Т-> 117 4 page

Майр. Там же. 152.

Во Франции на 10.000 жит. приходилось в

1861 г. 1866 г.

Католиков 9.763 9.768

Протест. 214 223

Иудеев 21 23

Друг, неизв. рел. 2 6

18*

Иной вывод получится, если взять столетия и ты­сячелетия. На протяжении их религиозные перегруппи­ровки в виде колебания объема религиозных групп весь­ма значительны: одни религиозные коллективы исче­зают, другие появляются. Причем, эти процессы совершаются, подобно государственным перегруппиров­кам, скачками, резкими колебаниями. Столетиями ре­лигиозное расслоение может оставаться почти неизмен­ным. Затем вдруг наступает эпоха кризисов; начинается интенсивное религиозное брожение; индивиды массами начинают перекочевывать из одной религии в другую; одни религиозные группы худеют, иногда исчезают со­вершенно; другие — появляются и растут с изумительной быстротой (примером таких эпох могут служить первые века распространения христианства, ислама, эпоха ре­формации или современная эпоха распространения ре­лигии социализма и т. д.). Чрез несколько десятков лет вся картина религиозного строения населения оказыва­ется радикально измененной. Затем снова наступает эпо­ха «затишья», продолжающаяся иногда десятки и сотни лет, впредь до нового периода движений. Циркуляция индивидов происходит и в такие периоды, но она от­носительно ничтожна¹⁷⁶. Такова схематическая кривая религиозных перегруппировок.

Чем вызывается смена периодов религиозных движе­ний и застоев—не будем здесь касаться. Из вышесказан­ного ясно, что она стоит в связи с изменением всего социального уклада населения, меняющего его mores, аппетиты, стремления и чувства-эмоции. Она служит след­ствием и симптомом этого изменения, с одной стороны,

Левассер. La demog. franc., 30. Уменьшение протестантов в 1872 г. вызвано отделением Эльзас-Лотарингии.

См. друг, цифры для Европы в Annuaire stat, 1916, 152—157.

Для Америки см.: Giddings. The Soc. mark System. am. ж. соц., т. 15, 735—6; Сое. Notes on the recent census of relig. bodies. Там же, 806 и ел. Из всех этих данных следует весьма ничтожная вариабель­ность относительного объема религиозных групп. ¹⁷⁶ Представление о ней дает «микроскопический» анализ перегруппиро­вок мелких религиозн. групп. Так, напр., статистическое обследова­ние С.A.C. Штатов в 1906 г. вскрыло следующие изменения в релит, группировке за 16 лет, с 1890 по 1906 г. За этот период времени из 32 коммуникативных релит, групп исчезло 10. Число их членов умень­шилось с 4.049 до 2.272. Появилось новых 29 религиозн. групп. Равным образом рост крупных религиозных коллективов (катол. и протест.) шел не вполне одинаково. См.: Сое. Notes on the recent census of relig. bodies. am. ж. соц., т. 15, 806—7.

с другой—новая вера, раз появившись, сама оказывает известное воздействие на это изменение¹⁷⁷.

Коснемся теперь в двух словах вопроса о будущем религиозного расслоения. Исчезнет ли оно? — Едва ли. Это могло бы быть тогда, когда все люди стали бы членами одной религии. Это маловероятно. История го­ворит не об уменьшении числа религиозных групп, а на­против, о его увеличении. Религиозная гетерогенность людей не уменьшилась, а скорее возросла. Могло бы религиозное расслоение исчезнуть и в том случае, если бы человек становился все более и более логическим и рацио­налистическим, т. е. считал бы истинным только то, что проверено опытом, наблюдением и др. методами точной науки. Нет сомнения, что знания (как положения объек­тивно-правильные и проверенные, в отличие от верований, как положений объективно-неверных или непроверенных, частным видом которых служат религиозные верования), растут. Там, где появляются знания, они рано или поздно вытесняют верования и становятся общеобязательными. (Таковы, напр., теоремы точных наук; социальные же «науки», в отличие от естественных,— история, экономи­ка, право, психология, социология и т. д. представляют в огромной своей части не знания, а верования, препод­носимые в «наукообразной» форме¹⁷⁸.) Но верования, изгнанные из одной сферы, подобно чертям, бегущим от ладана, водворяются в другой. В итоге область их не уменьшается и человек не становится более логичным.

Меняются только формы верований. Огромная часть умственного багажа современного человечества, не ис­ключая и ученых, состоит не из знаний, а верований, субъективно принимаемых за знания. Мы удивляемся абсурдности верований «первобытного человека». Буду­щие поколения будут во многом удивляться нелепости наших верований. Хотя знания и растут, но так как

¹⁷⁷ См. ряд правильных соображений на этот счет в цит. раб.
W. Sumner'a, Guignebert'a, Парето, Лебона и др. Объяснения будут
даны в «Соц. Механике».

¹⁷⁸ «Современные социальные науки,— правильно говорит Парето,—не
достигли еще стадии логико-экспериментальной. В них преобладают
верования, и поэтому теории обществ, наук часто отдаляются от
реальности гораздо дальше, чем мнения простых эмпириков». Как
китайские мандарины, воображающие себя учеными правителями,
суть худшие из правителей, так и всякого рода «идеологи»
и intellectuels, слепо верующие в свои догмы и фанатически руковод­
ствующиеся ими, суть худшие из всех правителей. Pareto. Цит. раб.,
т. II, 590.

область явлений, куда могут перекочевывать верования, бесконечна, то нужно бесконечное время, чтобы унич­тожить их абсолютно¹⁷⁹.

Живучесть верований следует и из теснейшей их свя­зи с аппетитами, с чувствами-эмоциями человека. Если «идеология», «догма», «верования» соответствуют и консонируют с ними, то верования будут приняты, привьются и распространятся, будь они нелепыми из нелепых. Успех христианства или ислама, или религии «демократизма», «социализма», «монархизма» etc., объ­ясняется не тем, что соответственные идеологии «истин­ны» или «ложны», а тем, что они соответствовали и со­ответствуют инстинктам и чувствам — эмоциональным вожделениям их адептов¹⁸⁰. Отсюда их успех и легкая прививаемость в соответственных группах. Так как труд­но допустить, чтобы положение всех индивидов в систе­ме социальных координат или в социальном простран-

¹⁷⁹ Частичным подтверждением сказанному служит ничтожный процент
лиц, не принадлежащих ни к какой из исторических религий, с одной
стороны, с другой, отсутствие падения числа членов религии. Так
% лиц, «без культа», не принадлежащих ни к какой религии, в 1910—
11 гг. был: в Пруссии (в 1900г.) 0,02, в Баварии—(в 1910) 0,06,
в Саксонии—0,01, в Вюртемберге—0,06, в Австрии—0,07, в Вен­
грии— 0,01, в Дании—0,3, в Исландии — 0,14, в Италии — 2,52,
в Люксембурге — 0,64, в Норвегии — 0,59, в Голландии — 4,87, в Пор­
тугалии—0,03. Как видно отсюда, процент таких лиц ничтожен.

Annuaire stat. 1916, 152—157; Майр. Statistik und Gesellschaftslehre. Ill, 92—95. Та же статистика говорит, что число их за последнее десятилетие не возросло. См. там же.

Ценз 1906 г. в С.А.С. Шт. показал, что число лиц, принад­лежащих к религ. группам, в 1906 г. по сравнению с 1890 г. не упало, а возросло и не только абсолютно, но и относительно, по сравнению с ростом населения. «Число членов религ. групп возросло значитель­но сильнее, чем население». Последнее увеличилось на 34%, число членов религиозн. организаций на 60%. Сое. Цит. ст., 806.

Вот и доказывай после этого рост «атеизма» и «разума». Добав­лю еще, что мировоззрения большинства «атеистов», приверженцев «религии разума» etc., не причисляющих себя ни к какой религии, как и «религии разума» Робеспьера, в огромной части состоят не из знаний, а из верований, часто столь же нелепых, с точки зрения опыта и логики, как и верования наивного анимиста. О том же говорят и современные факты. Наши апостолы «религии разума» — коммунисты—экспериментально, путем вскрытия мощей etc., до­казывают лживость православия. В качестве следствия получается распространение легенд о чертенке, родившемся от коммунистки, установление очередей (в Вологде), для его созерцания и т. п. неожи­данные эффекты. См.: П. Правда, 1920 г., 9 июля, ст. о Чертях.

¹⁸⁰ Такие положения, быть может, покажутся парадоксальными, но они
едва ли ошибочны. Подробно об этом в «Соц. Механике». См. указ,
работы Парето, Sumner'a, Guignebert'a, Dupreel'n. Le rapport social,

стве стало одинаковым в будущем, то различными бу­дут их аппетиты, вожделения и чувства-эмоции. А раз последние будут несходными, различными будут и их верования, в том числе и религиозные верования. Вот почему не приходится надеяться на исчезновение религи­озного расслоения и в будущем, по крайней мере, в бли­жайшие столетия.

Более вероятно ослабление антагонизма, вызываемо­го различием верований. Но и оно может быть подверг­нуто сомнению. Различие верований «коммуниста» и «монархиста» теперь, как в прошлом различие верова­ний католика и еретика, вызывает самый острый ан­тагонизм и заставляет разноверующих без угрызений совести отправлять друг друга на тот свет ad majorem gloriam коммунизма или монархизма. Формы верований изменились, суть их осталась той же. Вот почему даже надежды на ослабление антагонизмов, вызываемых раз­личием верований, далеко не бесспорны. По крайней мере, наблюдаемые сейчас факты говорят о том, что вековая проповедь терпимости чужих мнений и уваже­ния чужих верований не мешала и не мешает тому, чтобы противника отправлять на тот свет, если не под звон колоколов инквизиции, то под аккомпанемент ру­жейных залпов. Невеселые это corsi и ricorsi. Ho неос­поримые¹⁸¹. Приходится их констатировать. Приходит­ся считаться с ними при конструировании всяких прият­ных и окрыляющих «исторических тенденций». Тысячу раз они превращались из «несомненных законов» в пус­тую иллюзию. Чтобы не впасть лишний раз в ошибку, приходится быть осторожным и воздерживаться от вы­дачи патентов за будущее¹⁸².

1912, гл. IV: La critique sociologique et la logique sociale; Лебона. Цит. раб.

¹⁸¹ «Приемы социальных фанатиков совсем не новы,—правильно гово­
рит Лебон.— Все апостолы гремели против нечестия своих против­
ников и применяли к ним одинаковые средства. Магомет обращал
неверных мечом, инквизиторы—огнем, конвент—гильотиной, анар­
хисты—динамитом. Только способы истребления несколько измени­
лись... Торквемада, Боссэют, Марат, Робеспьер — все они считали
себя кроткими филантропами, мечтавшими лишь о счастии челове­
чества. Филантропы религиозные, политические, социальные при­
надлежат к одному и тому же семейству. Они себя вполне искренно
считают друзьями человечества, тогда как на самом деле они всегда
оказывались самыми опасными его врагами. Слепой фанатизм пра­
воверных делает их опаснее хищных зверей». Лебон. Псих. Соц-ма,
128—130.

¹⁸² Подробно об этом в «1Ьнет. социологии».

Партийные перегруппировки

Не требует доказательств существование партийных перегруппировок и в смысле циркуляции индивидов из партии в партию, и в смысле вариации объемов партий­ных групп, и в смысле уничтожения одних партий и появ­ления новых.

Партии наиболее близки к группам открытым. Вход и выход из них нормально свободны. Немудрено, поэто­му, что индивиды интенсивно циркулируют от партии к партии и довольно часто меняют свой партийный ко­стюм. В отличие от многих из предыдущих группировок, напоминающих постоянные квартиры, поселившись в ко­торых индивиды живут подолгу, пожизненно, иногда в течение ряда поколений, партийные группы напомина­ют гостиницы; двери их открыты для желающих; населе­ние сегодня вваливается в одну из них, побывши там год-два, оно переезжает в другую. Сегодня в фаворе гостиница либералов, завтра—консерваторов. Одни вхо­дят, другие выходят. Словом, нормальная междупартий­ная циркуляция индивидов (вплоть до самых основателей партии. Пример — Чемберлен) совершается интенсивно. В некоторые же эпохи она принимает исключительно широкие размеры.

Неизбежным следствием такого явления служит рез­кое колебание объема — числа членов — партийных групп. Они в весьма короткий промежуток времени то разбухают, то худеют, лопаются. Избиратели и индиви­ды то валом валят в данную партию, то массами выхо­дят из числа ее абонентов. Сегодня одна партия пожина­ет лавры, чрез год-два-пять она «проваливается»; «это качание», это «сегодня ты, а завтра я», в той или иной мере наблюдается во всех странах с развитой партийной жизнью. В Англии, напр., с 1880 по 1885 г. торжествуют либералы и одерживают блестящую победу на выборах, в 1886 г. они терпят решительное поражение и разбухает партия консерваторов. В 1892 г. снова побеждают либе­ралы, в 1895 г.— консерваторы, в 1906 г. опять торже­ствуют либералы. Такая же смена происходит и в С. А. С. Штатах между партиями республиканцев и демократов. Иногда в течение одного года проис­ходит эта «чехарда» партий. Пример—Россия 1917 г., где в первые месяцы революции сначала торжествовали эсеры, чрез два, три месяца победителями оказались большевики. Отсюда видно, что колебание объема пар-

тийных групп совершается быстро и в широких раз­мерах.

Иногда оно принимает столь широкие размеры, что ведет к полному исчезновению одной или ряда сущест­вующих партий и к появлению новых, до того не сущест­вовавших. Со времени 1905 г. в России исчезли: «партия мирного обновления», «демократических реформ», «торгово-промышленная» и др. С другой стороны, по­явились партии: «народных социалистов», «единства», «трудовиков» и т. д. Более крупным примером того же рода служит появление и быстрый рост Labour Party в Англии. Из сказанного следует, что линии партийного расслоения весьма подвижны, сеть их легко меняется, по крайней мере, в отношении некрупных партий. Всякое сколько-нибудь значительное социальное событие отра­жается на этой сети и вызывает в ней те или иные изменения.

Исчезнет ли и исчезает ли партийное расслоение? По­ка мы этого не видим. Наблюдается обратный процесс: все большая и большая дифференциация партий. В клас­сических странах двух основных партий, в Англии и Аме­рике, за последние десятилетия наблюдается появление третьей крупной партии. Рядом с этим существующие партии распадаются (как у нас партии социал-демокра­тов и эсеров) на различные ветви, вместе с этим растут всевозможные лиги, союзы и ассоциации, вызываемые к жизни задачами достижения отдельных целей. Намеча-ется тенденция превращения партий с длиннейшими про­граммами (omnibus), дающими решение всех вопросов, в временные ассоциации с одним, двумя конкретными пунктами и т. д. Словом, нет никаких признаков исчез­новения партийного расслоения. Не может оно быть и потому, что мнения и политическая идеология людей не становятся более и более гомогенными, а скорей наобо­рот^— более гетерогенными. Другой вопрос — ослабление «военного положения» партий и остроты междупартий­ных антагонизмов. Эти явления вероятны, но и они не бесспорны.

Остальные элементарные перегруппировки

Что касается остальных группировок идеологическо­го, чувственно-эмоционального, волевого и смешанного характера (научных, наукообразных, художественных, моральных, филантропических и т. д.), то все три формы

перегруппировок (циркуляция индивидов из ассоциации в ассоциацию, колебание их объемов, исчезновение одних и появление новых) имеют здесь место. Общая черта, свойственная большинству таких групп, та, что перегруп­пировки здесь совершаются сравнительно легко и быст­ро. Являясь в большинстве случаев группировками от­крытыми или близкими к открытым, они допускают интенсивную циркуляцию индивидов из группы в группу и в силу этого быстро варьируют в объеме; будучи ас­социациями немногочисленными, они подвержены быст­рому исчезновению и обратно—способны легко рож­даться. Карта расслоений такого рода постоянно меняет­ся. Она находится в процессе непрерывной вариации и непрерывной дифференциации. С ходом истории число таких трещин растет, ибо увеличивается число подобных групп. Строение населения усложняется. Оно, подобно огромной ледяной глыбе во время ледохода, раскалыва­ется на большее и большее число «обществ», «союзов», «ассоциаций», «компаний», «клубов», «товариществ» и т. д., быстро сменяющих друг друга, раздувающихся иногда с быстротой мыльного пузыря и с его же быстро­той исчезающих; идеологические волны «позитивизма» сменяются волной «мистицизма», «футуризма» — «на­туризмом», коллективизма—индивидуализмом, и т. д. Одна мода вытесняет другую, чтобы уступить место третьей. Одно увлечение—другим, одни ассоциации — иными.

Исключением отсюда являются чисто научные (а не наукоподобные) группировки. Они преемственны. Они не исчезают быстро, а, раз возникнув, существуют упорно, увеличивая свой багаж, продолжая работу предшествен­ников над возведением великого храма знаний. Основное их содержание не подчинено моде..Оно «вечно». Только исключительно неблагоприятные условия, ведущие за со­бой физическое исчезновение членов таких групп, физи­ческую невозможность собирания знаний и их передачи из поколения в поколение, вызывает уменьшение объема таких групп и их полное исчезновение. Но, исчезнув, они вновь возрождаются и, достигнув прежнего уровня, про­должают.когда-то начатую работу. (Причина их живуче­сти—невозможность существования группы без знаний, необходимых прежде всего для сохранения самой жизни и добывания средств существования.) Ограничимся эти­ми общими штрихами в характеристике перегруппировок всех групп данного типа.

Циркуляция élites

Выше было определено понятие élites. Их число не одинаково в различных агрегатах населения. Не­одинакова и интенсивность их циркуляции. Строение одних агрегатов может быть благоприятным для цир­куляции élites: лица с исключительными способностями в таких обществах сравнительно легко могут достигать тех мест и функций, которые соответствуют их ис­ключительным способностям. В других агрегатах дело обстоит иначе: здесь все строение столь закостенело, так много барьеров между разными группами и столь они непроницаемые, что большая часть élites гибнет в борьбе с этими препятствиями и пропадает даром или же принуждена проявлять свои способности в изу­родованных формах. Примером первого общества может служить население С. А. Соед. Штатов. Примером вто­рого— кастовый режим или дореформенная Россия. В первом — барьеры немногочисленны и проницаемы. Значительная часть лиц с исключительными способно­стями здесь может развернуть свои силы и проявить свои способности. Непреодолимых барьеров нет. Весь уклад жизни таков, что побуждает индивида перепро­бовать себя на поприще разных форм деятельности, чтобы «познать самого себя», с одной стороны, с дру­гой— раз определенные способности выявились, уклад не ставит непреодолимых препятствий для проявления своих талантов и достижения соответственных постов. Подтверждением сказанного служат факты частой пе­ремены индивидами своих профессий; переход от про­фессии рабочего к профессии продавца газет, от по­следнего к писательству, к фермерству, к общественной деятельности и т. д. ³ О том же говорят имена В. Франклина, Эдисона, Карнеджи и многих крупнейших государственных деятелей, ученых, изобретателей, мил­лиардеров, писателей, и т. д., из «низов» поднимавшихся на верхи и делавшихся «великими». Там их приходится считать сотнями и тысячами. В России же все строение населения было таково, что большинство élites гибло или тратило свои силы в изуродованных формах де­ятельности. Ломоносовы у нас насчитываются едини­цами. Чаадаевы, которые могли бы быть «в Риме Брутом, в Афинах — Периклесом, в России царской

См. об этом: Мюнстерберг. Американцы, т. II, 205 и ел.

гибли офицерами гусарскими»¹²*, Шевченки погибали в крепостной неволе, бесспорные стратеги и воины делались «Ваньками-Каинами», несомненные правители государства гибли на каторге и в тюрьмах, либо вы­рождались в душной атмосфере эмиграции, бесспорные мыслители теряли свои силы в борьбе с нуждой и го­лодом и отцветали, не успев расцвесть, либо разме­нивались на мелочи и ограбляли себя и т. д. Без преувеличения можно определить Россию, как страну бесплодной гибели élites. Слова Герцена о Бакунине применимы к России вообще: «Поклонники целесо­образности, милые фаталисты рационализма, все еще дивятся премудрому à propos, с которым являются таланты и деятели, как только на них есть потребность, забывая, сколько зародышей мрет, глохнет, не видавши света, сколько способностей, готовностей вянут, потому что их не нужно»¹⁸⁴. Мы были страной отбора шиворот-навыворот, страной удушения élites и мобилизации по­средственности почти во всех сферах деятельности¹⁸⁵.

Эти примеры говорят о том, что интенсивность цир­куляции élites, зависящая от числа их и характера стро­ения общества, колеблется от страны к стране и варьиру­ет во времени. В одной и той же группе она колеблется от периода к периоду. Так, исследование Колабинской относительно Франции показывает, что в период с 1715 г. до 1789 г., циркуляция élites — государственных правите­лей— была менее интенсивной в силу искусственных пре­пятствий, созданных в конце 17 в.¹⁸⁶

Легко понять социальное значение характера и интен­сивности циркуляции élites. Агрегаты, строение которых не ставит непреодолимых препятствий для циркуляции élites, где большинство лиц с соответственными талан­тами могут попасть на надлежащие места, находятся в бесконечно лучшем положении по сравнению с агрега­тами, обладающими тем же количеством élites, но бога­тыми барьерами и шлагбаумами, препятствующими цир­куляции. В первых élites не гибнут бесплодно. Попав на надлежащие места, они развивают максимум творческой энергии в своей деятельности. Изобретения и усовершен-

¹⁸⁴ Герцен. Сочинения, III, 489. *⁵ См. механизм этого отбора в цит. работах Лапужа и Аммана,

причем, однако, пессимизм одного и апология другого требуют

существенных поправок. ¹⁸⁶ Kolabinska. Op. cit.

ствования, творчество и прогресс здесь будут идти семи­мильными шагами. Все общество от этого выигрывает. Равновесие его будет подвижно, эластично, но устойчиво. Оно похоже на хорошо налаженную машину, работа­ющую без трения и перебоев. Во-вторых, весь темп жизни ненормален. Сталкиваясь с непреодолимыми барьерами, большинство élites гибнет в борьбе с ними. Гении и талан­ты пропадают даром. Как норма, здесь «пирожники тача­ют сапоги», и обратно. Воцаряется мертвечина, застой, формализм. Творчество останавливается. Лучший вид энергии бесплодно исчезает. Люди оказываются не на своих местах. Все общество в итоге проигрывает. Вместе с этим его равновесие, несмотря на застой, не будет устойчивым. Élites, не попадая на соответственные места, будут проявлять свои способности в изуродованных формах. «Прирожденные Наполеоны» станут отъявлен­ными и гениальными преступниками, государственные гении — заговорщиками и подпольными деятелями, вели­кие изобретатели — неудачными пьяницами, бездарно­сти—дирижерами государства, промышленности, торго­вли, религии, науки, искусства и т. п. «Пар» недовольства и оппозиции будет копиться всюду. Неизбежным следст­вием его будут периодические кровавые конвульсии и взрывы. Все общество будет похоже на скверную маши­ну, где колеса и винты не подогнаны, трение — огромно, перебои—периодичны.

Когда-то Рузвельт сказал, что в идеальном обществе всем людям можно найти соответственное место; все способности, вплоть до кровожадных аппетитов преступ­ника, можно утилизировать с пользой для общества, предоставив для их удовлетворения надлежащие общепо­лезные функции. Такого общества мы еще не знаем. Но существующие общества находятся на весьма различном расстоянии от этого идеала: одни к нему ближе, другие — дальше.

Увеличивается ли с ходом истории интенсивность цир­куляции élites, не будем решать здесь. Скажем кратко, что слабая тенденция такого увеличения есть, но опять-таки она проявляется не прямолинейно, а имеет извилистую форму, с поворотами назад и с отклонениями в сторону. Одни барьеры падают, зато вырастают другие, иногда не менее непреодолимые. Напр., у нас со времени револю­ции ряд барьеров пал, зато вырос ряд новых. В данное время таким барьером служит партийность. Как в про­шлом бедность, непринадлежность к благородному дво-

рянству и «революционные убеждения» были препятстви­ем для циркуляции élites из бедных и революционных индивидов к высшим государственным, экономическим, церковным, научным и др. «постам», так и теперь неком­мунистический образ мыслей является таким же барье­ром, мешающим некоммунистам свободно циркулиро­вать и исполнять функции, соответствующие их талан­там. Как в прошлом это вело к насаждению ничтожных посредственностей всюду: в управлении, в науке, в искус­стве, в экономической деятельности и т. д., так и теперь указанный барьер ведет к культивированию коммунисти­ческой бездарности во всех сферах жизни, начиная с фун­кций управления и кончая... коммунистическими «поэта­ми и учеными», дипломатами и реформаторами эконо­мической жизни. Весьма серьезное опасение внушает далее и попытка централизованного регулирования форм деятельности каждого индивида сверху. Я говорю не о трудовых повинностях, в массовом размере заставля­ющих «пирожников быть сапожниками», бессильных фи­зически лиц выполнять функции битюга, а битюгов — функции 1ая, Канта, Цицерона и Шиллера, а о т. н. «трудовой армии». Если каждый индивид далеко не все­гда может «найти себя самого» сразу, то тем паче ника­кие гении не могут целесообразно распределить милли­оны людей сообразно их талантам. Такая система по существу представляет противоречие с принципом «каж­дому по его способностям» и может вести к массовому превращению сапожников в пирожников и обратно. Если бы государственная власть ограничилась только удалени­ем барьеров, искусственно мешающих élites достигать те места, для которых они предназначены,— такая политика была бы превосходной. Но поскольку она пытается сама централизованно регулировать и определять деятель­ность всех индивидов,— дело меняется. Никакой прави­тель, даже самый гениальный, не может правильно опре­делить для миллионов людей соответствующие их способ­ностям функции. В силу одного этого обстоятельства (не говоря уже о массе других причин) такая система, согласно сказанному выше, может дать только минусы. Конечно, мотовски расходуя человеческую жизнь, жерт­вуя тысячами и десятками тысяч людей, на костях их можно кой-что построить (строили же помещики велико­лепные дворцы и имения на костях крепостных, красуют­ся же до сих пор великолепные здания сената, адмирал­тейства и дворцов в Петрограде, вырос же он по манове-

\ник> руки Петра), но стоимость таких построек будет в десятки раз дороже, чем при системе автономного самоопределения личностей и автономной их циркуля­ции,—с одной стороны; с другой — продуктивность та­кой системы будет в десятки раз меньше второй; с третьей—равновесие такого агрегата будет равновеси­ем бомбы, способной взорваться от первого толчка.

Заключение

Таковы формы и виды перегруппировок в области элементарного расслоения населения. Сейчас я должен был бы перейти хотя бы к столь же краткому очерку перегруппировок в сфере кумулятивного расслоения. Но... принужден совершенно не затрагивать этого воп­роса. В силу простой, но весьма уважительной причины: нет бумаги и П-й том тогда был бы оборван на полусло­ве. Приходится ограничиться сказанным: я предпочитаю выпустить этот отдел, чем выпустить П-ой том оборван­ным. В будущем издании, если ему суждено появиться, это и ряд других «зияний» будут заполнены. (Извиняюсь за эту необычную вставку.)

В общем и целом и в области кумулятивного рас­слоения мы нашли бы те же формы перегруппировок, плюс: своеобразные формы их образования и расслоения. Эти последние особенно любопытны и важны. В них лежит центральный пункт кумулятивных перегруппиро­вок. Но в двух словах характеристика их невозможна, поэтому оставляю эту проблему незатронутой совершен­но. Сказанное приводит нас к следующим выводам: 1) Строение социального агрегата представляет равнове­сие не неподвижное и закостенелое, а подвижное. 2) Эта подвижность проявляется: а) в циркуляции индивидов из одной группы в другую, Ь) в колебании объема гомоген­ных групп, с) в исчезновении (в ряде случаев) одних групп и в появлении на их месте других, гомогенных первым. 3) Во всех этих отношениях подвижность неодинакова в разных группировках одного и того же агрегата и варьи­рует во времени и пространстве. 4) Сообразно с этим эла­стичность и упругость различных социальных агрегатов неодинаковы: одни более эластичны, другие—менее. 5) В агрегатах более закостенелых задержанные токи циркуля­ции сильнее нарушают подвижное равновесие агрегата, поэтому процессы восстановления последнего (перегруп­пировки) здесь совершаются нерегулярно, конвульсивно,

спазматически, кровавым путем; в агрегатах более эла­стичных эти процессы совершаются в менее острых фор­мах. 6) Подвижное равновесие социального агрегата не оз­начает коренное изменение его основного скелета. Беглый обзор данных показал, что основные линии элементарного расслоения не исчезают и не заменяются другими; варьи­рование происходит, так сказать, в пределах одного и того же расслоения между отдельными его группами, но не ведет к полному исчезновению очерченных основных ли­ний элементарного расслоения. Меняются, образно гово­ря, мускулы и костюм социального агрегата, но его скелет остается прежним. Перегруппировки исчерпываются пере­группировками 1 и 2-го типа, мало затрагивая перегруп­пировки 3-го типа. Колебание амплитуды последних огра­ничено. 7) Вот почему все социальные реформы и револю­ции изменяли не столько скелет социального тела, сколько его «одежды», мускулы и состав индивидов-клеток, запол­няющих тот или иной «этаж» социального агрегата. Выве­денный из равновесия последний или погибает или, совер­шив перегруппировки I и II рода, стремится снова вер­нуться к бывшему состоянию.

Это означает, что ни о каком подлинном равенстве индивидов в бывших и существующих агрегатах пока не может быть и речи. Таких агрегатов—сколько-нибудь обширных—мы не знаем. Равенство остается мифом, пока что неосуществленным в истории. Обратные утвер­ждения правительственных публицистов всех мастей, подчас весьма рьяно доказывающих осуществление равен­ства их правительствами, представляют сознательное, а чаще всего бессознательное оправдание их собствен­ного привилегированного положения и только. Для того, чтобы подлинное равенство было возможно, нужно унич­тожение всех очерченных линий элементарного и кумуля­тивного расслоения, т. е. исчезновение полиморфизма ин­дивидов. Вне этого — всякое декларируемое равенство будет пустословием, сознательной или бессознательной ложью, простым «втиранием очков» со стороны привиле­гированных обделенным или оправданием домога­тельств на привилегии. 8) Совершается ли в истории указываемое исчезновение трещин социального рассло­ения,— не' будем здесь касаться. Констатируем просто, что мы пока очень далеки от такого состояния.

В «Социальной Механике» и в «Социальной!енетике» я подробно остановлюсь на затронутых в этой главе вопросах и дам их решение по существу.

!лава шестая