Заключительное упражнение

Раннее утро семнадцатого июня Таня встретила на привычном городском стадионе. Она специально встала как можно раньше и, даже не позавтракав, побежала на стадион в надежде встретить там Егора Никитича.

Накануне мама выполнила просьбу Тани, и теперь у неё в руках были два билета на представление в московский цирк на десятое июля.

– На более ранние представления все билеты уже оказались распроданы, – поясниламама, передавая Тане заветные билеты. – И эти с трудом удалось достать. Хочешь верь, хочешь нет – час в очереди простояла. А тебе зачем?

– Ну, я же говорила тебе, мам, что одному хорошему человеку обещала передать, –ответила Таня, вертя в руках прямоугольные кусочки бумаги со штампом цирка Москвы.

– Понятно всё с тобой, говорить не хочешь.

– Потом, мам, в другой раз расскажу обязательно.

Таня даже не могла догадаться, как может среагировать Егор Никитич на такой сюрприз. Одно она знала точно: человек, который так искренне мечтал оказаться на цирковом представлении всю жизнь, не сможет отказаться от такой возможности. Иначе Таня признала бы, что ничего в людях понимать не научилась.

К сожалению, Егора Никитича на стадионе не оказалось. На беговых дорожках занимались три человека: две пожилых женщины и один молодой парень. Никого больше ни на стадионе, ни в его окрестностях не наблюдалось.

«Может, рано слишком, – подумала Таня. – Половина седьмого утра, вряд ли Егор Никитич мог уже уйти. Скорее всего, он пока не приходил».

Следовало подождать.

Денёк, похоже, начинался по-настоящему тихий и тёплый. Классический летний день с безоблачным небом и небольшим ветерком, который лишь лениво покачивает верхние ветви деревьев. Отличная погода для проведения столь знатного праздника.

Чтобы не терять даром времени, Таня начала утреннюю разминку. Она сразу определила, что делать прыжки сейчас – занятие небезопасное. Трава мокрая, вся в росе, запросто поскользнуться можно. Пришлось делать самые обычные упражнения.

Таня давно по часам распланировала, что и когда ей предстоит сегодня сделать. После стадиона она добежит до школы и по возможности выполнит программу вольных упражнений в спортивном зале. Всё-таки прошло более полутора месяцев с момента её последней тренировки на деревянном полу. За это время можно отвыкнуть и забыть про нюансы сальто и прыжков на столь жёстком покрытии. Хоть немного, но вспомнить про коварство деревянного пола нужно.

Программа выступления Тани сложилось более-менее гармонично только накануне. Единственное, что она смогла выполнить для общего закрепления, это пройти полностью программу вольных упражнений от первого до последнего элемента пять раз подряд с небольшими передышками.

Как выглядело выступление со стороны, Таня не представляла по-прежнему, но Халикову оно очень понравилось.

– Ух-ты, кла-асс! – воскликнул он, когда Таня в первый раз выполнила свою про-грамму. – А ты ещё и в балете занималась? Я не знал.

– В каком ещё балете? – удивилась Таня. – Это обычные хореографические элементыи связки. Им всех гимнасток учат. У нас даже тренер по хореографии был с вой. При чём здесь бале т?

– Кру-у-то! – вновь послышалось восклицание Халикова.

– Федюнь, если без «круто», можешь сказать: нормально получается? – пыталасьдобиться Таня от Халикова хоть какого-то вразумительного ответа. – Выступать с этим можно? Не слишком позорно смотрится?

– Да ты чего? Какой позорно?! Круто всё! – последовал незамедлительный ответ.

Таня сделала недовольную гримасу.

– В школе все лежать будут, – постарался Халиков сделать оценку более объективной. –Ты всех реально сразишь этим, Тань! Меня ты уже сразила наповал!

Для большей убедительности Халиков опрокинулся на спину и остался лежать без движения, уставившись в небо.

– Ладно, понятно всё с тобой, – отмахнулась Таня от комплиментов Халикова. – Пере-матывай кассету на начало. Повторять будем.

Теперь ближайшая возможность выполнить упражнения полностью – это уже будет вечернее выступление. Поэтому утром хоть по кусочкам, хоть отдельными упражнениями, но попробовать потренироваться в зале необходимо. Тем более, в столь ранний час вряд ли в зале начнутся активные работы по перетаскиванию мебели и аппаратуры.

Далее необходимо было вернуться домой и передохнуть, набраться сил перед праздником. В шестнадцать часов уже общий сбор в школе, фотографирование класса, выезд на общегородскую торжественную линейку к зданию горсовета, и вечером начнутся празднества уже внутри школы.

К этому времени надо будет ещё раз напомнить ребятам, как и что нужно сделать по подготовке зала к выступлению. Каждому из них определена своя чёткая роль в этом непростом занятии. Таня понимала, что из-за такой подготовки праздничный концерт развалится на две части. Первая часть – выступления выпускников. Между первой и второй – перемещение стульев, столов и гостей, раздвигание колонок, уборка шнуров и прочего хлама. И лишь потом выход Серебряковой. А иначе никак не получалось. Изначально расставить стулья так, чтобы добрая половина зала оставалась свободной, никто не позволит. Придётся ребятам основательно постараться с подготовкой.

Шурик Пятнов заверил Таню, что на него она может положиться на все сто. Что он с огромным удовольствием сдвинет всех гостей в зале куда надо, а если потребуется – даже выставит их за дверь. Главное, чтобы и директор школы, и завуч видели, что они теперь для него никто. Пусть себе стоят и удивляются. Если надо – он их тоже подвинет.

Халикову Таня поручила, чтоб он внимательно следил за свободным пространством спортивного зала. Это должен быть квадрат тринадцать на тринадцать метров, и никак не меньше. Больше – можно. Но если хоть на один метр меньше нормы… На вопрос «А что будет?» Таня сказала, что будет очень-очень плохо.

– Ты представляешь, если во время сальто я улечу к зрителям или приземлюсь наголову директору? – постаралась объяснить она.

– Директору на голову? Прикольно! – засмеялся Пятнов.

– Директору, может, и прикольно будет, а мне – не очень, – без тени улыбки ответилаТаня.

Блинкову, который тоже очень захотел принять участие в подготовке Таниного выступления, была доверена техническая сторона вопроса. Благо дело он разбирался в аппаратуре лучше, чем Пятнов и Халиков, вместе взятые. Ему предстояло проверить подключение магнитофона к усилителю, объявить в микрофон о Танином выступлении и вовремя включить кассету.

Словом, у каждого из трёх друзей нашлось немало работы для подготовки её выступления. Что бы Таня делала без этой троицы? Непременно, когда выпускной останется позади, нужно будет устроить для всех отдельную встречу. Теперь оставалось лишь надеяться, что ребята ничего не перепутают и всё сделают, как следует. Однако напомнить всем троим о тонкостях процесса ещё разок просто необходимо.

Таня занималась на стадионе уже почти час, а Егор Никитич так и не появился. К сожалению, тратить время на его ожидание и дальше Таня не могла. Может, он сегодня решил сделать себе выходной от утренних пробежек? Или придёт ещё позже – днём. В любом случае, Таня уже поняла: увидеться сегодня не получится. Но, чтобы не напрасно прошёл этот час ожидания, Таня решила подойти к двум пожилым дамам, которые как раз завершили свою пробежку и теперь собирались расходиться по домам.

– Доброе утро, – поздоровалась она, подойдя к женщинам. – А вы случайно не знаететакого Егора Никитича, который тоже здесь по утрам бегает?

– Никитича, что ли? – переспросила одна из бегуний. Несмотря на свой почтенныйвозраст, она выглядела подтянуто и даже в чём-то элегантно. – Знаем, конечно. Бывает он здесь каждое утро – это верно.

– А сегодня он ещё не приходил? – уточнила Таня.

– Да как же не приходил, был он уже здесь.

– Когда? – Таня не смогла скрыть своего искреннего удивления.

Неужели она могла его пропустить? Нет, это нереально! Она прекрасно видела всех, кто успел забежать на стадион этим утром.

– Так он, доченька, рано бегает очень, – вступила в разговор вторая женщина, ещёболее почтенного возраста, но не менее элегантная. Её волосы даже охватывал ринг, которым сейчас пользовалась, пожалуй, только молодёжь. – Вы, поди, спали ещё, когда Никитич тут уже вовсю бегал. Он с восходом солнца здесь появляется.

– Верно! Он здесь часов в пять утра был. А может, ещё раньше.

Вот это для Тани уже было новостью. Она ещё поначалу сомневалась: в шесть часов ей вставать и идти на стадион или всё-таки ближе к семи? Егор Никитич – человек пожилой, наверняка любит поспать подольше. В итоге Таня решила подстраховаться и встать в шесть. Но и это, как выяснилось теперь, было уже слишком поздно. В это время Егор Никитич, получалось, заканчивал свой утренний беговой моцион.

Похоже, чтобы поймать его, на стадионе следовало остаться на ночёвку. Необычайно активный старичок.

– А вы часто его видите? – продолжала Таня расспросы.

– Да нередко. Я, например, живу с ним по соседству. А что?

– Просто мне ему один очень важный пакет отдать надо, – Таня достала из карманаконверт с билетами. – Я могу попросить вас передать его?

Женщины переглянулись.

– Наверное, можно, – сказала наконец одна из них, та, что была с рингом. – Если кон-верт действительно важный, я сегодня его и передам.

Таня решила, что передать Егору Никитичу билеты таким образом – будет даже надёжнее. Ей не придётся просыпаться ни свет ни заря, чтобы застать Егора Никитича, да и отказаться от её подарка он тогда точно не сможет. А что спортивные подруги Егора Никитича отнесутся к порученному заданию с должной ответственностью, Таня не сомневалась.

Женщина с рингом на волосах долго и внимательно разглядывала конверт, словно пытаясь прочесть, что может быть написано на бумажках внутри. Таня запечатала конверт умышленно, чтобы сразу не было понятно, что лежит там.

– Можете не сомневаться, передадим в целости и сохранности, – заверила она Таню.

– Буду очень благодарна! Таня уже собралась уходить, когда одна из женщин её оклик-нула:

– А что сказать Никитичу? От кого конверт-то хоть?

– Просто скажите, что Татьяна просила передать! Он догадается! – ответила Таня.

Теперь этот утренний пункт можно было с читать выполненным.

Отважится ли Егор Никитич поехать в московский цирк или нет, конечно, оставалось загадкой. Но, по мнению Тани, это было лучшее, чем она могла отблагодарить его сейчас. А там, кто знает, может, они ещё и встретятся когда-нибудь столь же случайно и неожиданно, как это было при их первой и единственной пока встрече.

В спортивном зале у стены уже было навалено несколько десятков стульев и четыре стола. Очевидно, кто-то постарался ещё накануне вечером, стаскивая сюда мебель.

Ничего страшного. Две трети зала по-прежнему оставались свободными. Сдвинуть несколько стульев в сторону, и можно начинать занятия. Именно так Таня и поспешила сделать.

– Доброе утро, Серебрякова, – услышала Таня знакомый голос. – Решили нам помочьс подготовкой зала?

В дверях стоял директор школы Георгий Матвеевич. И принесла же его нелёгкая в столь ранний час! Вот что ему, спрашивается, дома не сидится?

– Здравствуйте, Георгий Матвеевич, – отозвалась Таня, нарочно делая вид, будто онацелеустремлённо передвигает стулья от одной стены зала к другой. Она даже не повернула в сторону директора головы. Лишь бы скорее ушёл.

– Вот видите, Семён Абрамович, какие у нас в этом году ответственные выпускники, –продолжал между тем Георгий Матвеевич. – Без всяких напоминаний рано утром сами приходят, чтобы подготовить зал к празднику.

Очевидно, Георгий Матвеевич пришёл не один, поскольку слова его были обращены к совсем другому человеку. Ни про какого Семёна Абрамовича в школе Таня раньше не слышала.

– Да-а, – деловито подтвердил другой, совсем не знакомый Тане голос. – Очень патри-отично по отношению к родной школе.

Этот визит директора с каким-то Семёном Абрамовичем для Тани был сейчас более чем неуместен. Они могли, конечно, часами говорить про её чувство патриотизма по отношению к школе, только легче от этого не было. Бесцельно уходило драгоценное время, а Таня вместо упражнений вынуждена была расставлять вдоль стены стулья, демонстрируя директору свою небывалую активность.

– Татьяна, может, вам пригласить ещё кого в помощь? – уточнил Георгий Матвеевич. –Всё-таки одной тяжеловато.

– Нет, не надо никого приглашать! – запротестовала Таня. – Мне по утрам физическиенагрузки полезны! Я ещё полчасика тут поработаю и пойду другими делами заниматься.

– Похвально, – заметил Георгий Матвеевич. – Очень похвально.

«Только твоей похвалы мне ещё не хватало», – процедила Таня сквозь зубы, бросив мимолётный взгляд в сторону директора.

Георгий Матвеевич и его приятель топтались у входа в зал ещё минут пять, беседуя о тонкостях предстоящего праздника. За это время Таня успела перетаскать уже почти все стулья и не знала, чем занять себя ещё.

По счастью, директор наконец решил удалиться. Его шаги и разговор с Семёном Абрамовичем потихоньку стихли в коридоре. Таня вздохнула с облегчением. Неизвестно, сколько времени у неё оставалось, но использовать его следовало по максимуму.

Она незамедлительно приступила к разминке.

Вскоре, правда, ей вновь помешали. Таня заметила, что у входа в спортивный зал стоят двое мальчишек класса из пятого, не старше, и с нескрываемым удивлением наблюдают за Таней.

– А вам что здесь надо? – спросила Таня с плохо скрываемым раздражением.

– Нас Георгий Матвеевич сюда к вам в помощь направил, – ответил один из мальчи-шек. – Сказал, что стулья расставлять надо.

– Уже не надо, – постаралась как можно убедительнее ответить Таня. – Опоздал Геор-гий Матвеевич. Я сама всё сделала. Так что можете идти!

– Ура-а! – в один голос закричали мальчишки и тотчас исчезли в дверях.

Таня вздохнула. Ну и кого следующим гостем ей следовало ожидать? Не спортивный зал, а проходной двор какой-то. Только восемь часов утра, лето на дворе, а школа уже бурлит вся. Прямо как будто сговорились все ей мешать.

Однако больше в спортивный зал никто не заходил, и следующий час Таня спокойно смогла посвятить своей тренировке.

Хорошо, что она нашла-таки время позаниматься в зале перед выступлением. Она уже почти забыла, что на деревянный пол приземляться после прыжков заметно больнее. Особенно это сказывалось на ноге, которая никак не могла восстановиться полностью. А ведь Тане предстояло выступать без фиксирующей повязки. Ну, спрашивается, какое это может быть показательное выступление – с забинтованной ногой? Придётся вновь терпеть боль, но внешне Таня должна была выглядеть на этом выступлении идеально. Никаких бинтов и пластырей. Она всем должна показать, что находится в отличной форме.

Без музыкального сопровождения, только руководствуясь внутренним отсчётом, Таня выполнила в очередной раз свою программу упражнений. Всё-таки отдельные элементы на деревянном полу давались ей слишком тяжело. Особенно твист в группировке – сложный элемент, который был одним из завершающих в программе. Приземление получалось очёнь жёстким и болезненным. Более того: Тане постоянно хотелось приземлиться, как на соревнованиях – на едва согнутые ноги, а не в низкий присед, но тогда нагрузка на спину могла получиться критической. Может, пока ещё есть возможность, заменить этот элемент более простым? Хотя какая тут возможность? Несколько часов осталось до праздника. Вот так просто вырвать из готовой программы отработанный уже элемент и заменить его на другой – более доступный в исполнении? Нет, такого послабления Таня позволить себе не могла. Всё должно остаться так, как было задумано. Единственное – она решительно отказалась от выполнения сальто с приземлением в кувырок. Такое художество деревянный пол точно не позволит сделать. Все приземления должны происходить только на ноги, никаких кувырков. И ноги при всех приземлениях должны оставаться полусогнутыми.

Совсем незаметно в спортивном зале появился Виктор Иванович. Он прошествовал вдоль стены к подсобному помещению. Лишь по звяканью ключей Таня догадалась, что в зале, кроме неё, есть ещё кто-то. Она обернулась. На сей раз учитель физкультуры был не в привычном для глаза каждого ученика тёмно-синем спортивном костюме, а в строгом сером пиджаке и таких же официально-строгих брюках. А вместо секундомера шею его теперь украшал галстук. Весьма непривычная форма одежды.

– Занимаетесь, Серебрякова? – казённым голосом спросил Виктор Иванович тольколишь для того, чтобы не оказаться бессловесным привидением.

– Да, занимаюсь! – ответила Таня. Слова эти она произнесла с такой уверенностью,словно последний месяц она только и делала, что ежедневно посещала спортзал. И теперь была крайне удивлена, почему её очередной визит вызвал такие вопросы.

– Хорошо, занимайтесь, – продолжал учитель физкультуры. – Только через полчасасюда мебель начнут носить. Успеете?

– Вполне!

Целых полчаса ещё в запасе – это хорошее время. Когда сюда по очереди начали наведываться то директор школы, то юные ученики, Тане уже начало казаться, что тренировка у неё всё-таки сорвётся. Нет, всё получилось как следует.

За следующие полчаса Таня успела ещё несколько раз повторить всю программу, которая, по её подсчётам, занимала две с половиной минуты. Протяжённость вольных упражнений на соревнованиях была ещё короче. Но там программа изобиловала сложнейшими элементами и их комбинациями, которые следовали одни за другими. Здесь Таня специально несколько увеличила общее время выступления, чтобы между сложными акробатическими элементами давать себе передышку во время более медленных и плавных хореографических па. Благо музыкальная композиция позволяла это делать.

Когда Таня окончила тренировку и собиралась уже уходить, Виктор Иванович, который последние минуты внимательно наблюдал за её головокружительным выступлением, всё же отважился завести разговор.

– Красиво получается, – начал он. – Я, конечно, слабо разбираюсь в спортивной гим-настике, но считаю, что это очень грамотное и качественное выступление.

Поймав на себе пристальный взгляд Тани, он продолжал:

– Не пойму лишь одного: зачем вам всё это?

– Secret dreams, – ответила Таня на английском языке и, видя, что учитель физкультурыничего не понял, пояснила. – Секретная мечта.

Не задерживаясь более, Таня поспешила к выходу. Разговор с учителем физкультуры сейчас в её планы не входил. Тем не менее, услышать оценку своего выступления, пусть пока без музыкального сопровождения, Тане было приятно.

– Серебрякова! – окликнул её уже у самой двери Виктор Иванович. – Вы сердитесь наменя за то… ну, за то, что произошло здесь накануне первого мая?

Таня на мгновение оглянулась. Учитель физкультуры, словно провинившийся школьник, стоял посреди спортивного зала, переминаясь с ноги на ногу.

Она ожидала от Виктора Ивановича подобный вопрос и предполагала, что задаст он его именно сегодня. А когда же ещё? Последний день, когда Таня могла считать себя ученицей средней общеобразовательной школы № 2. Предстоящим утром этот статус перестанет существовать. Учителя школы, завуч, директор, даже её одноклассники – все они окажутся в прошлом, и со многими из них Таня, вполне возможно, не увидится никогда.

– Нет! Теперь уже нет, – немного отрешённо ответила Таня и, не желая более продол-жать диалог, быстро покинула спортивный зал.

Группа выпускников организованно вышла из открытых дверей автобуса и по знакомой каждому с самого первого класса тропинке направилась в школу. Поразительно изменилось поведение многих ребят за эти дни. Теперь они не толкались, идя по дорожке, не ставили друг другу подножки, не старались постоянно обгонять друг друга. В поведении каждого выпускника теперь читалось чувство собственного достоинства и полного удовлетворения своим новым статусом.

Со стороны ребят по-прежнему временами звучали плоские, порою весьма неуместные шутки и слышался громкой показной смех. Девушки вели себя более сдержанно. Они, разбившись на небольшие стайки, шли спокойно, грациозно, переговариваясь о чём-то вполголоса, лишь иногда бросая в сторону ребят мимолётные взгляды. Кое-кто шёл за руку, но таких пар в общей массе выпускников наблюдалась очень немного.

Все ребята без исключения были в строгих костюмах, и блестящих лакированных туфлях, делающих их заметно старше и солиднее. Правда, если приглядеться внимательнее – столь серьёзный образ шёл далеко не всем. Кто-то снял пиджак и шёл в одной рубашке, ктото нёс галстук, намотав его на руку, кто-то уже успел растрепать себе причёску, и его постриженные к выпускному вечеру волосы топорщились теперь, как иглы, в разные стороны.

Халиков ухитрился уже где-то здорово помять свои брюки, а Андрей Тюхин коснулся рукавом пыльной стены, оставив на пиджаке заметные разводы.

Девушки значительно аккуратнее относились к своему внешнему виду. Напротив, многие из них внимательно следили, чтобы не помялась где-то юбка, не испортилась бы причёска, не потекла тушь. Сегодняшний день для многих был знаменателен ещё и тем, что учителя впервые, на сей раз уже вполне официально, закрыли глаза на использование девушками косметики. Вот где началось раздолье для творчества. Кто-то из девчонок накрасил себе глаза столь ярко, что выглядели они теперь вдвое больше, чем на самом деле. Кто-то не пожалел помады для губ, кто-то наложил на лицо столько пудры, что выглядел теперь, словно фарфоровая кукла из универсального магазина. Местами такая свобода творчества выглядела элегантно и привлекательно, но чаще несколько вычурно и даже вульгарно. Многие учителя кривились и сокрушённо качали головами при виде обновлённого облика своих выпускниц. Не всех девчонок даже удалось узнать с первого раза. Юля Ерохина и Маша Шитикова ухитрились до такой степени изменить цвет, структуру и длину своих волос, и накрасились столь ярко, что, заметив их вдалеке, Валентина Николаевна совершенно искренне спросила классную руководительницу: «А что здесь делают эти две посторонние девочки?» Получился небольшой конфуз, когда Шитикова и Ерохина, переглянувшись, хором поздоровались с завучем. Валентина Николаевна только глаза вытаращила, едва не уронив свои очки.

Платья девушек тоже поражали своим многообразием. На любой вкус и цвет, как говорится. Можно было видеть девушек как в лёгких коротеньких летних платьицах, кокетливо облегающих фигурку, так и в пышных длинных юбках со множеством воланов и складок.

Единственная из всех выпускниц Таня Серебрякова была в брючном костюме из тёмнобордового плотного шёлка, правда, тоже элегантном, сшитом на заказ. Никакую причёску сделать она себе не позволила, хотя мама настаивала на ней до последнего. Во-первых, ей не нравились эти «взрывы макаронных фабрик», которые многие девчонки соорудили себе на голове благодаря химии. Во-вторых, Таня не представляла, как будет выступать с объёмной причёской. Единственное, что она себе позволила – это немного подкрасить и подровнять волосы. Активно использовать косметику на лице она тоже не стала, сделав подводку глаз лишь немного ярче, чем в будние дни.

В итоге Таня вновь проигрывала многим выпускницами во внешнем виде, заметно отличаясь от общей массы девушек, желавших показать себя во всей красе и произвести тем самым неизгладимое впечатление на мальчишек. Хотя выглядела она вполне гармонично и в чём-то даже оригинально. В самый разгар торжественной части Тане предстояло избавиться и от всего этого наряда и остаться в гимнастическом купальнике, в котором она собиралась выступать.

Сердце Тани затрепетало, когда она извлекала свою спортивную форму из дальнего угла комода. Ведь в какой-то момент она всерьёз поверила, что больше никогда не наденет свой алый леотард, что теперь он лишь память о прошедшем этапе её жизни. Но она достигла-таки своей цели, и теперь у неё вновь появилась возможность предстать перед зрителями в форме сборной Советского Союза.

Вот и общегородская линейка осталась позади. Хотя ничего интересного на этом протокольном мероприятии, по мнению Тани, не было. Прозвучали стандартные речи и вполне обыденный набор поздравлений от председателя горисполкома и заместителя председателя гороно. Практически никто из ребят их даже не слушал. Все в эти минуты делились впечатлениями от прошедшего похода и планировали, как будут проводить предстоящий выпускной вечер. Выступления местных самодеятельных коллективов тоже ни у кого не вызвали особого интереса. Лишь когда на сцену стали подниматься медалисты и председатель горисполкома под торжественные звуки оркестра начал вручать золотые медали, с разных сторон площади донеслось многоголосое «Ура-а-а!», постепенно перерастающее в шквал аплодисментов.

Сопровождаемые радостными выкриками, четверо золотых медалистов из второй школы: Бикмарёв, Солоницына, Евсеева и Шлепаков вернулись к своим классам, гордо неся в руках заветные медали. Как отличительный знак им на плечи были также повешены красные ленты с гордой надписью: «Отличник учёбы».

Шлепаков, казалось, в этот момент готов был лопнуть от важности. Он даже не среагировал на шутку, отпущенную Блинковым по поводу развязавшегося на его туфле шнурка. Это был его звёздный час, к которому Шлепаков, впрочем, как и все золотые медалисты, шёл все десять лет школьной жизни. Какие уж тут могут быть шнурки. Мелочь это всё, не достойна я внимания в такие минуты.

Сразу после линейки, когда классы выстраивались для посадки в автобусы, Таня незаметно покинула свой коллектив и направилась к ученикам пятой школы. Ей очень хотелось найти Алексея Панова и спросить, знает ли он, что у Елены Михайловны приключилось такое несчастье.

Панова она смогла обнаружить далеко не сразу. Проталкиваясь сквозь плотную толпу празднично одетых ребят и девушек, Таня наконец-таки нашла Алексея, который стоял в компании с одноклассниками и вёл о чём-то оживлённую беседу.

Дожидаться окончания его разговора Таня не стала, а напротив, протиснувшись сквозь компанию ребят, попросила Панова на минуту отвлечься. Алексей осёкся на полуслове. Остальные ребята посмотрели на подошедшую к ним незнакомую девушку с явным недоумением.

– Привет, – поздоровался Алексей. – Не ожидал тебя здесь увидеть.

– Странно, что не ожидал, – ответила Таня. – Я вообще-то тоже школу заканчиваю,как и ты.

Кто-то из стоящих поблизости ребят неодобрительно хмыкнул.

– Давай отойдём в сторонку, – предложила Таня, понимая, что в окружении однокласс-ников конструктивного диалога не получится.

Она схватила Панова за рукав и буквально оттащила его в сторону.

– Ты мне что-то важное хочешь сказать? – Панов явно не мог разобраться, что Сереб-рякова хочет от него в такой момент. И хочет весьма настойчиво.

Однако он послушно шёл за Таней.

Только отойдя от группы выпускников на приличное расстояние, Серебрякова отпустила рукав его пиджака и остановилась.

– Лёш, скажи мне, пожалуйста, ты Елену Михайловну давно видел? – без предисловийперешла Таня к основной теме разговора.

– Елену Михайловну? – по выражению лица Панова сразу становилось понятно: такоговопроса от Тани он никак не ожидал услышать. – Ну, вижу её иногда. А что?

– И на дне рождения у неё был? – уточнила Таня.

Она специально задала этот вопрос, чтобы разобраться с новостью, которую поведал Пятиэтажный ей тогда на спартакиаде. Если Панов действительно закрутил какой-то новый роман, он мог и не прийти на день рождения к учительнице. И тогда всё сразу станет понятно.

– К чему эти расспросы, Тань? – Панов никак не мог угадать смысла в действиях Сереб-ряковой.

– Нет, ты просто скажи, был или не был? – продолжала настаивать Таня.

– Да, я был у неё, – ответил Панов. – Если тебя так интересует этот вопрос. И на лест-нице, хочу заметить, меня никто в тот вечер не караулил.

Таня постаралась проигнорировать сарказм Панова, хотя напоминания о лестнице вызвали внутри неё прилив негодования.

Зачем он сказал об этом с такой издёвкой? И зачем он вообще напомнил об этом моменте? Неужели ему доставляет сейчас удовольствие будить в Тане столь болезненные воспоминания?

Но если не брать в расчёт эти его слова, получалось, что отношения с бывшей классной руководительницей он сохранил. Выходило, врал тогда Пятиэтажный, когда говорил Тане про новый роман Алексея?

– Ну и как сейчас дела у Елены Михайловны? – задала Таня следующий вопрос, всемсвоим видом показывая, что не слышала ничего про бывшую учительницу уже долго и желает сейчас расспросить об этом Панова.

Алексей стоял какое-то время, не произнося ни слова. Ему явно был непонятен тот факт, что Серебрякова вот так, вдруг, стала интересоваться судьбой Елены Михайловны. Это выглядело более чем необычно. После всего, что приключилось в прошлом учебном году, Панов полагал, что бывшая учительница и Серебрякова вообще будут ходить теперь по разным сторонам улицы. Поводов для этого было предостаточно.

Елена Михайловна, конечно, неоднократно говорила Алексею впоследствии, что сама виновата в возникшем конфликте. Она вовремя не успела понять самобытного характера Серебряковой и потому относилась к ней как к самой обычной непослушной ученице. А к Тане необходимо было подобрать свой ключик, чтобы получить надежду на взаимопонимание. Елена Михайловна поняла это, но слишком поздно. И потому происшествие с Таней легло тяжёлым грузом на душу учительницы. Она искренне призналась Алексею, что не в состоянии больше ходить в эту школу и единственным верным выходом видит смену места работы. Она даже попросила тогда у Алексея прощения за то, что вынуждена оставить его в одиночестве.

Панов понимал её чувства, хотя во многом был не согласен. Ломать свою жизнь из-за какой-то вздорной девчонки, которая за неполных два месяца учёбы ухитрилась перебаламутить весь класс. Но не это было самое страшное, по мнению Алексея, а то, что Серебрякова тогда покусилась на самое святое для любого ученика – на авторитет учителя. Тем более, жертвой для своих нападок она выбрала именно Елену Михайловну, ту, которая помогла Алексею в непростое время, когда он оступился, едва не превратившись в уголовника. Ведь она не требовала тогда ничего взамен, а просто поручилась за Алексея, сказав, что он ошибся и подобного проступка не повторит никогда в жизни. После длительных разбирательств с сотрудниками правоохранительных органов уголовное дело на Панова было решено не заводить.

Алексей стоял тогда у двери участкового отделения милиции с совершенно серым лицом. Он даже не осмелился поднять глаз на учительницу, когда Елена Михайловна спускалась с крыльца.

– Я сказала им, что ты никогда больше ничего подобного не совершишь, – произнеслаона тогда и пристально посмотрела в глаза Панову, приподняв его подбородок. – Скажи, ведь ты не поступишь больше так?

– Нет, Елена Михайловна, не поступлю, – Алексей постарался произнести эти словакак можно убедительнее.

Только спустя несколько дней он узнал, что Елена Михайловна официально поручилась за него, и теперь, если Панов совершит очередной проступок, то он подведёт прежде всего классную руководительницу, которая поверила в него и не отвернулась в столь сложный момент.

С тех пор Елена Михайловна стала для Панова непререкаемым авторитетом. Идеалом человека, идеалом женщины. Он даже стал с нею в разговорах куда более откровенным, чем с родителями и одноклассниками. Он внимал каждому слову учительницы на уроках и резко осаживал выскочек Халяву и Пятиэтажного, которые периодически допускали в адрес Елены Михайловны примитивные и плоские шутки. Не удивительно, что вскоре он превратился для них в откровенного врага. А многие ребята в классе начали считать его любимчиком «класснухи» и всячески стараться подколоть по этому поводу. Постепенно Панов начал превращаться в изгоя. Он становился чужим в своём классе. Но это не слишком огорчало Панова, ведь у него теперь была Елена Михайловна – близкий по духу человек, к которому всегда можно обратиться с волнующим вопросом и получить на него достойный ответ.

Так могло продолжаться до самого выпуска из школы, но появление в классе Серебряковой исказило всю ситуацию до неузнаваемости. Эта девчонка, видимо, кичась своими громкими спортивными заслугами, всеми силами старалась поставить себя выше не только всех ребят в классе, но даже выше учительницы. Она столь открыто начала выступать против вполне разумных требований Елены Михайловны, что у Панова она, кроме раздражения, ничего не вызывала. Примитивные шутки Халявы и Пятнова тотчас померкли перед столь явными протестами Серебряковой. Панов попытался поначалу намекнуть Тане на её излишне активное поведение, но его попытки не возымели никакого действия. Напротив, на его пути немедленно вырастал Пятиэтажный, который принял почему-то позицию Серебряковой и был теперь за неё горой. А разговаривать с ним можно было только на языке кулаков. Других аргументов Пятиэтажный не понимал. Но поднимать руку на своих одноклассников Панов теперь не имел права. Он обещал Елене Михайловне! Приходилось отступать и молча проглатывать усмешки и ругательства Пятиэтажного.

Всё, что мог сделать в сложившейся ситуации Панов, это игнорировать всяческие знаки внимания, которые Серебрякова пыталась ему оказать. Она, видимо, рассчитывала, что он тоже станет плясать под её дудку, как тот же Халява, но у Алексея на сей счёт было иное мнение: человек, который ни во что не ставит авторитет учителя – сам не достоин внимания.

От своей позиции Панов не отступил даже тогда, весенним вечером в подъезде дома Елены Михайловны, когда Таня столь неожиданно призналась ему в своей любви. Сердце Панова на какой-то момент дрогнуло, когда он увидел в тусклом свете лампочки, как в выразительных зелёных глазах Тани блеснула слеза. Она не врала ему. Эта фраза не была очередной её авантюрой, она вырвалась у Тани из самой глубины души. Особенно это стало понятно, когда Таня второй раз произнесла трепетное: «Я люблю тебя». Наверное, ему стоило тогда ответить ей хоть одно тёплое слово, но Панов твёрдо решил не давать Серебряковой никакой надежды на взаимность. Слишком много гадостей к тому времени она сделала для Елены Михайловны. Но он даже не предполагал, что впоследствии это его действие сыграет столь роковую роль и станет причиной Таниного срыва.

Он осознал всю нелепость и необратимость ситуации, лишь когда до его слуха донёсся вой сирены машины скорой помощи. Он словно очнулся ото сна в тот момент и, растолкав толпу ребят, бросился со школьного крыльца вслед за отъезжающей машиной с красным крестом на кузове. Ему захотелось закричать в тот момент, закричать дико, громко, безумно. Если бы он настиг тогда машину скорой помощи, то вцепился бы в её дверцу руками и не отпустил бы ни за что. Ему так захотелось вновь увидеть хоть на миг лицо Тани, её большие зелёные глаза и прокричать лишь одно: «Таня, прости!»

Может, это было помутнением рассудка, но Панов не мог понять, что происходило с ним в тот момент. Догнать скорую помощь у него тогда не получилось. Оступившись, он растянулся во весь рост на земле, и ему оставалось лишь наблюдать, как стремительно удаляется машина, оглашая звуками сирены окрестные улицы.

На следующий день после трагического случая он твёрдо решил навестить Таню в больнице и узнать у врача, сколь тяжёлой оказалась её травма. Но ситуация распорядилась иначе: после уроков во дворе школы его встретил Пятиэтажный в компании приятелей-пэтэушников. Панов сразу понял, чем обернётся эта встреча, и не побежал прочь. Он уверенно двинулся навстречу судьбе. Пяти этажный подготовился к встрече основательно, чтобы не оставить Алексею ни единого шанса.

– Пошли, Пан, отойдём. Разговор есть, – небрежно бросил Пяти этажный ему в лицо.

Панов, чтобы не бросить тень на репутацию Елены Михайловны, послушно отошёл вслед за приятелями Пятнова в самый дальний угол школьного двора, где их точно никто не мог увидеть.

Последствия этого «разговора» для двух пэтэушников оказались весьма плачевными. Алексей смог вырубить их уже в первые минуты драки, но силы оказались неравными. Панову пришлось лишь кататься по асфальту, получая ощутимые удары ногами по груди, спине и бокам. А голос Пятиэтажного постоянно повторял: «Это тебе за Халяву! Это тебе за Серебрякову! Это тебе от меня! Это тебе за любовь к класснухе!»

Посчитав, что для наказания достаточно, Пятиэтажный наконец дал сигнал своим приятелям, и они скрылись в подворотне, уводя своих пострадавших товарищей.

Панов нашёл в себе силы подняться самостоятельно, несмотря на то, что всё его тело являло в этот момент один сплошной синяк. Болело всё: руки, ноги, грудь, спина, кружилась голова, один глаз заплыл и теперь почти не видел. Он кое-как добрался до дома и, к ужасу своих родителей, растянулся прямо на пороге квартиры.

Однако он не рассказал о драке ни Елене Михайловне, ни родителям, которые, впрочем, сами поняли, что это дело рук одноклассников Алексея, и уже тогда твёрдо решили перевести его в другую школу.

Панов поначалу долго сопротивлялся решению родителей, но когда узнал об уходе из школы Елены Михайловны – сдался. Без неё Алексею в этой школе делать больше было нечего.

По прошествии времени желание встретиться с Таней у Панова заметно ослабло. Он даже не знал, что скажет ей, если вдруг увидит. Да и захочет ли Таня разговаривать с ним после всего, что случилось. От Елены Михайловны он узнал, что состояние Серебряковой очень тяжелое, хотя жизнь её находится вне опасности. Её диагноз был больше похож на приговор, и Панову стало страшно, что Серебрякова при встрече обвинит его в своём несчастье. Алексей попытался забыть о Тане, но это ему не очень удавалось: в своих разговорах с Еленой Михайловной он периодически вспоминал о ней, хотя и старался говорить без особого интереса.

Новая школа, новое общество, новые знакомства, новые друзья в новом учебном году закрутили Панова вихрем, и теперь он о Серебряковой почти не вспоминал. Он и к Елене Михайловне теперь стал заходить значительно реже, хотя сохранил с нею тёплые, полные взаимного доверия отношения. Она прекрасно понимала, что Алексей – взрослый самостоятельный человек, что у него теперь своя личная жизнь, новые друзья, и ей отрадно было слышать, что в другой школе и в другом коллективе у него всё складывается хорошо.

Увидев Таню на весенней спартакиаде, а теперь и на торжественной линейке, Панов про себя заметил, что искренне рад тому, что Серебрякова смогла поправиться и выглядела теперь, как прежде. Но никаких встречных чувств и эмоций Таня в нём не вызывала. Более того, с нею рядом постоянно крутился Пятнов, которого Алексей на дух не переносил и всячески старался избегать встречи с ним. Вовсе не потому, что он боялся Пятиэтажного и его сомнительных дружков, а просто потому, что связываться с ними не хотел. От одного вида циничной физиономии Пятиэтажного ему уже становилось противно.

Тем необычнее теперь казались Панову Танины вопросы про Елену Михайловну.

– Нормально у неё всё! – как можно более кратко постарался ответить Панов. – Онатеперь работает в техникуме и…

– Да это я всё знаю, – перебила его Таня.

– Но что же ты от меня тогда хочешь услышать? – в недоумении развёл Панов руками.

Танин вопрос, получалось, больше смахивал на какую-то непонятную проверку. Но что в таком случае она хотела проверить?

Ребята вдалеке махали Алексею руками и кричали, чтобы он заканчивал свои разговоры и что пора уже возвращаться в школу. Время поджимало.

Таня сама понимала, что Ольга Станиславовна наверняка уже ищет её по всей площади. Класс, без сомнения, уже сидит в автобусе, а Серебряковой опять нет. Каждая минута промедления грозила обернуться очередной волной недовольства со стороны классной руководительницы.

Ну и пусть, в конце концов. Таня теперь находилась вне её власти. Что она сможет ей сделать? Аттестат не выдать? Это вряд ли. Пусть немного потерпит.

– Вот ты говоришь, что у Елены сейчас всё благополучно, – Таня пристально посмот-рела Панову в глаза. – А ты в курсе, что у неё недавно отец умер?

Алексей вздрогнул от неожиданного вопроса. Так вот к чему всё велось. Однако в его взгляде не отразилось ни тени смятения.

– А ты откуда знаешь? – выдержав паузу, спросил он.

– Елена мне сама об этом сказала. Вчера! – ответила Таня.

Панов озадаченно кивнул.

– Да, я знаю об этом. Елена Михайловна мне сама позвонила ещё в начале мая, и ясразу же побежал к ней. – Помолчав, он добавил: – Даже в школу не пошёл.

Получалось, Таня не сказала Панову ровным счётом ничего нового. Она искренне полагала, что он находится в неведении, увлечённый романом со своими одноклассницами или с кем-либо ещё. Она и беседу эту завела специально для того, чтобы напомнить Алексею о том, что Елене Михайловне самой нужна поддержка в трудный период. А напоминание оказалось лишним и, наверное, в такой праздничный день совершенно неуместным.

– Ну, ты позвони ей тогда в ближайшее время, – постаралась подвести Таня более-менее разумный итог своему непродолжительному разговору. – Я видела её вчера, и ей сейчас очень плохо. Кто же, как не мы, сможем поддержать её сейчас.

– Мы? – с недоверием переспросил Панов.

– Именно мы! – уверенно ответила Таня. – Я не оговорилась! Не знаю, как ты, а я хочув самые ближайшие дни зайти к Елене так, чтобы никуда не спешить и пообщаться с нею.

Она давно уже меня приглашала в гости.

– Значит, она простила тебя?

– Да, – тихо, но уверенно ответила Таня. – Каждая из нас была в чём-то неправа тогда,и я хотела бы теперь загладить перед Еленой свою вину.

Она не знала, что ответит Панов на её решение, но втайне надеялась, что этими своими словами она перекинет хрупкий мостик через ту пропасть, которая образовалась между ней и Алексеем прошлой весной. Большего ей, признаться, даже не хотелось. Таня решила даже ответить отказом, если Панов вдруг предложит посетить Елену Михайловну вместе.

– Хорошо, что ты сама пришла к этому выводу, – ответил Панов. – А за меня можешьне беспокоиться. Елену в одиночестве я не оставлю.

Панов обернулся и посмотрел вслед своим одноклассникам, которые уже садились в автобус, отчаявшись дозваться Панова.

– А сейчас извини, Тань, но мне пора!

И, не тратя более времени на длительные рассуждения и прощания, Панов побежал через площадь к своему автобусу. По дороге он ни разу не обернулся.

Таня осталась стоять одна посреди опустевшего тротуара.

Да, всё-таки Панов оставался верен своим принципам, несмотря на столь продолжительное время и совершенно новую для него обстановку. Возможно, у него и вправду был роман с кем-нибудь из девчонок, но это совершенно не мешало ему продолжать отношения и с Еленой Михайловной.

Учительнице самой, наверное, было сейчас приятно ощущать поддержку своего бывшего ученика.

Таня вовсе не собиралась вклиниваться в их отношения теперь. Всё-таки у неё были иные задачи и другие цели, но увидеться ещё раз с Еленой Михайловной она просто обязана в самое ближайшее время. Хорошо, если Алексей присутствовать при этом разговоре не будет.

– Тань! Серебрякова! – донёсся до неё раздражённый голос Блинкова.

Сергей подбежал к ней. Было видно, что он изрядно запыхался. Наверняка Блинков уже успел обежать всю площадь, причём не один раз, прежде чем смог обнаружить Таню.

– Ну куда ты запропастилась, ёжкин кот! Все уже в автобусе сидят давным-давно!Ольга там рвёт и мечет, думает уже, что ты самовольно опять куда-то убежала! Пошли скорее!

Таня не произнесла ни единого слова. Она лишь коротко и как-то отрешённо кивнула и вслед за Блинковым пошла к автобусу. Разговор с Алексеем Пановым оставил глубокий след в её душе. Такие уверенные в себе, надёжные и постоянные в своих взглядах люди встречались ей на жизненном пути очень нечасто, даже среди профессиональных спортсменов. Жаль, что у них так ничего не получилось тогда, в прошлом учебном году. А сейчас вообще ни о каких отношениях не может идти речи. Слишком многое изменилось с тех пор.

Как и следовало ожидать, зал оказался переполнен стульями. Это было заметно даже при беглом взгляде. Свободным оставался лишь небольшой пятачок, и то с обеих сторон от него расположились большие звуковые колонки.

– Они что, сюда со всей школы стульев натаскали? – озадаченно почесал в затылкеХаликов.

– Во дают! Прямо как в филармонии, – присвистнул Пятнов. – Откуда столько народуони наберут?

Пока до начала торжественной части ещё оставалось время, и зал стоял пустой, Халиков побежал мерить свободное пространство. Добросовестно отнёсся к поставленной задаче, нечего сказать. Впрочем, иного Таня от него и не ожидала.

Пока она с плохо скрываемым беспокойством пыталась оценить обстановку в зале, к своей работе приступил и Пятнов.

– Пока никто не видит! – заявил он, сдвигая ряды стульев к стене. – Тань, может, тына стрёме постоишь? Дело-то щекотливое.

Тане больше ничего не оставалось делать, как занять место у входной двери.

– Девять на пятнадцать! – громогласно выдал Халиков результаты своих замеров.

Получалось, что ещё не всё потеряно. Благодаря приличной ширине зала, даже колонки не испортили общей картины. Со стульями же дело обстояло сложнее. Отвоевать целых четыре метра пространства – задача не из простых.

– Сейчас мы два ряда этих стульев выкинем на хрен! – говорил Пятнов, усиленно рас-кидывая в стороны первые ряды стульев. – Понаставили тут, не пройти, не проехать!

Однако избавиться от стульев тоже особенно не получалось. Куда их деть в замкнутом помещении? Не выкидывать же в окно.

– В раздевалку! – своевременно выдал идею Халиков.

– Молодец, Халява! Голова! – одобрил его Пятнов, и они, хватая стулья за спинки,начали бегать из зала в одну из раздевалок, сваливая там лишние, на их взгляд, стулья в кучу.

Они успели убрать почти два ряда стульев, прежде чем в коридоре, ведущем к залу, раздались шаги.

– Идут! – крикнула Таня.

В один миг Пятнов с Халиковым упали на стулья, которые они уже хотели уносить, и с показной деловитостью принялись обсуждать, кто из девчонок сегодня произвёл на них впечатление, а кто выглядел, как крокодил.

В зале между тем начали потихоньку появляться родители выпускников и прочие гости.

Хорошо, что Таня додумалась забежать в зал раньше всех. Время провели с реальной пользой. Хоть немного успели пространство расчистить. В присутствии посторонних это было бы намного сложнее.

Она внимательно осмотрела свободный квадрат зала: свежевымытые полы были ещё влажными. Не беда – через час высохнут. Главное теперь будет – раскидать ближе к стенам тянущиеся по полу шнуры и… как-то заставить потесниться весь зал. Как минимум ещё пару метров пространства нужно будет отвоевать.

На одном из столов, где должны были сидеть представители администрации, Таня обнаружила программу торжественной части выпускного вечера.

«Гимн СССР, вынос флага, поздравительные речи, вручение аттестатов, чтение стихов», – пробежала Таня глазами машинописный текст. Это всё ей было понятно.

Тщательно изучив каждый номер концертной программы, Таня увидела и свой номер, который был указан просто как танцевальный сюрприз, без дальнейших расшифровок. Однако он оказался не последним. Вслед за Таниным выступлением значилась ещё песня «Когда уйдём со школьного двора» в исполнении хора десятиклассников. Именно она и являлась официальным завершением торжественной части. Что же, вполне резонно: какой смысл ставить в финал неизвестно кем исполняемый «танцевальный сюрприз», хорошо хоть, его вообще не вычеркнули из программы. Таня сознательно готовилась уже к любым осложнениям, которые могли возникнуть.

Теперь основной задачей было выяснить: успеет ли она получить свой аттестат, потом быстро переодеться и ещё выполнить разминку. Пусть только самые важные упражнения и растяжки, но без разминки никуда. По Таниным подсчётам, на всё это у неё могло уйти приблизительно полчаса. В принципе, можно успеть, если концерт будет идти не менее тридцати минут.

Не обращая внимания на собирающийся в зале народ, Таня вновь погрузилась в изучение концертной программы, внимательно рассчитывая, какой номер сколько времени может занять. Суммарно получилось чуть менее получаса. Однако если учесть, что перед концертом с напутственными речами будут ещё выступать родители и первые учителя, времени как раз должно хватить.

Таня уже хотела было занять место в зале, как вдруг её внимание привлёк разговор директора, завуча и того полного мужчины, которого Таня видела утром в спортивном зале, Семёна Абрамовича, кажется. Разговор этот как раз касался программы концерта. По выражению директора, он был не слишком доволен представленной программой и предлагал её немного сократить.

У Тани всё похолодело внутри, когда Георгий Матвеевич начал водить пальцем по программе и, бубня что-то себе под нос, выносить вердикт каждому номеру.

Таня была вынуждена подойти ближе, поскольку шум в зале всё нарастал, а директор говорил очень тихо, слова разобрать было трудно.

– Вот эта песня нормальная? Оставляем, значит, – говорил быстро Георгий Матвее-вич. – Частушки тоже можно оставить, – он даже усмехнулся. – Интересно, чего они там про учителей могли насочинять. Вальс – конечно, будет. Какой же выпускной без вальса. Так… Танец-сюрприз… – директор поднял глаза. – Валентина Николаевна, а что это за сюрприз такой?

– Не знаю, – пожала плечами завуч. – Это, как мне сказали, кто-то из десятого «б»предложил. Говорят, танцевальный номер какой-то.

– Ну, я полагаю, танцы, тем более с сюрпризами, нам не нужны, – продолжал ГеоргийМатвеевич. – Хватит нам одного вальса. Или… – он вопросительно посмотрел на Валентину Николаевну. – Вам нужны сюрпризы?

– Мне? Нет, конечно, – уверенно ответила завуч. – Мне в течение учебного года этихсюрпризов более чем хватало. Только седых волос в голове добавилось от сюрпризов этих.

– Значит, вычёркиваем, – подвёл Георгий Матвеевич черту. Он потянулся за каранда-шом. – Возражений нет, я полагаю?

Валентина Николаевна утвердительно кивнула головой. Семён Абрамович на правах гостя сохранил нейтралитет.

– Есть возражение! – неожиданно прозвучал Танин голос.

Представители школьной администрации даже вздрогнули от неожиданности. Карандаш выпал из руки директора.

– Серебрякова! Вы что, подслушивали? – с явным негодованием воскликнула Вален-тина Николаевна.

Когда она была чем-то недовольна, то всегда начинала называть учеников по фамилии. Эту черту её характера все ребята знали.

– Нет! Я просто мимо проходила! – Таня подошла ближе. – Георгий Матвеевич, я убе-дительно прошу вас оставить этот номер в программе. Он подготовлен, ждёт своего исполнения. Зачем же вот так сразу вычёркивать его?

– А почему, интересно, я должен его оставить? – несколько надменно произнёс дирек-тор. Он был явно раздражён тем, что Таня столь бесцеремонно влезла в их внутренний разговор. – Программа концерта слишком длинная, а у нас есть гость из областного института, который тоже желает выступить.

– Так пусть этот гость говорит сколько ему угодно, – ответила Таня. – Зачем из-за этогосокращать выступления ребят? К каждому номеру они готовились, репетировали, кому же приятно за несколько минут до начала праздника узнать, что номер его вычеркнут только лишь потому, что он в программе лишний?

Георгий Матвеевич и Валентина Николаевна удивлённо переглянулись.

Серебрякова была права, и директор это прекрасно понимал: за каждым номером, что значился в программе, стоял труд конкретных ребят. Уж неизвестно, что они подразумевали под этим сюрпризом, но наверняка хотели показать что-нибудь яркое. Исключить этот номер из программы одним махом было не слишком красиво. Однако, с другой стороны, школу решил посетить почётный гость. Семён Абрамович был заместителем ректора известного в области технического вуза. Он собирался подробно рассказать про своё учебное заведение и пригласить ребят поступать туда, если кто-то ещё не определился с выбором. Очень нужная, по мнению директора, и своевременная речь. Куда же её ставить, если программа торжественной части и так была переполнена? Ни одной свободной минуты в запасе не оставалось.

– Танюша, торжественная часть и так у нас получилась длиннее обычного, – немногосмягчившись, постаралась объяснить ситуацию Валентина Николаевна. – Ты должна нас понять: нам необходимо её сократить немного, чтобы дать возможность выступить нашему почётному гостю.

– Так добавьте его речь куда угодно, не изменяя программы, – продолжала настаиватьТаня. – Я считаю, что в праздничный день обижать ребят, которые готовили концерт, не очень разумно! Просто удлините время торжественной части, и дело с концом. Кто же, как не вы, может спокойно распорядиться этим временем?

– Мы перенесём этот номер на неофициальную часть нашего вечера. Хорошо? – попы-тался найти компромиссное решение Георгий Матвеевич.

– Нет! – решительно отрезала Таня. – Этот номер не предназначен для того, чтобы егосмотрели, сидя за столами. Он должен быть показан именно здесь!

– Ну вы посмотрите на неё! – всплеснула Валентина Николаевна руками. – Ничегослушать не желает.

Семён Абрамович легонько улыбнулся. Его забавляла эта перебранка между выпускницей и руководством школы. Решительная позиция девушки явно была достойна уважения.

– Вообще, пора начинать, – прошептал директор, окинув зал беглым взглядом. –Выпускники уже все подошли, кажется. Зал заполнился. Гости скучать будут. Дайте музыку, пожалуйста! – крикнул он, обращаясь к звукооператору, который сидел за заставленным аппаратурой столом у противоположной стены.

Из колонок зазвучали аккорды лирической песни из кинофильма «Доживём до понедельника».

– Садись на место, Таня. Не задерживай всех, пожалуйста. Мы оставляем свои изме-нения в силе, – постаралась отделаться от Серебряковой стандартным заключением Валентина Николаевна.

Не тут-то было.

– Я не сяду! – жёстко ответила Серебрякова. – Оставьте все номера концерта так, какони стояли изначально! Не надо обижать выпускников в день их праздника!

– Я не пойму, Серебрякова, чего вы добиваетесь своим протестом? – постарался уточ-нить Георгий Матвеевич, словно не по его вине начался весь этот конфликт.

– Оставить программу концерта без изменений! – повторила Таня. – Вот и всё, что мнеот вас сейчас нужно!

От столь вызывающей наглости Валентина Николаевна на какой-то момент даже потеряла дар речи.

– Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему от нас уволилась Елена Михайловна ипочему Ольга Станиславовна прибегала ко мне за корвалолом, – обескуражено прошептала она.

– Да оставьте вы концерт без изменений, – вступил в разговор Семён Абрамович. –Полагаю, я имею здесь право голоса? Эта девочка права: зачем из-за меня коверкать концертную программу. Я, если что, могу и не выступать. Моя речь здесь вовсе не обязательна.

– Вот как раз очень обязательна, – ответил директор школы. – Ребятам должно бытьинтересно послушать про ваш вуз.

– Не более интересно, чем посмотреть концерт, – заметил Семён Абрамович. – Я пред-лагаю прислушаться к мнению наших молодых талантов и оставить всё без изменения. Считайте, что я вас прошу об этом.

– Хорошо, – ответил Георгий Матвеевич. – Если таково ваше желание, я всё оставлю,как есть. Мне казалось, что так будет удобнее.

– Удобнее будет, если каждый из выпускников покажет то, что подготовил для сего-дняшнего вечера, – заключил Семён Абрамович. – Я сам с удовольствием посмотрю такой концерт. И особенно сюрприз, который так упорно отстаивает эта девушка.

– Таня, ты слышала, – обратилась к Серебряковой Валентина Николаевна. – Мы оста-вим концерт целиком без изменений. Можешь садиться на своё место!

– Спасибо большое, – с явной издёвкой ответила Таня.

Гора свалилась с её плеч. Если бы заместитель ректора вуза не вступился за неё, она сама не представляла, что могла бы сделать, но не отступила бы ни при каких угрозах. Даже если бы вся торжественная часть выпускного оказалась под угрозой срыва. Можно смело сказать, что Семён Абрамович, который так не понравился Серебряковой утром, спас ситуацию.

Таня пристроилась на крайнем стуле у самого прохода.

– Двигай сюда! Не откалывайся от коллектива, – позвал её Пятнов. – Мы тебе специ-ально место заняли.

Таня протолкалась сквозь плотные ряды одноклассников и устроилась между Пятновым и Халиковым.

– Поближе ни чего не могли найти? – недовольно прошептала она.

– Одиннадцать, – отозвался Халиков.

– Что «одиннадцать»? – не поняла Таня.

– Ну, свободное место в зале, которое мы успели расчистить, – продолжал Федя. – Ещё,кажется, два метра осталось.

Таня уже совсем забыла про расчистку зала. Слишком много эмоций потребовал этот разговор с руководителями школы.

– Успеете доделать перед моим выходом?

– Успеем, – как можно убедительнее ответил Пятнов. В этот момент зазвучали первыеаккорды Гимна Советского Союза. Кругом загромыхали стулья. Все, кто присутствовал в этот момент в зале, поднялись и замерли по стойке смирно.

– Ты о чём там с директором так долго пререкалась? – поинтересовался Халиков.

– Они чуть мой номер не убрали. Пришлось немного позащищать свои права.

– Почему? – удивился Пятнов.

– Там гость какой-то из вуза речь свою должен толкать. Вот они и хотели поставитьего речь вместо одного из номеров.

– Этот толстый козёл, что ли?! – воскликнул Пятнов, указывая пальцем на СемёнаАбрамовича.

Таня кивнула.

– Да он в прошлом году тут всех достал, рассказывая про свой институт. Это приятельдиректора нашего, и он его чуть ли не каждый год сюда приглашает!

– Да тихо вы, – прошипела на всех троих Евсеева, – всё-таки гимн звучит.

– Не возникай тут, – огрызнулся на неё Пятнов. – Тебе надо, ты и слушай. А нам здесьи так хорошо.

Далее торжественная часть выпускного вечера покатилась по привычному сценарию. Вынос флага, который, как на грех, поставили в самом центре зала, поздравительные речи и напутствия от директора и завуча школы. Таня даже была уверена: Георгий Матвеевич с точностью до минуты знал: чья речь сколько времени может занять. Наверняка их напутствия выпускникам повторялись одни и те же далеко не первый год. Поэтому он полез со своими коррективами именно в концертную часть, в которой был меньше всего уверен. Ладно, главное, его цензура в конце концов не прошла.

Валентина Николаевна долго зачитывала стандартный приказ об окончании средней школы № 2 пятьюдесятью тремя учениками. Отдельно она назвала каждого золотого медалиста, напомнив при этом, что их имена теперь будут вписаны в летопись школы, а их фотографии – украшать самый главный стенд «Наши лучшие выпускники», что висел напротив учительской.

Зал вновь огласился аплодисментами.

Все четыре медалиста вышли в центр зала, и фотограф, который работал на вечере, сделал групповой снимок с представителями администрации.

Таня в этот самый момент усиленно пыталась выяснить у Блинкова, куда тот задевал доверенную ему кассету. Блинков сопел, рылся по своим карманам, но кассеты найти никак не мог.

– Кажется, я её в классе забыл, – виновато признался он.

– Вот идиот, – в сердцах выругалась Таня. – Ничего нельзя доверить!

– Блин! Я тебе за это все зубы сейчас пересчитаю! Сделаю сотрясение мозга, которогоу тебя, впрочем, нет, – огрызнулся Пятнов, показав Блинкову кулак.

– Да я не знаю, куда она подевалась, – уже совсем рассеяно произнёс Сергей.

– Иди, ищи! – прорычал Пятнов. – И чтобы, пока не найдёшь, сюда не вздумал возвра-щаться. Аттестат мы за тебя получим. Потом выкупать будешь.

– Подожди, – остановила его Таня и достала кассету из своего кармана. – Держи,Серёж. Это запасная, – пояснила она. – Знала ведь, что потеряете, специально для такого случая копию сделала. Только эту уже не вздумай потерять!

– Благодари Таньку, что в живых остаёшься, – с некоторым раз очарованием произнёсПятиэтажный. – А то я с тобой поговорил бы на эту тему.

– Шурик, успокойся, – дёрнула Таня Пятиэтажного за рукав. – Нормально всё!

Тем временем началось вручение аттестатов. Каждый ученик подходил к столу администрации, получал из рук директора заветный документ о среднем образовании, позировал фотографу и возвращался на место. Длинная, монотонная, но такая обязательная для каждой школы процедура. В тысячах школ Советского Союза в эти самые минуты происходило точно такое же вручение точно таких же аттестатов. Миллионы вчерашних детей осознавали, что теперь они окончательно простились с детством и буквально завтра для них откроется дорога в большую взрослую жизнь. Школьные годы для многих останутся в памяти как самое романтичное время, кто-то будет вспоминать о них с радостью и стремиться при любой возможности забежать сюда хотя бы на одну минуту. А для кого-то это будут и печальные воспоминания о невыученных уроках, тумаках от одноклассников, вызове в школу родителей и прочих неприятностях. Сотни, тысячи самых различных впечатлений: первая пятёрка и первый невыученный урок, первый поцелуй и первый прогул урока, первое признание и первая драка – всё здесь случилось когда-то в первый раз, и потому школа навсегда остаётся в памяти каждого человека как неповторимая, пролетевшая, как миг, пора. Пора прощания с детством, пора взросления, пора начала юности: новых надежд, новых целей, новых планов на грядущую жизнь.

Для Тани одной из немногих школьная пора была лишь маленькой частью её богатого и непростого жизненного пути. Школьная жизнь для неё началась только после ухода из большого спорта, и это были очень печальные дни. Попытка достойно зарекомендовать себя в новом коллективе, серьёзный конфликт с классной руководительницей, первая безответная любовь, месть, психологический срыв, тяжёлая травма – вот что Тане вспоминалось сейчас под звуки монотонного голоса завуча. Десятый класс стал для Серебряковой единственным полноценным годом обучения в общеобразовательной школе. За прошедшие месяцы были у неё и успехи, и промахи, новые конфликты с учителями и одноклассниками и маленькие победы.

Самым главным достижением за минувший год Таня по праву считала своё выздоровление и возвращение к занятиям любимым видом с пор та. Это была целиком её заслуга. Вопреки прогнозам врачей, Серебрякова не только встала на ноги, но и с лёгкостью могла выполнить теперь сальто назад прогнувшись – непростой элемент, на языке гимнастов больше известный как «бланж».

Большой интерес к Таниному случаю наверняка проявил бы Валентин Дикуль, который сам когда-то смог победить болезнь. Но Валентин Дикуль был далеко, и встретиться с ним Таня не могла. Она даже не предполагала, что в эти самые дни легендарный атлет работал над открытием своего первого в Советском Союзе медицинского центра реабилитации больных со спинномозговыми травмами и последствиями детского церебрального паралича. Так что год этот в каком-то плане оказался знаковым. И самое основное заключалось в том, что Серебрякова всё же смогла преодолеть свой недуг, пытаясь использовать те рекомендации и советы, которые давал именно Валентин Дикуль во время своей единственной встречи с юными спортсменами в стенах СДЮШОР. А наглядно показать это всем собравшимся в спортивном зале Таня готовилась уже совсем скоро.

После того, как Серебряковой вручили аттестат о полном среднем образовании, счёт времени до выступления уже пошёл на минуты.

Вместо того, чтобы вновь устроиться на своём месте, она передала заветный документ маме.

– Таня, а ты куда собралась? – удивилась Наталья Евгеньевна, видя, что Таня вовсе неспешит возвращаться в зал.

– У меня срочное дело, – прозвучал короткий ответ.

Оказавшись в раздевалке, Таня захлопнула за собою дверь и подпёрла её стулом, чтобы никто не мог помешать. Всё необходимое для выступления было сейчас при ней. Не медля более ни секунды, Таня принялась избавляться от парадного костюма. Гимнастический купальник был уже на ней под верхней одеждой, как и в тот злополучный апрельский день прошлого года.

Отдельные звуки, доносившиеся из зала, можно было расслышать. Хотя они были неразборчивы.

«Значит, после вручения аттестатов – поздравительные речи классных руководителей, учителей начальных классов, родителей и наверняка этого заместителя ректора из вуза. Потом начинается концертная программа: шесть номеров, примерно минуты по четыре на каждый, – просчитывала Таня в очередной раз про себя программу торжественной части. –