Глава 21. Взросление (часть 2)

Тишина навалилась давящей тяжестью.

Гарри стоял, покачиваясь от отпускающего напряжения и машинально вцепившись онемевшими пальцами в ножку упавшего кресла. Руки дрожали, в висках бухало, будто кто-то тупыми молотами с размаху стучал по бездумной, звеняще больной голове.

— Надо же… — глухо и как-то потерянно пробормотала Панси. — Я так могу?..

Она тупо таращилась на окровавленные осколки стекла, разбросанные по полу, ошеломленно разглядывала каблук, которым только что раскрошила заодно и ладонь Финнигана.

Гарри поднял глаза.

Я просил тебя не шевелиться, обрывками проносилось в его голове. Я просил тебя верить мне, верить, что ты нужна мне. Я просил тебя — тебя, слизеринку! — не лезть грудью на этого психа! Как ты могла поступить так со мной? Осмелиться бросить нас — и решать за нас, что нам нужно и без чего мы смогли бы, подумав и взвесив все, обойтись?!

— Как ты могла?!.. — задыхаясь, выкрикнул он.

Рука, размахнувшись, с силой впечаталась в девичью скулу тяжелой пощечиной. Панси охнула, пряча лицо в ладонях — и застыла. Лихорадочно горящий взгляд Гарри скользил по ней, выхватывая худые дрожащие плечи, пальчики с аккуратно наманикюренными ногтями, стриженый ежик волос… Ее почти не сдерживаемое уже желание разрыдаться, забившись в истерике, и горечь, и боль, и толчками расходящийся по телу испуг — за себя, за них всех, и тоскливую, по-детски несчастную, побитую обреченность.

Гарри и сам не понял, как и когда он рванулся к ней, прижимая к себе, как зарылся лицом в шею, вдыхая горьковатый запах ее духов. Как обнаружил, что она всхлипывает — надрывно и тонко, оседая в его руках, почему обнимает его — что есть сил, вжимаясь в него худеньким телом. Как заскользили, дрожа от предательского облегчения, ладони по чуть угловатым плечам, и губы забормотали — маленькая моя, глупая, испугалась, ну что ты… Я не оставлю тебя, только не тебя, Панси, дурочка моя, никогда больше так не делай, думать даже не смей, слышишь меня? Все кончилось, девочка, все будет хорошо, успокойся только, Мерлина ради… ох, черт, и прости меня…

Девушка замотала головой — отчаянно и яростно, не выпуская Поттера из объятий.

— Зачем ты так… — глухо выдохнула она. — Все же… получилось… Мы справились…

— Никогда больше так не делай! — снова чувствуя, как подступает к горлу горячая, темная злость, прошипел Гарри, чуть отстраняясь.

Низко опущенная голова Панси, ее светлая макушка — и волны обиженного, непрошибаемо каменного упрямства. Гарри вздернул пальцами ее подбородок.

Она плакала — молча, беззвучно. Но не отводила глаз.

— Ты — моя семья, Панси, — медленно произнес он. — Здесь не может быть… тех, кто дорог чуть больше или чуть меньше. И это — не просто ответственность… ты нужна мне. Вы все нужны, Панси, ты оскорбляешь меня, думая, что я выторгую жизнь Луны или Малфоя, отдав кому-то твою! Неужели ты этого не чувствуешь? До сих пор? Все еще думаешь, что ты — лишняя?

Губы девушки дрогнули — и вот теперь она, наконец, разрыдалась окончательно, в полный голос, уткнувшись носом в его плечо, вцепившись в пахнущую мужским телом рубашку и заливая ее слезами. И сильные руки, мгновенно обвившиеся вокруг ее спины, сейчас были всем, целым миром, за который не жалко было и умереть…

Точнее, не так — миром, в котором хотелось жить.

— Жить — это правильно, Панси, — выдохнув, одними губами улыбнулся Гарри, не выпуская вздрогнувшую девушку из объятий и целуя ее в висок. — Ты громко думаешь, извини…

Панси истерически фыркнула, все еще всхлипывая, и отстранилась, глядя куда-то вниз.

— Больно, — задумчиво пожаловалась она. — Пятку отбила, что ли…

Гарри поймал себя на дурацком, отчаянно несвоевременном желании расхохотаться. У нас просто истерика, мрачно подумал он, стискивая зубы. У нас обоих. Я сойду с ума, если подумаю сейчас о Драко. О том, что с ним.

— У меня никогда не было знакомых земных магов, — устало проговорил он вслух, слегка встряхивая девушку за плечи. — Но, по логике, если Малфой может летать, когда ему сильно приспичит, а я — испепелять, почему бы тебе не уметь давить всмятку предметы?

— Финниган — не предмет, — машинально откликнулась Панси. — И потом, я всего лишь раздробила ему пару пальцев. Или всю ладонь, не помню. Какая разница.

Они смотрели друг на друга во все глаза — друг в друга, и было неважно, что она говорит сейчас. Что они оба сейчас говорят. Все самое главное Гарри сказал ей, отказавшись пожертвовать ею ради спасения Луны и Драко. И всем самым важным она ответила, решившись пожертвовать собой ради них всех — сама.

— Разница в том, сможет ли он сейчас держать правой рукой палочку… — с тоской выдохнул Гарри сквозь зубы.

Панси чуть нахмурилась и слегка сжала губы, неуловимо превращаясь в ту самую холодную и рассудительную девицу, которую Гарри так часто в течение последних недель хотел придушить, как только она начинала излагать свои доводы — потому что места для чувств в них чаще всего попросту не предусматривалось. И то, что в ее глазах сейчас стояли невысохшие слезы, веки опухли, а на левой щеке все еще алел след пощечины, странным образом ничего не меняло.

— Гарри, если бы Финниган смог оторваться, Драко давно бы вернулся, — сказала девушка, пристально глядя на Поттера. — Им долететь до антиаппарационного барьера — дело пяти секунд. Скорее всего, они уже далеко отсюда.

Не согласиться не получалось — возможно, потому, что она, как в большинстве случаев, снова была права. Но и соглашаться с ней не было ни малейшего желания.

— Я должен пойти за ним, — глухо пробормотал Гарри.

— Кому ты это вдруг должен? — невыразительно поинтересовалась Панси. — И куда ты пойдешь? Они могут быть где угодно.

Он молчал — и что-то в его глазах подсказывало ей, что он пойдет все равно. Пусть даже и в никуда, просто положившись на случай.

Поморщившись, Панси слабо махнула рукой, сдаваясь, и шагнула к настенному шкафу, снимая с полки связующий амулет. Одно движение палочкой — и он вытянулся вверх, превратившись в высокую, почти в полтора фута, четырехгранную пирамиду.

— Что ты его уродуешь? — не выдержал Гарри.

— Мне так удобнее, — огрызнулась девушка. — Потом опять в бесформенную дрянь превратишь… если захочешь.

Кажется, перепалки со слизеринцами себя не изживут никогда, мрачно подумал Поттер, глядя, как она ставит амулет на столик и, повернув к себе матовой серой гранью, прикладывает ладонь к основанию. Грань тут же зашевелилась под пальцами, ровный серый фон заколыхался витками и нечеткими спиралями вихря — будто Панси держала в руке кусочек наполненного туманом пространства.

— Жив он, — спокойно констатировала она, судя по всему, окончательно взяв себя в руки. — И, похоже, взбешен.

Естественный в данной ситуации жест, которым она уверенно вытерла со щек тыльной стороной ладони остатки слез, выглядел почему-то до нелепости неуместно.

— Без тебя знаю, что жив, — буркнул Гарри, лихорадочно шаря взглядом по полкам. — Умер бы — ты бы тоже тут уже не стояла…

Нужный предмет, наконец, бросился в глаза. Гарри схватил его — это оказался высокий бокал для вина — и, взяв за основание, с размаху врезал им по кирпичной кладке камина. В руках осталась ножка — тонкий, цельный кусок прозрачного хрусталя.

Присев перед камином на корточки, Гарри, не долго думая, сжал осколок стекла в кулаке и, не обращая внимания на впившиеся до крови в кожу острые края, сунул руку в огонь.

— Карту тащи, — ровным голосом попросил он. — Лучше — всего мира, а не Британии. Бегом! — рявкнул он, не оборачиваясь.

Панси, вздрогнув от окрика, отняла ладонь от почти бесполезного сейчас амулета и быстрым шагом выбежала из комнаты, бросив полный горечи взгляд на все еще бесчувственную Луну. Когда Гарри начинал так орать, лучше всего, действительно, было бегать — и быстро — куда он велит, а не спорить или, упаси Мерлин, пытаться его успокаивать. Уж в этом она успела убедиться давным-давно…

* * *

Капли косого дождя хлестнули по щекам с такой силой, словно Драко в одно мгновение перенесся из Хогвартса в эпицентр бури.

Будто неведомая сила обрушилась ему на плечи, сдавила грудь и вышибла все сомнения и страхи, оставив только бурлящую, но холодную решимость, как только у зажатого в поднятом кулаке Финнигана куске хрусталя появилось имя — Панси. Та самая сила, что сдернула Драко с подоконника, что заставила рвануться за Симусом следом, в окно — она впилась в него тысячами уколов, вцепилась намертво — в горло, в глаза, в самый мозг, вынуждая продолжать двигаться и сужая весь мир до треснувшей ткани рубашки Финнигана, которую Драко не выпустил бы ни за что на свете.

Он не помнил, как они оказались над квиддичным полем — да и его-то заметил лишь потому, что здесь Симус вдруг резко сбавил скорость и попытался, обернувшись, стряхнуть с себя цепкие пальцы. Драко не видел его лица, только отчаянно отбивающуюся руку — почему-то одну, левую — и пронзительную зелень травы под ними.

В движении мир превратился в мельтешащую мешанину красок, и единственным ориентиром оставалась фигура Симуса — неподвижное размытое пятно на фоне нечетких ярких полос вокруг. Всего несколько мгновений — и Финниган, вновь дернувшись, попытался камнем уйти вниз, едва не оставив клок рубашки в руке Малфоя. Не уйдешь, сволочь! — мрачно выкрикнуло что-то внутри Драко, вынуждая до хруста сжать зубы и устремиться следом.

Хлопок аппарации Драко не удивил — он ожидал услышать его, лишь только они пересекут границу с Хогсмитом. Удивило то, что в руке Симуса не было палочки, ни в одной — потому что левой он вновь пытался оттолкнуть Драко, а правую теперь держал, крепко прижав к груди. И ниже запястья она представляла собой окровавленную лепешку с торчащими наружу мелкими пугающе белыми обломками костей.

Яркая зелень исчезла. Привычно тошнотворное ощущение от перемещения на секунду передавило горло, Драко судорожно вдохнул — и остолбенел, от неожиданности разжимая, наконец, пальцы. Финниган, задыхаясь, по инерции неуклюже повалился на спину.

Малфой машинально взмахнул палочкой, выставляя сферу. Одновременно с этим распростертый на полу Симус бросил на него быстрый колючий взгляд — и исчез с очередным негромким хлопком. Что, впрочем, оставило Драко равнодушным — он знал, что успел первым. Что за радиус сотни футов гриффиндорцу теперь не вырваться — ни пешком, ни по воздуху, ни с помощью магии.

Лихорадочный, изумленный взгляд напряженно вглядывался в каменные стены, в полумрак, едва разгоняемый неровным пламенем факелов. Тяжелые, нависающие над самой головой своды черного, будто отполированного камня. Едва различимый, на грани слышимости стук капель, духота и влажность — и темнота, пожирающая жалкие клочки света.

Мрачные своды каменного коридора тянулись вправо и влево — левый проход заканчивался тупиком, правый — глухим поворотом. Драко перевел дыхание, крепче сжимая палочку — пусть она, скорее всего, и бесполезна в разборках с рехнувшимся магом. Как действует стихийная шпага, он уже видел, а бить заклятьями в того, кто докатился до беспалочковой магии, по его убеждению, граничило с глупостью — уровень щита должен был соответствовать уровню владения магией. А, значит, скорее всего, Финнигана не возьмет сейчас ни одно боевое заклинание. Он практически неуязвим — как были неуязвимы прошлым летом они с Гарри.

От давящей тяжести стен хотелось выть. Драко меньше всего ожидал оказаться в подобном месте — хотя теперь понимал, что оно было буквально пропитано духом Симуса. Духом того, кто жил здесь долгие недели, а то и месяцы.

От камня веяло неизбывной, какой-то звериной тоской, глухим отчаянием болезненного одиночества, безысходностью бесконечных бессонных ночей, наполненных задыхающимся криком в пустоту. И жаждой — пугающей, всепоглощающей жаждой, нечеловеческим, диким голодом — по тому, кто вдохнул бы сюда жизнь. По тому, кого никогда здесь не будет.

И страхом — горьким, беспомощным, и липким осознанием — все бесполезно. И яростью загнанного в угол зверя.

Эти стены били наотмашь, вынуждая стискивать зубы и бороться с желанием зажмуриться — и почему-то все время мелькала несвоевременная мысль, что Луна здесь бы хлопнулась в обморок в первые же секунды. Его странная чувствительная девочка, чем-то заслужившая идиотское бремя родиться эмпатом и слышать чужую боль без прикрас, напрямую, одним живым бьющим потоком.

Его хрупкая светлоглазая Луна, и трех минут не выдержавшая присутствия вконец обезумевшего Финнигана. Неужели она услышала в нем ЭТО? То, что Драко понял, лишь очутившись там, где Симус прожил все долгие недели, в течение которых сходил с ума?

За поворотом обнаружился грот, и Драко окончательно убедился, что находится в пещере естественного происхождения — причем, похоже, ей даже не пытались придать вид жилого помещения. Сырые стены, скользкий пол, неровный потолок — и раздражающий, мерный далекий стук капель. Мерлин, да как здесь жить можно, вообще?..

Коридоры сменяли друг друга, кучи тряпья на полу лезли под ноги, и свет факелов то нарастал, то сходил на нет — в какой-то момент Драко, плюнув на все, процедил: «Люмос!», все равно от палочки толку не ожидалось, так пусть хоть светит.

Финниган обнаружился внезапно — сжавшись в комок за очередным поворотом, он сидел, подтянув колени к груди, и прерывисто дышал сквозь зубы, держа на весу правую руку. Волны хаоса и тоскливой, болезненной обреченности шибали так, что Драко на мгновение замер.

Симус медленно поднял голову — и Малфой задохнулся. Перед ним сидел тот, кто не так давно был способен довести его до истерики, просто находясь рядом. Кто организовал похищение, приведшее к смерти Гарри… но и к смерти Люциуса и Тома Риддла. Кто пытался убить Луну на его глазах — а в итоге они с Поттером смогли, наконец, раскрыть глаза и вернуться к нормальной жизни. Кто поставил на уши всю страну — и это сблизило их еще больше, всех четверых, и разрушило драконовские условия жизни в резервации магов, и дало Луне шанс возобновить пропагандистскую деятельность. Что бы ни делал Симус — он проигрывал.

А они — нет. Если брать по сухому остатку.

И именно эту мысль Драко читал сейчас в глазах Финнигана — измотанного, измочаленного мальчишки, уставшего от жизни, которой он не просил, запутавшегося в каше, которой он не хотел, потерявшего все — даже самого себя — на этом пути. На пути, который его вынудили выбрать.

Вынудили — в том числе — и они с Поттером.

Симус моргнул — и секундное наваждение рассеялось. Теперь в его взгляде снова мерцала озлобленность загнанного в угол звереныша, заслоняя собой, пряча в глубине и усталость, и тщательно скрываемую боль. Осталась лишь ненависть — холодная, четкая, почти бесформенная. Не к Малфою — к любому живому существу, на которое упадет взгляд. Просто сейчас он падал на Драко.

Губы Финнигана медленно растянулись в ухмылке — злой и одновременно беспомощной. Почему он больше не убегает? — мелькнула лихорадочная мысль в голове Драко, вынуждая машинально сделать шаг назад. Почему он сдается, он же пытался сбежать, спастись, спрятаться… Он мог хотя бы попробовать защититься. Чего он ждет?

Первая же попытка подслушать мысли Симуса едва не отправила Малфоя в беспамятство. В голове гриффиндорца ревел шторм — там бушевало нечто, не имеющее уже ничего общего с сознанием разумного существа. Драко отшатнулся, хватаясь за стену и не спуская глаз с заострившихся черт бледного лица напротив, а ухмылка Финнигана становилась все шире. Взгляд, казалось, прикипел к глазам Симуса, постепенно заслоняющим собой все, и в ушах почему-то нарастал монотонный стук капель о камни — будто они били прямо по темени.

Колени вдруг начали медленно подгибаться, словно из-под них, разламываясь, уходила земля. Мир покачнулся — и Драко почувствовал, что проваливается, затягивается в обезумевший разум Финнигана, в его отчаянную, неприкрытую, обнаженную боль, бьющую наотмашь, как плеть. Она растекалась каплями и ручьями, заливая, затапливая собой. Подрагивающие ресницы Симуса, казалось, протыкали Малфоя насквозь, будто пытаясь разворотить мозг, заставить его захлебнуться в ней.

Драко задохнулся, глядя в прозрачные, как бездонное озеро, глаза того, кто когда-то был другом Поттера. Гриффиндорцем, воспитанным на сказках о непременной победе добра и обязательном торжестве справедливости. Наивным мальчишкой, получившим сполна за то, что поверил во все это.

Глаза были искренними, как сама чистота — и сейчас в них колыхалось все. И липкий, отчаянный страх пребывания в Ордене сразу после инициации, и презрение к Пожирателям Смерти, в чьих рядах Симус оказался потом, и почти животная неприязнь к Люциусу Малфою, не преминувшему воспользоваться попавшимся под руку шансом вернуть себе былые привилегии… И долгие месяцы жизни по задворкам Магической Англии в попытках скрыться от карающей длани Министерства, и недели в казематах аврората, где пытки одиночеством и неопределенностью перемежались «разговорами по душам». И темные коридоры шотландских катакомб, выделенных ему в обмен на согласие выполнять грязную работенку, что всегда означало — смерть, смерть, постоянно чью-либо смерть, так много смертей, что он начал ощущать себя тупой бессловесной машиной, призванной лишь качественно убивать — чтобы прожить самому еще один день. И мокрая гниль пещер, в которых он прятался от всего мира, постепенно сходя с ума — и не понимая, все равно не понимая, где и когда сделал что-то не так.

Чем заслужил долгий, бесконечно мучительный крик сгоравшей заживо Джинни — и невозможность пробиться к ней, за стену огня. За что ему достался вопль развеянной на его глазах Поттером в прах Сюзан.

Боль пульсировала, с размаху врезаясь в виски, и воздуха почему-то не хватало, словно он в одно мгновение закончился весь, оставив лишь огромные, распахнутые глаза Финнигана — и не было ничего, кроме боли одиночества в них. Тело не слушалось, осев на пол бесформенной грудой, и Драко трепыхался в тисках обрушивающегося на него чужого безумия — сейчас ему казалось, что отдал бы все за одну только возможность снова вдохнуть полной грудью.

Легкие разрывало, будто их в мгновение затопило водой, и в мире не оставалось уже ничего — только ухмылка растянутых окровавленных губ Симуса, и его распахнутый, почти нечеловеческий взгляд, и медленно поднимающаяся левая рука.

— Мой воздушный брат… — чуть слышно прошептал Финниган, улыбаясь. — Хочешь составить мне компанию?.. Хочешь… пойти со мной?..

Отвести взгляд от его лица было просто невозможно — немыслимо. В мире не существовало больше ничего, кроме этих глаз и этой болезненной дикой ухмылки…

…И этой руки — которая, коротко размахнувшись, неторопливо метнула в беспомощно прижатого к стене Малфоя выхваченный из-за пояса нож.

* * *

От бормотания Луны начинала предсказуемо трещать голова.

Вцепившись в царапающий острыми гранями оранжевый кусок хрусталя, Гарри уже добрых три минуты молча стискивал зубы, всеми силами пытаясь абстрагироваться от второй за последние полчаса женской истерики и сосредоточиться на расстеленной на полу карте, вспыхивающей мутными огоньками.

Их настойчивое скопление на северо-западе Европы бесило больше всего. Ведь проверили же все уже там!

— А карта Британии у нас есть? — напряженно поинтересовался он у Панси, не поворачивая головы.

Девушка закусила губу. Гарри мимоходом подумал, что, пожалуй, в том, что он не обернулся, есть свои плюсы — ему вовсе не улыбалось увидеть сейчас в ее глазах то, что он без труда слышал спиной.

— Я принесу, — сквозь зубы процедила Панси, вставая с колен.

Луна, всхлипнув, неохотно выпустила ее руку и снова уронила светловолосую голову на стол, спрятав лицо в сгибе локтя. Пальцы нервно сжимали пустой пузырек из-под зелья.

— Ну зачем он за ним помчался? — уже в сотый, наверное, раз с тоской спросила она. — Гарри, ты не должен был отпускать… Драко, он же…

— Заткнись, — едва сдерживая желание залепить вторую за вечер заслуженную пощечину, мрачно прошипел Поттер. — Надо было тебя в отключке оставить — когда ты в обмороке, в тебе море плюсов… под ноги не лезешь, опять же…

Луна снова оцепенело всхлипнула. Ее будто заклинило на одной мысли, и никакие, даже самые злые слова сейчас не могли пробить стену истерической зацикленности на том, что Малфоя нельзя было отпускать. Интересно, а кто бы умудрился его — такого — успеть удержать?

— Вот, нашла, — вернувшаяся Панси небрежно бросила на колени Поттера свернутую в рулон карту — и снова опустилась на пол перед заплаканной Лавгуд.

Гарри молча покосился на сплетенные бледные пальцы девочек, на то, как Панси, подняв руку, осторожно перебирает спутанные локоны Луны — и эта рука едва заметно дрожит.

Истерички, устало подумал он, снова склоняясь над картой.

Срывающийся женский шепот отвлекал куда больше, чем хотелось бы себе признаваться. А еще больше отвлекало то, что Луна продолжала рыдать, даже выпив целый флакон зелья, которого раньше ей хватало на три таких обморока…

— О, черт!.. — выкрикнул Гарри, глядя на рассыпанную по карте цепь огоньков.

— Где? — тут же обернулась Панси.

Гарри беспомощно усмехнулся, выпрямляясь.

— В Ирландии! — выдохнул он, выпуская из рук бесполезный теперь кристалл. — На побережье, под Бангором…

Лицо Панси мгновенно приобрело знакомое выражение — как будто у нее разболелся зуб, а она всячески пытается это скрыть.

— Во придурки! — с чувством сказала она. — Он же родом оттуда. Идиоты. Все четверо.

Гарри машинально кивнул, вставая и отряхивая колени. На джинсах остался смазанный отпечаток окровавленной ладони.

Панси внимательно вглядывалась в его движения.

— Никуда отсюда не дергайтесь, — приказал Гарри, поднимая глаза и доставая из кармана палочку. — Обе. Понятно?

Луна, услышав его, подскочила и, оттолкнув попытавшуюся было остановить ее Паркинсон, вцепилась в плечи Гарри обеими руками.

— Ты не понимаешь?! — тонко выкрикнула она ему в лицо. — Он же чокнутый! Раз сюда, к нам, пришел! Что, тоже хочешь… как Драко…

Ее губы дрожали, и беспомощный, отчаянный взгляд бил наотмашь — сердце захлестнуло от несвоевременной нежности. Она же боится, подумал Гарри. За Драко… и за меня. И не может выбрать сейчас между нами — она видит лишь то, что я здесь, а Малфоя нет. И боится выпустить из рук и меня… даже если осознает, что, не выпусти — и, возможно, Драко тоже не сможет вернуться. Хотя, что она там осознает, она же — женщина, да еще и в истерике, да еще и — эмпат…

Понимание было похоже на обрушившийся сверху водопад. Дыхание перехватило, будто в горле застрял невесть откуда взявшийся ледяной ком.

— Что ты услышала? — онемевшими губами прошептал Гарри, сжимая тонкие девичьи запястья. — Симус, он… что?..

— Он умирает! — всхлипнула Луна. — Он… знает это, Гарри! Ему уже все равно… Он же сам сказал, помнишь — ему больше нечего терять!

Ее глаза умоляли — будто можно было сейчас сделать что-то, что изменило бы все — не дало уйти Драко, или не впустило сюда Финнигана, или…

— Да говори же ты, черт бы тебя побрал! — рявкнула в одно мгновение оказавшаяся за спиной Луны Панси, хватая девушку за руку.

Гарри молчал, тяжело дыша сквозь зубы. Лавгуд уронила голову ему на плечо.

— Вчера, когда я читала почту, помнишь, вы еще спрашивали, не случилось ли чего… оттаскивали меня, что, мол, хватит работать, мы же праздновать собрались… — она снова всхлипнула и подняла глаза. — Просто… Гарри, да ты за окно посмотри! Ты видел когда-нибудь такой ливень в этих краях в середине лета? И так долго?

Панси, нахмурившись, уставилась куда-то в пространство.

— Я никогда не был в Хогвартсе в середине лета, — безжизненно ответил Гарри.

— А я была! — уперлась Луна. — И не один раз. А там, — она махнула рукой в сторону горы свитков, сваленных в кучу на столе, — утверждают, что ливни идут по всей Англии! И что уровень воды поднимается так, что южное побережье затоплено почти целиком, оттуда людей пачками эвакуируют. Блэкпул и Беркенхэд смыло к чертовой матери, можешь вообще забыть, что эти города существовали когда-нибудь…

— А при чем здесь… — выдохнул Гарри одновременно с Паркинсон.

— Да не знаю я! — срывающимся голосом выкрикнула Луна. — Но Симус точно знал, что умирает, понимаешь? Тебе не показалось странным, что он пришел сюда всего с одним кристаллом? Это же самоубийство, Гарри — даже если он успел бы убить Панси, даже если успел бы ударить меня, вы с Малфоем все равно бы его отсюда не выпустили!

Она сдавленно дышала, умоляюще глядя на Поттера снизу вверх.

— И ты прочла о наводнениях еще вчера, — напряженно обронил тот.

Луна, горестно закусив губу, кивнула.

— И ты промолчала.

— Мерлин, Гарри! — закатила она глаза.

— Понятия не имею, с чего вдруг наводнения по стране могут означать, что Финниган вот-вот умрет, но он в любом случае должен был почувствовать это и сам связать в один узел, — вставила Панси. — Раз приперся сюда. Ему просто хотелось напоследок как следует хлопнуть дверью. Тебе по носу.

— Значит, у него и времени в обрез, Гарри! — простонала Луна. — Совсем в обрез… Раз он даже переживал, что вчера прийти не смог — значит, счет вообще давно уже на дни пошел! Если не на часы.

Поттер заметно побледнел, на скулах заходили желваки. Панси, не отводя напряженного взгляда, осторожно положила ладонь поверх его руки на плече Луны.

— Возвращайся, — одними губами прошептала она. — Удачи тебе… Гарри…

Девушка изо всех сил пыталась улыбнуться. Вот только ее глаза говорили, кричали намного больше слов — впрочем, как и всегда.

Луна, то ли услышав, то ли почувствовав, тут же вцепилась в его рубашку, как цепкое насекомое.

— Я пойду с тобой! — не обращая внимания на мгновенно потемневшие глаза Гарри, она снова билась в истерике. — Как ты не понимаешь! Это же он убил Чжоу!!! И папу!..

Опять полились слезы — ручьем, как безостановочный, несдерживаемый поток. Обвиняющий, отчаявшийся взгляд.

Гарри невидяще моргнул и, прижав к себе Луну, посмотрел на бледную, сжавшую зубы Паркинсон.

— Присмотри за ней, хорошо? — прошептал он и, не удержавшись, коснулся ладонью ее щеки. — Чтобы я хоть о вас сегодня больше не беспокоился…

Луна вырывалась, стуча кулачками по широкой груди.

Панси молча кивнула — и обняла ее сзади за плечи, прижимая к себе, не давая броситься за шагнувшим назад Поттером.

Боль обрушилась так внезапно, что у Гарри на мгновение подкосились ноги и потемнело в глазах. Крик, от которого заложило уши — свой? Луны? Панси? — он не понял, он знал лишь, что, наверное, именно так себя чувствует человек, когда у него заживо вырывают сердце. Разламывая в крошку ребра, пробивая грудину, выдергивая из тела саму основу его физического существования.

Руки машинально вцепились в грудь, комната крутанулась, пол с размаху впечатался в щеку, едва не отправив сознание в спасительное беспамятство. Дыхание перехватило так сильно, что Гарри забился в судорогах, задыхаясь.

— Что это?!.. — услышал он срывающийся вопль Панси.

В ее голосе звенела боль, и возвращающаяся истерика, и страх — такой всепоглощающий, будто с девушки одним махом слетела вся ее холодная, логичная рассудительность.

— Что это было?!.. — снова выкрикнула она.

Трясущиеся руки дернули за плечо, заставляя перевернуться, опрокинуться на спину, хватая ртом воздух. Гарри открыл глаза — сквозь темно-кровавую пелену проступила Панси, стоящая над ним на коленях, ее дрожащие губы, и паника на ее лице.

— Что это?.. — задыхаясь, в третий раз повторила она. — Гарри? Это же не Драко? Он же… он не мог умереть!..

Пальцы вцепились так, что их пришлось отдирать. Сесть Поттер в конце концов смог, но сохранять равновесие почему-то все равно толком не получалось.

Бледная, как смерть, Луна лежала рядом, схватившись за горло — по всей видимости, опять в обмороке.

В глазах Панси билась настойчивая готовность разрыдаться. Гарри невольно отметил, что она тоже все еще держится за горло — даже чуть ниже. Примерно это же место на своей груди до сих пор машинально сжимал побелевшими пальцами он сам.

— Не мог… раз мы живы… — разлепив губы, уронил Поттер вслух. Голова кружилась просто невообразимо. — Мы бы умерли одновременно с ним, Панси… Без вариантов… — он усмехнулся. — Нас же… нечему защитить…

Изо всех сил пытаясь отдышаться, они смотрели друг на друга — пока зрение толком не прояснилось и внимание обоих не отвлек неясный свет, льющийся откуда-то сбоку. Со стороны массивного высокого письменного стола.

На нем медленно гас, мерцая всеми цветами, забытый четырехгранный связующий амулет.

* * *

От шума внезапно обрушившегося на голову проливного дождя Гарри едва не оглох, остолбенев прямо на выходе из «Трех метел». Вцепившись в перила крыльца, он всмотрелся в промозглое, нависающее будто прямо над головой тяжелое небо. Похоже, Луна была права — так просто такие хляби не разверзаются… чтобы даже мысль о пешем переходе через улицу казалась безумием — такого здесь не было даже в отчаянное шотландское межсезонье, не то что — летом…

Хорошо, что через улицу ему не надо. А аппарировать можно и прямо с крыльца… Вот только неплохо бы — сразу в тепло, мелькнула запоздалая мысль почти одновременно с рывком перемещения.

И тут же выяснилось, что в Хогсмите стояла просто чудно-романтичная тишь — по сравнению с тем, что творилось здесь, на северном побережье Ирландии.

Рев взбешенного океана не просто оглушал — от него страдальчески звенели барабанные перепонки. Ветер сбивал с ног, чуть не срывая одежду, и грохот вздымающихся почти черных гигантских волн — внизу, под скалой, на которой и очутился Гарри — заставлял холодеть от ужаса.

Светопреставление какое-то, мысленно простонал он, цепляясь за камни — перспектива быть сдутым с вершины в первые же секунды балансирования на скользком мху перестала казаться такой уж надуманной.

Малфоя нигде не было видно — и это пугало сильнее всего. Судя по карте, он должен был быть где-то здесь, судя по ощущениям — тоже. Гарри чувствовал его присутствие — едва уловимое, как тонкая звенящая нить, постоянно грозящаяся вот-вот порваться от неосторожного телодвижения. Чувствовал — и совершенно не мог определиться, откуда именно.

А еще — это место совершенно не походило на нечто, где Финниган мог бы жить. Возможно, это только мы сдуру подумали, что он обязательно рванет к себе в норку, домой, мелькнула едким уколом испуга дурацкая мысль. Но ведь он мог помчаться куда угодно. Он вообще мог аппарировать сюда, чтобы столкнуть Драко хоть с этого самого чертова обрыва — и, значит, я слышу сейчас Малфоя оттуда, из-под воды. Последние секунды, пока он еще жив.

Чтобы оборвать поток кажущихся убийственно логичными, а на самом деле — грозящих истерикой и окончательной дезориентацией рассуждений, пришлось мысленно влепить самому себе отрезвляющую пощечину. С девицами переобщался, мрачно подумал Гарри, оглядываясь и пытаясь разглядеть хоть что-то, что натолкнет на дальнейшие поиски.

И тут же услышал — так явственно, будто кто-то сдернул с сознания мешающуюся пелену. Драко действительно был совсем рядом.

Внизу. Под скалой — точнее, внутри нее.

Даже мысль о том, чтобы попробовать спуститься и поискать вход, скручивала судорогой. Только не в такой ветер, когда, чтобы удержаться там, где стоишь, приходится, почти падая на руки, изо всех сил цепляться за камни…

Собраться с духом, зажмуриться — и аппарировать в никуда, внутрь, вниз, опираясь только на ускользающее, как тусклый маячок в пасмурную ночь, сознание Драко, было, наверное, верхом гриффиндорской безбашенности. И, наверное, Малфой — окажись он рядом — сказал бы по данному поводу многое, и не все из слов, скорее всего, звучали бы цензурно и сдержанно… вот только Малфоя сейчас рядом не было.

И изнывать от беспомощности и дальше, до бесконечности, уже казалось невыносимой пыткой.

Вопреки всем законам логики Гарри умудрился вписаться между каменными стенами, не застряв ни в одной из них — что при практически бесцельной аппарации в незнакомые пещеры выглядело почти чудом. Оглядевшись и мысленно вознеся хвалу Мерлину за то, что здесь нет ни дождя, ни ветра, Поттер сжал зубы и подавил желание застонать.

Во-первых, даже после полумрака побережья глаза с непривычки не видели вообще ничего — кроме размытых очертаний окружающих стен да непонятных куч то ли тряпья, то ли каких-то предметов вдоль них, на полу. А мысль зажечь Люмос попахивала изощреннейшим мазохизмом — случись что, палочку хотелось бы иметь наготове, а не занятой бесполезным фонариком, без которого он снова тут же ослепнет.

Во-вторых, из грота, где находился Гарри, вело, похоже, минимум пять разных выходов. И в какой из коридоров нужно бежать, чтобы найти Драко — он не представлял даже близко. Хотя определенно был уверен — теперь Малфой совсем рядом. Буквально в двух-трех десятках футов.

А в-третьих — и это было самым пугающим — все ощущения, словно им одновременно с размаху врезали подзатыльник, визжали, срываясь на крик — с Драко что-то не так.

Он был рядом абсолютно точно. Он был жив, и даже расслаблен, и даже почти спокоен… Но в нем не было ни одной мысли — вот что сбивало с толку. Его сознание словно застыло на какой-то точке, остановилось, замерло в усталом безмолвии, пугающем своей апатией.

И еще — его сознание было не единственным, кого Гарри мог слышать. Как минимум, рядом крутились еще двое, вот только опознать совершенно точно не получалось. И — да, Симус в доступном радиусе тоже не ощущался.

Сосредоточившись и почти прокусывая до крови губы, Гарри, мысленно взмолившись и почти срываясь на истерику, попросту аппарировал вперед — в неизвестность. Туда, где чувствовал медленно угасающее тепло Драко.

И едва не налетел на него, запнувшись обо что-то и по инерции падая вперед.

Малфой сидел на полу, бессильно опустив руки вдоль тела, свесив голову и глядя перед собой полубезумным, остановившимся взглядом. В воздухе стоял терпкий, душный запах, который не получалось с ходу идентифицировать, и от резкого света факелов еще сильнее, чем от мрака предыдущей комнаты, заломило глаза.

И в следующую же секунду стало понятно, что темная влага на каменном полу, на стенах, на ладонях Драко — это кровь, и именно от ее тошнотворного запаха перехватывает дыхание, что она — везде, Малфой вымазан в ней едва не по локоть… и что бесформенная груда у стены рядом с ним — это не куча тряпья. Это Финниган, который тоже в крови — кажется, весь, — улыбается окровавленным ртом, глядя на Гарри пустыми, распахнутыми голубыми глазами.

Глазами, в которых застыло отчаяние. И еще почему-то — горечь…

— Драко! — со стоном выдохнул наконец Гарри, с размаху падая рядом с ним на колени, хватая его за плечо.

Малфой медленно повернул голову. Его лицо искажала чудовищная, какая-то остекленелая ухмылка.

— Привет… — почти беззвучно шепнули, изогнувшись, знакомые губы.

Знакомые, как собственная тень, как свои руки, на которые смотришь так часто, что и не замечаешь этого — и которые узнаешь из тысяч. Из миллиардов.

Гарри задохнулся, глядя на них, слова почему-то застряли в глотке, их снова было — слишком много, чтобы сказать, выразить… Чтобы сделать хоть что-то.

— Ты… что… — сбивчиво проговорил он, лихорадочно оглядывая Малфоя, машинально стискивая его. — Что с тобой?!..

Драко, едва заметно улыбнувшись, пожал плечами.

— Ничего, — честно ответил он.

И, перевернув ладони, с какой-то растерянностью принялся их разглядывать, потирая пальцы.

Только теперь, когда глаза почти привыкли к свету, Гарри заметил, что на полу в луже крови, рядом с бедром Драко, валяется чуть изогнутый нож с короткой рукояткой. Что палочка Малфоя откатилась к дальней стене — и что она чистая. Значит, ее не трогали с тех пор, как на полу появилась лужа.

Что пропитанная кровью рубашка Симуса порвана на груди в клочья, и то, что поблескивает оттуда сейчас в свете факелов — это развороченные ребра. Точнее, их осколки.

А на рукоятке ножа вполне проглядываются смазанные отпечатки пальцев. И ладони Малфоя — в крови. Как и запястья.

Это все вокруг — кровь Симуса, вдруг окончательно понял Гарри, чуть не падая от обрушивающегося волной облегчения. Драко не ранен. Мерлин, спаси и помоги нам — он не ранен…

Рука на плече Малфоя дрогнула — и слегка сжалась.

— Ты убил его, — сам обалдевая от внезапно накатившего, почти вымораживающего мозг спокойствия, проговорил Гарри.

— Ага, — равнодушно кивнул Драко, по-прежнему разглядывая свои пальцы.

— Ты убил его, — как заведенный, повторил Поттер с нервным смешком, дергая Малфоя к себе.

Тот, вздохнув, поднял голову. У него странный взгляд, оцепенело подумал Гарри, глядя в серую клубящуюся пустоту.

— Как Луна? — вдруг тихо спросил Драко. — Ты дал ей зелье?

Гарри ошеломленно моргнул — а потом неуверенно кивнул в ответ. Странная мысль о том, что у каждого из них свои слабые места, почему-то вдруг перестала казаться странной. Разве сам он не бросился успокаивать Панси, прежде чем взялся искать Малфоя?..

— Она… — начал было Драко.

— С ней Панси, она присмотрит, — мягко перебил его Гарри. — С ними все хорошо. С обеими.

Улыбка снова мелькнула — и неуловимо погасла. Теперь в глубоких серых глазах мерцала только усталость. Вселенская усталость.

— Пойдем отсюда, а, Поттер? — медленно прошептал Драко. — Домой…

— А остальные? — тут же опешил Гарри.

Впрочем, ощущения ответили тут же, как только он задался нужным вопросом — кроме Малфоя, теперь в округе тускло светилось только одно сознание. Очевидно, вторым был Симус, который, по всей видимости, умер буквально только что. Которого Гарри почти что застал живым… почти что. То, что сейчас мешком привалилось к стене, Мерлин его побери, опять умудрилось выскользнуть прямо из рук — и на этот раз навсегда.

Одна надежда — что Малфой успел выдать ему за двоих. За четверых, точнее. За всю страну.

— Домой… — беззвучно повторил Драко.

Сжав его плечо, Гарри рывком поднялся с колен, осматриваясь и крепче сжимая палочку. Меньше всего ему улыбалось, поторопившись, оставить здесь кого-то, кто вполне мог бы продолжить славное дело Финнигана.

А вопросы… вопросы могли и подождать.

Странно, но на этот раз понадобилось сделать всего несколько шагов — дойти до ближайшего коридора. Он лежал там, раскинув руки, бездумно глядя в потолок распахнутыми, бездонными, как самое синее на свете небо, глазами.

— Джерри! — бросаясь к нему, выдохнул Гарри.

Руки дрожали, будто он только что прыгнул в беснующееся море с верхушки этой самой скалы — как я мог забыть про тебя! Как мог не подумать, что ты должен быть где-то здесь, в этой гуще, ты ведь нашел его, да? Ты придумал какой-то способ, а меня не было рядом, и ты не смог ждать, глупый мальчишка, ты рванулся сюда сам, один, ты думал, что справишься с ним. А, может, надеялся убедиться, что не ошибся, и рассказать мне сегодня — о том, что теперь мы знаем, как найти Финнигана.

Ладонь, дрогнув, осторожно коснулась разметавшихся светлых волос, невольно скользнула по виску, легла на открытую шею.

— Джерри… — кусая губы, тихо позвал Гарри.

Глупый мой, идиот, как ты мог так подставиться, мальчик мой, ты слышишь меня? Ты еще здесь? Хоть какая-то твоя часть еще осталась в этом чокнутом мире? Если, конечно, вообще нашла, за что зацепиться…

Юноша медленно перевел на Гарри остекленевший, какой-то потусторонний взгляд. Мягкие губы дрогнули, и он едва заметно качнул головой, слегка прижавшись щекой к загрубевшей ладони.

— Ты пришел… — неверяще выдохнул он, поднимая руку и касаясь лица Гарри кончиками пальцев. — Ты… пришел ко мне… правда?..

Облегчение от мысли, что он не просто физически жив — он еще может соображать, он не скатился в прострацию, как все умирающие от перенапряжения маги, заставило стиснуть зубы и вцепиться в протянутую ладонь, лихорадочно прижать ее к губам. Взгляд Джеральда заторможенно и почти невидяще скользил по фигуре Поттера, по бледному лицу, растрепавшимся волосам…

— Мальчик мой… — прошептал Гарри, стискивая холодные пальцы.

Губы Джерри дрожали, будто он пытался улыбнуться — и не решался. Будто он сам задыхался сейчас, не веря тому, что видит.

— Ты пришел ко мне… — чуть слышно повторил он, качая головой — и устало, почти блаженно прикрыл глаза. — Северус…

* * *

Ливень хлестал с такой силой, будто разверзающееся небо пыталось напоследок влепить Гарри Поттеру десяток крепких пощечин. Ладони все еще помнили прикосновения сухих, холодных рук Малфоя, вдруг на миг обжегших лаской — давай, катись уже, Поттер, чего ты ждешь? Мы не можем ему помочь. Мы — не можем.

Не можем, мрачно кивал в ответ Гарри — а взгляд все никак не получалось отцепить от бледного до синевы лица Драко, от его пугающе равнодушных глаз.

— Да топай уже, ублюдок! — рявкнул в конце концов Малфой, теряя терпение. — Я буду дома, клянусь тебе — и там надо мной найдется, кому кудахтать. Можешь подавиться своим беспокойством…

Всё было правильно — все слова, все доводы, все причины. Все решения. Всё — кроме того, что Драко, забывшись, по привычке машинально пригладил волосы окровавленными ладонями.

И даже не заметил, что именно сделал не так — он, помешанный на аккуратности Малфой.

Все было правильно — кроме того, что, даже когда он кричал, его глаза продолжали утопать в вяжущем, холодном безмолвии. И пустота, застывшая в них, вызывала чудовищное, едва уловимое ощущение неотвратимого, как свершившаяся смерть, дежа вю.

Грохот раскалывающегося неба на миг оглушил, вынуждая рефлекторно сжаться в комок. Гарри впервые, пожалуй, чувствовал себя настолько разодранным пополам. Он не мог взять Драко с собой, тот едва держался на ногах, чуть не падая от усталости — и не мог отправиться с ним, домой, и бросить Джерри умирать — впрочем, забирать его в Хогвартс было тоже бессмысленно. Малфой прав — ни один из них не в состоянии помочь не связанному с ними магу. Этого вообще, по большому счету, никто сейчас не в состоянии сделать… кроме одного человека. Возможно. Если Гарри Поттеру все еще хочется верить в чудеса, то такой вариант вполне приемлем в их качестве.

Потому что, кроме как чудом, его вряд ли можно было бы объяснить.

Вот только других вариантов не было — а распахнутые синие глаза, доверчиво и открыто смотревшие ему в душу, действовали, как хороший удар хлыста, от которого перехватывало дыхание, а горячие волны стыда начинали разъедать изнутри.

С третьей попытки Гарри, наконец, смог аппарировать к границе резервации стихийных магов. Я не должен был закрывать камин, с отчаянием подумал он, с размаху падая на колени в размокшую грязь и бессильно утыкаясь лбом в плечо почти бесчувственного Джеральда. Я не должен был оставлять тебя одного… не должен был позволять тебе думать, что подобными поступками ты сможешь добиться чего-то, что все еще оставалось для тебя важным.

Я не должен был пропускать мимо ушей твои восторженные заявления о героях, и игнорировать твое восхищение мной, и делать вид, что меня не касается то, кто ты есть. То, из чего ты состоишь, чем являешься, чем пытаешься стать. Что я могу позволить себе не беспокоиться о том, куда тебя заведут юношеские иллюзии.

Это моя ошибка, Джерри, что ты оказался там — беспомощный, распластанный на каменном полу, с выпотрошенным на потребу свихнувшегося гриффиндорца сознанием. Это моя вина, что ты уходишь сейчас в свои сны — туда, где, тебе кажется, ты мог бы быть счастлив.

Дождь заливал их потоками, и только едва шевелящиеся губы Джеральда позволяли верить — он все еще жив. В глазах жизни уже не осталось.

Драко в это время мужественно пытался преодолеть ступеньки на входе в «Три метлы». Единственный камин в Хогсмите, через который можно было попасть в Хогвартс — и просто невообразимо бесконечный путь к нему. Какая вселенская несправедливость.

Малфой предпочел бы потратить десять секунд и вернуться тем же путем, каким и ушел из замка — вот только сил на то, чтобы подняться в воздух, не находилось совершенно. Даже сама мысль о том, чтобы перемещаться со скоростью ветра, сшибала в предобморочное состояние.

Я устал… — равнодушно подумал он, с трудом добираясь до камина по опустевшему залу и бросая щепоть порошка. Мерлин Всемогущий, как меня все достало…

Потом была вспышка, и грохот опрокидываемого стула, и визг Луны, мгновенно метнувшейся к нему и вцепившейся в него обеими руками.

— Ш-ш-ш… Это я… — чуть слышно выдохнул Драко, обнимая девушку, притягивая к себе за затылок, вдыхая свежий запах светлых волос — и почти падая на нее. — Я дома…

Четкий стук каблучков доносился до него, как из-под земли. Как с того света. И прикосновение руки, требовательно затеребившей за плечо, показалось далеким, будто между ними набилась комьями вата.

— Ох, ты… а мы тут… о, боже… — сбивчиво всхлипывала Луна, прижимая его к себе с такой силой, словно Драко снова мог раствориться в воздухе.

Прикосновение исчезло, чтобы тут же смениться ощутимым толчком.

— Где Гарри? — раздельно и громко сказала Панси — судя по всему, уже не в первый раз — когда Драко, наконец, смог поднять голову и уставиться ей в глаза расфокусированным сумрачным взглядом. — Да ты весь в крови! — ахнула она — и тут же нахмурилась: — Малфой, и что у тебя с лицом?!..

Беспомощность — вот что сейчас чувствовал Гарри. Беспомощность во всей ее полноте, будь ты хоть трижды маг и дважды Поттер — ты можешь только сидеть здесь, сжимая в объятиях хрупкие плечи лежащего на твоих коленях юноши и проклинать чертов мир, в котором ты не удосужился ни разу наведаться в гости к Снейпу — и потому не знаешь, как найти его дом среди массы таких же, каждый из которых тоже принадлежит магу. Ты не можешь попросту аппарировать туда — и ты не можешь услышать его, отыскать, учуять безошибочно в этой безликой толпе.

Они все слишком похожи здесь, с горечью понял Гарри. Они слишком одинаковы, чтобы Северус выделялся хоть как-то… по крайней мере, для беглого взгляда…

Не беглый требовал времени — которого оставалось все меньше.

Десятки, сотни сознаний роились поблизости, за границей, перейти которую не получалось никак — руки отказывались держать пусть и ставшее пугающе легким, но все равно неподъемное уже тело шестнадцатилетнего парня. Они просто отказывались служить — а перешагнуть невидимую черту, отделявшую резервацию стихийных существ от свободной территории людей, можно было только пешком. Без помощи магии.

Дождь заливал стекла очков, превращая и без того невесть как сгустившийся мрак в размытый потеками мир — и россыпь огней всего в полумиле от Гарри и манила, и вызывала бешеную ярость своей недоступностью. Солнце, если оно и было с утра, окончательно скрылось за непроглядно черными тучами, и только яркие проблески молний время от времени врывались в необъяснимую темень, выхватывая из нее ряды одинаковых домиков невдалеке, и льнущие от ветра к земле кроны деревьев, и булькающую грязь, в которой утопали колени. Гром грохотал так, что Гарри едва слышал собственный голос.

Джерри снова пошевелился, запрокидывая голову и ловя губами капли дождя. Скользнувшая по плечу Поттера ладонь остановилась, робко и как-то неуверенно сжала его — будто все еще боялась, что ее оттолкнут.

Гарри машинально склонился к нему.

— Горячий… — беззвучно прошептал Джеральд. В синих глазах застыло немое счастливое изумление, почти скрывая поглощающую их пустоту. — Так… было холодно… без тебя…

Отчаяние затопило одним горьким, сметающим все чувства потоком. Ты не можешь умереть, билось что-то внутри Гарри. Я не позволю тебе. Ты не можешь…

Распахнутые глаза беспомощно и доверчиво смотрели на него, не моргая. Искать разум Снейпа до бесконечности под их взглядом было невыносимо — и невозможно.

Запрокинув голову, Гарри зажмурился и мысленно заорал — что было сил — и плевать, что так его услышат вообще все, что он перепугает здесь добрую ораву народа, плевать на все — потому что так Северус услышит его наверняка. Даже если это будет последним, что Гарри вообще сможет выкрикнуть в своей жизни…

— Не кричи, — устало поморщился Драко, отстраняя Панси и делая шаг вперед.

Поблескивающие осколки стекла на полу. Карта Британии, расстеленная прямо на ковре — и небрежно брошенный кристалл с неровно сколотыми краями поверх нее. Взгляд цеплялся за какие-то мелочи, и только глухой плач повисшей на его шее Луны не давал плюнуть на все и провалиться в беспамятство.

Руки машинально поглаживали вздрагивающие девичьи плечи.

— Гарри у Снейпа, — слова ронялись почти сами собой, тяжелые и такие же усталые. — Джерри… плохо. Но он… ему еще можно помочь, Поттер его туда потащил…

— Симус?.. — уточнила Панси.

От ее напряженного взгляда хотелось выть. Драко, сдавшись, спрятался от него, зарывшись лицом в спутанные локоны светлых волос Луны.

— Мертв, — глухо ответил он. — Я убил его.

Панси медленно выдохнула и, склонившись, оперлась руками о спинку кресла. Облегчение пульсировало в ней, как бешено колотящееся сердце.

— Лавгуд, отползи от него, — невыразительно попросила она. — Пусти человека в душ.

Луна, всхлипнув, отстранилась и попыталась улыбнуться Малфою, заглядывая в бледное лицо снизу вверх. Кулачки прошлись по щекам, стирая остатки слез — от нее веяло легкой неловкостью пополам с желанием заранее простить себе затяжную истерику. Простить кому угодно все, что угодно — за то, что Драко стоит сейчас рядом с ней.

— Это кровь Финнигана, — неохотно ответил он, опережая немой вопрос. — Пришлось… чуть не по локоть вывозиться…

Луна едва заметно нахмурилась, светлые глаза подернулись легкой дымкой. И почти сразу снова прояснились — только теперь в них светилось недоумение.

Я просто устал! — едва не прошипел Драко ей в лицо, его уже подташнивало от удивленных взглядов, которых было слишком много за последние полчаса. Неужели нельзя взять и оставить меня в покое? Я устал, я не хочу больше ничего — я только что убил того, кто целый год превращал мои сны в кошмары, и даже это меня сейчас не колышет!

Мне плевать — я просто устал. К черту Финнигана… к черту всех, если я не могу просто закрыть глаза и не думать ни о чем — я же сделал все, что от меня требовалось… Мы все сделали. И это — все. Неужели не ясно?..

— Драко, чем ты там занимался?!.. — с нотками вновь пробивающейся истерики, задыхаясь, выкрикнула Луна. — Ты что… ты…

Из-за ее плеча за ним цепко и напряженно наблюдали непроницаемые, настороженные глаза Панси.

Малфой, покачнувшись, невольно ухватился за стену, медленно сползая по ней на пол. Он весь превратился в одно измученное перенапряжением и почти рыдающее от усталости существо. Тело не просто налилось свинцом — оно ныло и гудело.

— Со мной. Все. В порядке… — с нажимом прошептал Драко побелевшими губами.

Глаза закрылись едва ли не против воли — и это было почти наслаждением. Наконец-то…

Если бы я кричал в голос, то, наверное, лишился бы сегодня способности говорить навсегда — почему-то не оставляла несвоевременная, отдающая самобичеванием мысль. Чудовищно ломило виски — от напряжения, от сотрясающих землю громовых раскатов… от страха.

От ужаса — потому что мир вдруг заполнился множеством тел, они были так близко, что, казалось, почти обжигали своим присутствием, и от их нервозности, их ощетинившейся нерешительности веяло сдерживаемой агрессией и желанием раздавить его, вмять в хлюпающую грязь, если только он попытается сделать хоть что-то, хоть что-то…

Тела были повсюду — вокруг, они постоянно прибывали откуда-то, множились, окружая, нервируя, и все, что Гарри мог — это продолжать мысленно кричать, не замечая, что захлебывается в рыданиях. Не замечая, что задыхается, уткнувшись лбом в обжигающее холодом хрупкое, податливое плечо.

Руки, казалось, слились с тонкой ледяной спиной, которую обвили мертвой хваткой — и лед был неправильным, тем, чего не должно было быть. Это просто дождь, сквозь слезы повторял себе Гарри, зарываясь лицом в открытую шею, согревая ее дыханием. Это просто ливень — да я сам уже ног не чувствую, в этой луже-то, лето, называется, это просто гроза, ты замерз, Мерлин, мальчик мой, как же ты замерз… Мой светлый синеглазый мальчик…

Я согрею тебя. Мы согреем.

Ты только подожди.

Онемевшая кожа почти не ощущала ударов хлещущих с неба струй — это все холод, в жарком отчаянии прижимаясь к Джеральду, убеждал себя Гарри. Это все чертов холод, но мы разгоним его, мы…

Он почувствовал Северуса, как внезапно накатившую и едва не опрокинувшую его свирепым напором ярости, облегчения и горечи волну — как если бы волна неслась на них с бешеной скоростью, а потом, вопреки всем законам инерции, вдруг остановилась, как вкопанная, будто мгновенно смерзшись и превратившись в камень.

Камень, за которым бушевал — ад.

Почему-то вдруг снова оказалось, что к груди приникла Луна — только на этот раз тихая и какая-то пришибленно ласковая. Ее руки скользили по плечам, и она бормотала что-то своим журчащим, как ручеек, голосом — Драко помнил, она иногда становилась такой, когда утомлялась быть хлещущим во все стороны фонтаном слез, или застывшим болотом меланхолии, или весенней рекой бурной деятельности, или спокойным и величественным океаном мудрости. И тогда оставался ручеек — маленький, тонкий, незаметно смывающий с тебя все, что до этого не получалось сдвинуть даже одним отчаянным мощным рывком…

— Драко, рассказывай, — повторил настойчивый голос Панси, перекрывая тихое журчание. — По порядку.

Малфой невыразительно пошевелил бровями — все пронзительнее становилось лень даже говорить. Даже слушать ее.

— Нет, не смей спать! — звонкая пощечина на миг оглушила, и распахнувшиеся глаза уставились на прерывисто дышащую слизеринку. — Выпей, — флакон в протянутой руке.

Конечно, зачем прелюдии, объяснения и прочие «пожалуйста». Выпей — это максимум, на который расщедрится обеспокоенная Панси.

Обеспокоенная? — тупо переспросил себя Драко. О чем ей беспокоиться? Я же объяснил, что все хорошо. Все закончилось. И Гарри скоро вернется.

Мысль о Гарри цепляла внутри что-то, от чего начинала ныть… голова? Нет, скорее — где-то в груди, какое-то странное место, которое не получалось описать — и которое совершенно не хотелось тревожить. Я не стану думать о нем сейчас, снова закрывая глаза, обессиленно подумал Драко. Я не могу думать о нем… Мы все сделали. С ним все будет хорошо — с ним уже все хорошо, и ничего не может случиться там, в резервации магов. Там Северус, он поможет ему… поможет… так, стоп — ему?..

О, Мерлин, да пошло оно все, с тоской выдохнул Драко. Я не буду об этом думать!!! Я устал. Я все сделал правильно. Я — сделал, черт возьми, а остальное… остальное — Гарри поможет… и Северус… они — умницы, они смогут, огненные маги — это ж воплощенный живой апокалипсис, а, если их еще и вдвоем собрать, так они и землю с небом местами поменяют на время, коли понадобится… Что им стоит… О, Мерлин…

Выдох сам собой превратился во всхлип — и снова цеплялось, дрожа и звеня от боли, то самое место — где-то в груди, все сильнее рвалось наружу что-то, что едва удавалось сдерживать, стиснув зубы и до крови прокусив губу. Ладошка Луна скользнула по щеке — почему-то мокрая — и глухой, с нотками непонятного облегчения голос Панси едва пробивался сквозь пелену перед глазами.

— Это хорошо, глупая, лучше пусть нервничает… Раз еще может плакать — значит, не весь вышел… И с Джером все будет в порядке…

Имя отзывалось такой болью, что тело скручивало дугой, и Драко понял, что именно чувствовал. Это был стыд — невыносимый, чудовищный настолько, что хотелось умереть прямо сейчас, лишь бы открывать глаза не пришлось никогда. Стыд, похожий на прорвавшуюся сквозь плотину толщу воды.

Я знал, что произойдет, задыхаясь, тупо подумал Драко. Я знал, что однажды из камина выйдет он — и это будет означать смерть одного из нас. Я должен был верить ему… догадаться, что он — восторженный мальчишка, на взгляд которого я никогда не удосуживался толком ответить, прощавший мне все — нет, даже не прощавший, не терпевший, а все это время твердо знавший, что мне так можно, что я имею право с ним — так, что он НЕ МОЖЕТ быть убийцей, не может, в принципе — никогда. Никогда — против нас. Никогда — против Гарри, меня, девочек, никогда. Я мог, должен был, обязан был понять, вычислить, догадаться, что под его личиной придет кто-то другой — а это будет означать, что он… что он…

Сидевшая рядом с ними Панси вдруг вскочила с колен и рванулась к столу, хватая амулет и поворачивая его к себе оранжевой гранью.

— Я проверю, — нервно бросила она через плечо, прижимая ладонь к стеклу. — Гарри наверняка уже знает, как он… Драко, только, твою мать, не вздумай опять засыпать!

Что-то в ее голосе было — что-то такое, что растерзанный, грязный и вымотанный по самое не могу, устало привалившийся к стене, обнимающий прижавшуюся к его груди Луну Малфой вздрогнул — и опустил голову еще ниже.

Время остановилось, свернулось в точку, замерев в ожидании. Драко и сам бы свернулся сейчас, будь у него такая возможность.

Тот, кто способен убивать бездействием доверившихся ему — достоин ли жизни сам?

Он возвышался, как мрачный готический вампир — бледное, как мел, лицо с бездонными, запавшими черными глазами, в которых бился, рвался наружу такой яростный, горячий огонь, какого Гарри не видел, наверное, никогда. Или это случалось так давно, в прошлой жизни, что вспомнить, сопоставить сейчас не представлялось возможным.

Нервные пальцы впились в плечи, Снейп стоял, обхватив себя руками, запахнувшись в мантию, и, не отрываясь, смотрел на ношу в руках Поттера — таким взглядом, что Гарри, не выдержав, зарыдал, наконец, вслух, срывая голос и снова падая на Джеральда, сжимая его в объятиях.

А потом Северус мягко, как умел только он, сделал шаг и остановился над ним — агрессия толпы сразу опала, стушевавшись, теперь они просто стояли, кто почти рядом, кто — в отдалении, и смотрели, смотрели, не шевелясь и не говоря ничего. Наверное, если бы Гарри мог думать сейчас, он бы напомнил себе, что этим существам и не обязательно говорить, чтобы слышать, и совершать бессмысленные действия, чтобы понять, что к чему. Они отличаются тем, что умеют молчать, когда слова не нужны — уже или еще…

Но думать сейчас не получалось совсем — мозг будто спекся, сжался в комок, остались только обнаженная, с размаху бьющая изнутри мысль — ты должен, Северус! Ты можешь! Мы оба можем, когда теряем кого-то — ты просто давно забыл, что способен на это, что способен желать, чувствовать, но ты — можешь… Можешь — а, значит, ты должен, Северус, пожалуйста!

— Пожалуйста!!!.. — не выдержав, закричал Гарри вслух, захлебываясь слезами. — Пожалуйста, Северус!..

Джерри в руках — ледяной, как айсберг — и Снейп, смотрящий на него — только на него, не отводя глаз, будто прикипев и взглядом, и всем своим существом к залитому дождем лицу, к полуоткрытым бледным губам, к пронзительно, отчаянно ярким синим глазам, распахнутым ему навстречу. Глазам, в которых — Гарри помнил это — можно было утонуть, которые умели смеяться, заражая всех невольной улыбкой, и мгновенно холодеть, когда время смеха заканчивалось, которые могли пробить любой панцирь своим непосредственным, почти наивным юношеским пылом, и неопытностью, и решимостью, и теплой, мягкой, отчаянно-беззащитной доверчивостью… Которые могли закрыться сейчас навсегда только потому, что тот, в чью душу они смотрели, все никак не решался поверить в то, что видит перед собой — не мираж.

— Пожалуйста… — прорыдал Поттер, изо всех сил обнимая хрупкое тело и невольно раскачиваясь вместе с ним.

Снейп молчал, и Гарри поднял глаза — пусть оторвать взгляд от комьев размокшей грязи сейчас и было равносильно подвигу. Он молчал — непроницаемое лицо, сжатые нервные пальцы, неизменная черная мантия, и ветер с дождем, хлещущий почему-то где-то далеко, за спинами. И всепожирающее пламя на дне когда-то живых, а сейчас застывших в глупом, нелепом, неуместном отрицании черных глаз.

— Северус! — срываясь, закричал Гарри.

Взгляд дрогнул — и внезапно бледное, почти восковое лицо Снейпа на миг будто раскололось от боли, маска извечной сдержанности треснула, брызнув осколками — и Гарри задохнулся, глядя в пропасть бесконечной, невыразимой горечи и прорвавшейся вдруг голодной, почти звериной тоски.

Секунды словно замкнулись, построившись в круг — его хватило ровно на то, чтобы набрать полную грудь ледяного, промозглого воздуха.

— Нет!!!.. — вскрикнул он, крепче сжимая руки — и пульсирующая, дергающая, неприкрытая обнаженная боль в черных глазах напротив била наотмашь хуже крепких пощечин. — Ты должен помочь ему! Ты!!!

— Он мертв, Гарри, — не сводя глаз с лица Джеральда, пугающе мягко проговорил Снейп. — Уже несколько минут.

Дождь заливал его лицо, скрывая то единственное, что он всегда был способен качественно скрыть.

Панси, охнув, отдернула ладонь от светящейся оранжевым цветом холодной грани. Напряжение, исходящее от Драко, походило на натянутую струну, грозящую вот-вот порваться — и снова свалить Малфоя в пустоту омертвения.

— Что? — встрепенувшись, обернулась Луна.

— Он мертв, — каким-то чужим голосом ответила Панси. — Джерри… он…

И снова сдавленно охнула, будто пыталась вдохнуть — и у нее не получалось.

Глаза Луны расширились, она открыла было рот — и осеклась, медленно, словно боясь поверить тому, что слышит, поворачиваясь обратно к Малфою. Тот по-прежнему сидел, привалившись к стене и уставившись в пространство бессмысленным, пустым взглядом. Она уже видела такой однажды — в сознании Добби, когда бедный эльф, шмыгая носом, рассказывал ей, как хозяин Драко прожил зиму в поместье без хозяина Гарри.

Разница была только в том, что там, в воспоминаниях Добби, Драко двигался, говорил — и дышал. Сейчас же его грудь, опустившись после очередного выдоха, замерла — как игрушка, у которой кончился завод.

Ледяные, перепачканные в засохшей крови пальцы застыли окоченелой хваткой на плече девушки, слипшиеся стрелками ресницы перестали дрожать.

Это не было похоже на смерть — такую, какой Луна видела ее раньше. Драко всего лишь выдохнул — и остановился, весь, от бившейся пульсом синеватой жилки на виске до кончиков пальцев.

Он просто ушел. У стены осталось лишь тело, бессильно прислонившееся к ней затылком, все еще сжимающее чужое плечо в последнем прикосновении.