Лекция XVIII. Семиотики искусного слова. 373

ки Эники, бэниш, рэсь (известной у всех восточных славян) содер­жит видоизмененные латинские числительные unus, bini, tres (обо­значающие соответственно 'один', 'два', 'три'); начальные сло­ва считалок Анцы, шванцы восходят к немецким числительным ein, zwei ('один', 'два') и т.д.

Помимо считалок с заговорными текстами связан и фольк­лорный жанр благопожеланый (белорусск. зычэнне, укр. побажан-ня, зичення). Благопожеланиями обычно сопровождались свадь­бы, крестины, коляды, волочебные обходы дворов на Пасху и другие подобные обряды и праздники. В Великом княжестве Ли­товском в эпоху барокко, когда в культурном обиходе риторика стала главной законодательницей норм и вкусов речевого обще­ния, фольклорные благопожелания испытали воздействие «уче­ной риторики» — школьных упражнений в составлении и декла­мации речей, приветствий, панегириков и т.п. Сложился полу­фольклорный жанр раций (ораций¹) — поздравительных и празд­ничных речей, обычно рифмованных, например таких: Дай Бог вам жыць у раскошы, / Мець торбу грошай... / Каб багатыя был!/1 сто год жылл.

Знаменитая белорусская песня «Бывайце здаровы, жывще бага-та...» — также прямой потомок благопожеланий, а через них — заговорных формул. С жанром благопожеланий связаны и такие речевые произведения, как здравицы и тосты, а также этикетные клише вроде русск. Будьте здоровы!; Спасибо! (из Спаси Бог!)] бе­лорусск. Добры дзень у хату!; укр. Здоровеньки булы! (из Щобздоро-веньки булы!).

К заговорам восходят ласковые утешения детей: У кошки боли, а у Пети заживи, шутливые приговорки вроде С гуся вода, а с тебя (или с Пети) худоба! и т. п.

134 Семиотическое своеобразие вербальных искусств. Никто не сомневается в том, что художе­ственная литература — это искусство слова. Но вместе с тем поче­му-то живо противопоставление: литература и искусство. Каждое из искусств уникально (поэтому оно и не сливается с родствен­ными), но искусство слова по ряду семиотических признаков про­тивостоит всем искусствам. Своеобразие литературы по отноше­нию к другим искусствам связано с тем, что материальный носи­тель семантики произведения — это речь, т.е. проявление языка (конкретного этнического языка). Этот факт имеет несколько се­миотических следствий, определяющих своеобразие искусства слова.

¹ От лат. oratio 'речь, выступление'; 'красноречие, дар слова'.

134.1 Материально-физическая общедоступность. Из _Всех семиотик, которые используют люди, эт­нический язык — самая массовая, обычная, доступная и при _эТом самая широкая по своим содержательным возможностям семиотика. Поэтому литература, будучи искусством, в котором этнический язык составляет его материальную основу, насле­дует родовые черты своего «материального субстрата» (языка). Отсюда литература — это самое повседневное, массовое, в не­которых отношениях самое доступное и самое дешевое из ис­кусств.

В отличие от живописи литературное произведение не утрачи­вает подлинности при тиражировании. В отличие от исполнитель­ских искусств литературное произведение вполне «отчуждаемо» от своего создателя: полноценное восприятие текста художествен­ного произведения не предполагает ни авторского, ни актерского прочтения текста (хотя такое исполнение может иметь место и обычно идет на пользу восприятию, оно факультативно). В до-письменную эпоху искусство слова существовало в устной форме; с развитием письма и, особенно, книгопечатания для литературы все более обычным способом бытия становятся письменные (пе­чатные) тексты, однако и устность также не исчезает. Ср. обыч­ность использования обоих каналов: ребенок слушает (а не чита­ет) сказку, которую ему читает мать.

134.2 Интеллектуально-образная и синтагматическая доступность. В уровневом строении литературы этнический язык, на котором пишет автор, является всего лишь первым или даже «вспомогательным» уровнем семиотического здания литературы. Используя слова как «кирпичи» (даже не «бло­ки»), автор выстраивает произведение, которого нет в языке. Однако редуцированные аналоги этой «постройки» имеются в язы­ке, говорящие понимают их, а на этой основе понимают и более сложные аналоги.

Так, в частности, в любом этническом языке имеются вторич­ные (переносные) значения слов; есть модели таких переносов (разные виды метонимий, метафоры, переносы по функции, су­жение или расширение семантики и т.п.). Эта узуальная образ­ность живет в повседневном сознании: она питает сознание и лег­ко распространяется вширь при наименовании новых явлений или представлений, возникающих в жизни. Те общеязыковые семан­тические модели, которые позволяют человеку легко понимать разные узуальные значения слов (например, чистая рубашка и чистые помыслы, поднять руку и поднять портфель, дети Ванюшина и дети Арбата и т.п.), подготавливают его к восприятию и инди­видуально-авторских тропов в поэзии.

374 Часть пятая. ЗНАКОВЫЕ СИСТЕМЫ КУЛЬТУРЫ

Аналогичным образом словообразовательная система языка (которая в процессе онтогенеза постепенно входит в языковое сознание человека и благодаря которой он «чувствует» смысловые связи однокоренных слов и легко усваивает новые для себя сло­ва) позволяет так же без особых трудностей понимать индивиду, ально-авторские неологизмы.

Навыки простого владения языком, его синтаксическими мо­делями и моделями соединения высказываний являются син­тагматической основой наррации (рассказа о событии). Го­ворящие умеют рассказать о событии в одном или нескольких высказываниях и понять такой рассказ. Разумеется, «бытовому» рассказу (о том, что было сегодня в школе) еще далеко до художе­ственного произведения, однако понимание художественного рас­сказа происходит легко, потому что оно подготовлено языковой компетенцией человека и его опытом «бытового» рассказывания. Литература близка к бытовой «рассказывательной» практике. Ни в одном другом искусстве, в отличие от литературы, нет та­кой естественной «материальной» близости между искусством и жизнью (т. е. деятельностью, которая не является искусством). Чтобы это увидеть, достаточно представить себе, с одной стороны, про­фессиональную деятельность танцора, певца, скульптора, кино­оператора, а с другой, — то, каким образом обычный человек мог бы использовать в общении со своими близкими и знакомы­ми (для самовыражения и воздействия) танец, пение, лепку, киносъемку. Представили?

Таким образом, навыки речевого общения подготавливают адек­ватное восприятие литературы — ее более сложных знаков и их комбинаций, построенных из языкового материала, однако вы­ходящих за пределы языковой семантики. Язык (первичная вер­бальная семиотика) выступает как естественная пропедевтика овладения более сложными семиотиками словесных искусств. Вот почему литература — это самое натуральное, самое «безыскус­ное» из искусств.

134.3 Интеллектуально-информационная содержа- тельность. Если сравнить корпус текстов клас­сической литературы в какой-то стране (допустим, изучаемый в общеобразовательной школе) и корпус таких же знаменитых (в данной культуре) произведений изобразительного искусства, му­зыкальных сочинений и балетных постановок, то литература боль­ше других искусств расскажет о том времени, в которое она была написана, а отчасти (в своей исторической прозе) она расскажет также о том, каким данная эпоха видела свое прошлое.

Существенно, что в совокупном литературном «портрете» эпо­хи больше объективности, рациональности и вместе с тем реф-