ГЛАВА 4. Все эти тайны «мадридского двора» были мне, признать­ся, не по нутру

Все эти тайны «мадридского двора» были мне, признать­ся, не по нутру. Всё-таки хорошо, что я врач, и у меня есть моё дело, в котором отсутствуют подобные сомнения и ко­лебания. Я пошла смотреть больных в изоляторе.

Там у меня лежали трое. Двое — с бронхитом, и одна девочка с высокой температурой, и болями в животе. Её по­ложили утром, без меня. Воспитательница привела.

Я начала с этой девочки, с Анютки. Боли были не силь­ными, и пока — совершенно мне неясными. Аппендицит? Нет, не похоже. Симптомов раздражения брюшины не было.

Я решила немного подождать, не отправлять её сразу в больницу. Может, проявятся эти боли. Или понос начнёт­ся, или просто простуда такая. Завтра закашляет, и сопли потекут.

Я принесла Анютке жаропонижающее, принесла табле-точку ношпы.

— Укройся, Анютка, — сказала я, — и. постарайся ус­нуть. Я к тебе ещё приду.

Терпения, терпения дай мне, Господи. Терпения и вни­мания, чтобы не пропустить ничего.

Как же это терпение нужно, когда ты остаёшься с боль­ным наедине, и надолго. Чтобы не паниковать, не бояться. Доверять себе и, главное, Богу доверять.

Господи, вразуми меня, чтобы я поступила правильно, и не навредила больным моим...

Паника — страшная вещь Я раньше работала под нача­лом такой паникёрши-заведующей. В детском отделении, в стационаре. Вот уж мастерица была! И себя запугивать, и больного — в панику вгонять. И больного представляла всегда в три раза тяжелее, чем он был на самом деле.

Потом, после того, как мы с мужем уехали, я ещё целый год вздрагивала.

Мало того, что паника, так ещё и вечная «презумпция виновности». Ещё ничего не произошло, а мы все уже ви­новаты. Подчинённые, конечно.

Каким же надо быть неуверенным в самом себе, чтобы так третировать подчинённых, своих коллег?

А здесь у меня — всё совсем по-другому. Здесь я — са­ма себе хозяйка. Предпочитаю справляться сама, до тех пор, пока это возможно. Оставляю и бронхит, и ангину, если не очень тяжёлые. Мне ведь ещё и жалко их, этих детей. Одним, без родных, не сладко им в больнице. А навещать их

тяжело.

Обычно воспитатели берут весь класс и — пешком, че­рез весь город. Навещать. Пишут директору заявление, что­бы выписать продукты. Выписывают пару пачек печенья, па­ру банок сгущёнки, или килограмм яблок. Берут в кладо­вой и несут в больницу. А выпишут больного — надо сани­тарку посылать, чтобы забрала.

Вот я и кручусь — лечу сама. Балансирую, так сказать.

Медикаменты у меня пока есть. Правда, тоже — всё меньше и меньше, год от года. Но пока хватает. И на брон­хит, и на ангину, и на понос.

Бывает, конечно, что и «Скорую» вызываю. Только ста­раюсь пореже.

Но в общем-то я — фигура трусливая и зависимая. За­билась в свой угол, смотрю себе детей, гоняю своих вшей, мажу свою чесотку. Никого не трогаю, и меня никто не тро­гает... Разве хватит у меня силёнок — порядок навести в пи­щеблоке?

И СЭС нас беспокоит, конечно, но не сильно. Больше —

формально.

У нашего директора — и СЭС прикормлена. Надо смо­треть правде в глаза. Надо, надо. И в эту сторону — мне тоже надо теперь смотреть.

Никогда от нас СЭС не уезжает с пустыми руками. Когда бы не пришли, им сейчас же — мини-банкет, или мак­си-обед. И уже бежит Тамара с коробками, грузит им в ма­шину. А, бывает, и так приезжают, и ко мне даже не захо­дят. А сразу — к директору, и сразу — коробки, коробки.

Почему это не трогало меня раньше? Почему не возмущало? Строго говоря, эти коробки дают и мне определён­ную свободу. Может, из-за них СЭС не слишком мучает ме­ня, а закрывает глаза на всякие мелкие недочёты?

Мы ведь существуем в мире субъективном. Вам что-то не нравится? Вы считаете это нарушением? А вот это, ба­тенька, как посмотреть... Если через коробку, то совсем не так уж и плохо. Не правда ли?

Почему же я раньше воспринимала все это, как долж­ное? Ведь, строго говоря, всё, что отдавалось СЭС, всё это — не доставалось детям?

А я была совершенно спокойна!

И вообще, где та граница, за которой заканчивается бла­годарность, положенная, так сказать, по долгу вежливости и службы, и начинается неприкрытое воровство, взятки, подкуп?

Где заканчивается делёжка — от щедрот, и начинается воровство — от сирот?

Как оценить отдельную кастрюльку для сотрудников? Накрытый для комиссии стол? Подарок проверяющему?

Как оценить? Скажите мне, как? Где тут правда, Госпо­ди? Или в этой порочной системе, где воруют все и вся, сов­сем нет правды? Или всё это — и есть наша правда, как бы не была она противна на вкус?

Я одно могу сказать точно. С тех пор, как я перестала брать, мне стало легче. Но, одновременно, мне стало и го­раздо труднее.

Помоги мне, Господи. Помоги разобраться во всём этом!

А то розовые очки сняла, а теперь — свет режет мне глаза...