях, то­гда и мож­но бу­дет го­во­рить о нор­ме, а до тех пор это бу­дет не­что предполагае­мое, же­лае­мое, тре­буе­мое, но еще не нор­маль­ное. Ес­ли за­ко­но­да­тель по­ве­лел счи­тать не­что нор­маль­ным, то это еще не зна­чит, что он дей­ст­ви­тель­но соз­дал или сфор­му­ли­ро­вал нор­му. Ибо воз­можно, что в ситуа­циях, предусмотренных за­коном, в дей­стви­тель­ности будет про­ис­ходить – как правило – не то, что предписано за­коно­дателем, а нечто иное.

Социальные нормы (модели, эталоны, пра­вила поведения) существуют в трех “ипостасях”: как оп­реде­ленное со­держание общественных отношений, призна­ваемое нормальным; как содержание общественного созна­ния, выраба­тывающего и хранящего норму; как содержание устного или письменного авторитет­ного текста, в ко­тором сформу­лированы нормы (в частно­сти, содер­жание офи­циального текста, закона).

Не может быть таких социальных норм, кото­рые объекти­виру­ются посредством лишь одного или двух спо­со­бов бы­тия.

Во-первых, социальная норма не может объективиро­ва­ться только в общественном сознании. В противном случае это бу­дет не норма, а идея, установка, пожелание, ожида­ние, мечта и т.п.

Во-вторых, абсурдно говорить о норме (правиле долж­ного), проявляющейся только в фактических общественных отношениях. Если в них и проявля­ются не­кие объективные закономерности (т.е. такие, которые не зависят от воли и сознания уча­ст­ни­ков отношений), то это – не социальные нормы, а некие “правила сущего”, аналогичные зако­нам природы. Так, со­ци­альное по­ведение людей подчиняется не только социаль­ным нормам, но и естествен­ным, т.е. инстинктив­ным, гене­тически запрограм­мированным диспо­зициям поведе­ния. Причем эти диспози­ции могут проти­воре­чить правовым нормам цивили­зованного общества, и тогда они выступают как одна из при­чин право­нарушений, преступ­ности.

В-третьих, любая социальная норма предполагает ее формулирование в авторитетном устном или письменном тексте (авторитетном для адресатов нормы). Иначе нормативные представления в общественном сознании не будут иметь достаточной определенности – а норма не может быть неопределенной по содержанию. Следовательно, должны быть авторитетные субъекты, определенно формулирующие норму и поддерживающие ее своим авторитетом. Степень авторитета и авторитетности текста нормы может быть разной, но без них нет нормы. Авторитетными выразителями нормы могут быть просто люди, уважаемые в круге лиц, в котором действует норма. Что касается общесоциальных норм, то с возникновением публичной политической власти почти все общесоциальные нормы, обязательные для всех членов властно объединенного сообщества, формулируются в официальных текстах, издаваемых публично-властными субъектами.

Однако если некое правило предписано официаль­ным текстом, например законом, но при этом оно отвергается общественным сознанием или не отвергается, но и не реализуется, или, наконец, никак не проявляется ни в обще­ственном сознании, ни в общественных отношениях, то это – не норма, а авторитетное требование нормы, кото­рое не стало нормой и, возможно, никогда не станет нор­мой. Если приказ за­конодателя о новом правиле так и остается на бу­маге, то нет никаких ос­нований утвер­ждать, что законода­тель создал социальную норму. В этом случае была неудавшаяся по­пытка за­ко­но­дателя создать социальную норму, или можно говорить о псевдонорме и даже о “притворной норме” – законодательном установлении без намерения создать норму, о котором заранее известно, что вы­полнить его нельзя. Тем не менее у всех народов встречаются официальные предписания, которые они обходят или открыто нарушают, но отказываются отвергнуть. В таком случае нормой является не официальное предписание, а его нарушение.

В то же время возможны законоположения, которые сначала отвер­гались обще­ственным сознанием, противоречили ценност­ным уста­нов­кам большинства, поддерживались только принуждением, но стали нормами. Законоположения могут быть реа­лизованы в общественной практике чисто силовым путем, насилием или угрозой его применения. Ибо власть может быть столь силь­ной (например, в тоталитарном обществе), что она спо­собна заста­вить выпол­нять любой при­каз.

И все же социальные нормы не могут держаться только на силе. Либо норма, вводимая силовым путем, так и не станет соци­аль­ной нормой в собственном смысле и прекратит свое суще­ство­ва­ние, как только ослабеет поддерживающая ее сила. Либо она по­степенно изменится, адаптируется к установкам об­ществен­ного созна­ния. Либо изменится само общественное сознание.

Правовые нормы объек­ти­виро­ваны в правосознании, правоотно­ше­ниях и авторитетных юридических текстах.

Право­вые нормы, не сформулированные в офици­альном тексте (хотя и зафиксированные в иных авторитетных текстах, устных) – это нормы в форме обычая; они не имеют официальной формы. В развитых правовых системах почти все пра­вовые нормы формулируются в официальной форме законов, прецедентов и т.д. Но со­ци­альное бытие официально установ­ленных норм права не сво­дится к правовым законам. Не может быть правовой нормы, которая ус­тановлена в законе, но не объек­тивирована в право­сознании и правоотношениях.

Здесь нужно сделать следующую оговорку. Законодатель может не только регули­ро­вать (пытаться регулировать) повседневные отношения, но и предусматривать регулирование гипотетиче­ских соци­аль­ных ситуаций – таких, которые могут воз­никнуть (но могут и не возникнуть) в будущем. Если зако­нодатель связы­вает уста­новленное им правило с возникно­ве­нием обстоя­тельств, которые встречаются в повсе­дневной жизни, то законоположение, чтобы быть нормой, должно быть реализовано в повседневной жизни. Но если зако­нодатель имеет в виду обстоятельства, которых еще не существует, или случаи, кото­рые возникают редко (например, отре­ше­ние президента от должности или принятие новой кон­ститу­ции), то он предписывает правило, которое мо­жет быть реализовано постольку, поскольку со­от­ветствующие обстоятельства могут воз­никнуть в бу­ду­щем. Вместе с тем такое правило должно быть реализо­вано при наступлении соответст­вую­щих об­стоя­тельств. В отношении таких законов действует презумпция нормотворчества законодателя.

Правовые законы, правовые от­но­ше­ния и правосознание – это правовые явления, которые сле­дует рассматривать как равнозначные способы бытия право­вых норм. Ошибочность распространенной в постсоветской легистской литературе конструкции “правовая система” заключается, прежде всего, в том, что правовые нормы рассматриваются как специфические правовые явления и ставятся в один ряд с другими правовыми явлениями. Между тем нормы – не самостоятельные правовые явления, а лишь содержание правовых явлений. Получается, что в теоретической конструкции “правовая система” нормы права (как элементы этой системы) фигурируют дважды: нормы как таковые и те же самые нормы, но уже в виде правовых явлений – правоотношений, правосознания и т.д.

Из того, что правоотношения и пра­восозна­ние яв­ляют собой способы бытия правовых норм, не следует, что все содер­жание этих правовых явлений сво­дится исключи­тельно к право­вым нормам. В правоотношении его участники (стороны) связаны субъективными правами и юридическими обя­зан­но­стями. Совокупность типичных правовых отно­ше­ний, мно­жество правоотношений с одинаковым содержа­нием – это одно из проявлений, или один из способов бытия пра­во­вой нормы.

Вместе с тем возможны такие правоотношения, содержа­ние которых не описыва­ется существующими пра­вовыми нормами. Точнее – не все­гда правоотноше­ния возникают пос­тольку, поскольку есть норма права. Правоотноше­ние возможно и то­гда, когда нет нормы. Име­ется в виду, что нет не только соответст­вующего закона (нормативного установления), но и обычая.

Так, частнопра­вовое отношение (правоотношение между ча­стными лицами) обычно воз­ни­кает в результате заключения правового договора. Договор, как правило, за­клю­чает­ся на ос­но­ве пра­во­вой нормы, зафиксированной в за­ко­не или существую­щей в форме обычая. Однако в от­но­ше­ни­ях частных лиц действует принцип “все, что не ­за­пре­щено пра­вом, раз­ре­ше­но”. По­этому даже в развитых право­вых системах воз­мож­ны и не­ти­пич­ные, ра­нее не встре­чав­шие­ся и в этом смыс­ле “не­нор­маль­ные” до­го­во­ры. Такие до­го­воры могут пред­шест­во­вать появлению новой нормы права – обычной или официальной.

Кроме того, для возникновения правоотно­шений нередко тре­буются официальные правоустановительные акты (су­деб­ные или ад­ми­ни­ст­ра­тив­ные ре­ше­ния). Это не норматив­ные, а инди­виду­альные акты (приказы, распоряжения, при­го­воры, по­ста­новления и т.д.). Их издают государственно-властные субъек­ты, кото­рые, в силу своего законного правового статуса, компе­тентны устанавли­вать права и обязанно­сти сторон правоот­ношения.

Индивидуальные акты должны быть нор­мо­при­ме­ни­тель­ными, должны быть актами, основанными на норме права. Но возможно и издание индивидуального акта (принятие пра­вового решения) ad hoc. Это означает установление прав и обя­занностей, исходя лишь из обстоятельств самого ад­ми­ни­ст­ратив­ного или судебного дела, по которому принимается решение. Решения ad hoc при­ни­ма­ются тогда, ко­гда нет соответствующей нормы права. По­этому такие решения характерны для историче­ски неразви­тых пра­вовых систем. В развитых правовых сис­темах, особенно, вромано-германских, издание ин­дивидуаль­ных ак­тов ad hoc допускается как исклю­чение из об­щего пра­вила. В то же время решение ad hoc мо­жет стать нор­мативным преце­ден­том, т.е. может привести к появлению но­вой нормы. В стра­нах общего права реше­ниями ad hoc явля­ются креативные су­дебные прецеденты.

Таким образом, правоотношения и порождающие их офи­ци­альные акты и до­го­воры – это правовые явления, со­держа­ние которых должно быть предусмот­рено правовыми нор­мами. Но есть исключе­ния – акты, изданные ad hoc, и “ненормальные” дого­воры. Причем (1) и те, и дру­гие не характерны для разви­тых правовых систем, и (2) обычно они предше­ст­вуют появлению новой нормы права или даже создают но­вую норму (в виде прецедента). Следова­тельно, и здесь по­нятие правовой нормы остается ключевым для объяснения содер­жа­ния правовых явлений.

Правосознание – один из спосо­бов бытия пра­во­вых норм на­ряду с текстами правовых зако­нов и право­выми отноше­ниями. В нормах права фиксируются нормальные, полезные, юри­ди­чески ценные модели поведе­ния субъ­ектов права. Они устанавливаются постольку, по­скольку пра­во­сознание оценивает содержание тех или иных отноше­ний как юридически должное, нормальное или, на­оборот, юриди­чески вредное, не­нор­мальное. Поэтому право­вые нормы, закрепленные законом или обычаем, выра­жают содер­жащуюся в обществен­ном право­сознании и в правосознании законодателей оценку пред­шест­вующего опыта правового обще­ния.

Вместе с тем правосознание – многомерное яв­ле­ние, и его содержание не исчерпывается нормами права.

В частности, правосознание вклю­ча­ет в себя знание о действующих право­вых нор­мах. Но это знание производно от право­вого опыта кон­кретных индивидуальных и групповых субъ­ектов, от их знания правовых законов, от уровня их право­вой куль­туры и т.д. В правосознании от­дельных групп и, тем бо­лее, инди­видов ре­ально су­щест­вующие нормы права могут иска­жаться. Для не­ко­то­рых же групп ха­рактерна пра­вовая неграмот­ность.

Кроме того, индивидуальное, а иногда и групповое, пра­во­сознание выражает эмоции, настроения, чувства и другие про­яв­ления субъективно-иррационального восприятия права, ко­то­рые могут не иметь никакого нормативно-право­вого ха­рак­тера.

Наконец, наиболее прогрессивное индивидуальное или груп­повое правосознание может выражать притяза­ния на такую правовую свободу, ее объем и содержание, кото­рые еще не достигнуты и не стали нормой в существующей правовой культуре. Речь идет именно о пра­вовых притязаниях – требо­ваниях свободы, рав­ной для всех. Так, в Новое время в западноевропейской пра­вовой культуре в правосоз­нании третьего сословия постепенно вызревали фундаментальные правовые притяза­ния, которые лишь сегодня признаны европейскими стандартами правовой свободы. Сна­чала эти групповые правопри­тязания (на равно­правие независимо от религи­оз­ных и со­словных разли­чий, на государ­ственное при­знание и защиту равной для всех личной свободы, безопасно­сти и собст­вен­но­сти, на политиче­скую сво­боду) опережали уровень развития общей правовой культуры и не могли определять государственно-правовую действительность. Пока они оставались революционным правосознанием части общества, они не могли быть всеобщей нормой.

Периодически возникающие в любой правовой культуре новые притязания на официальное признание и защиту большей правовой свободы служат проявлением исторического прогресса права и государства. Это нормативные притязания, т.е. такие, содержание кото­рых может и должно трансформироваться в систему правовых нор­м. Но первона­чально они существуют только в правосознании, следова­тельно, еще не существуют как социальные (право­вые) нормы.

Формой права называются формы, или способы, установления (внешнего выражения) правовых норм, субъективных прав и юридических обязанностей. Различаются официальная и неофициальная формы права.

Официальная форма права – это официальные государственно-властные акты, нормативные или индивидуальные. Право может быть выражено и должно выражаться в форме государственно-властного акта – в форме акта волеизъявления государственно-властного субъекта, каковым может быть законодательный орган, суд и даже народ (совокупность граждан), если официальный акт принимается путем референдума.

Неофициальная форма включает в себя обычай и договор частных лиц. Правовая норма может быть выражена в форме обычая – в форме согласия некоего круга субъектов права относительно правил их поведения, в форме признания и одобрения субъектами права определенного круга некой общей для всех модели поведения. Конкретные субъективные права и юридические обязанности могут быть выражены в форме договора. Сила договора, прежде всего, в том, что договоры должны соблюдаться, а иначе они бессмысленны. В случае же нарушения договора санкции к нарушителю должны применять государственно-властные субъекты, если они признают договор действительным, не противоречащим праву.

Договор частных лиц и официальный индивидуальный акт – это простейшая форма права. Форма выражения пра­вовых норм – это уже более сложная форма права. В нормах права абст­рактно опи­сываются права и обязанности. Следовательно, форма вы­раже­ния право­вой нормы (например, закон) – это одно­вре­менно форма выра­жения прав и обязанностей, абст­рактно описанных в этой норме.

Нормы права реализуются и конкретизируются в индивиду­аль­ных актах и договорах. В этом смысле индивидуальные акты и до­го­воры пред­ставляют собой форму реализации норм права. Но индивидуальные акты ad hoc и не­ти­пичные (“ненормальные”) договоры уже нельзя рассматривать как форму реа­лиза­ции право­вых норм. Права и обязан­ности могут устанавливаться в индиви­дуальных актах и до­говорах независимо от наличия нормы. Следовательно, эти акты представляют собой самостоя­тельную форму права. В форме индивидуальных актов и договоров может быть установлено право, не предусмотренное законами или обычаями.

С точ­ки зре­ния ле­ги­стов, фор­ма выражения пра­вовых норм – это только официальные государственно-властные акты, в ко­то­рых властно устанавливаются нормы. Легисты не признают самостоятельной неофициальной формы права и един­ст­вен­но воз­мож­ной фор­мой пра­ва считают за­ко­ны, нор­ма­тив­ные пре­це­ден­ты и дру­гие офи­ци­аль­ные ак­ты нормативного характера. У этих ак­тов в юрис­пру­ден­ции есть дру­гое на­зва­ние – ис­точ­ни­ки пра­ва в фор­маль­ном смыс­ле. По сущ­еству, ле­ги­сты ото­жде­ст­в­ля­ют фор­му пра­ва с ис­точ­ни­ка­ми пра­ва в фор­маль­ном смыс­ле. Они сво­дят фор­му пра­ва к офици­альной форме признания, установления или выражения социальных норм. Обычай они признают формой права лишь тогда, ко­гда он склады­вается в процессе осу­щест­вления власти или когда он официально санк­ционирован. Они считают пра­вовым любой офици­ально при­знан­ный обы­чай независимо от его со­держания. Неправовой, но властно признанный обычай они назовут правовым обычаем. Наоборот, если обычай не санкционирован, то легисты не признают его формой права.

2. Отождествление норм и законоположений – проявление вульгарного легизма, неспособности различить нормы и иные суждения, нормативные и иные законоположения. Здесь срабатывает примерно следующая логика: право – нормы, установленные в законе, независимо от содержания; следовательно, все содержание закона – это право, т.е. нормы права; следовательно, все законоположения суть нормы права.Правда, оказывается, что эти “нормы” (законоположения) бывают самые разные – “нормы-правила”, “нормы-цели”, “нормы-принципы”, “нормы-определения” и т.д.

Следует различать понятия “официальная правовая норма”, “официальное правоположение” и “законоположение” (“офи­циальное установление”).

Во-первых, не все официальные правоположения, содержа­щиеся в нормативных юридических текстах (в правовых зако­нах), являются нормами права. Нормы (правила) в абстрактной генерализованной форме описывают субъективные права и юридические обязанности.

Во-вторых, не все законоположения являются правовыми. Официально могут быть установлены и неправовые положения (моральные нормы, технические нормы, привилегии и т.д.), и даже противоправные положения.

В-третьих, не все законоположения являются норматив­ны­ми. В официальной форме могут быть выражены рекоменда­ции, декларации, заклинания, просто бессмыс­ленные положения, оценочные суждения, не порождающие субъективных прав и обязанностей, и подобные положения, наличие которых в юридическом тексте в лучшем случае равносильно их отсутствию.

Например, ч.1 ст.37 Конституции РФ гласит: “Труд свобо­ден. Каждый имеет право свободно распоряжаться своими спо­собностями к труду, выбирать род деятельности и профессию”. Если это правоположение, то оно ничего не добавляет к уже провоз­глашенному в Конституции РФ (ч.1 ст.22) праву на свободу и личную не­прикосновенность: каждый вправе распоряжаться собой в целом и всеми своими способностями, а не только своей способностью к труду. С таким же успехом можно заявлять о праве ка­ждого свободно распоряжаться своими физиологическими спо­собностями, выбирать род пищи и время для гигиенических процедур и т.д. Причем “право выбирать род деятельности и профессию” не порождает чьей бы то ни было обязанности предоставить человеку оплачиваемую работу по выбранной им профессии. Работа по найму определя­ется не столько свободой, сколько соотношением спроса и предложения на рынке труда.

Более того, это конституционное положение предполагает свободу трудового договора: никто не вправе препятствовать человеку, свободно распоряжающемуся своими способностями к труду. Но в таком случае трудовое законодательство, запрещающее договоры, ухудшающие положение работника в сравнении с законом, следует расценивать как антиконституционное, нарушающее право каждого свободно распоряжаться своими спо­собностями к труду.

Таким образом, наличие ч.1.ст.37 Конституции в лучшем случае можно было бы считать равносильным ее отсутствию. Однако подоб­ные декларации в главе о правах человека вредят авторитету Конституции, девальвируют содержащиеся в ней правоположе­ния, вызывают впечатление, что и другие консти­туционные по­ложения о правах человека имеют декларативный характер.

Содержание официальных юридических текстов составляют, прежде всего, правоположения. Но не все правоположения официальных текстов суть нормы права. В числе право­положений важную роль играют правовые дефиниции, т.е. пра­воположения, которые объясняют термины, используемые в нормах, но сами не предусматривают субъективные права и юридические обязанности. Они не имеют логической структуры нормативного регулирования (гипотеза и диспозиция).

Также к правоположениям относятся правовые принципы. Последние суть абстрактное выражение смысла некоего множества правовых норм. Знание принципов права позволяет судить о существующих нормах (иных законоположениях) как о соответствующих либо противоречащих принципиальным правоположениям. Но принцип не заменяет норму. Руководствуясь принципиальными правоположениями, зная какими “в принципе” должны быть правовые нормы, эти нормы еще нужно сформулировать в процессе правоустановительной деятельности. Например, принцип соразмерности наказания преступлению заставляет законодателя при составлении уголовного кодекса устанавливать наказание за грабеж, более суровое нежели наказание за кражу, но каким именно должно быть наказание, из этого принципа еще не ясно, и законодатель формулирует множество норм, устанавливающих наказание за грабеж и его отдельные виды. Исходя из принципа “никто не может быть судьей в своем деле”, следует признать противоправной норму, обязывающую суд при установлении определенных фактов возбуждать уголовное дело; но из этого принципа не ясно, кто при наличии этих фактов и в каком порядке обязан возбудить уголовное дело. Вообще, когда некая норма признается противоправной, поскольку она противоречит правовому принципу, возникает пробел в праве, который должен быть устранен законодателем или преодолен (восполнен) решением высокого суда; в обоих случаях формулируется новая норма – теперь уже такая норма, которая не противоречит правовому принципу.

В правоприменительной деятельности, при осуществлении правосудия принципы права применяются, по меньшей мере, как критерийправомерности нормы закона и допустимости ее применения(в странах прецедентного права высокие суды формулируют новые нормы права путем толкования правовых принципов ad hoc). Например, суды не должны применять законоположения, противоречащие конституционным принципам. Поскольку нормативное законоположение устанавливает права и обязанности, то суд, придя к выводу, что закон установил обязанность в нарушение конституционного принципа, должен объявить законоположение недействительным и считать, что юридической обязанности нет. Так, Конституционный Суд РФ постановил, что в правовом государстве законы о налогах должны содер­жать четкие и понятные нормы. Поэтому необходимые элементы налогообложения (налоговых обязательств) должны быть сформули­рованы таким образом, чтобы каждый точно знал, какие налоги и сборы, когда и в каком порядке он обязан платить, а все неустранимые сомнения, противоречия и неясности актов законодательства о нало­гах и сборах толкуются в пользу налогоплательщика, плательщика сборов (Постановление № 5 2000 г.). Формальная определенность налоговых норм предполагает их дос­таточную точность, чем обеспечивается их правильное понимание и применение. Расплывчатость налоговой нормы может привести к произвольному и дискриминационному ее применению и тем самым – к нарушению принципа юридического равенства и вытекающего из него требова­ния равенства налогообложения, а потому предусмотренный в де­фектных – с точки зрения требований юридической техники – нормах налог не может считаться законно установленным в смысле статьи 57 Конституции РФ (Постановления № 13 и № 161997 г.).

Наконец, правовые принципы позволяют надлежащим образом толковать юридический текст, уяснять смысл содержащихся в нем правовых норм. Например, если нормативное правоположение в равной мере допускает два варианта логического толкования, то следует выбрать тот вариант, который соответствует релевантному принципу права.

Аналогично в процессе толкования используются правоположения о целях юридического текста.

Структура нормы права. В советской доктрине утвердилось ошибочное представление о логической структуре нормы права – так называемая трехчленка (гипотеза–диспозиция–санкция). Поскольку нормативные законоположения (статьи закона), как правило, не формулируются по принципу “если…, то…, иначе…”, т.е. не содержат всех трех названных элементов, предлагалось логически домыслить недостающий элемент правовой нормы или искать его в других законоположениях или законах (даже в законах, относящихся к другой отрасли права: например, гипотеза и диспозиция в конституции, а санкция в уголовном кодексе?!).

В последние десятилетия стала распространяться иная теоретическая позиция по этому вопросу – как реакция на явную несостоятельность “трехчленки”. А именно: с точки зрения структуры различаются два вида норм – регулятивные и охранительные. Первые состоят из гипотезы и диспозиции, вторые – из диспозиции и санкции. Есть несколько модификаций такой теоретической позиции.

Хотя такая позиция выглядит более привлекательной, у нее есть существенный недостаток: все нормы права, рассмотренные с формальной точки зрения, должны иметь одинаковую структуру.

И в основе “трехчленки”, и в основе попыток разделить ее на две “двучленки” лежит одно и то же недоразумение. Сторонники и той, и другой позиции перепутали норму права (правило поведения, формулирующее права и обязанности) и логическую структуру, логический принцип соционормативной регуляции. “Если…, то…, иначе…” – это не структура отдельной правовой нормы. Это структура, или принцип, соционормативной регуляции в целом.

Как объясняет нормативная логика, принцип соционормативной регуляции заключается в следующем. Во-первых, описывается ситуация, в которой поведение признается значимым для данной системы соционормативной регуляции. Во-вторых, формулируется правило поведения в этой ситуации, права и обязанности. В-третьих, предусматриваются негативные последствия для тех, кто нарушает установленное правило. Получается “если…, то…, иначе…”, причем, что именно будет “иначе”, зависит от того, что именно будет сделано “не то”.

Этот принцип ошибочно интерпретировали как логику построения, логическую структуру отдельной правовой нормы.

В действительности принцип соционормативной регуляции реализуется не установлением одной нормы для каждой отдельной ситуации, а посредством множества норм, каждая из которых нуждается в дополнении другими. Именно в этом заключается системная связь норм права.

В нормативной логике давно известно, что норма права состоит из двух элементов – гипотезы и диспозиции. Никакого третьего элемента (санкции) в одном ряду с гипотезой и диспозицией быть не может.

Гипотеза правовой нормы – это описание регулируемой ситуации, точнее – описание ситуации в которой возникают права и обязанности у тех, кто оказывается в этой ситуации, или описание определенного вида субъекта права, у которого всегда, в любой ситуации есть определенные права и обязанности.

Диспозиция правовой нормы – само правило поведения, абстрактно формулирующее права и обязанности.

Отдельная правовая норма гласит: “если (гипотеза)…, то (диспозиция)”. Например, если вы в ситуации А, то вы вправе… и обязаны… Или: если вы субъект Х, то вы вправе… и обязаны… Причем гипотеза не является обязательным элементом правовой нормы. Гипотеза объясняет, когда действует диспозиция, на кого она распространяется. Если некие права (и обязанности) всегда есть у каждого индивида (фундаментальные права человека), и поскольку индивид есть исходный субъект права, то диспозиции об этих правах не нуждаются в гипотезе (“каждый” – это не гипотеза, нормативная логика в таких случаях говорит о нулевой гипотезе). Если речь идет о правах гражданина, то здесь уже появляется гипотеза – “гражданин”. Также многие правовые запреты (убивать, воровать, оскорблять и т.д.) адресованы всем и каждому, следовательно, имеют нулевую гипотезу.

Согласно описанному выше принципу соционормативной регуляции, правовое регулирование (регулирование посредством системы правовых норм) происходит следующим образом (имеет следующую структуру). Во-первых, для некой исходной юридически значимой ситуации устанавливается (складывается, формулируется, санкционируется и т.д.) первая норма (Н): если Г, то Д. Эта норма предписывает, что должно или что не должно делать с точки зрения обеспечения правовой свободы. Далее устанавливается Н 1, которая предполагает, что Д будет нарушена в варианте Г 1, и гласит: если Г 1, то Д 1. Затем устанавливается Н 2, которая предполагает, что Д будет нарушена в варианте Г 2, и гласит: если Г 2, то Д 2, и т.д.

Нормы, начиная с Н 1, вплоть до Н n, (нормы второго ряда) представляют собой негативную реакцию правовой системы на разные варианты нарушения, условно говоря, позитивной диспозиции (нормы первого ряда). Диспозиции норм второго ряда устанавливают негативные последствия для тех, кто нарушает норму (нормы) первого ряда. Совокупность норм второго ряда, по существу, означает то, что в “трехчленке” называется санкцией.

Причем, как правило, есть множество вариантов нарушения нормы первого ряда, поэтому очень редко санкцию можно исчерпывающе выразить одним правоположением “иначе…”. Например, Н: никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда (Г: если нет соответствующего решения суда, Д: запрещается лишать субъекта его имущества). Санкция для состоит из множества норм, прежде всего, уголовного права. Г 1: если кража, т.е. тайное похищение имущества, то Д 1; Г 1а: если квалифицированная кража в варианте (а), то Д 1а; Г 1n: если квалифицированная кража в варианте (n), то Д 1n; Г 2: если грабеж…, то Д 2; и т.д. Кроме того, есть множество норм гражданского права, устанавливающих последствия нарушения Н без признаков состава преступления. Таким образом, рассмотренную норму, гарантирующую собственность, и нормы, обеспечивающие ее действие, с точки зрения юридической техники крайне затруднительно (и не нужно) описывать по принципу “если…, то…, иначе…”.

Противоположный пример: запрет превышения скорости (Д) при езде на автомобиле (Г) можно нарушить лишь в одном, максимум, в двух вариантах – превысить скорость несущественно или существенно. Нормы второго ряда гласят: если скорость превышена несущественно (Г 1), то Д 1, если существенно (Г 2), то Д 2. Такую простую нормативную конструкцию можно выразить одним законоположением типа “если…, то…, иначе…”: превышение скорости наказывается штрафом…, существенное превышение скорости – штрафом…

Наконец, есть нормы, которые логически допускают единственный вариант их нарушения, и поэтому всегда формулируются по принципу “если…, то…, иначе…”. Это нормы, которые запрещают делать “не так”, независимо от того, как именно будет сделано не так. Например, Г: внешнеэкономическая сделка, Д: требует письменной формы, С: иначе она недействительна. Таково законоположение (“Несоблюдение простой письменной формы внешнеэкономической сделки влечет недействительность сделки”). Но на самом деле здесь две нормы: Г: внешнеэкономическая сделка, Д: требует письменной формы; Г 1: если требование Д не соблюдено, Д 1: сделка недействительна.

Таким образом, санкциями в юридической догматике называют определенные диспозиции правовых норм, а именно, такие, которые описывают негативные последствия для тех кто нарушает диспозицию другой нормы. В этом контексте можно называть нормы регулятивными и охранительными. Но следует иметь в виду, что поскольку все нормы права находятся в системной связи, то можно выстраивать не два, а множество системно связанных логических рядов правовых норм, и при этом норма определенного ряда будет “охранительной” по отношению к норме предыдущего ряда, и она же будет “регулятивной” для нормы следующего ряда. Например, в первый ряд входит запрет убивать (Н), во второй – соответствующие нормы уголовного права (Н 1, Н 2, …Н n): “если судья (суд) установил, что Н нарушена способом Г n, то он обязан назначить наказание, предусмотренное в Дn”. В третий же ряд входят нормы (Н 01, Н 02, … Н 0n), устанавливающие негативные последствия для судьи, нарушающего обязанности Дn: “если судья нарушил обязанность Дn в варианте Г 01, то Д 01” (например, приостановление или прекращение полномочий, наказание за вынесение заведомо неправосудного приговора), и т.д. Следовательно, Н n является “охранительной” нормой для Н, но “регулятивной” нормой дляН 0n. Кроме того, все нормы что-то регулируют, поэтому их деление на регулятивные и охранительные представляется терминологически неточным.

В доктрине есть множество классификаций правовых норм. При этом нередко различаются разновидности не собственно норм, а нормативных законоположений.

Виды собственно норм права различаются в за­ви­симости от отраслевой при­надлежности: нормы кон­ститу­цион­ного, ад­минист­ративного, гражданского, уголов­ного (материального права) и про­цессуального права. Кроме того, из вышесказанного вытекает возможность, с оговорками, различать регулятивные и охранительные нормы. Охранительная – это норма, гипотеза которой предусматривает определенное нарушение диспозиции другой нормы права.

По сфере действия различаются нормы общие и спе­ци­аль­ные, устанавливающие исключе­ние, изъятие, ча­ст­ный слу­чай первых. А именно, гипотеза специальной нормы составляет частный случай того, что описано в гипотезе общей нормы.

Наконец, можно различать нормы в зависимости от их юридической силы, связывая ее с видом источника права и компетенцией государственного органа, создающего или санкционирующего юридический текст. В этом контексте Р. Давид писал о первичных и вторичных нормах, имея в виду что вторичные по отношению к закону юридические тексты, которые создаются судами, судебной практикой, de facto могут содержать нормы права, отличные от нормативных законоположений.

Все иные классификации относятся к нормативным законоположениям.Например, за­прещающие, обя­зывающие и управомочивающие – это не нормы права, а способы изложения диспозиций и соответствующие законоположения. Все нормы права являются обязывающими. Если из законоположения не вытекает чья-либо обязанность, то в этом законоположении нет диспозиции. Соответственно, не бывает правовых норм “поощрительных” и, тем более, “рекомендательных”. “Поощрительная” норма права предполагает юридическую обязанность “поощрить”, т.е. выполнить определенные действия в пользу субъекта, отвечающего требованиям, сформулированным в гипотезе. В противном случае речь должна идти не о норме права, а о произволе: могут поощрить, а могут и не поощрить (как известно, “Государь жалует нас не по заслугам”).

В доктрине есть устоявшиеся, хотя и неудачные, термины “императивные нормы” и ”диспозитивные нормы”. Во-первых, любая норма права императивна, ибо она не “рекомендует”, а предписывает, императивно устанавливает определенные права и обязанности для определенной ситуации. Во-вторых, она диспозитивна в том смысле, что в ней есть диспозиция определенного поведения, выраженная в предписании обязанностей, корреспондирующих правам. Но дело не только в терминологии.

По существу речь идет о двух способах (методах) государственно-властного, законодательного воздействия в сфере правового регулирования. Первый способ (“императивные нормы”) исключает усмотрение, свободное волеизъявление субъектов права и подчиняет их поведение обязательному правилу. Второй способ (“диспозитивные нормы”) допускает такое усмотрение и свободное волеизъявление по принципу “не запрещенное разрешено”.

При втором способе соответствующее законоположение содержит по существу не одну, а две нормы. Первая норма имеет неопределенную диспозицию, т.е. предлагает сторонам некоего отношения, описанного в гипотезе, самостоятельно определить права и обязанности по принципу “не запрещенное разрешено”. Вторая норма имеет определенную диспозицию (предписывает определенные права и обязанности) и кумулятивную гипотезу (во-первых, описание некоего отношения и, во-вторых, предположение, что стороны не установили иные права и обязанности). Первая норма логически поглощается второй нормой: вторая норма предполагает наличие первой. Поэтому в диспозитивном законоположении, по правилам законодательной техники, достаточно сформулировать лишь вторую норму.

Признаком диспозитивного законоположения служит формулировка “если иное не установлено (не преду­смотрено) договором…”. Но возможна и более сложная форму­лировка: “если иное не предусмотрено законом или догово­ром…”. Последняя означает, что законодатель устанавливает общее правило, но предполагает иное регу­лирование специальным императивным за­коном. Общее правило действует лишь тогда, когда, во-первых, нет специального императивного закона и, во-вторых, иное не установлено договором.