Декабрь 1988 года 11 page

Казалось, голодные взгляды сомкнулись вокруг нее, зажав в кольцо, а фиолетовые стены грозили вот‑вот рухнуть.

Удушливая волна обожгла, словно вспышка адского пламени.

Прижав руку ко рту, Эдвина повернулась и бросилась вон из прекрасных удушающих апартаментов, начисто забыв даже об оставленной в фойе шубке.

Не дожидаясь, пока ее быстрые шаги растают в глубине отделанного мрамором холла, Р.Л. Шеклбери поднялся со своего места. Ничего не объясняя и даже не извинившись, он скомкал салфетку, бросил ее на край тарелки и устремился следом за Эдвиной.

Однажды он уже позволил ей уйти. Это было давным‑давно, с тех пор прошли годы. Но повторять одну и ту же ошибку дважды он не намерен.

Анук полыхала яростью. Неподвижно и бесстрастно восседая за столом, она наблюдала за уходом Эдвины и Р.Л. Ничто не выдавало ее ярости, лишь едва заметно напряглись тонкие мускулы под мягкой кожей ее безупречно сделанного лица.

Эта вспыльчивость! Этот удар! Да как посмела Эдвина испортить ее прекрасный вечер, продуманный до мельчайшей детали, от самого неприметного до бьющего в глаза, так тщательно разработанный и тщательно исполненный!

Убить мало эту дрянь! Ослепительно улыбнувшись окружающим, Анук убрала с колен салфетку.

– Извините меня, дорогие мои, – уронила она, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Мы с Антонио вернемся через секунду. – С этими словами она поднялась из‑за стола. – Дорогой? – вопрошающе взметнула она брови, обернувшись к мужу.

Подчиняясь ее взгляду, Антонио тоже поднялся.

– Мы быстро, – проговорил он в никуда, неопределенно взмахнув рукой. – Пожалуйста, не позволяйте еде остыть…

– Тем не менее, – добавила Анук лукаво, обернувшись через плечо и по‑прежнему играя роль гостеприимной хозяйки, – если я пропущу какую‑нибудь пикантную новость, перескажите мне ее, как только я вернусь!

Они с Антонио не спеша двинулись из зала. Только оказавшись вне поля зрения гостей, они позволили себе прибавить шаг, чтобы перехватить Эдвину и Р.Л.

Эдвину они догнали уже у лифта – она в нетерпении расхаживала там из конца в конец, ожидая кабинку. Похоже, что к ней вернулись прежняя твердость и решительность. Р.Л. с интересом наблюдал, как Анук с Антонио осторожно приступили к ее обработке, оттеснив его на второй план. Де Рискали работали на редкость слаженно, как высокопрофессиональная команда. Первой вступила Анук.

– Дорогая?.. – недоуменно обратилась она к Эдвине.

– Что‑то не так? – тут же включился Антонио. Эдвина застыла на полдороге.

– С чего бы вдруг? – спросила она резко. – Я хочу сказать, ужин действительно удался, не так ли?

– Ну, не знаю… – Легкая тень скользнула по лицу Анук и тут же рассеялась. – Мне показалось… ты как‑то резко сорвалась с места…

Мгновение Эдвина смотрела на нее во все глаза, не веря себе. Разговор тут же взял в свои руки Антонио:

– Эдвина, если тебя что‑то расстроило, мы бы хотели услышать, что именно.

Нет, это просто невероятно! У Эдвины перехватило дыхание. Он что, не знал о назначении Класа? Быть такого не может!

– Дорогая, прошу тебя, объясни же, что случилось… – умоляюще протянула Анук.

– Если мы можем что‑то исправить… – вторил ей Антонио.

Внезапно новая волна ярости захлестнула Эдвину. Нет, с нее достаточно! Сколько же можно играть? Ее уже тошнит от притворства. Надоело быть пешкой в нечестных играх де Рискалей!

– Вы хотите сказать, что ничего не знаете? – Ее голос дрожал от гнева. – Мне трудно в это поверить. Очень трудно!

– Я вижу, что мы должны объясниться, – мягко проговорил Антонио.

– Объясниться! – Эдвина буквально выплюнула это слово, метнув в него взгляд, полный грома и молний, и вновь принимаясь яростно мерить шагами пространство.

Анук повернулась к Р.Л., который все еще пребывал в изумлении от в совершенстве разыгранной де Рискалями сцены.

– Дорогой мой, – вздохнула Анук, с подчеркнутой озабоченностью касаясь его руки. – Мы вовсе не собираемся похищать Эдвину. Нам просто нужно с ней пару минут побеседовать.

– Это уж как она решит, – жестко бросил Р.Л.

– Эдвина, – снова подступил к ней Антонио, мы не могли бы поговорить в другом месте?

Эдвина не собиралась сдавать завоеванных позиций.

– Я ни за что не вернусь обратно! – Лицо ее исказила ярость, она дрожала от гнева. – Если хотите поговорить – говорите здесь. – Она вызывающе сложила на груди руки.

Антонио с женой быстро обменялись взглядами.

– Дорогой… – Анук вопросительно посмотрела на Р.Л. – Это слишком ужасно, если я попрошу вас подождать?.. – Голос ее постепенно стих, а рука уже скользила под руку Р.Л., чтобы увести его обратно.

– Эдс? – Р.Л. явно колебался, поглядывая на Эдвину.

– Все нормально, Р.Л., – с трудом выдавила она.

– Ты уверена?

Она кивнула.

– Помни – я поблизости. Так что если понадоблюсь… Не уходи, прежде чем…

– Хорошо. – Она еще крепче впилась пальцами в собственное предплечье, словно готовясь к борьбе.

– Ну, а теперь, дорогой… – Анук мягко улыбнулась Р.Л. – Вы видели работы Каналетто, которые висят у нас в холле? Они просто превосходны. – Спокойно, с полным самообладанием и уверенностью она повела его обратно. Нежно улыбнувшись, едва они оказались в квартире, Анук ловко освободила руку и легким жестом указала ему на пару небольших картин, висящих одна над другой и слегка поблескивающих в свете канделябров. – Прекрасны, правда? Я покину вас на мгновение. Мы скоро вернемся, обещаю вам. – И она медленно отплыла обратно, мягко прикрыв за собой дверь и оставив его одного в куполообразном холле.

– Ну, дорогая, – весело проговорила она, вернувшись к Эдвине с Антонио, шелестя шелком и бархатом, – теперь объясни нам, что произошло.

Эдвина пристально изучала ее, слегка прищурившись, потом повернулась к Антонио.

– Ну вы и наловчились использовать людей в своих целях, – проговорила она горько. – Разве не так?

Антонио поднял одну бровь.

– Прошу тебя, – сказал он, принимая нетерпеливо‑вопросительное выражение, почти определенно свидетельствующее о напряжении.

– Не сомневаюсь, что вы в очередной раз изобразите замешательство, если я напомню вам о тех намеках, которые я слышала от вас раньше. О том, что именно я займу место Рубио после его смерти. – Антонио словно не слышал ее слов, и она не смогла сдержать горестного смешка, подступившего к горлу. – Что ж, должна признать, Антонио, что тебе славно удалось меня одурачить.

– А‑а, наконец‑то я начала понимать… – протянула Анук, перехватывая инициативу. Она успокаивающе положила руку на плечо Эдвины. Та стряхнула ее, не сводя обвиняющих глаз с Антонио.

– Как ты посмел? – Ее голос прозвучал на удивление спокойно. – Как ты посмел держать приманку перед моим носом, только лишь для того, чтобы в последний момент выдернуть ее? – Она повернулась к Анук. – А ты? Ты пригласила меня, чтобы было чем развлечься на этом приеме?

Анук даже бровью не повела, лишь где‑то в глубине, скрытое ее нежной кожей, что‑то шевельнулось, начало нарастать, увеличиваясь, словно какое‑то чудовище, владевшее ее телом, проснувшись, пытается распрямиться, вернуть себе настоящее обличье.

– Право же, дорогая, – произнесла она холодно, – нет никаких оснований так расстраиваться. Насколько тебе известно, Клас работает в фирме дольше, чем ты, и ты должна признать старшинство за ним.

Это объяснение мало успокоило Эдвину. Она повернулась к Антонио.

– Как ты мог обещать Рубио, буквально у его смертного одра, что я займу его место? – Голос ее дрогнул. – А как только он умер, ты спрятался в кусты!

Ничего не ответив, Антонио отвел взгляд, в котором мелькнуло сознание вины, в сторону.

– Рубио? – Анук притворно изумилась. – Так это Рубио сказал тебе о повышении?

– Да. И вполне определенно, должна вам признаться. Он не играл в загадки, а прямо высказался на эту тему, добавив, что говорил об этом с Антонио и что все решено.

– Ну, теперь мне понятно, в чем… э‑э… твое заблуждение! – воскликнула Анук, изображая потрясение. – Неудивительно, что ты так расстроилась. О‑о, дорогая, я так сожалею… Видишь ли, Рубио был уже настолько болен, бедняжка, что мы просто боялись усугубить его положение, противореча его ожиданиям… Мы знали, насколько вы были преданы друг другу и какие надежды он возлагал на тебя. Я уверена, ты не станешь винить нас за то, что мы хотели подбодрить его перед концом, ведь правда? – Анук помолчала и мягко прибавила: – Или ты предпочла бы, чтобы мы его расстроили?

Просто невероятно, у этой женщины на все находится готовый ответ! Ну что ж, посмотрим, что она скажет на следующее! Эдвина решительно ринулась в бой.

– Тогда как ты объяснишь те намеки, которые постоянно делал мне Антонио? Что, меня тоже нужно было подуспокоить? Но ни тогда, ни теперь, могу вас заверить, я не находилась и не нахожусь на смертном одре!

Нависшее молчание, казалось, пронзали электрические заряды.

– Антонио и вправду серьезно задумывался над возможностью предоставить тебе этот пост, – сказала Анук. – Ведь так, дорогой? – Она взглянула на мужа, и тот послушно кивнул в ответ. – Мы оба в деталях обсуждали эту перспективу…

– Позволь мне закончить! И вы решили, что Класс Клоссен, чьи успехи в торговле даже близко не сравнятся с моими и у которого к тому же рыльце в пушку – или в кокаине? – лучше подходит на это место. Где же здесь логика?

Выражение лица Анук оставалось по‑прежнему бесстрастным, однако в голосе звучали лед и сталь.

– Чем ты – или Клас – занимаетесь в свободное время, не касается ни меня, ни Антонио. Не в наших правилах совать нос в чью‑то частную жизнь – по крайней мере до тех пор, пока это не сказывается на работе.

– Ну да, и вы сочли, что пристрастие к кокаину – службе не помеха? – рассмеялась Эдвина.

Анук, казалось, не расслышала последней реплики.

– Пойми меня правильно, – она по‑прежнему старалась говорить мягко, – мы вовсе не оправдываем наркоманию, ни на работе, нигде. Как раз напротив.

– Она пытливо впилась глазами в Эдвину. – Но кто сказал, что Клас и вправду нюхает? Ты лично видела это?

Эдвина внезапно почувствовала смертельную усталость. Она подняла обе руки, как бы признавая свое поражение.

– В этой игре нет победителей, не так ли? – горько проговорила она. – У тебя на все есть готовый ответ.

– Конечно. – Анук не могла скрыть удовлетворения. – Надеюсь, что так.

– Да, но ты просчиталась в одной небольшой детали.

– В какой же?

– Тебе придется поискать для своих забав иную жертву. Я эту роль больше играть не стану.

– Могу я попросить тебя объяснить мне, что означает эта тирада?

Резко повернув голову, Эдвина бросила пылающий взгляд на Антонио.

– Я ухожу – ровно с этого самого момента! – заявила она гордо.

Голос Анук снизился до мягкого полушепота, однако глаза сверкнули алмазной твердостью.

– На твоем месте я бы как следует все продумала, прежде чем решаться на такой шаг. Не делай глупостей. Не становись самоуверенной эгоисткой, которая слишком высокого о себе мнения. Или ты думаешь, что подобную работу можно найти на каждом углу?

Эдвина посмотрела ей прямо в глаза.

– Это я‑то самоуверенная эгоистка? Я слишком высокого о себе мнения?.. Да вы все перевернули с ног на голову! Сделайте любезность, мадам де Рискаль, – в следующий раз, когда вам понадобится жертва, чтобы бросить ее на растерзание волкам, скормите им своего драгоценного Класа. По крайней мере не о чем будет жалеть. – С этими словами Эдвина повернулась и нажала кнопку лифта.

Анук успела схватить ее за запястье.

– Мы еще не закончили разговор, – прошипела она сквозь зубы.

– Я закончила! – подбородок Эдвины упрямо взметнулся вверх.

– Ах ты, дура полуграмотная! – длинные ногти Анук впились ей в руку, а лицо исказила гримаса ярости. – Да какие у тебя основания считать себя незаменимой и особенной? – сорвалась она. – Сплошь и рядом людям отказывают в продвижении – из соображений старшинства или когда они его не заслуживают… да по миллиону других причин! – Она задохнулась, глаза в глубоких впадинах горели огнем. – Но, если ты действительно уйдешь, тогда я вынуждена предупредить тебя: в этом бизнесе места для тебя нет. Ты знаешь об этом, правда? Мне нет необходимости напоминать еще раз, что мир моды достаточно узок. Слухи о том, что кто‑то из сотрудников оказался… э‑э… ненадежным, распространяются очень быстро.

Вызов, прозвучавший в ее словах, ошеломил Эдвину.

– Анук, – произнесла она спокойно. – Ты что, мне угрожаешь?

– Дорогая, я никогда никому не угрожаю. Давай назовем это словом „просвещаю".

– Тогда выслушай меня, и выслушай внимательно, четко проговорила Эдвина, собрав волю в кулак и глядя прямо в эти вдруг постаревшие и словно ножом полосующие ее глаза. – Я всегда поступаю так, как мне нравится, и намерена поступать так и в будущем. Короче, пошла ты…

– Серьезно? – коротко хохотнула Анук. – И ты готова отказаться от огромного заработка, щедрых командировочных, премиальных и разных скидок, которые получают сотрудники фирмы? Не говоря уже о социальных привилегиях, непременно сопутствующих твоей должности? Дорогая, не смеши меня.

– У меня этого и в мыслях не было, дорогая, парировала ее же тоном Эдвина, успешно изображая одну из всем известных сладчайших улыбок Анук.

– Зачем же растягивать дальше и так натянутую до предела кожу, правда?

Анук мгновенно разжала руку, слово ошпаренная кипятком. – Ах ты дрянь! – выдохнула она. Ее просто трясло от злости, жилы на шее напряглись, подобно стальным канатам. – Считай, что с тобой покончено! – пробормотала она дрожащим голосом. – Покончено!

– Ну, а теперь прошу меня извинить, мне пора, – жестко отозвалась Эдвина.

– Да, – ледяным тоном подхватила Анук. – Это самое верное решение. Я сообщу Р.Л., что ты уходишь. Пойдем, Антонио! С этой юной леди нам больше говорить не о чем! – И, высоко подняв голову, с застывшим, лишенным эмоций лицом, Анук взяла мужа под руку и с королевским достоинством развернулась, чтобы удалиться в сияющую капсулу своих апартаментов.

Не в силах унять дрожь, Эдвина ждала лифт, из последних сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Все, чему она отдала эти годы, рухнуло в один момент.

Когда ее настиг Р.Л., она, обессиленно подперев спиной стену, напоминала разодранную тряпичную куклу: голова свесилась на бок, глаза закрыты.

Ему хотелось схватить ее, укрыть, защитить своими руками, спрятать ото всех. Но как отнесется к его порыву Эдвина? Подавив первое побуждение, Р.Л. мягко окликнул ее:

– Эдс?

Она открыла глаза и повернулась к нему, героически пытаясь изобразить улыбку и расправить плечи. Однако тяжесть, давившая ей на плечи, казалась неодолимой. Усилием воли на секунду расправив плечи и приподняв в подобии улыбки уголки губ, она тут же снова поникла, словно брошенная кукла. Улыбка получилась слабой.

– Хочешь поздравить меня с удачным крахом приятного вечера?

– Никакого краха не было, – ответил он. – Похоже, у тебя есть более веские причины покинуть прием. – Голос его внезапно стал резким. – Что, черт возьми, там произошло?

Эдвина сделала несколько судорожных глотков:

– Я… я не могу сейчас говорить об этом, Р.Л. – Глаза ее смотрели на него умоляюще. Ни слова не говоря, он молча ждал. – Возвращайся обратно, Р.Л., – сказала она слабо. – Я уже достаточно натворила, испортив тебе вечер. Я… Со мной все будет в порядке.

– Нет, – тихо, но решительно произнес он. – Не в порядке, и ты ничего мне не испортила.

Эдвина быстро отвернулась в сторону. Она, Эдвина Дж. Робинсон, прирожденный солдат в юбке, деловая женщина, храбро и гордо вступившая в ежедневную схватку не на жизнь, а на смерть в том безжалостном мире, где доминируют мужчины, и завоевавшая в нем определенное положение, она, всегда гордившаяся своим умением плыть против течения, чьей единственной тайной страстью была ее собственная безграничная независимость, – именно она, больше чем кто‑либо другой, не выносила жалости и снисхождения. Даже заботы. Даже помощи. Ни раньше, ни сейчас. Ни от кого. Тем более от Р.Л.

– Эдс… – Он сжал ее лицо обеими руками и мягко, но настойчиво заставил посмотреть ему в глаза.

Эдвина инстинктивно вскинула руки, пытаясь освободиться. Не обращая внимания на эти отчаянные попытки, он продолжал нежно удерживать ее лицо, глядя в глаза. Ее пальцы впились ему в руку.

– Эй, – повторил он, – это я, Р.Л. Что ты пытаешься сделать? Сломать мне пальцы?

Совершенно неожиданно его слова ее успокоили, пальцы ослабли. На какое‑то мгновение она застыла, ни о чем не думая, ничего не замечая, безжизненно и неподвижно отдавшись его рукам.

– Вот так‑то лучше, – сказал он и дружески поцеловал ее в лоб.

Прикосновение его губ вызвало в ней новую волну смятения. В ней боролись противоположные чувства, попеременно беря верх. Больше всего ей хотелось бы освободиться от его рук, зажавших в нежных тисках ее лицо, и в то же время она отчаянно нуждалась в них, стремилась к ним.

Внезапно невыносимое напряжение, сжигающее ее изнутри, вырвалось наружу долгим, медленным вздохом. По коже пробежала дрожь, и Эдвина словно впервые по‑настоящему разглядела Р.Л.

Моменты слабости могут быть и источником возрождения. Чем дольше она смотрела на него, тем больше преображались ее чувства.

Следуя своему опыту, Эдвина делила мужчин на две категории: жеребцов и джентльменов. Р.Л. сломал эти рамки, одновременно попадая под каждую. В нем играла сила, согревающая теплом и мягкостью. Жизнерадостность оборачивалась успокоением. Здравомыслие уживалось с сексуальностью, и все это было до краев исполнено доброты.

Как было бы хорошо целиком положиться на него, подумала она. И тут же едва не захлебнулась от нахлынувшей боли. Слишком уж хорошо. Неужели опыт так и не научил ее, что единственное существо, на кого можно положиться, – это она сама?

– Не знаю, как ты, – проговорил Р.Л., – но я человек старомодный. Знаешь, из тех, что уходят вместе с той дамой, с которой пришли. – Он улыбнулся одной из своих широких мальчишечьих улыбок, которые даже дождливый день расцвечивают солнечными лучами. – В общем, спорить тут не о чем. – И, словно в подтверждение его слов, подошел лифт.

Пока они спускались вниз в сияющей клетке, Р.Л. подумал, насколько его тянет к Эдвине. Мало сказать, что сердце его принадлежало ей полностью. Оно было похищено ею. Р.Л. видел, что под этим ослепительным макияжем, экстравагантной небрежностью боттичеллиевских волос и обращенной наружу изысканной умудренностью скрывается ранимое сердце. Он безошибочно угадал в ней родственную душу, и струны его собственной души настроены были на ее волну.

Едва они оказались на 5‑й авеню, как самообладание Эдвины, и так убывающее, окончательно оставило ее. Укрывшись под кремовым навесом, она прильнула к Р.Л., крепко обхватив его обнаженными руками и спрятав голову на его груди.

– Ох, Р.Л., – тихо простонала она, – поддержи меня. Хотя бы на мгновение. – Ее руки еще крепче обвились вокруг него.

– Я держу тебя, малышка, – прошептал он ей на ухо, не переставая поглаживать завитки ее волос на затылке. – Я здесь, с тобой.

Она подняла голову, и слезы, которые она с таким усилием сдерживала весь вечер, брызнули из глаз, оставляя бороздки на щеках. Ледяной зимний ветер играл складками ее изумрудно‑зеленой юбки, задирая край и демонстрируя миру нежную бледно‑розовую подкладку, такую же тонкую, как и ее нервы.

– Ты нужен мне, – выдохнула она, забыв об убийственном пронизывающем холоде и стучащих зубах.

– Давай по порядку. – Улыбнувшись, он мягко высвободился из ее рук и снял пиджак. Накинув его на голые плечи Эдвины, он плотно запахнул его у нее на груди. – Ты забыла свою накидку, – проговорил он тихо. – Подожди меня в вестибюле – я мигом.

– Нет! – Голос Эдвины прозвучал неожиданно звонко. – Не оставляй меня. – Схватив Р.Л. за руку, она попыталась остановить его. – Завтра утром ее заберет отсюда Руби. – На лицо ее набежала легкая тучка, и она грустно улыбнулась: – Нет, думаю, этого не понадобится. Первым же делом завтра утром Анук отправит ее мне с одним из своих прихлебателей. А может, даже сегодня. Знаешь, очередной жест заботливой хозяйки.

– Тебе хорошо бы сейчас выпить, – решительно заметил Р.Л. – Давай‑ка заглянем ко мне, это недалеко. Она кивнула, и он жестом подозвал швейцара в белых перчатках, застывшего в почтительном полупоклоне. Они смотрели, как швейцар устремился в поток автомобилей и замахал рукой первому же проплывающему мимо такси.

Р.Л. подвел Эдвину к машине. Она шла уже свободнее, не так напряженно, не приваливаясь обессиленно к его плечу. Р.Л. помог ей сесть в машину и сунул чаевые в руку швейцару. Затем сел рядом с ней и рывком захлопнул дверь.

– Семьдесят первая, между Парк‑авеню и Лексингтон, – скомандовал он водителю.

– Метель, – пробормотал мэр Нью‑Йорка угрюмо. – Носом чую, когда она приближается. – Он засопел, словно принюхиваясь, и легонько постучал пальцем себя по носу. – Еще пару часов, и начнется. Департамент по очистке улиц уже начеку, но в рабочем состоянии всего лишь шестьдесят пять процентов снегоочистителей. Ну что тут можно сделать? – Он обреченно смахнул в сторону лежавшие на коленях бумаги.

Рядом с мэром, в другом углу заднего сиденья его темно‑синего городского автомобиля, легко мчавшегося вверх по федеральному шоссе в сторону Грейси‑Мейсн, устроился комиссар полиции. Лампа для чтения на длинном подвижном штативе, прикрепленная сзади, изливала мягкий свет на колени мэра. По встречной полосе вспыхивали, приближались, увеличивались, и со свистом проносились мимо яркие фары встречного потока машин. По контрасту с быстрым дорожным движением башни Манхэттена казались сверкающими декорациями, медленно движущимися по сцене.

Инспектор Кочина сидел на переднем сиденье, обернувшись назад. Взгляд его был устремлен куда‑то поверх голов мэра и комиссара. В заднее стекло он видел то выныривающие, то исчезающие вновь огни идущего следом его собственного неприметного полицейского автомобиля, за рулем которого сидела Кармен Толедо.

Тема снегоочистителей мгновенно была забыта, и мэр сосредоточил внимание на Фреде Кочине.

– Отвратительное происшествие, это убийство, – проговорил он сокрушенно, и уголки его губ напряглись. Кольцо редких непокорных волос обрамляло значительную лысину, отчего мэр напряженно вскидывал голову. – Почему оно должно было случиться именно в Верхнем Ист‑Сайде? Толпа людей, облеченных властью, накинется на нас со всей силой, если убийца не будет найден. – Он тяжело вздохнул и потер лысеющую голову. – Сам не пойму, чего ради я занял это неблагодарное место?

– Газеты „Ньюс" и „Пост" не оставят нас в покое, – пробурчал полицейский комиссар, к нижней губе которого приклеилась незажженная сигара. Его лицо то освещалось, то вновь погружалось в темноту в зависимости от проносящихся мимо машин. Это был крупный мясистый чернокожий с лицом бульдога; его темно‑синий костюм, судя по всему, был сшит еще в те времена, когда хозяин его весил на добрых шесть килограммов меньше. – Мои люди в обеих газетах позвонили мне, чтобы предупредить, какие завтра в них появятся заголовки. Хотите послушать, что они там насочиняли?

– Избавь меня от этого кошмара, Джек, – поспешно и горько отмахнулся мэр, отворачиваясь в сторону и глядя в окно на черневшую вдали реку. – Я и так скоро все узнаю.

– Я хочу, чтобы вы как можно скорее распутали это дело, обратился комиссар к Кочине. – Вынув изо рта сигару, он принялся помахивать ею в такт каждому произнесенному слову. – Это нужно было сделать еще вчера.

– Мы стараемся, – буркнул Кочина. – Значит, нужно стараться сильнее, черт возьми! Я требую, чтобы дело было раскрыто, и как можно быстрее! – Комиссар откинулся назад, снова воткнул в рот сигару и принялся катать ее между зубами. Кочина молча следил за ним.

– Не думаю, что это так просто, сэр, – спокойно заметил он. – А кто сказал, что в этом городе хоть что‑то делается просто? – пророкотал комиссар. – Нью‑Йорк есть Нью‑Йорк…

– Да, сэр, но мы с вами обсуждаем не обычное убийство на бытовой почве. Не хочу сеять тревогу, но не исключено, что речь идет о разгуливающем на свободе психе. Нужно быть готовым к самому худшему.

– У вас есть доказательства? – требовательно произнес комиссар.

– Пока нет, сэр. Но, судя по всему, Вайяна Ферроу – не последняя скальпированная жертва, которую нам предстоит увидеть.

– О, Господи спаси! – простонал мэр. – Вы хотите сказать, это маньяк‑убийца? Еще один „Джек‑потрошитель"?

Кочина посмотрел ему прямо в глаза.

– Возможно… хотя, может, и нет. Нам пока остается только надеяться на удачу.

– Маньяк‑убийца! – Мэр закатил глаза, обессиленно привалившись к спинке сиденья. – Только этого нам не доставало! Весь Верхний Ист‑Сайд вооружится, а женщины будут бояться высунуть нос на улицу!

– Кочина, – угрюмо буркнул комиссар, – если вы правы, то нам необходимо найти этого ублюдка сверхбыстро. Прежде, чем он убьет еще кого‑нибудь. Вы знаете, как действовать. Сколотите специальную бригаду. Приглашайте любые силы из любого приглянувшегося вам полицейского участка. Если почувствуете какое‑то сопротивление – пусть звонят мне. Но расследуйте этот случай во что бы то ни стало! Ни один из полицейских умников не смеет помешать расследованию!

– И умоляю вас, – подхватил мэр, – что бы вы ни делали, постарайтесь не слишком оповещать окружающих о своих подозрениях… Ну, что тут замешан маньяк… Если об этом прознает пресса, в городе поднимется паника.

Эдвина не заметила, как такси подкатило к стоянке напротив дома Р.Л. Ее мысли были совершенно в другом месте – она все еще прокручивала в сознании события этого кошмарного вечера, возвращалась мыслями к своему офису… Точнее, поправила она себя, к тому, что было ее офисом еще двадцать минут назад. Пока Р.Л. ждал ее в такси, остановив машину на 7‑й авеню, 550, она метнулась внутрь и, присев за столик у входа, яростно нацарапала несколько слов об отставке. Затем, прошагав по плохо освещенному коридору к кабинету Антонио, со всего маху припечатала заявление посередине его массивного стола со стеклянной столешницей, прижав сверху одной из драгоценных наград фирмы „Коти".

Каким‑то образом, подумала Эдвина, этот смерч событий – ее отставка и уход с многолюдного вечера – уменьшили боль, но сейчас она почувствовала себя намного хуже. Боль стала резче. Ее жгла изнутри взрывоопасная смесь ярости и страдания, усиленная чувством отвращения, обиды, незаслуженного унижения.

Неужели Антонио не мог отозвать ее в сторону и один на один поведать о своем намерении? Нет, ей пришлось узнать обо всем от Класа – да еще в присутствии всей этой толпы!

Она позволила Р.Л. вывести себя из такси и проводить к центральному входу. Она едва понимала, где находится. Поднимаясь в его двухэтажную квартиру, Эдвина автоматически оглядывалась, не вполне понимая, что происходит. Что она здесь делает? Если у нее и было какое‑то желание, так это забиться в угол в каком‑нибудь безопасном местечке и в одиночестве зализать свои раны.

– Я приготовлю что‑нибудь выпить, – улыбнулся Р.Л. – Думаю, нам обоим это не помешает.

Она застыла на месте, обхватив себя руками, пока он бесшумно шел по ковру к столику, на котором был представлен богатый выбор бутылок, графинов и бокалов. Она услышала звон хрусталя и звук льющейся в бокалы жидкости. Р.Л. повернулся к ней, протянув бокал. Эдвина молча приняла его, задумчиво вглядываясь в янтарную жидкость, словно решая, как поступить с ней.

Р.Л. осушил свой бокал до дна и взглянул на нее. Она по‑прежнему пребывала в какой‑то своей реальности, пронизанной болью.

– Выпей, – мягко приказал он, ставя свой бокал на столик. Подчиняясь, она поднесла напиток к губам и одним махом проглотила его, даже не поморщившись и не заметив, что это прекрасное выдержанное бренди. Но животворящая сила напитка взяла свое: волна согревающего тепла поднялась из глубины, взбодрив, вернув к жизни.

Эдвина с благодарностью взглянула на Р.Л. снизу вверх. Похоже, он всегда абсолютно точно знает, что и когда нужно сделать, словно ему дано заглянуть в ее мысли и предугадать ее желания.

– Тебе получше? – спросил он, забирая бокал из ее рук и ставя его на столик.

– Немножко, – кивнула она. Ее взгляд чуть дольше задержался на нем. Какие у него большие зеленые и прекрасные глаза, подумала Эдвина. Глубокие и согревающие. Казалось, они пронзают ее насквозь, вызывая пожар где‑то внутри.

Словно в гипнозе, она не могла отвести от него глаз. Дыхание перехватывало, жаркая волна поднималась из глубины, захлестывая, затуманивая сознание.

– Ну, а теперь забудь обо всем, что произошло на этом вечере. Ничего этого больше нет. Все случилось в каком‑то другом мире, за стенами этого дома. Сейчас существуем только мы с тобой. Ты и я – единственная реальность…

Эдвине казалось, что воздух комнаты наэлектризован до предела. Только сейчас она уловила тонкий приятный запах одеколона, исходящий от Р.Л., неяркое освещение, бросающее мягкие тени на его лицо, надежную тишину и спокойствие его дома, в котором существовали только они. Ее охватило смятение.

Date: 2015-08-24; view: 266; Нарушение авторских прав