Новый Орлеан, 1840 год

Шеннон Дрейк

Таинственный свет луны

Вампиры – 1

Шеннон Дрейк

Таинственный свет луны

Пролог

Новый Орлеан, 1840 год

– Граф де Веро – хороший человек, – сказала Магдалена.

Она сидела на диванчике в парадной гостиной большого, с колоннами, дома ее отца – богатого плантатора из Нового Орлеана.

Посмотрев на свою единственную дочь, Джейсон Монтгомери вздохнул и печально покачал головой. Ему не хотелось причинять ей боль, но это было неизбежно. Боясь за Магдалену, он в то же время считал необходимым проявить по отношению к ней твердость.

Джейсон невольно залюбовался дочерью. У Магдалены были пышные, с чуть заметным рыжеватым оттенком темные волосы, тонкие, почти классические черты лица и нежная белая кожа. Помимо сказочной красоты, она обладала необычайным чувством собственного достоинства, блестящим умом и грацией. Ее движения отличались изяществом, а находясь в хорошем расположении духа, она бывала нежной, мягкой и излучала очарование, присущее лишь очень молодым и наивным девушкам.

Это была впечатлительная, страстная и тонко чувствующая натура.

Джейсон учил Магдалену быть сильной: как его дочь и наследница, она должна была обладать несокрушимой силой духа. Все вокруг, насколько хватало взгляда, принадлежало Джексону Монтгомери, очень состоятельному человеку. Он был плантатором, и все в Луизиане его уважали. С недавнего времени жители этого штата назывались американцами независимо от того, кем были их предки – французами или англичанами.

Джейсон, человек мудрый, образованный и могущественный, старался привить дочери те качества, которые помогли ему добиться уважения, богатства и власти.

И вот теперь все эти качества она обратила против него.

– Ты не любишь графа, потому что он француз, – заметила Магдалена, обвиняя отца в предвзятости.

– Я не люблю графа не потому, что он француз, а потому, что он… – Тут Джейсон осекся. Ему не хотелось, чтобы дочь сочла его глупцом или самодуром. Он добивался того, чтобы она понимала, уважала его и приняла его точку зрения по возможности осознанно и добровольно. – Я обосновался здесь именно потому, что здесь легче найти компаньона‑француза! – сказал Джейсон, ничуть не покривив душой. В Новом Орлеане в основном жили потомки первых переселенцев – англичан и французов. А еще в этих краях обитали креолы, перебравшиеся сюда с островов, лежащих к югу от континента. Эти темнокожие полукровки обладали тайным знанием темных сил природы и человеческой натуры.

«Нет, так дело не пойдет, – подумал Джейсон. – Оправдываться перед дочерью я не стану». Стукнув кулаком по столу, он гаркнул:

– Я твой отец и, отвечая за тебя перед Богом, заявляю: встречаться с Аленом де Веро ты больше не будешь. Я решил выдать тебя замуж за Роберта Кеннеди, и ты выйдешь за него через несколько месяцев, как только будет можно, не пренебрегая приличиями, совершить брачную церемонию!

– Ни за что! – отчеканила Магдалена и вскочила. В ее глазах блистали страсть и гнев. – Я не сделаю этого, отец! – Девушка разрыдалась. – Ты никогда еще не обращался со мной столь бесцеремонно! А между тем сам учил меня думать и чувствовать.

– Беда в том, что ты не хочешь думать! Поразмыслив, ты непременно спросила бы себя: а кто, собственно, такой этот граф Ален де Веро? Кто его родители, откуда он родом и зачем сюда приехал?

– Папа! Ты рассуждаешь как невежественный фермер! Ну что такое ты говоришь? Ты же сам утверждал, что в Соединенных Штатах Америки люди не склоняют голову перед королями и королевами и сами творят свою судьбу.

– А глупые девицы увиваются вокруг таинственных молодых людей, наделенных громкими титулами!

– Я, папа, не глупая девица. И ни за кем не увиваюсь. Громкими титулами меня тоже не удивишь. Да и как это возможно, когда мой отец носит титул барона Залива? – съязвила Магдалена и серьезно продолжила: – Ты совсем его не знаешь, папа! Ален такой образованный! Он открыл для меня целый мир. Благодаря его рассказам я чуть ли не воочию увидела перед собой дальние экзотические страны. Ален научил меня понимать историю, заглядывать в человеческие души и видеть не только настоящее, но и будущее мира. Я влюблена в него, потому что…

– Нет! – выдохнул Джейсон.

– Я влюблена в него, потому что он смелый и веселый, но при этом умеет быть серьезным. Хотя временами Ален и дает волю гневу, но бывает и очень нежным. Он…

– Он хочет соблазнить тебя!

– Папа, Ален – честный человек! Он хочет жениться на мне!

– Никогда! – отрезал Джейсон. – Никогда! – повторил он и крикнул: – Эй, Тайрон! Проводи Магдалену в ее комнату, которую она отныне не покинет. – Тайрон, слуга, стоял все это время в коридоре и удрученно прислушивался к доносившейся из гостиной перепалке.

Чернокожий Тайрон, человек шести футов роста и необычайной силы, родился на побережье штата, куда его родители перебрались с островов Южных морей; дальние же его предки были выходцами из Южной Африки.

Тайрон подошел к девушке:

– Вы уж простите меня, мисс Магдалена.

Магдалена всмотрелась в огорченное лицо ближайшего помощника отца. По ее мнению, единственным недостатком Тайрона была его безоговорочная преданность Джейсону. Если бы отец приказал, Тайрон отнес бы ее в комнату на руках.

– Здесь, в Америке, мы не кланяемся ни королям, ни королевам, ни другим могущественным людям! Я тоже не подчинюсь чужой воле.

С этими словами Магдалена направилась к лестнице. За ней поспешил Тайрон.

– Магдалена! – крикнул ей вслед отец.

Девушка обернулась.

– А как же родственные чувства, дочка? Неужели ты не подчинишься даже мне, своему отцу, которого, как ты говорила, любишь?

– Я буду любить тебя всю жизнь. Но женщина любит не только отца, но и своего избранника. Я полюбила Алена де Веро, и поэтому мне придется пойти против твоей воли.

– Через два месяца ты выйдешь замуж за Роберта Кеннеди.

– Я за него не выйду.

– Выйдешь, дитя, выйдешь.

Магдалена выгнула бровь дугой:

– Уж не намереваешься ли ты держать меня взаперти до самой свадьбы?

– Именно так, дочка. Клянусь, что все вечера теперь ты будешь проводить дома.

Магдалена посмотрела на отца в упор:

– Больше не называй меня дочерью. – Она снова двинулась к лестнице.

Сердце Магдалены разрывалось от печали. Боже, как она любила, отца! Сколько Магдалена себя помнила, Джейсон всегда находился рядом с ней. Иногда он ворчал, но, как правило, был с ней добр и нежен. Она любила не только отца, но и все, что окружало этого человека и было частью его жизни: его земли, его книги. Магдалене доставляло удовольствие проводить время в кабинете отца, всматриваться в выцветшие тексты принадлежавших ему древних манускриптов. Чтобы быть достойной Джейсона, она постоянно училась, старалась стать лучше.

У отца было несколько приятелей. Одни из них были смешными, другие – забавными, третьи поражали экзотической внешностью. Все они приходили в их дом, чтобы, уединившись с Джейсоном в его кабинете, провести там несколько часов за обсуждением насущных дел. Все они были добры и ласковы с Магдаленой, стремились всячески ей услужить. Некоторые даже обучали ее читать древние манускрипты. Магдалена подозревала, что эти люди так тепло к ней относятся, потому что видят, как обожает ее отец.

И отец, и его друзья всячески поощряли и развивали в девушке тягу к познанию, учили ее думать и принимать самостоятельные решения.

И вот теперь это…

Глаза Магдалены наполнились слезами. Что же случилось с отцом? Она знала множество жестоких папаш, насильно выдававших своих дочерей замуж, но представить на их месте Джейсона не могла. Он был не только ее отцом, но и ближайшим другом, да и всем вообще.

Почему отец вдруг перестал понимать ее? Ведь он тоже когда‑то любил. Отец тысячу раз рассказывал Магдалене о ее матери – да так, что она живо представляла ее. От Мари Дарбенвиль Джейсон был без ума. Он познакомился с ней во Франции и привез ее сюда, в Новый Орлеан, где, как думала Магдалена, природа, дома и люди хотя бы отчасти напоминали матери о том уголке Франции, откуда она была родом.

Сейчас, правда, вспоминать все это не имело смысла. Даже если отец познал когда‑то любовь, теперь он напрочь о ней позабыл. Магдалена подумала о человеке, которого отец предназначил ей в мужья, и сердце забилось сильнее. Роберт Кеннеди! Этот красивый молодой вдовец с пшеничными усами, кудрявой светлой головой и чувственным взглядом голубых глаз был добр, вдумчив, очень умен и нежен – короче, ей он очень нравился. Да что там нравился! Она почти любила его. Еще год назад Магдалена с радостью вышла бы за него замуж. Но теперь ее сердце принадлежало Алену. Даже когда его не было рядом, она чувствовала его незримое присутствие, слышала его шепот, видела перед собой его глаза. Магдалена ощущала и любовь, которой он окутал ее.

С тех пор как Ален впервые появился в Новом Орлеане и она – тоже впервые – танцевала с ним на балу у губернатора, а потом шутила, смеялась и кокетничала, Магдалена не сомневалась, что этот мужчина предназначен ей судьбой.

Ни у кого в мире не было таких глаз, полных огня, и такого бархатного голоса. Один его взгляд и одно его слово пробуждали в Магдалене необузданное желание.

Войдя в комнату, она закрыла за собой дверь и, прислонившись к ней спиной, замерла.

«Как же быть?» – думала девушка, вспоминая, что договорилась с ним о встрече. Чтобы увидеть Алена, она переплыла бы залив или полетела, как ведьма, по черному ночному небу.

Магдалена бросила взгляд на балконную дверь и прикусила губу. Чтобы успеть на желанную встречу, действовать надо быстро.

Разворошив свою постель, она соорудила из подушек нечто напоминающее человеческое тело и накрыла его простынями и покрывалом. Потом на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Из коридора доносилось какое‑то движение: это переминался с ноги на ногу бедняга Тайрон, которому предстояло провести на часах у ее двери всю ночь.

Подхватив висевший в изголовье постели плащ с капюшоном, девушка тихо направилась к балконной двери.

– Магдалена!

Она вздрогнула и застыла как вкопанная: казалось, Ален окликнул ее, словно находился в этой же комнате.

Проникавший в открытое окно ветер с залива перебирал волосы Магдалены и шевелил тонкий голубой шелк ее юбки.

«Я иду, любовь моя!» – мысленно проговорила она.

Выйдя на балкон, девушка ухватилась за толстую шершавую ветвь росшего у стены старого дуба. Еще в детстве она соскальзывала по его стволу вниз.

Спустившись, Магдалена посмотрела на окно гостиной. Отец все еще был там. Он стоял у камина; голова его свесилась на грудь, а плечи поникли. Сердце девушки сжалось: ведь она так любила отца…

– Любовь моя, любовь моя…

Снова тот же, похожий на веяние ветерка, едва различимый шепот, который она слышала в спальне. Магдалена побежала к конюшне, накинула уздечку на любимого жеребца Демона и вывела его во тьму.

На черном небе сияла полная луна. На ее серебряном диске виднелись алые вкрапления. «С чего бы это? – подумала девушка. – Может, к буре?» Зрелище было величественное, хотя и зловещее – казалось, кто‑то вымазал луну кровью.

Отъехав от дома и пустив коня в галоп, Магдалена приказала себе не бояться. Поняв, что она любит Алена и готова ради него пожертвовать своим добрым именем, отец уступит. Тогда их браку никто не воспрепятствует.

Сначала Магдалена гнала Демона через поля, потом, когда начались болота, она предоставила коню возможность самому выбирать дорогу. К счастью, Магдалена знала и болота, и берег залива как свои пять пальцев, поэтому продвигалась вперед уверенно и быстро. Она родилась в этих краях и не боялась ни болот, ни темноты, ни загадочных существ, обитавших в ночи.

Кровавая луна заливала все призрачным светом, поэтому ночная скачка проходила без всяких происшествий и Магдалена довольно скоро достигла старинного дома на побережье залива, купленного Аленом вскоре после того, как он приехал в Новый Орлеан. Алый свет луны окрашивал белые стены дома в багровый цвет.

Белоснежные колонны казались красными, а в поднимавшемся из трубы дыме время от времени вспыхивали яркие рубиновые искры.

Отогнав тяжелые мысли, одолевавшие ее после размолвки с отцом, Магдалена стала думать об Алене.

Конечно, он ждал ее.

Ждал…

Заметив сквозь окно спальни черный силуэт всадницы, Ален де Веро почувствовал сладостную истому.

Он ждал Магдалену целую вечность. С той минуты, когда увидел смеющуюся девушку в бальном зале, Ален влюбился в нее. Потом он коснулся Магдалены, пригласив ее танцевать и положив руку ей на талию. О, как Ален хотел ее в эту минуту! Желание его было столь велико, что потом, лежа ночью в постели, он не мог заснуть и думал только о ней. Конечно, выждав удобный момент, Ален мог овладеть Магдаленой, соблазнить ее сладкими речами – на такие дела он был мастер. Но Ален хотел, чтобы она полюбила его так же сильно, как он полюбил ее. И Ален ждал.

До сегодняшнего вечера.

Итак, сегодня вечером…

Она приехала к нему! Неожиданно, как призрак ночи, вырвалась из тьмы верхом на Демоне. А потом ее озарил лунный свет. Вскинув голову, Магдалена всмотрелась в темные окна его дома.

Всадница промчалась через лужайку к дому, и уже через минуту зачарованный Ален увидел, как она слезла с лошади. Он слышал, как Магдалена сказала что‑то Томасу, а потом легко взбежала по лестнице.

Ален распахнул дверь, поднял руку, чтобы дотронуться до Магдалены, и в это мгновение капюшон упал с ее головы.

– Войди. – Он взял ее за руку и ввел в свою спальню.

Ее рука казалась такой маленькой, изящной и нежной… Ален помог Магдалене снять плащ, и он упал на пол к ее ногам. Ален пожирал взглядом стройнуро длинную шею, волнующую линию груди, тонкую талию и стройные бедра. Когда она шагнула к камину, где тлели уголья, Ален поразился дивной грации ее движений. Протянув руки к камину, Магдалена постояла, наслаждаясь теплом. Ален подошел к девушке сзади, страстно и нежно обнял за плечи, припал лицом к ее затылку и вдохнул запах ее волос.

– Отец знает, где ты? – спросил он.

– Он думает, я сплю у себя в постели. – Магдалена повернулась к нему. – Ален, я не могла больше лгать! Я все ему сказала. Между нами произошла ужасная ссора, и я…

– Успокойся. Ничего страшного не случилось.

– Ален, я сказала отцу, что мы хотим пожениться.

– Вот и хорошо, моя прелесть, вот и хорошо…

Она прерывисто вздохнула и в следующее мгновение обвила его шею руками.

– Он должен дать согласие на наш брак, потому что… потому что я тебя люблю.

– Правда? Ты действительно меня любишь? – прошептал он. – Это так много для меня значит! Ты даже не представляешь, как много!

Пораженная силой страсти, прозвучавшей в его голосе, Магдалена слегка отстранилась и посмотрела на Алена так, словно видела его впервые в жизни. Иногда его слова и поступки поражали ее воображение. Что ж, он человек необычный, даже необыкновенный. Внешне Ален был безупречен: высок, широкоплеч, с иссиня‑черными волосами, тонкой талией, твердым и красиво очерченным подбородком. В Луизиане не было женщины, которая, раз протанцевав с ним, не сказала бы потом, что в жизни не видела более интересного мужчины.

Магдалена знала о нем немного – да и то с его слов. Ален говорил, что большинство его родственников и близких пали жертвой революционного террора во Франции, а те, кому удалось избежать гильотины, разъехались кто куда. Сам он в детстве находился в плену у пирата Жана Лафитта, от которого ему чудом удалось бежать. Ален участвовал в сражении под Новым Орлеаном, странствовал по миру, дрался на дуэлях – как на шпагах, так и на пистолетах – и был прекрасным фехтовальщиком и стрелком. На всем, что он делал или говорил, лежала печать совершенства, исключительности и избранности.

Неожиданно повернувшись к Магдалене спиной, Ален направился к маленькому столику. Там, на серебряном подносе, стояли старинные серебряные чаши и бутылка с вином. Он откупорил бутылку и налил в чаши вино. Пока Ален наполнял сосуды, Магдалена огляделась. Покрывало на постели было откинуто, и черный атлас разительно контрастировал с молочной белизной простыней. В изголовье лежали горкой многочисленные подушки. На полу стояло серебряное ведерко со льдом, в котором охлаждалась еще одна бутылка. «Шампанское, – подумала Магдалена. – Французское шампанское». Ален не делал секрета из того, что собирается заняться с ней этой ночью любовью. Об этом свидетельствовало и его облачение. На нем был длинный черный халат на огненно‑красной атласной подкладке. Магдалена не сомневалась, что халат прикрывает наготу. При всем том Ален стоял к ней спиной, будто давал понять, что хотя она и пришла к нему в спальню, это ни к чему ее не обязывает.

– Быть может, твой отец прав и тебе не следует меня любить.

– Но ведь ты меня любишь? – тихо спросила она.

Ален повернулся к ней и очень серьезно ответил:

– Всем сердцем. И буду любить тебя всю жизнь… вернее, целую вечность.

– Не понимаю, почему я должна отказаться от любви к тебе.

– Вот как? А что, если я – монстр?

– Монстр – потому что француз? – рассмеялась Магдалена.

Он улыбнулся, и она вспыхнула от страсти.

– Потому что я предпочитаю тьму свету, – признался Ален. – Я люблю ночь и ненавижу день. И наконец, я убивал…

– Многим мужчинам приходилось убивать!

Любуясь ее горячностью, Ален снова улыбнулся. Она чувствовала на себе его взгляд. Он жег Магдалену огнем, проникал в нее, будоражил кровь. От этого взгляда у девушки кружилась голова и ее попеременно бросало то в жар, то в холод. Она желала его, как никого и никогда. Магдалена жаждала ощутить его прикосновения… хотела, чтобы он целовал ее. Более того, Магдалена мечтала, чтобы Ален вошел в нее и они стали бы единым целым.

Она едва дышала, а губы у нее пересохли, и Магдалена машинально облизывала их. И так же – машинально – теребила пуговицы на платье.

– Моя дорогая, любимая, милая! – шептал Ален по‑французски – так тихо, что эти слова Звучали как шелест листвы при легком ветерке. Его нежность обволакивала ее как облако. – Ты так безмятежна, что кажется, будто на свете не существует зла, – шептал он.

– Я знаю, что в тебе нет зла, – и этого с меня довольно.

Пуговица за пуговицей Магдалена расстегнула корсаж и платье и освободилась от них. Трепеща от страсти, она стояла перед ним в корсете и нижних юбках. «Ты не хочешь думать», – говорил ей отец и был, конечно же, прав – в эту минуту она ни о чем и ни о ком, кроме Алена, не помышляла.

«Ален сегодня какой‑то странный, – вдруг заметила Магдалена. – Что‑то его гнетет, и так сильно, что он даже не прочь отослать меня домой, к отцу».

Впрочем, это не слишком волновало ее. Если с Аленом что‑то не так и он и в самом деле тайный душегуб – что ж, тогда помоги ей Боже – значит, она полюбила злодея и в том повинна. Но разве человек виноват в том, что полюбил?

Между тем Ален подошел к Магдалене и подал ей серебряную чашу с вином. Теперь, когда он был от нее совсем близко, она видела, что его глаза выражают душевную муку и страсть. Ален, несомненно, любил ее. Посмотрев на Магдалену в упор, он поднес серебряную чашу к ее губам. Она сделала глоток. В полутемную комнату, освещенную только алым светом тлевших в камине угольев, ворвался порыв ветра и крохотным смерчем закружился вокруг нее.

– Ты плохо меня знаешь. Что, если я – воплощенное зло?

– Нет, ты не такой.

– Верно, я этого не хотел…

Розовый туман, появившийся в комнате, клубился у ног девушки и с каждой минутой поднимался все выше. Чаша, которую она все еще держала у губ, неожиданно исчезла. Точно зная, что не ставила ее на стол, Магдалена удивленно замигала. Когда же в следующее мгновение она посмотрела на Алена, он был уже раздет. Раскинув в стороны руки, он стоял посреди комнаты и пожирал девушку взглядом темных, словно эбонитовых глаз. Магдалена задрожала. Она стремилась к Алену всей душой, страстно желала его и теперь, глядя на этого человека, понимала, что ее привлекал не только его ум, но и тело. А оно было безупречным: гладкая бронзовая кожа с завитками черных волос на широкой груди, сильные мускулистые руки, стройные ноги. Завороженная Магдалена обвела его взглядом.

– Мне все равно, кто ты такой! – воскликнула она. – Я люблю тебя – кем бы ты ни был!

– Я могу причинить тебе мучения и боль.

– Я и сейчас едва жива – от любви и страсти.

Не в силах больше терпеть, Магдалена бросилась к Алену, обвила его шею руками и приникла к его губам поцелуем. Она целовалась в первый раз, но интуиция подсказала ей, как ласкать любимого мужчину, возбуждая в нем желание. Он приподнял девушку за подбородок и жарко и страстно поцеловал ее. Потом его губы коснулись шеи Магдалены, и Ален заключил ее в объятия. Утратив ощущение реальности, она почувствовала, что, словно фея или ведьма, летит по воздуху, рассекая бархатную черноту ночи.

В следующее мгновение Магдалена уже лежала на атласных простынях, а жаркое тело Алена тесно приникло к ней. Его пальцы, сильные и длинные, расшнуровывали ее корсет. Миг – и он освободил Магдалену от жесткого корсета.

Прикрыв глаза, она наслаждалась его прикосновениями, когда он снимал с нее туфли, чулки, нижние юбки и панталоны. Хотя Ален очень торопился, ее нетерпение было еще больше. Магдалене казалось, что процесс раздевания занял целую вечность.

Ален гладил и целовал ее. Он касался ее колен, щиколоток и шелковистых бедер. Сердце Магдалены стучало, как молот.

Потом его рука коснулась каштанового треугольника волос внизу ее живота. И сразу же промежность девушки увлажнилась. Потом Ален начал поглаживать ее самые интимные места…

Стук сердца отдавался в ее ушах. Не выдержав напряжения страсти, она громко застонала. А в следующую секунду увидела перед собой его глаза, полные любви и муки.

– Думаешь, ты полюбишь меня? – прерывающимся от страсти голосом спросил он. – Но можно ли любить зверя?

– Господи, ну почему ты не веришь мне? Я люблю тебя! И при чем здесь зверь? Я люблю мужчину! Мужчину, который заставляет меня смеяться, дает ощущение полноты жизни. Мужчину, который и жил дольше, и знает куда больше, чем я. Мужчину, умеющего повелевать и молить. Он бывает суровым, но нежнее его нет на свете. Зачем ты спрашиваешь? Конечно же, я люблю тебя.

Магдалена не понимала Алена. Она хотела провести с ним ночь любви, испытать экстаз взаимного обладания. Она хотела обнимать Алена, изгнать тоску и муку из его глаз, доказать ему свою преданность. Он же все время думал о чем‑то другом.

– Я – чудовище, – сказал он. – Не знаю даже, помнит ли еще обо мне Бог!

Прежде чем ответить, она приникла к его губам поцелуем.

– Господь учит нас любви. И я люблю тебя. На свете нет такого зла, какого я не могла бы превозмочь своей любовью. Но почему, почему ты все время называешь себя зверем и чудовищем?

– Это вампир! – заявил немецкий профессор Карл Гудвин. В тот вечер он приехал к Монтгомери вместе с Жене Куртемом, старым врачом‑креолом, и молодым Робертом Кеннеди, страстным обожателем красивой дочери Джейсона.

Кеннеди все эти рассуждения казались бредом: в вампиров он не верил. Гудвин и Куртем, напротив, уже сталкивались с силами тьмы и в течение многих лет консультировали Джейсона Монтгомери по такого рода проблемам. Хотя прекрасная Мари давно уже умерла, силы тьмы не отступили и не исчезли, а потому Магдалена находилась в постоянной опасности.

– Я тоже так думаю, – сказал Джейсон, не находивший себе места от беспокойства. Он послал слугу за своими друзьями вскоре после того, как Магдалена поднялась к себе. Джейсон знал, что темные силы существуют, и боялся их. Он ждал, что они когда‑нибудь проявятся, и молился, чтобы этого не случилось. И вот теперь…

– За ним надо ехать на рассвете, – проговорил Куртем. – Тогда мы, возможно, узнаем истину.

– Джентльмены, – твердо заявил Роберт Кеннеди, – я никогда не пойду на такой бессмысленный и опрометчивый поступок. Нас за это повесят. Я с радостью отдам жизнь за вашу дочь, Джейсон, но не хочу, чтобы эта жертва была напрасной. Граф – каким бы загадочным и даже зловещим он вам ни представлялся – приехал в наши края недавно и до сих пор вел себя как истинный джентльмен.

– Да вы рехнулись, молодой человек! – взорвался седой как лунь профессор Гудвин. – Он забирает себе женщину, которую вы любите!

– Да, Господь свидетель, я люблю ее. Но не могу убивать человека за то, что он пленен моей избранницей и она отвечает ему взаимностью.

– Вы ничего не понимаете, Роберт! – в отчаянии вскричал Джейсон Монтгомери.

Топот тяжелых шагов по ступенькам прервал разговор.

– Мистер Монтгомери! – кричал Тайрон, сбегая по лестнице. – Она перехитрила нас, сэр!

– Что значит «перехитрила»?

– Накрыла одеялом подушки и сбежала.

– Сбежала! – словно эхо отозвался сраженный известием Джейсон.

– Мы отправляемся за ней! – воскликнул Гудвин. – Немедленно! Тайрон, запрягай лошадей, неси колья и палаши. Мы выезжаем. Дай Бог, чтобы мы успели!

– Джентльмены! Даже если она предпочла мне Алена де Веро, мы не можем его за это убить! – попытался урезонить собравшихся Роберт Кеннеди. Он любил Магдалену, хотел ее, надеялся, что она станет его женой. Роберт испытывал боль, как от удара кинжалом.

Но Магдалена полюбила не его, а француза.

– Черт бы вас побрал, Роберт! – Джейсон был вне себя от гнева. – Вы не умеете слушать.

– Кого слушать? Старых маразматиков?

– Не кого, а что! Научитесь слушать шорох ветра, молчание луны, неслышную поступь тумана, рокот прибоя у скал! Сама природа молит небо покарать это запятнанное с ног до головы человеческой кровью существо. А вы разводите руками – я, дескать, ничего не понимаю.

– А надо бы! – жестко сказал Гудвин.

– Вы обязаны понять – ради всего святого! – воззвал к молодому человеку Куртем.

– Граф де Веро… – начал Джейсон.

– Вампир! – закончил за него Куртем. – Поймите же наконец, юноша, что возлюбленный Магдалены – самый настоящий вампир!

Возлюбленный Магдалены приподнялся над ней и расправил плечи.

«Как же он красив, – подумала она. – Сильный, широкоплечий… Черты мужественные, словно точеные! А глаза! Темные, но озаренные каким‑то странным светом».

– Я – вампир, – чуть слышно сказал Ален.

Услышав эти слова, Магдалена улыбнулась, потом покачала головой;

– Это неправда. Просто кто‑то внушил тебе, что ты злодей.

– Я – существо, принадлежащее мраку ночи.

Магдалена вздрогнула: уж слишком пристально и мрачно он на нее смотрел. Ален коснулся ее лица, и она почувствовала, что его тоже бьет дрожь.

– Быть может, любовь освободит меня от злых чар? Так по крайней мере гласит легенда. А ведь я так тебя люблю – страстно, бешено, отчаянно. Мне иногда кажется, что я прожил сотни лет только для того, чтобы услышать твой голос и насладиться тобой. Теперь ты, надеюсь, понимаешь, как я страшусь того, что легенда может солгать? Сама мысль о том, что я могу причинить тебе боль…

– Любовь моя, я не понимаю, о чем ты говоришь, а потому оставим эту тему. – Присев на постели, Магдалена приложила пальчик к его губам. – Ты не можешь быть злодеем – не можешь, и все! Я в это не верю! – Она оттолкнула от себя Алена, но тут же, встав на колени, снова приникла к нему. Магдалена целовала его лицо, шею, грудь. При этом пальцы ее непрестанно гладили и ласкали его плоть. Из его уст вырвался протяжный стон страсти. Раскрыв объятия, он с силой прижал ее к груди.

– Я обреку тебя на адский огонь и вечные муки…

– Тогда скорее обреки меня на них, любовь моя, поскольку я не оставлю тебя. Никто не разлучит нас – и не все ли равно, что будет?!

Неужели ей действительно все равно, что с ней будет?

Да! Когда из уст Алена вырвался еще один страстный стон, мир для Магдалены исчез. Она снова почувствовала лишь прохладу атласных простыней и горячечное прикосновение его тела. И снова сердце у Магдалены неистово застучало. Ласки и поцелуи Алена сводили ее с ума. Возбуждение нарастало, захлестывая Магдалену с головой. Когда оно стало невыносимым, она вдруг закричала, что клянется любить его вечно. И сразу же после этого он вошел в нее – медленно и осторожно. Магдалена содрогнулась от боли, но не оттолкнула Алена, а, напротив, еще крепче прижала к себе. Когда их глаза встретились, она уже не отводила от него взгляда.

– Поцелуй меня, – едва слышно прошептала Магдалена.

Он коснулся губами ее губ. Боль, сопровождавшая каждое его движение в ее теле, постепенно отступала. Поцелуи Алена становились все горячее. Его руки переместились на ее шею.

Кровь, стучавшая у нее в ушах, оглушала. Все тело Магдалены ныло в предвкушении экстаза. Она еще не знала, каким будет финал, но невольно стремилась к нему. Казалось, еще немного – и ее тело освободится от напряжения.

Внезапно Магдалена почувствовала у себя на шее его зубы, а потом ощутила острую боль, совпавшую с захлестнувшим ее наслаждением. Застонав, она откинулась на подушки, и тело ее содрогнулось от оргазма. Последнее, что увидела Магдалена, перед тем как провалиться в черную бездну беспамятства, было багровое ночное небо, на котором рубиновыми искрами то вспыхивали, то исчезали звезды.

Через несколько секунд она пришла в себя. За окном на ночном небе мерцали звезды. Магдалена ощутила боль в шее и приятную истому.

Ален овладел ею, лишил ее девственности и почувствовал вкус ее крови.

Кажется, Ален говорил ей, что он вампир…

Вампир?!

Но если это правда, то она, коснувшись рукой шеи, обнаружит на пальцах кровь. Но этого не может быть! Магдалена взмолилась, чтобы этого не случилось…

«Нет, он не злодей и не чудовище!» – убеждала она себя, находясь в плену рук Алена и чувствуя в себе его мужской жезл, доставивший ей немыслимое наслаждение.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

Ален начал что‑то говорить, желая, по‑видимому, ответить ей таким же страстным признанием, но потом уткнулся лицом в подушку и замер.

Он лежал без движения, как мертвый.

Магдалена в ужасе и недоумении смотрела на него, пока не заметила торчавший у него из спины кол. Он пронзил торс Алена, а острый конец выглядывал у него из груди. Вокруг Алена на белоснежных простынях расплывалось алое пятно.

– Вампир! – крикнул кто‑то страшным голосом.

Магдалена пронзительно закричала.

Аден приподнял голову и попытался заключить ее в объятия. Краем глаза Магдалена заметила, как над его головой взвился клинок и сверкающей серебристой полосой опустился ему на шею.

Инстинкт самосохранения заставил Магдалену закрыть глаза. Вслед за тем она почувствовала, как на нее хлынула горячая липкая кровь, и опять разразилась пронзительными криками.

Потом тело ее возлюбленного стащили с постели на пол. Сжавшись у высокого резного изголовья постели, Магдалена расширившимися от ужаса глазами наблюдала за происходящим. Между тем комната наполнилась людьми. Она увидела отца и его приятелей: седовласого Гудвина и высокого костлявого Куртема, а также Роберта Кеннеди. Мрачный и печальный, он стоял у постели, на которой лежала Магдалена, и в глазах его отражались скорбь и решимость. За его спиной, сверкая во тьме белками глаз, стоял огромный, черный как смоль Тайрон.

Разумеется, это дурной сон! То, что она испытала и чему была свидетельницей, в действительности происходить не могло.

Увы, все это случилось на самом деле. На полулежал обезглавленный труп ее возлюбленного, а его кровью были залиты пол, постель и ее нагое тело. Более того, доказательством реальности событий этой ночи было и то, что из ее шеи сочилась кровь. Сознание девушки отказывалось воспринимать эту чудовищную действительность.

– Магдалена! – Роберт сорвал с себя плащ и закутал в него окровавленную дрожащую девушку. Она не реагировала на его прикосновения – только вздрагивала и тихо стонала.

– Теперь она тоже вампир, – многозначительно заметил Гудвин, взмахнув окровавленным тяжелым палашом.

– Оставьте ее, – потребовал Роберт. – Черт возьми, неужели вам мало того, что вы сделали? Хотите и ее прикончить?

– Магдалена – моя дочь, она жива и не вампир, – быстро проговорил Джейсон. – Я исцелю ее. Я знаю как.

Он знает, как ее исцелить?

Ерунда! Никто и ничто теперь не исцелит ее. В эту ночь Магдалена познала любовь, а ее отец и все эти люди назвали ее возлюбленного чудовищем и убили его – вон там, на полу, лежит в луже крови его тело, а чуть в стороне – голова. Алена обезглавил маленький седой Гудвин, а его приятель Куртем вонзил в него свой остро заточенный кол.

Казалось, Магдалена медленно отходила в мир иной – уплывала вдаль на кровавом облаке, зажимая пальцами рану у себя на шее. Она ничего не чувствовала, а тело у нее онемело и стало как деревянное. Магдалена была рада этому: только бесчувствие и беспамятство смерти избавит ее от ужасных воспоминаний. Полагая, что ее сию минуту поглотит тьма, она приподняла голову, чтобы в последний раз взглянуть на тело своего любовника.

Джейсон обнял дочь за плечи:

– Не надо, Магдалена, не смотри туда.

Но она посмотрела.

О Господи!

Тела на полу не было.

Ни тела, ни крови, ни головы. Там, где только что лежал труп ее возлюбленного, пол потемнел и обуглился, а на нем лежала куча пепла, напоминавшая по форме крылатое мистическое существо.

Магдалена снова закричала.

Потом ее крик оборвался, и окружающий мир исчез.

– Магдалена умерла. Теперь она станет одним из чудовищ тьмы, – заявил Гудвин.

– Она спит! – возразил Джейсон.

– Смертным сном.

– Она спит! – твердо сказал Роберт Кеннеди.

– Магдалена спит, и она жива. Она мое дитя, моя кровь и плоть, и я исцелю ее!

Джейсон Монтгомери взял тело дочери на руки и направился к выходу. Удалившись от зловещего дома, белые стены которого казались окрашенными кровью, он споткнулся и едва не упал. Обретя равновесие, Джейсон понес дочь дальше.

Вдруг он понял, что алый луч, принятый им за отблеск лунного света, – первый луч рассвета. Ночь кончилась, начинался день.

Джейсон устремился к дожидавшемуся его экипажу.

Магдалена находилась в странном, ледяном царстве тьмы. Она знала, что ей необходимо противостоять царившей вокруг непроглядной тьме и вселенскому холоду. К Магдалене взывали какие‑то люди, но их голоса были от нее далеко‑далеко – на другом конце света. Где‑то с краю окружавшего ее черного пространства пробивалась узкая полоска света, но как Магдалена ни старалась до нее дотянуться, ей это не удавалось.

Вдруг она поняла, что кто‑то держит ее, и едва не расплакалась: так вот почему ей не удается добраться до светлого луча спасения! «Отпусти меня!» – попросила она того, кто ее держал. Но призыв Магдалены никто не услышал, и он прозвучал в обступившей ее тьме как глас вопиющего в пустыне.

Испытала она и новое, странное, ощущение. Сначала ей казалось, что избавиться от пронизывающего холода невозможно, но потом Магдалена ощутила легчайшее дуновение тепла, которое вступило в единоборство с пробиравшим ее до костей вселенским холодом. Теперь даже тьма не казалась девушке такой однородной, как прежде: кое‑где бархатная непроницаемая чернота нарушалась вкраплениями разных оттенков серого цвета.

Интересно, что происходит со временем?

Его ход был почти незаметен…

Перед ней унылой чередой проходили то более светлые, то более темные пятна, и Магдалена предполагала, что это, возможно, чередование светлого и темного времени суток.

Наконец она осознала, что рядом с ней находится отец. Он давал дочери какую‑то теплую жидкость, согревающую горло, пищевод и желудок. Этот первый контакт Магдалены с реальностью ослабил хватку державшего ее в плену черного ирреального мира.

После этого Магдалена стала ощущать ход времени уже более отчетливо. В нее стали вливаться силы. Она научилась отличать на ощупь твердую гладкую поверхность фарфоровой чашки от теплой грубоватой кожи отца – он касался ее рукой.

Скоро Магдалена поняла, что лежит в своей постели. Это доставило ей удовольствие – такое же, как созерцание неяркого света горевшей у ее изголовья свечи. Она продолжала пить снадобье, которое давал ей отец, не понимая хорошенько, что именно пьет. Магдалена знала только, что эта жидкость избавляет ее от холода и прибавляет сил. Потом она окрепла настолько, что у нее начало пробуждаться любопытство.

– Что это? – шепотом спросила она отца. – Что я все время пью?

– Кровь, – спокойно ответил Джейсон.

Магдалена зарылась лицом в подушку и заплакала, но без слез, поскольку они не приходили.

– Ради Господа, скажи: зачем ты поишь меня кровью? – прошептала она.

– Во имя любви к своему ребенку, – отозвался Джейсон. – Но помолчи – тебе вредно разговаривать. Лучше поспи.

Послушно закрыв глаза, Магдалена почувствовала себя несчастной. Чем так жить, лучше было умереть.

Тем не менее, повинуясь отцу, она скоро уснула.

Джейсон поднялся со стула и подоткнул одеяло: более всего дочь нуждалась в тепле.

Спустившись в гостиную, где его дожидались друзья, он подошел к стоявшему у камина столу. Поглядев на приятелей, Джейсон сказал:

– Полагаю, жить она будет. – Потом нерешительно добавил: – Насколько я понимаю, Магдалена ждет ребенка.