Глава 12. Мать приехала за Келли и увезла ее в клинику в Денвере

Мать приехала за Келли и увезла ее в клинику в Денвере. Рутгер вышел под залог и куда‑то запропастился, но теперь это уже не имело значения – Келли он достать уже не мог.

«Хоть это хорошо, – сказал себе Шон. – Должны же быть в этом деле хоть какие‑то положительные моменты».

Поскольку новых идей у него не было, он решил, что патрулирование улиц способно принести ничуть не меньше пользы, чем сидение над известными до мелочей бумагами, и отправился з сторону Джексон‑сквер.

Там среди десятков странных и подозрительных типов Шон довольно быстро засек женщину, по описанию походившую на жрицу вуду Мари Лескар – знакомую Мамми Джонсон.

Шон подошел к ней.

Две юные туристки с восточного побережья со смехом и шутками уговаривали Мари продать им приворотное зелье. Древняя, как Мафусаил, старуха, изъяснявшаяся на островном диалекте, всячески отнекивалась и говорила, что зельями не торгует, а в бутылочках у нее обыкновенные травяные настои для улучшения цвета лица. Потом, однако, она призналась, что у этих настоев чудесный запах, поэтому мужчины слетаются на него, как мухи на мед.

Пока девушки, торгуясь со старухой, покупали у нее волшебные снадобья, Шон стоял рядом и разглядывал выставленный старухой на продажу товар: пучки высушенных трав, всевозможные амулеты, камушки с дырками для ношения на шее и тому подобные предметы и сувениры.

Когда девицы удалились, старуха посмотрела на Шона:

– Лейтенант Кеннеди?

– Это Мамми сказала вам обо мне?

– Я знала, что ты придешь, – ответила старая женщина, пристально глядя маленькими выцветшими глазками на Шона. Она и в самом деле знала, что он придет, и никакая Мамми ей об этом не говорила. Просто знала – и все тут.

– Вы Мари Лескар?

– Ты сам отлично об этом знаешь. – Старуха улыбнулась. Для ее возраста у Мари были потрясающие зубы. Шон невольно спросил себя, какое снадобье она изготовила и жевала, чтобы сохранить в полной неприкосновенности зубную эмаль.

– Это настоящее имя или псевдоним? – тоже с улыбкой спросил Шон. – Уж больно оно напоминает имя жриц вуду, ставших в этом городе настоящими знаменитостями, – я имею в виду Мари Лаво и ее дочь.

Старуха ухмыльнулась.

– Мари – очень популярное французское имя. Оно также широко распространено у католиков на островах Южных морей. А Лескар – фамилия моего покойного мужа.

Шон смутился.

– Не красней, лейтенант. Ты хороший человек.

Шон пожал плечами:

– Спасибо за комплимент.

Если Мамми о нем не говорила, откуда, спрашивается, старуха знает его имя и звание? Впрочем, никакая это не мистика. Фотографии Шона с соответствующей подписью были опубликованы во всех газетах Нового Орлеана.

– Решил, значит, ко мне обратиться, – заметила между тем Мари Лескар.

– Мамми Джонсон посоветовала мне поговорить с вами.

– Пришел, значит, посмеяться над старухой?

Шон подумал, что она в каком‑то смысле права: никакой серьезной информации получить от нее он не рассчитывал. Сказал Шон, однако, другое:

– Я пришел потому, что готов на все, лишь бы остановить ужасные убийства.

Старухе, казалось, его слова пришлись по вкусу. Она закивала – вот, дескать, и в полиции о ней вспомнили.

– Ты в большой опасности – знаешь об этом или нет?

– Я полицейский и все время хожу по острию ножа.

Мари покачала головой:

– Ты старая душа, лейтенант. Очень старая душа.

– Не понимаю…

– Послушай меня, лейтенант. – Мари подняла свою высохшую костлявую руку. – Мы знаем, что есть черный цвет и белый. Мы знаем также, что есть ночь и день, есть зло и добро. Зло существует, хотя мы подчас не видим его, точно так же, как мы не всегда можем увидеть или потрогать руками добро. В городе сейчас действуют разные силы – и злые, и добрые. Между ними идет борьба.

Шон сделал над собой усилие.

– Скажите, а Мэгги Монтгомери – зло?

К огромному его облегчению, Мари покачала головой.

– Но будь настороже! Береги себя. Она не такая, какой кажется.

– Она, случайно, не исповедует вудуизм?

Мари улыбнулась, вновь продемонстрировав свои великолепные зубы. Потом опять покачала головой:

– Опасайся ночи, лейтенант.

– Скажите, Мари…

– Ничего больше сказать я тебе не могу. Не забывай, что в этом городе всегда были в чести волшебство и магия. Черная и белая. Будь настороже, береги себя. Размышляй о звере и думай, какое оружие выбрать, чтобы поразить его. Открой глаза и смотри на мир непредвзято. Это самое главное. Помни, что легенды чаще всего основаны на реальных фактах. Ты веришь в Бога, лейтенант?

– Верю. Я родом из католической семьи…

– Ты не видишь Его, не знаешь Его, но между тем веришь, что Он существует. Вера – это принятие и признание того, что ты не можешь увидеть. В мире много такого, что нельзя увидеть глазами или потрогать. Мир не простой и не плоский, как доска. И в этом мире возможно все. Взгляни на небо, на землю, на звезды. Вспомни о ночи. О черном и белом. Помни, что красная жидкость, которая течет в наших венах, есть сок жизни. И прими одну волшебную вещицу, которую я для тебя припасла.

С этими словами она вложила что‑то в руку Шона.

– Я не должен ничего от вас принимать… – снова смутился он. Мари исповедовала вудуизм и наверняка нуждалась в деньгах – иначе не сидела бы на Джексон‑сквер. Уже это одно не позволяло Шону принять от этой женщины подношение.

– Нет, ты просто обязан принять это от меня.

– Сколько я вам должен?

– Ничегошеньки. Это подарок. На свете есть зло и добро. Ты добрый человек, и я – добрый. Прими даяние одного доброго человека другому.

Хотя Шон не имел права принимать подарки от посторонних граждан, он разогнул пальцы и посмотрел на дар старухи. Крест! Ни тебе кроличьих или лягушачьих лапок, ни амулетов в виде драгоценных камней, от которых он мог бы с чистой совестью отказаться. Это было старинное изделие из серебра примерно в шесть сантиметров длиной, прикованное к серебряной же цепочке.

Шон улыбнулся.

Против креста он, как потомственный католик, ничего возразить не мог.

Повернувшись, Шон двинулся прочь.

– Лейтенант!

Он обернулся. Мари Лескар снова обратилась к нему:

– Обязательно носи его на груди!

Это было сказано так доброжелательно и искренне, что Шон кивнул и поклонился старухе.

Он надел крест на шею. Если бы это был какой‑нибудь глупый, с точки зрения горожанина, амулет, Шон бы еще сто раз подумал, носить его или нет – как‑никак, он был полицейский, значит, лицо официальное, – но крест на груди не вызывал у него дискомфорта. В конце концов, Шон был католиком, как и все его предки.

Сворачивая с Джексон‑сквер, он, к своему удивлению, отметил, что ноги сами понесли его к заведению Мамми.

Шон заказал себе коку и сандвич. Пришла Мамми и сказала ему, что того человека она не видела.

– Не думаю, что он снова сюда заявится.

– Напрасно. Это вполне возможно.

– Наверняка он видел свой портрет в газетах.

– И что же? Он считает себя слишком умным, чтобы его схватили. Если бы он пришел, это был бы своего рода вызов властям, который потешил бы его самолюбие. Вы его боитесь, не так ли?

– Разве что самую малость. Вы ведь обеспечите мне прикрытие?

– Между прочим, вокруг вас копы так и вьются. Разве вы не заметили? – спросил Шон, прожевывая сандвич с говяди‑ной.

– Еще как заметила. Ваши парни способствуют процветанию моей торговли.

– Я полицейский, и мне бы следовало вас кое за что арестовать. Вы отдаете себе в этом отчет?

Мамми хмыкнула:

– Слава Богу, шеф убойного отдела у нас душка.

– Кстати, я перекинулся словом с вашей знакомой на Джексон‑сквер.

– Неужели пошли к Мари?

Шон кивнул.

– Вы ей говорили, что я к ней приду?

Мамми покачала головой:

– И не думала.

Шон скептически улыбнулся:

– Она сама меня узнала.

– Ничего удивительного. Она жрица вуду.

– Бросьте, Мамми, эти глупости.

– Есть добро и зло. Есть день и ночь. Она вам это говорила?

Шон кивнул:

– Она мне еще и не то говорила, а кроме того, подарила крест, и я надел его. Стоило мне это делать, как по‑вашему?

– Он вам пригодится, – заверила его Мамми.

– Крест?

Мамми кивнула.

– А что, кресты отпугивают злых духов?

– Если вы поговорили с Мари, лейтенант, то поняли, надеюсь, что мир разнообразен и многомерен. Есть силы, которые превыше человека. Хотите, кстати, хлеба с чесноком?

Шон прищурился:

– Я, Мамми, обычно ем поджаренный хлеб.

– Чесночный хлеб принесет вам пользу.

– Я не люблю чесночного хлеба… я…

– Вам обязательно надо вывести ее на прогулку сегодня ночью.

– Что?

– Не что, а кого. Вашу девушку. Отведите ее в хороший итальянский ресторан. А себе закажите блюдо с чесноком.

– Вам не нравится Мэгги?

– Напротив. Я отношусь к ней прекрасно.

– Зачем же в таком случае вы хотите, чтобы я испортил отношения с Мэгги, дыша на нее чесноком?

Мамми покачала головой.

– Как я уже вам сказала…

Но тут она замолчала.

– Итак, чеснок.

Она пожала плечами.

– Послушайте, Мамми. Мы с вами рассуждаем о добре и зле, о черном и белом, о культе вуду, наконец… Это все понятия отвлеченные, философские, даже, так сказать, этнографические. Но при чем здесь чеснок и крест? В детстве я видел фильмы с Питером Кушингом и Кристофером Ли – там тоже все говорили о чесноке и крестах. Похоже, вы думаете, что в наш город съехались вампиры?

– Откуда вам знать, так это или нет? Кто вы такой? – холодно осведомилась Мамми.

– Мы с вами только что говорили об убийце из плоти и крови. Поэтому не пытайтесь сбить меня с толку. – Шон поднялся из‑за стола и вынул из кармана бумажник.

– За счет заведения, – отрезала Мамми.

– Может, мне все‑таки заплатить? – Шон подмигнул ей.

– Не надо мне ваших денег. Возможно, вы сегодня едите в последний раз в жизни, – мрачно заметила Мамми.

Шон ухмыльнулся и поцеловал ее в щеку.

– Со мной все будет в порядке. На мне крест вашей подруги.

– Вот и хорошо.

– Имейте же совесть, Мамми! Я пошел к жрице вуду, как вы мне посоветовали, ношу ее крест – а вы все еще недовольны!

– Потому что вы не понимаете главного…

У Мамми были чудные лучистые глаза с золотистыми искорками.

– Вы должны надеть на себя то, что я для вас приготовил.

– Что такое?

Он смущенно пожал плечами.

– Парень из ФБР, который у меня служит, принес мне необычные часы. Это что‑то вроде пейджера, который будет обеспечивать связь между мной и вами. Вы нажимаете вот на эту кнопочку, а я, где бы я ни был, буду знать, что с вами что‑то происходит. Начну вибрировать.

Мамми расхохоталась:

– Как это мило с вашей стороны, лейтенант! Значит, если я нажму на эту кнопку, у вас в кармане что‑то завибрирует? Но мне кажется, что вы и так достаточно вибрируете, без этого пейджера. Она ведь вам очень нравится – эта ваша птичка Мэгги Монтгомери, верно?

– Она отличается от всех, кого я знаю, и это непреложный факт.

– Не очень‑то в нее влюбляйтесь, лейтенант, – предупредила Мамми.

– Не суйте свой нос куда не следует, Мамми, – сказал Шон и добавил: – Помните: если что, жмите на кнопочку…

Выйдя из заведения Мамми Джонсон, Шон из машины позвонил в офис Мэгги. Выяснилось, что она за него волнуется и хочет знать, что с ним происходит и как у него дела. Он сообщил ей, что Келли уехала, а Рутгер скрылся.

– А что случилось в морге?

– Ну… ты же знаешь, как бывает в моргах. Там полно тел.

– Это все я, конечно, знаю, но…

Ему нравился звук ее голоса. Они не виделись всего несколько часов, а Шон уже скучал по ней. Тем не менее он решил не посвящать ее во все свои секреты и держать на расстоянии.

– Обстановка такая, что сегодня ночью мне придется задержаться, – сказал он.

– Ах!

Шон заколебался, но потом добавил, не смог промолчать:

– Но если ты «сова», тебе ничего не стоит…

Он назвал ее «совой»! По ночам такими «совами» были заполнены улицы города. Шон ухмыльнулся. Вместе с этими людьми, которым по той или иной причине не спалось, ночной город заполняли, если, конечно, верить Мамми, вампиры, вудуисты и прочая нечисть. Как известно, все они любят темноту.

И убийца тоже любил темноту.

– Позвони мне, когда освободишься. В любое время, – сказала Мэгги. – Хоть в четыре утра.

– Отлично.

– Шон?

– Да…

– Я люблю тебя, – тихо сказала она.

У него внутри все растаяло.

Повесив трубку, Шон включил зажигание и поехал. Поначалу он даже не знал, куда, собственно, едет, но потом понял, что направляется на плантацию Оуквиль.

– Привет, отец! – сказал Шон, подкатив к дому и увидев Кеннеди‑старшего.

– Привет, сын. Рад тебя видеть. Что тебя занесло на плантацию в середине недели?

Шон вышел из машины и присоединился к сидевшему на веранде отцу.

– Пива хочешь? – спросил Дэниэл, с любопытством поглядывая на сына. Сунув руку в переносной холодильник, он извлек оттуда бутылочку новейшего пива собственного приготовления. Вкус его оказался очень приятным.

– Так в чем дело‑то? – поинтересовался Дэниэл, когда сын утолил жажду.

– Мне нужны ответы на миллион всяких вопросов.

– Тебе нужны отпечатки пальцев, ответы экспертов и показания свидетелей…

– Это все у меня уже есть. Догадайся: какую новую информацию мне удалось нарыть?

– Откуда мне знать? Скажи, раз уж приехал.

Шон рассказал отцу об обезглавленном трупе, о встрече с Мари Лескар и о недавнем разговоре с Мамми Джонсон. Упомянул он и о кресте.

– Все это очень любопытно, – глубокомысленно заметил Дэниэл.

– Еще бы! Мог бы ты сказать, что тебе напоминает это дело?

– Конечно.

– Вот и хорошо. Помоги мне разобраться со всем этим.

– Это похоже на работу Джека Потрошителя.

Шон вздохнул:

– Папочка! Свое последнее убийство Джек Потрошитель совершил в ноябре 1888 года. Так, во всяком случае, утверждают ведущие ученые, продолжающие изучать жизнь Джека Потрошителя.

– А ты, оказывается, почитал кое‑что по этой проблеме.

Шон пожал плечами.

– Под моим началом специальная группа. И все ее члены изучают публикации по этому вопросу.

– Стало быть, ты хорошо осведомлен обо всех этих убийствах. Но знаешь ли ты, что некто по имени Монтегю Джон Друитт, не слишком преуспевший на ниве медицинского образования молодой человек, был извлечен мертвым из Темзы вскоре после последнего убийства? Другой молодой человек, по имени Остронг, был помещен в сумасшедший дом, поскольку называл себя убийцей. Ходили еще слухи о «потрошительнице» по имени Джилл, которая якобы все эти преступления и совершила. Существует также так называемая королевская теория, согласно которой убийства совершал член английской королевской семьи герцог Кларенс, внук королевы Виктории. Была также теория, что убивал личный врач королевской семьи по имени Уильям Джилл. Есть среди этих гипотез и новейшая, которая появилась после публикации «Дневника Джека Потрошителя». Его написал некто Мейбрик, умерший от гастроэнтерита вскоре после того, как было совершено последнее убийство.

– Послушай, отец, но никто из этих людей не убивал проституток и сутенеров в Новом Орлеане в наши дни!

Дэниэл пожал плечами.

– Предполагают также, что Джек Потрошитель был настоящим монстром – вампиром или вурдалаком, что ли. Но тогда люди были темные, верили во всякую нечисть.

– Здорово! Я прямо так начальству и газетчикам доложу: леди и джентльмены, проституток и сутенера убила нечистая сила.

Дэниэл ухмыльнулся:

– Скажи им, что ищешь монстра. Люди подчас превращаются в настоящих монстров, неужели не замечал?

– И это все, что ты можешь мне сказать?

– Был еще один случай в тюрьме в 1909 году.

Шон нахмурился:

– Какой еще случай?

– Весьма интересный. Он был связан с обезглавливанием, вот почему я о нем и вспомнил.

– Ну?

– Один парень с задержкой в развитии – его звали Джош Юрген – был осужден на смерть за убийство своей подружки. Джош и его мать показали на следствии, что девочку убил бродяга. Многие тогда думали, что парень сказал правду, но на свете, как ты знаешь, много жестоких людей… Короче, его осудили на смерть. Мать и сын в оставшееся до казни время выплакали все глаза, ну а потом произошло то самое, о чем я хотел тебе рассказать. Даже не знаю, поверишь ли ты.

– Папа, ты долго будешь еще испытывать мои нервы и тянуть время?

– Ладно, не злись. Короче говоря, дело закончилось так: парня держали перед казнью в одиночке. В ночь перед повешением он покончил жизнь самоубийством.

– Странно, – заметил Шон.

Дзниэл ухмыльнулся:

– Странно‑то странно, но я к чему веду? Он повесился таким удивительным образом, что при этом ему начисто снесло голову с плеч. Понимаешь? Он обезглавил себя.

– Кошмар! Твоя история – готовый сценарий для фильма ужасов.

– В этой истории найдется еще кое‑что. И для фильма ужасов, и для тебя лично.

– Что именно? – заинтересовался Шон.

– Мать того парня была близкой подругой Мери Монтгомери, которая твоей девушке приходится пра… прабабкой. Она, пользуясь своим влиянием, до последнего дня боролась за оправдание парнишки. Но не в этом суть. Мери была последней, кто навестил осужденного в камере.

– Непостижимо, – пробормотал Шон, вспоминая, когда у него впервые появилась мысль о том, что Мэгги – странная женщина, не такая, как все.

– Обитатели залива – мастера рассказывать истории, сдобренные мистикой, – сообщил Дэниэл.

– Спасибо за напоминание, папа.

– Полнолуние вызывает активность у оборотней и прочей нечисти. Во всех этих легендах есть и рациональное зерно. Полнолуние вызывает стрессы у людей нервных или слегка сдвинутых. Я уж не говорю о лунатиках. Справься у психолога в госпитале – он тебе такого порасскажет…

– Да, папа, ты и вправду мне помог, – сказал Шон.

– Стараюсь как могу, сынок. Между прочим, многие в городе исповедуют культ вампиров.

– Еще один доллар в мою копилку…

Дэниэл посмотрел на сына и улыбнулся.

– У тебя серебряный крест. Тебе его, часом, не старая Мари подарила – для защиты от оборотней и вампиров?

– Пап!

– Монтгомери и Кеннеди как‑то убили одного парня по подозрению в том, что он вампир. Помнишь, мы обсуждали эту тему на вечеринке? Говорили, правда, будто убили его просто потому, что он француз, но это не так. Как ни крути, а Новый Орлеан – город интернациональный, где уживаются люди разных национальностей. После этого случая про семьи Монтгомери и Кеннеди стали распускать самые невероятные слухи.

Шон сделал страдальческое лицо и застонал.

– Конечно, не все мы герои, но приятно, согласись, когда про одного или двух твоих предков слагают легенды.

– Конечно, приятно, папа. Прямо‑таки здорово, – иронически обронил Шон.

– Я вот все думаю о Джеке Потрошителе, – вернулся к прежней теме Дэниэл. – Когда происходили все эти убийства, в Лондоне, в Ист‑Энде, были кошмарные трущобы, а из‑за осени стоял такой густой туман, что пешеходы материализовались, казалось, прямо из него. Многие верили, что Джек Потрошитель – порождение лондонского тумана и нищеты.

– Но ведь туман – естественное явление, стало быть, люди верили, что вампиров может порождать сама природа или, скажем, среда обитания?

Дэниэл пожал плечами.

– Существуют и документальные источники, подтверждающие существование вампиров. В основном они сосредоточены в библиотеках Европы, но и у нас можно кое‑что найти. Так, к примеру, в одной семье в Новой Англии старшая дочь семейства – уже после смерти – стала являться по ночам к другим своим сестрам и убила пятерых из них. Отец семейства велел раскопать могилы своих погибших дочерей, проткнул кольями их сердца, порубил их тела на куски, а потом сжег. После этого смерти прекратились. И этому имеется документальное свидетельство.

– Скорее всего у девушек была заразная болезнь, передававшаяся от одной к другой. Вот тебе и вся мистика.

– Но другие‑то дети выжили после того, как папаша проделал эту операцию.

– По‑твоему, выходит, всех этих детей убил вампир?

– Есть исторические свидетельства и другого свойства. Некоторые люди сами считали себя вампирами и подтвердили это в своих дневниках и письмах. К примеру, Елизавета Баторий писала, что отняла жизни у сотен молодых девушек, поскольку была уверена, будто ванны из их крови обеспечат ей вечную молодость. Я это к тому, что тебе не следует пренебрегать даже малейшими зацепками…

Шон похлопал отца по спине:

– Спасибо, папа. Ты мне помог, клянусь Богом!

Дэниэл скептически хмыкнул.

– Ты уедешь прямо сейчас?

– Да, отец. Слишком много в этом городе трупов.

Отец помахал ему на прощание рукой.

По дороге в город Шон мысленно подытожил информацию, полученную в течение дня. В результате у него сложилось смутное, противоречивое ощущение.

Он уже почти доехал до Французского квартала, как вдруг ощутил вибрацию пейджера, сигнальное устройство которого находилось у Мамми.

Шон вдавил в пол педаль газа. Перед ним простиралась аллея, удобная для езды – хотя бы потому, что по ней днем большей частью передвигались пешком, а с наступлением темноты пешеходов в городе становилось мало. Это были настоящие трущобы. Постройки здесь явно требовали обновления и реставрации.

Короче говоря…

Аллея почему‑то напомнила ему старинную городскую улицу в Лондоне, где он когда‑то бывал.

Место, где выходил на охоту Джек Потрошитель.

Лондон, 9 ноября 1888 года

Меган нашла Питера только в пять утра. Он стоял привалившись к стене дома и тяжело дышал. Руки у него были в крови, и он как раз в этот момент с ужасом смотрел на них.

– Ты не делал этого! – воскликнула Меган, приближаясь к нему. – Ты не убийца.

– Откуда ты знаешь, что я не это самое чудовище?

– Знаю.

– Откуда?

– Знаю, и все тут. Я видела монстров, Питер, и уверяю тебя, ты не из их числа. Короче говоря, этой женщины ты не убивал.

– Этой женщины? – переспросил Питер и вдруг залился истерическим смехом. – Значит, ты еще ничего не знаешь? Сегодня убили сразу двух женщин. Одну – на Джордж‑Ярд, а вторую – на Майтра‑сквер. Вторую, как я слышал, располосовали так, что непонятно, кто это – человек или жертвенное животное.

Меган потрясла его за плечо.

– Питер, ты должен быть сильным и превозмочь весь этот ужас – тем более что ты ни в чем не виноват. – Чтобы привести его в чувство, она размахнулась и отвесила ему довольно‑таки увесистую пощечину. – Помни, ты этого не делал!

– Ты права. Я не способен на подобную жестокость. Но где я был все это время, чем занимался – вот в чем вопрос. И почему у меня на руках кровь? А ведь это кровь, Меган, кровь…

Меган повела его домой, избегая многолюдных улиц. Ночь уже кончалась, и обитатели потянулись по своим делам.

Свет дня, однако, не развеял ужас, охвативший город. Первая жертва, Лиз Страйд, по прозвищу Длинная Лиз, была проституткой. Убийца сильно порезал ее. Но вторая жертва, Кэтрин Эддоуз, была изуродована гораздо сильнее.

По словам одного свидетеля, ее «разделали, как свинью на бойне» – рассекли живот, извлекли внутренности, а многие органы просто‑напросто выбросили. Хотя женщин убили на расстоянии не более мили одну от другой, участки, где обнаружили их тела, относились к юрисдикции разных полицейских департаментов: Лиз – к «Метрополитен полис», а останки Кэтрин забрала городская муниципальная полиция.

Окровавленный фартук, найденный в каком‑то закоулке, стал причиной того, что утром на стене одного дома появился написанный мелом лозунг: «Бей жидов – убийц англичанок!»

Сэр Чарлз Уоррен, шеф полиции, очень опасался, что это положит начало антисемитским выступлениям в городе, а потому приказал лозунг немедленно стереть. Заодно он начал расследование, пытаясь узнать, кто сделал эту надпись.

Как и всегда после серии убийств, в городе всех охватил страх. Питер просто заболел от ужаса, и если бы не заверения Меган, он бы, повинуясь первому импульсу, пошел и сдался полиции.

Вскоре в газетах появилось сообщение о том, что неизвестный прислал в редакцию письмо, где признавал себя виновным в убийствах. Письмо начиналось словами «Дорогой шеф» и обвиняло в глупости лондонскую полицию. Пообещав прислать уши последней жертвы, автор подписался: «Джек Потрошитель».

Лондон пребывал в панике.

В такой же панике пребывал Питер и часами лежал, глядя в пространство.

Меган бродила по улицам, пытаясь отыскать Джека Потрошителя.

Миновал октябрь. Заболела Лора, и Питер занялся женой, отвлекшись немного от собственных проблем. При этом он не забывал и о том, что Меган ходит по улицам одна.

– Зачем ты этим занимаешься? – спросил он у нее как‑то раз.

– Затем, чтобы ты не лишился рассудка.

Хотя они почти не выходили вместе, в ту злополучную ночь Меган выпила с Питером по пинте темного, и они поговорили по душам.

В частности, посмеялись над абсурдными слухами, ходившими по городу в связи с ужасными убийствами. Кого только тогда не подозревали! Врачей, мясников, еврейских раввинов, членов королевской семьи и даже королеву Викторию.

Потом они заключили договор. Питер продолжит заниматься своим делом, а Меган будет следить за ним и охранять его в минуты затемнений сознания. Таким образом, они будут помогать людям и охотиться на Джека Потрошителя.

В пятницу, 9 ноября, должен был состояться праздник города, спонсором которого выступал сам лорд‑мэр.

Питер и Меган шли по улице болтая и сошлись на том, что благотворительная акция лорда‑мэра – предприятие одноразовое и вряд ли принесет большую пользу жителям нищих кварталов.

Неожиданно они услышали в тумане негромкий вскрик.

– Еще одно убийство!

– Бог мой! Держись рядом, Меган! – крикнул Питер, и они побежали. И опять Меган потеряла его в тумане. Она кричала, звала его, даже называла детским прозвищем, но он не откликался.

Меган бежала так, что у нее закололо сердце. Она заглядывала во все переулки и закоулки, но, никого не найдя, вернулась домой.

К огромному своему удивлению, она увидела распахнутую дверь в квартиру Питера. Оттуда доносились рыдания. Она вбежала в квартиру и увидела Питера, стоявшего на коленях перед Лорой. Лора лежала на постели не двигаясь.

– Питер?

– Она умерла.

Состояние Лоры в последнее время ухудшалось, а Меган и Питер, занятые собой и своими рейдами по кварталам бедняков, уделяли ей слишком мало внимания. И вот в ту злополучную ночь, когда они вышли на ловлю зверя, бедная Лора тихо, в полном одиночестве угасла.

– О Питер! – вскричала Меган и припала к груди друга.

Питер был добрейшим человеком на свете, поэтому не простил себя.

– Это Господь наказал меня за странствия в ночи и ту кровь, что у меня на руках!

– Нет, Питер, нет – ради своей бессмертной души не вини себя!

– Что ты знаешь о бессмертии души? – накинулся на нее Питер.

– Только то, что это самая ценная часть человеческого существа. Ты не виноват в смерти Лоры и должен продолжать помогать беднякам, что бы ни случилось.

Питер сжал в объятиях тело мертвой жены.

– Меган, ты была так добра к нам обоим. Лора очень тебя любила, да ты и сама об этом знаешь. Налей мне бренди, Меган, у меня сильно дрожат руки. Ради любви к Господу, помоги мне – ты же видишь, в каком я состоянии!

– Я принесу тебе бренди.

Когда Меган вышла из комнаты, она услышала выстрел.

Она замерла, но тут же вернулась в комнату.

В руке у Питера был небольшой пистолет. Он сделал всего один выстрел – себе в висок.

И умер на груди своей мертвой жены.

На следующий день, такой же сырой и туманный, как предыдущий, Меган узнала об убийстве Мери Джейн Келли, двадцатипятилетней проститутки ирландской национальности.

Она была убита в комнате, которую снимала на Миллер‑сквер. Убийца не торопился и изуродовал ее очень сильно – так, что люди даже не знали, человек это или разделанная туша дикого зверя.

В тот день Меган была занята – посылала телеграммы соболезнования родственникам Питера и его жены, проклиная себя за то, что проявила недостаточно внимания к супругам.

Ночью, разбитая и сломленная, она направилась на Миллер‑сквер. Улицы были заполнены перепуганным и любопытствующим народом. Пройдя, как и многие до нее, по комнатам, где было совершено убийство, Меган вдруг почувствовала, что за ней следят. Она оглянулась и увидела этого человека.

На нем были черный плащ и цилиндр. Увидев ее, он приподнял шляпу. Меган подошла к нему:

– Что ты здесь делаешь?

– Наблюдаю за результатами своей деятельности.

– Что?!

– Только не изображай романтическую девицу. Будто ты не знала, что все эти окровавленные женские трупы – моих рук дело? Ты вот постоянно говоришь о ценности человеческой жизни! Но подумай об этих женщинах – они растленны, больны гнусными болезнями, совершенно необразованны и тупы. Кроме того, они все шлюхи и алкоголички…

– Ты забивал их, как мясник забивает корову…

– Разумеется, видок у них был тот еще, но учти: прежде чем приступить к делу, я первым делом душил их, а уж потом резал и расчленял, чтобы навести полицию на ложный след… Я хочу сказать, что все они были паршивки, человеческие отбросы – и ничего больше.

– Ты убивал их даже не из чувства голода! – возмущенно воскликнула Меган.

Он улыбнулся:

– Я убивал их, потому что я зверь. Такой же, как и ты, – вот в чем дело!

– Неправда! Ты убивал их, чтобы заставить поверить Питера, будто убийца он. Ты загипнотизировал его, внушил ему комплекс вины… довел его до самоубийства! Я убью тебя!

Он не успел даже возразить. В следующую секунду она вонзила в него клыки вампира, зубы, когти…

Он заорал так, как, должно быть, кричали в последний миг жизни его несчастные жертвы.

В это мгновение Меган ощутила вокруг себя круговорот воздуха и поняла: ее забирают, изымают из этого момента жизни.

Это был Люсьен. Он своей властью выхватил Меган из схватки и этого промежутка времени и пространства.

Но Аарон Картер остался в живых.