Мысли о воспитании ребенка

В течение долгих лет Эриксон прилагал результаты своих кли­нических наблюдений ко множеству проблем, включая вопросы об­разования, этики и политики. Он также проявлял особый интерес к воспитанию ребенка.

Как мы коротко упомянули в своем обсуждении доверия, Эриксон занимался проблемой, с которой сталкиваются родители в нашем ме­няющемся обществе. Современные родители зачастую неспособны или просто не хотят следовать традиционным правилам воспитания ребен­ка; они предпочитают растить своих детей в более личной, терпимой манере, основанной на новой информации и педагогике (Erikson, 1959, р. 99). К сожалению, современные советы в отношении воспитания ре­бенка часто противоречивы и пугают новоиспеченного родителя свои­ми описаниями того, как события могут принять нежелательный обо­рот. Соответственно, новоиспеченный родитель испытывает тревогу и неуверенность. Это серьезная проблема, считал Эриксон, ибо, как мы видели, важно, чтобы родитель' передавал ребенку базовое ощущение безопасности, чувство, что мир надежен и безопасен.

Эриксон полагал, что родители могут позаимствовать определен­ную внутреннюю безопасность из религиозной веры. Кроме этого, он предлагал, чтобы родители обращали внимание на фундаменталь­ную «веру в свой вид» (1963, р. 267). Под этим Эриксон подразуме­вал нечто близкое идеям Гезелла. Родители должны признать, что в формировании ребенка далеко не все зависит от них; дети развива­ются в значительной степени согласно некоему внутреннему графи­ку созревания. Эриксон говорил: «Важно осознать, что... здоровый ребенок, если его хотя бы иногда направлять должным образом, лишь подчиняется внутренним законам развития и в целом ему мож­но в этом доверять» (р. 67). Таким образом, очень хорошо, если ро­дители следуют своим побуждениям и улыбаются, когда улыбается их малыш, освобождают своему ребенку место для ходьбы, когда он пытается ее освоить, и т. д. Они могут быть уверены, что поступают совершенно правильно, следуя его собственному биологическому, основополагающему плану малыша.

Эриксон также надеялся, что родители смогут признать базовое неравенство между ребенком и взрослым. Человеческое дитя, в отличие от детенышей других видов, проходит через намного более долгий период зависимости и беспомощности. Следовательно, ро­дители должны всячески противиться соблазну вымещать свои не­удачи на более слабом, чем они, ребенке. Например, они должны сопротивляться импульсу доминировать над ребенком, продикто­ванному тем, что они сами чувствуют себя беспомощными с други­ми людьми. Родители должны также во что бы то ни стало избегать попыток сделать из ребенка такого человека, каким бы они хотели его видеть, игнорируя при этом собственные способности и наклон­ности ребенка. Заключая свою мысль, Эриксон сказал: «Если толь­ко мы научимся давать жить другим, план развития полностью к нашим услугам» (1959, р. 100).

Оценка

Эриксон, без сомнения, расширил психоаналитическую теорию. Он очертил наиболее общие проблемы на каждой из стадий Фрейда и увеличил последовательность стадий таким образом, что они теперь охватывают весь жизненный цикл. Эриксон также дал нам возмож­ность по-новому оценить, как социальные факторы влияют на про­хождение различных стадий. Например, он показал, что подростки стремятся не просто справиться со своими импульсами, но и обрес­ти идентичность в более широком социальном мире.

Наконец, Эриксон обогатил фрейдовскую теорию, по-новому взгля­нув на возможности для здорового развития. Он сделал это главным образом за счет того, что более широко, чем Фрейд, использовал поня­тие созревания. На взгляд Фрейда, созревание определяет направлен­ность инстинктивных влечений, которые должны в значительной сте­пени подвергнуться вытеснению. По Эриксону, созревание обеспечи­вает также рост модусов эго и таких общих качеств эго, как автономия и инициатива. Конечно, Эриксон обсуждал и трудности обретения этих качеств, но при этом он дал нам более полную картину того, каким об­разом возможен рост эго. Предположив, что здоровое развитие связано с основополагающим планом созревания, Эриксон придал теории Фрейда эволюционную направленность, присущую концепциям Рус­со, Гезелла и других теоретиков.

Теория Эриксона не избежала многочисленных критических заме­чаний. Роберт Уайт (White, 1960) доказывает, что Эриксон слишком настойчиво пытался связать различные аспекты развития эго с либид-ными зонами по Фрейду. Эриксон говорил, что для каждой зоны суще­ствует характерный модус интеракций эго с миром. Однако Уайт дока­зывает, что эти модусы неспособны охватить многие виды деятельнос­ти ребенка. Например, многие из попыток маленького ребенка достичь автономии — такие, как громогласные «нет» ребенка и энергичная ходь­ба, — по-видимому, не связаны с анальными модусами задержания и выделения. Сам Уайт предлагает нам рассматривать рост эго как об­щую тенденцию в сторону компетентности — тенденцию, которая вклю­чает в себя способность передвижения, исследование и автономные действия без какой-либо обязательной связи с зонами Фрейда.

Кэрол Джиллиган (Gilligan, 1982) говорит, что теория Эриксона придает слишком большое значение развитию независимости. Она указывает, что почти все элементы развития в детстве — рост авто­номии, инициативы, трудолюбия и идентичности — являются у него аспектами обособления и индивидуализации. Только первая стадия, доверие против недоверия, связывает ребенка отношениями, кото­рые подготавливают его к взаимности и заботе, присущим взрослой жизни. Джиллиган говорит, что описание Эриксона, возможно, вер­но для мальчиков, но мы не можем понять развитие девочек, не рас­смотрев, как посредством отношений происходит развитие «Я». Мне кажется, Джиллиган упрощает теорию Эриксона — его стадия ини­циативы, к примеру, касается эдиповой любви, — но ее замечание заслуживает определенного внимания. В следующей главе мы рас­смотрим сделанное Маргарет Малер исследование того, как в пер­вых отношениях ребенка проявляется автономия.

С другой стороны, мы могли бы упрекнуть Эриксона в некото­рой концептуальной расплывчатости. Он пишет красивым, плавным стилем, но оставляет многие концептуальные вопросы непрояснен­ными. Например, он позволяет нам по-новому взглянуть на потен­циал роста в старости, когда люди изучают свою жизнь и стремятся к мудрости, но четко не указывает, каким образом все это становит­ся частью процесса созревания. Возможно, что существует некая биологическая тенденция обозревать свою жизнь (Butler, 1963), но Эриксон не высказался по этому вопросу определенно. Подобным образом, он не сумел точно объяснить, какой вклад созревание вно­сит в другие стадии взрослой жизни.

Эриксон догадывался об общей расплывчатости своей теории. Однажды он сказал: «Я пришел в психологию из мира искусства, и это может объяснить, если не оправдать, тот факт, что читатель об­наружит меня изображающим контекст и фон там, где он предпочел бы видеть указания на факты и понятия» (Erikson, 1963, р. 17).

Концептуальная расплывчатость Эриксона может частично объяс­нить, почему исследователи не спешат проводить эмпирическую про­верку его теории, хотя и предпринималось несколько основательных попыток сделать это. Наиболее примечательной из них является скон­струированная Джеймсом Марсиа (Marcia, 1966) система измерений различных состояний идентичности, которые, по-видимому, связаны с другими переменными. К примеру, молодые люди с предопределен­ной идентичностью — которые принимают как должное переходящие из поколение в поколение профессиональные цели и ценности, не предпринимая самостоятельного поиска альтернатив, — по-видимо­му, наиболее часто оказываются на уровне конвенционального (con­ventional) мышления по шкале Колберга. Напротив, тем, кто вырабо­тал чувство идентичности после самостоятельных поисков, чаще при­суще постконвенциональное (postconventional) моральное мышление (Podd, 1972).

В ряде других исследований категории Марсиа использовались для изучения формирования идентичности (Cole & Cole, 1993, p. 637-640; P. Kaplan, 1998, p. 292-294) и были предоставлены дополнительные доказательства того, что теория Эриксона может стать источником полезных исследований. Работа Эриксона, подобно трудам Фрейда, настолько содержательна и глубока, что заслуживает усилий по овла­дению ею — как ради собственного понимания человеческой приро­ды, так и ради научного прогресса.