Упражнение десятое

Новый срыв произошёл совершенно неожиданно.

Накануне последнего звонка, который был назначен на двадцать пятое мая, во время очередной тренировки Таня растянула связки в голеностопном суставе.

Произошло это при завершении сложного элемента: твиста в группировке. Всё получилось банально до невозможности: не слишком удачное приземление, нога предательски подвернулась, и Таня, растянувшись на земле, почувствовала резкую боль в стопе.

Такая досадная и такая неуместная сейчас травма. Она оступилась, как начинающая спортсменка. Пройти весь этап тренировок без травм у неё всё-таки не получилось. Хотя она и старалась подходить к выполнению каждого упражнения вдумчиво, чтобы не рисковать понапрасну, но всё же спортивный азарт периодически брал своё. Окрылённая удачным выполнением какого-либо элемента, Таня сразу пыталась его усложнить. Если комбинация казалась ей слишком лёгкой, она заменяла простые элементы на более сложные. Сколько раз она спотыкалась уже именно на этом моменте: если ставишь себе задачу освоить конкретный набор элементов в связке, зачем опережать события и сразу усложнять её? Тем более теперь, когда состояние её здоровья не позволяло выполнять целый ряд гимнастических прыжков.

Программа вольных упражнений, составленная Таней, сейчас едва ли могла претендовать на получение первого разряда, и это после выполнения сложнейших программ мирового уровня. Однако и достигнутое было для Серебряковой реальным прорывом. Если вспоминать слова лечащего врача, то о спортивной гимнастике Тане вообще следовало забыть. Прежнюю стойкость позвоночнику не вернуть никогда.

А она продолжала выполнять упражнения, наращивая их сложность до критического предела.

До этого злосчастного дня всё шло относительно успешно. Конечно, небольшие ушибы, синяки, ссадины были. А куда же без них? Но серьёзное растяжение произошло впервые и так не вовремя. Хотя, какая травма случается вовремя? Просто подсознательно всякий спортсмен должен быть готов к такому внезапному исходу.

В том, что растяжение действительно серьёзное, Таня убедилась, когда попыталась встать на повреждённую ногу. Боль была столь сильной, что ей пришлось снова сесть на траву.

«Только бы не разрыв», – пронеслось в голове у Тани, когда она ощупывала быстро опухшую стопу. Всё-таки преодолеть растяжение шанс у неё оставался, а если бы связки разорвались, последствия могли стать уже серьёзнее.

Каждая попытка пошевелить стопой доставляла резкую боль. В таком состоянии она даже не знала, сможет ли дойти до дома. Никого из ребят поблизости не было. По привычке Таня все последние тренировки проводила в одиночестве, без посторонних глаз и ненужных вопросов.

Да и вообще стадион был пустым. Только какой-то тщедушный старичок энергично разминался на противоположном его краю, по всей видимости, готовясь бегать трусцой.

Кое-как Таня всё же поднялась и, допрыгав на одной ноге до края беговой дрожки, присела на ограждение.

О том, чтобы справиться с травмой самостоятельно, без помощи врачей, речи уже не шло. Таня не способна была определить степень растяжения, но сам факт, что она не могла встать на повреждённую ногу, говорил, что там не всё так легко, как хотелось бы.

В былые годы Тане приходилось выходить на тренировки и даже выступать с вывихами суставов, и с ушибами, и с растяжениями связок. Но тогда рядом находились опытные спортивные врачи, которые прямо в зале накладывали тугие фиксирующие повязки, если требовалась, делали обезболивающий укол или производили заморозку. Сейчас же ничего этого не было. Тане предстояло выкарабкиваться из этой ситуации самой, не рассчитывая на чью-либо помощь.

Очередная попытка сделать хоть полшага не увенчалась успехом. Боль накатилась с такой силой, что потемнело в глазах. Таня вновь села на ограждение. Как минимум нужно было некое подобие трости, только где её взять на совершенно пустом стадионе?

– Девушка, с вами всё в порядке? – неожиданно услышала Таня вопрос.

Она подняла голову.

Перед нею стоял тот самый старичок, который несколько минут назад разминался на противоположной стороне стадиона. Невысокого роста, чуть выше Тани, худощавого телосложения, с сухим морщинистым лицом и редкими седыми волосиками на голове. На вид ему было не меньше семидесяти лет.

Первым желанием Тани было отправить его куда подальше, чтобы не приставал со своими неуместными вопросами. Однако она сдержалась: всё-таки какую-нибудь помощь он мог оказать, а кроме него, на стадионе вообще не было ни души.

– Не совсем, – отозвалась Таня.

– Нога болит? – смекнул старичок, посмотрев на опухшую щиколотку Тани.

«Необычайная проницательность, – подумала Таня. – Никто другой бы не догадался».

Она кивнула.

– Наступать на ногу можете?

– Если бы могла, то не сидела бы здесь, – не слишком вежливо ответила Таня. Ей всегдане нравилось, когда незнакомые люди задавали излишне много вопросов. Тем более в такой неприятной ситуации.

– Ну-ка, дайте посмотрю, – старичок опустился на колено и дотронулся пальцами достопы.

Таня рефлекторно отдёрнула ногу.

– Да не бойтесь вы, – ухмыльнулся старичок. – Я немножко в этом разбираюсь.

«Откуда он только такой взялся разбирающийся?» – подумала Таня, но позволила старичку произвести беглый осмотр повреждённой ноги. Пусть изучает, может, скажет чтонибудь умное.

Старичок между тем ощупал щиколотку кончиками пальцев, периодически нажимая на разные участки голеностопного сустава и спрашивая: «Здесь болит? А здесь?»

По лицу Тани сразу становилось понятно, где именно ей было больно. Даже ответа не требовалось.

– Ну, должен сказать, что связочки вы растянули, – сделал наконец-то старичок своёзаключение.

Нечего сказать, здорово помог. Без него Таня не догадалась бы, что с нею произошло.

– Растяжение есть, но связки целы, – продолжал между тем он. – Травма неприятная,но вполне поправимая.

А вот это уже было интереснее. Как он смог определить это без рентгена?

– Вы точно уверены, что разрыва связок нет? – переспросила Таня, не слишком доверяятакому спонтанному осмотру.

– Уверен, – кивнул старичок головой. – Я во время Великой Отечественной войны вмедсанбате работал. Такие раны лечил, что без содроганий взглянуть нельзя было. Три года бойцов наших советских врачевал, на ноги поднимал. А медицина тогда была не то, что сегодня. Плюс время военное. Всё вот этими руками определять и лечить приходилось, – старичок повертел перед Таней своими жилистыми морщинистыми руками, – Вот так-то.

– И сколько же вам лет? – удивилась Таня.

– Ох много, доченька, – ухмыльнулся старичок. – Скоро восемьдесят стукнет.

– Сколько?!

– А вы, небось, думали, что в моём возрасте только в кресле – качалке перед телеви-зором сидеть остаётся? Нет, я ещё многим молодым людям фору дать способен, – старичок вновь усмехнулся. – Каждое утро здесь бегом занимаюсь. Помогает здорово… Кстати, меня Егором Никитичем зовут. А вас, позвольте поинтересоваться?

– Таня.

– Ну, так что будем с вашей ножкой делать, Таня? – вернулся Егор Никитич к основнойтеме разговора. – Может, давайте до больницы доберёмся. Недалеко здесь.

Таня замотала головой. В больницу ей сейчас не хотелось совершенно.

– Как же так? – удивился Егор Никитич. – Вам сейчас перво-наперво в холод ножкупоместить надо, опухоль сбить, повязочку наложить тугую…

– Я это всё сама сделать могу, – ответила Таня. – Мне домой сейчас попасть надо. Атам видно будет.

– Понимаю, – хитро прищурился Егор Никитич. – Врачам нынешним не доверяете. Да-а, специалисты нынче не те пошли. Всё на модную аппаратуру рассчитывают. Аппаратура – оно хорошо, конечно. Помогает. Но в наше время мы без всякой аппаратуры под одним хлороформом могли человека разобрать на самодельном столе, а затем снова собрать, да так, что он потом брал винтовку и шёл на передовую, за Родину нашу сражаться. Вот какие времена были.

Таня уже смекнула, что Егор Никитич мог долго рассказывать про свою боевую молодость. В другой раз она, возможно, и послушала бы его. Всё-таки вещи интересные могли поведать ветераны Великой Отечественной войны, но сейчас у Тани была совсем иная проблема. Да и место для долгих рассказов не самое подходящее.

– Вы мне не поможете что-то похожее на трость найти? – обратилась Таня к ЕгоруНикитичу, считая, что на более серьёзную помощь от этого бравого старичка она не может рассчитывать.

– Зачем вам трость, если я здесь? – удивлённо вскинул брови Егор Никитич.

– То есть как? – не поняла Таня смысла его слов.

– Очень просто. Вам домой надо? Пожалуйста, давайте я вам добраться до дома помогу.– Вы? – Таня даже немножко опешила.

– Да, я. А что тут такого? – удивился Егор Никитич. – Опирайтесь мне на плечо, и пой-дём потихонечку. Мне спешить некуда, так что я вас до самого дома и доведу, куда скажете. – Мне вообще-то далеко идти, – заметила Таня. – А вы…

– А вот про это вы поменьше думайте, Танюша, – заметил Егор Никитич. – Если яговорю: до дома, то значит, до дома и доведу. Хоть до самой Москвы! Только подождите минуту, я вещички свои заберу.

Не медля более ни минуты, Егор Никитич трусцой побежал к противоположному углу стадиона.

– Только меня дождитесь! Сами никуда не уходите! – крикнул он, удаляясь.

В принципе, эти слова можно было и не говорить. Таня сама уж точно никуда не смогла бы сейчас уйти, даже если бы очень этого захотела.

Неожиданный поворот событий. Помощь пришла, можно так сказать, ниоткуда. Разве могла Таня предположить, что этот тщедушный старичок окажется опытным фронтовым врачом да ещё сам предложит ей помочь дойти до дома. Отказываться было по меньшей мере глупо.

Воспользовавшись моментом, пока её никто не видит, Таня стащила с себя футболку и надела олимпийку на голое тело. Разорвав футболку пополам, она сообразила из неё некое подобие повязки на пострадавшую ногу, успела туго замотать стопу, прежде чем к ней вернулся Егор Никитич.

Вещами старичка оказался обычный пакет, где лежала простенькая видавшая виды курточка.

– Ну что, пойдём? – по бодрому виду ветерана можно было судить, что он и в самом деле готов довести Таню хоть до столицы.

Таня осторожно приподнялась, опираясь на плечо Егора Никитича и касаясь земли одними пальцами пострадавшей ноги. Он, в свою очередь, обнял её за талию, и так медленно и осторожно они пошли к Таниному дому. Боль в щиколотке была всё ещё сильной, но Таня уже могла её терпеть.

По дороге Егор Никитич почти не умолкал. Он то рассказывал про свою врачебную деятельность, которая по большей части проходила под градом пуль, то начинал расспрашивать Таню, кто она, откуда, в какой школе и как учится.

У него вызывал живой интерес тот факт, что Таня сама в гордом одиночестве тренировалась на стадионе, демонстрируя при этом сложные акробатические прыжки.

Егор Никитич видел её немного, всего пару раз, когда сам попадал на стадион в середине дня, но то, что Таня вытворяла, оставило в нём неизгладимое впечатление. Оказалась, он искреннее полагал всё это время, что Таня работает в каком-нибудь цирке, и надеялся, что этот самый цирк посетит в ближайшее время их город. Достать билеты и поехать на представление в Москву у него не было никакой возможности, а хотелось бы. Таню даже рассмешил такой необычный вывод по поводу рода её занятий. Её заявление о том, что к цирку она не имеет никакого отношения, а гастроли заезжих циркачей в их городе вряд ли будут в ближайшее время, явно огорчило Егора Никитича. Таня даже подумала, что он шутит. Уж больно нереально выглядели его взгляды на современную жизнь, но Егор Никитич оставался серьёзен.

– Эх, а я так хотел настоящее цирковое представление увидеть, – мечтательно произнёс он. – В цирке не был с самого детства, представляете. Мы тогда под Одессой жили. Меня мама в цирк однажды повела…

И Егор Никитич во всех подробностях начал рассказывать о своих детских впечатлениях, которые он получил при своём первом и единственном посещении цирка ещё в самом начале двадцатого века.

Егор Никитич говорил много, перескакивая с одной истории на другую, дополняя это всё своими размышлениями о несовершенстве сегодняшнего мира. Через какое-то время у Тани в голове образовалась каша из его бесконечных рассказов. Но, слушая его постоянную болтовню, Таня временами забывала о своей травме.

Она даже в какой-то момент подумала, что у Егора Никитича не всё в порядке с головой. Всё-таки человеку почти восемьдесят, а он с таким вожделением, как ребёнок, рассказывает о цирке.

Но в любом случае – это были мелочи по сравнению с той помощью, которую он смог оказать Тане. Они шли по-прежнему медленно, но, что самое удивительное, ни разу не останавливались. Таня терпела боль в ноге, касаясь асфальтовой дорожки лишь пальцами, а Егор Никитич продолжал поддерживать её, словно не знал усталости вовсе.

Более того, когда спустя почти час они достигли Таниного дома, Егор Никитич удивился, что Таня, оказывается, живёт не так далеко.

– И стоило по этому поводу волноваться? – сказал он. – Столь небольшое расстояниея вас и на руках мог бы донести.

Однако это было бы уже чем-то из ряда вон выходящим, и Таня ему не поверила. Ей и так хватило за сегодняшний день впечатлений. Она даже заявила, что наверх поднимется сама, поскольку пользоваться дальше добротой Егора Никитича ей совесть не позволяет. А приглашать его на чай – было бессмысленно: какая из неё сейчас хозяйка?

Таня от души сказала спасибо ветерану за помощь и даже спросила, чем она могла бы отблагодарить его за доброе дело.

– Какие могут быть долги! – отмахнулся Егор Никитич. – Мы же в советской странеживём! В самой лучшей и самой счастливой, и потому нам радостно всем помогать друг другу!

«Очень странный старичок», – сделала про себя заключение Таня.

Она, конечно, верила, что помощь может быть бескорыстной. Но чтобы вот так просто взять и помочь, забыв про свои прочие дела, было для неё как-то необычно. Удивляло Таню и то, что человек совершенно искренне продолжал верить, что люди в нашей стране все счастливы. Хотя она, побывав в других государствах, сделала уже для себя вывод, что в СССР не всё так идеально, как было принято говорить. Но спорить об этом с человеком, прошедшим всю войну, не имело смысла. Пусть остаётся при своём мнении.

Но всё равно, необычный и своеобразный человек этот Егор Никитич, до самой старости сохранивший мечту о цирке, такую по-детски наивную. Встречаться с подобными людьми Тане раньше не доводилось.

Ещё раз поблагодарив его и попрощавшись, Таня кое-как вошла в подъезд и запрыгала на одной ноге по лестнице наверх.

– Увидимся на стадионе! – прокричал ей вслед Егор Никитич и трусцой побежал в обратном направлении.

К сожалению, после такого происшествия о появлении на последнем звонке в школе речи уже не шло. Опухоль на щиколотке Тане удалось несколько сбить, но нога гудела всю ночь, не давая даже толком заснуть. Боль немного утихла лишь под утро, но всё равно, опираться на ногу было ещё слишком рано. Пришлось снова извлечь из кладовки трость.

Таня не сильно переживала по поводу последнего звонка: всё-таки официальная линейка, и не более. Значительно больше беспокойства сейчас вызывал график тренировок, который уже сбился. Чем дольше Таня пробудет в бездействии, тем сложнее потом будет наверстать упущенное за оставшийся до выпускного вечера срок. А срок этот до семнадцатого июня. К этому дню программа вольных упражнений должна быть подготовлена, как говорится, на все сто.

Всё сводилось к тому, что Тане предстояло как можно скорее вернуть себе возможность полноценного передвижения и продолжить занятия с увеличенной нагрузкой, причём всё это предстояло делать одновременно с выпускными экзаменами. Режим дня на ближайшие пару недель представлялся каким-то сумасшедшим. То, что связки на ноге ещё не полностью восстановятся, не так страшно. Таня готова была терпеть. Не в первый раз. Травма, весьма распространённая во время тренировок.

Случись подобное во время подготовки к очередному первенству – она через несколько часов снова работала бы у снарядов. Обезболивающий укол, фиксирующая повязка – и спортсмен вновь готов к дальнейшей работе.

В домашних же условиях восстановительный процесс грозил затянуться на несколько дней.

Когда Наталья Евгеньевна вечером пришла с работы и увидела на ноге Тани пакет со льдом, она сразу же всё поняла.

– Ногу подвернула?! – с нескрываемой тревогой спросила она.

Таня кивнула.

– Ох! Вот незадача, и прямо перед самыми экзаменами! – мама почти вбежала в ком-нату. – Таня, как это произошло? Только честно! – потребовала Наталья Евгеньевна.

– Как обычно: шла, случайно оступилась…

– Ну да, конечно: «шёл, упал, потерял сознание, очнулся – гипс», – передразнила еёмама фразой из известного фильма. – Таня, я же прошу тебя: говори честно!

– А как я ещё должна рассказать, если всё именно так и было? – не слишком есте-ственно удивилась Таня.

– А у меня есть подозрение, что было всё совершенно не так! – выпалила НатальяЕвгеньевна и, присев на краешек дивана, заглянула Тане прямо в глаза. – Ты можешь попытаться обмануть кого угодно, но только не меня. Ты опять начала прыгать. Верно?

Произнося эти слова, ответной реакции Наталья Евгеньевна от дочери даже не ждала. Её постоянные задержки после школы, репетиции дома перед зеркалом, ежедневные упражнения, тетрадь, которую она периодически оставляла открытой на своём столе и где были нарисованы какие-то странные графики, явно не относящиеся к школьной программе – всё это наглядно доказывало, что её дочь самостоятельно продолжает тренироваться, держа это не слишком удачно в секрете.

Наталья Евгеньевна уже несколько раз пыталась начать разговор с дочерью на эту тему, но Таня как-то умудрялась его избегать. Теперь же спешить было некуда. Напротив: сейчас была очередная травма. А ведь год назад в то же самое время Таня только голову с подушки поднимать могла. Наталья Евгеньевна выпустила на свободу все свои тревоги и сомнения, которые копились в ней на протяжении последних месяцев.

Однако долго слушать нотации мамы в планы Тани не входило. Больше всего ей не понравилась фраза: «Ты опять начала прыгать». Произнесено это было с таким явным укором, будто бы Таня вновь попала под воздействие вредной привычки, от которой долго и безуспешно пытались её отучить. «Ты опять начала курить» – наверное, звучало бы точно так же.

Наталья Евгеньевна ничем не отличалась от сотен других матерей, которые находили в своих взрослеющих детях повод для недовольства. Если у большинства молодых людей это были либо курение, либо пристрастие к алкоголю, либо начинающиеся романы, то у Тани ничего подобного не наблюдалось. И всё же волнений за неё было даже больше.

Наталья Евгеньевна вычитывала Таню то за её самостоятельное возвращение в школу, то за преждевременный отказ носить корсет. Однако возобновление Таней спортивных занятий выбило мать из колеи окончательно. По её словам, единственное, чего добилась Таня за эти месяцы упорных тренировок, это очередной травмы, и не более. Можно было подумать, что за десять лет, посвящённых спортивной гимнастике, Таня не имела ни одного синяка.

– Мама, чего ты хочешь от меня добиться? – прервала наконец-то Таня череду нраво-учений.

– Я хочу, чтобы ты наконец-то с головой подружилась. Только и всего, – ответила Ната-лья Евгеньевна. – Потому что ты у меня такая дурочка. А как тебя ещё назвать, если ты, игнорируя рекомендации врачей, вновь начинаешь выполнять спортивные упражнения?

– Эти упражнения помогли мне встать раньше времени, – упрямо отвечала Таня. –Если бы я слушала все советы врачей, то и сегодня наверняка перекатывалась бы в кресле. Вспомни Валентина Дикуля, мама, если ты мне не веришь! Вспомни, как он без посторонней помощи вывел себя из состояния инвалидности! А ведь я видела его! Он сам вёл у нас занятия, рассказывая о том, как преодолеть подобные травмы.

– Я полагаю, Валентин Дикуль не наступал несколько раз на одни и те же грабли иноги себе не ломал после выздоровления.

– Это не перелом, мам, это всего лишь растяжение! В гимнастике это такая частаятравма, особенно на ранних этапах тренировок, что потом мы уже особенно и внимания на неё не обращаем.

Наталья Евгеньевна удручённо покачала головой:

– Таня, ты безнадёжна! У тебя только два пути: либо ты вскарабкаешься на свой олимп,либо разобьёшься вдребезги. Третьего не дано.

– Верь в меня, мам! – ответила Таня. – Я взберусь на олимп. Я разбивалась уже не рази, как видишь, жива. Можешь хотя бы ты верить в меня?

– Я стараюсь, Таня, но твои отчаянные поступки просто сводят меня с ума. Ну чего тыхочешь добиться этими своими тренировками? Ты ведь уже смирилась с тем, что в большой спорт тебе дорога закрыта.

– В том качестве, как раньше – да, закрыта. Но помнишь, зимой я говорила тебе: послешколы я буду поступать в институт физической культуры по профилю спортивной гимнастики и буду учиться на тренера. Рано меня списали со счетов. Я ещё смогу вернуться! Только, прошу, не надо меня убеждать, что это ошибочное решение. Я уже всё взвесила: на данном этапе это единственный верный путь для меня.

Наталья Евгеньевна помнила слова Тани о поступлении в институт, произнесённые ею во время зимних каникул. Тогда она не отнеслась к ним серьёзно. Напрасно. Желание Тани за это время сформировалось, окрепло, превратилось в конкретную цель. Отговаривать её теперь бесполезно. Недаром же у неё неизвестно откуда появился учебник по гимнастическому многоборью. Всё – так и Наталья Евгеньевна слишком мало времени уделяла воспитанию дочери, пока та была рядом. Таня сама укрепилась в этом мире, став сильной, независимой и целеустремлённой личностью, и это в таком юном возрасте. Теперь, если она поступит в институт физической культуры и уедет в Москву – снова расставания надолго, вновь лишь короткие разговоры по телефону и непродолжительные встречи на каникулах. Вновь две раздельных, независимых друг от друга жизни.

Да, наверное, они слишком сильно привыкли быть самостоятельными, не надеясь друг на друга. Сегодня мама и дочь всего-навсего жили под одной крышей, но общего между ними почти ничего не было. Таня закрылась даже от мамы, сохраняя какие-то свои, известные одной лишь ей ценности и совершенно не нуждаясь в советах и наставлениях со стороны старших. Спортивное воспитание, иначе и не скажешь. Годы жестокой школы жизни, проведённой среди профессионалов и мастеров спорта – именно они сделали Таню такой, какой она была теперь.

А Наталья Евгеньевна в последнее время, пожалуй, слишком сильно увлеклась попытками хоть как-то наладить свою личную жизнь. Брак, который оказался неудачным, выбил её, тогда ещё совсем молодую и полную жизненных сил женщину, из колеи. Даже появление Тани на свет не смогло укрепить их распадающуюся семью. Отец Тани продолжал пить и заниматься своими личными делами, совершенно игнорируя нужды семьи. И с каждым годом положение лишь усугублялось. В какой-то момент терпение Натальи Евгеньевны лопнуло. Она поняла, что так продолжаться больше не может, и подала на развод.

Оставшись без мужа, разбитая горем от несостоявшейся личной жизни, с шестилетней девочкой на руках Наталья Евгеньевна после долгих и мучительных размышлений отдала свою единственную дочь в спортивную школу. Она и по сей день боялась признаться себе в этом страшном факте, но тогда она поступила так именно потому, что Таня стала обузой. Выбор, куда деть маленькую Таню, был невелик: либо отдать её на воспитание бабушке, которая уже тогда частенько болела и скорее сама нуждалась в уходе, либо поступить иначе: отдать ребёнка в школу олимпийского резерва интернатного типа. Правда, для того, чтобы подать заявку и пройти отбор, необходимо было ехать в Москву. Ни в родном городе, ни в областном центре подобных спортивных школ не было ни одной.

Наталья Евгеньевна решилась на этот непростой шаг и стала готовиться к поездке в столицу. Путь превращения в профессиональную спортсменку для Тани был несравненно более перспективным, чем сидеть под опекой престарелой бабушки. Таня была очень энергичным ребёнком, так почему бы не попробовать направить эту её энергию в нужное русло?

Вдруг что-то стоящее получится.

Рассказав Тане во всех красках о ярких перспективах, которые будут ждать её в будущем, если она увлечётся спортом, Наталья Евгеньевна отправилась с нею в назначенный день в Москву на вступительный отбор в подготовительную группу школы по спортивной гимнастике. У девочки тогда обнаружились неплохие физические данные. Вдобавок к этому Тане понравился этот вид спорта, и она в шесть лет без особого труда прошла конкурс и столь рано покинула родительский дом.

А Наталью Евгеньевну по возвращении домой начали терзать сомнения в правильности своего поступка. Всё-таки в одночасье превратить свою единственную маленькую дочку в олимпийский резерв – наверное, слишком поспешное решение. Но, с другой стороны, если Таня станет профессиональной спортсменкой и будет выступать на крупнейших соревнованиях, что в этом может быть плохого? Про спортсменов Советского Союза ходили целые легенды. Они были настоящими героями своего государства.

Поначалу Наталья Евгеньевна каждый выходной старалась выбираться в Москву, навещать Таню в спортивной школе, привозить ей разные сладости и иногда даже забирать домой на пару дней. Однако продолжались эти встречи недолго. Тренеры были недовольны тем, что мама, забирая Таню домой, нарушает тем самым её график тренировок. В результате поездки в родной город пришлось прекратить.

Но настоящим откровением для Натальи Евгеньевны стали слова Тани, которые она произнесла чуть слышно опасливо оглядываясь по сторонам. Произошло это во время очередной встречи с мамой у входа в спортивную школу.

– Пожалуйста, не привози мне больше сладостей. Мне нельзя, – сказала тогда Таня.

Эти слова маленькой девочки прозвучали, как раскат грома в солнечный день. Мама едва не выронила из рук плитку шоколада, которую уже достала из сумки.

– Не надо, – тихонько повторила Таня после небольшой паузы. – У нас их всё равноотбирают.

Наталья Евгеньевна надолго запомнила этот пронзительный, направленный на неё взгляд больших Таниных глаз. В них без труда читалось, что Таня безумно мечтает об этой шоколадке и готова буквально впиться в неё зубами, но что-то её останавливало, что-то заставляло её противостоять своим желаниям.

– Возьми, – одними губами прошептала мама, протягивая шоколад девочке. – Съешьего здесь. Никто не заметит.

Таня лишь замотала головой, а потом вдруг заплакала, уткнувшись носиком в платье мамы. Рука Натальи Евгеньевны разжалась, и шоколадка упала на асфальт.

– Я заберу тебя отсюда, – произнесла мама, гладя свою девочку по волосам. – Заберусегодня же.

– Нет, – сквозь слезы произнесла Таня. – Не надо меня забирать. Я останусь здесь.

Она ещё долго всхлипывала, размазывая по лицу слезинки, а потом внезапно посмотрела маме прямо в глаза и повторила с совершенно несвойственной для семилетней девочки серьёзностью:

– Я останусь… Я должна тренироваться… Это теперь мой путь.

Конечно Наталья Евгеньевна могла ответить, что рано ещё в таком возрасте принимать подобные решения, что игры в спортивную школу пора заканчивать, но она не произнесла ни слова в ответ.

Уходила Таня не оглядываясь. Даже в дверях школы она не повернула головы в сторону мамы. Медленным, но уверенным шагом маленькая девочка шла навстречу своей новой жизни. Массивная дверь за спиной Тани захлопнулась, а Наталья Евгеньевна так и стояла, не шевелясь, у края дорожки и окидывая опустошённым взглядом бетонное здание СДЮШОР. Мама прекрасно понимала, что в той жизни, куда ушла Таня, места ей уже нет. Перемены, произошедшие с её дочкой за полгода, были разительны.

Она медленно побрела к автобусной остановке, а шоколадка так и осталась лежать на асфальтовой дорожке.

Несколько месяцев после того разговора Наталья Евгеньевна не решалась приезжать в спортивную школу. Она лишь иногда общалась с Таней по телефону. Разговоры их были скоротечными и какими-то слишком официальными. Таня постоянно куда-то спешила и кратко отвечала на мамины вопросы. Сама она почти ничего не спрашивала.

Постепенно Наталья Евгеньевна привыкла к такому положению дел и занялась своей личной жизнью. Но все её попытки найти своё семейное счастье за эти годы так и не увенчались успехом. Мужчины, желающие разделить с нею кров и постель, безусловно, находились, но как только речь заходила о серьёзных отношениях, да ещё о ребёнке, очередной кандидат на роль мужа незамедлительно исчезал с её горизонта.

От долгих и безуспешных попыток Наталья Евгеньевна, сама того не замечая, постепенно начала увлекаться алкоголем. Пагубная привычка бывшего мужа не миновала и её. Наталья Евгеньевна не считала себя опустившейся женщиной, но иногда по вечерам, сидя одна в пустой холодной квартире, она непроизвольно доставала из холодильника бутылку дешёвого вина и наполняла себе рюмку-другую, чтобы избавиться от докучливых тяжёлых мыслей. Иногда помогало, а иногда становилось ещё тяжелее. Тогда Наталья Евгеньевна, словно очнувшись от дурного сна, хватала полупустую бутылку и выплёскивала всё её содержимое в раковину, ругая при этом себя самыми последними словами. Однако наступал новый одинокий вечер, и Наталья Евгеньевна, взяв со склада, на котором тогда работала, очередную бутылку портвейна, несла её домой. И всё повторялось снова. Временами Наталье Евгеньевне начинало казаться, что выхода из этого замкнутого круга уже не будет: работа – дом, дом – работа и иногда непродолжительные отношения с кем-то из сотрудников или их приятелей.

Вот так незаметно и пролетели целых десять лет. Наталья Евгеньевна за эти годы постарела, осунулась и даже сама временами начинала забывать, что у неё есть дочь. Виделись они за это время нечасто. Таня приезжала на недельку-другую не чаще чем два-три раза в год, рассказывала маме о своих спортивных достижениях и уезжала снова, оставляя маму наедине с её тяжёлыми мыслями. В последние годы Наталья Евгеньевна чаще видела свою дочь по телевизору во время трансляции очередных соревнований, а пообщаться вживую предоставлялось возможностей всё меньше. Старенький чёрно-белый телевизор в квартире показывал плохо, починить его было некому, и об очередной громкой победе Та ни Наталья Евгеньевна нередко узнавала только от соседей или коллег по работе.

Мечта мамы сбылась. Её дочь стала профессиональной спортсменкой, и известность Тани Серебряковой росла с каждым турниром, в котором она принимала участие. Но всё это почему-то особенно не радовало Наталью Евгеньевну.

Иногда в её доме собирались гости, чтобы за стаканчиком горячительного обсудить очередное Танино выступление, состояние советского спорта, положение дел на работе… словом, тем для обсуждения всегда находилось в избытке. Однако гости расходились, а Наталья Евгеньевна вновь оставалась в одиночестве. Собирая со стола недопитые рюмки, она сливала остатки спиртного в один стакан, долго буравила помутневшую жидкость взглядом, словно намереваясь разглядеть что-то на дне, а потом залпом выпивала.

Потом в её квартиру начали доставлять какие-то коробки с дорогущей аппаратурой, которую Таня умудрялась привозить из заграничных поездок. Ничего подобного за всю свою жизнь Наталья Евгеньевна раньше не видела: сплошные иероглифы на коробках, непонятные картинки да какие-то слова, написанные иностранными буквами: «Panasonic», «Sony», «Philips». Что за аппаратура такая была в этих коробках, Наталья Евгеньевна и не представляла. Признаться, она даже побаивалась этих иностранных упаковок. Вдруг что-то запретное. Наталья Евгеньевна аккуратно складывала их в углу комнаты, даже не распечатывая, и накрывала одеялом, чтобы никто посторонний не увидел. Пусть Таня сама разбирается со своими приобретениями, когда приедет в очередной раз.

Возвращение Тани домой в конце зимы прошлого года стало для Натальи Евгеньевны полной неожиданностью. Оказалось, что на сей раз Таня приехала не на каникулы, а, как она сама выразилась, «очень надолго». Более того, ей теперь необходимо было устроиться в общеобразовательную школу, чтобы продолжать обучение. На все расспросы мамы Таня тогда лишь отмахивалась и говорила, что теперь так нужно. Ничего более внятного от своей дочери Наталья Евгеньевна добиться не смогла. Ей пришлось вновь вспоминать про свои материнские обязанности и пытаться уделять своей повзрослевшей девочке внимание, в котором Таня, впрочем, совсем не нуждалась.

К тому времени у Натальи Евгеньевны относительно стабильные отношения наладились с бывшим коллегой по работе, водителем Вячеславом Алексеевичем. Теперь Таня своим появлением поставила и эти отношения под угрозу, поскольку ни о каких романах своей мамы слушать не хотела и никаких посторонних мужчин в квартире видеть не желала, не говоря уже о жизни одной семьёй. Наталья Евгеньевна даже временами злилась на свою дочь за то, что та приехала так не вовремя.

Однако, когда во второй половине апреля прошедшего года на Наталью Евгеньевну обрушилась страшная новость о том, что Таня получила тяжёлую травму и находится в городской больнице в реанимации, однообразная и малоактивная жизнь Натальи Евгеньевны в одночасье изменилась. Она не смогла тогда сдержать слёз, видя, как в первые часы после операции Таня лежит смертельно бледная с ввалившимися закрытыми глазами, впавшими скулами и посиневшими губами, подключённая к аппарату искусственного дыхания. Осознание того, что её единственный ребёнок находится сейчас на грани между жизнью и смертью, молнией пронзило голову Натальи Евгеньевны. С нею случилась истерика, и врачи вынуждены были увести её из палаты в коридор.

Всю ночь потом Наталья Евгеньевна не могла сомкнуть глаз. Резко изменившееся лицо Тани так и стояло перед ней. Наталья Евгеньевна тогда прокляла себя за то, что не уделяла своей дочери необходимого тепла и внимания, надеясь, что стены СДЮШОР заменят Тане родительский дом. Всё изменилось столь внезапно, что с трудом укладывалось в голове. Но одно Наталья Евгеньевна понимала теперь точно: она должна все свои силы, всю себя посвятить тому, чтобы помочь Тане поправиться и встать на ноги.

Врачи говорили, что жизнь девочки уже вне опасности, операция ей была сделана своевременно, но делать какие-либо прогнозы относительно её дальнейшего состояния никто не рисковал.

Наталья Евгеньевна тогда поделилась своими переживаниями с Вячеславом Алексеевичем. Справиться со своим горем одной ей было не под силу. Вячеслав, к её немалому удивлению, согласился оказать посильную помощь, хотя Наталья Евгеньевна в душе готовила себя к тому, что после такой новости она его больше никогда не увидит. Получилось наоборот: Вячеслав не только не покинул Наталью Евгеньевну в трудную минуту, а напротив, проявил искреннюю озабоченность состоянием здоровья Тани и всячески старался помогать, в том числе и материально.

Благодаря этому отношения Натальи Евгеньевны и Вячеслава Алексеевича сами собою окрепли. Правда, когда Таня выписалась из больницы, Вячеслав стал появляться у них в доме редко, но регулярно звонил и приглашал к себе в гости. Но Таня всякий раз отвечала отказом, и Наталья Евгеньевна отправлялась одна, искренне надеясь, что у них с Вячеславом скоро могла бы получиться неплохая семья.

Теперь же, если Таня вновь уедет, мечты о полноценной семье так и останутся мечтами. Но удержать Таню в маленьком провинциальном городке было невозможно, и Наталья Евгеньевна это прекрасно понимала. Ясно, что после школы Тане здесь попросту нечего делать. Надо ехать поступать либо в областной центр, либо в Москву.

– Я не перестану заниматься, как бы ты об этом меня ни просила, – продолжала между тем Таня. – Даже если ты прикуёшь меня цепью, я всё равно сбегу. Придумаю способ и сбегу. Спортивная гимнастика стала моей жизнью. Ты верно заметила, что у меня теперь лишь два пути: либо добиваться поставленных целей, либо в одночасье прекратить всё это, превратившись в калеку. Подобное уже чуть не случилось со мною в прошлом году. Второй шанс у меня всё-таки появился, и упускать его я не собираюсь.

Когда Таня говорила о чём-то утвердительно, пытаться возражать ей теряло всякий смысл. Сами интонации, выражение, с которым она это произносила, звучали столь уверенно, что говорить о чём-то другом уже не хотелось. Это ощущали и Танины одноклассники, и учителя, с которыми она вступала в споры.

Периодически это же чувство испытывала и мама. Её аргументы попросту превращались в ничто перед Таниным напором.

В итоге Наталья Евгеньевна поняла, что очередной разговор, который она сама затеяла, окончился ничем. Таня не приняла к сведению ни один из маминых советов и наставлений. Нечего сказать: стальной характер.

Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Наталья Евгеньевна постаралась проявить как можно больше внимания к Таниной травме. Но и здесь выяснилось, что Таня знает о растяжении связок больше, чем она сама. Даже массаж для более интенсивного заживления она знала, как делать. На предложение пригласить завтра на дом врача Таня ответила категорическим отказом. Какие могут быть врачи, если у неё через несколько дней начинаются экзамены, к которым нужно готовиться со всей ответственностью. Выпускные экзамены – не шутка, а серьёзное испытание.

Единственное, что Таня обещала – ближайшие пару дней из дома не выходить. Пусть нога находится в покое. Отдыхать позже – времени уже не будет. Там счёт пойдёт не на дни, а на часы. Впереди экзамены: письменные, устные, и ещё тренировки – ежедневные тренировки.

При слове «тренировки» Наталья Евгеньевна вздрогнула. Нет, Таня была неисправима.

Даже экзамены не могли отвлечь её от физических упражнений.

Наталья Евгеньевна лишь обречённо махнула рукой и ушла на кухню готовить ужин.

В первый раз после неожиданного перерыва Таня появилась в школе на консультации перед экзаменационным сочинением. За прошедшие дни боль в ноге заметно поутихла, правда, при хождении ощущались неудобства. Чтобы излишне не напрягать пострадавшие связки, Тане пришлось вновь прийти с тростью. Она прихрамывала, и не заметить этого одноклассники, конечно, не могли.

– Похоже, наша чемпионка опять откуда-то свалилась, – прозвучала первая же фраза вадрес Тани, когда та устроилась на привычном месте.

Такое высказывание вызвало непродолжительный жиденький смех, скорее даже, девчоночье хихиканье, на которое Таня, впрочем, никак не отреагировала.

На этом колкости в её адрес прекратились. Собравшиеся ученики больше были озадачены предстоящим сочинением, чем обсуждением состояния здоровья Серебряковой.

Таня даже посчитала, что походить с тростью какое-то время лучше. Пусть это будет своеобразным отвлекающим манёвром на протяжении ближайших дней. Тем неожиданнее для всех станет её выступление в заключительный школьный вечер.

– Тань, ну куда же ты провалилась? – прошептал ей Халиков. – Так неожиданно про-пала, никого не предупредила, к телефону не подходишь. С тобой точно всё нормально?

– Да, – коротко ответила Таня. – Всё нормально.

– А это? – Халиков кивнул на трость.

– Так надо, – прозвучал столь же короткий ответ.

– А-а-а, – протянул Халиков, не зная, что бы ещё спросить.

– Федюнь, у меня к тебе дело, – продолжала между тем Таня.

– Какое?

– Пойдём после консультации до городского стадиона прогуляемся. По дороге всё объ-ясню.

– Зачем к стадиону? – изумился Халиков. – Завтра же экзамен.

– Так экзамен завтра будет, а сегодня времени ещё навалом. Успеешь.

– Тихо! – прозвучал строгий голос учителя литературы. – Серебрякова! Халиков! Чтоэто за обсуждения? Вам неинтересно?

– Почему же? Очень интересно, – ответил Халиков.

На самом деле Таня решила рискнуть и в первый раз вернуться к уличным тренировкам. Аккуратно, пока без прыжков, вспомнить более простые элементы, но начинать надо было уже сегодня. Таня даже не сомневалась, что будет больно. Она готова была терпеть. На крайний случай она даже захватила с собою анальгин. Не очень-то надёжное средство, но подыскать в обычной городской аптеке более действенный препарат было невозможно.

Мази, массаж и тугая фиксирующая стопу повязка – вот методы лечения, которые применяла Таня последние несколько дней. По её расчётам, сустав должен был восстановиться через четыре – максимум пять дней. Сегодня как раз и шёл пятый день с момента получения травмы. Улучшения были, но менее заметные, чем Тане хотелось. Значит, степень растяжения всё же оказалась высокой.

Упражнения дома Таня начала делать уже на третий день. Это были несложные элементы, чтобы не нагружать ногу излишне сильно.

Федя Халиков ей просто необходим сейчас был в напарники, чтобы не остаться в одиночестве, если что-то пойдёт не так. Кроме того, для приготовления её выступления нужны были посвящённые в её планы ребята, которые взялись бы подготовить зал.

Несмотря на то, что спортивный зал был достаточно просторным, в день выпускного туда набьётся столько народу, что наверняка останется свободен лишь небольшой пятачок. Тане для выступления нужен был квадрат не меньше, чем тринадцать на тринадцать метров, полностью очищенный от проводов, колонок, корзин и всякого мусора. Идеально ровный и чистый квадрат. Так что не меньше двух помощников в её затее всё-таки требовалось. Кандидатуры на эту роль у Тани имелись. Надёжные ребята, которые содействовали Тане во всех её затеях на протяжении всего учебного года. Она даже готова была в качестве благодарности набрать им столько пива, сколько они сами потребуют, после выпускного вечера, естественно. Главное, чтобы они согласились помочь ей в подготовке выступления и, что, пожалуй, ещё главнее, чтобы всё сделали правильно и ничего не перепутали. Объяснять тонкости подготовки зала Тане предстояло самым тщательным образом и, возможно, неоднократно.

Первая тренировка после перерыва у Тани прошла с горем пополам. Она даже вынуждена была сократить её время почти на час.

Халиков перед началом занятий затянул повязку на Таниной ноге туго. Хорошо постарался. Но даже это помогало мало.

Он с нескрываемым волнением смотрел, как Таня, откинув в сторону трость, вышла на травяное покрытие стадиона и начала выполнять упражнения.

Идея Тани ему казалась совершенно безумной, и в чём-то он был прав.

Нога после завершения очередного сальто начинала болеть с такой силой, что на глаза Тани непроизвольно наворачивались слёзы. Приходилось до нескольких минут стоять без движения и ждать, пока боль спадёт. Она делала некоторые несложные, на первый взгляд, элементы буквально стиснув зубы, чтобы не закричать. Ей даже временами начинало казаться, что Егор Никитич, возможно, что-то перепутал, и разрыв связок всё же есть. Не стоило всецело полагаться на его беглый осмотр и явно устаревшую практику. Наверное, нужно сделать рентген для более объективной картины.

А если разрыв действительно подтвердится? Всё, тогда о выступлении придётся забыть. Неизбежны очередная операция, гипс со всеми вытекающими отсюда невесёлыми последствиями.

Нет, это не разрыв. Иначе Таня не могла бы наступать на ногу вообще. А она может. Значит, боль должна стихнуть к выступлению. Всё же более чем полмесяца впереди. Она непременно должна восстановиться. А начинать отрабатывать программу упражнений целиком, под музыкальное сопровождение предстояло уже в самые ближайшие дни.

Если нога не пройдёт и после выступления – тогда пусть будут и врачи, и рентген, и терапия – всё что угодно. Свой ключевой этап к этому времени Таня уже пройдёт.

Правда, там сразу должны начаться другие задачи: поездки в Москву, подача документов в институт, подготовка к вступительным экзаменам, сами экзамены. Словом, стандартная процедура для любого выпускника, который выходит из школы и желает дальше продолжить обучение.

Но, как говорится, будут задачи – появятся и пути их решения. Сейчас Таня о тонкостях поступления в институт пока не думала.

В это сложно было поверить, но незатейливые вольные упражнения, больше напоминавшие самодеятельность, которые к тому же предстояло выполнять на деревянном полу перед учениками и учителями школы, сегодня для Тани были равнозначны крупнейшему турниру. Чемпионат мира – не менее. Все силы, всё время нужно посвятить именно этому. Таня поступала так всякий раз, когда впереди светили очередные значимые соревнования. И на сей раз она поступит так же. Её жизнь в такие минуты делилась на две части: «до» и «после». «После» – будь что будет, главное, «до» приложить все имеющиеся у неё силы и резервы сил, чтобы в момент выступления не ударить лицом в грязь, выполнить всё на высшем уровне. А высшим уровнем – верхней ступенькой пьедестала почёта – для неё будет собственная оценка выполненных упражнений. Больше оценить их знающим взглядом будет некому. Если всё пройдёт благополучно и все упражнения удастся выполнить точно, технично и, самое главное, зрелищно, – Таня это поймёт и наградит сама себя «золотом». Правда, этой золотой медали не увидит никто и на стену она её повесить не сможет. Золото это будет внутри – ощущение того, что она не зря занималась все эти месяцы, игнорируя все сторонние забавы, которые позволяли себе другие молодые люди. Уверенность в том, что она смогла окончательно победить свою болезнь, – именно это для Тани было главным.

Даже Халиков, который стоял сейчас у края беговой дорожки, мог подождать. Он наверняка ожидал, что Таня что-то скажет ему, даст наконец-то свой ответ на его чувства. Тем более, что её требование повысить успеваемость он выполнил. Тоже преодолел себя: закончил финальную четверть без единой двойки, даже по алгебре и геометрии ему удалось получить «удовлетворительно», не без помощи Тани, конечно, но всё же. В итоговых оценках за год у него даже значились несколько четвёрок. Достижение! Смог ведь, ко гда захотел по-настоящему. Молодец, одним словом. Даже кличка «Халява» в последнее время в его адрес стала звучать реже. Значит, он действительно подтянулся, возмужал. Только сейчас Таня ему ничего не скажет, не до него ей. Потом, когда всё будет позади, она сможет сказать, но только не сейчас.

Пусть Федя побудет её тенью ещё какое-то время: походит с нею на стадион, будет носить магнитофон, включать и выключать его в нужный момент. Если попросить, он и батарейки для магнитофона достанет. Словом, всё сделает, о чём Таня попросит его. Так что пусть потерпит ещё немного. Половина месяца – это совсем малый срок по сравнению с тем временем, сколько он уже ждал.

Date: 2015-07-22; view: 617; Нарушение авторских прав