Множественность «душ» индивида

Старые анимистические представления ряда народов признавали существование нескольких «душ» или не­скольких «я» в одном и том же индивиде. По верованиям зырян, напр., у каждого человека имеется две «души»: «лов» и «орт»¹. Современная психология порвала с та­кими верованиями. Она признает в каждом из нас одно «я». Патологические случаи «раздвоения личности» ею рассматриваются как нечто исключительное. И каждый из нас думает, что наше «я» едино и единственно. Между тем дело обстоит не так. Старые представления в своем существе были ближе к истине. Сейчас мы замечаем поворот в сторону множественности «душ». Примером может служить статья Дюркгейма «Le dualisme de la nature humaine et les conditions socials»² и его же солид­ный труд: Les formes élémentaires de la vie religieuse (Paris, 1912). В этих работах Дюркгейм категорически настаива­ет на двойственности нашего «я» или на наличности в каждом индивиде двух «я» — биологического «я» и «я» социального. «Не без оснований человек чувствует себя двойственным: он в действительности дуалистичен. В нем реально существуют две группы состояний сознания, про­тивоположные друг другу по своему происхождению, по

¹ См. факты у Тейлора в «Первобытной культуре», т. II.

² Scientia, vol. XV, N XXXIV-2, 206—221.

природе и по целям, к которым они стремятся. Одни из них выражают только наш биологический организм и предметы, с которыми он непосредственно связан. Узко и строго индивидуальные они привязывают нас к нам самим, и мы не можем освободиться от них, ибо не можем отрешить себя от нашего тела. Другие, напротив, приходят к нам от общества; они переводят его в нас (служат проявлением общества в индивиде) и привязыва­ют нас к явлениям, выходящим за наши пределы. Будучи коллективными, они безличны; они обращают нас к це­лям, общим с целями других людей. Благодаря им и только им мы можем общаться с другими индивидами. Мы образованы из двух частей, как бы из двух существ, которые, будучи постоянно ассоциированными, состоят из весьма различных элементов и ориентируют нас в про­тивоположном направлении». Этот дуализм в моральной области проявляется в противоположности эгоистичес­ких и альтруистических вожделений, в интеллектуальной области — в различии ощущений и восприятий, всегда строго индивидуальных и не передаваемых от одного «я» к другому «я», и понятий (concepts) безличных и аноним­ных, всегда общих множеству лиц. «Старая формула Homo duplex¹*, таким образом, вполне подтверждается фактами»³. Такова суть взглядов Дюркгейма и Де-Робер-ти, высказавшего те же положения в такой же постановке раньше первого. Такая теория представляет шаг вперед по сравнению с теорией единого и целостного «я». Но это только первый шаг. Необходимо пойти по этому пути дальше. Дюркгейм и Де-Роберти считают наше социаль­ное «я», отличное от «я» биологической особи, чем-то единым. Между тем и оно распадается на ряд «я», совер­шенно несходных и часто противоположных друг другу. Иными словами, я утверждаю, что наше «я» — мозаично и плюралистично. Оно похоже на ^фацеточньш глаз, со­ставленный из множества различных «я», объединенных в пределах одного организма как физического носителя этих «я». С первого взгляда такое утверждение кажется парадоксальным; но парадоксальность не мешает ему

³ Durkheim. Le dualisme de la nature humaine, 219, 208—209 и passim. Te же положения были развиты раньше E. В. Де-Роберти в его работах, в частности, в «Новой постановке основных вопросов социологии» и в Sociologie de l'action (Paris, 1908). Они составляют сущность его био-социальной гипотезы, являющейся центральным пунктом его те­ории.

быть истинным... В самом деле, пусть каждый из нас приглядится к своим состояниям сознания, к своему соб­ственному поведению и к поведению других людей. Разве мы постоянно не «перевоплощаемся»? Разве сплошь и ря­дом мы сами не меняемся и в наших собственных глазах и в глазах других людей? Разве и другие люди не меняют­ся и не перевоплощаются? Перед вами Робеспьер в своей скромной квартире, плачущий над сентиментальными ро­манами Берн. Сент-Пьера, чувствительный, сердоболь­ный, мягкий и простой. Перед вами Робеспьер в Конвенте или в «Комитете общественного спасения», безжалостно требующий головы жирондистов, Дантона, Гебера и Де-мулэна. Что общего между тем и другим?—Ничего, кроме телесной оболочки. Поведение того и другого Ро­беспьера абсолютно противоположно, идеи и чувства, воленйя и сремления совершенно несходны. Перед нами два различных человека, коренным образом несходные друг с другом. Перед нами два различных «я», заключен­ных в один организм. Приглядитесь к поведению ряда ваших знакомых и друзей. Вот перед Вами Иван Ивано­вич в домашней обстановке. Сердечный человек, прекрас­ный семьянин, благодушный и добрый, либеральнича­ющий и вольнодумствующий. И он же перед Вами при исполнении своих обязанностей (в качестве губернатора, прокурора, комиссара, архиерея или министра). Картина сплошь и рядом получается иная. Тон, жесты, движения, мимика, слова — все иное. Иван Иванович исчез. Перед Вами безжалостный прокурор, требующий кары за то, что «в минуту откровенности», «в интимной беседе» он сам признавал справедливым. Доброта исчезла, благо­душия как не бывало. Перед Вами совершенно новый человек, который похож на Ивана Ивановича только внешним обликом. Возьмите ряд ораторов—политичес­ких, религиозных, парламентских и партийных. В частной жизни многие из них совершенно не похожи на самих себя, когда они выступают в качестве общественных дея­телей. Таких фактов сколько угодно. Пойдем дальше.

А каждый из нас в течение 24 часов разве не испыты^: вает ряд перевоплощений, где одно «я» сменяется дру­гим, непохожим на первое? Утром индивид просыпается в лоне семьи. В этот момент он представляет собой члена семьи: сына или отца, мать или дочь, брата или сестру. Мир идей, чувств, волений, забот, стремлений, образу­ющих в этот момент наше «я», относится обычно к семье и к семейным делам. Перед нами «я» индивида как члена

семьи. Индивид едет на службу. Первое «я» исчезает и появляется «я» второе, профессиональное, далекое и не­похожее на первое. Нет больше ни «отца, ни матери, ни сына или брата», а есть новое «я» — «комиссар», «губернатор», «директор фабрики», «король», «профес­сор», «доктор», «священник», «аптекарь», «извозчик» и т. д. Мир идей, мыслей, чувств, действий и все по­ведение этого «я», подобно граммофонной пластинке, вы­нуто из телесной оболочки и заменено другой пластин­кой, другой «душой», поющей совершенно новую песню. «Семейная пластинка» заменена «профессиональной». «Поле сознания» занято теперь не заботой о близких, не семейными темами, а «входящими и исходящими», «декретами», начальством и подчиненными, пациентом и рабочими, указами и рецептами, т. е. профессионально-служебными темами, не имеющими никакого отношения к первым. Столь же различны и действия. Индивид не ласкает сына или дочь, не помогает «папе или маме» и т. п., а выполняет ряд профессиональных актов: пишет указы, читает лекцию, служит обедню, составляет ле­карство, делает распоряжения по фабрике или ведомству, и т. д. Словом, перед нами новое «я», сходное с первым только по телесной оболочке, да по костюму; впрочем и костюм часто меняется, домашняя куртка заменяется мундиром или профессиональной одеждой. Представим далее, что индивид идет в церковь. Перед нами третье «я». Семейная и профессиональная душа исчезают и за­меняются новой душой — душой верующего, подобно новой пластинке поющей совершенно новую песню. «По­ле сознания» теперь заполняется новым комплексом идей, чувств, верований и т. д., совершенно непохожим на предыдущие «я». Перед нами теперь «православный или католик, магометанин или буддист», и нет ни «сына, ни отца», ни «доктора, ни комиссара», короче «я», как члены семьи или профессиональной группы, исчезли, и появилось новое «я». Действия последнего (молитва, коленопреклонение, поклоны, совершение обрядов и т. д.) ничего общего не имеют с действиями пре­дыдущих «я». Когда индивид выступает как подданный государства (идет вносить налог на мобилизацию, etc.) или член партии, перед нами опять новые перевопло­щения, опять новые «души»: «свидетеля или мобили­зуемого», «коммуниста или монархиста» и т. д.

Из сказанного видно, что мы испытываем ряд перево­площений в течение каждого дня. В нас, как в грам-

мофоне, постоянно меняются «души» — пластинки, со­вершенно отличные друг от друга и часто борющиеся (как сейчас увидим) одни с другими. Постоянным остает­ся только наш организм как телесный носитель различ­ных «душ». То, что мы считаем нашим единым «я», при ближайшем анализе оказывается «мозаичным я», состав­ленным из ряда различных кусочков, ряда различных «я», сменяющих друг друга и часто антагонизирующих между собой. Если бы было одно «я», то такие перевоплощения были бы непонятны и невозможны. Тем более невозмож­ны были бы: ни борьба этого единого «я» с самим собой, ни «столкновения обязанностей или конфликт долженст­вований» в одном индивиде, ни патологические случаи «раздвоения личности», ни даже «лицемерное» поведение одного и того же индивида, служащего «и нашим и ва^ шим», и ряд других случаев.

Ограничимся сказанным, ибо в дальнейшем придется привести немало фактов, подтверждающих гипотезу «множественности душ» и «мозаичности» нашего «я», и перейдем к вопросу: как возможна и чем вызывается эта «мозаичность» и множественность «я» индивида? Ответ на этот вопрос приводит нас к теории строения населе­ния; связь явления множественности душ с теорией со­циальной группировки и заставила меня коснуться этого вопроса в данном томе.

Date: 2015-09-19; view: 321; Нарушение авторских прав