Глава 3. Взгляды со стороны не всегда равны 3 page

Скрипнула дверь. Лиля подняла голову.

— Марта?

***

Лонс Авельс с ужасом наблюдал, как открывается крышка люка. Страшно?

Не то слово. Один морской бой он уже пережил. А второй…

Зачем их вытаскивают в этот раз?

Он не знал. Но подозревал, что ничего хорошего там не будет. Он просто сходил с ума в душном трюме. Плохие вода и еда, нехватка воздуха…

А потом — шторм. Это было по — настоящему страшно. Лонс прислушивался к буре снаружи — и понимал. Никто не станет их спасать, если что. Бросят подыхать с тонущим кораблем.

Самое страшное в рабстве то, что от тебя ничего не зависит. Ты уже не хозяин своей судьбы. Вообще. Ты полностью зависишь от чужих решений.

Шторм принес свои плоды.

Их отнесло от берега. Далеко. И они наткнулись на корабль морских волков. Вирмане.

Лонс слышал звуки боя — и опять испытывал дикий страх. О вирманах говорили многое. Что они убивают всех. Что топят захваченные корабли. Что после воздержания в море пользуют пленников противоестественным способом…

Страшно.

И когда открылся люк — Лонс ожидал всего, чего угодно. Но их просто вытащили из трюма — и перегнали на другой корабль, как скот. Так же покрикивая и подгоняя пинками.

Вирмане в них просто не видели людей.

Вообще.

И это было страшно.

А потом… качка. Шторм. Скудная пища. Гнилая вода.

И смерти. Порядка десяти смертей.

Почти каждую ночь кто‑то умирал. Кто от ран, кто от слабости… Лонс знал, что долго так не протянет. Слабость подтачивала и его. Мужчина воспринимал все происходящее как‑то… обрывками. А из чувств остался только страх.

Смерти он уже не боялся.

Только боли.

Вирмане вытащили их из трюма и стали толкать к сходням. Лонс не верил своим глазам. Он дышал чистым воздухом. Вокруг была природа. Жизнь.

Альдонай, как же он раньше этого не ценил. Хотел чего‑то грандиозного… а ведь важно — другое.

Хотя бы глоток чистого воздуха. Вот этот…

Вирмане куда‑то вели своих пленных. И Лонсу казалось, что этот путь никогда не кончится. Но ему и не хотелось, чтобы все кончалось. Он просто шел.

Пока не оказался перед замком.

— Иртон, — произнес один из вирман.

Иртон?

Авестер? Явно не Дарком, не Эльвана, не Ханганат. Там другие названия в ходу.

Да, Авестер или Ативерна.

Но что происходит?

Там же рабство не в ходу?!

Вирмане провели их по двору замка — и отвели в темницу. Впрочем, Лонс был не в претензии. После ежедневной качки, после темноты трюма и его скученности…

Отдельная камера, с кормежкой, соломенным тюфяком и даже факелом показалась мужчине верхом роскоши. Он жадно съел все, что дали, выпил чистой ледяной воды — и упал на тюфяк.

Спать, спать, спать…

Восстанавливать силы.

Что бы его ни ждало — такой, как сейчас — он ни на что не способен. А ему надо вернуться в Уэльстер. Найти Анель.

Жену он не бросит.

***

Лиля смотрела на нянюшку. А няня смотрела на женщину в кресле.

И подмечала расхождения с любимой с детства девочкой.

Другой поворот головы, другой взгляд, другие жесты… даже вот эти поднятые брови…. У Лилюшки никогда так не получалось.

И командовать Лиля так не смогла бы. И приказывать — тоже…

Тихая, домашняя девочка. Богомольная и послушная.

И — это.

Марта первая нарушила молчание.

— Кто ты?

Ответ не задержался ни на минуту.

— Лилиан Элизабетта Мариэла Иртон.

Чего это стоило Лиле — Бог весть. Но выбора не было. Или пан — или пропал.

— Нет. Ты — не она.

Марта говорила почти уверенно. Почти. И вот за это зацепилась Лиля.

— да неужели? И кто же я?

— Не знаю. Я ходила к ведьме, когда Лилюшка умирала. Просила снадобье. И она предупредила, что результат может быть самый разный. Ты… ты не похожа на Лилюшку.

Ну не похожа. Но и не признаюсь. Благо, отрывки памяти реципиента Лиля воспринимала почти как свои.

— а кто же я? Няня, я ведь все помню. Помню, как ты учила меня молитвам. Как я ненавидела овсянку. Как устроила скандал, когда вместо розовых цветов ты принесла мне желтые, мне тогда пятнадцать было, как отец не хотел меня до шестнадцати замуж отдавать…

Лиля называла то, что помнила из сознания Лилиан Иртон. И видела, как исчезают подозрения.

— Но ты…

— я стала другой. Да. А кто бы не стал? Няня, я была на пороге смерти, потеряла ребенка, чуть с ума не сошла от горя… и ты хочешь, чтобы я осталась прежней?

Марта заколебалась. И Лиля добила.

— Я могу вспомнить все молитвы, которым ты учила меня. Могу рассказать, о чем говорила тебе после свадьбы. Как плакала у тебя на плече… напомнить?

Был и такой эпизод в ее воспоминаниях. И Лиля жаловалась на грубость и боль, а Марта утешала ее — все пройдет, девочка, все пройдет…

Лиля встала, подошла к няньке, обняла ее.

И та не отшатнулась.

— Марта, милая. Просто я меняюсь. Я стараюсь взрослеть и учиться. Это нормально. Только очень больно. Не бросай меня, нянюшка. Роднюша моя, пожалуйста…

Роднюша…

Так Лиля называла Марту, когда была маленькой. Лилиан не знала, откуда это всплыло, но — помогло.

Марта всхлипнула и обняла свою девочку.

Слезы и сопли.

Занавес.

***

Али Ахмед дремал у себя в каюте, когда его разбудил помощник.

— Господин, там 'Золотая Лилия'.

— Вот как?

Капитана 'Лилии' Али знал. Тоже ханган, только из тех, кто суше предпочел море. И ходил теперь вдоль континента…

— Сигналят, приглашают для беседы.

— Ну и ты просигналь. Скажи, скоро будем, пусть ждут…

Али выбрался из кровати и принялся одеваться. Нога почти не болела. Конечно, лубок еще оставался на ней, но скоро его можно будет снять. А передвигаться — так даже уже. Если осторожно и не слишком долго. Лайла поспешно помогла господину.

И Али вышел из каюты. Он собирался в Иртон. А приехать туда лучше с подарком. И хорошим. Шелка, драгоценности… это все было мелко. Это у Лилиан Иртон и так было. А вдруг у Селима найдется что‑то интересное?

***

Следующие три дня прошли для Лили под знаком головной боли.

Что‑то могла решить Эмма. Что‑то — только графиня.

Поговорить с пленниками?

Потом! Пусть пока посидят. Прикажите Джейми осмотреть их на предмет больных и раненых — и подлечить.

Команда Лейфа — вперед. Строить лодки и добывать рыбу. Коптильня на Ингрид, солеварня тоже, так что надо туда отправляться, поставите там пару хижин или что больше понравится, хоть землянок — и вперед. Сейчас прочешемся, зимой проголодаемся.

Кстати, захватите с собой стеклодува — и пусть привезет все, что встретит на побережье. Понятие 'образцы' я ему в голову вдолбила, хотя чуть из блондинки седой не стала. Ему как раз сырье посмотреть надо — а так и под охраной, и с доставкой, и с помощниками, если что…

Команду Эрика подлечили?

Шагом марш! Готовить корабли к зиме. Вытаскивать на берег, ремонтировать, сколачивать навес, корабли — это наше все.

Заодно Лиля узнала, что побережье здесь в рифах и мелях, корабли вирман, имея высокую осадку, проходят более — менее свободно. А вот корабли другой конструкции доставят много хлопот. В кораблестроении Лиля разбираться не стала, просто поставила на заметку — и махнула рукой. Понятно, захолустье. Ничего не производится, ценного ноль, народ разбегается… Кому оно надо — сюда ездить?

Хотя…

Что‑то же сюда привело работорговцев?

Вот и думай, как хочешь.

Заодно Лиля вызвала к себе кузнеца, нарисовала обычный вязальный крючок — и приказала сковать в количестве штук пяти для начала.

Потом надо будет показать девушкам — швеям, как кружева вязать. Нашлась бы нитка… но вирманских коз Лейф привез с собой. Вот коров пока не было, а козы активно блеяли на скотном дворе. Лиля распорядилась приставить к ним пару вирманских детей. Подоить, расчесать — несложно. А потом из их пуха получится тонкая нитка. То, что доктор прописал.

Заодно досталось Джейми.

Лиля зашла проверить, как лечат раненых. И увидела у него 'кукушкин лен'. Парень использовал его при перевязках. Понятное дело, Лиля налетела ураганом — и вытащила из мальчишки, что мох получен у местной ведуньи.

Эмме тут же был отдан приказ — организовать крестьянских детей на сбор ценного продукта по болотам. И чем больше, тем лучше. А заодно — набрать все, что тут растет. Если что еще понадобится, Она потом скажет.

Короче, гербарий и образцы.

И побольше, побольше…

Она будет чувствовать себя получше — и сама проедется к болотам. А вдруг там торф есть? О торфоразработках Лиля имела смутное представление, но что должна получить и как — примерно знала. Остальное — да научимся! Не боги горшки обжигают!

А отапливать замок торфом всяко выгоднее будет.

Грибы?

Осень же! Лиля отлично помнила, как весь сентябрь, октябрь и даже иногда в ноябре они с мамой ходили за грибами. Что‑то можно засолить, что‑то засушить…

А грибной супчик — вещь вкусная.

Так что еще и грибы заготавливать…

И Лиля опять решила вызвать к себе старост деревень.

Царапала еще и мысль.

Кто же из них прикрывал Эдора?

Кто?

И — как?

Вашего ребенка продают в рабство — и никакого протеста? Странно. Лиле пришел на ум только один вариант ответа. Когда все запуганы до истерики. И вякнуть боятся.

Может быть войско и пригодится?

Вообще‑то из бесед с пастером Лиля знала, что личная дружина сейчас не приветствовалась. Так, по чуть — чуть. Раньше у каждого феодала было и свое войско в несколько сотен человек (доходило и до тысячи), и он должен был его одеть — обуть — вооружить — времена ушли в прошлое. Сейчас же человек сорок — пятьдесят хватало за глаза.

Дом охранять, господина сопровождать… и вообще — больше всего эти товарищи подходили под определение 'тыловая крыса'.

Почему в Иртоне и того не было?

Как объяснил пастер, раньше тут люди были. Но примерно полгода как Эдор всех разогнал.

Зачем? Помилуйте, ваше сиятельство, сам ума не приложу.

Лиля тоже никак не могла сообразить. Само состояние ей напоминало старую шутку ' Душа у меня нежная, трепетная, чуткая… чую — дерьмом пахнет '.

Вот и Лиля чуяла то же самое.

Но объяснить пока не могла. Нет, старост надо бы пригласить, побеседовать.

***

Из письма…

Господин, корова назвала в поместье тучу вирман. Она жива, здорова и отлично себя чувствует. Подобраться к ней нет возможности. Я приложу все усилия, но не могу гарантировать успех.

***

— Лиля!

Просыпаться приятно. Но не когда у тебя на животе сидит тяжеленький ребенок. Еще и подпрыгивает.

Пришлось поймать и потискать.

— Мири, у тебя совесть есть?

— Есть.

— Ты зачем меня так рано разбудила?

— Хотелось. А ты долго еще валяться будешь?

— Нет. Сегодня встаю. Так что иди, умывайся, я тоже умоюсь — и пойдем завтракать. Идет?

Мири соскочила с кровати. Но неудачно. Задела ногой об столбик и на всю спальню прозвучало:

— …! …!!!

Лиля охнула.

— Мири, ты где этого набралась?

— а ты вчера…

Женщина едва не взвыла. Вот так, дорогая подруга. Это вам не мединститут. Там матом иногда разговаривали, особенно в морге. А тут… а тут с тебя взял пример ребенок. Можешь собой гордиться, обучается девочка успешно.

Только не тому.

— Мири…

— Лиля, а что такое …?

Лиля представила, как она будет объяснять про производные мужского рода от женских половых органов и едва не застонала.

— Мири, это плохое слово.

— Но ты же его говорила?

— Да. Но мне тогда было плохо. А если хорошо — его употреблять не надо, договорились?

— почему?

— Потому что папа не одобрит. И молодая девушка не должна выражаться, как грузчик, которому на ногу комод уронили.

— А что такое комод?

Лиля почесала нос. А ведь правда… комодов она тут пока не видела.

Ладно, разберемся.

— Это я потом расскажу. А пока — одеваться. И не выражаться.

Мири унеслась за дверь. А Лиля грустно вздохнула. Придется сдерживаться. А вообще — к Марии Рейхарт, что ли, походить?

Авось манеры какие привьют? Потому как… история прошла мимо девушки.

Лиля вообще была откровенным нелюбителем исторической литературы. Вот про медицину — это наше все. И про жизнь знаменитых врачей она читала. Но просто так?

Уж извините. Некогда.

Аля Скороленок была слишком подвижным ребенком. А частые переезды отца тем более не способствовали получению качественных знаний.

Поэтому из литературно — романтического багажа были 'Анжелика', 'Унесенные ветром' и 'Марианна'. И — всё. Романы были не слишком интересны. Нет, она что‑то читала, но предпочитала детективы. Конан Дойл, Агата Кристи…

Короче, знаний по этикету у вас, дорогая графиня, ноль. Без палочки.

А вспомнив ту же Анжелику — не так поклонишься — без головы останешься. Это красивым бабам многое позволено. А ты у нас пока…

Лиля сползла с кровати и открыла зеркало.

Нет, сейчас уже намного лучше. И лицо начинает худеть, и видно уже, что есть не только щеки, а еще и скулы, и складочки потихоньку уменьшаются…

Но пока еще — ее очень много. Навскидку Лиля дала бы себе от девяноста до ста килограмм живого веса. Ну, все уже не сто двадцать.

Лиля крикнула служанке, умылась, оделась — и отправилась вместе с Мири на завтрак.

Мири попыталась подражать Лиле в плане овсянки, но потом все‑таки разбавила себе кашу медом и молоком.

— Так вкуснее!

Лиля не стала спорить.

— Понимаешь, мне нельзя…

— Почему?

— Потому что меня пока слишком много для хорошего человека…

За завтраком Лиля рассказывала девочке про основной постулат — можно быть полной. Можно быть ширококостной и крепко сбитой. Но рыхлой и толстой? Лучше не быть. Иначе это основа для заболеваний сердца, сосудов, почек…. а она сейчас именно такая. не мышцы. Жир.

Русские бабы, из тех, кто и коня и избу — были крепкими и упругими. Но не рыхлыми и не жирными. Это путать не надо. Формы у них были шикарные. И Лиля была с такими знакома. Но разница принципиальна. Такую за живот — не ущипнешь. Просто не ухватишь. Пальцы соскользнут. Под кожей ведь не жир, а мышцы, мясо… такие нормально и рожали. А американские страдальцы от гамбургеров… эх, посносить бы все макдональдсы до основания!

Миранда слушала, открыв рот. Тем более, что рассказывала Лиля интересно. Действительно интересно. Медицина была ее жизнью. И она могла заинтересовать ребенка.

Еще как могла.

Рассказом про сердце, про то, как кровь бежит по венам, про большой и малый круги кровообращения… она могла.

А после завтрака Лиля с Мири направились к девушкам — портнихам. Где Лидия с гордостью развернула перед ними юбки — брюки. И даже маленькую рубашку — на Миранду.

— Переодевайся, — подмигнула Лиля.

Девочку уговаривать не пришлось. И Лиля восхищенно покачала головой.

— Девочки, вы просто чудо!

Юбка — брюки смотрелась так, что самый строгий ревнитель не усмотрел бы ничего порочащего. Из‑под складок ткани виднелись только кончики туфель. Кроме того, по собственной инициативе девушки пришили несколько широких полос ткани так, что получился длинный фартук, закрывающий промежность и попу.

На движение это никак не влияло. А смотрелось очень неплохо. Теперь при самом широком шаге нельзя было понять, что надето на женщине. Может быть, это такая юбка? Верхняя? А под ней нижняя?

Лиля довольно улыбнулась.

— Девушки, вы умнички. А я вам покажу кое‑что новое. И Мири тоже.

Кузнец как раз недавно принес Лиле крючки. Шелковые нитки для вышивки у нее тоже были. То есть у прежней Лилиан. И плевать, что розовые.

Перетерпим.

У прежней Лилиан вообще была кучка ниток для вышивки. Могучая кучка, иначе и не скажешь. Целая комната, заваленная этим барахлом.

Девушки смотрели в полном шоке, на простенький узор 'гусиных лапок'. Вроде бы и несложно. Но ведь… кружево!!!

Первой схватилась за крючок Марсия. За ней и другие швеи.

— Ваше сиятельство, так это ж…

— Да. Вот, смотри, как надо правильно. Сначала набираем по ширине, сколько нам надо…

Какой придурок сказал, что раньше люди были глупее?

Да, пока девушки сами бы узоры не придумали. Но то, что показала Лиля, повторяли уже через полчаса. Ну ладно, примерно через час. Потому что в идиллию заявилась негодующая Мария Рейхарт.

— Ваше сиятельство! Леди Миранде пора на занятия!

Мири прищурилась. И прошипела одно слово из тех, которые приличной девочке знать не полагается. Мария смотрела укоризненно.

— Мири, идем учиться, — вздохнула Лиля.

— И ты тоже?

— А что делать? Если я эти слова употребила, значит меня тоже надо учить хорошим манерам.

— а разве взрослых учат?

— Умные — всю жизнь сами учатся. А дураки — они дураки и есть.

— Вы абсолютно правы, ваше сиятельство, — Мария чуть поклонилась. — Полагаю, что Леди Миранда у нас не хочет быть дурой…

— Не хотим, — решила Лиля за двоих. — Где Марк, кстати?

— Уже ждет в классной комнате. Очень, очень серьезный молодой человек. Готов учиться с утра до вечера.

— Мири, и ты отстаешь?

Вопрос был задан так, что Миранда поняла — это трагедия. И замотала головой.

— Лиля, ну скучно же!

— А мы попробуем вместе. Вдруг веселее будет…

***

Определенно, вместе было веселее. И Лиля подумала, что давно надо бы… Мария как раз рассказывала, как и кого правильно приветствовать. Лиля слушала внимательно.

Лиля слушала краем уха.

При обращении к нижестоящим — незнатным! Исключительно нетитулованным!

Достаточно вежливого кивка головой. И обращение в зависимости от настроения. Милейший, любезнейший, уважаемый… на выбор… хоть козлом назови, если ты графиня — тебе и заблеют.

Дворянину с личным, но ненаследуемым дворянством говорят 'алдар', если женщина 'алдари'. Причем неважно жена она или дочь. Алдари такая‑то. И точка. Хотя таких женщин и было всего три. Или четыре. За всю историю всех стран.

Шевалье — то есть безземельное наследуемое дворянство — лэйр. Или лэйра, если женщина.

Барон (баронесса) — достопочтенный (-ая).

Графья — сиятельства.

Герцоги — светлости.

Если у графа есть наследники — это виконты. У герцога — маркизы. Своего рода титул учтивости. В свободном хождении его не встречают. То есть сам по себе маркизат не существует. Графство, герцогство, баронство. Но не виконтство и не маркизат. Это просто для наследников.

Лиля слушала, смотрела, как правильно кланяться и думала, что Мария, хоть и зануда, но человек нужный. Особенно когда она начала демонстрировать варианты приветствия. И Марк с Мири стали обращаться к ней то так, то этак… Дети определенно соревновались друг с другом. Лиля хвалила то одного, то вторую и продолжала проглядывать бумаги.

Да, преподавала Мария отвратительно. И больше всего под ее голос хотелось спать. Или устроить ей маленькую бяку. Но ведь полезна!

И далеко не дура!

Так что Лиля по мере сил старалась помогать учительнице. Не давала детям разойтись вовсю, корчила смешные рожицы в нужных местах, просила Марию повторить…

Урок — шел.

***

Капитан 'Золотой Лилии', Селим Рамар дин Ахмед был по — прежнему черноволос, чернобород и обилен чревом. И гостеприимен.

— Али, друг мой! Пусть дорога твоего коня всегда будет гладкой, стада обильными, луга — густыми, жены — юными и прекрасными….

Али ответил не менее витиевато — и разговор завязался сам собой. Селим пригласил старого друга за стол, Али ответил несколькими бутылями вина, которое на прощание презентовал ему Хельке, называя странным словосочетанием 'самогон яблочный' — и разговор завязался. Слово за слово…

Али рассказал о происшедшем с ним, показал ногу…

— Никогда бы не подумал! Ты и вовсе не хромаешь! — восхищался Селим. — говоришь, только деревяшку снять?

— Мне осталось еще дней десять — и можно будет снимать. Сам видишь, я пока очень осторожен.

— Вижу. Куда ты сейчас отправляешься?

— В Иртон. Кстати, у тебя не найдется ли чего интересного для графини?

— У меня серьезный груз, друг мой. Аварец.

— Аварец? Жеребец?

— Именно. Огненный.

Али на миг задумался, а потом кивнул.

— Беру!

Селим огладил бороду.

— Ты хочешь…

— Да.

— Королевский подарок.

Аварцы действительно стоили столько, что их могли покупать только очень немногие.

Это была совершенно особая порода коней. Огненно — рыжие, 'солнечные' кони с черными хвостами и гривами. Выведенные столетиями отбора, они просто не могли скрещиваться с другими конями. То есть могли — но от смешанных браков аварцы уже не рождались. Кровь терялась в первом же поколении. Ханганы очень неохотно продавали коней на сторону.

— Моя жизнь дороже стоит. Или ты его кому‑то вез?

— Не без того. Хотел в Ативерне продать. Говорят, Эдоард сына женит, вот было бы на подарок…

— Обещаю — в цене ты не потеряешь…

— Али, друг, ты же знаешь, с тебя я лишнего не спрошу…

Мужчины переглянулись и усмехнулись. Это была своеобразная прелюдия к торгу. Уже через десять минут каждый будет стенать, что небо свело его со скопидомом и скрягой, угрожать гневом Великой Кобылицы, чуть ли не рвать на противнике бороду… Но рано или поздно о цене они договорятся.

Так и произошло всего через два часа.

Мужчины выпили еще вина, Скрепили договор рукопожатием — и Селим заметил:

— А ведь у меня на борту есть кое‑кто, кому любопытно будет посмотреть на твою ногу.

— кто же?

— Тахир Джиаман дин Дашшар.

— Что?!

Удивление Али было понятно. Тахир был выдающимся лекарем. Был принят самим ханганом, писал стихи, изучал свойства трав…

— Но почему?

— потому что есть болезни, которые не в силах вылечить даже он. А если болеет сын Великого Хангана…

— Ты рисковал.

— Да.

Мужчины переглянулись. Все было понятно без слов. И то, что целителю пришлось бежать, и что Селим рисковал жизнью. Тогда понятно и почему он вышел в море в это время. Али пожал плечами.

— Пусть посмотрит…

Великий целитель оказался высоким сухопарым стариком с длинной бородой и доброй улыбкой.

Он ощупал ногу Али, осмотрел ее — и покачал головой.

— я был бы счастлив узнать, кто это сделал. Воистину, сего мудреца осенила благодать Звездной Кобылицы.

— Это сделала женщина. Графиня Лилиан Иртон.

Али пришлось повторить рассказ еще раз. Результат оказался предсказуем.

Целителю захотелось отправиться в Иртон.

Спустя несколько часов корабли расстались.

Корабль Али стал тяжелее на одного коня, одного целителя и двух его ручных мангустов.

***

Время до обеда Лиля уделила Миранде. Время после обеда — пленникам. Работорговцев она распорядилась пока не трогать. Только пленников.

Засела в кабинете, приказала приводить по одному — и принялась расспрашивать. Что, кто, как, где жил, чем занимался…

У нее в активе оказалось шестнадцать потенциальных рабов. Из них — два плотника, семь крестьян, шесть матросов и один учитель. Истории были, в принципе, похожи. Матросов подгрузили пьяными в дупель, в порту, так, что они очнулись уже в трюме.

Плотники были проданы в рабство своим мастером. Да, официально рабства в Ативерне не было. Но если захочешь избавиться от строптивых подмастерьев, которые совершили страшное — подсмотрели секрет пропитки…

Лиля поставила ушки торчком — и узнала, что мастер придумал состав, после пропитки которым дерево переставало бояться сырости. Дорого, да.

Но…

Ладно. Зимой и подумаем. Поэкспериментируем.

Крестьян вообще запродали их старосты. Кого за долги, кого за бесполезность. Т. е. то заболевание, которое Алин папа именовал 'жопорукость'.

Какое‑то время Лиля задумалась — что с ними делать. А потом твердо решила — на халяву не отпускать!

Если бы не она — оказались бы товарищи на Вирме, так? Или еще где похуже.

Пусть отрабатывают. Что Лиля и объявила. В принципе, 'рабы' были не против. Даже наоборот — зима на носу. Денег нет, работы нет, теплой одежды — и той нет. На большую дорогу идти?

Так и дороги тоже нет! Одни направления.

Так что Лиля приняла достаточно жесткое решение.

Денег она платить не будет. Работаете за еду и одежду. Как станет возможным путешествовать — по результатам подброшу пару монет и отпущу на все четыре стороны. Если кто захочет. А пока….

Моряков — вирманам в подручные. Пусть возятся с лодками и рыбой.

Крестьян — срочно строить баню. Еще одну. А лучше две. Туда же плотников. Потом еще пригодятся.

Халявщиков нам не надо.

А вот учитель…

***

Лонс Авельс выспался, сытно поел и обдумал все происходящее впервые за несколько недель. И когда его позвали пред очи графини Иртон — не растерялся.

Если уж он перед королем не трусил….

Графиня Иртон оказалась вполне приятной молодой женщиной. Полноватой, да. Но в зеленых глазах светился неженский ум. Да и полнота… в некоторых местах, например, на груди, была очень кстати.

Жаль только — ни декольте, ни даже маленького выреза…

Лонс сглотнул и посмотрел на графиню.

— Ваше сиятельство…

— Как вас зовут?

— Лонс Авельс. Шевалье Лонс Авельс.

Лиля поблагодарила про себя Марию. А то сидела бы дура дурой не зная, как обращаться. И слегка склонила голову.

— Итак, лэйр Авельс… как же вы оказались в рабстве?

— меня продали разбойники. Шевалье тоже можно захватить большим числом. А веревки не разбирают.

Лиля задумалась. С дворянином, хоть и хлипеньким, номер просто не пройдет. Если к нему отнестись, как к матросу…

— Лэйр Авельс, чем я могу вам помочь?

Лонс уже успел это обдумать, на 'собеседование' его позвали одним из последних. Так что…

— Ваше сиятельство, при других обстоятельствах я попросил бы доставить меня в Альтвер. Но у меня нет денег, а просить у дамы…

Лиля чуть склонила голову. Да, она ограничена в отношении Лонса. Но и на него накладываются свои ограничения…

— Я мог бы оказаться вам полезным, как учитель?

Лиля тряхнула головой.

— В замке есть леди Миранда. Моя падчерица. Полагаю… вы учитель чего?

— Математики, чистописания, истории, землеописания…

Лонс не лгал. Юных принцесс приходилось учить очень многому. Лиля мысленно потерла лапки.

— Отлично. Нанимаю вас к леди Миранде Кэтрин Иртон, как учителя всего этого. Поговорите с другими учителями, определитесь, чему вы можете ее научить — и вперед. Я посижу на ваших уроках, послушаю…

— вы мне не доверяете, ваше сиятельство…

— В том, что касается обучения моей падчерицы? Я проверяю всех учителей. Спросите у них. Кстати…

На стол перед Лонсом лег свиток.

— прочтите.

Лонс развернул его и примерно с середины принялся бегло читать о страданиях Ирты Калианской.

Лиля кивнула.

— Так. В доме семь комнат, в каждой комнате по семь углов, в каждом углу по семь яблок. Сколько яблок в доме?

На этот раз Лонс задумался. Ничего подобного он не слышал. А вычислять в уме было сложно…

— Разрешите взять дощечку, ваше сиятельство?

Лиля подвинула мужчине вощеную дощечку и наблюдала, как он что‑то царапает.

М — да… не айс. Но — пусть его. Математике она Мири и сама научит. Просто в открытую она работать не может, а под прикрытием учителя — почему нет?

— Триста сорок три яблока, ваше сиятельство.

Всего двадцать минут — шикарный результат для второго класса. Или первого?

Ладно, Мири не старше. А интегралы, которые Лиля и сама отродясь не помнила и не понимала, ей даром не нужны.

Одним словом — всего через полчаса Лонс был нанят на службу за еду, одежду, проживание и серебряный в месяц.

Строгая женщина по имени Эмма Матти, которую госпожа графиня назвала экономкой, указала Авельсу его комнату и пообещала прислать служанку с горячей водой. Дескать, графиня приказала, чтобы мылись все.

Те, кто в замке — в обязательном порядке раз в день. Хотя бы обтирались. Ибо вонь — недопустима.

В ожидании обещанного Лонс прилег на пол, чтобы не пачкать кровать — и задумался.

Если бы была его воля — он бы рванулся к Анелюшке. Но… а куда он доедет?

Наступает зима. Да, графиня может дать ему и денег, и лошадь, но…ладно! Пусть он доберется до Альтвера. И даже до Уэльстера.

Хотя второе — еще надвое сказано.

Зимой на суше невесело, а на воде еще грустнее. Ибо — шторма. Но пусть. К весне он доберется. В лучшем случае. В худшем — или сдохнет, или опять окажется в рабстве…

А вот что он будет делать в Уэльстере?

Может, имеет смысл сначала узнать, что там происходит? А потом уже ехать?

Date: 2015-07-27; view: 312; Нарушение авторских прав