Кларнет

Здорово было снова увидитца с Марком, и еще меня очень порадовало, што он одобрил идею насчет мою книги. Я был в таком замечательном настроении, когда вернулся домой, и хотя я был малость удолбанный, все равно вытащил свою рукопись и еще раз перечитал последнюю главу. Рент вроде как меня вдохновил. Последняя глава – она про наркоту, и СПИД, и про сторчавшихся парней, полных уродов и вполне нормальных ребят вроде Томми.

И я, значит, просмотрел книгу и глазам своим не поверил, она, оказываетца, закончена, друг. То есть орфография там, конечно, хромает, но этим они уже сами займутца, к тому же я не хочу, штобы книжка слишком прилизанной вышла – што‑бы ребятам в редакторском отделе было чем занятца.

Гляжу за окно – уже утро, так что я решил вообще не ложитца, а сразу же сходить на почту и отправить рукопись в издательство, то, которое печатает всякие штуки по истории Шотландии. А потом можно сходить повидать Али и рассказать ей про деньги, рассказать, што мы все вместе поедем в Диснейленд, ну штобы порадовать ребятенка и все такое. Я пытался рассказать ей об этом на днях в «Порте радости», но она была занята, а я был удолбанный в хлам, и у нас как‑то не получилось нормально поговорить. Она хотела только одного – штобы я ушел. В общем, спать уже поздно, да и колбасило меня не по‑детски, так што я поставил кассету «Алабамы» и немного потанцевал, так, чисто для себя.

Потом я пошел в магазин, купил большой конверт и отправился прямиком на почту. Поцеловал этот конверт на удачу и опустил его в почтовый яшик.

Красота, блин!

Я подумал, што надо бы привести себя в порядок и пойти повидатца с Али, когда она будет забирать пацана из школы – надо рассказать им новость про Диснейленд! Может, даже не тот, который в Париже, а тот, который во Флориде! Да, там, на солнышке, будет еще даже лучше, после этой хреновой погоды, которая тут у нас. Терри Лоусон говорил, што он типа был в том Диснейленде и что там круто.

Да и вообще надо бы мне это дело отметить, ну, што я книгу закончил! Да! Все долги отданы, бабки есть, и мы с Али скоро поедем в Диснейленд. Так што вполне можно выпить кружку‑другую пивка. И вот я решаю, куда бы пойти отпраздновать. А в Лейте с этим надо быть поосторожнее, друг, потому што Лейт – это не Эдинбург. В Лейте ты в любом пабе непременно найдешь компанию, хочешь ты этого или нет, и это может быть совершенно не та компания. Надо очень внимательно подходить, с кем ты празднуешь.

Так што с улицы Объединения я сворачиваю на бульвар и иду мимо бара Мака. Я смотрю на Центральный бар, потом смотрю на бульвар, тут у нас Бар У Моста, ЕН6, Корона, Гостиная Дельфин, Спей, Шотландский бар, Моррисонс, Далмени, Лорн, Вики, Аламбра, Воли, Балфур, Бар На Бульваре, который сейчас называетца у Джейн, Роббис, Шраб, Бар На Границе, Брюнсвик, Красный Лев, Старая Соль, Виндзор, Джо Пирс, Вяз… и это только, што я могу вспомнить навскидку, на самом бульваре, не считая примыкающих к нему улиц и все такое. Так што нет, друг, нет, у каждого алкаша в голове крутитца то же самое. И та же байда с улицей Герцога и улицей Объединения и даже с проспектами Конституции и Бернарда. Так што я иду к Набережной, там все более понтово и солидно, друг, именно там должен пить настоящий писатель.

Теперь тут все по‑другому, друг, в районе доков теперь только крутые бары и рестораны, и эти огромные современные склады. В газете писали, што отсюда убрали все‑все злачные заведения, потому што местные начали жаловатца. Я считаю, што это нечестно, эти гадючники тут всегда были, и те, кто сюда переехал, должны были это знать.

Я захожу в большой старый бар, где сплошные деревянные панели, и заказываю холодный «Гиннесс». Смотрю за окно, там орут чайки, и в док входит крейсер.

А потом вдруг случаетца полная лажа. Я сижу – никого не трогаю, и вдруг в бар входит Кертис.

– Мне показалось, што я увидел, как ты сюда входишь, и я с‑с‑сказал себе, што… – бедный парень начинает нервничать и моргает, – што Урод сюда бы ни в жизнь не зашел.

Да уж, приятель, кажется, я лоханулся. Вчера ночью мы тусовались с Рентой, и теперь все выпитое пиво легло на старые дрожжи, так што уже после нескольких пинт меня глобально развезло. Кертис в полном восторге, потому што он поучаствовал в какой‑то оргии, вместе с девочками из того фильма, который снимает Псих. И я просто не знаю, што думать по поводу Али – ну, што Али работает в этом пабе, а вокруг происходит вся эта херня. Иногда мне приходит в голову, што он может и ее тоже привлечь к участию в этой хрени, и тогда у меня кровь холодеет в жилах. Потому што я знаю, Псих может запросто уговорить людей делать то, што они не хотят, то, што они никогда бы не сделали сами. Но только не Али, друг, только не моя Али. И мне вовсе не хочется прийти к ним с Энди загруженным, так что я начинаю активно трезветь.

В общем, когда я добираюсь до школы, мне кажетца, што у меня все нормально, но, судя по взгляду Али, это у меня просто состояние такое, когда тебе кажетца, што ты трезвый как стеклышко, а на самом деле ты убитый по самое не хочу. На ней куртка с капюшоном, отороченная мехом, я ее раньше не видел, свитер, брюки и ботинки. Выглядит просто потрясно. Пацан тоже упакован как надо, шарф, шапка и все такое.

– Што тебе нужно, Дэнни?

– Привет, папа, – говорит мой пацан.

– Как дела, солдат? – спрашиваю я у парня, потом обращаюсь к Али: – Хорошие новости. Я тут разжился деньгами и хочу вас свозить в Диснейленд… в Париж… или во Флориду, если захочешь! Я закончил книгу и уже отослал ее в издательство! А вчера я встречался с Марком, ну то есть с Рентом! Он был в Амстердаме, но теперь вот вернулся, и мы с ним пива попили, за жизнь побазарили. Он сказал, што это хорошая мысль, ну, с книгой, и все такое…

Она даже в лице не изменилась, друг.

– Дэнни… ты о чем?

– Слушай, давай пойдем посидим в кафе, там и поговорим, – говорю я, улыбаясь пацану. – Молочный коктейль у Альфреда, а, приятель?

– Ага, – говорит он, – но только в «Макдоналдсе». Там коктейль лучше.

– Нет, друг, нет, потому што у Альфреда используют только качественные продукты, а в «Макдоналдсе» в этих коктейлях один сплошной сахар, а сахар вреден для здоровья. И вообще это все зло. Глобализация, и все такое, это неправильно, друг… – Я понимаю, што начинаю гнать, и Али уже коситца на меня. – Но если хочешь, можем пойти и в «Макдоналдс», вот так.

– Нет, – холодно говорит мне Али.

– Ну мама, – начинает ныть Энди.

– Нет, – говорит она. – У нас много дел, нас ждет тетя Кэт, а вечером я работаю. – Потом она поворачиваетца ко мне и чуток подается вперед, и мне на миг кажется, што она сейчас меня поцелует, но она шепчет мне на ухо: – Вали отсюда, торчок. И не приближайся к моему сыну, когда ты на приходах! – Потом она отворачиваетца, берет Энди за руку, и они уходят.

Пацан оборачиваетца и машет мне рукой, а мне приходитца выдавить из себя улыбку и помахать ему в ответ, надеясь, што он не увидит, што я плачу.

Я возвращаюсь на набережную и захожу в другой паб. Там полно народу, и играет какой‑то джаз‑банд. А я думаю, какой понт в том, штобы иметь бабки, если люди, на которых ты хочешь эти бабки потратить, не хотят быть с тобой. Што у меня есть теперь, когда они от меня ушли? Нет, друг, не жизнь, а сплошная херня. Я смотрю на группу, на кларнете играет молоденькая девчонка, симпатичная, и музыка очень красивая, можно прямо прослезитца, друг. А потом я вижу у стойки какого‑то старика, он улыбаетца. И тут ко мне вдруг приходит страшная мысль: все в этом баре, все, кто здесь есть, все‑все, и Али, и даже мой маленький Энди, – все скоро умрут. Через десять лет, или двадцать, или тридцать, или сорок, или пятьдесят, или шестьдесят, в общем, когда‑нибудь, все равно, дело ведь не в количестве лет. Все хорошие люди, и все психи, и все уроды – они все исчезнут, их просто не станет. Совсем‑совсем скоро.

Это я вот к чему: а какой тогда смысл выебыватца и все такое?

Возвращаюсь домой. Не знаю, чем бы себя занять. Звонит Франко и говорит, што хочет встретитца со мной сегодня вечером, в баре «У Николь». Говорит, што хочет поговорить со мной насчет Джун. Может быть, Франко заметил, што она неважно выглядит. Может, ему все‑таки не все равно, что с ней будет. Он говорит, што с ним придет Второй Приз. Было бы здорово с ним повидаться.

– Приходи к восьми. Буду, бля, рад пообщатца.

Ну, я типа думаю над его предложением, но сейчас мне совершенно не хочется общатца с этими товарищами. Потом снова звонит телефон. Это Чиззи по прозвищу Зверь, а я беру трубку. Прямо после звонка Франко и все такое. Наверное, все это как‑то с тюрьмой связано. А я вообще‑то стараюсь поменьше общаться с Чиззи, а по возможности – не общаться вообще.

– Хорошо в прошлый раз потусовали, а? Может, выпьем сегодня? – говорит он.

– Нет, друг, не могу, ты уж не обижайся, – говорю я и думаю про себя, што с ним я вообще никогда больше не пью.

И тогда у него в голосе появляютца такие зловещие нотки:

– А я вчера твою бабу видел, приятель, она работает в баре, в «Порту радости». Симпатичная она у тебя. Говорят, вы разбежались, а?

Я чувствую, как у меня внутри все холодеет. И я ничего не могу сказать.

– Я вот думаю, может, ее как‑нить на свиданку пригласить, а? Ну там, вино, ужин, и вся херня. Уж я знаю, как надо бабу обхаживать, да! Уж кто‑кто, а я знаю.

У меня сердце колотитца, будто бешеное, друг, но я смеюсь, типа я въехал в шутку, а потом говорю:

– Ладно, выберусь, выпьем по кружечке. Мне оно тока на пользу пойдет. Может, даже настроение маленько улучшитца. Знаешь што, давай встретимся в баре «У Николь», это на улице Объединения, знаешь? Там у них две симпатичные девочки работают. Очень даже стоит занятца.

И он ведетца.

– Вот теперь узнаю старину Мерфи. Когда?

– В восемь.

Но я вовсе не собираюсь тащитца в этот гадючник на улице Объединения, я пойду в «Порт радости», штобы убедитца, што все в порядке.

Date: 2015-09-03; view: 239; Нарушение авторских прав