Наука, образование, культура и идеологическая практика

Развитие науки и техники. НТР. В июне 1955 г. Председатель Совмина СССР Н. Булганин публично заявил, что страна с 2-3-летним опозданием стоит накануне особо­го этапа, далеко превосходящего по своему значению промышленные революции, выз­ванные появлением пара и электричества. Впервые упомя­нутая в Советском Союзе НТР уже меняла представления о мире, делала его меньше, усиливала взаимозависимость стран и континентов, создавала новые отношения вчерашних рав­новеликих держав. Вместе с тем, переход к НТР не был од­номоментным. В ряде ключевых направлений научно-техни­ческого прогресса Советский Союз еще в 1950-е годы оказался на уровне или впереди лучших мировых достижений. Такая материально-вещественная их реализация как первая советс­кая ЭВМ (1949), первая в мире АЭС (1954), запуск первого искусственного спутника планеты (1957), начало эксплуата­ции атомного ледокола «Ленин» (1959) стали выдающимися победами отечественной научной и инженерной мысли. Каж­дое из названных достижений опиралось на широкий круг уникальных теоретических разработок. При осуществлении ракетно-космических программ были созданы новые специ­альные виды топлива, жаропрочные конструкционные ма­териалы, исключительно надежные приборы управления, средства радиосвязи и телеизмерений, миниатюрные радио­детали, солнечные батареи. Тем не менее, первые ЭВМ, АЭС, спутники и другие крупные научно-технические достиже­ния 50-х годов больше принадлежали фундаментальной и экспериментальной науке, экономическое их значение было весьма ограниченным. Так, и первая в мире атомная элект­ростанция, и первые электронно-вычислительные машины начала 50-х годов были экономически убыточны. Автомати­ческое производство по изготовлению автомобильных порш­ней оказалось самым расточительным способом выпуска этих деталей. Лишь в начале 1970-х годов впервые была поставлена зада­ча перехода от отдельных, пусть даже блестящих завоеваний науки и техники к широкому освоению новинок НТР в на­родном хозяйстве и выхода советской индустрии на качественно новый технический уровень, «соединить достижения НТР с преимуществами социализма». Новые орудия и средства труда, новые источники энергии ознаменовали полномасш­табное вступление в НТР тогда, когда произошел переход к стадии их технически и экономически целесообразной эво­люции. Так, ввод в промышленную эксплуатацию атомных энергоблоков и прочное положение АЭС в энергетике отно­сится к концу семилетки. В 1963-1964 гг. были пущены Белоярская АЭС им. Курчатова и Ново-Воронежская АЭС. Мощность каждой из них по сравнению с Обнинской стан­цией возросла в 20 раз и достигла 100 тыс. кВт. Пуск АЭС на Урале и в центре России доказывал большое значение атом­ных электростанций как промышленных энергетических предприятий. Если первенец атомной энергетики 1954 г. на­зывался экспериментальной АЭС Академии наук, то Бело­ярская и Ново-Воронежская АЭС вошли в состав Министер­ства энергетики и электрификации СССР. Именно в то время началось формирование отраслевого отряда рабочих и слу­жащих, занятых в атомной энергетике, число которых к середине 1990-х годов возросло почти до 2 млн. чел. Период создания и освоения промышленных АЭС - отправная точка революционных изменений в индустриальной энергетике. Аналогичные этапные отметки в развитии других отраслей и направлений (освоение космоса, электронно-вычислительная техника и т.д.). Первые искусственные спутники Земли при­кладного назначения были выведены на орбиту уже в середи­не и второй половине 60-х годов: «Молния», «Метеор», спут­ники серии «Космос». Несомненно, что запуск первого спутника Земли 4 октября 1957 г., полет Ю. Гагарина в кос­мос 12 апреля 1961 г., другие достижения отечественной кос­монавтики явились большой победой советской науки. Ог­ромная заслуга в этом принадлежит отечественным ученым под руководством академика С. Королева. Космические ис­следования способствовали развитию различных направлений науки и техники, постепенно приобретая прикладное значе­ние. С начала 70-х годов средства на космонавтику стали вы­деляться тем же порядком, что и на развитие других народ­нохозяйственных отраслей. Даже на примере космонавтики, казалось бы далекой от непосредственных нужд экономики сферы научно-техничес­кого прогресса, видно, как постепенно - и радикально - возрастала связь науки с практикой. НТР вызвала ускоренное развитие отраслей науки, непосредственно связанных с на­родным хозяйством. Внедрение в производство новых техно­логий и более совершенной техники приносило большой эко­номический эффект.

Изменения охватили самые разные направления НТР. Че­рез 13 лет после появления первой советской цифровой вычис­лительной машины в СССР начинается серийный выпуск тран­зисторных вычислительных машин, а еще через два года (1964) ламповые модели снимаются с производства. Настоящий пе­реворот в производстве ЭВМ произошел на рубеже 60-70-х годов на основе новой элементной базы, появления микропроцессо­ров и сложных интегральных схем - вычислительная техника третьего-четвертого поколений впервые соединила в себе ком­пактность, быстродействие, относительную дешевизну, стала доступной значительному кругу учреждений, предприятий, организаций. Это было событие исключительного значения. Не случайно создание производственных АСУ начинается че­рез 20-30 лет после появления первых опытных и серийных образцов вычислительной техники в 1948-1953 гг. Большинство обществоведов ищет истоки научно-техничес­кой революции в рабочей машине, давшей толчок промыш­ленной революции конца XVIII - начала XIX вв., непосред­ственно воздействующий на предмет труда и преобразующий его. В современных условиях электронная техника преобразу­ет так называемый мягкий товар, или же предмет труда - ин­формацию и, таким образом, ЭВМ также может рассматри­ваться как рабочая машина. Следовательно, ЭВМ также может внести революционные изменения, особенно на первом этапе НТР. В целом же микропроцессорная революция создала пред­посылки для появления новой нематериальной отрасли обще­ственного производства (программостроение, накопление «ноу-хау» и т.д.). Под воздействием НТР границы народного хозяйства все больше расходятся с границами традиционного понятия «общественное производство». Полностью соответству­ют тезису «открытие без применения не дает революционного сдвига» представления о глобальности НТР. Запуск первого спутника в октябре 1957 г. не только дал миру новое сред­ство коммуникативности - земной шар превратился в общий дом. Дальнейшее развитие носило следы разновременности и выявило новую сторону НТР как глобального процесса: набрав силу «у них», она сделала неотвратимыми перемены в социально-экономических структурах у нас. Однако опосре­дованное воздействие НТР может вполне проявиться лишь после того, как революционные изменения в науке, технике, производстве произошли в наиболее индустриально развитых странах. Так как это имело место в 60-х годах, то и в СССР опосредование не могло возникнуть раньше 60-70-х годов, исключая военно-техническую область. Отметим также сло­жившиеся в 40-х - 60-х годах приоритеты в промышленном освоении достижений НТР. Преуспев в запуске искусствен­ного спутника Земли, наша страна уступила в области теле­видения, транзисторов, компьютеров, радаров, полимеров, лазеров, станков с ЧПУ, роботов и т.д. Счет промышленным АЭС также открыла зарубежная индустрия. Дополнение критериев развертывания научно-технической революции требованиями массового освоения в народном хо­зяйстве новинок НТР, относительного и абсолютного удешев­ления наукоемкой продукции позволяет отнести начальный этап НТР в СССР к 60-м - началу 70-х годов.

В начальной, неразвитой фазе, НТР выявляет прежде всего свои технические и экономические слагаемые (научные же формируются как их предпосылки и органично входят в ос­нову НТР). На более зрелой ступени эволюции научно-техни­ческой революции на первый план входит еще один, пожа­луй, коренной критерий НТР - социальный. Современная научно-техническая революция - не только и не столько из­менения в науке или технической оснащенности, сколько глу­бочайшее социальное преобразование, так как всякая рево­люция является таковой лишь в той мере, в какой она изменяет общество. Вне человека и общества термин «рево­люция» лишен смысла. В связи с этим нельзя не отметить порочность методологического приема, закрепившегося в об-ществознании при изучении НТР - вычленении проблемы социальных последствий научно-технической революции, что ведет к утрате комплексности понятия «НТР», лишает ее од­ной из сущностных средств. НТР в военной сфере сразу же заявила о своем глобальном характере. Новое оружие массового уничтожения и неведо­мые дотоле уникальные средства его доставки превратили науку в планетарную силу, объединившую различные стра­ны и континенты. Все стали соседями, особенно остро проявилась взаимозависимость мира. Вместе с тем появление атомного оружия и его применение резко ухудшило геополи­тическое положение Советского Союза. Дороговизна нововве­дений ограничивала развитие НТР в широком объеме, поэто­му очень быстро сложился узкий круг держав с особо весомым голосом в мировом сообществе.

В середине 50-х - 60-е годы росло число научно-исследова­тельских учреждений и количество научных работников. В области фундаментальных исследований имелась возможность опереться на высокий научный потенциал, созданный в Со­ветском Союзе в 30-е - 40-е годы. Этот раздел науки оказался наиболее защищен от произвола сталинизма. Хотя первую в мире АЭС строила страна со средним пятиклассным образо­ванием, по доле молодежи, обучавшейся в вузах, СССР был на третьем месте в мире после США и Канады, целая плеяда выдающихся российских ученых удостоилась Нобелевской премии: по химии - Н. Семенов (1956), по физике - П. Че­ренков, И. Франк, И. Тамм (1958), Л. Ландау (1961), Н. Ба­сов и А. Прохоров (1964). Были достигнуты большие успехи в развитии кибернетики, ядерной физики, астрофизики, в исследовании космоса, в изучении земной коры и морских глубин. Количество нобелевских лауреатов было обратно про­порционально степени секретности изучавшихся проблем. В годы «холодной войны» в России создавались целые нау-кограды, трудившиеся почти исключительно на оборону, на­пример, Арзамас-16, носивший в разное время имена Крем-лев, Арзамас-75, Шатки-1, Москва Центр-300, а бывший глубинным русским городом Саровом (ВНИИЭФ), Челябинск-70 (ВНИИТФ). Семья номерных городов-спутников быстро раз­расталась: Красноярск-26 (Железногорск), Пенза-19, Томск-7 (Северск), Челябинск-65 (Озерск), Свердловск-45 (Лесной), Златоуст-36 (Трехгорный), Заречный, Зеленогорск, Новоуральск, Снежинск и т.д. Во второй половине 50-х - начале 60-х годов предпринимается масштабная попытка приближе­ния науки к производству с переброской сложившихся науч­ных коллективов и высших учебных заведений в провинцию. С 1957 г. близ Новосибирска создается Академгородок, чис­ло научных сотрудников в котором росло вплоть Д0)1991 г. Академики М. Лаврентьев, С. Христианович и их соратники сделали ставку на привлечение в научный центр талантли­вой молодежи, развитие фундаментальных исследований, прочные и широкие связи НИИ с производством посредством опытных и экспериментальных баз и конструкторских бюро, включением в структуры университета физматшколы и про­чих образовательных учреждений. Такая структура Академ­городка облегчала реализацию принципиально новых идей. Собратья Новосибирского академгородка появились в Иркут­ске, под Москвой, в Екатеринбурге. В 1960 г. на месте окс­кой деревни Пущине появился первый подмосковный нау-коград. Усилиями выдающихся отечественных ученых -академиков Несмеянова, Иерусалимского, Белозерцева в ко­роткие сроки создан мощный биологический центр с 8 НИИ и информационно-вычислительным комплексом. Пущинские ученые были удостоены многих самых высоких отличий, в том числе двух Ленинских, 12 государственных и других премий. С 1966 г. в Пущине развернули работы по радиоас­трономии. Через некоторое время Пущине стало одним из 30 наукоградов Подмосковья (Троицк, Черноголовка, Дзер­жинск и др.). В отличие от Новосибирска эти и другие науч­ные центры не имели производственных мощностей приклад­ного назначения и непосредственного выхода научных изысканий в практику.

Запуск первого в мире искусственного спутника Земли выз­вал большой международный резонанс, в США далее была со­здана специальная комиссия по изучению причин отставания Америки в этом плане. Расследование пришло к заключению, что расходы СССР на образование составили в 1950 г. 10 % национального дохода, тогда как в США - 4. За океаном выде­лили на образование крупные суммы по федеральному и мест­ным бюджетам, наметили создание 100 новых научных цент­ров, разработали меры по привлечению и финансированию будущего частных фирм. В результате расходы США на обра­зование в 1975-1985 гг. росли в 3 раза быстрее национального дохода и достигли 12 % его общей суммы. СССР, напротив, оказался единственной развитой страной, в которой расходы на образование отставали от роста национального дохода. К середине 80-х годов эти затраты составляли всего 7 % от его объема. С 1975 г. темпы роста численности работников науки начали снижаться. Медленно улучшались качественные харак­теристики подготовки занятого населения. В 1975 г. расходы СССР на науку составляли 74 % от расходов США, тогда как в 1980 г. - 68, 1986 г. - 58%. Доля Советского Союза в мировых затратах на науку в 1975 г. составляла все-таки 21 %, но в 80-е годы упала до 12 %. Медленно улучшались качествен­ные характеристики подготовки занятого населения. Сред­ний уровень образования занятых в народном хозяйстве уве­личился с 6,7 лет в 1959 г. примерно до 10 лет в середине 80-х годов (при затратах на образование 12-14 лет, желатель­ных для современного этапа НТР). Специалисты оказались ахиллесовой пятой отечественной НТР. Анализ аварий на советских АЭС показал, что треть всех нештатных ситуаций, представлявших опасность для населения, была связана с низким уровнем подготовки пер­сонала. По ряду дополнительных характеристик инженерный корпус имел невысокие показатели. В 50-е годы зарплата со­ветского инженера почти вдвое превышала заработок средне­го рабочего и была выше оклада конторского служащего, что соответствовало мировым тенденциям. Однако темпы роста заработной платы рабочих значительно выросли, и в 70-80-е годы во многих отраслях отечественной промышленности инженер получал меньше рабочего. Дипломированные спе­циалисты все чаще уходили на рабочие должности (в 1983 г. цифра эта увеличилась по сравнению с 1970 г. в 6 раз). В первой половине 80-х годов среднемесячная зарплата ИТР в промышленности была выше зарплаты рабочих в среднем на 11 %, т.е. вдвое меньше оптимального расхождения. В строительстве ИТР зарабатывали меньше рабочих. Таким об­разом, подрывались основы нормального развития НТР. Тем более, что и рабочие получали немного. Доля заработной пла­ты и социальных отчислений в затратах на промышленное производство составляла 14 % (в США - 35 %). При столь дешевой рабочей силе дорогостоящее оборудование окупа­лось лишь в течение века при необходимости завершения цикла в 7-8 лет. Вакансии ИТР все чаще заполнялись жен­щинами (40 % в СССР, 6 % в США), не всегда справлявши­мися с жестким ритмом инновационных процессов. Недо­статок обслуживающего персонала почти на 80 % превра­щал инженера в управленца, занятого организационно-эко­номическими вопросами. В результате, превосходство СССР над капиталистическими странами в количестве ИТР и на­учных сотрудников сводилось на нет. И хотя Советский Союз внес весомый вклад в решение общецивилизационных про­блем человечества, постепенно эффективность советской науки падала. Подсчеты науковедов показали, что на 60-е годы приходится пик научных открытий в СССР за послевоен­ный период - 46 % (34 % - на 50-е годы, 18 % - на 70-е годы, 2 % - на 80-е годы.). В начале 70-х годов 25 % достижений мировой науки приходилось на СССР (через 20 лет - 10%). Устойчивые традиции русской научной школы успешно подкреплялись эффективной системой среднего и высшего об­разования, сложившейся в СССР в 50-е годы. Первое удвое­ние численности научных кадров в СССР произошло в 50-е годы, второе - в 1960-1967 гг. В 70-е годы СССР стал терять ранее завоеванные позиции в сфере освоения космоса (США осуществили престижный проект высадки на Луну, а в 80-е - первыми создали возвра­щаемый на Землю космический корабль многоразового ис­пользования), в самолетостроении, ряде других отраслей на­уки и техники. Далеко позади СССР оказался в области компьютеризации. Даже традиционная политика опережа­ющего развития военных отраслей с максимальной концен­трацией в них материальных и кадровых ресурсов в новых исторических условиях стала давать сбои, так как эти от­расли все больше зависели от общего технологического уров­ня народного хозяйства, от неэффективности экономичес­ких механизмов. Развитие НТР и даже элементов научно-технического про­гресса более ранних стадий сдерживалось действовавшим эко­номическим механизмом, что имело весьма негативные послед­ствия и для развития производительных сил общества, и для социальной сферы. В середине 1980-х гг. свыше 50 млн. чел. в промышленности, строительстве и на транспорте были заняты ручным трудом, характерным для доиндустриальных техноло­гий. Продолжавшийся количественный рост работников мате­риального производства отражал низкий уровень производитель­ных сил, не соответствующий современным требованиям.

Народное образование. Научно-технический прогресс предъявлял повы­шенные требования к развитию системы народ­ного образования, прежде всего, к средней шко­ле. С 1954 г. в советской школе восстанавливается совместное обучение мальчиков и девочек. В конце 50-х годов была прове­дена перестройка народного образования. В учебном 1956/57 году отменяется плата за обучение старшеклассников, уча­щихся средних специальных учебных заведений и студентов вузов. В декабре 1958 г. закон установил вместо семилетнего образования обязательное восьмилетнее, десятилетняя шко­ла преобразовалась в среднюю 11-летнюю с производственным обучением. С 1959 г. в учебные планы старших классов был включен труд на производстве. Эта реформа сказалась неодноз­начно на системе народного образования. С одной стороны, приближение школы к жизни и ее политехнизация, несом­ненно, способствовали более быстрому пополнению промыш­ленности и сельского хозяйства рабочими кадрами. Однако сокращение часов на общеобразовательные предметы в связи с обучением производственному труду снизило качество обра­зования, усложнив тем самым значительной части школьни­ков поступление в институты и техникумы. В 1961 г. каж­дый второй абитуриент, поступавший в вузы РСФСР, получил «неуд». Замена семилетки всеобщим 8-летним образованием подтолкнула школу к завышению оценок при аттестации уча­щихся. В качестве поощрения молодежи к труду на произ­водстве в институтах вводились льготы для абитуриентов с 2-3-летним производственным стажем, расширялась систе­ма вечернего и заочного специального образования, повыша­лась роль рекомендаций с производства, отменялись льготы медалистам.

К 1963 г. переход к обязательному 8-летнему образованию был в основном завершен, однако в школах отсутствовали учебные цехи и мастерские, а промышленные предприятия не имели условий для организации производственного обуче­ния школьников. В 1964 г. было принято решение о возвра­щении школ к десятилетнему сроку обучения. В 60-е - 70-е годы происходил быстрый количественный рост учащихся со средним образованием. Однако необходимость дальнейшего совершенствования средней общеобразователь­ной школы, повышения уровня учебной и воспитательной работы сохранялась. Кризисные тенденции в развитии совет­ского общества не могли не отразиться на развитии духовной сферы в целом, прежде всего на образовании. Цифры выгля­дели здесь вполне благополучно, хотя имелись большие раз­личия в уровне и качестве образования городского и сельско­го населения, жителей больших и малых городов и т.д. Особенно оптимистично выглядели показатели уровня обра­зования молодежи, среди которой уже к середине 1970-х го­дов почти 90 % имели среднее образование. Качество обра­зования и уровень подготовки выпускников средней школы не только не повышался, но зачастую снижался. Педагоги 50-70-х годов были первым поколением учителей, работав­ших с детьми без отсева и отбора, без внешних побуждений учеников и их семей к добросовестному обучению. Решить проблемы средней школы можно было только в рамках более широких общественных изменений. Эту взаи­мозависимость вновь проигнорировали организаторы школь­ной реформы 1983/84 гг. Школу пытались сориентировать на нужды затухающей экономики доиндустриальной стадии. Уже в 1985-1986 гг. реформа была свернута. Поиски форм новой школы продолжались на уроках педагогов-эксперимен­таторов С. Лысенковой, В. Шаталова, И. Волкова, В. Караковского, М. Щетинина, Е. Ильина, Ш. Амонашвили и др. В це­лом высокий уровень преподавания поддерживался постоянным притоком в школу учительских кадров высшей квалифика­ции. С начала 50-х годов за последующие 30 лет удельный вес учителей, окончивших вузы, увеличился с 14 до 74 %. Весьма острые проблемы стояли и перед высшей школой. В первой половине 70-х годов было принято решение о повы­шении роли университетов в подготовке дипломированных спе­циалистов. Целый ряд педагогических институтов был укреп­лен научно-педагогическими кадрами, получил материальную поддержку и приобрел университетский статус. К 1985 г. чис­ло университетов достигло 69.

Развитие культуры. Смерть Сталина осиротила художественный монументализм, фасадную архитектуру и другие ипостаси культуры 30-х - 40-х годов. Наряду с внешними изменениями, в культуре происходили содержательные перемены. Пришло в движение само поня­тие «культура». Вновь, как и в 20-е годы, культура переста­ла являться исключительно синонимом идеологии. Еще не оформилась культура разных социальных страт, но единооб­разие, во многом уже утратилось. В значении «второй приро­ды», всего того, что создано человеком, парадная идеологи­ческая составляющая культуры также отступала, уступая место прагматизму, простоте и искренности, иногда в ущерб гармонии с природой и историческим наследием. Расшире­ние полномочий союзных республик обогатило культуру послесталинского периода этнографическими элементами. Во всесоюзный круг чтения, помимо московских и ленинградс­ких авторов, втягивались произведения литературной провин­ции - Читы, Курска, Воронежа, Иркутска, Омска и др. Происходило укрупнение культурной вселенной. Оказалось, классо­вый подход к культуре оставлял пространство для честного, неприукрашенного искусства, интереса к личности, индиви­дуальности, а не только к коллективу. Сворачивалась удавша­яся в эпоху культа личности тенденция расчеловечивания куль­туры, воплотившаяся в бесконечных производственных, школьных и пр. повестях и романах. За культурой, сферой специфической, был признан особый профессиональный ста­тус, попытки вытащить писателей, композиторов, ученых из кабинетов и сблизить таким образом с народом, пошли на убыль. С литературы сняли пути теории бесконфликтности. «Изъятие конфликта или замена его недоразумением равно­сильно смерти литературы», - говорилось на II Всесоюзном съезде писателей. В 1954 г. был опубликован новый роман И. Эренбурга, по которому получила название эпоха десталинизации, — «Оттепель». Началась реабилитация писателей — жертв культа личности, через прозу В. Овечкина и других публицистов в литературе появился так называемый «острый позитив». Столкновение двух начал облекалось в нем в фор­му борьбы новаторов и ретроградов, причем победа остава­лась за первыми. Рядом с феноменом дозированной правды нередко пробивал собственную дорогу неконтролируемый кон­текст того или иного произведения. Никакая иная нацио­нальная литература не обучила своих почитателей столь со­вершенным навыкам чтения между строк. В то же время сохранились установки на высокие гражданские идеалы, про­явления лучших человеческих качеств литературных героев. В киноискусстве была снята установка на съемку только безусловных шедевров с опытными сценаристами, режиссе­рами, актерами. После пика периода малокартинья в 1951 г. (6 художественных полнометражных лент) на экранах появи­лись новые талантливые актеры театра и кино, кинопрокат познакомил зрителей с такими выдающимися работами как «Тихий Дон», «Летят журавли», «Дом, в котором я живу», «Идиот» и др. В 1958 г. киностудии выпустили 102 художе­ственных фильма. Была заложена высокая традиция разви­тия интеллектуального кино, которая была подхвачена в 1960-1970 гг. Многие мастера отечественного кинематографа полу­чили широкое международное признание (Г. Чухрай, М. Ка­латозов, С. Бондарчук, А. Тарковский, Н. Михалков и др.). С середины 70-х годов в кинематографе была введена сис­тема государственных заказов, художников пригласили сосредоточиться на постановках фильмов историко-революци­онной, военно-патриотической и морально-бытовой темати­ки. Некоторым представителям киноискусства разрешали сни­мать, но запрещали показывать, ограничивали просмотры клубными программами. Творчество многих деятелей искус­ства и литературы не вписывалось в каноны «социалистичес­кого реализма», призванного воспевать достижения системы и оправдывать ее существование, было по сути оппозицион­ным партократии и исповедовавшейся ею идеологии.

Идеологические процессы в обществе. Самыми большими в период «оттепели» 50-х и начала 60-х - были, безусловно, сдвиги в сфере общественного сознания. Концепция «возврата к ленинизму», романтизация рево­люции и коммунистической идеи, очищение от грехов стали­низма какое-то время имели несомненный успех, консолиди­ровали власть и общество, породив культурный феномен «шестидесятников». Съезды писателей в 1954, 1958, 1959 гг., художников (1957), композиторов (1957), совещания строителей и архи­текторов (1954), историков (1962), периодические встречи с творческой интеллигенцией в 1957, 1962 и 1963 гг., расши­рение экспозиционной деятельности музеев и выставочных залов оживили культурную жизнь страны и партийную иде­ологическую работу. Крупномасштабные реформы касались методов, а не целей коммунистического строительства. Впро­чем, ради торжества материалистического мировоззрения ре­форматоры не останавливались ни перед сносом древних ис­торических памятников, ни перед ломкой общественного сознания. Начальственный разнос художникам-абстракцио­нистам 1 декабря 1962 г. в Манеже поломал много творчес­ких судеб, существенно обеднил советское искусство. Значи­тельно более тяжелые последствия для духовного развития общества имел воинствующий атеизм. С конца 50-х годов начинаются гонения на Русскую Право­славную Церковь. Число церковных приходов сократилось с 15 тыс. в 1959 г. до 11,5 в 1964 г., было закрыто три четвер­ти уцелевших к тому времени монастырей; у них было изъя­то свыше 1 тыс. га земли, при этом в РСФСР действовали только два монастыря - в Загорске (Сергиев Посад) и Печорах с общим числом монахов 113 чел. Из 8 духовных семина­рий в СССР уцелели только три - в Москве, Ленинграде и Одессе. Среди невосполнимых утрат были Киево-Печерская Лавра, кафедральный собор в Новгороде, множество непри­тязательных храмов российской глубинки, часто построен­ных на средства верующих. Принудительная «приходская реформа», проведенная под давлением государства по поста­новлению Священного Синода от 19 апреля 1961 г. (оно дей­ствовало до 1988 г.), лишила священников всех администра­тивно-хозяйственных функций. Пастыри оказались в своих приходах на положении наемных служителей религиозной общины, попали в зависимость от исполнительных органов приходского совета. Тысячи священников вместе с семьями лишились средств к существованию. В 1961-1962 гг. при пе­ререгистрации духовенства всем им было объявлено, что тре­бы на дому и панихиды на кладбищах должны совершаться только по специальному разрешению местных властей. Же­лающих креститься, венчаться или совершить иную какую церковную требу регистрировали, уличенных прорабатывали по месту работы или учебы, увольняли, исключали. После 1964 г. кампания по разрушению церквей прекратилась, од­нако количество приходов сокращалось. К 1985 г. на терри­тории России осталось всего 6806 храмов. Во второй половине 60-х годов КПСС вынуждена была ис­кать ответы на актуальные, жизнью поставленные вопросы. К теоретико-методологическим поискам подталкивала очевид­ная несостоятельность тезиса третьей программы партии о стро­ительстве коммунизма как непосредственной задачи, которую в основном следовало решить к началу 80-х годов. Для «сня­тия» проблемы была сконструирована концепция «развитого социализма» (тезис о его построении был выдвинут Брежне­вым в 1967 г.). Эта концепция позволяла, с одной стороны, констатировать «большие успехи», достигнутые страной под руководством партии, а с другой - избежать какой-либо оп­ределенности относительно сроков достижения конкретных целей: повышения благосостояния народа, демократизации общества, перехода к общественному самоуправлению. Кон­цепция «развитого социализма», согласно которой существо­вавший в стране порядок объявлялся высшим достижением социального прогресса, по существу, создавала теоретическую базу для увековечивания сложившейся системы. Советская ре­альность представлялась как высшее достижение человече­ства, а проблемы, кризисные процессы оправдывались в ка­честве отдельных негативных явлений и недостатков. Такой подход в принципе закрывал возможность осмысления ре­альных противоречий советской жизни, а значит, и их реше­ния. Вновь была подвергнута переоценке советская история, свернута критика сталинизма, преданы забвению факты мас­совых репрессий. Сильной стороной теории развитого социа­лизма были протесты против забегания вперед, нацеленность на проблемы современности, повышенное внимание к эконо­мическим факторам зрелости общества, тяга к стабилизации. XXIV съезд КПСС официально закрепил вывод о построении в СССР развитого социалистического общества, был провозг­лашен курс на «повышение эффективности производства», но реального механизма для реализации этой цели не было. Наоборот, к этому времени был исчерпан импульс, данный экономической реформой 1965 г. Квинтэссенцией теоретических установок брежневской администрации стал принятый в 1977 г. Основной закон СССР - «Конституция развитого социализма». В 6-й статье она закрепляла монопольное положение КПСС в политичес­кой системе, определив Коммунистическую партию как ру­ководящую и направляющую силу общества, ядро его поли­тической системы. Такого пункта не было даже в сталинской конституции. И хотя страна в целом в конце 70-х - первой половине 80-х годов находилась в состоянии политической стагнации, луч­шие представители отечественной науки, культуры и искус­ства постоянно будировали общество, напоминали о необхо­димости перемен: идеи обновления превратились к середине 80-х годов в реальную политическую силу.