ГЛАВА 13. Было 15 часов 24 минуты, когда Леопольдина Девэр постучала в дверь Лоранс Эмбер

Было 15 часов 24 минуты, когда Леопольдина Девэр постучала в дверь Лоранс Эмбер.

– Войдите.

Голос безразличный, не слишком приветливый. Леопольдина не стала придираться к этому. Лоранс Эмбер подняла глаза от отпечатков, сделанных с рентгеновских снимков.

– А‑а, это вы, – произнесла она. – А я уже подумала, что вы забыли обо мне.

Это замечание вполне могло бы вывести Леопольдину из себя, но она, однако, проявила стоицизм и внимание.

– Что я могу сделать для вас?

Лоранс Эмбер поднялась – даже в белом халате она выглядела представительно, с этим не поспоришь.

– У меня проблема с профессором Серваном. Он отказывается возвратить кое‑какие книги, которые взял в библиотеке отдела, а я тоже хотела бы ознакомиться с ними. Я много раз требовала их у него, но все впустую. И я подумала, что вы…

– Почему я? Вы знаете его лучше, чем я.

– Увы, да… – вздохнула Эмбер, облокотившись на край письменного стола. – Дело в том, что он не желает меня видеть. Он считает, что не обязан отчитываться ни перед кем, так как его исследования финансируются частным институтом, а не «Мюзеумом». Я даже не знаю, в чем они состоят! Но с вами, может быть, он поведет себя иначе.

– Я не вижу, почему…

– Вы хранительница библиотек, он вас не знает. И потом, может, у вас найдутся более веские аргументы, чем у меня, – сказала Лоранс Эмбер, подталкивая Леопольдину в коридор. – Вон дверь в глубине, слева.

Леопольдина почувствовала, как на ее плечо легла демонстративно дружеская рука. Короче, выбора у нее не было.

Она углубилась в мрачный коридор. Здесь тоже были витрины со всякими уродами: утробные плоды, задумчиво плавающие в формалине головы, бесформенные эмбрионы и другие образцы капризов природы. Атмосфера была весьма давящая. Леопольдина двигалась вперед в этом замкнутом удушающем пространстве. Среди того, что дает начало жизни, самых сокровенных уголков организма. Да, так и было: ей казалось, что она движется во вселенной… утробной вселенной. Эти гримасничающие монстры стояли в своих банках, как бы представляя этапы какой‑то хаотичной эволюции, иногда нелепой, оставшейся на эмбриональной стадии.

Превозмогая дурноту, она тихонько постучала в дверь лаборатории профессора Сервана. Дверь со скрипом приоткрылась. Она позвала:

– Профессор Серван?

Никакого ответа. Она сделала несколько шагов, вошла. Там была еще более странная атмосфера. Десятки вскрытых моллюсков, осьминогов, кальмаров, спрутов плавали в желтоватой жидкости с чудовищным запахом. Леопольдина почувствовала тошноту. Помещение было явно вредно для здоровья: старые металлические шкафы гнулись под тяжестью книги папок, краска на стенах потрескалась, длинные ржавые полосы разрисовывали эмаль раковины. Потолок был покрыт пятнами сырости, а пол – хлопьями пыли. Установки и инструменты для научных работ, напротив, были ультрасовременные: стерилизатор инструментов, центрифуга, спектрофотометр, логический контроллер – все было новенькое и хранилось в отдельной комнате, отгороженной пластиковой занавеской.

Леопольдина бросила взгляд через потрескавшееся стекло окна. Вид отсюда был довольно красивый, на зверинец. Там она увидела Норбера, ведущего группу посетителей от вольера к вольеру и демонстрировавшего свою немыслимую страсть к живой природе. Можно было не сомневаться, что он намеревался поделиться с ними и своей концепцией защиты животных! С его точки зрения, поскольку в цепи живого существует преемственность, абсурд, что человек презирает животное, использует его как какой‑то предмет, вплоть до того, что сводит его существование к индустриальному скотоводству или объекту для фармацевтических изысканий. В этом нет логики. Даже хуже, это негуманно. Часто Норбер в возбуждении затевал в аллеях Ботанического сада долгие дискуссии с Теодором Моно. На закате своей жизни известный ученый, который разделял его убеждения, щедро давал ему советы и сыпал одобрительными словами, заверяя, что будет поддерживать его в работе. Норбер, неутомимый единомышленник «Гринписа» и многих других экологических обществ, неустанно защищал свои идеи и даже имел некоторые трудности с правосудием – какая‑то темная история с бесцеремонным вторжением в лаборатории космических исследований.

Леопольдина вздрогнула. Она только сейчас заметила немного в стороне от группы экскурсантов высокую фигуру Иоганна Кирхера. Она вздохнула: этот мужчина производил на нее необыкновенное впечатление, во всяком случае, он как‑то странно завораживал ее. Ее и многих других женщин…

Но Леопольдина взяла себя в руки: она здесь не для того, чтобы грезить. Она оглядела лабораторию. Взгляд ее остановился на книжных полках и ряде переплетенных в кожу томов: «Генеалогия морали» Фридриха Ницше, «Левиафан» Томаса Гоббса, «О происхождении нравственных чувств» Поля Ре, «Основы психологии» Герберта Спенсера… Эти книги – из запасников ценных книг. Почему они здесь? Она сняла их с полки, остальные принадлежали библиотеке отдела биологии. На письменном столе она обнаружила небольшой, in octavio,[25]томик с латинским названием: «Collectiones ex Novo Lumine Chymico quae ad Praxin sectant – Collectioum explicationes»[26]Исаака Ньютона. Она отложила в сторону стопку книг и перелистала его: там были странные описания химических экспериментов, причудливые рисунки и математические опыты. Под этими набросками она прочла: «Воздух порождает Железо или Магнит, и это обнаруживает его. Так же и отец его Солнце (Золото), а мать Луна (Серебро). Это то, что носит ветер в своем чреве: то есть Растительная соль Щелочь или Арманьяк, спрятанная в чреве Магнезии (или Стибины)».

Она нахмурила брови и полистала чуть дальше: «Лучшая вода получена благодаря власти Нашей Серы, которая скрывается в Сурьме. Поэтому Сурьма была названа древними Ариес, ибо Ариес есть первый Знак Зодиака, в котором Солнце начинает становиться пылким и в котором Золото особенно пылает в Сурьме». Что означает эта абракадабра?

Резкий голос неожиданно заставил ее вздрогнуть и опустить томик.

– Что вы делаете в моей лаборатории? Кто разрешил вам войти?

Солидного вида мужчина с седыми волосами и неприветливым лицом с суровым видом разглядывал ее. Он отобрал у нее томик Ньютона и сунул его в карман своей черной вельветовой куртки.

– Профессор Серван, – пробормотала Леопольдина, – я хранительница библиотек и пришла…

– Вас прислала Эмбер, не так ли? Сразу же вам заявляю, я не обязан отчитываться перед этой женщиной. Стоило мне отлучиться на две минуты, как она уже засылает ко мне своих шпионов… Немедленно уходите.

– Профессор, у вас здесь находятся книги, числящиеся за Центральной библиотекой, которые всегда должны быть доступны. Я хочу знать, по какому праву…

– А вы, по какому праву вы приходите мешать мне работать? Эти книги мне нужны. Вам этого достаточно? Сейчас из‑за вас у меня нарушится процесс миграции протеинов. Убирайтесь отсюда, ради Бога!

Но Леопольдина Девэр была не из тех людей, которые отступают. Она встала перед ним подбоченясь, глаза ее метали молнии.

– Я запрещаю вам говорить со мной таким тоном! Вы прекрасно знаете, что не имеете права выносить книги из хранилища! Здесь им не место, и я не уйду отсюда без них! Если же вы будете стоять на своем, я потребую от дирекции «Мюзеума» начать процедуру расследования против вас!

Они обменялись недружелюбными взглядами. Наконец Серван сдался, и Леопольдина завладела книгами. Но одной все же не хватало: она требовательно протянула руку. Серван, брюзжа, протянул ей томик Ньютона, который она сунула в карман своих джинсов и затем вышла с гордо поднятой головой не обернувшись.

В лабораторию Лоранс Эмбер Леопольдина вошла без стука и грохнула на ее письменный стол стопку книг:

– Вот ваши труды. Как видите, в подобных случаях с вашим агрессивным характером вам было бы легче делать это. Так что в следующий раз приложите усилия.

Задетая за живое, Лоранс Эмбер уже хотела ответить, как вдруг снаружи послышались крики. Весь зверинец выл смертным воем. Животные, напуганные тайным зовом инстинкта, в ужасе метались в своих клетках.

Леопольдина сбежала с лестницы и вклинилась в группу людей, которая уже образовалась около загона для хищников. Звериное рычание леденило кровь в ее жилах. Она увидела Алекса: с ружьем в руке он пытался очистить себе проход. В загоне леопард ожесточенно бросался на человека, тот отбивался, но хищник, возбужденный запахом крови, не отпускал свою жертву. Остальные хищники, почуяв смерть, создавали дикий хор из воя и тявканья. Посетители, окаменевшие и бессильные помочь, смотрели.

Алекс пошел на немыслимый риск. Он просунул ружье между прутьями решетки, всего в двух метрах от леопарда, и выстрелил ему в холку ампулой снотворного. Разъяренный хищник бросился к нему, но Алекс успел отскочить.

– Иди со мной! – крикнул он Леопольдине. – Надо его вытащить оттуда!

Двое охранников старались сдерживать людей, а Анни Брайтман, ветеринар зверинца, в это время открывала дверцу клетки.

– Алекс, – крикнула она, – возьми вилы и оттолкни его!

Алекс, ни секунды не колеблясь, встал перед леопардом, на которого снотворное произвело уже некоторое действие. Тот угрожающе рыкнул и, казалось, приготовился к прыжку, но, задержанный вилами, отступил. Анни и Леопольдина схватили ужасно искалеченное тело жертвы и оттащили в безопасное место.

Это был Алан. По его рукам с рваными от когтей ранами и лицу струилась кровь. Глубокий укус порвал ему сонную артерию. Анни попыталась остановить кровотечение.

– Врача, быстро! – крикнула Леопольдина.

Анни Брайтман грустно покачала головой: врачу здесь делать уже было нечего.

Date: 2015-09-02; view: 288; Нарушение авторских прав