Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Декабрь 1988 года 12 page
Боль постепенно утихала, отступая, превращаясь в какое‑то смутное воспоминание, злость, сжигавшая ее изнутри, исчезла. Да что же с нею происходит? Она вспыхнула, едва Р.Л. сделал шаг ей навстречу, и откинула голову, чтобы по‑прежнему видеть его глаза, не в состоянии освободиться от тех чар, которыми они ее окутывали. Она не могла думать ни о чем другом, только об Р.Л. – его росте, ширине его плеч, блеске его кожи. Интересно, это она придумала, или действительно при ближайшем рассмотрении он оказывается еще красивее? Он поднес руку к ее щеке, и она едва не задохнулась, когда нежные пальцы слегка коснулись ее кожи и мягко скользнули по лицу. Одного его прикосновения было достаточно, чтобы внутри опять полыхнуло пламя. Они смотрели друг на друга не отрываясь. Эдвине показалось, что ноги ее слабеют, становятся ватными. Его ласковые прикосновения, казалось, высекают искры. Удивительно, что обычные человеческие руки могут вызвать такую реакцию. Р.Л. внимательно наблюдал за ней. – Ты так красива, – промолвил он, и ей показалось, что это не просто слова, – она не просто слышит его голос, но ощущает на себе согревающее дыхание этой фразы. Его пальцы неспешно коснулись ее губ. – Знаешь, сколько я мечтал об этом моменте? О нашей встрече? Ее глаза широко распахнулись. Он медленно склонил голову, касаясь губами ее губ. Эдвина затрепетала, как от удара током. Она закрыла глаза, и его поцелуй стал глубже, настойчивее. Губы ее приоткрылись, отвечая ему. Руки Р.Л. скользнули вниз – одна застыла на обнаженной спине, другая по впадине на спине опустилась к ягодицам. Он властно притянул ее к себе, крепко прижав к груди. Спустя мгновение его губы оторвались от ее губ, и Эдвина открыла глаза. Р.Л. смотрел на нее сверху вниз, улыбаясь, и она ответила ему встречной улыбкой. Застывшая на спине рука скользнула вниз, нежно поглаживая мягкие изгибы и волнующие выпуклости ее бедер сквозь шелк вечернего наряда. – Эдс… – прошептал он. В прикованном к нему взгляде Эдвины застыл немой вопрос. – Где ты была все эти годы? Как я мог жить без тебя? – Это не ты, это… – Тс‑с! – прервал он ее, коснувшись пальцем ее губ. – Не говори не слова! Затем он снова склонился к ее лицу, еще крепче сжимая ее и притягивая к себе. На этот раз поцелуй был более нетерпеливым и жадным, и она ответила ему так же нетерпеливо, упиваясь ощущением его теплых губ, твердых белых зубов и мягкого языка. Ей казалось, что грудь ее вот‑вот расплющится в его объятиях, безошибочно отмечая его растущее возбуждение, пока еще сдерживаемое, но уже страстно устремленное навстречу ей. Эдвина жадно обвила Р.Л. руками, впиваясь пальцами в его бицепсы. Голова кружилась. Этот поцелуй парализовал ее; казалось, он будет длиться вечно. Его нежные взыскательные пальцы начали медленно раздевать ее. Сначала убийственно‑розовый пояс, затем, нащупав, Р.Л. расстегнул молнию на спинке желтовато‑зеленого лифа, так что шелк, распахнувшись, медленно поплыл вниз, подобно шелестящему лопнувшему кокону. Не торопясь, он провел рукой по узкой, расширяющейся книзу юбке, сгоняя ее по бедрам, пока она, шурша, не скользнула вниз сама по себе, волнами окутав ее щиколотки. Эдвина вздрогнула, внезапно ощутив обнаженным телом волну прохладного воздуха. Это была изысканная пытка, агония намеренного сдерживания бушевавших страстей. Желание нарастало в ней, обдавая жаром. Силы отказывали, она готова была уступить, сдаться в этой неспешной любовной игре. Очередное прикосновение Р.Л. бросило Эдвину в дрожь. Его пальцы медленно двигались по ее безупречному телу, губы продолжали целовать ее. Они дышали друг другом, как бы черпая и одновременно делясь с другим дыханием, чувствуя жажду друг друга и откликаясь на малейшее взаимное желание. – О Боже! – выдохнула Эдвина, когда он наконец медленно оторвался от ее губ. Р.Л. принялся снимать с себя одежду, но она быстро остановила его: – Нет! – Голос ее прозвучал приглушенно, но настойчиво. – Дай мне! Он застыл, подчиняясь ей, и теперь уже ее руки метнулись к вороту его рубашки, легкие, как перо, пальцы освободили узел галстука‑бабочки, вынули запонки и булавки из его рубашки. Сдерживая себя, чтобы продлить эту прелюдию любви, тон которой задал Р.Л., Эдвина скользнула рукой в распахнутый ворот рубашки и с наслаждением погладила ладонью его покрытую завитками волос грудь, слегка помассировала соски и лишь потом плавно провела рукой по животу. Теперь настал его черед вздрогнуть, задохнувшись от страсти. Эдвина принялась расстегивать пояс на брюках, и Р.Л. замер, затаив дыхание. Так же, как и он, она не отрывала от него взора, глядя в его теплые зеленые глаза, зачаровывая его, как только что зачаровывал ее он. Внезапное открытие потрясло ее: ее лоно увлажнилось. Наблюдая за сладкой пыткой‑агонией, которую испытывал Р.Л., Эдвина и сама теряла голову. Следующий поцелуй был ее. Одной рукой она притянула к себе его голову, а другой расстегнула молнию на брюках. Ее нежные пальцы коснулись сквозь ткань его плоти, возбужденной и жадной, рвущейся к ней, вгоняя Р.Л. в дрожь. Эдвина старалась справиться с охватившим ее нетерпением. Спокойно, сдерживала она себя, не спеши… Как прекрасно касаться его, лаская, наслаждаться его силой… О Боже, так может продолжаться вечно! Она провела рукой по бедрам Р.Л., и он закрыл глаза. Она слышала его учащенное дыхание. Быстрым движением она стянула с него брюки. Теперь уже ни один из них не в состоянии был противиться желанию. Быстро перешагнув через упавшую на пол одежду, Р.Л. подхватил Эдвину, поднял ее на руки. Пока он легко, без усилий, нес ее по накрытой ковром лестнице на второй этаж в свою спальню, она доверчиво прильнула к его груди. Слушая все ускоряющееся биение его сердца, она еще крепче прижалась к нему, чувствуя щекой его успокаивающее тепло. Ей казалось, что все происходит в полусне: она плывет по воздуху, а перила лестницы отступают, растворяясь, по мере того как они приближаются к его спальне. Какая тишина в этих комнатах! Какое прекрасное убежище можно обрести здесь! Р.Л. ногой толкнул дверь, распахивая ее настежь. Огромная комната была залита таинственным светом, отбрасывающим по сторонам сказочные тени. Р.Л. нежно опустил ее на мягкую постель, застланную тонкими золотистого шелка простынями. Она наблюдала, как он опускается на кровать рядом с ней. Его губы коснулись ее в легком поцелуе. Лоб. Губы. Шея. Грудь… Каждое прикосновение было изысканно‑чувственным, намеренно возбуждающим. Он неспешно вошел в нее, двигаясь нежно и бережно. Почувствовав в себе его силу, Эдвина не могла больше сдерживаться. Крепко обняв его, она настойчиво и жадно притянула его к себе. Движения, поначалу медленные, постепенно ускорялись. Каждый его порыв отдавался в ней утонченной мелодией, уносил на новый уровень чувственного наслаждения. Секс как бы возвращал ей силы, помогая возродиться вновь. Она почти физически ощущала, как одна часть ее умирает, давая жизнь чему‑то новому. Слезы подступили к глазам, и она тихо застонала. Их тела – ее, с нежной смугловатой кожей, тугой и натянутой, сверкающее влажным блеском, и его, крупное, сильное, с рельефной мускулатурой – слились воедино. – Возьми меня, Р.Л., возьми меня… – простонала Эдвина. Словно следуя ее мольбам, движения его ускорились, сделавшись более нетерпеливыми, упорными, сокрушающими. Ее лицо исказилось, словно от невыносимой боли, однако в глубине глаз сверкал огонь восторга. Затем наступил оргазм. Волны накатывали на нее неустанным прибоем, с силой разбиваясь о берег… Наверное, такова смерть. Или жизнь? Скорее всего, это конец одного и начало другого. Настоящее и будущее слились воедино, неразрывные, как луна и звезды. Ей бы хотелось, чтобы это длилось вечно… Вечно… Эдвина почувствовала, как напрягся Р.Л. Откинувшись назад, он издал глубокий, исполненный страсти стон; тело его сотрясалось. Эдвина страстно притянула его к себе, дождавшись последнего вздоха, и они слились в объятиях, постанывая от наслаждения, уносясь за пределы реальности и самого времени, в космос, за пределы мироздания. Они еще долго лежали рядом, опустошенные, слившись воедино, тяжело, прерывисто дыша. Наконец Эдвина изумленно тряхнула головой, постепенно приходя в себя. Р.Л. все еще держал ее в своих объятиях, и чтобы увидеть его, ей пришлось выгнуться и отстраниться. Ее глаза сияли в полумраке. – У меня такое чувство, будто я только что вернулась с другой планеты! Мы всегда были такими молодцами? Приподнявшись на локте, он откинул с ее лица прядь непослушных блестящих волос. – Неужели ты не помнишь? – спросил он тихо, все еще прерывисто дыша. – Это было так давно, Р.Л… – Она закусила губу, словно стараясь сдержать накатывающие слезы. Потом быстро отвернулась и добавила шепотом: – Невыносимо, непростительно давно… – Всего лишь четырнадцать лет назад, – беззаботно заметил он. – Нет. – Она тряхнула головой и медленно повернулась, устремляя на него взгляд. – Я говорю о другом. – Она продолжала глядеть ему прямо в глаза. – Я не была с мужчиной… несколько лет… Он потрясенно смотрел на нее. Не отводя глаз, она потянулась и нежно положила руки ему на лицо, словно забрав его в рамку. Преданно, с любовью разглядывая его, Эдвина искренне прошептала: – Спасибо тебе. Вместо ответа он быстро перекатил ее на спину, глядя на нее сверху вниз, затем, уткнувшись носом ей в щеку, пробормотал: – Ночь еще только началась… Да и мы тоже. – Хитро поглядывая на Эдвину, Р.Л. осыпал ее поцелуями. – Все это только начало. И, как бы в доказательство этих слов, Эдвина почувствовала вновь его нарастающее возбуждение. Уж если занятия любовью не лучшее лекарство от боли, успела подумать она, тогда что же?
На Шэрон Кочине были джинсы, одна из клетчатых фланелевых рубашек мужа и теплые гетры, оставляющие босыми ноги. Длинные рыжеватые волосы собраны на затылке и скреплены черепаховой заколкой. Драгоценности она не любила, однако запястье украшал золотой браслет фирмы „Картье", который муж подарил ей в этом году на день рождения. Шэрон уютно устроилась на софе в гостиной, поджав под себя ноги. Любая другая женщина выглядела бы в этой позе обольстительной, но о Шэрон этого сказать было нельзя. Да ее и трудно было назвать обычной женщиной. Фред Кочина нередко ловил себя на том, что подчас жена кажется ему сказочным лесорубом Полом Беньяном женского пола: огромная валькирия, на добрых две головы возвышающаяся над самой высокой женщиной. Прямоугольная, с острыми чертами и тяжелым подбородком, она была безгрудой, плоской там, где у других женщин волнующие выпуклости, с крепкими, как колонны, ногами. Миссис Фред Кочина была не просто женой полицейского – многие знали Шэрон как доктора медицины, уважаемого психиатра, успешно практикующего под своим девичьим именем – Шэрон Мэдфорд. Казалось бы, грузный детектив с картофелиной вместо носа и высоченная женщина‑лошадь – существа довольно бесполые, однако их отношения отличала особая магия. Даже после долгих лет супружества их сексуальная жизнь была настолько ярка и разнообразна, что могла вызвать зависть у многих молодых. – Так‑так, давай‑ка вернемся к началу, – мягко, но настойчиво проговорила Шэрон. Где‑то в глубине квартиры тихо „просилась на луну" Билли Холидей. Комната тонула в полумраке, освещенная лишь мерцающими свечами, водруженными в крошечные стеклянные подсвечники. – Убийца – кто бы он ни был – вовсе не обязательно порождение зла, Фред. Ты должен исключить это слово из своего лексикона. Видишь ли, в данном случае нельзя вести речь о добре и зле. – Вы, психиатры, не перестаете меня удивлять, – покачал головой Кочина. – Да он просто чудовище. Иначе и быть не может. Кто же еще способен на подобное? Она провела пальцем по краю банки с пивом, которую держала в руках, с наслаждением отпила глоток и спокойно посмотрела на мужа. – Психиатры редко дают оценочные суждения, ты это знаешь. Различие между добром и злом – это проблема церкви и человека лично. Несмотря на расхождения во взглядах, Кочина смотрел на жену влюбленными глазами. Подчас его выводили из себя ее рассуждения, но ни с кем другим эти проблемы он обсуждать бы не стал. Неважно, что люди видят в ней прежде всего гигантское плоскогрудое существо женского пола с ногами‑тумбами и торсом баскетболистки. Любовь слепа. Для Фреда Кочины она самая прекрасная и желанная женщина в мире. – Значит, ты не считаешь его чудовищем? – Профессионально? – Шэрон, нахмурившись, уставилась на банку с пивом. – Нет. Он не чудовище, – она покачала головой, – и не воплощение зла. Его нельзя даже назвать „плохим" в том смысле, в каком это слово употребляется в учебниках. Он помолчал, рука, державшая банку с пивом, застыла на полпути ко рту: – Тогда кто же он? – Больной, – ответила она просто. – Вот уж поистине слово психиатра! – колко заметил он. – И все же я не могу с тобой согласиться. – Да я этого и не требую. – Она сухо улыбнулась. – Ты полицейский, и ты смотришь на вещи с другой стороны. – Да ладно, говори, что знаешь. – Он последним долгим глотком опорожнил банку, скомкал ее и нахмурился, как бы прислушиваясь к голосу Билли Холидей, затем испытующе посмотрел на жену. – Хорошо. Ты высказала мне точку зрения доктора Шэрон Мэдфорд, теперь скажи, что ты думаешь об этом лично? Что думает Шэрон Кочина? Она задумчиво подняла на него глаза. – Лично я… – вздохнула женщина, – что ж, я вынуждена согласиться с тобой. Конечно, это чудовище и порождение зла, и его необходимо изолировать от людей навечно. Тут уж ничего не попишешь. – Она смущенно улыбнулась. – Я ведь тоже всего лишь человек, – пожав плечами, как бы виновато объяснила Шэрон. – Хоть на том спасибо. Забрав у мужа смятую банку, Шэрон поднялась, чтобы принести с кухни пару новых. Вернувшись в комнату, она открыла банку, громко щелкнув крышкой, и они заговорили о других случаях нашумевших убийств. – Ты неверно все воспринимаешь, Фред. – Шэрон опять неодобрительно покачала головой. – Этот самый „Сын Сэма", этот убийца из Калифорнии, – вовсе не зло само по себе. Просто он не похож на нас с тобой, как и на большинство других людей. Что‑то жуткое, больное в их душах заставляет их совершать эти ужасные вещи. Если как следует покопаться в их прошлом, выяснится, что когда‑то давным‑давно они пережили ужасные страдания. Когда‑то в юношеские годы их… э‑э… умственно уничтожили, разрушили. – Ну, а этот любитель скальпов? Что доктор Мэдфорд может сказать о нем? Она вздохнула. – Полицейские психиатры изучают почерк преступления? – Шэрон метнула на него вопросительный взгляд. – Да, – кивнул он. – Но твоему мнению я доверяю больше. – Очень мило, хотя и довольно глупо. По мне судить нельзя. Психиатры и психологи – народ особый, ты же знаешь. Как нельзя сравнивать результаты работы одного из них с тем, чего добился другой. По‑твоему, я просто псих. Иногда я сама удивляюсь… – Ну? – мягко попытался он вернуть ее к теме. – Этот любитель скальпов… Она нахмурилась. – Судя по тому, что ты рассказал мне, – Шэрон тщательно подбирала слова, – я бы рискнула предположить, что его сильно третировали в годы формирования его личности. – Женщина? – Возможно, но опять же не обязательно. Помни, мы ничего конкретно о нем не знаем. Мы можем только предполагать, а кто как не полицейский, лучше всех знает, насколько опасны бывают предположения. – Да, – он невесело рассмеялся, – но это все же лучше, чем ничего. – Это тоже еще неясно. Кочина смотрел, как жена поднесла к губам банку с пивом, отпила из нее, а затем утерла рот рукавом. В том, как она тянула пиво прямо из банки, не было ничего женского. Едва ли эту манеру можно было отнести и на счет ее профессии. Она проделывала это с удовольствием, как парень: каждое движение исполнено уверенности, ни намека на кокетство или изысканность. Именно это он в ней и любил – откровенную уверенность, свободное от всякой ерунды умение быть самой собой. – Ты считаешь, – спросил он медленно, – что этот парень убивал и скальпировал ради забавы? – Ради забавы? – Она наклонилась вперед и резко поставила банку с пивом на кофейный столик среди мерцающих свечей. – Ради забавы? – еще раз повторила она, словно боясь, что неверно его расслышала. – Ты хочешь сказать, для развлечения? Да ни в коем случае. Возможно, внешне это выглядит именно так, однако внешность обманчива. У меня нет ни малейших сомнений: этого парня что‑то мучает, Фред. Его тянет к насильственному превышению предела допустимого, как других людей тянет к успеху. – О да! – Его губы скривились в насмешливой улыбке. – Но между ними есть одно существенное различие. – И есть, и нет. – Да можешь ты хотя бы признать, что мы говорим сейчас о психопате? – Гм‑м… – Ее густые брови сошлись на переносице в серьезной сосредоточенности, придающей ей особую вдумчивость и осторожность. Ну просто Верховный судья, подумал Фред. Не хватает только мантии и молотка. – Ты, конечно, можешь так его называть, – признала она наконец, – хотя профессионалы скорее сочтут его социопатом. – Гм… – Теперь пришел его черед свести брови в раздумье. – Я все еще продолжаю путать психов с социально‑опасными типами. – Учебник определяет психопата как индивидуума, чье поведение антисоциально и преступно. – А социопата? – Это человек, чье поведение не просто антисоциально, но, что куда более важно, у него отсутствует чувство моральной ответственности, или социальное сознание. – И поэтому у него нет угрызений совести? – Даже и не пахнет. – Не вижу большого отличия от психопата. – Ну, на поверхностный взгляд, наверное, так. Но ты же видишь: если у него совершенно отсутствует чувство моральной ответственности, если его не удручает совесть… – Тогда, что бы он ни делал, его поступки нельзя расценивать в категориях „хорошо‑плохо", – закончил он ее мысль. – По крайней мере, по отношению к нему. – Совершенно верно, – кивнула она с серьезным видом. – О Господи! – прошептал он, резко выпрямившись. – Ты понимаешь, что говоришь? – Да, – отозвалась она, – и слишком хорошо. Если он социопат, тогда он очень опасен. И, если он вновь почувствует позыв убивать и увечить, что ж… Его никто не сможет остановить. Ничто и… никто. – Вот дерьмо! – Дерьмо, совершенно верно. Запомни: для человека, полностью лишенного совести, убийство – примерно то же самое, что, скажем, почистить зубы или выдавить прыщ. В его сознании не существует категории „правильно‑неправильно". Он снова тяжело опустился на софу, задумчиво потирая лоб неуклюжими пальцами. – Так как же, по‑твоему, его найти? – Единственно возможным способом, – отозвалась Шэрон. – Старомодным детективным расследованием. Но только не рассчитывай, что у тебя будет хоть какая‑то зацепка, разве что он решит поиграть с тобой или в тайне хочет быть пойманным. Не исключено, что он куда более умен, чем ты предполагаешь. Социопаты могут быть очень яркими личностями. Ты можешь сталкиваться с ним каждый день, но тебе даже в голову не придет, что он на самом деле собой представляет. Внешне он может даже казаться куда более нормальным, чем любой из нас. Кто знает? Он вполне может работать – поваром в буфете, например. Или комиссаром полиции. Или быть актером, лауреатом премии „Оскар". Даже председателем правления клуба „Форчун 500".[6] Кочина глубоко вздохнул, надув щеки, и с шумом выпустил воздух наружу. – Итак, ты хочешь сказать, что можно не надеяться на психа с диким взглядом и всклокоченными волосами? – Это уж точно. Почти наверное это не так. – Прекрасно! А что ты скажешь о скальпировании? Признаюсь, этого я совершенно не могу понять. Это‑то он ради чего делает? Она возвела руки к небу, затем резко уронила их на колени. – Ну, вот и начали все сначала – опять возвращаемся к догадкам и предположениям. – Она строго взглянула на мужа. Фред выжидательно молчал. – Ну, ладно, вздохнула Шэрон и отхлебнула немного пива, обдумывая свой ответ. Наконец подняла глаза и посмотрела мужу в глаза. – Предположим, он ненавидит женщин и испытывает неодолимое желание их наказать. Это достаточно очевидное предположение. – А скальп – трофей с места убийства? – Ты хочешь сказать, вещичка на память, чтобы напоминать о его победе над женщинами? Фред кивнул. – Возможно. – Шэрон пожала плечами. – Но все может оказаться значительно сложнее. Вполне возможно – с большим допуском, конечно, – что в некоем порочном, извращенном сознании он хочет быть женщиной. – Что? Я уже совсем ничего не понимаю. – Фред, – проговорила она смущенно. – Тебе никогда не приходило в голову, что он, не исключено, – обрати внимание, я говорю не исключено, – что он, не исключено, хочет быть жертвой?
Они предавались любви еще дважды, и каждый следующий порыв, если такое возможно, был еще богаче и ярче предыдущего. Р.Л., обладая природной чуткостью, полностью подчинялся желаниям Эдвины, прислушиваясь к ней, становясь то необыкновенно нежным, то подчеркнуто мужественным. Он то прекращал атаку, то начинал ее вновь в зависимости от того, какое желание он предугадывал в Эдвине. Ее, в свою очередь, раздирали противоречивые эмоции, Больше всего ей хотелось бы сохранить навечно неповторимое наслаждение – быть любимой. Она то всем телом прижималась к нему, как прибитый дождем к стеклу лист, то внезапно вырывалась из его объятий, откатываясь в сторону. Какая‑то сверхнастороженная часть ее сознания предупреждала: держись на расстоянии! Не позволяй себе слишком увлечься! Не забывай: однажды, много лет назад, ты бросила Р.Л., чтобы выйти замуж за Дункана. Затем развелась с Дунканом. С тех пор жизнь не раз давала ей случай понять, что подчас куда лучше вовсе не иметь того, что того не стоит. Короче, что касается мужчин, то тут ее достижения достаточно бесславны. Она беззвучно рассмеялась от этой мысли. Бесславны? Это еще слабо сказано! Вот и сейчас тот факт, что в ее жизни снова появился Р.Л., вовсе не означает, что можно забыть о предосторожностях и сломя голову ринуться туда, откуда в свое время бежала. В жизни так не получается. У каждого из них (или у обоих?) свои раны. Да, она стала старше и, предполагается, мудрее. Пережитый оргазм – еще не повод для новых иллюзий. И все же до чего хорошо то, что произошло! Куда хуже, если бы этого не случилось. – Ты что‑то притихла, – вывел ее из раздумий мягкий голос Р.Л., его дыхание щекотало ей щеку. Он прижался губами к ее плечу, шутливо впиваясь в него. – Все в порядке? Откатившись в сторону, Эдвина приподнялась на подушке, улыбнулась и кивнула: – Я как раз думала о том, что все кончено. – Ты имеешь в виду уход из фирмы? – Да. – Ее глаза не отрываясь смотрели на него. – И многое другое тоже. – Например?.. – Тебя. Себя. – Она слегка нахмурилась. – Нас обоих. – Последние слова вырвались у нее легким вздохом. Его лицо слегка затуманило беспокойство. Счастливые и опустошенные, они лежали в его широкой, застланной тончайшими шотландскими простынями кровати с резным, орехового дерева изголовьем и подушками, обтянутыми шотландским шелком. Спальня была уютной, успокаивающей и надежной, особенно после высоковольтного напряжения сиятельных апартаментов Анук. К тому же после подавляющих дворцовой роскошью владений де Рискалей особенно приятно было оказаться в нормальном человеческом жилище со спокойными стенами и обычным ковровым покрытием на полу. Шум голосов, звучавший у нее в ушах, наконец‑то стих. Клас Клоссен казался отсюда существом из другого мира, чудовищем с другой планеты. Здесь же, у Р.Л., куда ни падал взгляд, повсюду он обретал мир и покой. Никаких ухищрений, призванных повернуть время вспять, никаких набегов на романтическое прошлое, как у Анук. Все здесь было подчеркнуто земным. Мебель – просто мебель, массивная и простая, картины изображали реальную жизнь и реальные предметы. Мирные ландшафты купались в волнах мягкого теплого света, льющегося из неярких медных светильников. Эдвина принялась изучать один из пейзажей, оказавшийся непосредственно в поле ее зрения. Манящая вода едва заметно плещет о берег пруда, его поверхность почти неподвижна. Легкий ветерок слегка колышет листву на деревьях. Солнечные лучи согревают валуны, раскинувшиеся под чистым, почти безоблачным небом. Простое, безыскусное изображение земного рая. Хотя такое ли безыскусное? В реальности все иначе. Кто знает, какие злобные создания прячутся за этими залитыми солнцем валунами, в какую темную, бездонную глубину заманивает этот обманчиво мирный пруд? Гармония и покой – лишь иллюзии, как на полотнах, так и в реальной жизни. Р.Л. легонько принялся массировать ей плечо, и Эдвина позволила себе расслабиться, отдавшись полностью своим чувствам. Дружеские руки, смеющиеся глаза… Ощущения были такими новыми и приятными, что никакого труда не составляло подчинится им, отпустить вожжи… Внезапно она резко скомандовала себе собраться, не терять головы! Не заходи слишком далеко, еще раз предостерегла себя Эдвина. Будь осторожна, не кидайся в омут сломя голову. – Ты почему‑то напряглась, – заметил Р.Л., почувствовав в ней перемену. – Сплошные узлы и мускулы. Она не ответила. Он потянулся за бренди, стоявших рядом на столике. Наполнив бокалы, протянул один ей. Они медленно потягивали крепкий напиток, прислушиваясь к мягким звукам музыки, – просто лежали не шевелясь, наслаждаясь покоем. Забыв обо всех своих тревогах, Эдвина вытянулась и с наслаждением прижалась к Р.Л., сливаясь с ним каждым изгибом своего тела. – Тебя все еще что‑то тревожит? – тихо спросил он. Она кивнула. – Сожалеешь о своем решении? Но мы ведь можем вернуться и забрать твое заявление, ты же знаешь. Она покачала головой. – Нет. Сейчас, когда моим шефом станет Клас, это совершенно невозможно. – Есть какие‑то мысли, чем будешь заниматься? Она снова откинулась в сторону и посмотрела на него. Р.Л. лежал на боку, приподнявшись на локте. – Нет. – Эдвина тяжело вздохнула. – Найду себе какое‑нибудь дело, надеюсь. Я не могу позволить себе не работать. – Тебе нужны деньги? – Она опять покачала головой. – Мне нужно найти работу. – А что случилось с тем подающим надежды модельером, которого я встретил пятнадцать лет назад? Она коротко рассмеялась. – Модельер отрезвел, приняв слоновую долю реальности и примерившись с условиями игры. – Это капитуляция, ты же понимаешь. Даже в те времена ты вполне оригинально мыслила. У тебя есть задатки. – Знаешь, иногда я думаю, – проговорила Эдвина, – что нужно очень сильно хотеть чего‑то. Видно, я не слишком добивалась цели – пожертвовала своими устремлениями ради замужества и материнства. – А сейчас? – Сейчас уже слишком поздно. – Она отвернулась. – Ничего не бывает слишком поздно, Эдс. Вообще ничего. Эдвина молчала. Р.Л. ободряюще улыбнулся: – Сейчас самое время заняться моделированием. Ты стала старше, мудрее. Ты наизусть знаешь правила игры в этом мире. – Именно это меня и пугает. Пятнадцать лет назад мои иллюзии были оптимистичны и свежи. Но сейчас? – Она легко, с сожалением вздохнула. – Сейчас я знаю, насколько безжалостен может быть этот бизнес. – Это означает только, что у тебя появился опыт. А это чего‑то стоит. – Да, но есть ли у меня талант? – А почему же нет? – В голосе Р.Л. послышалось удивление. – Раньше‑то он был. Куда ж ему деться за эти годы? Техника еще как‑то может устареть, допускаю, но талант? – Он покачал головой. – Если ты с ним родился, значит, он с тобой. Важно только дать ему проявиться. Эдвина улыбнулась. – Тебя послушать – все так просто! Но это же не так, ты и сам знаешь. Даже если я решу заняться моделированием под своим именем, понадобятся большие деньги. А у меня их нет. Он выдержал ее взгляд, не отводя глаз: – У меня есть. И, спасибо „Шеклбери‑Принс", есть еще и розничные точки торговли. Она медленно, глубоко вздохнула, позволив воздуху задержаться в легких, затем так же медленно выдохнула. Р.Л. терпеливо ждал ответа. – Не нужно так шутить, Р.Л., – сказала она дрогнувшим голосом. – Это не смешно. – Я вовсе не шучу. – Его зеленые ирландские глаза стали бездонными, обретя оттенок морской синевы. – Я никогда не шучу, когда речь идет о деле. Едва ли не впервые в своей жизни Эдвина почувствовала, как рушится ее оплот – яростное стремление сохранить свою независимость. Соблазн поддаться искушению так велик… – Спасибо, Р.Л., не нужно. – Она через силу замотала головой. – Это соблазнительно. Слишком соблазнительно. – Эдвина легко рассмеялась. – Ты знаешь, четырнадцать лет назад я бы с радостью ухватилась за эту возможность. – Ухватись сейчас, – с мягкой настойчивостью отозвался он. – Четырнадцать лет назад я не мог помочь. Сейчас могу. – Нет. Окончательно и бесповоротно. Ни при каких обстоятельствах. Это мое последнее слово. – Но почему? – продолжал настаивать Р.Л. Его глаза тонули в ее глазах. – Потому что не веришь в себя? Или боишься оказаться в полной зависимости от меня? Date: 2015-08-24; view: 259; Нарушение авторских прав |