Глава 4. Африка, Африка… африкан? Обезьян? 6 page

— Ваше сиятельство, а….

Лиля сдвинула брови.

— Лэйр Ганц, мне странно, что приходится объяснять такие вещи мужчине. Тем более вам. Но я все‑таки скажу. Когда женщина теряет ребенка — она теряет и много крови. И выпускать еще… четверть часть крови человек потеряет — и его уже не вернешь. Он умрет. Как вы думаете, кем надо быть, чтобы так поступить?

Шевалье искренне задумался. А действительно… при кровотечении — еще кровь выпускать? Чем надо было думать?

Надо бы этого докторуса, при возвращении…

Лилиан Иртон всхлипнула. Отвлекшись, лэйр Ганц не видел, что она со всей дури ущипнула себя за руку, так, чтобы слезы появились.

— простите, шевалье. Мне до сих пор не хочется об этом вспоминать… простите…

Графиня развернулась — и ушла, сгорбившись. Шевалье почувствовал себя скотиной. Ну вот. Нашел о чем вспомнить. Расстроил женщину. А ей ведь и так нелегко приходится. Столько свалилось,… а она старается еще заменить мать своей падчерице, беспокоится…

Родная мать столько для детей не сделает. Единственное, что удивляло шевалье — это обучение Миранды Кэтрин с детьми простонародья. Вирмане, сын священника…

Хотя графиня пояснила свою позицию четко.

Пусть ребенок привыкает быть первым, учится командовать, управлять, распоряжаться, да и стыдно ей будет быть ниже каких‑то холопов… пусть учится.

Ганц мог бы возразить, но не стал. Было в этом и что‑то верное. Уж учиться ребенок точно стал лучше. Да и сама графиня частенько присутствовала на уроках. При ней‑то ничего не случится.

Он посмотрел в ночь.

Сутки.

Надо пережить эти сутки. Потом все должно проясниться. Или с пиратами разберутся — или пираты разберутся с вирманами. На выбор.

Если первое, во что Ганц верил больше — начнется его работа.

Если второе — скорее всего они тут и полягут. Что печально.

А он и не ожидал закончить свою жизнь в кровати.

***

Лиля вздохнула. Так, проветрилась, вздохнула, лапши навешала… вроде получилось. Хотя и пришлось экспромтом. Ничего. Сойдет для первого раза. Потом еще добавим.

Лиля сильно подозревала, что завтра привезут раненых. И много.

С одной стороны работорговцы. С другой — морские волки и своего рода регулярная армия. Плюс неожиданность — если она будет на их стороне.

Но дааже если и не будет — в своих людей Лиля верила. С ситуацией они справятся.

Вопрос в количестве жертв.

В любом случае ей придется работать. По специальности. И скрыть такое не получится. Это не единичный случай с крестьянским мальчишкой или Али, здесь ничего уже не скроешь.

Но не бросать же людей без помощи?

В случае с командой Эрика она не вмешивалась — там все было сделано до нее. Плохо, но сделано. Сейчас придется много работать. И если она сможет прикрыться хоть как‑то и кем‑то, например, Тахиром…

Сплетни все равно пойдут.

Ладно! Потом разберемся. Вряд ли она сможет сделать больше…

А теперь обратно.

Тахира она гоняла до рассвета, заставляя отрабатывать швы на подушке. Ну да ладно.

Лучше заплатить усталостью, чем человеческими жизнями.

Раны шили и здесь. Но непрофессионально. А вот подход грамотного хирурга — это была новинка. И Лиля предвидела расспросы.

Но это потом, все потом…

Потому что к обеду начали поступать первые раненные.

И началась работа.

***

Работа, работа, работа…

Лиля ощущала себя, как в травмпункте на практике.

Ей было страшно, но надо было работать. В основном — диагностировать и шить. Перевязывать. Промывать и очищать раны.

Кое‑что уже сделал Джейми. Но большая часть легла на плечи Тахира и Лили.

Лиля успела расспросить Эрика, когда проверяла его ногу, на предмет недочетов. Но Джейми можно было похвалить. Рана была умело обработана, вычищена и перевязана.

Так что вирманин вовсю зубоскалил и кажется, даже пытался улыбаться графине. Но куда там.

На работе — Лилиан Иртон была медиком. Эрик — пациентом. Она могла расспросить про анализы и анамнез. Могла заговорить зубы и вполне профессионально. Но раз больной сам с этим справляется — зачем напрягаться?

Работорговцы были застигнуты врасплох. И серьезного сопротивления не было. Так, ножевые ранения, пара сабельных… работы было много, но работа стандартная. Неприятно было пару раз — когда Лиля увидела племянника Хельке — с распоротым боком. Там пришлось влить в мальчишку стакан самогонки, продезинфицировать ей же несколько волосков — и шить, мечтая о кетгуте. Вот зимой будем резать скотину — озаботимся. А пока — по старинке.

Прощупать ребра на предмет повреждений, зашить рану и наложить тугую повязку. Ничего, справимся. И не такое видели — это не проникающее в живот, при котором пришлось удалять селезенку. Справедливости ради, Лиля не ассистировала, только присутствовала и училась.

Тахир то ассистировал, то шил сам.

Пациенты шли потоком.

Как оперируют врачи?

Лиля смотрела на человека, а тихий голосок внутри отмечал, холодно и расчетливо.

Колото — резаная рана плеча. Сухожилия не повреждены, нарушена мышечная ткань. Возможна ограниченная потеря трудоспособности.

Обследовать на наличие посторонних предметов и грязи.

Промыть рану.

Очистить края.

Сшить.

Наложить повязку.

Следующий.

Резаная рана — на бедре.

Обследовать на наличие посторонних предметов и грязи.

Промыть рану.

Очистить края.

Сшить.

Наложить повязку.

Следующий.

Каких‑то посторонних эмоций не было. Не люди. Просто — существа. Существа, на которых есть повреждения. И ее дело, как врача, единственного грамотного хирурга на весь мир, разобраться с повреждениями.

Она сможет.

Она справится.

Колотые ранения. Резаные ранения. Рваные — самые противные. И все слилось в один поток.

Усадить пациента или уложить. Дать стакан или два самогонки для анестезии.

Снять наложенную Джейми повязку, проверить рану, промыть, очистить, зашить. Наложить повязку с медом — и следующий на очереди.

И швы, швы, швы… узловой, матрасный, скорняжный, многорядный, Стручкова, Холстеда, Джиллиса… до косметических дело просто не доходило. Сначала бы всех обработать… Лиля отлично понимала — на ранних стадиях она поборется с инфекцией, но начнись что серьезнее… правда что ли попробовать пенициллин по старинке — рану плесенью замазывать?

Так ведь не панацея. Все равно половина перемрет.

Девушка взвыть была готова. Но толку с того? Скули, не скули, никто кроме тебя это не сделает.

Кое — кому Джейми вообще стянул рану наспех, лишь бы кровь остановить — и теперь требовалось сочно снимать самоделки и работать уже профессионально.

Лиля забыла обо всем.

Ей плевать было на Лейса, Эрика, Ганца Тримейна… да пропади все пропадом!

Сейчас важен был только один конкретный человек. Который был ее пациентом. И рана.

Каждая рана была ее личным врагом. И ее надо было ликвидировать. Быстро и качественно.

Болела спина. Голова. Руки.

Когда есть хирургический стол — это хорошо. Он есть. Нужной высоты. Но — один. И две лавки. Широких, удобных, но низковатых.

Стол пришлось отдать Тахиру, как наименее опытному. Сама Лиля способна была работать хоть бы и вниз головой. Но кто сказал, что это — удобно?

Лиля давно уже плюнула на субординацию и пристраивалась так, как было удобно. На коленях — так на коленях. Понадобится — на брюхе поползем.

Волосы были туго затянуты в косу и убраны под платок. По лицу градом катился пот, хотя окна в импровизированной операционной были открыты настежь. Рядом так же каторжно трудился Тахир. Джейми тоже не остался в стороне. И приходилось еще и для них искать время. Смотреть, чтобы 'стажеры' не налажали.

Несколько женщин трудились на подхвате, но много ли им доверишь? Привести — увести пациента, получше его устроить, поддержать, налить 'наркоз'. Выдернуть несколько волосков и пациента и прополоскать в спирте. Или там же — шелковую нить и вдеть в иголку. И опять в спирт.

Подать пинцет… ваты тут не было, но корпию Лиля ввела без особых размышлений.

Прокипятили несколько раз старую льняную ветошь — и сидели, щипали на нитки. Лиля за это посадила всех детей — и те не спорили. Все понимали — там их родители. И мало ли кому… да, спать не пришлось.

К вечеру женщина просто валилась с ног от усталости. И даже не поверила, что поток пациентов стихает.

Обработала последнего, уселась прямо на пол, вытерла пот со лба и выдохнула.

— Твою ж…

Последующую речь графини история не сохранила. Но упоминала она явно не птичек и пчелок. Сил не было. Ни вздохнуть, ни охнуть, ни чихнуть, ни сдохнуть. Сил не просто не было. Они в минус ушли.

Рядом так же обессиленно упали Тахир и Джейми. И это при том, что работорговцев графине никто на прием не тащил — ими занимался Ганц Тримейн.

Справедливости ради — Лиля и сама бы заниматься ими не стала. Сейчас ей важнее были ее люди. Завтра можно будет и с торговцами человеческой кровью разобраться… Но — завтра. А сегодня…

Она посмотрела на Тахира, на Джейми… паренек вообще был белее мела. На узком лице с высокими скулами только глаза и выделялись. Большие, яркие, чистые…

— Тахир — джан, Джейми… вам, наверное, лучше спать пойти?

Тахир кивнул. Поднялся, протянул ей руку…

— Ваше сиятельство…

Кажется в 'операционной' был кто‑то еще. Лиля на это внимания не обратила. Опираясь (не слишком сильно, а то еще Тахир упадет…) на предложенную руку, встала на колени, а потом и на ноги. Голова чуть закружилась. Ну и пусть! Переживем!

— Жить будем.

— Будете, ваше сиятельство. Вы разрешите вас проводить?

Лиля помотала головой, как боевая лошадь.

— Нет.

Нашла слегка косыми глазами присутствующих помощниц и с трудом припомнила имя.

— Мэри, мне нужно ледяной воды — умыться. И узнай, где там лэйр Ганц — поговорить бы…

Служанка закивала и словно улетучилась.

Лиля потерла руками лоб. Лоб был горячий, пальцы — ледяные. Что у нас? Давление, температура, утомление?

А, плевать! Это все остальные могут идти по своим делам. А она тут главная. На ней еще Тримейн и Лейс. Посмотрим, что мужики ей скажут…

Послушаем отчеты.

***

Его Величество Эдоард Восьмой, милостью Альдоная правитель Ативерны, читал расшифровку письма Ганца Тримейна. Все письма голубиной почты проходили через руки королевского секретаря — человека мрачного, неболтливого и весьма умного. Так что Его Величество не ломал глаза над шифром скорописи, размером с муравья.

Ему на стол все попадало уже красиво переписанное и на хорошем пергаменте.

Вот только радовало это далеко не всегда.

' Ваше величество! ' — писал Ганц Тримейн.

' По Вашему поручению прибыв в Иртон вынужден задержаться. Управляющий воровал, замок в разрухе, дружина распущена, процветает работорговля, зимой Иртон может ожидать голод, при мне на Л. Иртон было совершено покушение, которое я вынужден расследовать. М. Иртон цела и здорова, обожает свою мачеху. Л. Иртон делает все, что исправить сложившуюся ситуацию, но нуждается в помощи.

Остаюсь искренне преданный Ваш слуга лэйр Ганц Тримейн '.

Его Величество потер лоб.

Потом затылок.

Пользы не прибавилось.

Ганц Тримейн был одним из лучших. И если уж он не смог разобраться в ситуации быстро — значит все не так просто, как в изложении Джеса.

М — да…

А как хорошо все выглядело.

Толстая дура, которая закатывает истерики потому и сидит в поместье круглый год.

Только вот…

Его Величество посмотрел на золотое перо в своей руке. На чернильницу.

Подарки Августа оказались неожиданно удобны. И Его Величество приказал секретарю озаботиться. Теперь гусиные перья исчезнут из его жизни. Хотя и непривычно. Но золотое перо удобнее. Гусиные каждый раз одинаково не очинишь, приходится приноравливаться, поворачивать в руке… с этим не так. Макнул в чернильницу, стряхнул избыток чернил — и пиши. Не затупится, не поломается… даже если и поломается — заказать новое дело минуты.

Да и чернильница — насколько ж удобнее!

Секретарь уже оценил и вовсю пел ей дифирамбы.

Когда приходится писать — поневоле чернильницу ставишь поближе. И рано или поздно то рукавом заденешь, то опрокинешь, то еще кто… всякое бывало. А пергамент — штука дорогая.

Сложно даже представить, что это придумала та самая 'тупая колода', которую так ругал Джерисон.

Эдоард еще раз вздохнул.

Джес и Лия.

Точнее Лия и Джес.

Его старшие дети от любимой женщины.

Дети перед которыми он всегда будет виноват. За что?

За то, что не подумал о последствиях.

Они с Джесси были молоды, они были влюблены, для них на небе всегда светило солнце. И они даже не думали, что у них будут дети… то есть думали, но как‑то отстраненно. И реальность ударила исподтишка. Зло и резко.

Когда Джессимин первый раз сообщила ему о своей беременности — он дико обрадовался. Сначала.

А потом задумался.

Внебрачный ребенок был позором. Для юной девушки — тем более. После такого ей оставалась только одна дорога. Срочно замуж. Хоть за последнего нищего. В противном случае…она стояла бы на одной ступени со шлюхами и воровками. Так на нее бы и смотрели. Этого он для своей девочки допустить не мог.

Как же их тогда выручил Джайс!

Срочно женился, переговорил с женой… кстати, Алисия Иртон сейчас интересно где?

Ну да, состоит в свите принцесс. Вот ведь…

Стерва, сплетница, та еще гадюка, но… с него причитается. За их с Джесси спокойствие.

Алисия признала обоих детей своими. Но была и еще одна беда.

Если Джесси могла проводить с детьми… ну не слишком много, но хотя бы какое‑то время, то у Эдоарда и того не было. Он видел детей раз в год — и чаще никак не получалось.

Не стоит забывать, у него была Имоджин, которая резко не одобряла встреч супруга с фавориткой, были законные дети, отец, государственные дела… тут и захочешь — время не выберешь.

Детей Имоджин, что Эдмона

Рика, Эдоард брал с собой на приемы, рассказывал, показывал, учил, как его когда‑то отец, как сейчас учат маленьких принцесс… со старшим сыном он этого сделать не смог. Может, и зря. Но — выбора не было. И рос его ребенок кое‑как…

Алисии до него не было дела, Джесси и ему — времени, Джайс… чего уж там, старый друг тоже был по уши занят. Государство — ноша тяжкая. Если кто‑то хочет подставить плечо… тяжести хватит на всех.

И все же, все же…

Джес — умный талантливый мальчик. Ну как он мог не разглядеть такое в своей семье?

Нет, что‑то тут нечисто.

Хорошо, что внучка цела и здорова и даже привязалась к мачехе. но что это за покушение?

Нет, надо все это тщательно расследовать.

Пусть этим займется Ганц. А он подождет доклада.

***

Август Брокленд посмотрел на Тариса Брока.

— Тарис, я тебя, наверное, опять отправлю путешествовать…

— Далеко?

— К Лилюшке.

— Господин барон!

— С чего такое страдание в голосе. Ты вроде о ней добром отзывался?

— Да не в том дело! Лилиан Иртон — чудесная женщина, замечательная хозяйка, умница, красавица… но добираться туда в сезон штормов?! Я с прошлого‑то раза чуть живой!

Август фыркнул.

— Ладно. Сам понимаешь, дочку я без помощи и защиты не оставлю… — Да у нее там отряд вирман! — И что с того? Возьмешь почтовых голубей, я ей кое‑что передам, все я понимаю, но кто захочет — доберется. Да и ты ей сможешь помочь… ты говорил, управляющего она выгнала? — Даже собраться не дала. В единый вечер выкинула за ворота. — Моя кровь… Тарис не спорил. Всем известно — для каждого отца все лучшее у ребенка от него, а все худшее от тещи… — Так вот. Я письмецо напишу, денежку передам, а ты останешься и поможешь ей управляться с Иртоном. Да и у короля надо получить приглашение — заодно передашь. — как скоро мне собираться? — Дней через десять. Тарис обреченно вздохнул. Но куда деваться… Август ухмыльнулся в бороду. — Да ладно… Доберешься до Альтвера, отпишешься мне, как там дела у дочурки. Ты говорил, что у него есть связь с Лилюшкой?

— Да, голубиная почта.

— Отлично. Передашь ему моих голубей — пусть дочка пишет почаще. И я ей заодно напишу. А из Альтвера уже и в Иртон.

Тарис печально вздохнул, понимая, что поездки не избежать.

***

Ганц Тримейн графиню порадовал.

— Ваше сиятельство, это работорговцы. Как я понял из допроса — они не первый раз сюда приходят.

— потому нам так легко и удалось их взять.

— ну да. Расслабились, не ждали подвоха…

Лиля кивнула.

Что есть, то есть. Практически все раны, которые она зашивала или перевязывала — поверхностные. Только парочка колотых.

Толкового сопротивления работорговцы оказать не успели. И жалеть их совершенно не тянет.

— Большую часть ваши люди перебили, но кое‑кто важный остался. Ваше сиятельство, вы знали, что боцман на одном из кораблей имел родственника в Ручейке?

— я подозревала, что у них был сообщник, но не знала точно — кто. Кто‑то из старост…

— Так чего бы проще. Взять всех и пытать, — пожал плечами Ганц. — Хотя это и сейчас не поздно. Ваше сиятельство, по утверждению этого сообщника…

— Эрк Грисмо?

— он самый. Так вот. По его утверждению, здесь на побережье есть пласт янтаря.

— Это хорошо.

— Очень. И разрабатывали они его долго и осторожно. Сами знаете, слезы моря дороги, так что сбывали понемногу — на жизнь хватало. И им и детям.

— а что потом изменилось?

— А вы приехали, ваше сиятельство. Появился управляющий, который узнал о маленьком бизнесе и его пришлось брать в долю. И Эдор с каждым днем становился все жаднее и жаднее. За что и поплатился в результате…

— Ну да. Я его выгнала. Хотя и рано…

— Очень рано. Вы не знали, ваше сиятельство, но Эдор хранил у себя сундучок с янтарем. Ну и часть денег… вы из него кое‑что вытряхнули, как я понял?

Лиля вздохнула.

— Я же не знала об истинных масштабах. Но на вирман хватило. И на закупки тоже…

— вижу я, как вам хватило. Ни одна женщина не будет продавать свои одежды, не нуждаясь в деньгах. Не скромничайте, ваше сиятельство…

Лиля опустила глазки долу. А то ж! Само смирение и скромность!

А в душе пело ехидное 'ДЕСЯТКА!!!'.

Она с радостью избавилась от розовых тряпок. Но если самый простой ее поступок расценили как жертву — значит, своей цели она достигла. И видит в ней Ганц страдающую одинокую женщину!

ЕСТЬ!!!

— Давайте лучше про управляющего, лэйр Ганц.

— а с управляющим все просто. Он влез в янтарные дела. И принялся давить. Так что семейство Грисмо…

— Семейство?

— Эрк и два его братца.

— Понятно.

— Так вот, ваше сиятельство, они решили, что с этим бизнесом пора заканчивать. Собирались выбрать побольше с пласта, завалить разработку — и уехать. Благо, на корабле был их родственник.

— Так я не поняла. Работорговцы…

— Они приплыли именно за рабами. Изначально. А янтарь оставался между братьями. Они не зарывались, утаить было несложно…

Лилю любопытство разбирало хуже чесотки — сколько ж стоит янтарь? Но приходилось молчать. А то спросишь так…

— Но пласт они еще не завалили?

— Хотели выгрести побольше. Не успели еще, госпожа графиня.

Лиля потерла нос.

— Отлично. Значит надо разрабатывать. Лэйр Ганц, посоветуйте, как это лучше организовать?

— С удовольствием ваше сиятельство. И посмотрю, и помогу советом, и задержусь у вас на какое‑то время, все ж таки не разовый случай…

— Буду только рада и вашей помощи и вашему обществу, лэйр Ганц.

Ганц Тримейн улыбнулся.

Сколько он ни разговаривал с Лилиан Иртон — ни разу его не зацепила и тень высокомерия. Она просто обращалась с ним, как со старшим по возрасту, с тем, кто больше знает. И неважно что она — графиня, а он — шевалье. Часто, очень часто Ганц разговаривал с дворянами — и те были безукоризненно вежливы. А в глазах читалось ' быдло… '.

Лилиан Иртон такого не допускала даже в мыслях.

Разговаривать с ней было приятно. И Лэйр Ганц от души наслаждался пребыванием в Иртоне. Конечно, сейчас он не бросит женщину в беде. Поможет все устроить, организовать и отправится к королю…

— Кстати, ваше сиятельство, если вы пожелаете передать письма Его Величеству, вашему супругу или вашему отцу — буду рад оказать вам эту услугу, когда отправлюсь обратно в столицу. Ну и конечно, захвачу налог с разработок…

Лиля улыбнулась как можно очаровательнее. Хотя и пребывала в растерянности.

Писать королю?

Супругу?

Ладно еще отцу. Но…

А, к черту! Что мы — не медики? Тут с больными иногда так извратишься — мастером дипломатии станешь. Найдем, что написать. Просто не за минуту. Так что…

— Благодарю, лэйр Ганц. Обязательно воспользуюсь вашим любезным предложением… а что вы будете делать с работорговцами?

— а что с ними делать? Закуем в трюме — и увезу с собой. Часть повесим, но не оставлять же здесь остальных. Как я понял, у вас и так с припасами негусто…

— голодать не должны, но и радоваться особо нечему.

— Куда вам еще этих кормить…

— Некуда, — согласилась Лиля. — Я вот попрошу Эрика сопроводить вас. Заодно пусть и прикупит кое — чего в Альтвере, и письмецо барону Авермалю передаст…

Ганц кивнул.

— Это, конечно, еще дней через десять, не раньше…

— А я никуда и не тороплюсь.

Одним словом, высокие договаривающиеся стороны расстались довольные друг другом.

И Лиля отправилась спать. Завтра опять тяжелый день.

***

Анелия Уэльстерская была на нервах.

С утра она уже успела надавать пощечин служанке, наорать на фрейлину Милии и с трудом сдержалась, когда Мачеха начала выговаривать ей.

Тебе‑то легко говорить, корова!

А если я Ричарду не понравлюсь?!

Думаешь, меня пощадят!?

Но сказать это вслух она не могла. И ограничилась только покорно склоненной головой.

Завтра.

Он прибывает завтра.

И начнется схватка. Жестокая. Не на жизнь, а на смерть. Безжалостная.

Анелия не собиралась останавливаться ни перед чем. Она дерется за свою жизнь.

О муже она даже и не вспоминала — куда там! Какой Лонс?! О чем вы?! На карту поставлена ее жизнь!

И Анелия намеревалась бороться всеми средствами.

Пузырек с ядом лежал в дальнем углу комода….

***

Джайлс Леннард, дворецкий в столичном доме графа Иртон, открыл дверь.

— Письмо его сиятельству…

Джайлс кивнул, взял письмо и закрыл дверь перед курьером.

Привычно посмотрел на свиток.

Патер Симон Лейдер… Альтвер…

Странно. Какие могут быть у захолустного патера дела к графу?

Но — приказ есть приказ. Джерисон Иртон распорядился пересылать ему всю корреспонденцию — и Джайлс так и поступит.

С первой же оказией.

***

Ричард посмотрелся в полированную серебряную пластину.

— красавец. Просто картинка.

— поехидничай мне, — огрызнулся Рик на кузена.

Джес послал ему невинную улыбку.

— Мне‑то что. Это у тебя завтра смотрины…

Рик сморщил нос.

— У меня.

Они остановились примерно в трех часах пути от столицы. Официальный визит к Гардвейгу планировался завтра утром. А пока просто отправили гонца с вверительными грамотами. Теперь начнутся дипломатические танцы.

Гонец прибудет к Гардвейгу.

Тот ответит любезным письмом и пошлет кого‑нибудь встретить посольство. Будет много меда, много яда, много расшаркиваний и уверений в своей нежной любви к прибывшим. Потом официальный прием, где Ричард и познакомится с потенциальной невестой.

И начнется серьезная игра.

Ричард даже не сомневался — в Уэльстере будут весьма не против. А сам он?

А сам он не знал. В любом случае, если есть выбор, глупо не посмотреть на оба варианта. Сердце мужчины было абсолютно свободно — и он не испытывал никакой тяги к браку. А уж на примере кузена…

— Кстати, тебе ничего из дома не пишут?

— Пока нет. Вся почта будет собираться дома, потом мне ее перешлют сюда. Хоть бы моя корова родила…

— теленка. От быка, — подколол Ричард.

— Тебе это тоже предстоит.

— Не для себя страдаю — для блага государства.

— Если бы оно еще это оценило….

Вот на последнее Рик не надеялся.

Но вдруг ему повезет встретить свою Джессимин? Мачеху он помнил. Ее любовь, нежность, ее искренность… помнил, каким светом загорались ее глаза, когда отец входил в комнату — если Альдонай милостив, ему дадут хотя бы половину от такого счастья.

Если же нет…

Люди живут и без этого.

Но думать о такой перспективе откровенно не хотелось.

***

Марта принесла девочке теплого молока на ночь. Присела рядом, погладила по волосам.

— Лилюшка, родная моя…

Лилиан Иртон повернулась, уткнулась носом в теплое плечо няни.

— нянюшка, я так устала, если бы ты только знала…

— да еще бы! мыслимое ли дело! Графине — раны каких‑то смердов зашивать!

Лиля грустно улыбнулась.

— Так кто ж меня вышивать учил? Сама понимаешь, кроме меня таких искусниц и нету… Да и… они нас защищали.

Марта фыркнула, явно оставаясь при своём мнении.

— А малышку этому зачем учишь?

— А кто ее кроме меня научит? Нянюшка, никто ведь не знает, что в жизни пригодится. Думали мы с тобой оказаться в таком кошмаре?

— Ты у меня умница…

Лиля потерлась щекой о плечо. Плевать на грязноватое платье и не слишком приятный запах. Просто — ощутить, что тебя любят. Вот что важно.

— нянюшка, родная моя… как хорошо, что ты у меня есть…

Марта погладила женщину по волосам. Сколько бы лет ни прошло — все равно ты ребенок. Для любящих тебя, ты просто ребенок. Который нуждается в помощи и поддержке.

Завтра ты опять будешь вести дела, все завтра…

А сегодня — пей молоко и спи.

Спи, малышка. А я спою тебе колыбельную…

Лиля засыпала, убаюканная знакомыми с детства словами. И даже не почувствовала, Когда ей под бок пристроилась Мири.

Марта покачала головой, но ругаться не стала.

И тихонько вышла из комнаты.

***

За дверью ждал Ганц Тримейн.

— графиня уснула?

— Спит, как солнышко, лэйр, — Марта могла себе позволить небольшие вольности на правах любящей и любимой няньки. — Да и то сказать, намаялась за сегодня…

— я и не ожидал, что у нее такие познания в лекарском деле…

— Так это она как ребеночка потеряла — так и начала узнавать, расспрашивать… раньше‑то не особо интересовалась, а как при смерти побываешь, так все сразу по — иному кажется…

Спорить с этим было сложно.

— А вы ведь с детства с графиней?

— Она у меня на руках выросла. Как ее матушки не стало, так почитай она все со мной и со мной…

— А викоонтесса?

— Леди Мири? там же, — кивок на дверь. — Она к Лилюшке тянется, да оно и понятно, легко ли без матери…

— Нелегко, — согласился лэйр Ганц. — А раньше они не общались?

— Так граф как засунул Лилюшку сюда, так и дочку не привозил… простите лэйр Ганц, некогда мне болтать впустую…

Намек был понят. Лэйр Ганц отпустил служанку и с интересом посмотрел на дверь.

Какая же ты, Лилиан Иртон?

Сильная?

Слабая?

Или просто вынужденная стать сильной?

Может быть и так.

Разберемся. Это работа королевского представителя.

***

С утра Лиля прошлась по замку.

Побеседовала с Ганцем Тримейном. Порадовалась.

Оказалось, что работорговцы все подтвердили — так что ее люди были полностью в своем праве. Даже более того. Их надо будет наградить — на что деньги выделит сам король.

Когда Лиля искренне спросила — как это, Ганц объяснил все просто на пальцах.

Эрка Грисмо и его родственничков — уродственничков допросили по полной программе. С применением нехитрых средств из местной пыточной. И оказалось, что они нарыли примерно пятьдесят килограмм янтаря. Сумма по местным меркам… бешеная. По — другому и не скажешь.

Этого хватило бы, чтобы прикупить два Иртона и еще на Брокленд бы осталось.

Даже с учетом королевской четверти.

Да, такое тут было.

Обычно король не заморачивался, собирал десятину налога — и все. Кстати, иногда дворяне платили сами в столице, иногда на места выезжали соратники Ганца с достойной охраной…

Но вот если дело касалось ценных и полезных ископаемых…

Найдешь золото?

Открывай рудник, но четверть всего — королевская. Найдешь брюлики — то же самое.

Любое ценное ископаемое из земли — облагается налогом.