Глава 16. Когда мы с Майлзом закончили подготовку к шоу, полог тента открылся и вошла китаянка, с которой мы с Коулом подружились

Когда мы с Майлзом закончили подготовку к шоу, полог тента открылся и вошла китаянка, с которой мы с Коулом подружились. Улыбающийся младенец был у нее на бедре.

– А, привет! – сказала я, спрыгивая со сцены.

Она пару раз поклонилась, широко улыбаясь:

– Здравствуйте, здравствуйте!

– Мы, кажется, не представились. Я Люсиль Робинсон.

Я показала на себя пальцем, не очень понимая, насколько она владеет английским. Потом я поклонилась.

– Я Сяо Жэ, – сказала она приятным голосом. Потом показала на ребенка: – Это Сяо Лай.

– Очень приятно.

– Коул есть?

Я оглянулась через плечо. Она хочет сказать…

– Меня тут звали? – спросил Коул, входя через задний разрез тента и улыбаясь во весь рот Жэ и ее мальчику. Он побрился, переоделся в костюм для выступления – облегающие черные брюки, рубашка в тон, сверкающий красный жилет с огромными черными пуговицами. Лай тут же к нему потянулся, и Коул подхватил его под мышки и закружил. Мальчик смеялся и взвизгивал.

– Вы сегодня выступать? – спросила Сяо Жэ застенчиво. Было видно, что наряд Коула ей понравился.

– Ага, придете? Если будет время, я попробовал бы Лая вставить в своей номер. В жонгляж.

Она радостно кивнула.

– Да, мы будем. – Она дотронулась до его руки и добавила: – А потом вы приходили смотреть акробаты в конец недели. Да? У вас билеты еще есть?

Коул кивнул в ответ:

– Ага. Если ничего такого не случится, обязательно будем.

Он отдал младенца матери, она еще немного покланялась и они ушли.

М‑да. Читать ему нотацию или спустить так?

– Ты всегда так действуешь на женщин и младенцев? – спросила я.

Коул сунул руки в карманы и скромно потупился.

– Почти всегда.

– А я бы сказала, что ты просто охмуряла.

– Никогда не охмуряю замужних женщин, – возразил он с совершенно честным лицом. Правда, что ли? Как‑то я не была убеждена, что поверила ему до конца. И он, кажется, это понял. – А тебе показалось, что я ее охмуряю? – спросил он с напором.

Я посмотрела на выражение его лица – почти то же, что обычно. Но обычно он как раз охмурежем и занимается.

– Может быть.

Он тут же оказался рядом со мной, улыбаясь, как законченный псих.

– Это значит, я последнее время недостаточно активно охмурял тебя. – Он схватил меня за руку и покрыл эту руку поцелуями сверху донизу, мыча, как влюбленный француз: – М‑ма, м‑ма, м‑ма, шарман, мадемуазель!

– Господи, какой же ты козел!

Вопреки моему возмущению это было щекотно, и когда он добрался до кисти, я уже смеялась – но тут он остановился в неподдельном ужасе.

– Что за хрень?

Вот тебе и повеселились. Смешок у меня пересох, как ручей в пустыне.

– На сборщика нарвалась, – объяснила я кратко.

– Надеюсь, ему хуже пришлось, чем тебе.

– Это вряд ли. Он сбежал прежде, чем я успела что‑нибудь сделать.

– Женщина, тебе нужен телохранитель.

– Пожалуй, я сама виновата. Он был очень зол за того сборщика, что я убила вчера. Ты же знаешь поговорку: сперва смотри, в кого стреляешь.

– Поговорка?

– Ага. И она, кстати, относится и к тому, с кем можно дружить на работе. Ты понимаешь, что ты своих новых друзей, быть может, усадил в один зал с Чень Луном?

– Вообще‑то да. Насколько я понимаю, их папочка – один из его акробатов, и они на какое‑то время в его власти. Это еще значит, что они могут чего‑то знать, что нам поможет.

– Ты не слишком уверен в изобретениях Бергмана?

– Просто строю запасные планы на всякий случай.

Я посмотрела на этого жеребца двадцати шести лет, который любит женщин и детей, но не женат, который потерял свой бизнес, но нашел способ продвигаться дальше, который хлопает пузыри жвачки, как шестиклассник, и умеет принимать точные, обдуманные, профессиональные решения.

– Не приходится удивляться, что ты вписался. Ты такой же завернутый, как мы.

Он повел бровями, будто на что‑то намекая.

– У тебя ушло очень много времени, чтобы это понять. Кстати о времени: уже почти стемнело, дорогая моя красавица. Не пора ли тебе облачиться во что‑то, не столь непрозрачное?

Сценический костюм. Я так глубоко ушла в отказ от танца живота, что даже еще костюма не видела. Так, если я хочу что‑нибудь подогнать в костюме, который обещает быть слишком сексуальным, то заняться этим надо сейчас. Я выбежала из‑под тента, наполовину желая, чтобы недавно обретенная неуклюжесть позволила мне сломать ногу по пути к шкафу и, насколько я могла судить, к ожидающей меня мрачной судьбе.

Когда я вернулась в фургон, Вайль уже поднялся. В мрачном настроении. И первые его слова, когда он вошел в кухню, были:

– Я хочу с тобой поговорить. Выйдем на улицу.

А мне хотелось по чему‑нибудь крепко стукнуть: вопреки своим задетым чувствам, я все еще тепло (ладно, не буду врать – горячо) реагировала на его наряд. Он для представления оделся в такое ретро, что был бы вполне уместен в постановке «Рождественских рассказов» Диккенса. Но брюки были вполне обтягивающие, пиджак должной длины, рубашка открывала достаточно волос на груди, чтобы мне хотелось просто сползти по стене, не отводя глаз.

Я вышла за ним. Мы подошли к воде, и я старалась не идти с виноватым видом, подавить такое чувство, будто меня поймал декан за курением в туалете.

– Что сегодня произошло? – спросил он без малейшего юмора. – Ни Кассандра, ни Бергман подробностей не сообщили.

– Не удивляюсь. У тебя такой вид, будто ты готов налететь на всех сразу и разорвать на части.

– Так и есть! – Он сообразил, что почти кричит, и понизил голос: – Считай, что это официальный доклад и ничего не пропускай. Пошла.

Пошла? Я что ему, спортсменка на старте? И какого чета он изъясняется как в сериале «Я, шпион»?

С растущим чувством «да пошел ты сам!» я выдала ему этот дурацкий доклад: сон, сборщик, больница, таблетка‑убийца, Сяо Лай и все вообще.

Когда я закончила, он стоял, глядя на меня, рука в кармане серых слаксов, другая зажимает трость так сильно, что если бы камень выскочил из набалдашника, я бы не удивилась.

– А почему от тебя пахнет Коулом?

– Это мы просто дурачились. – Глаза Вайля загорелись темной зеленью с золотыми блестками. – Не в том смысле, что ты подумал. В шутку.

Он принялся расхаживать вдоль берега, раздраженно постукивая тростью о мол на каждом шаге. Еще он что‑то бормотал, останавливался и бил по воздуху. Когда он резко обернулся ко мне, я аж вздрогнула, что никак не помогло мне успокоиться. Ну вот ни капельки.

– Ты меня с ума сведешь! – загремел он. – У тебя совсем нет скромности, сдержанности?

– Это ты меня заставляешь вертеть своим имуществом перед толпами психов!

– Это к танцу живота не относится!

– Только к нему и относится!

Кружным путем, но все‑таки…

– Если бы ты не убила вчера того сборщика…

– То убитый им бедняга лишился бы души!

Вайль так ткнул тростью в бетон, что она задрожала.

– Ты сегодня могла погибнуть! И как бы я об этом узнал? Повара с барбекю вдруг пришли бы посплетничать? Или Коул как‑нибудь упомянул бы между свиданиями с Китайской Мамой и Неотразимым Младенцем?

– К чему ты ведешь?

Он постарался снизить голос до того уровня, когда нас – быть может – не услышат в Мексике:

– Я хотел бы как‑нибудь вечером проснуться, не гадая, жива ли ты и придешь ли здороваться.

– Я такая, какая есть, Вайль. Я рискую – иногда это значит, что мне достается. В один прекрасный день может оказаться, что я погибну. И тогда не вернусь. И тебе придется как‑то с этим разбираться.

– А зачем, если ты можешь стать такой, как я?

Эти слова будто вырвали из него невидимой рукой. Он дернулся, как от пощечины. У меня никогда не было подобной энергии, и последняя фраза меня просто оглушила. Вайль хочет меня обратить, чтобы я была с ним вечно? Я даже не знала, плакать мне или блевать.

– Я прошу прощения, – сказал он. – Я не имел права…

– Да, не имел.

Снова наступило молчание. Потом он тяжело и глубоко вздохнул, и я подумала, приятно ли это – вот так вдохнуть всей грудью свежий воздух после того, как целый день не дышал. Судя по его теперешнему состоянию, не особенно. Он повернулся ко мне боком, лицом к заливу, поставив ноги так, будто готовился выбить за поле любой мяч, который я могла бы подать.

– Сны.

– Да.

– Без помощи Грегори… у тебя есть мысли, что делать дальше?

– Есть.

Он обернулся ко мне в удивлении:

– Правда? И какие?

– Я думаю, что мне нужно поговорить с Дэвидом.

– Я так понимаю, что не по телефону?

– Не по телефону.

– Я хочу… – Он прервался, скрипнул зубами. – Ты не была бы против это сделать, когда я бодрствую? Я был бы благодарен за возможность наблюдать за тобой в этот момент.

– Не вопрос.

Вайль подошел ко мне, отвел локон с лица, задев пальцами щеку. Не понимаю почему, хотя его сила так связана с холодом, его прикосновение меня не остужает – ну никак. Легкое касание кожи – и кровь разносит искры пламени по всему телу. Очень трудно было сдержаться, не задышать часто и глубоко.

Это твой босс. Мысленно он уже провел тебя через весь сценарий отношений человека и вампира. Женщина, где твоя гордость?

– Поверь, прошу тебя, – сказал он, – как бы а того ни желал, я никогда не попросил бы тебя стать вампиром. Я знаю, что этого делать не надо.

– Хотелось бы надеяться!

Вот именно, девушка. Хотя бы до тех пор, пока он снова до тебя не дотронется.

Он кивнул:

– Но мне хотелось бы, чтобы ты больше усилий прилагала для продления собственной жизни.

– Теперь ты заговорил совсем как Пит. – Я заметила намек на ямочку у него на щеке. – Послушай, Вайль, я эту работу делать умею. Уж кто‑кто, а ты должен бы знать.

– Я знаю. Но только… все время после Майами у меня перед глазами картина – как ты лежишь без сознания в челюстях Тор‑аль‑Деган. И настойчиво напоминает, насколько ты уязвима.

Вот так. Живешь и не знаешь, о чем думают те, кто рядом с тобой. Я‑то была уверена, что лишь мне одной снятся кошмары, наполненные едкой вонью этой твари и пронизанные ее ярко‑красными щупальцами.

– Жас! – крикнул Бергман из двери фургона. – Полчаса до начала!

– Мне надо одеться, – сказала я Вайлю и улыбнулась, делая вид, что желудок не завязался у меня узлом под ложечкой.

Жас, ты сможешь. Это просто. Представь себе, что ты не перед полным залом незнакомцев, а на пустынном пляже.

– Волнуешься? – спросил Вайль.

– Кто, я? С чего бы? Ха‑ха‑ха!

И я прыгнула в фургон, делая вид, что не слышу недоверчивого смеха Вайля у меня за спиной.

Date: 2015-09-19; view: 422; Нарушение авторских прав