Люсьену Декаву 31 page

Таким образом, нам нужно было как можно быстрее сматываться этой же ночью. Ничего не поделаешь… Мне приходилось разрываться на части… Я хотел еще заскочить в Пассаж Березина, чтобы предупредить предков о том, что уезжаю в провинцию с де Перейром… Чтобы они не поднимали шум… и не разыскивали меня с легавыми…

Моя мать, когда я пришел, была внизу в магазине и чинила свои тряпки, она только что отнесла товар к Тэрн… Мой отец тоже спустился… Он услышал, как мы разговариваем… Я не видел его уже два года. От газа все лица становятся мертвенно‑бледными, а он был просто пугающе бледен!.. Возможно, от удивления он начал так сильно заикаться, что ему пришлось замолчать… Он не мог сказать ни одного слова!.. Он не понимал того, что я говорю. Я уезжаю в деревню… Он не возражал… Нет!.. Они были согласны на все. Только бы я снова не сел им на шею!.. Я должен был выпутываться сам! В другом месте! Все равно как! Им было наплевать!.. В Иль‑де‑Франс или Конго… Их это мало смущало…

Мой отец тонул в своей старой одежде! Брюки вообще непонятно на чем держались!.. Он так похудел, просто весь усох, что его большая фуражка болталась на голове… съезжая на глаза… Он смотрел на меня из‑под нее, явно не улавливая смысла фраз… Напрасно я твердил ему, что связываю свое будущее с сельским хозяйством… «А! А!» — отвечал он мне… и даже не был этим удивлен!..

— У меня все же… Слышишь, Клеманс? Сильно болела голова… Сегодня днем… Это как‑то странно… Ведь совсем не жарко?

Он задумался над этим… Он думал только о своих болезнях… Его больше не интересовало, ухожу я или остаюсь!.. Здесь я или там! Он слишком долго ждал… особенно после ужасного провала в «Конниванс‑Инсенди»… Он уже не мог ни о чем думать… Это был слишком сильный удар… В конторе «Коксинель» ему было очень тяжело… его самолюбие постоянно задевалось!.. Становилось все хуже и хуже! Он испытывал такие потрясения, что в течение нескольких недель совсем не брился. Он был слишком расстроен… Он даже отказывался сменить рубашку…

Когда я пришел, они еще не ели… Она объяснила мне, что времена тяжелые, в магазине сплошные неурядицы… и постелила скатерть. Она хромала немного по‑другому, может быть, чуть поменьше… Она по‑прежнему очень страдала, но теперь сильнее из‑за левой ноги. Она непрестанно всхлипывала и стонала… Стоило ей только сесть и отвлечься от боли… как приходил с доставки он… Он очень ослаб… и сильно задыхался… Он тоже устроился за столом… он больше не говорил и не ругался… А только медленно жевал… лук‑порей… Время от времени у него наступало прояснение, и он немного возвращался к жизни… По правде говоря, это было всего два раза, за все время моего пребывания там… И выражалось в ворчании… в ругательствах, которые он начинал бормотать в тарелку, и глухих хрипах… «Боже мой! Черт бы вас всех побрал!..» Снова начинал он ворчать… Он привставал… Поднимался из‑за стола и ходил покачиваясь!.. Вдоль небольшой перегородки, отделявшей кухню… она была тонкая, как кожура… Он ударял по ней два‑три раза… Но больше не мог… Пятился… И влезал на табуретку… глаза его блуждали по плиточному полу… внизу… руки болтались… Моя мать тихонько надевала на него фуражку… и делала мне знаки, чтобы я не смотрел на него… Она уже привыкла… Впрочем, это не могло его смущать… Он уже ничего не замечал… Он зациклился на своем слишком тяжелом положении в конторе… Его занимало только это… Уже два или три месяца он спал лишь один час в сутки… Голова его была забита собственными заботами… остальное его не касалось… Даже на торговлю ему было теперь наплевать… Он не желал об этом даже слышать… Мою мать это вполне устраивало… Я не знал, что и сказать… Я застыл, как столб, и не осмеливался шевельнуться! Я все же попытался немного рассказать о себе… Так, кое‑что… Не все, конечно!.. Только чтобы их немного развлечь и разрядить обстановку!.. Тут они вдруг все перекосились! Стоило им только услышать мою болтовню!.. Неожиданно это произвело противоположный эффект!.. О! Черт побери! Мне стало не по себе! Я тоже разозлился! Черт побери! В конце концов!.. Я всем этим был уже сыт по горло! Я уже достаточно молчал! И тогда и теперь!.. Я ведь пришел не попрошайничать! Не ради денег! Или жратвы! И ничего у них не просил!.. Просто мне не хотелось изображать сочувствие! Рыдать им в жилетку!.. Вникать в их горести… Я пришел не для того, чтобы меня утешали!.. И не для того, чтобы жаловаться… Я просто пришел попрощаться… Черт побери! Только и всего!.. Что им еще нужно было?..

Я сказал им в шутку:

— Я пришлю вам из деревни семена садового вьюнка!.. Он хорошо будет расти на четвертом этаже… И залезет на стеклянную крышу!

Я сказал первое, что пришло мне в голову…

— О! Сразу видно, что ты не особенно напрягаешься! Ты не надрываешься здесь! Не лезешь вон из кожи! Чтобы выполнить работу в срок! О! Какая милая беззаботность!..

О! Черт побери! Только у них одних были неудачи, неприятности и тяжелые испытания. Все, что случалось со мной, было не в счет! Если послушать этих скотов, то во всех своих несчастьях был виноват только я сам… Я чувствовал страшную злобу на них! Я был всего лишь дерьмом! Наглецом! Я позорил их! В то время как они были только жертвами!.. Разве можно было нас сравнивать! Я не имел права ошибаться в моей такой благополучной юности!.. И тем более сбиваться с пути истинного!.. И это я должен был постоянно слушать! Усваивать!.. Изо дня в день… Я дрянь! И еще раз дрянь! Все понятно! Стоило мне только немного посидеть за столом — сначала была фасоль, а потом швейцарский сыр — и все прошлое встало у меня перед глазами… Мать с трудом сдерживала слезы, ее голос задрожал… И она замолчала… Это было очень великодушно с ее стороны… Я бы с удовольствием попросил у них прощения за все мои ошибки, капризы, невероятные извращения и ужасные преступления!.. Если бы этого было достаточно!.. Если бы это была единственная причина, заставляющая ее страдать!.. Если бы только это мучило ее!.. Я бы, конечно, попросил у нее прощения! А потом сразу бы смылся!.. Чтобы со всем этим покончить, я готов был признаться, что мне всегда ужасно везло! Просто невероятно! Что я ужасно избалован!.. Что всю свою жизнь я только и делал, что развлекался!.. Хорошо! Я готов был сказать что угодно, лишь бы она отвязалась… Я уже посматривал на дверь… Но она жестом попросила меня остаться… Он поднялся к себе в комнату… Он чувствовал себя не совсем хорошо… Он цеплялся за перила… И ему потребовалось по крайней мере минут пять, чтобы дойти до четвертого этажа. А потом, когда мы остались одни, она еще пуще стала жаловаться… Она рассказала мне все подробности… Как она надрывается, чтобы свести концы с концами!.. И о своем новом занятии… По утрам она ходила теперь в магазин позументов… И зарабатывала таким образом уже почти двести франков… Днем она лечилась, т. е. сидела в магазине, положив ногу на стул… Она больше не могла видеть этого Капрона… Он все время твердил ей о необходимости полного покоя!.. А ей ведь нужно было пошевеливаться!.. В этом ведь заключался весь смысл ее существования… Она предпочитала лечиться сама методом Распая… Она купила его книгу… Там описывались все снадобья… смеси… настойки… И даже масло резеды для вечернего массажа ног… У нее все еще были нарывы, но боль от них была терпимой, и ногу уже не так раздувало. Они почти сразу же лопались. И самое главное, не мешали ей ходить!.. Она продемонстрировала мне свою ногу… Такое впечатление, как будто, начиная с колена, мясо было намотано на палку… И кожа повсюду желтая, покрытая толстой коркой и местами выделяющая жидкость… «Это ничего, когда проходит!.. Сразу же все успокаивается, и становится гораздо лучше… но перед этим просто ужасно, перед тем, как вскрыться, все это становится фиолетовым!.. К счастью, у меня есть припарки!.. Я не знаю, что бы я без них делала!.. Ты не представляешь, как они помогают мне! Без них я стала бы калекой!..» А потом она опять заговорила о своем Огюсте… О том, что он гибнет… и больше не справляется со своими нервами… обо всех его ночных страхах… Больше всего он боялся увольнения… От этого он даже просыпался по ночам в холодном поту… Подпрыгивал на кровати и вопил: «На помощь! На помощь!..» В последний раз он кричал так громко, что соседи в Пассаже проснулись… Они решили, что у нас драка!.. Что это я опять пришел, чтобы задушить его!.. Они все примчались сюда! Папаша впал в транс и был невменяем… С трудом удалось заставить его снова лечь в постель… Потом еще несколько часов ему прикладывали к голове ледяные салфетки… Тогда и начинались кризисы… они все время усиливались… Это была просто адская мука!.. Страдания не прекращались ни на секунду… Он уже не понимал, что говорят… Никого не узнавал… Путал соседей… И очень боялся машин… Часто по утрам, после очередной бессонной ночи, она провожала его до дверей страховой конторы… К дому 34 на улице Тревиз… Но это было еще не все… Ей нужно было зайти и поинтересоваться у консьержки, нет ли каких‑либо новостей? Чего‑нибудь насчет моего отца… Не уволили ли его?.. Сам он уже не отличал действительности от воображаемого… Без нее, можно с уверенностью сказать!.. Он никогда бы туда не пошел!.. и стал бы совсем полоумным… окончательно рехнулся бы от отчаяния… В этом можно было не сомневаться… Приходилось как‑то балансировать, не давая ему окончательно опуститься… Она всеми способами поддерживала его… Делала все что могла, чтобы он пришел в норму… Ко всему прочему, чтобы заработать только на дополнительное питание, ей приходилось бегать по всему Парижу… В поисках клиентов… и она еще умудрялась открывать лавку… на несколько часов днем… Пусть она выглядит в Пассаже жалко, только бы она не закрылась совсем!.. А ночью ей тоже хватало дел! Нужно было отгонять от него тоску и стараться рассеять его страхи… На столе, посредине комнаты, она зажигала ночник. А чтобы он быстрее заснул, затыкала ему уши маленькими ватными тампонами, смазанными вазелином… Он подскакивал при малейшем шуме… Стоило только кому‑нибудь пройти по Пассажу… В раннюю рань, когда приходил молочник… Эхо шагов гулко раздавалось под стеклянной крышей… С тампонами все‑таки было немного лучше… Он сам это говорил…

Конечно, моя мать, и это вполне понятно, от необходимости день и ночь поддерживать моего отца чувствовала все возрастающую ужасную усталость!.. Всегда быть начеку… Подбадривать его!.. Отгонять навязчивые идеи! Но она старалась не жаловаться! Если бы я хоть сделал вид, черт возьми! Что я раскаиваюсь!.. и осознаю все свои пороки… и свою скотскую неблагодарность… это было бы для нее как бальзам… Конечно же!.. Она бы успокоилась… Она бы сказала себе: «Что ж, у Фердинанда еще не все потеряно… Еще есть надежда!.. Его сердце еще не окончательно ожесточилось! Он не такой уж испорченный и неисправимый!.. Возможно, он еще станет человеком…» Это облегчило бы ее страдания… Она так нуждалась в утешении… Но я был слишком испорчен… При всем желании я бы не смог этого сказать… Это было выше моих сил… Конечно, я огорчился… Ведь я видел, как она несчастна! Не видеть этого было нельзя! Но у меня не было ни малейшего желания мусолить перед кем‑нибудь свои несчастья! И особенно перед ней!.. И все же… Все равно… когда я был совсем маленьким… и еще ничего не понимал… Кто тогда получал по роже?.. А? Не только она одна!.. Я тоже!.. Всегда я!.. И она сама мне щедро отвешивала… Мне осточертела эта патока!.. Молодость!.. Черт бы ее побрал!.. Всегда она была преданна, жертвовала собой… Хорошо! Пусть так!.. Если честно, то мне противно даже думать об этом… И черт побери! Она сама была виновата! Я старался никогда не напоминать ей об этом! Для меня это было тяжелее, чем все остальное… Но стоило мне попытаться хоть что‑то сказать ей… Она смотрела на меня так, как будто я ее ударил! Чтобы, чего доброго, не поругаться с ней… Лучше всего мне было бы исчезнуть… Однако я позволил ей говорить… Сам же старался не открывать рта… Она могла спокойно продолжать, ей никто не мешал!.. И она отвела душу… Засыпала меня советами!.. Нравоучениями, которые я уже сотни раз слышал!.. Все это было необходимо для поднятия моего духа!.. Чтобы я больше не уступал своим инстинктам!.. А следовал достойным примерам! Она заметила, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отвечать… Тогда она изменила свою тактику… Чтобы задобрить меня, она решила сделать мне подарок… Она отыскала в буфете бутылку с сиропом… Это было для меня, я мог взять ее с собой в деревню… Ведь я туда отправлялся… И еще бутылку целебного эликсира… Она настаивала, чтобы я взял ее, потому что я слишком быстро ем… и мог испортить себе желудок. И наконец, она поинтересовалась, не нужны ли мне деньги… для путешествия и вообще?.. «Нет! Нет! — ответил я. — У нас есть все необходимое!..» И я даже продемонстрировал ей свой капитал… Вся сумма у меня была стофранковыми билетами… Что еще? В заключение я пообещал ей писать и держать их в курсе… наших успехов на сельскохозяйственной ниве… Она не совсем поняла то, что я сказал… Для нее это был совершенно другой мир… Но она доверяла моему хозяину… Я был уже на лестнице… И поднимался, завязывая на ходу сверток…

— Может быть, все‑таки твоего отца лучше не будить?.. Он, наверное, уже спит… Как ты считаешь?.. Ты видел, как он реагирует на малейшее волнение?.. Я боюсь, что увидев, как ты уходишь, он разнервничается!.. Ты согласен?.. Видишь ли, у него может случиться приступ!.. Как три недели назад! Я не смогу этого перенести снова!.. Я готова на все, только бы этого избежать!..

Я тоже так думал… Я считал, что лучше всего… уйти потихоньку… воспользовавшись случаем… Мы шепотом попрощались друг с другом… Она еще что‑то говорила по поводу моего белья… Я уже не слушал… Я побежал по Пассажу… а потом по улице… Я очень торопился… Ведь я опаздывал!.. и намного!.. На позолоченном циферблате Лионского вокзала стрелки показывали двенадцать… Куртиаль и толстуха со своей ручной тележкой ждали меня уже целых два часа перед церковью Сен‑Винсенн‑де‑Поль… Перепрыгивая через ступеньки, я влетел на улицу д'Отвиль!.. И уже издали заметил их под газовым фонарем… Это был настоящий переезд!.. Он все собрал! Ничего не скажешь, он потрудился на славу!.. Должно быть, он опустошил всю свою комнату!.. Тот хрыч, наверное, этого не пережил… Тележка была так тяжела и переполнена хламом, что постоянно увязала в земле!.. Под матрасами лежали динамо, мотор и прочее барахло!.. Целая куча пыльных занавесок!.. Он спас все, что был в состоянии!.. Его можно было поздравить! На нем был редингот, которого я еще не видел… Где он его взял?.. Жемчужно‑серый!.. Я пришел к выводу, что это еще со времен его молодости!.. Он заколол полы булавками… Старухина шляпа… гортензия с вишнями… была закреплена на самом верху тележки… Очевидно, чтобы не испортить!.. Вместо нее она надела очень красивую андалузскую шаль, с яркой вышивкой… При свете фонаря это неплохо смотрелось… Она сразу же объяснила мне, что для дальних путешествий это самое удобное… и хорошо предохраняет волосы.

Поспорив немного по поводу старого расписания, мы, наконец, тихонько тронулись… Откровенно говоря, я был доволен!.. Улица Лафайетт была прямая!.. Особенно от церкви и до аптеки на углу… Спать было некогда… Сам де Перейр впрягся в тележку… А мы с мамулей толкали сзади… «Давай, малыш! Покажи, на что ты способен! Я тебя сейчас подтолкну!.. Вот так…» Мы сильно опаздывали!.. Но все равно не успели на наш поезд… И все из‑за меня!.. «12.40» уже ушел. Теперь оставался лишь «2.12». Первый утренний поезд… До него было почти 50 минут! Мы разобрали нашу кучу… Все было рассортировано, перенесено… И снова свалено как попало!.. В хвостовой фургон… Еще осталось время, чтобы позавтракать, выпить залпом пару чашек холодного кофе со сливками! В прекрасном привокзальном буфете! Кофе мы все просто обожали… просто жить без него не могли!.. А деньги у меня были.

* * *

Вышли мы в Перзан‑ля‑Ривьер… Очаровательная деревня была расположена между двумя холмами и лесом… венчал пейзаж замок с башенками… Плотина внизу, под домами, издавала величественный грохот… В общем, все это было очень мило… лучшее место трудно было найти, даже для отпуска!.. Я сказал об этом старушенции… Но ей было не до того… У нас была прорва работы, необходимо было разобрать вещи, вытащить мотор из фургона… без посторонней помощи было не обойтись…

Начальник вокзала наблюдал за нами. Он решит, что мы «артисты»… И приехали на праздник!.. На представление!.. Наши вещи навели его на эту мысль… Но на праздник лучше было бы приехать на следующий год! Он кончился уже 15 дней назад! Де Перейр не хотел никого вводить в заблуждение… Он немедленно устранил это маленькое недоразумение!.. И сразу же ознакомил всех с нашими проектами… Ему не терпелось отправиться к нотариусу! И немедленно! Это ведь не какие‑нибудь шуточки! Но настоящая «сельскохозяйственная революция»… Вскоре целая толпа земельных рабочих пришла разбирать наше барахло. Они сгрудились вокруг брезента… И начали дружно обсуждать наши инструменты. Мы уже не могли втроем толкать телегу по дороге!.. Это было слишком тяжело!.. Мы это почувствовали еще на улице Лафайетт!.. К тому же наша дыра находилась где‑то очень далеко… Нам нужна была по крайней мере лошадь!.. Этот сброд орудовал довольно энергично!.. И вскоре можно было ехать!..

Наша толстушка, взгромоздившись на сиденье, закурила свою трубку!.. Рабочие спорили между собой о том, что это мужчина, переодетый в женщину, прямо в ее присутствии!..

До наших владений в Блэм‑ле‑Пти нужно было еще преодолеть одиннадцать километров!.. и многочисленные пригорки!.. Нас предупредили об этом в Перзан… Де Перейр уже везде успел предъявить документы… Все наши бумаги были тотчас подписаны… Он растормошил нотариуса… Теперь он осматривал деревню с верха повозки… Мы взяли с собой крестьянина… Куртиаль, расстелив карту на коленях, всю дорогу не закрывал рта… Он комментировал каждый ухаб, каждый холмик… Он отыскивал малейшие ручьи… вдали… глядя из‑под руки… Но ему не всегда удавалось их найти… Он устроил нам настоящую конференцию, продолжавшуюся по меньшей мере два часа и посвященную возможностям, достоинствам и недостаткам этой сельскохозяйственной местности, у которой «металло‑геодезическая структура» не совсем чему‑то соответствовала… О! Да!.. Он несколько раз возвращался к этой теме… Но трудно было говорить без предварительных анализов!.. Погода стояла чудесная.

* * *

Дела в Блэм‑ле‑Пти обстояли не совсем так, как нас заверял нотариус. Мы заметили это только через два дня…

Ферма была сильно расстроена… Это не было оговорено в условиях! Старик, бывший ее хозяином, умер два месяца назад, и никто изо всей семьи не хотел его заменить… Никому больше не нужны были ни участок, ни хижина, да и вообще, кажется, весь этот хутор… Мы заходили в другие лачуги… стучали во все двери… Заглядывали во все сараи… Повсюду отсутствовали даже малейшие признаки жизни… Под конец мы все же обнаружили около водопойного желоба что‑то вроде чердака и двух хрычей, но таких старых, что они не могли выйти из своей комнатушки… Они почти ничего не видели… и совсем оглохли… Они все время мочились друг на друга… Кажется, это было их единственным развлечением… Мы попытались с ними заговорить… Они не знали, что нам сказать… И знаками показывали нам, чтобы мы ушли… И оставили их в покое… Они не привыкли к тому, чтобы их навещали… Их это пугало.

* * *

Мне это все не очень понравилось… Пустой хутор… Незапертые двери. Два старика, которым мы совсем не нужны… И везде эти совы…

Де Перейр же, напротив, находил все это превосходным… Он чувствовал себя бодрым от свежего деревенского воздуха… Он сразу же изъявил желание одеться соответствующим образом… А так как свою панаму он потерял, ему пришлось занять шляпу у толстухи… Огромную шляпу из тонкой соломки с лентой под подбородком… Он оставался в своем рединготе благородного серого цвета, в тонкой рубашке с галстуком‑бантом и еще в сабо, которых, кстати, он не выносил… Из долгих походов по полям он всегда возвращался босиком… и чтобы быть похожим на настоящего «пахаря», он не расставался со своей саперной лопаткой… Он носил ее на правом плече… Так мы и ходили каждый день после полудня осматривать нетронутые участки, подыскивая удобное место, где можно было бы посеять редис.

У мадам де Перейр были свои занятия… Она взяла на себя покупки и уборку хижины… Кроме того, она ходила на рынок в Перзан два раза в неделю. И готовила нам еду… Она приводила в порядок помещение, чтобы нам хотя бы можно было жить… Без нее мы бы остались без жратвы, в таком состоянии была печь!.. Даже чтобы поджарить яичницу, нужно было жечь дрова или уголь!.. Это отбивало всем аппетит!..

Надо признать, что мы с де Перейром вставали не слишком рано! Это ее ужасно злило!.. Ей хотелось, чтобы мы все время шевелились! Делали что‑нибудь полезное!.. Но стоило нам куда‑нибудь уйти… мы не особенно спешили возвращаться… Это тоже выводило ее из себя… Она не могла понять, бедняжка, что мы так долго делали на улице… Де Перейру доставляли удовольствие наши долгие прогулки… Каждый день он открывал в окрестностях новые великолепные виды… А благодаря карте это было дьявольски поучительно. После полудня где‑нибудь на опушке леса… или на откосе… как только становилось жарко… мы устраивались поудобнее… Брали с собой бутылочку пива… И де Перейр мог спокойно размышлять… Я ему не мешал… Я дремал… Он говорил сам с собой… Его «саперная лопатка» была воткнута в землю рядом с нами… Мы приятно проводили время… Все действительно изменилось… спокойствие… Патриархальный быт!.. Но деньги подходили к концу… Теперь забеспокоилась она. Она пересчитывала их каждый вечер.

* * *

Мне не составило большого труда одеться… Все‑таки природа действует благотворно… Все мелочи отступают на второй план… В конце концов я остановился на велосипедных штанах и демисезонном пальто, полы которого я наполовину обрезал, а из обрезков сшил себе теплые с напуском штаны… может быть, слишком теплые, но удобные… Теперь меня узнавали издалека… Все было перевязано бечевками… и подвязками… Толстуха тоже, как и мы, изменила свой вид, она теперь носила штаны, совсем как мужчина… у нее уже не осталось юбок. Она находила это гораздо более практичным… Так она ходила и на рынок. Мальчишки каждый раз ждали ее на окраине городка… Они дразнили ее, забрасывали навозом, донышками бутылок и булыжниками… В конце концов это кончилось свалкой!.. Она смогла постоять за себя!.. Вмешались жандармы… Потребовали у нее документы!.. Она пренебрежительно ответила им: «Я порядочная женщина, месье! Вы можете следовать за мной!..» Но те не захотели.

* * *

Стояло прекрасное лето!.. Казалось, ему не будет конца!.. Было жарко, нас всех тянуло на свежий воздух… Опрокинув рюмочку после кофе, мы с де Перейром отправлялись в поле… а потом весь день бродили наугад по нивам. Мы вели довольно приятную жизнь!.. Это немного напоминало нам счастливые дни наших полетов… Но нельзя было проявлять нашу стратосферическую ностальгию при мадам де Перейр… Стоило упомянуть о «Верном»! или об «Архимеде»!.. как она заливалась слезами… Она не скрывала своего горя… На нас ей было наплевать… Мы старались говорить о чем‑нибудь другом… Прошлое лучше было не вспоминать!.. Но и о будущем следовало говорить очень осторожно… с оглядкой… Это тоже была довольно деликатная тема… Наше будущее было не совсем ясным… Оно едва вырисовывалось… Куртиаль все еще колебался… Он предпочитал выждать и действовать наверняка… Днем, когда мы бродили в промежутке между своими размышлениями, он начинал копать то там, то тут, что‑то исследуя… Он наклонялся, рассматривал, взвешивал, щупал свежевспаханную землю… Он растирал и разбрасывал ее… Он просеивал ее сквозь пальцы, как будто хотел добыть из нее золото… Наконец, он хлопал в ладоши и сильно дул на них… Все улетело!.. Он недовольно морщился!.. «Псст! Псст! Псст!.. Этот участок не подходит, Фердинанд! Слишком скудная почва! Гм! Гм! Как я боюсь за редис! Гм! Может, попробовать артишоки! Что еще?.. К тому же!.. О! ля! ля! Здесь слишком много магнезии!..» Мы так и уходили, ничего не решив.

За столом жена уже в сотый раз спрашивала его про овощи… Решили ли мы что‑нибудь наконец?.. Когда же наступит долгожданный момент?.. Она предлагала фасоль… Конечно, это было нескромно с ее стороны!.. Куртиаль даже подпрыгивал от возмущения, услышав подобное!..

— Фасоль?.. Фасоль?.. В этих гиблых местах?.. Ты слышишь, Фердинанд? Фасоль?.. На участке без марганца! А почему не горошек?.. А?.. Или баклажаны! Нет, ты слышишь?.. Это ж надо!.. — Он был просто вне себя!.. — Вермишель! Можно сказать, все, что угодно! Трюфеля!.. Послушай!.. Трюфеля!..

Он еще долго топтался за дверью, рыча, как медведь… Возмущение, вызванное ее наглым предложением, длилось часами… Никто, кроме него, не имел права вторгаться в эту среду! Свободный выбор! Научная селекция!.. Она отправлялась спать одна в свой сарайчик без окон, где между дверями и квашней она оборудовала себе что‑то вроде алькова, в котором никогда не было сквозняков… Я слышал, как она рыдает за перегородкой… Он был слишком жесток с ней…

* * *

Надо признать, что ей нельзя было отказать в решительности, упорстве… и самоотверженности… Требовался не один день, чтобы привести эту старую хибару в порядок, но она творила настоящие чудеса!.. Она работала не покладая рук… Все вокруг было выведено из строя… не работало… Ни насос, ни мельница для подъема воды… Печка осыпалась в суп… Ей пришлось замазывать щели в заборе, заткнуть самой все дыры… все трещины… чинить ставни, класть черепицу и шифер… Она взбиралась на все водостоки… Но все равно при первой же грозе в комнаты протекала вода… через дыры в крыше… Мы поставили тазы… по одному под каждый сток… Все меняя и переделывая, она брала на себя самую тяжелую работу, а не только мелкие починки!.. Она сама заменила огромные дверные петли больших огородных ворот… столярное дело… слесарное… Ее ничего не пугало… Она здорово наловчилась… Можно сказать, что она справлялась с этим не хуже нас… И конечно же, все хозяйство и еда были тоже на ней… Она сама говорила, что готова заниматься всем, чем угодно, только не стиркой белья… Поэтому его и становилось все меньше… У нас остался минимум носильных вещей… Рубашек было только‑только… и совсем не было обуви…

С трещинами в стенах мамуля немного не рассчитала и испортила штукатурку… Де Перейр критиковал ее и хотел было все переделать… Но у нас и без того хватало забот… Хотя благодаря мамуле в конце концов эта мрачная берлога стала немного напоминать жилое помещение… более или менее… По все равно это была развалина… Все наши попытки отремонтировать ее ни к чему не привели…

Несмотря на всю стойкость мамули последствия операции все больше давали себя знать… Может быть, из‑за слишком больших перегрузок?.. Она потела просто мгновенно… Иногда пот тек у нее даже по усам… Вечером она была так взвинчена и взбудоражена, что при малейшем раздражении… Тарарам! Разражалась гроза! Ярость выплескивалась наружу… Она выжидала, вся сжавшись в комок… Взрывалась по пустякам… И ее было уже не остановить…

Но больше всего следовало стараться избегать малейших напоминаний о Монтрту!.. Они для нее были как кость в горле… Стоило только затронуть эту тему, как она становилась просто ужасна, обвиняла нас в сговоре… Обзывала недоносками, ублюдками, вампирами… И ее приходилось силой укладывать в постель!..

Де Перейр по‑прежнему не мог окончательно выбрать нужный ему овощ… Необходимо было подыскать что‑нибудь еще… Редис теперь вызывал у него сомнения… На чем же остановиться?.. Какой овощ лучше всего подходит для радиотеллурии?.. Необходимо, чтобы он увеличивался в размерах… Нужно было еще выбрать участок!.. Задача была непростая!.. Поиски велись очень серьезные… Мы уже проверили, перекопав лопатой, все участки в округе!.. Мы не хотели хватать первое попавшееся… Мы думали! Только и всего…

Однажды во время наших прогулок на юге от Перзан мы натолкнулись на очень приятную и по‑настоящему привлекательную деревню… Она называлась Салигон‑ан‑Мелуар… Пешком туда идти было довольно далеко… От Блэм‑ле‑Пти по крайней мере два добрых часа… Земля вокруг Мелуар, Куртиаль это сразу же отметил, была гораздо богаче металлами и, следовательно, по его мнению, бесконечно более плодородная и лучше поддавалась обработке… Почти каждый день мы приходили изучать ее!.. Достоинством этого участка было наличие кадмия, а также кальция… на ощупь и особенно на нюх это было хорошо заметно, что де Перейр сразу же определил, даже в процентном отношении, и это было настоящим чудом… Размышляя, он задавался вопросом: не слишком ли это много, чтобы катализировать «теллурию»… А вдруг концентрация достигнет такой силы, что наши овощи взорвутся?.. Взорвется их мякоть!.. Это была серьезная опасность… Он предчувствовал ее… Приходилось отказаться от быстро созревающих овощей на этом плодородном участке… Остановиться на чем‑нибудь грубом и внушительном… Например, на тыкве… Но как же тогда быть с рынками сбыта?.. Одна тыква на весь город?.. Монументальная?.. Больше рынок не в состоянии вместить!.. Пора было на что‑то решиться! Но опять возникали новые проблемы! Так всегда бывает, если не сидишь сложа руки, а действуешь!

В этом местечке Салигон в основном делали сидр… И он не отдавал мочой! Что, нужно сказать, в деревне встречается довольно редко! Этот сиропчик слегка ударял в голову… Мы здорово привыкли к нему… За время наших исследовательских походов… Пили мы в «Пончике»… единственном тамошнем трактире… Мы частенько заходили туда… Он был удобно расположен: в центре, перед скотным рынком… Разговаривая там с мужиками, мы изучали местные обычаи…

Де Перейр без особого труда переключился на «Пари‑Спорт»… Он давно уже был лишен подобной возможности… Так как он говорил здесь практически со всеми… Он смог за короткое время научить их всему, что знал… Он давал им небольшие уроки по болезням скота… Обучал хорошим манерам, достаточным, чтобы играть в Винсенн… даже на расстоянии… Он подружился со всеми… В основном здесь бывали скотоводы… Я не мешал его беседам… Служанка как раз была в моем вкусе… Зад у нее был настолько мускулистый, что казался квадратным… Груди ее тоже были невероятной твердости… И чем больше их тискали, тем больше они твердели… Они становились, как панцирь… Я продемонстрировал ей все… все, что умел… Это подействовало на нее гипнотически! Она хотела бросить свою лавку и идти с нами на ферму! Но мамаша де Перейр этого бы не потерпела… Особенно теперь, когда у нее начались истерические припадки… Она и так считала, что мы слишком часто ходим в сторону Мелуар… И она была права… Она пыталась нас поймать… Мы чувствовали сильную неловкость… В исследование овощей она верила все меньше и меньше… Она следила за нами, скотина… Лето приближалось к концу… Наступало время собирать урожай… Черт побери!..

Date: 2015-07-27; view: 330; Нарушение авторских прав