Глава 6. В госпитале молодой дежурный терапевт доктор Гарсия пришел к выводу, что причиной провала памяти у Элли был тепловой удар

В госпитале молодой дежурный терапевт доктор Гарсия пришел к выводу, что причиной провала памяти у Элли был тепловой удар. Они вместе с Мэгги решили, что женщину лучше всего оставить в госпитале под наблюдением специалистов.

Мэгги присела на кровать больной, провела рукой по лбу Элли и всмотрелась в нее. Элли выглядела совсем неплохо, Мэгги успокоилась и вместе с Шоном и Джеком ушла из госпиталя. Усевшись на переднее сиденье рядом с Шоном, она извинилась перед офицерами за причиненное беспокойство.

– Не стоит извиняться, леди, – сказал Шон, направляя машину вперед.

– Как же не стоит? У вас на руках два убийства первой степени, не говоря уже о том, что в Новом Орлеане убийства и другие серьезные преступления происходят ежечасно.

– Это правда, – согласился Шон, поглядывая в зеркальце заднего вида на улыбающуюся физиономию Джека. – Но нас с Джеком назначили расследовать именно эти два убийства. – Он пожал плечами. – Если разобраться, не так уж это и плохо. Что интересного в раскрытии бытовых убийств на почве пьянства или наркомании? А «бытовуху» с нас сейчас сняли. Так что не волнуйтесь, вы не слишком нас обеспокоили.

Джек опустил подбородок на спинку сиденья Мэгги и, непрестанно улыбаясь, повел с ней непринужденный светский разговор:

– На самом деле Шон хотел сказать, что у нас нет никаких серьезных улик, а если нет серьезных улик, значит, нет серьезного дела, а раз нет дела, то и отвлечь от него нельзя. Конечно, мы сдали в лабораторию целую груду всякого хлама, но результатов еще ждать и ждать. Отдыхать, опять же, тоже надо, вот я и придумал одну штуку…

– И что же вы придумали? – спросила Мэгги.

– Решил сегодня завалиться к Шону в гости – кстати, с вашей подружкой Энджи.

– Как мило! Но она об этом и словом не обмолвилась.

Шон бросил на нее взгляд:

– Можем отсюда поехать прямо ко мне, хотите?

– Рада бы, да слишком уж жарко. Хочу принять душ и надеть джинсы. Свет углей в гриле привлекает множество жуков, и мое платье для таких посиделок не годится.

Шон пожал плечами:

– Как угодно.

Он остановил машину у магазина «Магдалена», высадил Мэгги и некоторое время наблюдал, как она болтала с Джеммой, рассказывая ей о состоянии Элли. Потом женщины стали готовиться к закрытию магазина и собирать разложенные на прилавках вещи.

– Не понимаю: что ты хочешь увидеть? – спросил Джек.

– Не знаю. Я вообще плохо понимаю, что происходит… но…

– Что «но»? Опять твоя интуиция? – хмыкнул Джек.

– Она самая. – Шон завел машину и поехал.

Насчет интуиции Джек был прав. Непонятная сила тянула Шона к этой женщине, и он делал то, что сделал бы на его месте любой опытный полицейский: старался держаться поблизости от объекта, к которому влекла его интуиция.

Обед получился на славу. Кроме Дэниэла, хозяина дома, присутствовали Мэгги и Шон, а также Джек и Энджи Тейлор. Шон пригласил еще высоченного чернокожего красавца Майка Остина и Сисси Спиллейн, служащую Мэгги. То есть компания собралась такая же, как и в джаз‑клубе.

Отец Шона тоже не ударил лицом в грязь и пригласил свою старинную подругу Энн‑Мери Хинтингтон, хорошо сохранившуюся для своих пятидесяти пяти лет симпатичную особу с пепельными волосами, в длинном легком платье в цветочек.

Когда они, расположившись вокруг жаровни, пили пиво и разговаривали, Мэгги узнала, что Энн‑Мери – библиотекарь и без ума от классической литературы, хотя и не чуждается современных веяний.

– Признаюсь, – сказала Энн‑Мери, когда они с Мэгги сидели за столиком на заднем дворе Оуквиля, – что я прямо‑таки ухватилась за возможность познакомиться с вами. У нас в библиотеке отличная подборка литературы, посвященной вашей семье, и, узнав, что на вечере у Дэниэла будете вы, я не могла упустить такого случая.

Мзгги натянуто улыбнулась: она понятия не имела о том, что где‑то существует целая библиотека, посвященная семейству Монтгомери.

– Познакомиться со мной нетрудно, – сказала она, – у меня во Французском квартале есть магазинчик, и вам достаточно было зайти туда и попросить вызвать хозяйку.

Энн‑Мери рассмеялась:

– Что вы, дорогая! Я из старой семьи плантаторов‑южан, а нас учили, что познакомиться с человеком можно, только если тебя представят ему.

– Что ж, теперь мы представлены друг другу, а потому я приглашаю вас, Энн‑Мери, в свой магазин. У нас, кстати, тоже есть библиотека, правда, библиотека мод. Вы можете посмотреть на модные картинки и журналы, многие из которых датируются восемнадцатым веком.

Дэниэл Кеннеди, присевший на скамью рядом с Энн‑Мери, не преминул откликнуться на любезность Мэгги:

– Надеюсь, ваше приглашение, мисс Монтгомери, распространяется на меня тоже?

– Разумеется.

– Слава Создателю, – сказал Шон, ставя на стол огромное блюдо с жаренными на решетке кусками мяса, курятиной и сосисками. – Отец добился своего. А ведь он хотел проникнуть в дом Монтгомери, воспользовавшись моим ордером на обыск. Пристроиться сзади и войти вместе с полицейскими.

– Дети, – доверительно обратился Дэниэл к Мэгги, – подчас ведут себя так бестактно. Не моргнув глазом выбалтывают все семейные тайны.

– Я принесу салат и хлеб, – сказала Энн‑Мери.

– Я помогу вам, – предложила Мэгги.

Когда женщины вернулись из кухни с картофельным салатом, за столом собрались уже все. Гости передавали друг другу тарелки с мясом, а Энн‑Мери и Мэгги накладывали всем салат. В небе стояла полная луна с алыми вкраплениями на тускло‑золотом диске.

– Это потому, что ночи становятся холоднее и уже не за горами осень, – объяснил Дэниэл.

У Шона была другая точка зрения, и он заспорил с отцом, причем весьма горячо, но все закончилось дружескими объятиями и похлопываниями по плечу. Видно было, что они любили друг друга. Мэгги смотрела на них с завистью: ей такой дружеской близости очень и очень не хватало.

Об убийствах за столом поначалу не упоминалось. Все хвалили стряпню Дэниэла и приготовленный им к мясу соус. Заметив, с каким аппетитом уписывает мясо Мэгги, Дэниэл расцвел.

– Сразу видно, вы знаете толк в еде, – сказал он, – не то что нынешние трясогузки, у которых и тела‑то никакого нет – одна кожа да кости.

– Папа! – крикнул со смехом Шон. – Ты вгоняешь мисс Монтгомери в краску.

– А что я такого сказал? – удивился Дэниэл. – Всякий знает, что мясо полезно. Господь Бог создал нас плотоядными существами, так что нечего изображать из себя канареек, как это делают некоторые девицы, питающиеся проросшими зернышками.

Когда с мясом и салатом было покончено, а в воздухе зажужжали надоедливые насекомые – спутники надвигающейся ночи, все перешли в дом, где гостей ждали кофе и крем‑брюле, приготовленное Энн‑Мери. Все расположились вокруг массивного стола в библиотеке – самой уютной и комфортабельной комнате в Оуквиле. Мэгги сидела рядом с Шоном, удивляясь тому, как просто и естественно чувствует себя рядом с этим человеком. Стоило ей, однако, случайно коснуться руки Шона или встретить его взгляд, как ее обдавало жаром. Желая скрыть, что ее волнуют взгляды и прикосновения Шона, Мэгги сосредоточила внимание на Дэниэле. Тот, стоя за старинным письменным столом, перебирал какие‑то древние книги и манускрипты, громко комментируя особенно ценные приобретения своей библиотеки. При этом Дэниэл обращался в основном к Шону.

– Взгляни, сынок, на эти газеты. Думаешь, это старая, ни на что не годная макулатура? Эти газеты хранят в себе сведения о «человеке с топором», или Топорнике, который тоже был родом из нашего города. Говорят, он зарубил тринадцать человек, и хотя родственник одного из убитых клялся, что пристрелил Топорника, полиция так и не обнаружила его тела.

– Папа, в те времена не было такой техники, какая есть у нас сейчас, – заметил Шон.

Дэниэл покачал головой:

– Некоторые преступления не раскрываются никогда, и ты об этом отлично знаешь. Они годами числятся как нераскрытые, потом дела сдают в архив, а преступник преспокойно разгуливает на свободе.

– Но эти два убийства, что на нас повесили, мы должны раскрыть быстро, – сказал Джек.

– Иначе добрые горожане Нового Орлеана просто‑напросто съедят нас живьем, – вставил Майк Остин.

– Интересная мысль… Как вы думаете, мисс Монтгомери, в Новом Орлеане и вправду проживают добрые горожане? И много ли таких, позвольте узнать? – осведомился Дэниэл.

– Их не больше и не меньше, чем в любом другом крупном городе Соединенных Штатов, но они есть и стараются сделать свой город лучше, красивее, а главное – очистить его от преступников, – заявила Мэгги.

– Многое зависит от того, что именно мы называем преступлением, не так ли? – Дэниэл сел на крутящийся стул у письменного стола.

– Конечно, – отозвалась Мэгги.

– По‑моему, папа, ты подбираешься к области моральных категорий, а они, как известно, труднее всего поддаются толкованию, поскольку неоднозначны, – заметил Шон.

Дэниэл ткнул пальцем в лежавшую на столе книгу:

– Позвольте привести вам один пример. В 1862 году янки взяли Новый Орлеан. Это сейчас мы считаем, будто все они были добры и морально чисты. Может, так оно и было, не спорю. Но тогда начальником военного трибунала назначили человека, явно не из числа моралистов. Я говорю о…

– Бисте Батлере, – вставил Джек.

– Именно о нем. В ту пору у многих женщин и девушек города в армии южан были мужья, женихи, братья, поэтому‑то они не больно жаловали пришельцев, и всякий разумный солдат‑янки это понимал. Но старый Бист Батлер издал специальный циркуляр, регулирующий поведение женщины‑южанки. Цитирую: «Всякая женщина, которая грубо обошлась с солдатом‑янки, должна рассматриваться как проститутка, и к ней следует соответствующим образом относиться».

– Грубовато, ничего не скажешь, – пробормотала Энджи.

Дэниэл мрачно ухмыльнулся.

– Так вот, одному бравому солдату‑янки этот циркуляр пришелся очень по душе. Уж и не знаю, скольких южанок он изнасиловал, пока не наткнулся на молодую девушку по имени Сандра Хилл. Она оказала ему сопротивление, и этот солдат, желая утихомирить девушку, убил ее.

– Вот ужас‑то! – воскликнула Сисси. – Но что же случилось с тем янки? Думаю, его после этого расстреляли на месте?

Дэниэл покачал головой:

– Ничего подобного. Янки, конечно, арестовали, но расследование установило, что Сандра Хилл была женщиной аморальной, поскольку грубо обошлась с этим солдатом, и янки приговорили к телесному наказанию и увольнению со службы.

– Это все, конечно, ужасно, но где же здесь моральная дилемма? – осведомился Джек.

– А что случилось потом? – спросила Энн‑Мери.

– А потом было вот что: пока этот солдат сидел в гарнизонной тюрьме, некоторые добрые жители Нового Орлеана решили взять правосудие в свои руки. И как‑то ночью эти добрые люди вломились в камеру, где содержался янки. Наутро солдата нашли мертвым. У него была отрублена голова саблей, позаимствованной этими добрыми людьми у другого солдата‑янки – у спавшего, как сурок, часового.

– Жуть. – Сисси зябко поежилась.

– Но было ли это правосудием? – спросил Шон.

– Давайте лучше ответим на такой вопрос: убийство солдата – это преступление или акт правосудия? У нас в Штатах по этому вопросу до сих пор ломают копья. Можно его и иначе поставить: к примеру, казня преступника, совершаем ли мы убийство? А если нет, что тогда смерть солдата‑янки – убийство или правосудие?

– А убийцу того солдата нашли? – спросила Мэгги.

Дэниэл покачал головой:

– Не нашли. Даже если кто из добрых горожан Нового Орлеана что‑то о нем и знал, то не проронил ни слова. Этот инцидент замяли, а в скором времени Бист Батлер был освобожден от должности и уехал из Нового Орлеана. Есть и другие интересные случаи. В связи с одним из них упоминается даже фамилия Монтгомери.

– Правда? – Шон посмотрел на Мэгги: – Вы знаете, о чем отец собирается нам поведать?

Мэгги кивнула:

– Наверное, знаю.

На столе стояла только одна лампа, дававшая мало света, зато на небе за окном то и дело появлялись алые кровавые сполохи. Алый отсвет падал теперь и на Мэгги. Все глаза устремились на нее.

– Один из моих прапрапрадедушек был обвинен в убийстве француза благородного происхождения. – Тут Мэгги поморщилась. – Если не ошибаюсь, прадед считал, что этот француз – вампир.

– Правда? – засмеялся Джек, но потом добавил: – Но чему я, собственно, удивляюсь? Это же Новый Орлеан. А он на самом деле убил француза?

– Точно не знаю. Прадед был человек богатый и могущественный, и уж если и в самом деле убил француза, то наверняка избавился от трупа.

– Никаких улик против Джейсона Монтгомери обнаружено не было, – сообщил Дэниэл. – Ходили слухи, будто француз увивался за дочерью Монтгомери, Магдаленой, вот старик и взъярился.

– Так это, должно быть, та самая леди, чей портрет висит у вас в холле? – Шон с еще большим интересом взглянул на Мэгги.

– Да, – улыбнулась Мэгги.

– Говорят еще, что старик за дочерью все‑таки недоглядел и девушка забеременела. Чтобы избежать слухов, он отправил ее во Францию, где она родила и воспитала свое дитя.

– Вполне возможно, что француза никто не убивал и он просто вернулся во Францию, где Магдалена с ним и соединилась. Так что не исключено, что эта история не более чем страшная сказка для детей, – заключила Мэгги.

– Нет, рассказ хорош. Только представьте: юного француза убивает отец его возлюбленной… а она уезжает из родных мест, чтобы никогда сюда не возвращаться. Быть может, она так и не простила отца за то, что он убил ее возлюбленного, – кто знает? – задумалась Энн‑Мери.

– К этой истории есть небольшое дополнение. – Дэниэл игриво подмигнул Мэгги.

– Правда? – удивился Шон.

– Полагаю, – сказала Мэгги, – ваш отец намекает на то, что Джейсон Монтгомери хотел выдать дочь за одного из Кеннеди.

– Хорошо, что они не поженились. – Шон многозначительно улыбнулся, отчего в груди у Мэгги потеплело. – Иначе мы с вами были бы родственниками.

– Был еще один случай, когда Кеннеди чуть не женился на одной из Монтгомери. Во время войны, – пояснил Дэниэл. – Наш фамильный герой – ну тот, чья статуя стоит во Французском квартале, – был по уши влюблен в наследницу Монтгомери. Она тоже любила его, так что, как видите, история продолжается.

– А чем тогда все закончилось? – спросила Энджи.

– Ну, Энджи, поднатужься, ты же знаешь, чем она кончилась. Раз военному человеку поставили памятник в старом квартале города, стало быть, он погиб, защищая этот город.

– Как это все печально, – протянула Сисси.

– Скажите лучше: как это все странно! Каким, интересно, образом род Кеннеди получил продолжение? – спросила Энджи.

– Шон женился за несколько лет до того, как познакомился с мисс Монтгомери. Его жена умерла от оспы, но у Кеннеди от нее остался сын.

В комнате воцарилось молчание. Порыв ветра вдруг сбросил одну из книг Дэниэла со стола на пол. Все вздрогнули. Кроме Шона. Он крепко сжал руку Мэгги, и ей вдруг почудилось, будто они маленькие дети, которые сидят, прижавшись друг к другу, и слушают страшные святочные рассказы.

– Мэгги, детка, я и не представляла себе, какая интересная история у вашего семейства, – проговорила Сисси.

– Думаю, история каждой семьи не менее интересна, – отозвалась Мэгги. – Монтгомери продолжают приезжать в Новый Орлеан, поэтому найти старые скелеты в наших шкафах не составляет труда.

– Кстати, мисс Спиллейн, у вас была родственница, близко знакомая со старой жрицей вуду по имени Мари Лаво, – сказал Дэниэл.

– Знаю, – ответила Сисси.

– Она тоже была жрицей иуду? – осведомилась Энджи.

– Думаю, она просто шпионила для Мари. Сила Мари заключалась в том, что она много знала о других людях. А знала она о них потому, что у нее была масса шпионов, которые выведывали тайны людей, интересующих Мари. Но вот моя прапрабабка, говорят, и в самом деле обладала магической силой. Она и пророчествовала, и пускалась в пляс с зомби, и составляла заговор, убивающий человека. Как‑то раз ее приговорили за колдовство к повешению, но чиновник магистратуры в вуду не верил, а потому ее и отпустил. Между прочим, она нашла себе мужа на суде – вступила в брак с тем парнем, который свидетельствовал в ее пользу. Иначе меня бы и на свете не было.

– Ну вот, наконец‑то история с хорошим концом, – заметила Мэгги. – Волшебная и романтическая.

– Женщины Монтгомери тоже очень романтичны, – усмехнулся Шон.

– Только так уж повелось, что для Кеннеди они сущая напасть, – сухо сказал Джек.

Шон улыбнулся Мэгги.

– А я бы рискнул пофлиртовать с одной из них.

Мэгги улыбнулась ему в ответ.

Но улыбка у нее получилась немного вымученная.

Когда Шон довез Мэгги до ее дома, она пригласила его что‑нибудь выпить. Они прошли через большую гостиную, где в былые времена устраивали официальные приемы, и оказались на кухне, обставленной по последнему слову моды. Она была воплощением комфорта – настоящим раем для хозяек. Мэгги предложила Шону расположиться за столом, а сама начала исследовать содержимое огромного холодильника и всевозможных шкафчиков.

– Что вам предложить? Кофе? Или более крепкие напитки? Я большая мастерица готовить кофе с молоком.

Пока она суетилась около своих шкафчиков, Шон поднялся, подошел к Мэгги и положил руки ей на бедра. Она замерла. От его прикосновения у нее бешено заколотилось сердце. Однако Мэгги высвободилась из его объятий и достала с полки бутылку мексиканского ликера «Кахуа».

– Принеси мне молока, Шон, – попросила она таким ровным голосом, словно прикосновения Шона не произвели на нее никакого впечатления.

Разлив по чашкам холодный кофе, Мэгги плеснула туда ликера и добавила молока. Потом протянула чашку Шону.

Свой кофе она выпила мгновенно. Шон уселся на стойку, протянул к Мэгги руки, заключил ее в объятия и поцеловал.

Раздвинув ей губы, он просунул язык глубоко в рот Мэгги, а его руки, скользнув вниз, сжали ее ягодицы. Он все больше возбуждался. От губ Мэгги сладко пахло ликером, а аромат ее духов кружил ему голову. Соски Мэгги затвердели и, упираясь в его грудь, казалось, обжигали Шона. Он потянул вниз молнию на ее джинсах.

Внезапно Мэгги отпрянула от него.

– Думаю… вам лучше уйти.

– Почему? – спросил Шон, даже не попытавшись удержать ее.

Она посмотрела на него, и он заметил, что в глазах у нее стоят слезы.

– Джек ведь предупреждал, – с горькой улыбкой сказала Мэгги, – что женщины Монтгомери сущая напасть для Кеннеди.

– Но он сказал это просто к слову.

– Нет, в самом деле, Шон…

– А если в самом деле, то я готов рискнуть.

– Не ожидайте от этого слишком многого, – прошептала она, – и вам придется ограничить себя в желаниях.

Мэгги пошла в глубь дома. Шон последовал за ней. Она направлялась к лестнице. Сжав рукой перила, она повернулась к нему, посмотрела на него и сказала:

– Вы пока еще можете уйти.

– Никуда я не пойду, – решительно возразил Шон, поднимаясь за ней по ступенькам. Догнав Мэгги на лестничной площадке, он схватил ее за плечи, повернул к себе лицом и воскликнул: – Неужели вы не чувствуете, что между нами что‑то происходит? Нечто большое и важное? Я не позволю вам отвергнуть меня только потому, что я коп!

Мэгги попыталась высвободиться, но Шон держал ее крепко. Теперь она смотрела на него в упор, и ее глаза выражали гнев и боль.

– При чем здесь это…

Не дав Мэгги закончить, он поцеловал ее крепко и страстно. Внезапно Шону показалось, что ее тело начало расслабляться: оно уже не было таким агрессивно‑сильным и напряженным, как прежде. Решив не останавливаться на достигнутом, он расстегнул пуговки у нее на блузке. С крючочками на бюстгальтере Шон справился еще быстрее, и в следующее мгновение грудь Мэгги легла ему на руку как созревший спелый плод. Он спустил с нее джинсы, коснулся треугольника волос и прижал пальцы к заветной точке. Мэгги затрепетала.

Казалось, у нее уже очень давно не было мужчины. Она задрожала, припала к Шону всем телом, а потом стала оседать на пол. К счастью, на лестничной площадке лежал пышный персидский ковер. Шон уложил на него Мэгги, снял с нее джинсы, блузку и трусики.

– Шон, в самом деле…

Он снова заставил Мэгги замолчать, припав к ее рту губами. Шон целовал ее снова и снова, так что она начала задыхаться от страсти и тихо постанывала. Теперь, когда Мэгги лежала нагая на персидском ковре и не могла от него ускользнуть, Шон бросил взгляд на ее тело. Оно восхитило его: тонкая талия, упругие бедра, плоский живот, огненно‑рыжие волосы на лобке и длинные ноги, поражающие своим совершенством. Полные груди с большими алыми сосками набухли от возбуждения.

Опустившись на Мэгги, Шон вновь приник к ее губам. Раздвинув ей ноги, он продолжал ласкать ее руками, губами и языком. Она выгнулась, запрокинула голову и издала протяжный стон.

Шон расстегнул молнию на своих брюках, приспустил их, высвободил свой пенис и быстро, словно опасаясь, что ему помешают, вошел в нее. Страсть была так велика, что он испытывал лишь одно желание – овладеть Мэгги, поэтому движения были неистовыми и поспешными. Мэгги двигалась в такт с ним. Издав стон, Шон изверг в нее семя и содрогнулся всем своим крупным сильным телом.

Потом, с помутившимся взглядом, он откатился в сторону и лежал неподвижно, пораженный тем, что так внезапно овладело им, лишило способности рассуждать и контролировать свои поступки.

Немного успокоившись, Шон посмотрел на Мэгги. Ее била дрожь. Сначала он подумал, что ей холодно, но потом решил, что она дрожит от обиды и унижения. Ведь он взял Мэгги прямо на лестничной площадке, даже не дав ей возможности подняться в спальню. Приподнявшись на локте, Шон снова всмотрелся в ее лицо. Оно не выражало обиды. Сейчас Мэгги походила на девочку‑подростка, которая, наслушавшись рассказов взрослых о сексе и мечтая о нем, воплотила наконец свою мечту в реальность и была сражена тем, что испытала.

– Даже и не знаю, что сказать: то ли «Bay!», то ли «Прости меня, Мэгги», – прошептал Шон и обрадовался, увидев у нее на губах слабую улыбку. Она протянула руку и нежно погладила его по щеке.

– Bay! – хрипловатым от страсти голосом ответила Мэгги.

– Вот и хорошо! – Шон почувствовал уверенность и силу.

– Между прочим, у меня есть спальня, – усмехнулась Мэгги.

– Теперь мне уж точно следует сказать «Прости меня, Мэгги».

Шон поднялся, застегнул джинсы и подхватил Мэгги на руки.

– Куда тебя отнести?

Она указала на левое крыло дома.

– Вторая дверь справа от холла.

Толкнув ногой дверь, Шон вошел в темное помещение, освещенное алым светом луны, лившимся сквозь открытую балконную дверь. Сорвав с широкой постели атласное покрывало, он опустил Мэгги на атласные простыни, скинул с себя одежду и лег рядом с ней. Мэгги, приподнявшись, обвила его шею руками. Она целовала Шона в подбородок, плечи и грудь, а ее руки нежно ласкали его плоть.

Мэгги предложила Шону лечь на спину и начала ласкать его мужскую плоть губами, проводя языком по всей длине. Когда же она вобрала член в рот, Шон, застонав от страсти, стиснул ее плечи и перевернул так, что теперь под ним оказалась она. Он снова вошел в ее лоно.

И они задвигались в любовном танце.

При этом ее зубы легонько касались Шона…

Проснувшись, Шон не увидел Мэгги рядом с собой.

Вскочив с постели, он быстро натянул джинсы и громко позвал Мэгги.

Ему никто не ответил.

Шон прошелся по дому, отметив, что одежда Мэгги, лежавшая на лестничной площадке, исчезла. Потом его взгляд упал на портрет Магдалены, и он задержался около него. Удивительно, но они с Мэгги впервые занялись любовью под этим самым портретом! Надеясь, что прапрабабка Мэгги одобрит выбор внучки, Шон направился на кухню. Но Мэгги не было и там.

– Смешно, но я, кажется, влюбился! – громко сказал Шон, наливая себе приготовленный чьей‑то заботливой рукой кофе.

Выглянув в окно, он наконец увидел хозяйку дома. Она задумчиво стояла у реки. Дул легкий ветерок, шевеливший подол ее тонкого платья. В руке она держала чашку кофе и изредка подносила ее ко рту.

Шон вышел из дому и быстро направился к реке.

– Мэгги!

Она с улыбкой повернулась к нему, но лицо у нее было обеспокоенное.

– Что случилось? – спросил он.

– Ничего, просто все так странно…

– Если ты по‑прежнему считаешь, что женщины рода Монтгомери приносят Кеннеди горе, прошу тебя, забудь об этих глупостях.

– Мне просто кажется, мы слишком спешим. Я должна подумать о том, что случилось… Так что извини, но тебе придется уйти.

После того, что произошло между ними, Шон никак не ожидал услышать эти слова.

– Мэгги, то, что случилось, – настоящее, подлинное…

– Говорю тебе, Шон, мы подгоняем события. А я люблю, когда все идет своим чередом.

Он кивнул, удивляясь, что его так сильно задели слова Мэгги.

– Ну и прекрасно. Как скажешь. Секс есть секс, и незачем все усложнять. Позволь поблагодарить тебя за отличный кофе и…

– Прекрати, Шон. Для меня все это очень непросто!

– Оставим это… Между прочим, Мэгги, мне все равно придется приводить тебя к себе и беседовать с тобой. Как‑никак капли крови ведут к порогу твоего особняка. И еще: если вдруг решишь, что ночью у нас с тобой все сложилось не так уж плохо, обязательно позвони мне. Если у меня будет свободное время, мы скова займемся этим.

Он повернулся и пошел прочь.

– Шон!..

Ему показалось, что она позвала его – только очень тихо. Он мог бы обернуться и выяснить, так ли это, но оскорбленное мужское самолюбие гнало его все дальше и дальше от этого места.

1862 год

Северянам нужно было любой ценой взять Новый Орлеан, чтобы перерезать главную артерию, питавшую продовольствием, оружием и амуницией войска Южной конфедерации, – полноводную Миссисипи.

Таков был замысел янки.

И замысел этот планомерно осуществлялся.

На воде и на суше шли ожесточенные сражения.

Капитан Шон Кеннеди за все время осады выкроил лишь несколько часов, чтобы повидаться с Мэг. Он любил, боготворил ее и ради нее стремился уцелеть. Когда они встречались, она внимательно слушала его рассказы, более того, давала мудрые и дельные советы.

По мере того как кольцо вокруг города сжималось, у Шона оставалось все меньше и меньше тайн от нее, а когда настали последние дни боев за город, он поведал Мэгги обо всем – даже о кошмарных убийствах раненых, оставленных при отступлении.

Всякий раз, когда у солдат Шона была малейшая возможность забрать своих раненых, они возвращались за ними на ничейную землю и, к своему ужасу, находили товарищей изрубленными саблей до неузнаваемости.

– Я пытался выяснить, что происходит, и вот как‑то раз наткнулся на одного раненого паренька, которому чудом удалось выжить после такой мясорубки…

Шон лежал на постели, устремив взгляд к потолку. Мэг, приподнявшись на локте, слушала его.

– Он сказал мне: «Приходил полковник». Это все, что он мог сообщить. Доктор Дженкинс, наш хирург, сообщил, что подобные случаи происходили и на фронте севернее нашего участка. Он даже предположил, что в наших рядах есть предатель, офицер высокого ранга, фанатично настроенный против южан, который ждет не дождется, когда сюда придут северяне. Элия Уин, командир роты «Б» и старый приятель моего отца, заявил, что такие случаи отмечались и на других участках фронта. Нет, ты только представь: в наших рядах находится маньяк, при каждом удобном случае убивающий наших парней! «Убивает», впрочем, не то слово… Видела бы ты, что он с ними делает!

– Шон, дорогой, успокойся. Выбрось это из головы – хотя бы на время, – попросила его Мэг, прижимаясь к его щеке. – Ты должен больше заботиться о себе…

– Мне, черт возьми, необходимо узнать, что происходит. Мои люди готовы умереть за правое дело, но не хотят, чтобы кто‑то исподтишка резал им глотки…

– Прошу тебя: побереги себя. Твои люди сами постоят за себя.

– Я не умру, – беззаботно улыбнулся Шон. – Я просто обязан выжить – ради тебя, ради нас…

Целуя на прощание Мэг, Шон вдруг испугался – не за себя, за нее. Ее лицо в этот миг выражало непоколебимую решимость: она явно что‑то задумала.

– Тебе лучше вернуться в город, – сказал он.

– Бессмысленно. Еще день‑два – и туда войдут янки. – Мэг брезгливо поморщилась.

Он рассмеялся:

– Среди янки встречаются неплохие парни.

– Возможно.

– Встречаются, Мэг, и мы оба это знаем.

– Да, знаем. Но я южанка. И люблю южанина.

– Обещай, что не станешь зря рисковать, когда линия фронта передвинется в эти края!

– Обещаю, любовь моя.

Шон снова поцеловал ее.

– Я буду тебя охранять… – прошептала она.

– Что ты сказала?

– Ничего особенного. Сказала только, что ты всегда будешь в моем сердце.

Темнота наступала медленно, однако туман окутал траншеи.

Днем здесь шли тяжелые бои, но под конец янки отступили, и Шон надеялся, что ему удастся спасти своих раненых солдат.

Он скакал впереди повозки лекаря, показывая кучеру, как проехать на поле боя. Санитарам предстояло собрать раненых и доставить их на повозке в лазарет, скрывавшийся в густом лесу. В качестве госпиталя использовали выстроенную миссионерами в лесу церквушку.

Увидев груду человеческих тел, Шон соскочил с коня, осмотрел павших и выругался.

Они были мертвы – все до одного. И все иссечены саблей.

Снова вскочив на коня, Шон пришпорил его. Впереди, в сгустившихся сумерках, он заметил какое‑то движение. Потом увидел чей‑то темный силуэт.

И услышал вскрик.

И понял: это убийца, который ходит по полю боя и приканчивает раненых.

– Не смей, ублюдок! – Охваченный яростью, Шон выхватил на скаку саблю и направил коня к тому месту, где стоял неизвестный. Тот тоже держал в руках саблю, которой добивал несчастных солдат.

Когда Шон занес оружие над головой убийцы, на лицо негодяя упал свет, и Шон узнал его. От изумления он едва не свалился с лошади. Перед ним стоял полковник конфедератов Элия Уин, старый приятель его отца, у которого Шон нередко бывал в гостях.

– Ну‑ка, Шон, попробуй меня достать! – крикнул Уин. Он уже понял, что Шон узнал его и притворяться не имеет смысла.

– Зачем ты это делаешь, Элия? – воскликнул Шон, оттесняя его конем в сторону. Чувствовал он себя премерзко. Всего пару дней назад они вместе с этим человеком проклинали жестокого убийцу беспомощных солдат и клялись покарать его. – Ради всего святого, скажи, что заставило тебя проявлять такую жестокость к этим несчастным!

– Это не несчастные, парень. Это ангелы сатаны. Монстры.

– Какие, к черту, монстры? Это солдаты, сражающиеся за наше дело. А ты убиваешь их. Ты спятил, Элия, – вот что я тебе скажу!

– Я не убиваю, а делаю благое дело – для всех нас, для всего человечества. Это вовсе не благородные молодые люди, как ты, наверное, думаешь, но слуги сатаны и посланцы тьмы, населяющие это адское логово, которое зовется Новый Орлеан. Подумай, кто они такие? Дети шлюх, колдунов, жрецов вуду и прочих отбросов общества. Один из них соблазнил мою дочь Лили и возложил на нее печать дьявола. И все они должны ответить за зто.

Шон сокрушенно покачал головой. Оказывается, все это из‑за Лили! Элия говорил о своей дочери, которая умерла после рождественских праздников от странной болезни, быстро подточившей ее силы. Но Элия и сам был сейчас болен. Из‑за смерти дочери он лишился рассудка.

– Элия, ты не найдешь человека, соблазнившего твою дочь! Поэтому перестань убивать раненых. Они не виноваты. Они не монстры, а солдаты, сражающиеся за дело южных штатов…

Элия покачал головой и, не слушая Шона, двинулся по полю боя. Он высматривал живых среди лежавших на земле солдат.

– Один из этих парней – монстр, и его необходимо уничтожить. Я видел этого монстра, но не рассмотрел его лица. Но он прикоснулся ко мне, и от этого прикосновения я вдруг стал сильным и могучим. Я обязан воспользоваться этой силой, найти чудовище и убить его, прежде чем оно убьет меня. – Высмотрев раненого, Элия поднял саблю.

– Элия, не делай этого! – Шон соскочил с коня и подбежал к полковнику.

Шон много раз бывал в сражениях, стрелял из винтовки и дрался на пистолетах и на саблях. Он был ловок, подвижен и прекрасно фехтовал – война развивает таланты, которые в мирное время дремлют в людях.

Теперь он сражался с Элией, который был старше его на двадцать лет и страдал от душевной болезни. Шон думал, что справится с ним без труда, но полковник бился отчаянно – казалось, болезнь удесятерила его силы.

– Элия, чтоб тебя черти взяли… Прекрати это!

Шон имел возможность поразить его прямо в сердце, но не воспользовался ею. Наверное, не верил, что полковник хочет его убить: их семьи были знакомы очень давно, и он знал Элию, казалось, всю жизнь. Увернувшись от сабли полковника, Шон бросился на Элию, чтобы обезоружить и связать его. Элию, несомненно, казнили бы за убийства раненых, но сам Шон убивать его не хотел. Он намеревался только схватить полковника и доставить его в суд. Но в полковника словно бес вселился: несмотря на силу и ловкость Шона, он выбил у него из рук саблю, повалил на землю и выхватил из кобуры пистолет. Шон вскочил, чтобы вырвать у Элии пистолет, но в это мгновение прогремел выстрел – пуля из «кольта» полковника впилась в его тело.

Шон вскинул на Элию глаза. Полковник поднял саблю, чтобы прикончить его, как прикончил до этого десятки других раненых, но тут поднялся холодный ветер и принес с собой смерч. Элию отбросило в сторону от Шона. Полковник взвыл, как дикий зверь, и взмахнул саблей, нацеливая ее на кого‑то другого.

Этот кто‑то сражался теперь с Элией. Шон ничего не ви‑Дел, поскольку глаза у него заволокло серой мглой и он быстро терял силы. Смерти Шон не боялся, но беспомощность сводила его с ума. Должно быть, он бредил, поскольку ему вдруг представилось, что на поле боя и скорби вдруг появилась Мэг и вступила в бой с Уином.

Собравшись с силами, Шон поднялся на ноги, схватил полковника Элию за горло и оттолкнул его от Мэг. В следующий момент за спиной у Шона, пронзительно свистнув, возник новый смерч, швырнул его на землю и отбросил далеко от того места, где разворачивались эти загадочные и мистические события.

Когда поднятое смерчем облако пыли рассеялось, на поле появился еще один человек, который устремился к Мэг, простирая к ней руки.

Полковник Элия между тем тоже поднялся и двинулся к Мэг. Но первым схватил Мэг незнакомец. Шон бросился на него и повис у него на плечах. Незнакомец оставил Мэг и повернулся, чтобы разделаться с Шоном. Силой он обладал невероятной. Схватив Шона, он ударил его головой о скалу.

Хотя после этого Шон уже почти ничего не видел и не чувствовал, он слышал хриплые крики, стоны, топот ног, свист кулаков, звуки ударов – бой продолжался.

А потом он услышал протяжный стон, кашель и странные булькающие звуки: казалось, кто‑то захлебнулся в собственной крови.

И тут у Шона перед глазами прояснилось, и он увидел, что кто‑то стоит рядом с ним. Мэг?

Нет.

Шон всмотрелся в темные глаза и лицо мужчины. Казалось, он когда‑то уже видел его.

– Тебя трудно убить, Кеннеди. Ты наполовину труп, а все еще пытаешься сражаться. Но клянусь Богом, ты умрешь!

Мужчина выхватил из ножен, висевших у него на боку, нож, Шон немеющими пальцами нащупал свой и тоже вынул его. Когда нож Шона коснулся тела нападавшего, нож незнакомца уже вонзился в грудь Шона по рукоять. Он упал.

Противник Шона, вскрикнув, тоже рухнул замертво.

Но поздно, слишком поздно. Где же Мэг? Его Мэг?

В воздухе пронесся крик отчаяния… Или, быть может, это был вой ветра? Поверженный противник Шона неожиданно исчез, его унесло вихрем, и там, где он только что лежал, ничего уже не было.

Шон почувствовал холодное дыхание смерти. Ее ледяные пальцы касались его груди, сжимали сердце. Но почему смерть так долго тянула?

Очнувшись, Шон увидел перед собой Мэг. Глаза ее сверкали странным желтым огнем, и из них текли слезы.

– Подожди, любовь моя, не умирай. Я разыщу хирурга…

– Не надо хирурга. Он мне уже не поможет. Мэг, любовь моя, беги отсюда. Спасайся, Мэг, я уже больше не в силах тебя защитить.

– Я в безопасности…

– Нет, здесь бродит еще один убийца…

– Шон, я в безопасности. Мне нужно найти для тебя хирурга.

– Нет. Лучше обними меня, укрой от холода. Скажи, что любишь меня. Скажи, что если я не умру, ты выйдешь за меня замуж…

– Да, Шон, я люблю тебя и всегда буду тебя любить. Но ты не умрешь.

– Боже, как я люблю тебя! – проговорил умирающий, – Ради тебя я готов умереть не один, а сто раз…

– Подожди, Шон, не умирай… Я поцелую тебя, и мой поцелуй вдохнет в тебя жизнь, согреет твои холодеющие губы…

В отчаянии Мэг прильнула к нему и поцеловала его в губы.

Но было поздно. Жизнь уже покинула Шона.

Мэг закричала от скорби и отчаяния. Она опоздала, пришла к нему слишком поздно, даже не успела прикоснуться к его губам прощальным поцелуем.

Мэг сидела, сжимая мертвого в объятиях. Вокруг нее лежали трупы южан и северян, а вдали слышались крики – санитары, приехавшие на поле боя с Шоном, разыскивали своих раненых солдат.

Она подняла голову и посмотрела туда, где в луже крови лежал Уин, а потом перевела взгляд на человека, нанесшего роковой удар Шону. Он уже вполне оправился от раны, поднялся на ноги и улыбался.

Это был Аарон Картер.

Он подошел к Мэг, державшей на коленях голову своего мертвого возлюбленного.

– Я же говорил, что отомщу тебе. Мы с тобой не одно и то же. Скоро ты поймешь, что…

– Я проклинаю и ненавижу тебя и найду способ тебя уничтожить. Ты не убрался из города, как я требовала, и отнял жизнь у невинной девушки. От этого ее отец сошел с ума, но ты взял часть его крови и тем самым придал безумцу нечеловеческую силу. Это по твоей милости Элия приканчивал людей, не имевших никакого отношения к убийству его дочери.

– Я соблазнил невинную девушку! Подумать только! Так в этом‑то и заключается сущность зверя, мадемуазель.

– Я убью тебя! – воскликнула Мэг и обрушилась на него с яростью, удесятерившей ее силы. Ока вгрызалась в горло Картера, надеясь перекусить у него на шее сосуды.

– Шлюха! – заорал он хриплым голосом, ощутив ее силу и боль от ран, которые она наносила ему.

Поднялся ураганный ветер и взвился такой смерч, что сразу же стало ясно: в их схватку вмешалась могучая сила. Их отбросило друг от друга, ибо явился великий судия.

– Ну, что у вас здесь происходит? – спросил Люсьен, мельком взглянув на лежавшие в крови трупы.

– Я обнаружил предателя в наших рядах! Она набросилась на меня, искалечила и хотела уничтожить. И должна заплатить за это. Мэг не исполняет наших законов, и за это ее надо примерно наказать. Раз уж она вкусила моей крови, то будет и впредь убивать подобных нам существ!

– Ого! – пробормотал Люсьен, разглядывая нанесенные Аарону раны.

– Ты правитель и носитель высшей справедливости. Расследуй это дело досконально, и я приму наказание, которому ты решишь меня подвергнуть.

Люсьен с удивлением выгнул бровь:

– Вот как ты ставишь вопрос! Это забавно. Так что же все‑таки здесь произошло?

Остановив взгляд на Мэг, сновй склонившейся над телом Шона, Люсьен изрек:

– Что ж, и зло, и благо имеет свою цену. Так же как жизнь и смерть. Насколько я понимаю, Мэг, ты забыла о том, кто ты такая, отдала свое сердце смертному, а теперь горюешь. А ведь ты, Мэг, дитя тьмы и дочь греха. – Лицо Люсьена выразило жестокость, и Мэг поняла, что приговор его будет суровым. – Пожалей себя, Мэг. Научись думать о смертных только как о своей добыче и, высмотрев себе жертву, доводи дело до логического конца.

С этими словами Люсьен, как пушинку, поднял с земли тело Уина, оторвал ему голову, после чего отшвырнул от себя и тело, и голову.

– Этот человек не моя добыча! – воскликнула Мэг. – Это Аарон затеял с ним игру, поставил над ним эксперимент жестокости. Он убил его дочь, а затем заразил его, укусив, но не убил и не использовал как добычу. Аарон сделал это ради собственного удовольствия. Он опасен для всех нас – тем, что проявляет ненужную жестокость, возбуждает слухи и настраивает против нас население. Это существо, – Мэг указала на Аарона, – заслуживает презрения даже таких существ, как мы.

Люсьен покачал головой:

– Это существо, как ты изволила назвать мистера Картера, не мое творение. Но он тем не менее один из нас – такой же, как все мы, зверь. А правила наши гласят: нельзя убивать существо, подобное себе.

– Я не хотела его убивать. Этот ублюдок…

– Насколько я знаю, у полковника была очень красивая дочурка.

– Да, красивая и невинная. – Аарон облизнулся.

– Теперь она стала одной из нас, – заявил Люсьен.

– Верно. И ты это допустил! – с негодованием воскликнула Мэг.

– Ты забываешься, любовь моя. Выбирать жертву – право Аарона. Точно так же он имеет право выбирать, кого превращать в существо, подобное нам, а кого – нет.

– Он соблазнил единственную дочь уважаемого человека, а потом превратил смертного в безумца, который стал убивать раненых солдат на поле боя…

– И этот безумец убил или ранил твоего любимого смертного, Боюсь, с нашей точки зрения, Аарон не совершил никакого греха. Наши правила подчинены одной цели – выживанию и не имеют никакого отношения к морали смертных. Так или иначе, мы все похожи, и ты зря думаешь, что сможешь изменить себя, питаясь кровью одних только грешников. Дай Бог – вернее, дьявол, – чтобы на твою долю хватило злодеев и ты не жила впроголодь. И потом, если уж ты так любила этого смертного, почему же не воспользовалась своим правом превратить его в одного из нас, не наградила даром вечной жизни?

– Боюсь, он не воспринял бы жизнь, которую мы ведем, как дар, – ответила Мэг.

Люсьен мрачно покачал головой:

– Очень жаль, если так. А какая бы из вас вышла парочка – любо‑дорого посмотреть! Два высокоморальных существа тьмы. Глядишь, вы и в церковь стали бы вместе ходить, – тут Люсьен содрогнулся от омерзения, – или того хуже – вступили бы в Армию спасения! Представляю себе заголовок в газете: «Дети сатаны решили предаться Богу!» – Последние слова он произнес с улыбкой, так как эта мысль позабавила его. Люсьен протянул Мэг руку: – Довольно болтовни, Мэг. Сейчас ты пойдешь со мной.

– Значит, ты не станешь наказывать ее? – разъярился Аарон. – Но ведь она изуродовала меня! Где же твоя хваленая справедливость? Или ты прощаешь ее, потому что она одна из твоих наложниц?

– Сам виноват. Нечего было промышлять на ее территории. Что же до твоих ран, то они со временем заживут, – Стало быть, ты не отдашь мне Мэг на суд и расправу? Думаешь, если ты царь, тебе все позволено? – не сдавался Аарон.

– Да, – с мрачным огнем во взоре заявил Люсьен. – Я царь и поступаю так, как считаю нужным. А если ты будешь настаивать, я уничтожу тебя. У меня есть для этого сила и власть.

Аарон, злобно сверкнув глазами, посмотрел на Мэг.

– Я еще доберусь до тебя, Мэг. Люсьен не всегда будет с тобой. Со временем я стану сильнее, чем он, и тогда снова явлюсь и заявлю о своих правах.

– Не зли меня, Аарон. Лучше отправляйся в Европу. Сейчас на Лазурном берегу карнавал, и там собирается много наших. Проваливай, пока я не разгневался! Я не отдаю распоряжений дважды!

Аарон зашипел и, взвихрив вокруг себя воздух, исчез.

Люсьен снова протянул руку Мэг, по‑прежнему стоявшей на коленях возле тела Шона Кеннеди.

– Мне жаль, что так получилось, девочка. Но к чему проливать слезы над смертным? Пойдем со мной: я утешу тебя.

– Нет! – Мэг покачала головой. – Я останусь с ним.

Мэг ненавидела Аарона, но к Люсьену ненависти не испытывала. Во‑первых, он защитил ее от Аарона, а во‑вторых, проявил мудрость: зная о связи Мэг с Шоном Кеннеди, позволил ей самой урегулировать свои отношения со смертным существом, которого она не пожелала превратить в подобного себе, хотя и обладала такой властью.

– Глупышка! Его уже не воскресить. – Люсьен все больше терял терпение. – Я заменю его тебе, поскольку со мной не сравнится ни один смертный.

– Ты так и не понял, что такое любовь, Люсьен!

– Все толкуешь о любви? Но при этом не замечаешь, что играешь с огнем. – Голос Люсьена звучал все более грозно. – Не забывай, что я твой царь и повелитель. Я знаю все правила и слежу за тем, чтобы их соблюдали. Кстати, ты нанесла раны Картеру, и по закону я должен был бы отдать тебя ему. Я сделал для тебя исключение, но не надейся, что так будет продолжаться вечно!

Поднялся ветер, и Люсьен, обратившись в черный смерч, с пронзительным свистом улетел.

В воздухе пахло кровью, железом и порохом. Мэг осталась одна на поле боя со своим умершим возлюбленным.

Аарон Картер исчез, и ожидать его появления в ближайшее время не приходилось.

Исчез и Люсьен. Он защитил Мэг, но теперь она не знала, придет ли он ей когда‑нибудь на помощь. Но это уже не имело для нее значения. Ничто на свете не имело для Мэг значения, поскольку ее любимый Шон умер.