Глава 16. Земной маг

Пошевелившись, Драко хмыкнул и улыбнулся, не открывая глаз. Тихое ровное дыхание Поттера согревало шею — он еще спит. Наверняка спит, это просто сон…

Хотелось прислушаться — и потеряться в калейдоскопе чужих видений. Хаотично сменяющиеся картинки, мягкие стоны, жар кожи под пальцами, сладкий, невыносимо сладкий вкус поцелуев — завораживающий, притягивающий, лишающий воли… Тяжесть знакомого тела. Тепло объятий, срывающийся шепот. Глаза — серые, глубокие, клубящаяся, медленно раскрывающаяся бездна — вот что они такое, и ты падаешь, падаешь туда, не помня, где ты и кто ты, есть только они во всем мире, они заслоняют все, они и есть — все, ты принадлежишь им, и этим ладоням — узким и твердым, этим рукам, этому сердцу, ты слышишь его бешеный стук — кажется, что прямо в себе, и не хочешь знать, где кончаешься ты и начинается он, твой принц, твой ангел, светлая челка падает вниз, щекочет тебе шею, он здесь, он весь — твой, он принадлежит тебе, и его губы — снова, ты хнычешь и вцепляешься в бледное плечо, а губы изгибаются, приоткрываясь, выдыхая — Гарри, Гарри…

— Гарри… — тихо шепнул Драко.

Тонкие пальцы невольно зарылись глубже в копну густых спутанных волос на затылке, Мерлин, ни черта себе у него сны — теперь хотелось только вытянуться и отдышаться, иначе они никогда к завтраку не спустятся, а лучше — перекатиться по кровати прямо сейчас, опрокинуть его на спину, накрыть своим телом — горячий смуглый дьявол в моей постели, он меня с ума сведет когда-нибудь, обрывочно думал Драко, касаясь губами виска Поттера, обнимая его плечи.

— М-м-м… — чуть слышно вздохнул Гарри.

Его ладонь поползла вниз, скользнула по груди, к бедру, сонно лаская кожу.

— Гарри!.. — прошептал Драко — и услышал в собственном голосе пробивающиеся панические нотки.

Поттер поднял голову и прищурился, глядя на него затуманенными спросонья глазами. Пальцы сжались на бедре Малфоя.

Несколько секунд он смотрел в растерянное лицо Драко — а потом потянулся и, одним движением подмяв его под себя, жадно впился губами в открытую шею. Драко сдавленно ахнул.

— С ума сошел… — пробормотал он, целуя смуглые скулы, щеки, зарываясь в волосы — и одновременно пытаясь оттолкнуть. — Гарри, не сейчас…

Поттер упрямо скользнул вниз и обхватил губами темный бугорок соска, с силой сжав его. Малфой выгнулся — и зарычал, руки, сдавшись, почему-то зажили своей жизнью, хватая Поттера за плечи и опрокидывая его на спину, тело льнуло к нему, к Гарри, будто истосковалось за часы сна, будто тысячи лет прошло — Мерлин, это же просто чертов сон, задыхаясь, повторял себе Драко, повторял — и не мог остановиться, теряясь в запахе Гарри, и вкусе, стонах и всхлипах, и сладких губах, неуклюжих спросонья ласках.

— Дьявол… — прохрипел он, прижимаясь к податливому телу.

Гарри хулигански улыбнулся и запрокинул голову, не открывая глаз, невыносимо горячие бедра обхватили стройную талию — и Драко понял, что ему плевать и на завтрак, и на то, что снова скажет Панси, насмешливо поглядывая на них, взъерошенных и счастливых, плевать на все, кроме этой болезненной морщинки на лбу — она всегда появляется, когда только начинаешь двигаться — и закушенных губ, и разметавшихся по подушке черных волос, и судорожно вздрагивающих, вцепившихся в него пальцев.

Взяв в ладони лицо Гарри, Драко стал целовать его, медленно, боясь дышать — и почти крича от невозможности сдержаться, потому что — ну как можно сдерживаться, когда разгоряченный спросонья Поттер стонет под тобой, сладко всхлипывая и шепча, как заклинание — Драко, Драко… — и приникает губами, зарывается в шею, дыхание опаляет кожу, и все это заводит еще сильнее, какой-то замкнутый круг, и хочется остаться в нем — навсегда, сгореть, раствориться в этих дьявольских зеленых глазах, в Гарри…

Выдохнув, Драко приподнялся на локтях, отстранился, уже не контролируя движений, рывками толкаясь в жаркую тесноту. Поттер выгнулся, крича, ногти впились в бледную кожу, притягивая и умоляя, он почти рыдал, обвившись вокруг Малфоя — и Драко сдался, проваливаясь в него, как в долгожданную смерть, на мгновение ослепившую, оглушившую рассудок.

Спутанные волосы на виске. Кружащий голову запах его тела. Хриплое дыхание вперемешку с мягкими, тихими стонами.

— Тише, тише… — бормотал Драко, целуя влажные щеки. — Ну, что ты, Гарри…

Поттер молча уткнулся носом в его шею, руки обвились вокруг талии, сжались — с отчаянной, какой-то болезненной силой.

— Я тебя сегодня во сне видел… — невпопад прошептал Гарри.

Драко не смог сдержать нервный смешок.

— Я знаю, — мягко заметил он. — Ты громко думаешь, когда спишь, еще три минуты, и тебя бы даже Лавгуд из столовой услышала.

Губы Гарри задумчиво обхватили мочку его уха. Драко едва сдержал дрожь.

— В столовой?.. — чуть слышно выдохнул Поттер. — А я думал, еще совсем рано…

Драко, собравшись с духом, перекатился на бок и уставился в потемневшие глаза.

— Что с тобой? — тихо спросил он.

Гарри пожал плечами и потянулся к нему, уткнулся лбом в плечо. Пальцы медленно заскользили по груди Малфоя, рисуя одним им ведомые узоры.

— Ты меня любишь? — отстраненно поинтересовался он.

Голос звучал глухо, будто из-под земли. Драко почувствовал, как в животе начинает тугой спиралью скручиваться холод. Такие разговоры никогда не предвещали ничего хорошего.

— Да нет, я просто хотел с тобой переспать, а потом втянулся, — хмыкнул он вслух.

Гарри едва слышно вздохнул. Похоже, на подобный вопрос можно было отвечать как угодно — сути и результата это совершенно не меняло…

— Драко… — одними губами прошептал он.

Малфой, не выдержав, скользнул вниз и снова уставился ему в глаза.

— Я не хочу, — с каким-то мучительным, болезненным упорством сказал Поттер, отвечая на взгляд. — Никогда… больше…

Холод в животе взорвался миллиардами ледяных искр, мгновенно рассыпавшихся по всему телу, заморозив дыхание, сорвав голос. Остановив сердце. Если Гарри так говорит — значит, он уже принял решение, значит…

Губы предательски задрожали.

Гарри, опустив глаза, снова вздохнул и откинулся на спину.

— Мне снится, что ты мертв, — ровно проговорил он, глядя в потолок. — Что я брожу по дому месяцами, жду тебя… Сначала верю, что ты вернешься. Потом просто жду… А потом начинаю медленно сходить с ума, — он горько усмехнулся и покачал головой. — И все это время я знаю, что сам виноват во всем. Я пишу длинный список своих ошибок — и понимаю, что мог хоть в одном пункте поступить иначе, и ты бы остался жив. Газеты поливают нас грязью, а я напиваюсь по ночам, потому что мне страшно. Страшно, что все было… зря…

Драко молчал, не в силах вытолкнуть разрывающий легкие воздух.

— А потом ты приходишь, — Гарри медленно обернулся, по его губам скользила горькая улыбка. — Набрасываешься на меня… Шепчешь, что любишь… что соскучился, что мы все исправим… А я все гадаю — это и есть смерть? Я умер? Или ты смог снова… оказаться рядом?

Он вздохнул.

— Может, мы уже ошиблись? — почти беззвучно прошептал он. — И оно… уже началось… просто мы с тобой об этом еще не знаем.

Его пальцы нашли ладонь Малфоя, сжали. Тот молчал, остекленевшими глазами уставившись на него.

— Драко, выдохни, — поморщившись, попросил Гарри. — В конце концов, это просто сны… Я, наверное, сам себя накручиваю.

Малфой с трудом заставил себя сглотнуть невесть откуда взявшийся ком.

— Я не рассказывал тебе этого, — каким-то чужим голосом произнес он.

Гарри бросил на него быстрый взгляд.

— О списке, — пояснил Драко. — О газетах… Я…

Слова вдруг исчезли куда-то, пропали прямо с языка — именно те, которые были нужны.

Поттер перевернулся на бок, подложив локоть под голову, и снова глянул на Малфоя своими умопомрачительными глазами.

— Что мне сделать, чтобы это не повторилось? — шепотом спросил он. — Скажи мне. Потому что я… не хочу. Соглашаться с МакГонагалл. А потом просыпаюсь утром — и думаю, что это моя трусость… виновата… в том, что ты…

Драко зажмурился и уткнулся лицом в подушку.

— Ты ведь уже решил, — глухо проговорил он. — Ты уже знаешь, что согласишься. Что влезешь во все это дерьмо снова, Поттер. Боишься, что на этот раз умрешь не ты? Так я тебя успокою — даже если это буду я, Луна умрет следом за мной. А, значит, и ты тоже. Твои сны — просто страхи, и ничего больше. Этого не произойдет. Что бы ты ни делал.

Драко вздохнул. Пальцы рассеянно комкали край простыни.

— Давай не придумывать красивых причин, — угрюмо закончил он. — Тебе хочется в очередной раз спасти мир, твоя гриффиндорская сущность не умеет отказывать страждущим — так просто возьми и спаси его еще раз. Даже если мы сдохнем все, Поттер, это будет уже неважно. Я больше не откажусь от тебя. Я… помогу, если будет нужно. К чему бы это ни привело.

Гарри молчал. Он замер, сжавшись в неподвижный комок на своей половине кровати.

— Я не хочу… — с отчаянием повторил он наконец.

Драко повернул голову — Поттер кусал губы, тяжело дыша.

— Ты не понимаешь, — выдохнул Гарри. — Мне плевать на них. Да, наверное, это просто мои страхи… в которых откуда-то есть то, о чем я не знал. Но я не понимаю, что происходит — это бунт моих перепуганных желаний, или это мир подает мне знаки? О том, что я допускаю ошибку сейчас, и что ее еще можно исправить?

— Исправить как? — медленно уточнил Драко. — Согласившись? Или, наоборот, отказавшись?

— Я не знаю, — беспомощно признался Гарри, отворачиваясь и пряча лицо в ладонях.

— Извини, — буркнул он, когда смог отдышаться. — То набрасываюсь на тебя с самого утра, то разговоры затеваю…

Драко придвинулся ближе и отвел его руки в стороны.

— Тебе это снилось? — спросил он. — Сегодня утром? Я просто конец подсмотрел?

Гарри молча пожал плечами и кивнул.

— Мне, правда, нравится заниматься с тобой сексом, — совершенно спокойно сообщил он. — Ничего не могу с собой поделать. Даже если ты… просто втянулся.

Малфой не удержался от неуместной улыбки.

— Поттер, ты и бревно соблазнишь, если тебе приспичит, — протянул он. — Неудивительно, что я застрял в твоей постели так надолго. На твоем месте я бы сейчас лучше подумал о том, что мы скажем в свое оправдание Панси, когда спустимся вниз, а она опять заведется читать нотации.

Гарри загадочно улыбнулся.

— Еще немного, и я посоветую ей завести любовника, — фыркнул он. — Нельзя быть такой занудой. Хуже…

Он осекся, и Драко едва не прикусил язык, поймав себя на попытках закончить фразу за него. Имя Грэйнджер по-прежнему оставалось полуоткрытой дверью во тьму, в которую никто из них не торопился заглядывать. Всему свое время, а умирающим — тем более.

— Поттер, не шути со слизеринцами, — серьезно сказал Драко. — Подобный совет Панси вполне может принять к сведению, а ближайшие кандидаты в округе — это мы с тобой. Она тебя привлекает?

Гарри прыснул, отворачиваясь.

— Если я спрошу, привлекает ли она тебя, ты, я чувствую, дашь мне в глаз, — сквозь смех пробормотал он.

— По крайней мере, попытаюсь, — согласился Драко. — К тому же, я в жизни не поверю, что ей действительно это нужно. Она выглядит, как человек, закрывший тему близких отношений для себя раз и навсегда.

— Ты ее тоже когда-то закрывал, — небрежно отмахнулся Поттер. — И посмотри, где ты в итоге оказался.

Малфой наклонился и коснулся губами его лица.

— В раю, — прошептал он, обнимая Гарри. — И черта с два ты меня отсюда выгонишь, Поттер…

Гарри молча зарылся лицом в его волосы. Наверное, Драко прав, устало подумал он — не стоит ворошить то, что пока не случилось… тем более, что при одной мысли о чем-то ином хочется выть.

А при мысли о том, что все это однажды снова закончится, оборвется — как и тогда, в какую-нибудь ничем не примечательную секунду — хочется умереть прямо сейчас. Так, может быть, уж лучше завывания, чем смерть?..

* * *

Больничные стены навевали тоску.

В детстве, бывая в клинике, Панси гадала, что именно создает здесь такой неповторимый, особенный, притягивающий и одновременно отталкивающий запах. Цветы, которыми уставлены подоконники? Зелья — перемешавшиеся, наслоившиеся одно на другое? Кровь, спирт?

Едва уловимая вонь смерти и разложения — вот как она называла это сейчас. Самым странным казалось то, что определение пришло сразу же, стоило только перешагнуть через порог и вдохнуть полной грудью больничный воздух.

Молоденькая ведьма за стойкой, указатели, лифт, солнечный свет, едва пробивающийся сквозь неплотно прикрытые шторы в коридорах. Сиделка у кровати — и отсвет презрения и, одновременно, подобострастия в ее глазах. Презрения — потому что она презирает всех, кто ходит к безнадежным больным, полагая, что каждый из них бывает здесь только для того, чтобы лишний раз порадоваться — умирает не он, а кто-то другой, поняла Панси. Подобострастия — потому что в этой палате умирает Гермиона Грэйнджер, про которую ни черта не ясно, кроме того, что ее навещала МакГонагалл, та самая дама, что сменила на посту Альбуса Дамблдора, убившего в свое время Сами-Знаете-Кого.

Этого хватало, чтобы быть вежливой с посетительницами пациентки. На всякий случай.

— Только не прикасайтесь к ней, — учтиво напомнила она и встала, уступая Панси место рядом с кроватью.

— Как она? — негромко спросила девушка, удерживая сиделку за рукав.

Несколько секунд тишины дали больше информации, чем произнесенные, наконец, слова.

— Мы делаем все, что возможно, — ровно ответила та — и вышла.

Почки не функционируют, поражение кожного покрова — восемьдесят три процента, лицевые и глазные мышцы не подлежат восстановлению, разрушение периферической нервной системы…

— Ну, здравствуй… гриффиндорка… — вздохнула Панси, медленно опускаясь на стул.

Лежащее, а, точнее, висящее в футе над кроватью спеленатое заклятьями существо не отреагировало. Впрочем, реакции Панси не ожидала — идя сюда, она отдавала себе отчет в том, что поговорить с Гермионой уже не удастся. Да и сложно говорить с тем, чьи голосовые связки остались в недавнем прошлом — даже если у Грэйнджер хватит упрямства выкарабкаться из комы и пройти через все курсы косметической колдомедицины, вряд ли она сможет снова научиться говорить. И — да, видеть. Немота — еще полбеды, но слепота… При том, что поражены не только глаза, но и весь участок мозга, ей даже подвиг Моуди не повторить…

Жалость была бы уместной, поймала себя на странной мысли Панси. Хорошо, что испытывать не обязательно. Мешает… да и ни к чему она Грэйнджер. Вот если бы жалостью из комы поднять можно было… или хотя бы зрение вернуть…

Она протянула руку и осторожно коснулась лба едва дышащей Гермионы кончиками пальцев.

— Давай-ка посмотрим, что там у нас… — бормотала Панси, скользя ладонью над лицом девушки.

Прикрыв глаза, она сосредоточенно прислушивалась — так, как учила Лавгуд, хотя из Лавгуд учитель, конечно… так ведь и другого-то нет, только и остается, что вытягивать информацию из этой чокнутой…

«… — Я ей что, все мозги должна буду обшаривать?

— Драконы были последним и самым пугающим из того, что она видела. Наверняка это будет на поверхности. Просто посмотришь — что увидишь, то и хорошо. Не получится — придем еще раз…

— Если он будет, этот — еще раз…»

В воспоминаниях Гермионы была чернота. Непроглядная, пустая, гулкая, как дом, который давно покинут хозяевами. Панси сжала зубы и уставилась на девушку, подперев кулачком подбородок.

— Ну, и что мне с тобой делать? — мрачно поинтересовалась она. — Ты ж такими темпами в любой момент умереть можешь… единственный свидетель ты наш.

Она придвинулась ближе.

— Ладно… попробуем вот так…

Панси встала и, наклонившись, уперлась обеими руками в кровать по разные стороны от Гермионы. Пустые выжженные глазницы смотрели прямо на нее.

М-да, жаль, что у нее глаз нет, машинально подумала Панси. Что-то, чувствуется, легче было бы на порядок…

Вдохнув, она склонилась чуть ниже, лбом к самому лбу девушки.

Лавина образов нахлынула, смывая сознание, как мощный поток.

Лица замелькали, сменяя друг друга, как картинки в рехнувшемся калейдоскопе. Суровое и напряженное — МакГонагалл, мрачное — Снейпа, улыбающееся — какого-то темнокожего мужчины средних лет, рыжий Уизли — сосредоточенно покусывает губы, глядя на шахматную доску, и пламя камина за его спиной, Гарри… хмурый и осунувшийся, на подоконнике аляповатой, в ярко-красных тонах, гостиной, снова Гарри — лежащий на пушистом ковре, навзничь, огромный, вспухший ожог на его груди, под разорванной рубашкой, чьи-то глаза — бездонная серая пустота, сумрачный, исхудавший Драко, выходящий из камина, пламя свечи, и тени от него — на стене…

Панси фыркнула и помотала стриженой головой. Чушь какая-то…

«…— Почему, вообще, идти должна ты? У тебя ни опыта, ни умений!

— Потому что о том, что ты — маг, в Магическом Мире только ленивый не знает.

— И что, арестуют прямо в клинике? Не смеши.

— Когда арестуют, смеяться сама уже не захочешь. Иду я, потому что больше некому.

— Только не вздумай там ни на кого влиять! И не защищайся, пока не трогают — они просто люди.

— Хорошо…

— И мысли у всех подряд не подслушивай. Упаси Мерлин, заметят.

— Да, мамочка! Заткнись уже…»

Нужно было что-то другое. Нужно. Необходимо, черт побери, Грэйнджер, ну как же тебе объяснить, что нам без этой информации никуда, дурочка ты наша…

Панси стояла, наклонившись над ней, и нервно постукивала пальцами по одеялу.

— Давай же, милая, мне нужно увидеть… — пробормотала она, проводя ладонью над обожженной щекой. — Очень нужно. Ты даже не представляешь, как сильно, это ж получится, что ты зазря здесь загнулась, если я сейчас из тебя вытащить ничего не смогу… Давай, подскажи мне, как тебя разговорить… Неинтересны мне твои личные переживания, только это покажи, и я отстану… Честное слово, отстану, только помоги — хоть немножечко…

Грэйнджер молчала — хотя, конечно, она молчала бы в любом случае, даже хныкать и стонать толком ей сейчас было нечем, обугленный остаток от человека… Панси невольно поморщилась — пакостная, все-таки, смерть от ожогов… никому не пожелаешь. Хорошо, хоть в коме лежит — наверняка боли не чувствует…

Чертова жалость все же упорно пыталась прорваться наружу.

«…— Запомни — чувство, физический контакт и желание. Этого достаточно.

— Зачем мне это запоминать, если ты только что вопила, что этого нельзя делать?

— Пфф… Так ты не делай, ты запоминай. Все равно когда-нибудь пригодится, вдруг мальчишек рядом не будет.

— …Странные вы тут, все равно. Все трое.

— Зато живые, Панси. Чего и тебе желаю…»

Живые. Грэйнджер, вон, тоже живая… только толку от этого никакого пока что. Хотя, с другой стороны, если она умрет, толку не будет не только в ней, но и в ее самоубийстве. Из мертвых, по словам Лавгуд, уже ничего не вытянешь… будь ты хоть трижды магом.

— Мне нужна эта информация, — монотонно повторила Панси, глядя в пустые глазницы. — Ох, Грэйнджер, как она мне нужна… не самим же нам шеи подставлять, раз ты такая дурочка оказалась… что даже улизнуть толком не успела… Хотя — ведь успела же. Там не было антиаппарационного барьера? Или ты умудрилась за него выскочить? Или что?

Чувства, говорила Лавгуд. Желание… Да у меня вообще ни черта сейчас нет, кроме этого желания — и еще ощущения, что время кончается, вот выставят за дверь с минуты на минуту, как будто так и надо, а с тебя же станется ночью сдохнуть… Ох, в другой раз я бы за тебя даже порадовалась — что отмучалась, что изуродованным растением на амулетах и заклятьях не останешься… а тут… давай ты сначала покажешь? Какого черта ты думаешь о всякой ерунде, а не о том, что мне нужно? Вот бы Лавгуд саму сюда, пусть бы рылась… в мозгах твоих запутанных, заумных…

Медленно наклонившись, Панси оперлась коленом о кровать и коснулась лбом обгорелой кожи на лице Гермионы. Ладони скользнули по вискам, захотелось взвыть — черт, какая все же гадость эти ожоги, прибью кого-нибудь, честное слово, хоть ту же Лавгуд, а лучше — того придурка когда-нибудь, который драконов на людей насылает, сплошная корка вместо волос, у нее были красивые волосы, Мерлин, о чем я думаю, Грэйнджер! Давай, вернемся к драконам… что-то же ты там видела, кроме пламени, должна была видеть, ты умница у нас, всегда была умница, хоть и дура гриффиндорская, но это ж — как форма носа, если родился таким, уже все, чего потом убогого обижать, вы же не можете с этим справиться, вас только пожалеть за это, а умной тебе оно быть не мешало никогда, ты все замечала, все складывала в нужные кучки, и как мне теперь эту кучку в твоей башке без тебя найти?..

Мысли спутывались в бессвязные потоки слов, пальцы машинально поглаживали обгоревшее лицо Гермионы, и Панси, закрыв глаза и прижавшись к ней, продолжала умолять, умолять — не уходить же отсюда ни с чем, такой источник информации, живой свидетель, вот они, мозги, приходи и читай, но, пока она разберется, как и что, свидетель сдохнет здесь, в этих стенах, Мерлин, до чего же все нелепо, нелепо, Грэйнджер, давай, впусти меня, понятия не имею, как, но желания у меня хоть отбавляй, и контакт — вот он, и чувство — ох, а что, чувства, что я порву в клочки когда-нибудь того, кто с тобой это сделал, мало? Нужно еще какое-то? Человечек ты глупый, запутавшийся, все вы, гриффиндорцы, как телятки малолетние, гонят вас на убой, а вы и претесь, радостные, а потом одни могилы братские от вас, да слова с пафосом — раз в год по праздникам…

Жалость… нет уж, только не жалость, к черту жалость. Что ты, ничего другого не заслуживаешь? Восхищение. Гордость, что ты, дочь магглов, была умнее нас, могла больше нас, уж я-то знаю, чего тебе это стоило, пусть ты никогда не смогла бы… но твои дети — уже могли. Бы. Если бы… Че-е-ерт, как несправедливо — такие мозги сейчас в обугленной черепушке спекаются! Грэйнджер, у тебя должны были быть дети! Сколько тебе — девятнадцать? Или не стукнуло еще даже? Кто решил, что тебе достаточно, что разменять тебя, как мелочевку, важнее? Что у них там, в Ордене, мяса другого не нашлось?

Злость поднялась откуда-то изнутри — холодная, трезвая и пугающе сдержанная. Дождусь момента — лично МакГонагалл голову оторву, поняла Панси. Кто, вообще, позволил этой кошке людьми управлять? Черта с два ты умрешь, Грэйнджер. Ты нужна здесь, твои умения и таланты, твои знания, твой чертов мозг и твоя память — ты нужна, иначе бы ты не выжила, мы же все в этой проклятой войне поумирали, а ты продралась — ради чего? Чтобы сейчас — вот так?..

Тихий вздох — Панси почувствовала едва заметное дуновение воздуха на губах. Медленно, боясь открыть глаза, отстранилась, превозмогая ломоту в напрочь затекшей спине — и только потом опустила взгляд вниз.

Гермиона смотрела прямо на нее. На обожженном, искореженном до неузнаваемости лице с опаленными ресницами и бровями огромные, будто испуганные глаза выглядели просто чудовищно. Намного хуже, чем раньше — островок жизни на почти умершем теле, беспомощный, потерянный, одинокий.

А потом она вздохнула и попыталась пошевелить головой — и Панси едва сдержала рвущийся из груди визг ужаса. Желание убраться отсюда и не вспоминать этот кошмар никогда вдруг показалось таким огромным, что ноги сами отнесли ее к двери. Мгновенно, без команды.

— Кто ты? — тихо, но совершенно четко спросила Грэйнджер.

Панси стояла, прижавшись к стене, и всеми силами заставляла себя глубоко дышать. Вдох — выдох, вдох — выдох, а этого говорящего чудовища не существует, я сейчас закрою глаза и окажусь дома, она не может разговаривать, не может, не может… Это не она, она бы меня узнала, должна была, обязана…

— Что ты здесь делаешь? — медленно проговорила Гермиона.

— Пришла к тебе, — сквозь зубы выдавила Панси, стараясь не смотреть на висящее над кроватью тело.

Грэйнджер, видимо, снова попыталась пошевелиться — и застонала, и этот звук отрезвил, как хорошая пощечина. Она чувствует боль, растерянно подумала Панси. Вряд ли она хорошо видит… да и я изменилась… слегка… черт, кажется, я — истеричная дура.

Набрав в грудь воздуха, девушка шагнула к постели.

— Тебе привет от Луны Лавгуд, — стараясь говорить спокойно, сказала она, нервно обхватывая себя за плечи. — Мы хотим знать, что ты видела… в Вустере.

Гермиона прикрыла глаза — почти с облегчением, услышав имя той, кому почему-то доверяла — отчаянно и безоговорочно, — и дальше все снова стало легко.

* * *

Желтоватый лист пергамента внезапно захотелось смять, превратив в безнадежно испорченный клочок. Пальцы чуть дрогнули — желание на мгновение едва не пересилило отточенный годами напряжения самоконтроль.

«Ты спрашивал, что происходит. Семь городов, Северус. Портсмут, Лемингтон, Ноттингем, Плимут, Брайтон, Вустер и Мансфилд. Семь — за две недели. От двух осталась выжженная площадка, в одном — кровавая каша на совершенно целых постройках. В трех на улицах лежали целехонькие трупы, и в одном — трупы, расчлененные вместе со зданиями, дорогами и всем, что там было, перемешанные в кисель. Выживших нет — ни в одном случае. Никто не спасается.

Все города — на разном расстоянии от Лондона и в разных от него направлениях. Все — достаточно малы, нет ни одного действительно крупного. Крупные осаждаются иначе, это уже начинает бросаться в глаза.

В Шеффилде, Ливерпуле, Бирмингеме, Ковентри, Манчестере и Лидсе такая паника, какой и не снилось во времена незабвенного Риддла — люди валом валят из окраин, на улицах полно беженцев, дерущихся за кусок хлеба и спящих на помойках и площадях. Полиция в ярости, газеты вразнобой орут противоречивые лозунги, а Визенгамот все еще пытается делать вид, что ничего не происходит. В мире магглов политический развал, они не могут найти виноватых и обвиняют всех подряд.

Все только начинается, Северус…»

Семь. Замечательное число — если учесть, что именно семеро магов, судя по сознанию домовика, сейчас лежат в своих апартаментах, провалившись в кому. Как Эмили, которая оказалась всего лишь первой. Черт, а ведь если бы не ее настойчивая тяга к общению, информация вообще прошла бы мимо… он просто не стал бы искать…

Число казалось замечательным еще и тем, что, раз все выжатые (так и напрашивалось слово — использованные) маги — здесь, значит, их поселение и впрямь — единственное. Слишком уж красочное совпадение… а странный номер этого места можно смело отнести к изыскам не всегда понятной человеческой логики.

Сколько нас тут собрано, в таком случае? — мрачно задумался Снейп, по-прежнему сверля пергамент невидящим взглядом. Сотни? Тысячи? Каков процент магов в Магическом Мире, какая их часть согласилась на жизнь в резервации?

Скольких из нас не станет, когда все закончится? И чем оно может закончиться…

«Сам-Знаешь-Кто бьется в истерике при любой попытке заговорить рядом с ним о нападениях, и, Мерлин меня побери, я его понимаю. Наш неугомонный эмпат носится по стране, вынюхивая все, что можно, и я обливаюсь холодным потом при мысли, что когда-нибудь ее поймают за локоть, и ни меня, ни его не окажется рядом. История с туберкулезом завершилась благополучно — я уже говорил тебе «спасибо»? Правда, теперь я вынужден выслушивать стенания о количестве слизеринцев на единицу площади трижды в день во время еды — полагаю, ты догадываешься, от кого. Похоже, мы способны достать до печенок любого, Северус. Это комплимент, если я невнятно выразился.

Хотя, если честно, с ней жутко сложно. В Хогвартсе она была тихой и всегда помнила свое место — я начинаю думать, что этого качества достаточно, чтобы шляпа распределила девочку в Слизерин. Теперь же это просто какой-то бедлам — лишние тормоза снялись, моя милая школьная подруга стала деликатной, как голодный гиппогриф, и суется со своей логикой во все, хуже Грэйнджер. Понятия такта для нее больше не существует — еще немного, и я буду вынужден оправдываться перед ней даже за то, что забыл спросить ее мнение, когда выбирал себе партнера. Не то чтобы она была против, но я понемногу начинаю забывать, что это и мой дом тоже.

Сам-Знаешь-Кто вопит, что только теперь понял, почему тяжело ужиться с магом противостоящей стихии. Представляешь себе, как он реагирует, когда ему указывают, что он нарушает правила приличия, являясь за стол в шортах и без футболки? Не смейся, я с этим кошмаром рядом живу. Работаю буфером между двумя воюющими сторонами. Я когда-нибудь говорил, что понимаю тебя? Знаю, что нет. Я тебя понимаю, Северус. По крайней мере, мне начинает казаться, что это так. Если ты годами находился в подобной ситуации, то, по-моему, мир задолжал тебе памятник высотой с нашу Башню Астрономии…»

Тонкие губы изогнулись в горькой кривой усмешке. Ты так думаешь, мой мальчик? Личные разборки — такая мелочь по сравнению с тем, что творят великие люди, верша свои большие дела…

Снейп много раз думал о том, что будет, когда шпионский этап его жизни закончится. Он представлял что угодно, кроме всепоглощающего страха — кто-то другой занимает сейчас его место, просто потому, что пустым оно быть не может, и вряд ли этот кто-то — лучший. Северус привык быть в курсе всего, привык, что потоки информации обволакивают его со всех сторон, что он, молчаливая вещь в себе, знает больше других — а, значит, всегда готов к неожиданностям. Теперь же он ощущал себя выброшенным на помойку в разгар очередной войны, он не мог помочь делу — и не знал, как защитить себя.

От беспомощности хотелось выть. А лучше — шипеть, прямо в распахнутые в приступе приторного человеколюбия глаза ментальной проекции Карстен, которая пропала уже неделю как, и знать бы еще, куда и почему…

Маги выключались один за другим — видимо, следуя логике нападений. Околачивающаяся в последнее время с завидным постоянством в его апартаментах наблюдательница вдруг перестала появляться, и на вопрос о ее самочувствии не смог ответить даже домовик — Снейп подозревал, что ее просто нет здесь, в этих Мерлином забытых краях. Немудрено, что их отозвали — то ли временно, то ли черт его знает, зачем, раз такое в мире творится…

«Помнишь благословенный Орден? Не так давно нас посетила его глава, с тем самым предложением. Естественно — по личной инициативе, как самая здравомыслящая из людей. Лавры одного старикана покоя не дают, видимо… Мы отказались, как ты понимаешь. Категорически. Сам-Знаешь-Кто выставил ее в два счета, она чуть не дымилась, когда уходила.

Я почти уверен, что девочки пытаются придумать, как сделать то, о чем она просила, не проявив себя и не подставив шеи. Не думаю, что это возможно, но все же — у тебя нет идей? Мы смогли выяснить, какой Ритуал используется для уничтожения городов — это Призыв Низших Сущностей. Ты ведь не удивлен, что страну топчут именно стихийными ритуалами? Правда, конкретно этот не требует участия мага, его вполне может проводить и человек. Маг фигурирует в формуле на подготовительном этапе — его необходимо принести в жертву стихии примерно за сутки до Призыва, и все — приходишь на нужное место, читаешь формулу, и орава сущностей, подчиненных той стихии, которую ты ублажил, прорывается в реальность прямо тебе под ноги. Направляй и наслаждайся…

Понятия не имею, где можно было взять семерых беспомощных, не оказывающих сопротивления магов, чтобы даже человек мог с ними справиться. Ты точно уверен, что у вас все в порядке? Извини, но ваш рассадник — единственное, что приходит мне в голову. Я знаю, что ты способен позаботиться о себе, но все же — будь осторожен…»

Замечательно. Лучше и не придумаешь…

Ритуал Призыва Низших Сущностей — какая прелесть! Интересно, кому могло прийти в голову так извернуться, чтобы, потенциально не имея никакой форы в силе, добиться подобного масштаба в разрушениях? Страна поставлена на уши кем-то, кто вполне может оказаться обыкновенным, ничем не примечательным человеком. Волшебником не самых выдающихся возможностей. Серой мышью, на которую никто никогда бы и не подумал. Умереть, не встать…

Северус машинально скрипнул зубами. Все, что нужно — это пробраться сюда, в резервацию максимально ограниченных даже в возможностях самозащиты магов. Снейп отдавал себе отчет в том, что, войди сюда некто с полыхающим оранжевым светом связующим кристаллом — и ему нечего будет противопоставить. Его палочка не выдаст заклинания сильнее Экспеллиармуса, а выпустить на волю стихию без ущерба для себя он не способен. Никто не способен — кроме его самоубийственно отчаянного воспитанника да его безбашенного любовника.

А самое страшное… Для того, чтобы войти сюда, нужно единственное — заморочить мозги наблюдателям либо попросту договориться с ними. Вариант предательства с их стороны тоже нельзя исключать, они — люди, а, значит, не отвечают ни перед чем, кроме собственного душевного комфорта.

А еще их можно просто убивать…. хотя — нет, этот вариант исключается. Невозможно убить всех, не привлекая внимания Министерства Магии — вряд ли резервация заброшена совершенно и работающие здесь люди не обязаны выходить на контакт. А, убив одного, невозможно пробраться внутрь, оставшись незамеченным для оставшихся в живых…

Значит… что? Значит — либо предательство, причем массовое, либо подчинение любым из возможных способов, начиная с Империо и заканчивая направленной психоатакой — на которую, правда, способен только стихийный маг. Хм. Либо… что совсем уж ни в какие ворота не лезет… или лезет… Либо — эта операция была задумана заранее. И их специально согнали в кучу и разделили, дабы впоследствии уничтожить — по одному. Вот только — задумана кем? И как это связано с массовыми убийствами, о которых пишет Драко?

Нет ответов… Нет информации. Нет возможности ее получить. Нет ничего — кроме бесплодных раздумий и бьющей по ушам тишины.

«Тебе может показаться, что я жалуюсь, но, поверь мне, это не так. Просто есть вещи, о которых, как выяснилось, я могу говорить только с тобой — и, Мерлин свидетель, мне не хватает тебя. Единственный плюс твоего отсутствия в том, что я, наконец, могу решиться сказать все это — и быть уверенным, что ты услышишь. У тебя же нет сейчас возможности запретить мне быть искренним — даже если ты не нуждаешься в моих сбивчивых объяснениях, можешь оправдать свое терпение к моим опусам тем, что в этом нуждаюсь я. Ты делаешь доброе дело, позволяя мне выговориться — ты же мой наставник, это почти что твоя обязанность.

Не знаю, какого черта ты решил, что должен отправиться в глухомань и позволить запереть себя там — ты, Северус! Ты нужен мне. Ты нужен даже этому больному на всю голову миру, который, как и ты, никогда не признается в подобных вещах. У вас много общего, ты не находишь?

Я эгоист — что в Слизерине, кажется, никогда не считалось недостатком. Я хочу видеть тебя, хочу знать, что ты в безопасности. Мне недостаточно этих чертовых писем, когда ты заперт среди кучки уже — возможно — обреченных нелюдей без возможности выбраться или хотя бы защититься. Только попробуй мне не ответить — Добби сказал, что, пообщавшись с твоим домовиком, при большой необходимости вполне сможет найти к вам дорогу. Догадываешься, о чем я, или еще прямее сказать?

Никак не могу привыкнуть к мысли, что ты нашел действительно защищенный канал связи, и можно не бояться называть имена и излагать планы действий…»

Несчастный лист пергамента все же постигла участь безнадежно испорченного клочка. Одно движение — и ряд ровных, каллиграфических букв с завитушками исчез с глаз, будто его и не было.

На несколько бесконечных секунд Северус замер, запрокинув голову и закрыв глаза. Вдох-выдох, вдох-выдох… Вдох. Это просто истерика. Выдох… Драко склонен к перепадам настроения, он всегда мог сорваться на крик, на слезы, на неподобающие магу эмоции. Вдох. Всегда — начиная с прошедшего лета. С тех пор, как стал позволять себе быть настоящим, невзирая на все, что вбивалось в него с детства. С тех пор, как начал считать Поттера неотъемлемой частью своей жизни, переняв от него не самые лучшие гриффиндорские качества. Искренность, надо же… Выдох. Это просто истерика.

Вот только — что, Мерлин трижды их всех побери, могло заставить Драко Малфоя сорваться на ТАКИЕ слова?! О чем этот проклятый мальчишка умолчал, не решившись доверить важную информацию пергаменту?

Комочек был отправлен в сторону — одним мгновенным, безжалостным жестом.

— Инсендио! — прошипел Северус, взмахивая ему вслед волшебной палочкой.

Сжав зубы, он быстро вышел из ванной. Странная надежда, что это помещение не просматривается, заставляла читать доставленные эльфом письма, закрывшись там — просто… на всякий случай.

Есть привычки, которые не выведешь никогда, мрачно подумал Снейп, открывая дверь в кухню. Есть мир, в котором сама мысль о том, чтобы позволить себе потерять осторожность, всегда будет выглядеть глупостью… даже если глупцом со стороны при этом выглядишь ты сам. Лучше быть живым перестраховщиком, чем мертвым наивным идиотом…

Едва шагнув внутрь, он вздрогнул от мощного, прокатившегося где-то под землей, удара, заставившего машинально сжаться и схватиться за дверной косяк. От низкого, на пределе слышимости, гула, дрогнули колени, и почти сразу же раздался отвратительный, разъедающий слух, нарастающий визг сработавшего охранного заклятья — этот звук Северус не перепутал бы ни с чем.

Оглядевшись, он оттолкнулся от стены и, преодолев коридор, распахнул дверь на улицу. Яркий солнечный свет заливал дворик — что, впрочем, было оправданно, поскольку сегодня наружу Снейп еще не выходил… Вот только все остальное, что открылось глазам, оправдывать было нечем.

Привычная терраса шириной в два десятка шагов исчезла, превратившись в аккуратную дорожку до соседнего домика — точной копии того, в дверях которого застыл машинально стиснувший палочку Северус. Справа и слева виднелись ровные ряды одинаковых крыш остальных домов — с такими же одинаковыми стенами, крылечками, верандами перед входом и столиками на террасах. Заграждающее заклятье, разграничивавшее территорию и не позволявшее магам видеть ничего, кроме собственного участка, исчезло — вероятно, о нарушении именно его целостности и вопила сигнализация.

Впрочем, возможно, она вопила совсем не о нем, а, например, о том, что закрывало когда-то от огненного мага слепящее солнце, и небо, которого Снейп не видел уже несколько недель, и проносящихся над головой птиц.

Оглядевшись, намеренно игнорируя нервно выскакивающих, спокойно выходящих или осторожно выглядывающих из домиков людей, он остолбенел, уставившись на высокую, футов в сто пятьдесят, башню, возвышающуюся над рядами невысоких крыш.

Башня горела. Треск полыхающего пламени и рушащихся балок перекрывал птичий гомон и шум ветра — Северус подумал, что, похоже, именно там, в ней, и жили те, кто наблюдал за вышвырнутыми из страны стихийными магами. Жили — потому что сейчас в ней живых людей уже не осталось. Только трупы, насколько Снейп мог доверять своей способности чувствовать чужое сознание.

* * *

— Читаешь?..

Панси бросила быстрый взгляд на вход в библиотеку. Упираясь ладонями в косяки, в дверях стоял Гарри — взъерошенный, с отсутствующим взглядом. Впрочем, таким он был всегда — сколько она его помнила.

— Риторический вопрос, — сухо ответила Панси, снова склоняясь над грудой свитков.

Поттер хмыкнул и, медленно подойдя, остановился около стола, заложив руки в карманы. Коротко стриженый светлый затылок почему-то навевал воспоминания не о Хогвартсе и кудряшках, а о грязных патлах и шуме ночной грозы, в котором терялись всхлипы уткнувшейся носом в его грудь плачущей Луны.

— Где ты была сегодня утром? — мягко спросил Гарри.

Заминка, если она и возникла, заняла доли секунды.

— Я же не спрашиваю, где были вы, — не отрывая взгляда от пергамента, процедила девушка.

— В своей спальне, — пожал плечами Гарри. — Панси, даже если я сплю, это не значит, что я не замечаю твоего отсутствия.

— А ты спал? — ухмыльнулась она.

Улыбка пропала без толку. Он остался серьезен, как и его намерения продолжить допрос. Чертов Поттер.

— Панси, где ты была? — ровно повторил он. — Я задал тебе простой вопрос и хочу слышать ответ. Честный, как ты понимаешь.

Она вздохнула и подняла голову, положив руки поверх бумаг.

— А я, Гарри, хочу летать научиться, только почему-то не получается до сих пор. Как ты думаешь, мне по этому поводу заплакать — или попробовать без «хотелок» перетоптаться?

Мгновение он буравил ее пристальным взглядом, а потом притянул еще один стул — и сел напротив, вытянув ноги.

— Мне кажется, нам стоит кое-что прояснить, — медленно обронил Поттер, не сводя глаз с ее лица.

— Да, пожалуй, — Панси с вызовом приподняла подбородок. — Давно пора.

Гарри молчал, и это давало смутную надежду, что он не может подобрать слов. Хочет прижать ее к стенке — но не знает, чем.

Панси невольно вспомнила, как бесстыдно и по-дурацки обрадовалась, увидев его здесь. Их вместе — и его, и Драко. Понадеялась, что уж рядом с ними-то с ней ничего плохого больше никогда не случится… Наверное, старые воспоминания помутнили рассудок — о тех временах, когда эта странная, едва совместимая парочка была для нее единственным, хоть и необъяснимым, символом надежды. Когда еще можно было верить в глупости и убеждать себя, что жизнь — впереди, и она будет наполнена светом, а не чужими амбициями и непонятно чьей войной.

Когда хотелось смотреть на них и кусать губы, давя улыбку. Знать, что не ты одна пытаешься бороться со складывающимися столетиями устоями, пробиваясь к собственному будущему — наивно, без планов и тылов, просто — в лоб… как они.

Но война растоптала их — так же, как и ее. И, если когда-то Панси казалось, что нужно пробовать еще и еще, нужно быть сильной, упрямой и смелой, то сейчас она все чаще ловила себя на мысли — а стоило ли идти против мира, чтобы узнать тяжесть его пяты?

Мы заплатили за собственную глупость, все трое, мрачно подумала она. Каждый регенерирует, как может, каждый уцепился за свой второй шанс, вот только — не пора ли начать жить своим умом? Проникаться оптимизмом, глядя на «любовь, победившую смерть» — можно, вот только все время возникает смутное ощущение, что однажды оптимизм уже привел тебя… кое-куда. И не только тебя… А они — хм, да кто сказал, что смерть потрепала и отпустила их именно из-за любви? Сказка для восторженных юнцов — никакая любовь не смогла бы противостоять смерти. Здесь что-то другое… что-то, чего они тоже не хотят понимать, прячась в собственных чувствах, закрываясь в них. Надеясь, что это поможет им выпутаться в следующий раз.

И это давало ей право — и на свои решения, и на недосказанность, и на то, чтобы искать свой путь. Они — всего лишь мальчишки, они — не идеал, на который стоит равняться. Они — не авторитет. А то, что волею дуры-судьбы они оказались связаны и заперты в одном доме, не обязывает ее подражать им и поддакивать их решениям.

Лавгуд вон тоже не поддакивает. Вытворяет, что хочет, и никто ей не указ. Надо просто поставить себя — сразу, и не дать сбить с толку, не повестись на по-гриффиндорски неумелые и нелепые манипуляции. Уж если Лавгуд смогла — чем я хуже? — угрюмо подумала Панси. Что я, Поттеру противостоять не смогу? Ему ведь и сказать-то мне нечего, кроме как — ты не можешь, ты не должна, ну пожалуйста, ну как же так…

— Нам очень не хватало тебя, — вдруг сказал Гарри. — Точнее, не именно тебя, а… такой, как ты.

Неожиданное начало. Надо же.

— Какой? — хмыкнула Панси.

Гарри пожал плечами.

— Ты в курсе, что происходит? С нами, я имею в виду? — спросил он, неожиданно меняя тему.

Девушка изогнула бровь.

— С тобой и Драко? — уточнила она.

— Нет, — Гарри улыбнулся и взъерошил и без того растрепанные волосы. — С каждым из нас, сейчас. В последнее время. Тебе же не с чем сравнивать, может, ты полагаешь, что так и было всегда?

— Как?

От его внимания не укрылось, что она стала нервно постукивать пером по столешнице.

— Так, — взгляд Поттера вдруг неуловимо потяжелел. — Луна уже два дня не разговаривает с Малфоем — как ты думаешь, почему?

— Понятия не имею, — отрезала Панси.

Сюрреалистический разговор понемногу начинал ее раздражать.

— Он любит ее, — просто сказал Гарри. — А с тех пор, как появилась ты, она…

— Больше не ночует в вашей спальне? — в голосе вновь зазвучала насмешка.

— Разрывается между тобой и им, — возразил Поттер. — Ты таскаешь ее за собой всегда, когда не отправляешь бегать по городу или аппарировать по стране. Панси, я знаю, что в вашей паре ты — мозг, и я помню, как Луна плакала всегда, что ей не хватает поддержки сильного и здравомыслящего человека, который разделял бы ее взгляды. К тому же она — твой наставник, так что я понимаю, почему ты доверяешь ей больше, чем кому-либо из нас. Даже больше, чем Драко.

В глазах Панси блеснул какой-то недобрый огонек.

— И чего ты хочешь от меня? — резко спросила она. — Чтобы я полезла их мирить, раз Малфою тебя одного недостаточно? И, знаешь, я не понимаю всех этих ваших… любит — не любит… — она раздраженно хлопнула ладонью по столу и наклонилась вперед. — Мне плевать, как вы жили раньше.

— Хорошо жили, — пожал плечами Гарри.

— Плевать! — глаза девушки сузились. — Если Лавгуд так быстро сбежала от вас, стоило появиться мне, если она, вообще, оказалась моим наставником, может, это говорит о том, что не так уж вы ей были нужны? И все эти постельные игры втроем хороши, пока заняться нечем?

Поттер смотрел на нее как-то странно — будто искренне не мог понять, откуда берутся такие уроды.

— Постельные игры? — негромко переспросил он. — Панси, у тебя с Джастином тоже были постельные игры? Ты это так называла?

Возражения застыли в глотке.

— Они не разговаривают потому, что Луна обвинила Малфоя — в том, что он бросил тебя в Хогвартсе. Фактически — что МЫ тебя бросили, смотавшись в поместье и пожелав удачи всем, у кого есть планы. Как ты понимаешь, ему нечего было ей возразить. Потому что это — правда, и я это признаю. Если захочешь — признает и он, хотя, честно говоря, было бы куда порядочнее, если бы ты поговорила с ним об этом сама, а не плакалась Луне в жилетку, вынуждая метаться между вами.

Панси молчала, и в ее округлившихся застывших глазах читалось… многое. Достаточно, чтобы продолжать разговор. Чтобы надеяться — еще не все потеряно, и договориться можно.

— Тебе сейчас кажется, что с тебя свалились розовые очки, и ты наконец-то видишь мир без прикрас, — Гарри горько усмехнулся и потер лоб. — Вот только, знаешь ли… с нас троих они свалились намного раньше, но мы не пытаемся доказывать друг другу, как здорово видим всех насквозь. Я очень ценю то, что ты делаешь. Здесь, — он кивнул на кипу разбросанных по столу свитков, — полно того, в чем никто из нас так и не смог разобраться. Честно говоря, я поэтому и сказал, что нам тебя не хватало — и такой, как ты, и именно тебя… Не очень-то приятно жить, помня о тех, кого ты предал — а то, как поступили с тобой мы с Драко, называется именно так.

Он говорил медленно, глядя куда-то сквозь нее, и на мгновение ей стало неловко сидеть вот так перед ним и слушать, как он выворачивает душу на благо ее личным комплексам и обидам. Почему-то все случившееся в Хогвартсе вдруг показалось… таким.

— Идет война, Панси, — мрачно сказал Гарри, машинально царапая ногтем край стола. — Сейчас не то время, когда каждый может идти против всех. Нам все равно… придется принимать решения. И я вижу, что вы пытаетесь выяснить, какими они будут. Что вы делаете для того, чтобы иметь преимущество. Я только не понимаю, почему это преимущество должно быть и перед нами. Передо мной, перед Драко. Я — не твой враг. Я — глава этой семьи, и я хочу спросить тебя — если жизнь сложится так, что нужно будет идти и рисковать собой, своей шкурой и шкурами всех остальных, подставлять шею под удар, принимать на себя ответственность за будущее — и свое, и тех, кто тебя любит, и всех людей, которые сейчас умирают тысячами, ты — пойдешь? Ты возьмешь это на себя? Согласишься отвечать — за всех?

Его напряженный, тяжелый взгляд припечатывал девушку к спинке стула. Ее губы дрогнули, будто она хотела что-то сказать — и не решилась.

— Панси, я спрашиваю тебя. Ты чертовски умна и сообразительна, ты многое можешь просчитать, ты лучше меня, или Малфоя, или Луны — каждого в чем-то своем, и никто не умаляет твоих достоинств. Сейчас ты считаешь, что можешь позволить себе принимать решения за всех. Ответь мне — ты пойдешь до конца? Если будет нужно? Примешь на себя ответственность за исход войны и наши жизни?

Он наклонился вперед, упираясь локтями в колени, и Панси показалось, что воздух разрывает ей грудь. В его глазах застыла решимость, и отчего-то, отчаянно пытаясь подобрать ответ, девушка подумала невпопад — как он смотрел на Темного Лорда, когда убивал его? Его — чье имя мы даже боялись произнести? Так же — одновременно и хладнокровно, и яростно?..

— Быть умным очень просто — когда ты не отвечаешь за результат, — безжалостно продолжал Поттер, не отводя глаз. — Когда ты только ссоришь тех, кто вытащил тебя за шкирку из могилы — только потому, что это дается тебе легко и позволяет чувствовать себя сильной и значимой. Тебе интересно, как мы жили до тебя? Мы были счастливы, Панси. На нас не ополчился только ленивый, нас выставили из поместья, и Луна с Драко собачились по каждому поводу, и она бегала ко мне плакать и жаловаться, а он — возмущаться и срывать злость. Но потом они закрывались на чердаке, или в библиотеке, или в спальне, и она смеялась, что Драко ее спаивает, а он утверждал, что без бутылки с ней можно сойти с ума, и я видел, что они — счастливы. Им никогда не было просто — но им никогда не было плохо вместе. Тяжело — да, но не плохо. Кому из них сейчас ты сделала хорошо — тем, что поссорила их? Ты ведь вообще не подумала ни о нем, ни о Луне, только о своих выпестованных…

— Да никого я не ссорила! — устало прошипела Панси, опуская голову на руки. — Если они так друг друга любят, какого черта…

— А тебе не приходило в голову, что они любят и тебя тоже? — перебил Гарри. — Что им обоим — каждому — по-своему ты тоже важна? И что заставлять людей, которым ты дорога, выбирать между тобой и друг другом — это не только глупо, но и жестоко?

— Да какого черта! — внезапно выкрикнула она, чуть не подпрыгнув на месте. — Гарри, я НЕ понимаю, как вы уживались тут! Я — вообще — ничего не понимаю в вашей жизни! Вам кажется, что я должна быть благодарной за то, что вы меня вытащили? Да ради Мерлина! Вот только вытащила меня — Лавгуд, а вы…

— А мы бросили тебя в Хогвартсе, — ледяным тоном закончил за нее Гарри. — И ты не можешь простить нам, что мы не стали решать за тебя твои проблемы, а оставили там, разбираться с ними, самой. Я прекрасно понимаю тебя, это чертовски обидно.

Панси вдруг поймала себя на отчетливом желании вколотить ему очки между глаз.

— Где ты была, когда слизеринцы убивали Малфоя? — жестко спросил он. — Стояла за углом и боялась подать голос? Или дождалась, пока все разошлись, и только тогда побежала за Снейпом — тайком, чтобы никто не увидел? Хочешь вытащить все обиды — давай, поговорим и об этом! Как ты промолчала, когда из него выколачивали мозги, а потом раздавала мне пощечины за то, что я не защитил его.

На мгновение воцарилась пугающая тишина. В глазах Панси полыхало такое, что Гарри едва сдержался, чтобы не извиниться. Похоже, это и впрямь был удар ниже пояса.

— Каждому из нас есть за что винить другого, — не отводя глаз, сказал Поттер. — И я действительно не защитил его тогда. И я, и ты. Мы бросили его, и он едва не поплатился жизнью. А потом, позже, я бросил его еще раз — когда разорвал связь и пошел разбираться с Риддлом, решив, что Драко будет хорошо и в одиночестве. Собственно, я никогда не верил, что нужен ему — и кто виноват в том, что он почти год сходил с ума в поместье, разговаривая с моей тенью и надеясь, что я вернусь с того света? Он сам и его нежелание признавать правду? Или я — и мой страх, что без меня ему будет только лучше? Вот только он простил меня — почему-то. И предпочел жить дальше…

Панси медленно опустила голову на руки. Сейчас ей не хотелось уже ничего — только пусть он уйдет. Заткнется — и уйдет, куда угодно, и тогда она придумает, что ответить и как остановить то, что он делает с ней. Чертов гриффиндорец…

— Ты так похожа… на меня, — глухо закончил Гарри. — Мне тоже казалось, что я умнее всех, что я все вижу и понимаю… а потом вдруг выяснилось, что мир смеялся надо мной все это время. Что я — мелкая тварь, возомнившая себя великим магом. Панси, мы все здесь — просто мелкие твари… и у нас никого нет, кроме друг друга. И никогда никого не будет… Я всего лишь хочу, чтобы ты перестала отгораживаться от нас. Если ты не можешь позволить себе осмелиться и простить Драко за то, что он — не рыцарь на белом коне, который мог, но просто не захотел превратить твою жизнь в сказку, или Луну — за то, что она не оставила тебя умирать, или меня — за то, что путь, на который я втащил Малфоя, привел и его, и тебя в тупик, то тебе лучше уйти из этого дома. Прямо сейчас.

— Вообще-то, это не твой дом, чтобы выгонять меня, — нервно усмехнувшись, буркнула Панси, не поднимая головы. — Но в любом случае — если я уйду, то Лавгуд уйдет вместе со мной.

— Нет, — с мягкостью, пугающей почему-то больше, чем вся предыдущая жесткость, возразил Гарри. — Луна никогда не сможет оставить нас. Она умрет завтра же, если сегодня ты вытащишь ее отсюда. И она будет убиваться до конца своих дней, если оставит тебя — насколько я ее знаю, ее невозможно остановить, если кто-то втемяшился ей в голову… Видишь ли, я живу с ней несколько дольше, чем ты. И я видел, какой она была, когда обхаживала Малфоя. Поверь мне, у него просто не было шансов.

Панси хмыкнула — и отвела глаза. Смотреть на Гарри, когда он вспоминал об этом, было просто невыносимо. При том, что сейчас он, кажется, и впрямь хочет, чтобы Драко и Лавгуд помирились, память о том, что случилось тогда, причиняет ему боль. Почему — если они жили все вместе? И были, как он утверждает, счастливы?

— Почему ты сказал, что ты — глава семьи? — устало спросила она. — Это тебе так удобнее думать — или тебя Драко в постели так называет?

Поттер не улыбнулся — хотя, вроде, должен был понять, что это шутка.

— Потому что, когда время закончится и нужно будет принимать решения, это снова сделаю я, — угрюмо сказал он. — Вы разбежитесь, как крысы, каждая по своим углам, и вся ваша чертова решимость куда-то попрячется. Я задавал тебе вопрос, Панси — и ты промолчала. Так вот, мой ответ — я это сделаю. Как делал и раньше. Может быть, я — не лучший… но я — единственный из вас, кто на это способен, и кто понимает, что ему придется потом расплачиваться за ошибки. Единственный, на кого все смотрят, когда не знают, что делать. Извини.

Шутка внезапно перестала казаться смешной — и Панси тоже.

— Мне нужна ваша помощь, — тихо проговорил Гарри, пряча лицо в ладонях и потирая лоб. — Мне нужно знать, что я могу доверять вам. Что вы не сцепитесь опять, как пауки в банке… Что все, что ты делаешь, сидя вечерами здесь, за книгами или этими свитками, или обсуждая новости с Луной, или копаясь в бумагах Малфоя — ты делаешь для нас, а не против нас. Потому что все, что делаем мы — это для тебя, Панси. Для того, чтобы ты могла выполнять свою часть работы, мы выполняем — свою. И так — каждый из нас… Понимаешь?

Девушка долго молчала, напряженно покусывая губу и разглядывая свои ногти.

— Если я поговорю с Драко, ты от меня отцепишься? — отстраненно спросила она наконец.

— Если ты перестанешь настраивать против него Луну и делать вид, что ты не усложняешь этим их жизнь, я подумаю.

Панси вздохнула и нервно хмыкнула. Гарри поднял голову. В его глазах почему-то было что угодно — принятие, усталость, улыбка, — но только не отблеск едва закончившейся битвы.

— Ты так и не ответила, где была утром, — напомнил он.

Панси мстительно улыбнулась.

— У Грэйнджер, — с легкостью припечатала она мгновенно изменившегося в лице Поттера.

— Где?! — сдавленно выдохнул он.

— В больнице, у Грэйнджер, — терпеливо повторила Панси.

На растерянность, почти что шок Гарри было любо-дорого посмотреть. У каждого из нас полно слабых мест, вдруг подумала девушка. И, уж если говорить о предательствах… то ведь Поттер у нее не был ни разу. Наверное, тому тоже есть немало причин… но, дай Мерлин, чтобы хоть одна из них была менее неприглядной, чем некоторые из моих.

— И… как она? — неуверенно спросил Гарри.

— Будет жить, — пожала плечами Панси — и, невольно поежившись, вздохнула: — теперь уж точно — будет…

* * *

Сидя за столом и покусывая губы, Луна быстрыми движениями сосредоточенно красила ногти — это здорово помогало не оглядываться и не таращиться на буравящую тяжелым взглядом ее спину Паркинсон. Взгляд ощущался прямо кожей.

— Ну, так и что — какие новости сегодня? — ровно спросила Панси.

Луна поморщилась.

— Ты была права, — неохотно отозвалась она, придирчиво разглядывая маникюр. — Терри говорит — судя по дате первой записи в моем личном деле, о моей инициации в аврорате узнали чуть ли не через неделю… Стало быть, и впрямь решили наблюдать, на кого выведу.

Панси медленно поднялась — и села на кровати, упершись ладонями в покрывало.

— Лавгуд, если это так, то любой идиот догадается, где нас искать, — процедила она. — Если ты — маг, Малфой — твой наставник, и его выставили из поместья, то первый дом, где вы можете оказаться — это твой.

— Я в курсе, — хмыкнула Луна. — Где мы находимся — это им тоже известно. Уже давно. Полагаю, что тоже — почти сразу, как только мы переехали.

— Но вас же не трогали? — напряженно уточнила Панси.

Луна пожала плечами и принялась аккуратно подкрашивать неудачно, на ее взгляд, покрытый лаком ноготь.

— Тогда зачем вообще было выгонять вас из поместья?

— Здесь наблюдать проще, — нехотя ответила Луна. — То есть, это я так думаю — что из-за этого. И пробраться сюда, если что, хотя бы возможно — там Драко таких заклятий понавесил, не считая тех, чем еще штаб Ордена Феникса себя охранял… Зато нас, похоже, только поэтому все еще не пытаются в нападениях обвинять. Просто знают, что в это время никого из нас там не могло быть. Так что — все только к лучшему сложилось…

— Гарри знает? — помолчав, как бы между делом поинтересовалась Панси.

Луна кивнула.

— Я с ним говорила, когда пришла. Перед ужином.

Значит, в библиотеку он нагрянул уже после свалившихся новостей. Значит, полагает, что ситуация может потребовать его вмешательства и четкой, слаженной работы всех четверых, либо… либо — и впрямь беспокоится за своих странных любовников. Или кто они там ему и друг другу…

— Расскажи мне о нем, — неожиданно попросила Панси. — То есть… о них обоих.

Луна обернулась, пряча улыбку в уголках губ.

— Если ты начнешь сама задавать вопросы, всем станет проще, — ухмыльнулась она. — Общей информации у тебя и так хватает.

— Я читала сегодня записки Малфоя — ну, те, с прошлой осени, — задумчиво проговорила Панси, снова ложась на спину и закидывая руки за голову. — Знаешь, такое ощущение, что с крышей у него и впрямь… не все хорошо было… Набор слов какой-то… Вот и думаю — может, ты хоть что-то объяснишь.

Лавгуд вздохнула и принялась медленно завинчивать флакон с лаком.

— Зачем тебе это? — отстраненно спросила она.

— Просто хочу понять… их, — пожала плечами Панси.

В глазах Луны замерцали искорки. Она подула на ногти, пряча улыбку.

— Ты говорила с Гарри?

— С чего ты взяла? — тут же напряглась Паркинсон.

— Да так… — протянула Лавгуд, разглядывая свои руки. — Похоже, что, если его достать очень сильно, он способен промыть мозги даже тебе. И что он сказал — напомнил, что ты бегаешь по городу без его разрешения?

Панси презрительно хмыкнула.

— Что я поссорила тебя с Малфоем, — недовольно пробормотала она.

Улыбка Луны увяла.

— И что ты так мастерски уложила его в свою постель, что бедный Поттер до сих пор об этом вспоминать боится, — мстительно добавила Панси. — Сволочь ты, Лавгуд, похоже.

— Спасибо за комплимент, — машинально отозвалась Луна. — И я его не укладывала, мне просто было нужно, чтобы он начал мне доверять.

— Зачем? — усмехнулась Панси.

Луна невыразительно пожала плечами и потерла лоб.

— Были… свои причины… — она вздохнула и пересела на кровать. — Слушай, я же вообще ничего не знала, когда… переехала к ним. У меня были какие-то идеи — ну, что Гарри с Малфоем могли бы быть силой, которая наведет порядок в стране, я писала статьи об этом, распространяла информацию… чтобы, если они захотят, у них была возможность захватить власть.

Панси восхищенно присвистнула.

— Да ты не просто сволочь, Лавгуд, ты еще и интриганка, — констатировала она. — И что потом? Надоело?

— Я была человеком, когда хотела этого, — негромко сказала Луна, улыбаясь грустно и виновато. — А когда сформировалась, как маг, стало не до вранья. На самом деле, я просто поняла, что никогда не пойду против них, и никакая политика не заставит меня манипулировать… теми, кого я люблю. Они этого не заслужили. Достаточно того, что я и так успела натворить… до того, как они все вспомнили…

Панси выразительно изогнула бровь в безмолвном вопросе.

— Любишь? — осведомилась она. — А чего тогда здесь спишь? Будешь снова плести мне про то, что так лучше для меня? В первые дни — согласна, может, и было лучше, а сейчас-то почему?

Лавгуд хмуро молчала, и у Панси зародилось нехорошее ощущение, что она и впрямь умудрилась встать между ней и Малфоем. Или — как-то иначе разделить их…

— Гарри сказал, что, если я не могу справиться со своими обидами, то мне лучше обсудить их с Драко, а не плакаться тебе в плечико, — сквозь зубы сообщила она. — Что Малфой не оторвет мне голову только за то, что я задам ему вопрос, который меня волнует. Раз уж он тебе ничего возразить не смог, значит, видимо, и меня не убил бы…

— Так обсуди… — взгляд Луны стал слегка расфокусированным — как всегда, когда она уходила куда-то в себя, едва уделяя внимание внешней реальности.

— Не хочу, — заявила Панси, глядя в потолок. — Когда я думаю о том, что вполне могу сказать ему это… Лавгуд, ну, ткну я его в то, что он поступил плохо. Дальше-то что? Мне начинает казаться, что вся эта история… вообще не стоила того, чтобы говорить о ней вслух.

— Да тебе никак стыдно, Паркинсон? — удивилась Луна.

— Не то слово, — мрачно отозвалась Панси. — Но извиняться перед Малфоем я точно не буду. Я ему ничего и не говорила, так что — не за что. Замяли тему — и ладно…

— Значит, я буду, — пожала плечами Лавгуд, поднимая голову. — А на Гарри ты не сердись. Он всегда знает, как лучше… если это он, конечно…

— Это как? — подозрительно спросила Панси. — Что ты имеешь в виду?

— То, что бывали времена, когда он нес полнейшую ахинею. И такое вытворял… в общем, хорошо, что тебя тогда не было.

— Не могу себе представить такого Гарри Поттера, — честно призналась Паркинсон.

Луна нехорошо усмехнулась.

— Ты же видела в моих воспоминаниях, как он на Драко с ножом бросался. И не потому, что ко мне приревновал! — она повысила голос, предупреждая очередной язвительный комментарий. — Точнее, не только поэтому. Он… когда вернулся, они… перестали друг друга любить. Ну, я же тебе рассказывала про амулеты…

— Рассказывала, — кивнула Панси. — Только вся это история все равно выглядит слегка за уши притянутой. Сами закрылись, сами открылись…

— Да вовсе не сами, — утомленно вздохнула Луна. — Гарри, он же… всегда был собственником. И никогда не любил никого так сильно, как Драко. Просто, я думаю, в тот момент, когда они снова встретились, в нем желание удавить весь мир, лишь бы он больше не помешал им быть вместе, стало таким сильным, что амулеты восприняли его, как опасность. Агрессия — это ведь всегда разрушение, Панси. Вот они и защитили их… как смогли.

— То есть, то же самое относится и к Драко? — уточнила Панси. — Он что, тоже весь мир удавить захотел? Раз амулеты сработали у обоих? Непарные, вдобавок.

— Не знаю, — нетерпеливо отмахнулась Лавгуд. — Можешь сама

Date: 2015-08-22; view: 405; Нарушение авторских прав